– Мой брат Том, – осторожно напомнил он отцу, – женат, имеет четырех детей и ждет рождения пятого.
Сладчайший Иисусе, неужели старик имел в виду Тома?
– И наверное, родятся только девчонки. Кто-то должен произвести на свет сыновей, чтобы продолжить род Грейнджеров, ты единственный, кто может это сделать! – бросил отец.
– Черта с два!
Лукас вскочил с кресла, то сжимая, то разжимая кулаки.
Мгновение спустя Ти-Эл тоже поднялся на ноги и заговорил еще более ласково, предлагая то, что, видимо, считал убедительными доводами:
– Банк Толлмейджа имеет превосходные связи на Западе: в Сент-Луисе, Денвере и даже в Сан-Франциско.
Лукас сделал глубокий вдох и попытался успокоиться. Ему понадобится максимум открытого и тайного влияния, чтобы выяснить, почему Рейчел Дэвис оказалась в Чикаго с Коллинзами, а не осталась в Бостоне, где был ее дом. Он не мог позволить себе разорвать отношения с семейством Грейнджер, несмотря на то, что отец совершенно не считался с ним.
– Внучка Толлмейджа очень миленькая девушка. Ты смог бы сделать из нее такую жену, какая тебе нужна.
– Проклятие, сэр, прекратите!
Можно подумать, что податливая девственница могла бы заинтересовать его!
Лукасу наконец удалось взять себя в руки, и он сказал, отчеканивая каждое слово:
– Еще в тысяча восемьсот шестьдесят втором году, прежде чем убежать из дома на войну, я поклялся вам, что никогда не дам свету еще один образчик того фарса, который называется браком Грейнджеров.
– Ты обязан утихомириться и завести семью! – взревел отец. – Пора тебе прекратить хождение по шлюхам!
Лукас с силой ударил по столу:
– С какой стати? Вы прекратили ходить по шлюхам? Дядя Нед и тетя Элис прекратили? Может быть, дедушка? Или маменька, хоть она и называет своих любовников «наградой за прошлые печали»? Кто из вас соблюдал супружеские обеты дольше нескольких дней? Мы семейство записных прелюбодеев, я получил это наследство по обеим линиям.
Отец побагровел. Его голова резко дернулась назад, словно от удара. Лукас впервые заговорил о семейных пороках столь прямо. Он не сделал бы этого и сейчас, если бы мечта матушки о еще одной Марте не была упомянута настолько резко.
В комнате воцарилось тягостное молчание.
Спустя какое-то время старик пришел в себя и бросил на сына яростный взгляд:
– Подумай хотя бы о своем долге по отношению к семейному имени! Твой старший брат рожает одних девчонок. Твоя сестра Гортензия как девица совершенно бесполезна.
Лукас вскинул руку.
– У моего брата четыре дочери, что доказывает, что и он, и его жена способны производить детей. У них еще масса времени на то, чтобы родить наследника вашей ветви семейства. Кроме того, мои кузены вносят немалый вклад в то, чтобы создать новое поколение Грейнджеров. Хотите обсудить со мной еще что-нибудь?
– Дядюшке Барнабсу не следовало завещать тебе свои деньги! Независимость ударила тебе в голову! – Старый джентльмен гневно хмурился, напоминая рассерженного медведя. – Ты должен вернуться домой, в Филадельфию, и завести семью, Лукас. Твое место там.
– Нет.
Только верность старшему брату помешала ему сказать слово «никогда». Он всегда мечтал о теплом семейном круге, который будет ждать его дома каждый вечер, но не ценой женитьбы или возвращения в Филадельфию.
– Я приехал сюда за нашим личным пульмановским вагоном и его командой, – заявил Лукас. – Вы готовы это обсуждать, или мне следует обратиться к Фиску или Вандербильту?
– Ты не посмеешь! Если ты попросишь о помощи кого-либо из них, сплетням не будет конца.
Лукас выразительно приподнял бровь, сохраняя бесстрастное выражение лица. В каком-то отношении ответ его отца не имел значения. Фиск и Вандербильт, эти величайшие железнодорожные воротилы, с радостью ухватятся за возможность дать ему отдельный вагон на любых условиях, чтобы насолить горделивому патриарху Грейнджеру.
Поэтому у Лукаса теплилась надежда, что отец окажет ему содействие в этом предприятии.
Ти-Эл Грейнджер Четвертый воззрился на него так, словно только сейчас понял, что перед ним взрослый самостоятельный мужчина.
– Хорошо, – медленно проговорил он. – Можешь взять «Императрицу». Я телеграфирую Стюарту в Филадельфию, пусть позаботится о том, чтобы железные дороги оказывали тебе максимальную помощь.
Лукас слегка поклонился:
– Благодарю вас, сэр, за оказанную мне любезность.
Глава 3
Западная Айова, следующий день
Новый порыв ветра налетел на вагон, заставив роскошный частный пульман завибрировать, так что бахрома на диванах и подушках кресел отчаянно заплясала. Это был очередной пример мощных бурь, которыми отличался весь этот год. Хрустальные люстры зазвенели, заставив свет газовых светильников метнуться по панно на потолке и пробежать по всей комнате, отражаясь от множества зеркал. Только мебель и бельгийский ковер оставались неподвижными.
Альберт Коллинз устремил невидящий взгляд на плоскую равнину за окном, которая то скрывалась, то снова появлялась среди снежных зарядов. Мейтленд Коллинз расхаживал вдоль вагона, бросая раздраженные взгляды на Рейчел.
Рейчел смотрела на него из-под опущенных ресниц, делая вид, будто погружена в чтение Библии. Пока этого оказывалось достаточно, чтобы предотвратить предложение о вступлении в брак, на которое она собиралась ответить отказом. Далее последовала бы почти неизбежная вспышка гнева Мейтленда, которую она наблюдала всякий раз, когда перед ним возникало какое-либо препятствие.
Рейчел не удавалось сбежать. Всякий раз, как поезд останавливался, трое громил Коллинзов наблюдали за ней. Мышка еще могла бы исчезнуть среди окружающих дорогу прерий, а вот у кошки это не получилось бы, не говоря уже о женщине.
Если бы только она могла сейчас учить латынь в колледже Холиоук, где окружающие ценили бы ее за ум, а не за банковский счет! Когда Рейчел выходила замуж за Элиаса, она знала, что наступит день, когда она овдовеет и за ней станут охотиться авантюристы. Просто она не ожидала, что они окажутся такими злобными и настойчивыми.
Поезд снова дернулся. Посуда и столовые приборы зазвенели и поехали по столу. Заварочный чайник накренился, и Рейчел подхватила его, едва успев спасти от падения в проход. А вот молочник со сливками перевернулся, и во все стороны полетели брызги.
Мейтленд резко повернулся, смахнув с рукава сливки, и взревел:
– Корова неуклюжая, ты испортила мой новый костюм!
Она быстро дернула головой, не пожелав прямо отвечать на это несправедливое обвинение, и начала быстро собирать все на поднос, снимая серебро и фарфор со стола, где они оказались в опасной близости от края. Альберт Коллинз поцокал языком, оценивая ущерб, нанесенный их невероятно дорогим костюмам, и протянул сыну салфетку.
Мейтленд начал раздраженно промокать пятна. Каждое его движение говорило о с трудом сдерживаемой ярости.
– Как только окажемся в Омахе, найдем пастора и…
Рейчел напряглась. Неужели он собирается объявить о том, что они поженятся? Даже не изобразив ухаживания, не сделав ей формального предложения?
Она прибегла к своей последней уловке, которая могла дать ей отсрочку, молясь, чтобы она сработала:
– Когда мы приедем в Омаху, я должна отправить письмо миссис Биддл.
– Миссис Хорее Биддл? – спросил Альберт Коллинз, насторожившись.
Слава Богу, ей удалось привлечь внимание старшего из мужчин, того, у которого больше власти. Эта уловка может ее спасти. На этот раз.
– Да, сэр. Она подарила мне в высшей степени внушительное руководство для изучения Евангелия. Я отправляла ей ответы еженедельно, даже с острова.
Рейчел молилась, чтобы они не заметили, как она взволнована. Вообще-то Рейчел не солгала. Только не сказала им, в какой именно день недели она писала миссис Биддл.
– Что нам задело до какой-то там миссис Биддл? – спросил Мейтленд.
– Ее муж – это тот самый преподобный Хорее Биддл из кембриджской газеты «Клэрион» и один из опекунов Фонда Дэвиса, – заявил старший Коллинз, жестом заставив сына замолчать.
Мейтленд замолчал, раздраженно бормоча что-то себе под нос. Рейчел с трудом сдержала вздох облегчения. Она еще ни разу не видела, чтобы он открыто не послушался отца.
– Миссис Дэвис, нам в голову не пришло бы мешать вашим религиозным занятиям, – любезно проговорил Альберт Коллинз. – Мы будем счастливы отправить ваше письмо, как только оно будет готово.
Рейчел с улыбкой кивнула ему. Только бы он не заподозрил ее стремления вырваться от них. Благие небеса, ей еще раз удалось предотвратить предложение Мейтленда, но как долго это может продолжаться?
– Спасибо. Я напишу его у себя в купе.
Мейтленд прорычал нечто непечатное и ударил кулаком по бронзовой перекладине, которая шла по верху вагона. Рейчел кивнула его отцу, затем Мейтленду и поспешно удалилась в свое убежище.
Она сложила в маленький саквояж кое-какие вещи первой необходимости, спрятав его на дно дорожного сундука. Будет ли у нее возможность воспользоваться им и вырваться из этой тюрьмы?
Альберт Коллинз расставил ноги чуть шире, упираясь в пол, и сделал еще глоток чая, разбавленного виски. Он проводил взглядом Рейчел Дэвис. Как он будет счастлив отпраздновать победу над ней за бутылкой шампанского – даже в такую погоду!
В дверь осторожно постучали.
– Войдите.
Появился стюард-негр.
– Вам телеграмма, сэр.
У Коллинза по спине побежали мурашки: безупречное чутье всегда предупреждало его о перемене погоды. Он схватил аккуратно сложенный листок и начал его читать, сделав знак слуге выйти.
– Дьявол!
– От кого телеграмма? – спросил Мейтленд.
– От нашего шпиона в лагере Донована. Я заплатил его телеграфисту, чтобы он сообщал нам обо всем, что делает ирландец.
– И?
– Донован только что уехал из Сиэтла. Нам советуют как можно скорее ехать в копи «Синяя птица», если мы хотим оказаться там первыми. Проклятие, я надеялся, что этот ублюдок останется в Сиэтле или Виктории до конца февраля, а потом вернется в Сан-Франциско.
– А я думал, до Сиэтла железные дороги еще не дошли.
– А они и не дошли. Донован с женой доберутся до Сан-Франциско на пароходе, а потом сядут на поезд, следующий к «Синей птице».
Мейтленд нахмурился:
– Но в это время года дорога займет у них много дней.
– У нас не меньше, потому что мы поедем через континент в разгар зимы. Не далее как в прошлом году один из поездов зимой пересекал Вайоминг больше месяца!
Сын стиснул кулаки:
– Проклятие! Донован доберется до «Синей птицы» раньше нас!
Коллинз кивнул:
– Вот именно. Состояние Дэвиса необходимо нам немедленно.
– Дьявольщина! Хорошо бы нанять кого-нибудь, кто убил бы его, как только он появится в Сан-Франциско!
– Убийство одного из самых заметных граждан в его родном городе обошлось бы крайне дорого.
Мейтленд выругался, но спорить не стал. Он раскачивался, держась за нарядный бронзовый поручень, не сдвигая ног с места. Ветер завывал за стенами вагона. Коллинз обдумывал возможности убийства Донована, начиная с удара ножом и кончая…
– Депо «Юнион Пасифик» в Омахе расположено вдоль русла реки, так ведь? – заговорил наконец Мейтленд.
Коллинз-старший поднял брови:
– Думаю, да. Там можно очень дешево купить землю.
– В такую погоду там отвратительные условия: ветер и снег.
– Возможно. Что ты замыслил?
– Поскольку именно там работают простолюдины, вокруг должны располагаться увеселительные места для них: салуны, бордели, притоны, где человек может легко потеряться навсегда.
– И?
Сын встретился с ним глазами. Его взгляд был холодным и смертоносным.
– Когда приедем в Омаху, пусть наш личный вагон поставят подальше. Отпустите всех слуг. После того как вы вечером удалитесь, я поболтаю с миссис Дэвис наедине. Гарантирую вам, что к моменту вашего возвращения она даст согласие выйти за меня замуж.
Коллинз пристально посмотрел на сына:
– Надеюсь, ты не причинишь ей вреда?
– Зачем? Она должна заверить остальных опекунов, что выходит за меня по доброй воле, и родить ребенка.
Коллинз медлил. Слова сына успокаивали, но его тон и блеск глаз пугали. Однако Коллинз не мог предложить ничего другого и согласился.
Они прибыли в Омаху вскоре после наступления темноты. Буран стал утихать. Рейчел, которая много лет провела в Новой Англии, сразу определила, что свежего снега выпало не меньше фута. Чутье подсказывало ей, что ночь будет обжигающе холодной.
Альберт и Мейтленд Коллинз принарядились и ушли почти сразу же по прибытии.
Рейчел выглянула из-за занавесок своего купе, провожая их взглядом. Видимо, они намеревались потратить вечер на знакомство с городом: Коллинз будет искать выгодных сделок, что он делал на протяжении всего пути, а Мейтленд займется менее пристойными вещами. Хорошо, что они оставили ее в их личном вагоне, где она могла укрыться от стражников.
Пульман отцепили от пассажирского состава и отвели в тупик, расположенный в глубине железнодорожного депо.
К тому времени, когда Рейчел перешла из своего купе в столовую, ей стали слышны все звуки железной дороги: оглушающие гудки паровозов, грохот колес проходящих составов, удары тяжелых грузовых платформ, которые сцепляли и расцепляли, чтобы составлять новые поезда, отправлявшиеся в разных направлениях. Где-то дальше чинили механизмы и прокладывали пути к новым пунктам. Отовсюду доносились мужские голоса, заглушаемые порывами ветра.
Весь этот шум то оказывался совсем рядом, то приглушался.
Но в самом вагоне было тихо, если не считать слабого поскрипывания деревянных стен и слабого позвякивания посуды. Это не походило на обычную картину звуков, которые бы говорили о том, что в пульман грузят свежие припасы или привозят чистое белье, забирая грязное. Обычно повара требовали осторожности, а громадные куски льда громыхали, падая в ледники под кухней, и камердинер Коллинза громко требовал бренди более высокого сорта. Горничная Рейчел, нанятая в Филадельфии и трепетавшая перед Коллинзами, исчезла, как только помогла Рейчел переодеться.
Рейчел посмотрела в окно, пытаясь разглядеть своих тюремщиков. Не окажись их на месте, она схватила бы припрятанный саквояж и попыталась убежать на вокзал. Если бы ей удалось убежать достаточно далеко и достаточно быстро…
Смог, образовавшийся из пара и дыма от дров и угля, закрывал вид из окна, изредка истончаясь настолько, что она успевала рассмотреть железнодорожных рабочих. Крутой склон, усеянный огнями, высился в отдалении – это была Омаха. И как всегда, громилы Коллинза следили за всеми выходами – только на этот раз расхаживали вокруг пульмана, а не стояли, привалившись к какой-нибудь стене и переговариваясь между собой.
Почему вдруг Коллинзы перегнали свой личный вагон в такое место? Им ведь придется пересечь все депо и, наверное, самые ужасные городские кварталы, чтобы вернуться! Рейчел содрогнулась. Почему-то она нисколько не сомневалась в том, что Диккенс не рассказал всех ужасов, которые знал об игорных притонах и грязных трущобах.
Личный пульман снова заскрипел. Холодный сквозняк пошевелил бахрому бархатных драпировок, словно рука призрака.
Рейчел тихо вскрикнула и отпрянула назад, выпустив занавеску из руки. На секунду она пожалела о том, что у нее нет настоящего оружия, чтобы защитить себя от затаившейся угрозы.
А потом посмеялась над собой. Ей не понадобится смертоносного оружия, например пистолета или кинжала, если ночью она окажется в вагоне совсем одна. В своем скромном коричневом платье она вряд ли привлечет взгляды похотливых мужчин. В обществе Коллинзов коричневая шерсть платья, почти такая же мягкая и тонкая, как кашемир, успокаивала и утешала ее. Благодаря турнюру юбка величественно колыхалась, а широкие рукава скрывали пальцы, которые часто скрючивались, напоминая когти.
Рейчел вскинула голову, возмущаясь нахальным сквозняком, пошла по коридору, не допуская и мысли о том, чтобы что-то помешало ей хорошо пообедать. Бог свидетель, ей редко удавалось спокойно поесть с тех пор, как Коллинзы стали пытаться завладеть состоянием Дэвисов.
Рейчел остановилась у двери салона и обнаружила внутри накрытый на двоих стол. Однако там не было официанта в должном облачении и с салфеткой, переброшенной через руку.
Повар выглянул из кухни и, снимая фартук, быстро отвернулся, стараясь не смотреть на Рейчел.
Рейчел чуть нахмурила брови.
Мейтленд направился к ней, во франтоватом черном фраке, гадко улыбаясь и блестя глазами.
Ледяная волна стремительно прокатилась по спине Рейчел, колени начали подгибаться. Боже милосердный, что Мейтленд здесь делает? И где его отец?
Она сдвинула предательски дрожащие колени, заставив свое лицо оставаться спокойным.
– Мистер Коллинз.
– Прошу вас, садитесь, миссис Дэвис. Чарльз подает нам обед и удалится. Уверен, вы не захотите помешать ему навестить родных в городе.
Одна… с Мейтлендом?
«Господи, что он задумал?»
Лукас перегнулся через конторку отеля «Коззенз». Золотая монета в пять долларов была зажата у него между пальцами. По дороге из Чикаго он получил телеграмму от Уильяма, в которой тот сообщал, что уезжает из Сиэтла в копи «Синяя птица». Если принять во внимание названные им даты и суровую зиму, установившуюся в этом году, Коллинзу надо было бы ехать прямо в Неваду.
Тогда почему он отцепил свой личный вагон от пассажирского поезда и распорядился, чтобы его переправили через Миссури в Небраску? Странное решение, поскольку остальные вагоны будут переправляться через реку утром, чтобы пересекать равнину при свете дня.
Главным преимуществом для Коллинза будет то, что он проведет эту ночь вдали от всех, кто знаком с ним и его сыном. Возможно, он решил отдохнуть здесь после трудного пути, поскольку не задержался в Чикаго на несколько дней, как обычно. Однако Омаху трудно было назвать красивым городом.
Хорошо, что семейные связи Грейнджеров позволили Лукасу воспользоваться одним из редких поездов, отправляющихся в Омаху из Чикаго. И теперь, несмотря на то, что отец задержал его в Чикаго, Лукас отставал от Коллинзов всего на час.
– Они остановились здесь? – негромко спросил Лукас у служащего.
– Нет, сэр. Но мистер Коллинз обедает с еще тремя джентльменами в главном зале ресторана. Если желаете, кто-нибудь из швейцаров проводит вас туда.
Нервы Лукаса натянулись до предела. Хотелось бы знать, здесь ли Рейчел Дэвис. Он переменил позу, проверяя, на месте ли его пистолеты.
– Спасибо, не нужно. Я поговорю с ним позднее, когда он закончит обедать. Это будет сюрпризом.
Лукас передвинул золотой по конторке – и монета моментально скрылась под ладонью клерка.
– Как пожелаете, сэр, – с довольным видом согласился служащий.
Видимо, эта сумма стала самыми крупными его чаевыми за весь день, а возможно, и за месяц. Вполне достаточно для того, чтобы он не доложил Коллинзу об этом разговоре.
Лукас прикоснулся пальцами к полям шляпы и вышел на улицу, под снегопад, протискиваясь между клиентами отеля. Какого черта Коллинз оставил без внимания Рейчел Дэвис, гусыню, которая несет ему золотые яйца? И если она оказалась наедине с этим животным, молодым Мейтлендом…
Чертыхаясь, он побежал к железнодорожному вокзалу, где в последний раз видел пульман Коллинза.
* * *
Входная дверь позади кухни хлопнула, и Рейчел поняла, что осталась в полной изоляции.
Девушка осмотрелась.
На центральном столе была приготовлена трапеза на двоих: различное холодное мясо, сыры, хлеб, холодный суп, холодные салаты и другие закуски. На одном из сервировочных столов были выставлены легкие десерты – заварные кремы и пирожные, рядом стояли большой кофейник, чайник и соответствующие чашки. Все выглядело успокаивающе обыденно, так же как во время всей их поездки, вплоть до изогнутых щипцов для сахара и длинной острой вилочки для лимона; все это могло удовлетворить требования любого гурмана.
На буфете напротив была устроена великолепная выставка вин и бренди: бутылки, графины и рюмки ярко блестели при свете ламп.
Остальные столы не были накрыты, их убрали, так что в столовой остались только обитые толстой тканью банкетки и стулья. Между ними видны были немногочисленные журнальные столики с расставленными на них лампами. Другими словами, вместо очень тесного помещения, где при каждом шаге наступаешь на ногу какому-нибудь незнакомцу, здесь хватало места для того, чтобы Рейчел могла резко повернуться и не удариться турнюром о чье-то колено. Занавески были плотно задернуты, защищая помещение от ночного холода – или постороннего взгляда.
Рейчел расправила плечи. Возможно, Мейтленд просто хочет поговорить с ней. Но, вспомнив о том, как он набросился на Мерси, Рейчел не испытала особого оптимизма.
Если он захочет обсуждать вопрос об их браке, она снова объяснит ему, что не готова к этому. Элиас умер, а она все еще не может его забыть. Пока этого объяснения было достаточно для того, чтобы Мейтленд ее не трогал.
– Добрый вечер, Мейтленд. – Она вскинула голову и шагнула вперед так, чтобы их разделял стол, но ничем не выдала своего страха. – Не хотите ли перед обедом выпить кофе или чаю?
Мейтленд оперся спиной о буфет и устремил на нее пристальный взгляд. В одной руке у него была рюмка, в другой – бутылка.
– Зачем тратить время на эту бурду?
Он налил себе бренди.
Она сдвинула брови. Почему он так много пьет? Рейчел всерьез попыталась оценить расстояние до выхода. Из обеденного салона вели две двери: одна была совсем рядом, вторая – далеко. Но Мейтленд не выпустит ее.
– Чего вы хотите, Мейтленд? – спросила Рейчел.
– Не тебя. Но мне придется тебя взять, – грубо заявил он.
– Что? – У Рейчел перехватило дыхание.
– Ты худая коричневая крольчиха.
Рейчел ушам своим не поверила.
– Мейтленд, давайте лучше обсудим достоинства холодной индейки и окорока. Сейчас время ужина!
– Нет. Мы поженимся, и ты родишь мне сыновей. – Он сделал большой глоток бренди. – Мне как-то придется забраться на твою ледяную шкуру, потому что остальные опекуны не расстанутся с настоящими деньгами прежде, чем ты забеременеешь.
Голова у Рейчел закружилась, она судорожно вцепилась пальцами в спинку стула.
– Мейтленд, вы ведь шутите, правда? Вы даже не сделали мне предложения.
Сможет ли она закричать достаточно громко, чтобы привлечь внимание рабочих депо? Вряд ли.
– Не обязательно. Ты выйдешь за меня, даже если на церемонии венчания упадешь в обморок, а пастор либо напьется, либо получит хорошую взятку. Моей семье нужны твои деньги. – Он выпил еще бренди. – Проклятие! Как бы мне хотелось, чтобы ты была попривлекательнее!
Ей придется тянуть время, пока кто-нибудь не подойдет достаточно близко, чтобы ее услышать. Возможно, тщательно подобранные доводы смогут, его разубедить.
Она бросила быстрый взгляд на ближайшую дверь. Он стоял между ней и выходом, перекрывая путь к отступлению.
«О Боже!»
– Не пытайся убежать. Или закричать, – добавил он, ставя на буфет опустевшую бутылку. – Все охранники – люди отца. Им хорошо заплатили за то, чтобы они не обращали внимания на то, что происходит внутри.
Рейчел судорожно сглотнула. Внутренний голос призывал ее бежать, однако она снова попыталась прибегнуть к логике.
– Если ты принудишь меня к браку, это повод для развода.
Он мерзко хихикнул:
– Только если ты кому-то об этом расскажешь. А ты этого не сделаешь, потому что будешь сидеть взаперти и ждать меня.
Рейчел застыла.
Ждать его? Боже правый, неужели на том крошечном острове?
Мейтленд тихо засмеялся:
– Я так и подумал, что это тебя проймет! Ты будешь жить на Уступе Коллинз круглый год, вокруг будут только слуги и ублюдок, который на тот момент окажется у тебя в брюхе.
«Нет! Никогда! Милостивый Боже, только не он и не эта тюрьма…»
– Они поверят, что ты полюбила свежий океанский воздух. Как ты помнишь, попасть туда трудно из-за атлантических течений, да и паром ходит всего четыре месяца в году.
Он снова налил себе бренди.
Боже правый, когда она в последний раз стояла в чулане, который заменял в этом доме погреб, ей казалось, что стены обрушиваются на нее каждый раз, когда волна разбивалась о берег. Неужели ее снова туда увезут? Сердце Рейчел бешено колотилось, ее прошиб холодный пот.
Родить ребенка в этой клетке? Лучше умереть!
– Нет! – глухо сказала Рейчел. – Нет, нет и нет!
Мейтленд оторвал взгляд от буфета, где разглядывал надписи на графинах, и выгнул бровь.
– Не глупи, Рейчел. Я сегодня тебя поимею. Так что помалкивай. Может, ты сразу забеременеешь, это упростит дело.
Она решительно покачала головой:
– Никогда.
– Ты ведешь себя как дура.
Она снова покачала головой:
– Что бы ни случилось, я никогда ни за что за тебя не выйду!
Мейтленд метнул на нее яростный взгляд:
– Чертова сучка, да как ты смеешь? Ты сделаешь все, что я тебе прикажу. Иначе…
Он схватил хрустальный графин и ударил им по краю стола. Графин разбился, на дорогой ковер посыпались осколки.
Рейчел вскрикнула и отскочила назад.
– Только попробуй противиться мне, и я разобью тебя, как этот графин! Поняла?
Он стал приближаться к ней, схватил большую вазу с цветами, стоявшую в центре стола, и швырнул об пол.
– Посмей только перечить мне, и я разотру тебя в порошок, сучка! – заорал он, топча каблуком рассыпавшиеся розы и хризантемы.
Рейчел бросила в него пригоршню орехов, пытаясь выгадать время.
Он надвигался на нее, словно гиена, подбирающаяся к жертве.
Сердце ее бешено колотилось. Ей необходимо обороняться, но как?
Она наткнулась на боковой стол, где стояли десерты, кофейник и чайник. Рейчел машинально завела руку назад, чтобы опереться о стол, там стояли тарелки и приборы. Она стала шарить рукой по столу и нащупала вилку для лимона.
Мейтленд навис над ней, впился пальцами ей в бока.
– Сучка проклятая, я покажу тебе, кто здесь хозяин!
В глазах у Рейчел потемнело, ее охватило отчаяние; плохо соображая, она при этом оставалась ледяной. Ее правая рука сжалась на вилке для лимона.
Мейтленд грубо просунул свою ногу между ее коленями, выкрикивая ругательства и непристойности.
Рейчел взмахнула вилкой для лимона – прибор оказался длиной с ее ладонь и не шире большого пальца, а зубцы не менее острыми, чем у пестика для колки льда, – и рассекла Мейтленду лицо от виска почти до подбородка.
Он заорал и отшатнулся, прижав ладони к лицу, залитому кровью.
– Будь ты проклята, что ты наделала?!
Содрогаясь, Рейчел отшвырнула вилку в сторону. Мейтленд резко повернулся и попытался снова ее схватить.
Рейчел отпрянула, и он упал на колени, поскользнувшись на цветах.
Он попытался поймать ее за щиколотку. Его лицо превратилось в кровавую маску.
– Проклятие, Рейчел! Ты еще пожалеешь, что родилась на свет!
«Боже правый, неужели его ничто не остановит?» Она схватила первый попавшийся тяжелый предмет – им оказался массивный серебряный кофейник – как раз в ту секунду, когда пальцы Мейтленда сомкнулись на ее ноге.
– Богом клянусь, я тебя высеку! – пообещал он, пытаясь подняться на колени.
Рейчел с размаху опустила кофейник ему на голову. Он рухнул на пол, и кровь залила бельгийский ковер.
Рейчел трясло. Она медленно пятилась от Мейтленда, заткнув себе рот кулаком, прилагая все силы к тому, чтобы не потерять сознание.
Кто-то застучал в заднюю дверь за кухней.
– Мистер Мейтленд? Сэр!
Громилы Мейтленда наконец решили узнать, что происходит.
Рейчел подхватила подол и бросилась к дальней двери и своему купе.
«Боже милосердный, помоги мне незаметно выйти из вагона и добраться до Омахи! Потом найти кого-нибудь, кто бы защитил меня!»
Лукас отошел от вокзала и посмотрел на рельсы, уходившие на перевалочную станцию. Мороз бежал у него по коже – более острый и колючий, чем воздух, который он втягивал в себя.
Личный пульмановский вагон Коллинза якобы был поставлен в конце грузовой станции, рядом с самыми отвратительными притонами и борделями, существовавшими за счет заработка рабочих железной дороги. Но никто точно не знал, куда именно его направили. Служащие, которые это сделали, получили щедрое вознаграждение и моментально пропили свой заработок в ближайшем салуне. По словам станционного смотрителя, с Коллинзом было полдюжины громил. Однако толпа могла хлынуть из трущоб Омахи и в секунды смять их, а потом ограбить вагон и убить миссис Дэвис.
Лукас мог либо попытаться найти вагон среди лабиринта путей грузовой станции, который сейчас тонул в ночной темноте и густом тумане, либо отправиться в салун, где упились рабочие, и попытаться найти ближайший к тому месту железнодорожный тупик.
Он вытащил свои «кольты» и дозарядил в каждый еще по одной пуле. Теперь в них был полный заряд: шесть выстрелов вместо безопасных пяти. Если по какой-то причине курок опустится, пистолет моментально выстрелит. Но ему сейчас нужны были максимальные преимущества – даже те, которые ставили под угрозу его жизнь.
Он направился на юг, двигаясь, словно вышедший на охоту хищный зверь. Этой настороженной гибкости много лет назад его обучил старый друг, индеец-полукровка и разведчик. Она была своего рода предостережением для всех окружающих.
Рейчел привалилась к промерзшей грязной кирпичной стене и попыталась отдышаться. Воздух был ледяным. Благодаря низко стелившемуся дыму от цехов депо и суете в обеденном салоне над распростертым телом Мейтленда Рейчел удалось убежать из пульмана Коллинзов, обойдя немногих оставшихся на постах стражников.
Она тихо хватала ртом воздух, прислушиваясь, нет ли погони, но не услышала ни топота тяжелых сапог по шпалам, ни мужских голосов.
Грязная ругань из-за карт и женщин доносилась из здания, расположенного прямо перед ней. Женщина в сарае, рядом с которым Рейчел остановилась, ублажала мужчину, требуя, чтобы он либо поторопился, либо заплатил больше.
