Формула-1. История главной автогонки мира и ее руководителя Берни Экклстоуна

Они с Шоу больше не владели совместно компанией «Казали Миллс» – сотрудничество резко оборвалось, но Экклстоун по-прежнему любил поболтать с приятелями: букмекером Тони Моррисом, валютчиком Харольдом Даффманом, Брайном Гилбертом, который недавно скупил ряд компаний Роберта Максвелла после краха его империи, и своим портным Фрэнком Фостером. Однажды он пригласил и Макса Мосли. Перед его приходом официантку предупредили, что их приятель только-только вышел из тюрьмы и его нужно накормить очень плотным английским завтраком.

– Он очень гордый и будет отказываться, – сказал Экклстоун, – но ты не поддавайся.

Мосли, конечно же, стал отказываться от жирного.

– Унесите, я не голоден, – говорил он.

– Вам надо позавтракать, – настаивала официантка.

– Это невозможно есть! – возмущался Мосли, и не подозревая, что собравшихся его растерянность чрезвычайно веселит.

Вскоре посиделки переместились из «Квинз» в кафе «Ришу» на Бонд-стрит. Амбиции Экклстоуна вышли на новый уровень.

В отличие от «Феррари» и «Мерседеса», британские команды «Формулы-1» не финансировались богатыми автопроизводителями. Даже возросшие выплаты за участие не покрывали расходов. Закрыть дыру в бюджете можно было за счет рекламы на болидах.

После того как в 1968 году Колин Чепмен выкрасил «лотус» в цвета «Голд лиф», табачные корпорации искали возможности разместить свою рекламу на болидах и комбинезонах гонщиков. Компания «Бритиш американ тобакко» подписала двухлетнее соглашение на сумму 50 тысяч фунтов в год с командой «Бритиш рейсинг моторс» (БРМ), выступая за которую Грэм Хилл стал чемпионом. БРМ предстояло рекламировать принадлежавшую табачной корпорации марку косметики «Ярдли». Болиды перекрасили в розовый. В 1971 году ставки выросли. Готовясь продавать в Европе сигареты «Мальборо», компания «Филип Моррис» переплюнула «Бритиш американ тобакко» и стала платить БРМ 100 тысяч фунтов в год, что почти покрывало расходную часть бюджета. Болид, раскрашенный под сигаретную пачку «Мальборо», был с большой помпой представлен на специальной презентации. На каждом Гран-при девушки, одетые в цвета «Мальборо», раздавали сигареты и развлекали гостей компании «Филип Моррис». Однако дружелюбный и расточительный шеф БРМ Луис Стэнли потерял хватку и лишился чемпионской машины и пилотов. Спад команды негативно сказался на имидже «Мальборо», и в 1972 году контракт продлевать не стали. «Филип Моррис» нужна была новая команда, и вся «Формула-1» замерла в напряжении. Корпорация поставила единственное условие: одной из машин должен управлять бразильский пилот Эмерсон Фиттипальди. К фаворитам причисляли «Макларен» во главе с солидным и симпатичным Тедди Майером и «Брэбхэм» Экклстоуна, с которым начинали считаться. Экклстоун знал, что «Макларен» связан железобетонным контрактом с «Ярдли», тогда как у «Брэбхэма» серьезных обязательств ни перед кем не было. Видя, какой договор Чепмен подписал с «Джон Плеер», Экклстоун только злился на своих мелких спонсоров: нефтяную компанию, производителя часов и пивоварню. Против сделки с «Брэбхэмом» выступал Филип Дюффелер – тридцатидвухлетний американец-полиглот, отвечавший в «Филип Моррис» за спонсорские контракты в спортивной отрасли. Он склонялся в сторону «Макларена», однако согласился встретиться с Экклстоуном на вилле в Швейцарии, где отдыхал вместе с Фиттипальди.

Встреча прошла неудачно. Дюффелер был горячим поклонником «Формулы-1», но Экклстоуна недолюбливал и амбиций его не одобрял. По его версии, события развивались так: в ходе обсуждения они вдвоем вышли на балкон. «Тут Берни спросил, – рассказывал потом Дюффелер, – не соглашусь ли я на, скажем так, некий подарок». Слова Экклстоуна в его интерпретации можно было понять как предложение своего рода помощи лично Дюффелеру в обмен на спонсорский контракт с «Брэбхэмом».

Тридцать семь лет спустя Дюффелер отрицал, что под «помощью» имелась в виду взятка: «Он просто предложил помочь». В 2004 году Экклстоуна спросили про историю с Дюффелером. Он заявил, что не помнит ни про какой «подарок» и вообще не выходил на балкон.

«Знаешь, – объяснял Экклстоун Терри Ловеллу, – если прижать меня к стенке, приставить пулемет ко лбу и спросить: «Ты точно не говорил такого?», то я отвечу: «Нет, не уверен», потому что уже просто не помню. Но я вполне мог сказать и: «Твои усилия заслуживают вознаграждения». В подобных ситуациях всегда так. Обычно сразу говорят: «Хочу процент». Подойти и попросить «комиссионные» – это элемент деловых переговоров. Очень жаль, но так уж устроен мир».

Через шесть лет, в 2010-м, Экклстоун снова сказал, что плохо помнит ту встречу, и едко добавил: «Наверное, я мало предложил». Чтобы освежить память, он поговорил с Джоном Хоганом – тогдашним помощником Дюффелера. По рассказам Хогана, Дюффелера в «Филип Моррис» считали «фантазером». Это недопонимание между крупнейшим спонсором «Формулы-1» и главой объединения английских команд сыграло важную роль в борьбе за власть в автоспорте, которую Экклстоун вел на протяжении следующих семи лет.

В конце концов Дюффелер отвез Экклстоуна в аэропорт Женевы. Попрощались они довольно холодно, впрочем, Экклстоун впоследствии звонил Дюффелеру узнать, что тот решил. Однако Тедди Майер сумел расторгнуть контракт с «Бритиш американ тобакко» и уже готовился подписать с «Филип Моррис» новое соглашение о сотрудничестве, которому суждено будет продлиться двадцать два года. Дюффелер вспоминал, как лично сообщил эту новость Экклстоуну в Лондоне, после чего разговор продолжился в весьма желчном ключе. «Я не питал к Дюффелеру особой любви, – признался Экклстоун. – Он-то считал себя героем». Надежды Дюффелера, что Экклстоун окажется очередным мелким выскочкой и скоро исчезнет с горизонта, рассеялись во время Гран-при Аргентины 1974 года.

Экклстоун прибыл в Буэнос-Айрес в самом начале января 1974 года. Он верил, что Гордон Мюррей сумел создать чемпионскую машину. Его первый пилот Карлос Ройтеманн мечтал о победе, особенно в родных стенах. В отеле, у бассейна, где собрались все прибывшие на гонку, царило оживление. Один немецкий гонщик проплыл под водой весь бассейн туда и обратно, но Экклстоун отозвался о его достижении пренебрежительно. Когда другие заявили, что сам-то он так не сможет, Берни переспросил:

– Значит, я не смогу переплыть бассейн под водой и вернуться?

– Не сможешь, – отозвались все хором.

– Хорошо, сколько поставите?

– Сто долларов! – понеслось отовсюду.

– Давайте тогда обговорим все условия. Вы считаете, что я не смогу проплыть под водой туда и обратно? – Кругом закивали. – Ладно, – сказал Экклстоун и велел Херби Блашу: – Принеси-ка мне трубку с маской.

Проигравшие сошлись во мнении, что и в переговорах Экклстоун использовал схожую тактику. Пройдя школу торговца автомобилями, он не только помнил прописанные условия, но часто полагался на то, чего никто не принимал во внимание, – в данном случае на трубку с маской.

Заняв седьмое место в Аргентине, а потом и в Бразилии, Карлос Ройтеманн отправился с Экклстоуном в Южную Африку. На «Кьялами» всегда было весело. В отеле «Ранчо», как обычно, хватало симпатичных девушек из обслуживающего персонала, а зрители прибывали десятками тысяч в предвкушении захватывающей гонки. К всеобщему изумлению, первым финишировал Ройтеманн. Владелец команды ничуть не удивился и отказался праздновать первую победу в Гран-при. Точно так же не праздновал он и успехи в Австрии и США. Экклстоун всегда покидал трассу до того, как перед Ройтеманном мелькнет клетчатый флаг. «Не люблю, когда что-то заканчивается», – объяснял он своему пилоту. Эту чувствительность иногда принимали за слабость. На самом деле настоящей радостью для него было увидеть, как сыграет рискованная ставка, а потом сгрести со стола выигрыш. Истинный волк-одиночка, он никогда не дружил с наемными работниками. Дела «Брэбхэма» пошли на лад, но Экклстоун все бесился. «Машины были грязные!» – орал он Блашу. Досталось за какой-то проступок и Мюррею. Единственной радостью стал телефонный звонок от графа Витторио Росси с приглашением посетить Монако.

– Можешь себе представить: торговец подержанными автомобилями ужинает с графом? – спросил он Блаша, вернувшись из поездки со спонсорским предложением «Мартини» на 1975 год. На белых болидах появились алые полосы.

Успех на трассе позволил Экклстоуну зарабатывать деньги привычным способом, хорошо знакомым всякому, кто сталкивался со спекулянтами на Уоррен-стрит. Первыми этот способ испытали на себе организаторы Гран-при Канады, где «Формула-1» превосходила популярностью все остальные виды спорта. Экклстоун потребовал от автодромов Канады и США платить за каждую гонку уже 350 тысяч. Канадцы отказались увеличить выплаты в 1975 году, и тогда Экклстоун выдвинул ультиматум: если деньги не будут переведены к указанной дате, гонка не состоится. Срок прошел, и он объявил об отмене Гран-при Канады. Устроители тут же согласились доплатить, однако, к своему удивлению, получили отказ. «Если я что-то пообещал, то так и будет», – спокойно объяснил Экклстоун. Это была не угроза, а просто объяснение его абсолютно негибкой деловой политики. Если кто-то из представителей команд сомневался в решениях Экклстоуна, то Мосли тут же их успокаивал. Усвоив урок, канадские организаторы нашли дополнительные средства, и Экклстоун согласился вернуть монреальскую гонку в календарь уже на следующий год.

Вскоре ту же тактику Экклстоуна испытали на себе парижские функционеры ФИА. Он уже неплохо зарабатывал в ФОКА (до этого момента называвшейся не FOCA, а FICA), но хотел все больше и больше. Он требовал с каждого из европейских автодромов по 270 тысяч долларов за гонку, а также оплату расходов команд. Их вполне предсказуемые возражения работали на Экклстоуна и его масштабный план.

Он понимал, какие выгоды принесли бы «Формуле-1» трансляции гонок, однако спутниковое телевидение еще только зарождалось. Не имея возможности вести репортаж напрямую, телекомпании записывали фрагменты гонок на пленку, доставляли их в студию, там обрабатывали, монтировали и лишь затем показывали в новостных выпусках. В Великобритании гонки не освещались даже в столь жалком объеме. Дирекция «Би-би-си» отказалась транслировать «Формулу-1» после того, как на болиде Джона Сертиса появилась вызывающая реклама презервативов «Дюрекс». Переубедить вещательную корпорацию не представлялось возможным, пока на телевизионные права не существовало спроса и, как следствие, отсутствовала конкуренция. В Рио Экклстоун случайно познакомился с американским спортивным агентом Марком Маккормаком. Его рассказ о продаже прав на трансляции тенниса натолкнул Экклстоуна на мысль не просто торговать телеправами, но еще и предлагать на гонках спонсорские пакеты.

Маккормак не только основал «Ай-Эм-Джи», но и был агентом ряда известных спортсменов, в том числе Джеки Стюарта и Грэма Хилла. Он рассчитывал править «Формулой-1» вместе с Экклстоуном. «Маккормак споткнется о собственное эго, – заметил Джон Хоган, – да и вообще это слишком сложно». Экклстоун отклонил предложение американца, но усвоил его идеи.

Без всякого предупреждения он включил в контракты с автодромами пункт о передаче ФОКА телевизионных прав на «Формулу-1». Поскольку телевидение казалось вопросом второстепенным, никто возражать не стал. Владельцы трасс были заняты борьбой с попытками Экклстоуна выговорить для команд еще больше денег. В ответ он потребовал вновь увеличить сумму выплаты командам – до 300 тысяч долларов за гонку. Взбешенные невозможностью выступить единым фронтом (Экклстоун всегда вел переговоры с каждым автодромом отдельно, а сам представлял все команды разом), устроители гонок обратились в парижскую штаб-квартиру ФИА с требованием призвать противника к порядку. ФИА отреагировала ультиматумом: если Экклстоун не прекратит требовать больше денег, британские команды будут исключены из чемпионата 1976 года. Экклстоун был рад объявлению войны, хоть и не ожидал его.

Встреча с Пьером Юже, бельгийским чиновником в отставке, направленным блюсти интересы ФИА, была запланирована все в том же «Эксельсиоре». Едва все собрались, завыла пожарная сирена. Кое-кто бросился в фойе, опасаясь очередного теракта ИРА, Экклстоун же с всегдашним хладнокровием скомандовал: «За мной», – и двинулся к черному ходу. «Другие пусть бегут туда. Бомбу скорее заложат у главного входа».

Очередную встречу назначили на ноябрь 1975 года в Брюсселе. Экклстоун вошел в помещение вместе с Мосли и сразу заметил, что несколько картин висят криво. С невозмутимым видом поправив их, он безучастно посмотрел на Юже. Этот представитель загадочной бюрократической организации энтузиастов от автоспорта, размахивая тростью, распространялся о том, что чемпионат 1976 года не начнется, пока ФИА не одобрит условия соглашения между ФОКА и организаторами гонок. В понимании Экклстоуна правила существовали исключительно для того, чтобы их обходить.

– Мы вложили деньги, – заявил Экклстоун и объяснил, что соглашения заключены между ним и владельцами автодромов. – А где ваши деньги? – накинулся он на Юже. – Если мы не выйдем на старт, вы потеряете «Формулу-1».

Мосли удовлетворенно заметил, что Юже ошарашен. Чем бы ФИА ни грозила, без британских команд гонки не состоятся.

– Давайте говорить серьезно, – продолжил Экклстоун.

Рядом с Юже сидел Жан-Мари Балестр – богатый и задиристый французский издатель, который в годы Второй мировой служил во французском подразделении СС и даже фотографировался в нацистской форме. Этот любитель автоспорта всегда одевался с иголочки и грезил властью. Экклстоун сразу подметил его слабое место. Балестр был человеком несдержанным, тщеславным и далеко не таким умным, как считал он сам, из-за чего регулярно попадался в расставленные сети.

– Нам нужны деньги, а не ты! – нетерпеливо выкрикнул он и сломал карандаш.

Экклстоун эффектно осадил задиру. Он поднялся, как ни в чем не бывало подошел к двери и выключил свет.

– Видишь, я даже темноты не боюсь – не то что тебя.

Оба чиновника спасовали перед врагом, который не давал передышки. В ледяном взгляде Экклстоуна Максу Мосли виделась бесстрастная, неумолимая сила, способная подавить любое сопротивление. Юже не стал возражать против суммы в 270 тысяч долларов за гонку. Экклстоун не удержался от искушения потребовать еще 5 тысяч сверху. Мосли был ошарашен.

– Bon, – с кислой улыбкой признал поражение Юже.

Экклстоун всегда знал, что удачу нужно заслужить. Чемпионат 1976 года был спасен.

Следующим на очереди стал Карлос Ройтеманн. «Брэбхэм» уверенно начал чемпионат 1975 года, хорошо выступив в Аргентине, Бразилии и Германии, но затем удача от команды отвернулась. Ники Лауда на великолепном болиде «Феррари» рвался к победе, следом за ним шел Фиттипальди из «Макларена». Ройтеман держался третьим с большим отставанием от лидеров. Наступил сентябрь, и в Монце, предпоследней гонке сезона, итоговый успех пришедшего третьим Лауды вдруг оказался под угрозой. Представитель ФИА взял из его машины образец топлива.

– С горючим все нормально? – поинтересовался Лауда у руководителя команды «Феррари» Луки Монтеземоло.

– Да, – ответил тот.

– Точно?

– Ну, вообще-то, мы там кое-что пробовали… – признался Монтеземоло.

Лауда помчался к Экклстоуну.

– У меня взяли топливо на анализ. Что делать?

Экклстоун отыскал стюарда ФИА.

– Дай-ка посмотреть образец, – потребовал он и выхватил пробирку. – Какое ж это топливо? – усмехнулся он, выливая содержимое на землю. – Это моча.

Лауда в итоге стал чемпионом.

Экклстоун рассчитывал, что удача повернется к нему в 1976-м. Он перешел с двигателей «косуорт» на «альфа-ромео», которые производитель поставлял бесплатно. Новый двигатель стал ломаться во всех гонках подряд, начиная с Бразилии. Ройтеманн раз за разом сходил с дистанции. Расстроившись, он стал требовать повышения зарплаты, однако Экклстоун отказал. «Другой найдется», – рассудил он – точь-в-точь как Энцо Феррари, который не желал признавать заслуги пилотов, считая, что гонку выигрывает машина. Правда, он никогда не винил пилота, если машина не выигрывала.

Ройтеманн решил уйти и стал пилотом «Феррари», а Экклстоуну выплатили неустойку за разрыв контракта. «Я даже помог ему вытрясти из «Феррари» побольше денег», – говорил Экклстоун, веривший в своего второго пилота, тридцатидвухлетнего бразильца Карлоса Пасе. Финансы его не волновали. Контракт с «Мартини» и бесплатные двигатели благотворно сказались на бюджете «Брэбхэма».

Европейским этапам «Формулы-1» в 1976 году сопутствовал необычный ажиотаж. Мало того, что сами гонки проходили на редкость увлекательно, так еще и имя очаровательного светловолосого гонщика «Макларена» Джеймса Ханта то и дело мелькало в заголовках газет в связи с его амурными похождениями. Жена Ханта Сьюзи ушла к актеру Ричарду Бертону, и пилот теперь не пропускал ни одной юбки и вечеринки. Газеты весь сезон следили за его подвигами, не забывая упомянуть жгучую зависть конкурентов. Однажды репортеры пробрались в его номер, и, когда Хант вернулся туда (само собой, с очередной подружкой), вся комната от пола до потолка была заставлена включенными на полную громкость телевизорами.

На трассе же Хант поначалу не мог составить Ники Лауде конкуренцию в борьбе за звание чемпиона. Его «макларен» то и дело ломался, и в июле в Брандс-Хэтч Лауда праздновал победу уже в пятый раз. «Хитер, мошенник», – отзывался Экклстоун об австрийце, который вступил в пору расцвета и то выходил вперед с самого старта, то «отсиживался сзади и пожинал плоды после аварии лидеров». Непредсказуемую манеру Ханта, успехи которого в борьбе с Лаудой зависели исключительно от настроения британца, Экклстоун называл другим словом: «волшебство».

Поразительно зрелищной выдалась гонка на калифорнийской трассе в Лонг-Бич. Экклстоун убедил «братство» провести этап чемпионата на старой трассе к югу от Лос-Анджелеса. Команды жаловались, мол, это далеко, а город – настоящее захолустье. Лишь после того, как Экклстоун взял на себя финансовые риски, пообещав, что заплатит командам независимо от результата, они нехотя согласились лететь на Западное побережье. Клинт Иствуд с целым выводком звезд Голливуда гарантировал своим присутствием повышенное внимание прессы. После гонки Энн Джонс собрала выручку и, отложив причитающееся командам, обнаружила, что на долю Экклстоуна ничего не осталось. Зато на трассе развернулась настоящая драма. Всем запомнился Хант, который выбыл из гонки и гневно потрясал кулаками на пит-лейн, глядя, как его конкурент Лауда финиширует вторым.

1 августа все решили, что их бурному соперничеству пришел конец. На «Нюрбургринге» – опаснейшей трассе в горах Айфель – Лауду извлекли после аварии из горящей «феррари», и он должен был умереть от страшных ожогов. Однако австриец с перебинтованной головой и обезображенным лицом уже через шесть недель вернулся защищать свой титул в Монце. К восхищению итальянских фанов, он финишировал четвертым, несмотря на раны. Бескомпромиссная дуэль светловолосой секс-машины и раненого героя продолжилась в Америке и Канаде. Оба этапа выиграл Хант. Перед последней гонкой, которая должна была состояться в октябре в Японии, соперников разделяло всего очко, а после шумной ссоры по поводу той аварии на «Нюрбургринге» они почти не разговаривали. Судьба чемпионского титула зависела от того, кто придет первым в гонке у подножия Фудзи. Весь мир следил за противоборством друг храбрецов. Экклстоун ухватился за возможность наконец заманить в «Формулу-1» телевизионные компании, но сначала нужно было отделаться от назойливого конкурента.

В 1975 году Патрик Дюффелер хотел организовать Гран-при в окрестностях Токио и, с одобрения ФИА, заручился поддержкой японских властей, прессы и остальных крупных спонсоров, мечтавших примкнуть к затеянной руководством «Филип Моррис» кампании по продвижению «Мальборо» в Японии. Экклстоун сомневался. Другие страны, в том числе Саудовская Аравия и Филиппины, тоже готовы были принять этап «Формулы-1», однако некоторые команды не соглашались выезжать больше чем на шестнадцать гонок в год. Они даже посмеивались над самой идеей организовать гонку в Японии, считая, что это слишком дорого. Так или иначе, Экклстоун в 1975 году убедил команды лететь из Нью-Йорка прямо в Японию. Дюффелер торжественно объявил это своим достижением. В этот момент Экклстоун и нанес собственный удар. По его понятиям, пока договоренность не высечена в граните, ее условия вовсе не являются незыблемыми, особенно если появляется шанс выторговать еще денег. Ухватившись за возможность расквитаться с Дюффелером, он на время забыл о «Брэбхэме» и выступил в роли представителя ФОКА. Экклстоун знал, что, по мнению амбициозного американца, верховодить в «Формуле-1» должны владельцы автодромов, а не команды.

В июле 1976 года, за три месяца до гонки, Экклстоун встретился с ее организаторами на Гран-при Франции и сообщил, что не может рекомендовать командам согласиться на японский этап. Он хотел получить дополнительные средства на покрытие издержек. Дюффелер, взбешенный этой тактикой в духе профсоюзных боссов, требовал от японцев держаться до последнего. «Не поддавайтесь!» – вопил он, искренне полагая, что предусмотрел любые уловки Экклстоуна. Дюффелер обожал автоспорт и прекрасно понимал, как вреден образовавшийся в «Формуле-1» «вакуум некомпетентного управления». ФИА представляла собой сплошное посмешище. Ее члены щеголяли в блейзерах, но при этом были безвольны и глуповаты. В частности, именно крикливый и агрессивный Генри Трой спутал ФИА все карты в борьбе с Экклстоуном. Однако Дюффелер мечтал одолеть Экклстоуна даже с этими растяпами.

– Скажи, Патрик, – вежливо убеждал его Мосли, – зачем затевать войну? Давай лучше работать вместе.

Но Дюффелер отказался. Он знал, что Экклстоун перехитрит любого.

– Я не одобряю подход Берни к бизнесу, – ответил он. – В денежных вопросах Берни – бог. Но он хочет ослабить саму организацию.

Мосли был не согласен.

– Многие, – продолжал Дюффелер, – боятся Берни – это и механики, и пилоты, и руководители команд. Он грубый. Он всегда знает, чего хочет, и не терпит возражений.

– Тут наши мнения расходятся, – пожал плечами Мосли.

Ни для кого не было секретом, что Дюффелера подталкивал к противостоянию с Экклстоуном бывший директор «Порше» Хушке фон Ханштайн. Тот страстно ненавидел Экклстоуна – «невоспитанного коротышку», не в последнюю очередь потому, что состоял во время войны в национал-социалистической партии. Фон Ханштайн презирал британцев, считая их «идиотами», однако хитрость Экклстоуна должна была его в этом разуверить. Несмотря на все предосторожности Дюффелера, тот все же отыскал лазейку в контракте. Японцы согласились раскошелиться. «ФИА просто чудовищно неэффективна, – жаловался Дюффелер. – Мой план был обречен на неудачу».

Через несколько недель Дюффелер встретился с Экклстоуном во Франции и с обидой спросил:

– Берни, почему ты так поступаешь?

– Потому что могу, – лаконично ответил Экклстоун.

Пока команды не прибыли в Японию, интерес публики к борьбе Лауды и Ханта подогревала любительская запись с аварией Лауды, которую постоянно крутили по телевизору, тут же упоминая и о любовных похождениях Ханта. Внимание газетчиков и ожидаемые толпы зрителей подталкивали телекомпании к тому, чтобы отбросить предубеждения против показа облепленных рекламой болидов и придумать, как передать картинку в Европу. Экклстоун понимал, что возможность представилась уникальная, но есть одно препятствие: с юридической точки зрения он не мог продать телевизионные права вещательным корпорациям. Тем не менее, зная, что Чепмена и Энцо Феррари это не волнует, а остальные боссы слишком слабы, Экклстоун от лица ФОКА вступил в переговоры с Европейским вещательным союзом (ЕВС) – некоммерческой организацией, представляющей все государственные телевизионные сети Европы. Он быстро понял, сколь неповоротлива бюрократическая машина ЕВС. Тогда Экклстоун предложил «Би-би-си» снять гонку и переправить пленку самолетом в Лондон.

Завязка обещала колоссальный зрительский интерес, который, впрочем, мгновенно испарился, когда Лауда сошел с трассы, испугавшись сумерек в сочетании с тропическим ливнем, после чего незамедлительно умчался в аэропорт. К его удивлению, дождь вдруг прекратился, а Фрэнк Уильямс велел своему пилоту пропустить Ханта, чтобы обеспечить британцу победу в общем зачете.

Вернувшись в Европу, Дюффелер убедил Юже, что деятельность Экклстоуна ставит под угрозу руководящую роль ФИА в «королевских автогонках». Он объяснял, что, требуя от организаторов все больших выплат во избежание «неприятных последствий» вроде неявки команд на гонку «в связи недостаточными мерами безопасности», Экклстоун подрывает авторитет ФИА. Дюффелер говорил: «Экклстоун любит постоянно оказывать давление и отлично умеет это делать». И добавлял: «Берни мне нравится – но мне не нравится его стремление подмять под себя автоспорт».

Дюффелер предложил ФИА объединить усилия устроителей гонок в борьбе с Экклстоуном и ФОКА. Такие противостояния Берни обожал. Он рассчитывал переиграть Дюффелера, поскольку поддерживал дружеские отношения со всеми владельцами автодромов.

Американец не сдавался. Его назначили бороться с Экклстоуном вместо Юже, чтобы восстановить авторитет ФИА. Встретившись с Дюффелером, Экклстоун отказался прекратить переговоры с автодромами. Желая продемонстрировать свою непокорность, он встал, еще раз поправил картины и заявил, что организует Гран-при Нидерландов без санкции ФИА. Дюффелер в ответ объявил о создании «Уорлд чемпионшип рейсинг» (УЧР) – альтернативы ФОКА. Восемь автодромов поддержали Дюффелера, а восемь оказались на стороне Экклстоуна. Линия фронта определилась.

Для победы над Дюффелером нужно было обеспечить полное единство в стане команд. На очередной встрече в Хитроу Экклстоун внимательно прислушивался к своей пастве. Собравшиеся за столом темпераментные эгоисты постоянно в чем-то подозревали друг друга, и он успешно сталкивал их лбами. Команды же всецело зависели от Экклстоуна, который решал их проблемы: то договаривался о визе для южноафриканского пилота, пострадавшего от введенных в борьбе с апартеидом санкций; то доставал нужные запчасти; то убеждал спонсора продолжить сотрудничество. В ноябре 1976 года команды поддержали Берни, который никогда их не подводил. Предъявил свой козырь и Дюффелер. Организаторы Гран-при Аргентины, запланированного на январь 1977 года, были на его стороне. Дюффелер предупредил Экклстоуна, что гонки не будет, если команды не выполнят его требований. Вдобавок его поддержали Мишель Боэри и прочие деятели ФИА. Экклстоун вышел из себя. Именно он воскресил Гран-при Аргентины – и теперь его устроители переметнулись к противнику. Он решил оставить Дюффелера в дураках и сам отменил гонку.

Дюффелер задумал сыграть на повышение и начал кампанию в прессе, сравнивая «беспринципные» методы Экклстоуна с действиями мафии. На страницах спортивных газет Великобритании и Европы развернулась яростная битва. «Я знаю, что раньше ассоциацию конструкторов сравнивали с мафией, – не остался в долгу Экклстоун, – а меня даже называли крестным отцом, но это не так. Хотел бы я быть крестным отцом. Они ведь ворочают миллионами, так? Летают на самолетах, а не трясутся в поездах, как я. Уж поверьте, если б я был крестным отцом, то не ввязывался бы в склоки из-за машин, которые носятся по кругу».

Экклстоун решил, что Дюффелер просчитался.

«Скажите мне, что означает слово “беспринципный”? Я его не понимаю. Проблема – в деньгах». В прессе он утверждал, что просто защищает команды. Что он ничего не заработал на любимом спорте, а, наоборот, вложил в него свои деньги и даже их не вернул. Экклстоун обожал эту лукавую маску торговца. Да, я маленький, но не боюсь драки. «Я не ребенок, – заявлял он, – и уверен, что за правду нужно сражаться». Словно хитрый политикан, он представлял себя непонятой жертвой чужих интриг. Хотя «Брэбхэм» твердо стоял на ногах, а деятельность в ФОКА приносила ему немалые барыши, Экклстоун, не моргнув глазом, утверждал в интервью: «Автогонки не принесли мне ни гроша». Время от времени он переходил на угрожающий тон и предупреждал: все, кто исподтишка строит козни, «сойдут со сцены», а всякий, кто попытается его обмануть, – «мертвец». Никому не удавалось обойти его безнаказанно. «Я мог бы свозить вас на кладбище, где лежат мои враги», – заявлял он позднее. Постоянное напряжение и обмен угрозами должны были помешать планам Дюффелера создать «Уорлд чемпионшип рейсинг».

Как любой хороший игрок в покер, Экклстоун знал, когда сбросить карты. К началу января он понял, что аргентинцы горой стоят за Дюффелера и ему следует быть реалистом. Британским командам нужны были гонки, так что Экклстоун погрузил все машины и оборудование в «Боинг-747» и отправил в Буэнос-Айрес. Дюффелер ликовал: «Я победил Экклстоуна». Тот едва сдерживал гнев. Ничего, он подождет следующей раздачи, а пока можно и повеселиться. Желая позлить «Феррари», он договорился с организаторами, что те уменьшат количество кругов, поскольку стоящий на «Брэбхэмах» двигатель «альфа-ромео» нещадно «ест» масло. На глазах у Экклстоуна, Чепмена и остальных менеджеров английских команд руководителя «Феррари» Марко Пиччинини известили об изменении регламента. Лицо итальянца перекосилось, и он в гневе помчался к стюардам жаловаться, что Экклстоуну помогают. Те с улыбкой пожали плечами. Вернувшись в боксы, Пиччинини увидел, как смеются над ним англичане во главе с Экклстоуном. Он же смеялся последним и в конце гонки: Карлос Пасе на «брэбхэме» финишировал вторым, опередив «феррари» Ройтеманна на две секунды.

Две недели спустя Экклстоун смиренно отправился вместе с командами на Гран-при Бразилии, тоже проходивший на условиях Дюффелера. Лежа у бассейна гостиницы в Рио, он спросил у Мосли: «Сколько стоит этот отель?» Тот смущенно промолчал. Чтобы убить время, Экклстоун рассчитал стоимость, исходя из количества номеров, расценок и расходов, а потом стал распространяться о коммерческих возможностях. Отлично разбиравшийся в юридических аспектах Мосли и Экклстоун с его деловой хваткой составили очень сильную пару.

Его дочь Дебби позвонила из Англии и сообщила, что выходит замуж.

– Все будет тихо, по-семейному, – объяснила она.

– Ну тогда приходи в тапочках, – заявил Экклстоун и отказался приехать, хотя приглашены были только Айви, его родители и еще пятеро гостей. Тихие семейные церемонии он особенно ненавидел и на этот раз отыскал хороший повод отказаться.