Дикое правосудие

Дорожка полого поднималась по склону. «Кадиллак» стоял перед запертым гаражом, наполовину занесенный снегом. Лок боком приблизился к дверце со стороны водителя и вынул из кармана пальто короткий обрезок трубы. Чего только не подберешь порой на улице... Он подсунул трубу под старомодную дверную ручку и с силой рванул вверх. Замок с треском сломался, дверца распахнулась настежь.

Тишину прорезал пронзительный вой автомобильной сирены.

* * *

– Теперь осторожнее, – предупредил Дмитрий.

Фары автомобиля ГРУ пробивали в снежном буране размытую полосу, освещая их, двигавшихся с черепашьей скоростью по дороге к аэропорту.

– Еще помедленнее.

Дорогу совсем замело. Новая расчистка, как предполагал Дмитрий, начнется с рассветом. Сейчас, в шесть утра, путь пересекали снежные дюны, пустынный ландшафт в миниатюре. Дыхание Любина, сидевшего рядом с Дмитрием, участилось, стало прерывистым.

– Успокойся, парень, – и Дмитрий добавил озорным тоном, чтобы самому успокоиться: – И будь готов улепетывать во все лопатки, если мы им не понравимся.

По его спине пробежал холодок, когда он вспомнил о Воронцове, лежавшем в запертом багажнике.

Джип «УАЗ» поравнялся с ними. Его брезентовый верх прогнулся под весом снега, «дворники» мерно двигались из стороны в сторону, как руки сигнальщика. Лицо, изучавшее их через грязное окошко со стороны водителя, выражало лишь минимальную степень интереса. На мгновение показалось, что джип проедет мимо, к Новому Уренгою.

Но потом «УАЗ» остановился, и Дмитрий услышал скрежет ручного тормоза. Его сердце подпрыгнуло в груди.

– Мы из службы безопасности аэропорта, – напомнил он Любину.

– Я помню, – нервно отозвался молодой человек.

Дмитрий опустил окошко старого автомобиля – полуразвалившегося «мерседеса», пригодного теперь разве что на свалку металлолома. Он надеялся, что машина еще не числится в розыске. С другой стороны, милиция вряд ли станет обращать внимание на жалобы водителя-азиата, одного из турок или пакистанцев, притащившего с собой эту рухлядь.

– В чем дело? – спросил Дмитрий сержанта, наклонившегося к полуоткрытому окошку. Его голос звучал равнодушно, но не презрительно. – Какие-то проблемы?

– Проверка. Мы ищем преступников, – фраза звучала как заученная роль и не означала ничего конкретного.

– Вот как, преступников? Мы тоже их ищем. Правда, не здесь, а в аэропорту, – Дмитрий раскрыл свой бумажник и показал кусочек пластика со своей фотографией. Он завел это удостоверение уже несколько лет назад: оно служило пропуском во все помещения аэропорта в первые дни героиновой проблемы, когда наиболее рискованной уловкой милиционеров была маскировка под служащих аэропорта.

– Все нормально? – спросил он. – Прошу прощения, но мы торопимся.

Сержант нахмурился. Одного его слова будет достаточно для офицера, сидевшего в джипе... «Давай же, давай!», – думал Дмитрий.

Он закрыл бумажник и вопросительно взглянул на сержанта. Тот неохотно кивнул и выпрямился, стряхнув снег с плеч своего тулупа.

– Ладно, проезжайте, – буркнул он. – И чего вам не спится в такую рань?

– Работаем сверхурочно, – отозвался Дмитрий, почти физически ощущая облегчение Любина. – Спасибо, и удачи вам.

Любин очень медленно отъехал от «УАЗа». Его дыхание затуманивало ветровое стекло, несмотря на работавший обогреватель. Дмитрий наклонился и протер стекло. Снег мчался непрерывным потоком в призрачном свете фар: метель как будто собралась с новыми силами.

– Мы прорвались, парень, прорвались! – Дмитрий повысил голос и повернулся на сиденье. – Все в порядке, Алексей! Мы едем дальше!

* * *

Последнее многоэтажное здание исчезло за колышущейся белой пеленой, словно тонущий лайнер. Редкие дачи казались черными коробками, разбросанными по снегу. Вскоре впереди показался дорожный пост: прожектор на сборной металлической вышке, красно-белый шлагбаум и даже армейский «ЗИЛ-131» с утепленным хозблоком на прицепе. Пост производил странное впечатление. Он как будто уже давно стоял на этом месте и работал по заведенному распорядку.

Марфа нервно ерзала на сиденье водителя. Лок положил руку на ее плечо, и она вздрогнула, словно от прикосновения змеи.

– Спокойно, – прошептал он, стараясь изгнать из голоса все эмоции.

Они завели двигатель «кадиллака» прежде, чем на даче престарелого гангстера зажегся свет. В других окнах свет не горел, занавески были задернуты: люди не хотели знать ничего лишнего. Лок вскрыл багажник, нашел провода системы сигнализации и оборвал их. Тяжелая входная дверь дачи начала медленно, с опаской приоткрываться лишь тогда, когда Марфа уже выехала на улицу и набрала скорость. Однако шум и спешка почему-то расстроили ее даже больше, чем события на улице Кирова, когда ее в любой момент могли убить. А может быть, она просто выдохлась? Лок этого не знал и не собирался размышлять об этом.

В хозблоке открылась дверь, и на снег упал прямоугольник желтого света. Марфа вздрогнула. Лок подавил желание снова положить руку ей на плечо – его собственное напряжение могло передаться через прикосновение.

Двое охранников, оба вооруженные короткоствольными автоматами, потопали к автомобилю. Судя по нашивкам на их тулупах, это были сержант и рядовой.

Марфа, изображавшая из себя шофера служащего американской компании, опустила стекло, когда сержант наклонился к ней.

– Ваши документы? Что вы здесь делаете в такой ранний час?

Рядовой, стоявший рядом, зевнул, но его взгляд оставался устремленным на женщину и на фигуру пассажира за ее спиной.

– Мне поручено отвезти этого человека в аэропорт, – ответила Марфа. – Он работает в газовой компании.

Она произносила слова так, словно говорила на иностранном языке – достаточно четко, но скованно. Может быть, они просто поверят ей?

– Кто ваш пассажир?

Лок ранее сообщил Марфе имя, значившееся в последнем из его паспортов: Пол Эванс. Сейчас она медлила, словно вспоминая что-то давно забытое. Лок быстро опустил стекло. Ему не хотелось вызывать огонь на себя, но...

– В чем дело, парень? – нетерпеливо спросил он по-английски с сильным техасским акцентом. – Поехали, а? – обратился он к Марфе и пренебрежительно махнул в сторону солдат: – Бог ты мой, опять эти придурки в военной форме!

Он говорил негромко, но чтобы расслышать презрение в его голосе, не обязательно было понимать по-английски.

– Вам еще не надоело возить этого ублюдка? – спросил сержант у Марфы.

– Что он говорит, золотко? – поинтересовался Лок.

Сержант усмехнулся, сплюнул в снег и скомандовал:

– Ладно, американец, быстро выходи из машины!

Он говорил с отвратительным акцентом, но вполне разборчиво.

– Я не собираюсь выходить в такую погоду из-за какого-то засранца с автоматом! – с наигранным возмущением воскликнул Лок. – Хотите видеть мои документы – отлично, вот они. Обо всем другом можете забыть.

Автомат сержанта, небрежно придерживаемый у бедра, ткнулся в дверцу автомобиля. Ствол влажно блестел в свете прожектора. Сержант выглядел сильно рассерженным. Ему хотелось вытащить этого янки наружу, унизить его.

Локу оставалось только подчиниться. Эта мысль не доставляла ему особого удовольствия.

– Выходи! – повторил сержант, взмахнув автоматом, словно жезлом регулировщика. – Женщина остается, мистер американец – на выход!

Лок громко фыркнул и выбрался из машины в метель. В дверном проеме хозблока появился офицер, наблюдавший за маленькой драмой.

– В чем дело, ребята – у вас проблемы с геморроем? Нужно поменьше... – Лок шумно выдохнул, когда ствол автомата ткнулся ему под ребра, и автоматически поднял руки. – Да что на вас нашло?! – сердито крикнул он. – Послушайте, я сотрудник...

– Заходи внутрь!

Его подтолкнули к ступенькам хозблока. Краем глаза он заметил встревоженное лицо Марфы и помахал ей рукой, надеясь, что она правильно истолкует его жест. Только бы она смогла сохранить спокойствие! Он поскользнулся на металлической ступеньке, и сержант помог ему, сильно толкнув в спину.

Офицер уже вернулся к своему складному столу в глубине тесного ярко освещенного помещения. Здесь было тепло и душно, в воздухе плавал сизый табачный дым.

– Вы здесь главный, верно? – сердито прорычал Лок. – Что за чертовщина происходит? Военные учения или охота на мирных людей? У меня срочные дела в...

– Сядьте, – офицер указал на жесткий табурет, стоявший возле стола. Лок сел, всем своим видом выражая крайнее негодование.

– Послушайте, капитан, с какой стати вся эта заваруха? На окраине города обычно не бывает проверок.

– Не бывает, – согласился капитан ГРУ.

– Тогда в чем дело?

– Мы ищем одного американца, – манеры капитана были приятно-театральными, в его английской речи слышался легкий американский акцент.

– Что-то я не понимаю.

– А может быть, вы и есть тот американец? – капитан улыбнулся и предложил Локу сигарету, а когда тот отказался, закурил сам.

– Я? Смотрите, капитан, вот мой американский паспорт. Этого должно быть достаточно, – он протянул паспорт. – Видите, здесь написано «Пол Эванс».

– Кто он такой?

– Он – это я, – возмущенно ответил Лок.

– А кто вы такой?

– Что? – он почерпнул раздражение из маленького, быстро испарявшегося озерца уверенности в себе. – Ах да, понятно. Я отвечаю за доставку материалов и снаряжения. «СибКвест», компания по добыче нефти и газа, – он выдавил улыбку. – Мы еще не так сильны, но быстро растем!

В «СибКвесте» работали американцы, канадцы и даже европейцы, хотя сама компания была катарской с ограниченным австралийским партнерством. Пока что она не играла сколько-нибудь значительной роли в разработке сибирских месторождений.

Капитан взял машинописный список имен, заправленный в тонкие пластиковые корочки, и принялся изучать его. Что если у него есть имена сотрудников всех иностранных компаний? Нет, это невозможно.

– Вы ожидаете прибытия грузов в такую погоду? – спросил он, не поднимая головы.

Лок пожал плечами.

– Нет, но некоторые грузы прибыли несколько дней назад. У меня только сейчас дошли руки до них.

– Не кажется ли вам, что вы рановато решили заняться делами? – задумчиво произнес капитан. Его взгляд переместился к окошку, похожему на иллюминатор. За расчищенным от снега участком стекла Лок мог видеть силуэт Марфы в автомобиле и двух солдат ГРУ, склонившихся над ее окошком. Он от души надеялся, что их интерес к ней имеет чисто сексуальный характер. Нервы у Марфы были на пределе.

– Разумеется, – Лок развел руками и виновато улыбнулся. – Но у меня есть начальство, и, между нами говоря, мой шеф – порядочная скотина. Ей-Богу, как будто у меня сотня лишних рук! Вот и сегодня пришлось встать с постели ни свет ни заря. А что поделаешь: мое место в компании может зависеть от этого.

Презрение военного к суетным дрязгам гражданской жизни было очевидным. Лицо капитана искривилось в усмешке. Он с холодной снисходительностью взглянул на блюдолиза, сидевшего перед ним и дрожавшего за свою высокооплачиваемую работу.

– Я могу идти? – осторожно спросил Лок.

Капитан поиграл его паспортом, открывая и закрывая документ с хмурым выражением на лице. Как много было ему известно? Возможно, у него не было описания Лока, но он знал, что ищут какого-то американца. Жара в маленьком пространстве прицепа стала почти удушающей. Метель словно куда-то отдалилась, несмотря на подрагивание рессор под порывами ветра. Секунды неимоверно растянулись, как будто время утекало в трещину между ними.

Затем капитан швырнул паспорт по столу к Локу.

– Хорошо, мистер Эванс. Можете продолжить усилия по спасению своей карьеры. Сержант, проводите джентльмена на улицу.

– Спасибо, – Лок встал и направился к двери. Сержант подошел к нему, на ходу оправляя тулуп и закинув за спину автомат, спустился по ступеням за спиной Лока и проводил его до машины. Заметив его приближение, двое рядовых мгновенно выпрямились.

– Она ваш шофер, так? – спросил сержант.

– Да, разумеется.

Они стояли возле автомобиля. Лицо Марфы напоминало восковую маску, скованную холодом и напряжением.

– Вы торопитесь?

– Да. Я... V Сержант задумчиво постучал по крыше автомобиля, наклонился над задним колесом и зажал воздушный клапан большим и указательным пальцами. Он поднял голову. На его лице появилось вороватое выражение, глаза алчно блестели.

– О'кей, сколько вы хотите? – спросил Лок, но тут же вспомнил, что сперва нужно немного поломаться. – Капитан знает, что вы играете в эти игры?

– А вы собираетесь сказать ему?

– В этом городе все прогнило насквозь! – сквозь зубы пробормотал Лок.

– Людям тоже нужно жить, – философски заметил сержант.

Лок вынул из кармана бумажник и извлек из него две десятидолларовых купюры. Сержант покачал головой. Лок добавил еще десятку. Стряхнув снег с плеч, сержант поднялся на ноги и забрал деньги, тут же исчезнувшие в его перчатке.

– Приятной поездки, – он с улыбкой распахнул дверцу и встал рядом, словно швейцар из отеля.

Лок тяжело опустился на заднее сиденье. Дверца за ним захлопнулась. Марфа молчала.

– Поезжай очень медленно, – распорядился Лок, пытаясь унять нервную дрожь. Рука сержанта поднялась, и шлагбаум скопировал его жест неторопливым, плавным движением. Взвизгнули покрышки.

– Я сказал – медленнее, черт побери! – закричал Лок.

Автомобиль проехал под шлагбаумом. Через несколько секунд, когда Лок оглянулся, огни дорожного поста уже едва виднелись за снежным маревом. «Кадиллак» постепенно увеличивал расстояние между ними и опасностью.

– Извини, – пробормотал Лок. – Мне очень жаль, что я сорвался.

Женщина снова промолчала. Лок не чувствовал ни облегчения, ни радостного предвкушения схватки, – лишь крайнюю усталость. Развязка близилась.

14. Зимний блюз

Даже в Афганистане в самый разгар зимних бурь горы иногда проглядывали из-за пелены дождя со снегом, знакомые и неумолимые, как сама война. Здесь не было ничего подобного. Не было даже настоящего ландшафта. Плоская, пустая тундра, начинавшаяся от периметра ограды аэропорта Нового Уренгоя, тянулась на север вплоть до Обской губы и Карского моря.

Лок трясся от холода на заднем сиденье «кадиллака». Включенный обогреватель был не более чем бесполезным жестом, бессильным протестом против окружавшего их ледяного безмолвия. Руки Марфы, казалось, примерзли к рулевому колесу. Радиотелефон Дмитрия – или майора? – был прижат к онемевшей щеке Лока, поросшей жесткой трехдневной щетиной. За оградой, у которой Марфа остановила автомобиль, самолеты казались маленькими и потерянными, как чайки, пережидавшие шторм на неподвижном паковом льду.

– Вы думаете, это осуществимо? – спросил Лок, чуть не потеряв дар речи от услышанного. По-видимому, встреча с капитаном ГРУ расшатала его нервы в большей степени, чем он предполагал. Но было и другое объяснение. План Воронцова казался безумной затеей, смертельной гонкой в переулке, который заканчивался тупиком.

– Как только мы это сделаем, обратного пути не будет, – добавил он.

– Другого способа не существует, – терпеливо объяснил Воронцов. – К тому же в этом случае нам не придется сражаться с людьми Бакунина. Мы прибыли сюда час назад, и Любин уже провел разведку местности. Он насчитал три бронетранспортера, полдюжины «УАЗов» и даже самоходную артиллерийскую установку, правда, зачехленную. По самым скромным оценкам, там около пятидесяти солдат. Лок, я предлагаю не соваться в здание аэропорта, – в тоне Воронцова слышалась болезненная, циничная ирония.

– Ладно, ладно! – раздраженно выпалил Лок. – Я просто утверждаю, что в вашем плане не предусмотрено никакой возможности отступления.

– Все замкнуто на Тургеневе. Если он будет там, то мы сможем использовать его, чтобы выбраться на волю или хотя бы остаться в живых. Если мы не сможем взлететь... черт возьми, Лок, это же самолет! Вы не забыли?

– Вы полагаете, Бакунин только помашет нам ручкой на прощание?

– Бакунин получает деньги и распоряжения от Тургенева. Тургенев же наделяет его реальной властью. Как только мы захватим Тургенева, в игре наступит перелом. Если, конечно, ты позволишь Тургеневу остаться в живых, Лок. Дмитрий, Любин, Марфа... – голова женщины дернулась при звуке ее имени, – все мы доверим тебе свои жизни, как только поднимемся на борт самолета. Можем ли мы полагаться на тебя?

Предложение было до абсурда простым, хотя и не нравилось Локу. Ему приходилось либо согласиться оставить Тургенева в живых, либо покончить со всеми, кого он считал своими союзниками. У Воронцова не имелось иной возможности получить нужные ему доказательства. Лок стукнул кулаком свободной руки по колену и больно вдавил костяшки пальцев в мышцы бедра. Больше всего на свете ему не хотелось этого: сохранить Тургенева в качестве заложника, Тургенева, продолжающего жить и дышать, Тургенева, попавшего в Москву или в любое другое место, где у него наверняка будет достаточно денег и связей для подкупа и побега. Лок понимал, что ему придется выпустить Тургенева из своих рук. Смерть Бет так и останется неотомщенной.

– Лок, вы слушаете? Каков ваш ответ?

– Проклятие, он же ускользнет от правосудия! – плачущим голосом воскликнул Лок. Марфа пораженно выпрямилась и посмотрела на него.

– Может быть, да, а может, и нет. Его нужно остановить, Лок. Разве это не то, чего вы хотели?

– Я хочу его смерти, – мрачно признал Лок.

– В таком случае вы хотите и нашей смерти, – отрезал Воронцов.

Автомобиль майора стоял возле грузовых ангаров. Даже в очках ночного видения Лок не смог бы разглядеть его в густом снегопаде и предутренних сумерках. Он видел лишь тусклую цепочку огней, уходившую в темноту, и короткий участок ограды.

– О'кей, – сдавленно прошептал Лок, затем повысил голос: – О'кей, я согласен. Это единственный способ.

– Отлично, – облегчение отчетливо слышалось даже в писклявом искаженном голосе, доносившемся из трубки радиотелефона. – Очень хорошо. Тогда присоединяйтесь к нам.

Это звучало так, словно они признавали его членство в каком-то тайном обществе, однако не посвящали его в свои таинства.

– Вы полагаете, охрана на въезде в аэропорт проглотит мою историю, как и в прошлый раз? – спросил Лок. – Стоит ли так рисковать?

– Они спокойны и уверены в себе, – отозвался Воронцов. – Но если не хотите попробовать, то проделайте дыру в ограде и приходите пешком. – Воронцов сделал паузу, прислушиваясь к неразборчивому голосу Дмитрия или Любина, затем снова заговорил в трубку: – Может быть, вам и в самом деле лучше идти пешком. На всякий случай. Марфа хорошо знает план аэропорта. Мы стоим рядом с линией автозаправщиков.

– Тургенев должен быть вместе с учеными!

– Разумеется. Мы находимся за грузовым ангаром «Рус-Авиа». Не заставляйте нас ждать.

Лок выключил телефон и похлопал женщину по плечу.

– С тобой все в порядке? – с беспокойством спросил он, ощущая во рту противный кисловатый привкус.

– Да! – отрезала она.

– Не надо откусывать мне голову, леди. Я просто хочу знать, сможете вы справиться или нет.

– Смогу, – она повернулась на сиденье. Ветровое стекло за ее головой побелело от снега. – Со мной все в порядке. Все действительно нормально.

– Хорошо, – без тени иронии отозвался он. – О'кей, пошли.

– Как насчет автомобиля?

– Это всего лишь смутный силуэт рядом с оградой. Оставим как есть.

Лок открыл дверцу, и вышел навстречу снежному шквалу, озираясь по сторонам в темноте. До рассвета оставалось уже немного времени, однако тусклое мерцание огней периметра пока что оставалось единственным источником света. Лок поднял воротник и сунул руки в карманы пальто. Он побрел по сугробу вдоль ограды, выискивая лазейку, оторванный кусок проволочной сетки. Женщина медленно плелась следом. В ограде должны были найтись бреши, используемые мелкими контрабандистами сигарет и спиртного.

Ощущение предательства тяжким грузом давило ему на плечи. Убийство Бет останется неотомщенным, Тургенев уйдет от правосудия. От этой мысли у него леденели губы. «Пошло оно все к чертовой матери! – яростно подумал он. – К чертовой матери...»

Ландшафт его внутреннего мира, простиравшийся в будущее, был таким же пустым и лишенным очертаний, как тундра, окружавшая их со всех сторон.

* * *

Хамид стоял навытяжку рядом с серым «мерседесом», как образцовый шофер, но в сознании Тургенева, когда он вдевал руки в рукава своего кашемирового пальто, возник совсем иной образ. Он слышал голос своей матери. Раздражение, сквозившее в этом голосе, объяснялось страхом перед недовольством его отца. «Петя, машина ждет только тебя!»

В детстве он часто вот так же выходил из парадной двери жилого дома в Москве, когда рассвет еще едва брезжил в сероватых предутренних сумерках. Мужчина, стоявший возле побитого микроавтобуса, притопывал ногами, чтобы согреться, рассерженный долгим ожиданием.

«Ты снова опоздаешь в школу!» Как часто ему приходилось выслушивать литании ее религии послушания: послушания отцу, партии, государству, каждому человеку, превосходившему по занимаемой должности ее мужа! С точностью и одержимостью ревностного коллекционера его мать разбиралась в любых, даже самых незначительных, градациях чинов, доходов и качества жилья в разных кругах ада, которым был секретариат Коммунистической партии Советского Союза, ее гражданская служба.

Тургенев нахлобучил меховую шапку и взглянул на темное небо, подсвеченное факелами газовых скважин и призрачным сиянием города. Снегопад слабел, в этом не было сомнений, и ветер, хотя его порывы все еще валили с ног, стал более порывистым и переменчивым, чем в первые дни беспощадного напора снежной бури. Долгожданный просвет в погоде наступит, и Хамид вместе с учеными наконец-то исчезнет с глаз долой.

Он задумался над причиной своих внезапных воспоминаний. Они не объяснялись ни его злостью на Хамида, ни позой иранца, стоявшего рядом с лимузином. Нет, дело было в том, что ученые, все шестеро, сидели в микроавтобусе, припаркованном возле «мерседеса». Микроавтобус подъехал к особняку лишь несколько минут назад. Его окна были затемнены, и Тургенев не различал лиц людей, сидевших внутри, но сам вид машины пробудил в нем детские воспоминания о жизни в Москве. Даже в его сегодняшней улыбке сохранился привкус горечи – память о косном, ортодоксальном доме, где ничто и никогда не ставилось под сомнение. Даже после стольких лет она оставалась мучительной. Он помнил благоговение Леонида Тургенева перед своим партийным билетом, раболепную благодарность за незначительные продвижения по службе и микроскопические изменения в улучшении качества жизни. Он помнил его безжалостное давление на своего единственного сына, обязанного добиться в жизни того же, чего добился отец, – ни больше и не меньше, его недовольство плохими отметками маленького Пети, ленью в школе, склонностью к спорту и недисциплинированностью. В первую очередь недисциплинированностью. Побои, выговоры, насильственное закрепление сосущего, черного чувства вины перед всеми и вся, а затем иррациональная гордость, когда сын вдруг превратился в подающего надежды молодого офицера первого управления КГБ.

Тургенев ненавидел своего отца. К матери, этому ничтожеству, безвольному слепку своего супруга, он испытывал смутную нежность. Одновременно она вызывала у него сильнейшее раздражение. Оба уже давно умерли.

Подойдя к автомобилю, Тургенев усмехнулся. Иранец озадаченно взглянул на него, не понимая причины его веселья. Не в этом ли кроется простое, самое простейшее объяснение тех радостей, которые доставляет ему капитализм? Антитеза, полное отрицание лакейской, идеологически выдержанной лояльности его отца.

Он дружески хлопнул Хамида по плечу, удивив иранца.

– Через два часа, друг мой, вы будете парить над облаками по пути в Тегеран. Не вешайте нос!

Он рассмеялся. Остатки недавнего унижения и негодования бесследно исчезли, не оставив в душе горького осадка.

Воспоминания об отце всегда оказывали на Тургенева такое воздействие. В них словно ощущалось первоначальное жжение, слабый укол, словно от погруженной в вену иглы, и эффект напоминал действие наркотического снадобья. Удовлетворение, мечтательная уверенность в своих силах, наслаждение властью и богатством. Как отец ненавидел бы его сейчас! До какого вопиющего позора и краха всех привычных истин не довелось дожить старому ублюдку!

– Поехали, Хамид, время не ждет!

Пребывая в самом лучшем расположении духа, Тургенев сел в лимузин.

* * *

Лок жевал бутерброды с жестким засохшим сыром, но никак не мог насытиться. Каждый глоток скорее увеличивал, чем смягчал его голод. Воронцов наблюдал за американцем с сардонической усмешкой, которая, однако, не отражалась во взгляде его жестких серых глаз. Рассвет медленно просачивался из-за плотных облаков, подкрашивая их равномерным серым свечением. Падавший снег больше не ослеплял, а казался тонкой завесой, за которой отчетливо проступали контуры аэропорта: одинокие самолеты, здание главного терминала, снегоуборочные комбайны, заправщики, грузовые амбары.

Вокруг не было признаков какой-либо деятельности, однако Лок соглашался с выводами Воронцова, оценивавшего численность людей ГРУ примерно в пятьдесят человек. Американец и русский майор сидели в автомобиле, где пахло пылью, потрескавшейся пластиковой обивкой, затхлой пищей и немытым человеческим телом.

– Нельзя, это слишком рискованно, – заключил Лок, сжевав остатки последнего бутерброда. Воротник и грудь его пальто были усыпаны крошками. – Мы попадем в ловушку, из которой нет выхода, разве вы не понимаете?

– Лок я очень устал, – Воронцов немного сдвинулся на заднем сиденье и скривился от боли. Дыхание с сипением вырывалось из его груди. – Мы уже в тупике, прижаты спиной к стене. Самолет – это лазейка, путь к спасению. Мы должны выбраться отсюда, и как можно скорее. Разве вы этого не понимаете?

Любин находился в здании аэропорта, переодетый уборщиком. Дмитрий устроился на крыше, наблюдая за дорогой, по которой должны были привезти ученых... если их привезут. Марфа вела разведку вокруг ангара, где стоял «лиар-джет»[7] Тургенева, и выясняла расположение людей ГРУ. Слушая редкие отчеты Любина и Марфы по портативным рациям, украденным из сейфа в дежурной комнате милиции аэропорта, Лок остро ощущал полную бессмысленность происходившего. Безумная схема Воронцова, предусматривавшая похищение самолета Тургенева и вылет из Нового Уренгоя вместе с заложниками, казалась совершенно неосуществимой.

Но что можно было предложить взамен?

– Ну? – настаивал Воронцов. – Что скажете?

– Это же безумие!

– Согласен. Что еще нам остается?

Они обменялись яростными взглядами, словно коты с выгнутыми спинами и вставшей дыбом шерстью. Затем Лок пожал плечами и отхлебнул кофе из пластикового стаканчика. Теплая сладкая жидкость приятно согревала горло.

– Я по-другому смотрю на вещи, – тихо сказал он. – Тургенев может не приехать. Мы даже не знаем, собирался ли он это сделать!

– Послушайте меня, Лок, – левая рука Воронцова вцепилась в рукав пальто Лока. – Вы хотите выбраться отсюда или нет? Ваша жизнь имеет для вас значение или нет?

– А что?

– А то, что мы здесь не одни, – отрезал Воронцов. – Лок, мне, вероятно, так же наплевать на свое будущее, как и вам, но я несу ответственность за своих людей. Мне было достаточно трудно убедить Любина в том, что он не бросает свою жену и ребенка на произвол судьбы! Никто из моих людей не заслуживает смерти. Понимаете? – его глаза горели, губы дрожали от ярости. – Я не позволю вам это сделать! Вы обязаны нам жизнью, черт бы вас побрал!

Лок подергал кончик сырого шарфа, обернутого вокруг его шеи.

– Мой план может показаться безумным, но он безопаснее любого другого, – продолжал Воронцов.

– Это зависит от того, приедет ли Тургенев. Иначе они просто расстреляют самолет из бронетранспортера или самоходной установки! Вы не подумали об этом?

– Я думаю в первую очередь о том, что если Тургенев действительно приедет, то вы убьете его при первой возможности, и тогда они наверняка уничтожат нас. Вот о чем я думаю, Лок. А вы?

– Но если он все-таки не приедет?

– Если мы достаточно быстро и скрытно сумеем проникнуть на борт самолета, у нас все равно останется шанс на спасение, – Воронцов уставился в пол, словно устыдившись собственной лжи.

– Если Тургенев не приедет, я не пойду с вами.

– Я знаю, – Воронцов немного помолчал и добавил: – Я и сам вряд ли доберусь до самолета.

Он смотрел на свою сломанную руку, болтавшуюся на перевязи под плотно застегнутым пальто, на тело, утратившее былую силу и подвижность.

– Для вас это единственный способ отомстить, Лок, – произнес Воронцов после очередной напряженной паузы. – Воспользуйтесь им. Ну что, вы согласны?

– Да.

– Отлично. Сколько сейчас времени?

– Десять минут восьмого. Светает.

Воронцов неуклюже поднял портативную рацию, лежавшую между ними на пластиковом сиденье, и прижал аппарат к небритой щеке.

– Дмитрий, есть что-нибудь новое?

Вой ветра почти заглушал голос Дмитрия.

– Пока ничего, Алексей.

Изогнув шею, Воронцов взглянул через заднее окошко на взлетно-посадочную полосу. Старый автомобиль, замаскированный снегом и припаркованный в ряду с другими автомобилями, принадлежавшими служащим аэропорта, утратил подозрительный вид. Снегоуборочные комбайны неподвижно стояли в конце полосы. Последняя расчистка прошла час назад, когда свет фар прорезал темноту, а снег летел в сторону огромными фонтанами.

Воронцов узнал от Лока о смерти Паньшина. Тургенев не знал о том, что им известно об аэропорте и тегеранском рейсе.