Лужины - Кураж

      Но Шанце ничего не мог сказать Злате, потому что девочки не было, она приходила к трем часам. Он закрылся в своей каморке, достал из шкафчика бутылку самогона и стакан, собрался было выпить, да раздумал. Нужно держать голову трезвой и соображать. Раз людей согнали на станцию, - значит, их собираются куда-то везти. Куда?
      Шанце вышел на кухню, сердито погремел крышками котлов, обругал поварих и, надев шинель, захромал на улицу.
      Возле входа в гостиницу стояло несколько офицеров, рассматривая группы жителей, которых вели по улице. Шанце остановился возле с безразличным видом.
      – У доктора Доппеля размах, - сказал один из офицеров. - Эдак он вывезет в Германию весь город.
      – Это было бы неплохо. Только зачем он увозит девушек? - подхватил другой.
      И все засмеялись.
      "Вот оно что", - нахмурился Шанце. Он и раньше слышал, что русских вывозят в Германию и там распределяют на работы. Но был уверен, что русские едут добровольно, чтобы заработать. Как плохо он знает своих соотечественников!
      Он вернулся к себе и, не снимая шинели, поднялся на второй этаж к фрау Копф.
      Гертруда Иоганновна стояла у окна и смотрела на улицу. Мимо проводили людей. Куда? Зачем?
      – Что вам, Гуго?
      – Их ведут на станцию. Повезут в Германию.
      – Откуда вы знаете?
      – Слышал. Это доктор Доппель. И того мальчика забрали, который с дедом варит самогон.
      – Толика? - спросил Петр, появившийся из спальни.
      – И когда их отправляют?
      Шанце пожал плечами, этого он не знал. Гертруда Иоганновна все глядела в окно.
      – Мама, они забрали Толика, - сказал Петр.
      – Помолчи. - У нее разболелась голова. Каждый раз, когда возникали трудности, у нее начинала болеть голова, очевидно от нервного напряжения.
      Она решила позвонить Доппелю, узнать, нет ли среди отправляемых поваров или артистов, так нужных ей. Прекрасный предлог. Но Отто сказал, что доктор на вокзале и вернется не скоро. Тогда Гертруда Иоганновна объяснила ему, по какому поводу она звонит, и спросила, когда отправят эшелон, успеет ли она решить с доктором свои вопросы.
      – Думаю, успеете. Вряд ли эшелон отправят раньше завтрашнего утра. Еще предстоит сортировка, - пояснил Отто.
      – Петер, - положив трубку и немного помолчав, сказала Гертруда Иоганновна по-русски. - Быстро иди к Флишу. Возьми пропуска, на улице говори только по-немецки… Пусть Флиш поторопится к мастеру. Пусть скажет: эшелон отправят завтра. Возможно утром. В Германию.
      – Хорошо, мама. А как же Толик?
      – Твой Толик тоже не уедет раньше завтра. Иди. - Когда Петр ушел, она повернулась к Шанце. - Спасибо, Гуго. Жаль, что мы ничего не можем сделать для этих несчастных, - она кивнула на окно.
      Шанце стоял мрачный, нос свисал на подбородок.
      – Надо всеми силами приближать конец фашизму. Это, как угар, как отрава. Разве мы, немцы, такие? - спросил он с болью.
      Гертруда Иоганновна взглянула на него внимательно, но ничего не ответила. Не имела права.
      Шанце пошел на станцию. Всех он не может выручать из беды, но для знакомого мальчишки сделает все, тем более что тот обратился к нему на улице, значит, считает за человека.
      – Ефрейтор, - строго сказал он подойдя к колючим воротам. - Как ваше имя?
      – Ефрейтор Кляйнфингер, господин фельдфебель.
      – Я фельдфебель Гуго Шанце, главный повар ресторана в гостинице. Вы представляете себе, что такое главный повар? Шнапс, закуски, веселая жизнь! - многозначительно произнес Шанце, шевельнул кончиком носа и неожиданно громко позвал: - Тольик!
      По ту сторону ворот появился мальчишка.
      – Это мой мальчик. - сказал Шанце. - Он варит самогон!
      Кляйнфингер все понял.
      – Ничего не сделать, господин фельдфебель, с меня спросят поголовье, - он показал тетрадочку, куда записывал количество пригнанных людей. - Если не хватит, я буду отвечать. Простите, господин фельдфебель. Один, два, три, четыре… - начал он считать вновь прибывших. - Двадцать восемь.
      – Двадцать семь, - поправил Шанце.
      – Двадцать восемь. Я не мог ошибиться.
      – Ефрейтор Кляйнфингер, вы просто утомились на этом ответственном посту. Я пришлю вам подкрепление, которое прочищает мозги.
      – Ну, конечно двадцать семь, господин фельдфебель!
      Шанце поманил Толика пальцем.
      – А этого отдадите мне. Сумма сойдется.
      Кляйнфингер воровато огляделся: нет ли рядом офицера, и махнул рукой:
      – Чего не сделаешь для хорошего человека!
      Шанце схватил Толика за шиворот, выволок из-за проволоки и так повел по улице, держа за воротник и приговаривая:
      – Я тебе побегаю от работы. Я тебя посажу на цепь, как собаку! Жрать не дам неделю!
      Голова Толика моталась из стороны в сторону, он не понимал ни слова из того, что бормотал Шанце, он только понимал, что повар каким-то способом выручил его, вытащил из-за колючей проволоки.
 

7

 
      Вечером, как обычно перед началом представления, Гертруда Иоганновна вышла в зал. Зал был полон. Офицеры прибывали из госпиталей, являлись в здание бывшей седьмой школы, на какое-то время поселялись в гостинице, получали назначение и уезжали. Последний месяц уезжали главным образом на юг. Гертруда Иоганновна обратила на это внимание и сообщила в лес.
      Возле столика штурмбанфюрера Гравеса собралось несколько офицеров. Они громко смеялись. И зубы штурмбанфюрера обнажены в улыбке. Видимо, кто-то рассказывал что-то забавное. Один из офицеров наклонился, она увидела рассказчика и сердце ее на мгновение остановилось, а потом застучало, как после быстрого бега. За столом штурмбанфюрера сидел обер-лейтенант Фридрих фон Ленц.
      Чтобы не выдать внезапного волнения, она отвернулась и пошла мимо столиков по другому проходу. Фон Ленц, фон Ленц здесь!
      Потом она услышала голос Гравеса.
      – Фрау Гертруда, - он подошел к ней. - Почему вы проходите наш столик стороной?
      – У вас так весело, подозреваю, что речь идет о том, что не для моих ушей, - улыбнулась она.
      – О нет, это ваш старый друг рассказывает парижские новости.
      – Мой старый друг? - удивилась Гертруда Иоганновна.
      – Да. Обер-лейтенант фон Ленц.
      Гертруда Иоганновна недоуменно подняла тонкие брови.
      – О, женщины, женщины! А он-то дарил вам цветы, - засмеялся Гравес.
      Он подвел Гертруду Иоганновну к столику, но она уже овладела собой, улыбнулась:
      – Вот кто к нам пожаловал. Вас еще не подстрелили русские, господин фон Ленц?
      Обер-лейтенант поднялся, широкая ответная улыбка осветила его лицо.
      – Хорошенький вопросик!
      – У меня подавляющее большинство жильцов меченые. Шрамы - знаки храбрости!
      Офицеры одобрительно закивали.
      – У меня шрам на сердце, фрау Гертруда, - сказал фон Ленц. - И, увы, неизгладимый. А остальные шрамы впереди, ведь я еду на фронт! - Он достал из кармана мундира маленькую коробочку. - Это я вез вам, фрау Гертруда. Прямо из Парижа. "Коти".
      – Спасибо, господин обер-лейтенант, но не знаю, чем заслужила, - она посмотрела на штурмбанфюрера.
      Гравес улыбался.
      – Красотой! - патетически произнес фон Ленц.
      Гравес хлопнул в ладоши:
      – Браво, фон Ленц! Истинный рыцарь.
      Она взяла из рук обер-лейтенанта коробочку, достала оттуда маленький синий флакончик, понюхала возле пробки.
      – Фрау Копф, у меня завтра пустой день, не согласитесь ли вы прогуляться за город? У меня "оппель-капитан".
      – А как же партизаны?
      – О, полковник фон Альтенграбов и штурмбанфюрер отогнали их так далеко, что вряд ли они будут помехой.
      – Не знаю, господин обер-лейтенант, у меня так много дел…
      – Ерунда, Гертруда, составьте компанию фон Ленцу, - улыбнулся Гравес. - А мы все будем завидовать счастливчику.
      – Так я вызову машину, скажем, на десять утра, - настойчиво сказал фон Ленц.
      – Хорошо. Но мне хотелось бы взять на прогулку моих мальчиков.
      – Бедняга обер-лейтенант! - воскликнул кто-то из офицеров.
      И все засмеялись.
      – Что поделать, - вздохнул фон Ленц. - В нашем роду не принято отказывать дамам.
      На следующее утро, ровно в десять, Фридрих фон Ленц постучал в номер фрау Копф. Она ждала. Рядом стояли Петр и Павел. Киндер насторожился и сердито тявкнул.
      Они спустились вниз, сели в машину. Гертруда Иоганновна с сыновьями и Киндер сзади, фон Ленц рядом с шофером, молчаливым обер-ефрейтором с сумрачным, настороженным лицом.
      – Поехали, Вилли.
      Машина быстро проехала под шлагбаумом на мосту. Побежали навстречу темно-зеленые ели вперемежку с белыми березами. Светлела молодая радостная листва. Легкие тени пересекали дорогу. Потом промелькнула разоренная пустая деревня, нераспаханные поля. Шоссе было пустынным, только однажды навстречу прогрохотал одинокий танк, будто заблудившийся в лесу огромный жук.
      Можно подумать, что обер-лейтенант знал дорогу, все время он презабавно рассказывал о Париже, хвалил французское вино, вспоминал лошадей в своем имении, куда он так и не успел заехать. А внезапно велел свернуть в лес. Проехали тряской дорогой несколько километров, и машина остановилась.
      Рядом текла речка, наверно та же, что течет в городе. Только здесь она была уже и спокойнее, берега желтели одуванчиками.
      Фон Ленц помог Гертруде Иоганновне выйти из машины, мальчики побежали к речке. Киндер весело лаял.
      – Прогуляемся? - пригласил фон Ленц.
      Гертруда Иоганновна кивнула.
      – Вилли, присмотрите за мальчиками. Мальчики, мы с вашей мамой пройдемся по берегу, с вашего разрешения, конечно.
      – Эх, удочек нет! - воскликнул Павел.
      – Есть, - обронил мрачный Вилли. - Господин обер-лейтенант тоже любитель. Только надо срезать удилища.
      Фон Ленц и Гертруда Иоганновна молча пошли по берегу. Журчала вода на повороте, обтекая иву. Рядом стеной стоял лес. Мальчики и Вилли скрылись за стволами, потом затих собачий лай, а они все шли молча дальше и дальше. Наконец фон Ленц остановился, дружески взял руки Гертруды Иоганновны в свои, сказал по-русски:
      – Ну, здравствуйте, Гертруда Иоганновна.
      – Здравствуйте… - Она запнулась, не зная, как его назвать. - Здравствуйте, товарищ Ленц.
      Он осмотрелся, снял мундир, постелил на берегу.
      – Присядем. Рассказывайте, как живете, какие новости?
      Она стала рассказывать ему о новом коменданте, о гибели Мимозы, о налете на лес. О том, как она послала Флича на связь, не было другого выхода. О том, что сегодня увозят жителей силой в Германию, что доктор Доппель отнимает у нее Павла. И о том, как Шанце, спасая девочку, случайно убил адъютанта. Шанце - хороший человек, ведь не все же немцы фашисты!
      Фон Ленц слушал внимательно, не перебивая.
      И наконец она рассказала ему о своем горе, о гибели Ивана. Достала из сумочки длинный серый конверт, протянула его фон Ленцу.
      Тот прочел внимательно газетную вырезку, усмехнулся.
      – Я знаю о вашем муже. Партизаны наводили справки. В Москве. Вы только не волнуйтесь, Гертруда Иоганновна. Эта заметка - липа. Ваш муж жив.
      – Жив? - Она обмерла, берег начал медленно растворяться и ползти.
      – Ну что вы, Гертруда Иоганновна, - мягко сказал фон Ленц. - Вы его смерть перенесли, а теперь… Указ правильный. Герой ваш муж. Только одно слово и допечатали - "посмертно".
      Она заплакала, уткнув лицо в ладони. Он не мешал ей, пусть выплачется.
      Наконец Гертруда Иоганновна воскликнула:
      – Ах, какой подлец! Какой подлец!
      – Они подделали вырезку, чтобы лишить вас надежды. Но вы с ним квиты. Если бы Доппель знал, сколько вы сделали для него, он бы разорвал вас на части! - фон Ленц засмеялся.
      – Боже мой, - прошептала она, - Иван жив! Какое счастье!
      – Только, пожалуйста, не делитесь им ни с кем. Даже с сыновьями. Все должно оставаться как есть. Скоро они сами узнают.
      Рядом раздался всплеск. Гертруда Иоганновна вздрогнула от неожиданности, быстро утерла слезы и прижалась к обер-лейтенанту.
      – Воркуете, голубки, - произнес мужской голос, и из-за прибрежных кустов выскользнула странная лодка из двух долбленых бревен с набитыми поперек досками. На досках сидели двое мужчин, третий, молодой, орудовал веслом на корме.
      Мужчины спрыгнули на берег. Бородатый был незнакомым, в другом Гертруда Иоганновна узнала Алексея Павловича.
      – Здравствуйте, Гертруда Иоганновна, - сказал Алексей Павлович, протягивая ей руку, видно было, что он рад встрече. - Знакомьтесь, товарищ командир, это и есть товарищ Лужина.
      Бородатый улыбнулся.
      – Как же, видел в цирке. Здравствуйте, товарищ Лужина. - Он долго держал ее ладонь в своей, не отпускал, рассматривал с удовольствием ее лицо со следами слез, тоненькую фигуру. - А почему слезы? Случилось что? - спросил он участливо.
      – Муж нашелся, - улыбнулась в ответ Гертруда Иоганновна.
      – Знаю. Нашелся, не потерялся, - бородатый рассмеялся весело. - Давайте знакомиться поближе. А то воюем вместе, а ни разу не поговорили. "Дядя Вася".
      – Тот самый? Командир отряда?
      – Бригады. Войска у нас прибавилось. Спасибо вам, Гертруда Иоганновна, за своевременное предупреждение. Успели мы уйти.
      – Да, знаю. Полковник фон Альтенграбов был ошень сердит.
      – Да ну! - "Дядя Вася" захохотал. - Сердит, значит. Славно! Спасибо, дорогой наш товарищ. И мальчишкам вашим спасибо. Я и в Москве о вас доложил. Правительство наградило вас орденом Красной Звезды. От имени командования поздравляю. Ну конечно, указ не печатали. Сами понимаете.
      – Меня… Орденом… Майн гот! - Гертруда Иоганновна не хотела плакать, но слезы сами потекли из глаз.
      – А по-моему, в речке достаточно воды, - снова улыбнулся "дядя Вася". - Все. К делу. - Он повернулся к фон Ленцу. - Успели рассказать?
      – Нет.
      – Сядем. Докладывайте.
      – В городе намечается большое совещание. Кто-то прилетает из Берлина. Собирают представителей гебитскомиссариатов, городских комиссариатов, службы безопасности, полиции безопасности. Вероятно, еще кого-то. На юге фашисты взяли Харьков, вышли на Северный Кавказ. Там идут очень тяжелые бои. Наши войска вынуждены отходить. Немцев это взбодрило, активизировало. Вот такие дела, - сказал фон Ленц.
      – Есть решение обкома партии и нам подготовиться к совещанию. Взорвать их к чертовой матери! Простите, - сказал в сердцах "дядя Вася". - А объектом выбрали ваш ресторан.
      – Доктор Доппель будет на этот совещаний? - спросила Гертруда Иоганновна.
      – Вероятнее всего, - сказал Алексей Павлович.
      – Первую бомбу кладите на его стол.
      Фон Ленц засмеялся.
      – С удовольствием. Но до бомбы еще далеко. Еще предстоит много опасной работы.
      – Что я должна делать?
      – В городе будет опытный подрывник, - сказал Алексей Павлович. - Хорошо бы его устроить на работу в гостиницу. Ну там, кухонным рабочим, швейцаром…
      – Трудно. Всех людей проверяет сам штурмбанфюрер Гравес.
      – Плохо, - помрачнел "дядя Вася".
      Гертруда Иоганновна подумала немного.
      – Он водопровод понимает? В канализация?
      – Разберется.
      – Тогда надо устраивать его в мастерскую к Захаренок. Штурмбанфюрер ошень любит Захаренок. Он чинил ему часы. Мы сделаем, как это… поломка…
      – Аварию, - подсказал Алексей Павлович.
      – Вот-вот… Аварию. И я посылаю за мастер Захаренок. А он посылает этот шеловек.
      – Лейтенант Каруселин. Он у вас цирк строил.
      – О-о… Каруселин!… Жив?
      – Разумеется, вы его увидите в первый раз, - предупредил Алексей Павлович.
      – Разумеется. Что надо еще делать?
      – Как-то доставить взрывчатку, - сказал "дядя Вася", - и схоронить ее.
      – Схоронить?
      – Спрятать, - пояснил Алексей Павлович.
      – Понимаю. Это можно у фельдфебель Шанце. Как картошка, как макароны.
      – Не опасно?
      – Нет. Гуго Шанце я верю. И туда не заглядывают люди Гравеса. Ключ только у Шанце. Он принимает продукты и выдавает на кухню.
      Мужчины переглянулись. Фон Ленц кивнул.
      – Хорошо, рискнем, - сказал "дядя Вася" и спросил: - А откуда вы привозите продукты?
      – Из разных мест. Из немецких складов. И прямо со станции, когда приходит вагон.
      – На станции у нас есть люди, - сказал Алексей Павлович. - Упакуют взрывчатку на манер продуктов.
      – Риск, конечно, велик. Ну, да без риска ни одно дело не обходится, - "дядя Вася" вздохнул. - - Каруселин определит и подготовит места для зарядов. Надо так ахнуть, чтоб в Берлине слышно было!
      – А как же Шанце? Злата? Малтшики? Ведь это ошень опасно - взрыв. Потом есть Флиш, дьякон Федорович, это хорошие люди.
      – Всех придется увести в последний момент. В лес.
      – А кто же останется здесь? Работать? - спросила Гертруда Иоганновна.
      – Найдутся люди. И вам у нас дело найдется. Впрочем, не будем загадывать прежде времени. Как скажет Москва. Еще раз спасибо вам за все, товарищ Лужина. И за сыновей ваших. Прекрасные растут парни.
      – В отца! - с гордостью ответила Гертруда Иоганновна.
      Они распрощались. "Дядя Вася" и Алексей Павлович забрались на свою странную лодку. Молодой парень на корме оттолкнулся веслом, и лодка исчезла за кустами.
      А Фридрих фон Ленц и Гертруда Иоганновна постояли еще немного, прислушиваясь к затухающему плеску.
      – Боже мой, сколько всего сразу! - тихо сказала Гертруда Иоганновна, - Откуда только берутся у людей силы, чтобы все это вынести!
      – Да-а… Кончается первый год войны. Очень трудно, еще не переломлен хребет у фашизма. Они еще ох сила! Я-то знаю. Я - в их шкуре. Когда мне бывает совсем уж невмоготу, я представляю себе трубачей, как они начищают свои медные трубы.
      – Трубы?
      – Да. Еще далеко до победы, но она придет в конце концов. Вот зачем трубачи начищают трубы.
      – Понимаю, - серьезно откликнулась Гертруда Иоганновна. - Пусть начищают. Это хорошо.
      Они двинулись по берегу, а рядом журчала светлая вода, отражая синь неба и зеленую гущу леса. Дышалось легко, будто нет войны, а вечером - представление в цирке. Дублон покорно побежит за Мальвой. Из форганга выйдет нескладный Мимоза и крикнет весело:
      – А вот и я!
 
 
 

This file was created

with BookDesigner program

[e-mail]

12/14/2007