Кто ты такой

      Когда же мне было не найти Холи, а читать не хотелось, я продолжал свои эксперименты. Неизвестно почему, но мне очень не хотелось, чтобы кто-нибудь застал меня за поджиганием второй спички справа, в ряду спичек, висевших в метре от потолка. Мои отношения с монахами воспринимались мной как противостояние, поэтому я считал уместным скрывать от них проявившиеся возможности. Я чувствовал, что мои силы постоянно растут, и если раньше мне стоило нечеловеческих усилий продержать спичку хотя бы минуту, то теперь, я мог выстраивать в воздухе фигуры из тридцати спичек и жонглировать ими по часу, а то и больше. Мне хотелось оценить свои силы, но я боялся, что если я начну делать это во дворце, то это приведёт к тому, что монахи узнают о моём умении, и я потеряю единственный козырь.
      Наконец, примерно через неделю после "Свадьбы", я проснулся и увидел, что на улице снова хорошая погода. Холи рядом не было, но по положению солнца я понял, что это не она встала раньше обычного, а я проспал. Я почистил зубы и по чёрной лестнице спустился во двор. Я прошёл по полю, оглянулся, чтобы убедиться, что за моими передвижениями никто не наблюдает, и, убедившись, скрылся в деревьях.
      Я прошёл через полосу леса, вышел на дорогу, которая при дневном свете не светилась, прошёл по ней около ста метров и углубился в лес по другую её сторону. Меня не покидало странное чувство, словно я знаю, куда иду, хотя шёл я не по тропинке, и иногда мне приходилось буквально продираться сквозь колючий кустарник, теша себя надеждой, что он не ядовит. Наконец лес впереди стал светлеть, а потом и вовсе расступился. Я оказался на берегу небольшой речки. У самого берега я заметил плоский овальный камень. Я подошёл к нему и потрогал чёрную шероховатую поверхность. Она оказалась тёплой и я, сложив куртку и положив её на камень, уселся сверху. Некоторое время я просто сидел и смотрел на текущую мимо меня воду, но со временем мне стало казаться, что я наполняюсь силой от этого места, и тогда я вспомнил цель своего прихода.
      У другого дерева в воде лежал ствол сломанного грозой дерева. Одним концом он ещё был прикреплён к пню, а другой конец медленно покачивался из стороны в сторону, борясь с течением. Я сконцентрировался на стволе и попытался немного приподнять его. Наученный горьким опытом я знал, что пытаясь сделать что-либо, на что в данный момент не хватает энергии, я мог запросто потерять сознание, а терять сознание, сидя на камне, нависшем над водой, мне совершенно не хотелось, так как это могло привести к падению в воду, что было чревато преждевременной смертью от попадания в лёгкие этой самой воды.
      Как только я попробовал приподнять ствол, тот взлетел из воды и замер под углом тридцать градусов к земле. От удивления я выпустил его. Стол упал в реку и, с оглушительным треском отломившись от своего пня, медленно поплыл по течению. Меня окатило волной брызг. Я снова сконцентрировал внимание на стволе, остановил его, поднял из воды и приставил к пню. Внезапно мне захотелось, чтобы это дерево снова ожило. Я собрал все свои силы, закрыл глаза и представил, как ствол прирастает к пню. Мне показалось, что я стал сдуваться как проколотый воздушный шар. Я с трудом сполз с камня назад, на берег, и открыл глаза. С деревом происходило что-то странное. Место соединения ствола и пня расплылось и стало похоже на небольшой вихрь. Я чувствовал, что у меня остаётся всё меньше и меньше сил, и пытался остановить потерю энергии. Наконец мне это удалось. Несколько секунд я лежал на спине, даже не имея сил открыть глаза, но потом почувствовал, что силы восстанавливаются.
      Когда я ощутил, что практически все последствия, вызванные этой попыткой приживления, прошли, я встал и вернулся на камень. Дерево стало целым, лишь только в метре от земли был небольшой кольцевой нарост неровной формы, обозначавший место, где был разлом. Я стал анализировать своё состояние. Меня приятно поразило не только количество энергии, но и то, что она так быстро восстановилась. Я подумал, что если так будет продолжаться и дальше, то не понадобится восстанавливать Рапмана Ну для того, чтобы выиграть битву. Единственное, что мне не нравилось, так это то, что я не сразу смог остановить поток энергии. Это означало, что большие объемы энергии имеют инерционность, и можно запросто погибнуть, пытаясь сделать что-то, что требует полной выкладки. Внезапно за моей спиной послышался хруст сломанной ветки. Я обернулся - около ближайшего ко мне дерева, стоял Шан и держался за нижнюю ветку рукой. Я встал и подошёл к нему. На нём был надет толстый шерстяной свитер, несмотря на то, что на улице было больше двадцати. Это напомнило мне, что Шан не являлся человеком в привычном смысле этого слова, что привело к тому, что я машинально вытер о штанину руку, после того, как с ним поздоровался.
      Шан не заметил, а может сделал вид, что не заметил, этого моего жеста, он вообще был в прекрасном настроении. Мы разговорились о причинах исчезновения его цивилизации. Мне запомнился кусок разговора, так как смысл сказанного как-то не вязался с улыбкой на его смуглом лице. Я спросил у него, что такое Зло, которое по легенде должен победить Рапман Ну, и не является ли это зло какой-либо живой субстанцией, которая с определённой периодичностью пересекается с земной орбитой. Он перевёл тему, ему явно не хотелось обсуждать тему Зла, но перед этим сказал:
      -Видишь ли, Зло не имеет никакого отношения ни к космосу, ни к инопланетянам. Зло не имеет пространственных координат, это всего лишь нарушение в структуре этого мира, вызванное войной магов. Когда ваша цивилизация всё-таки исчезнет, от вас на десятки тысяч лет останутся радиоактивные свалки, разрушенная экология и много всякой другой гадости. От каждой цивилизации в мире остаётся что-то плохое и что-то хорошее. Цель - оставить как можно больше хорошего и как можно меньше плохого.
      -Ты так уверенно говоришь, почему ты считаешь, что наша цивилизация должна исчезнуть?
      Шан рассмеялся, мне в голову пришла мысль, что ему доставляет удовольствие этот разговор.
      -Потому что человеческое общество - сложный, неотлаженный организм, живущий по своим собственным законам. Так устроен мир: то, что когда-то родилось, должно рано или поздно исчезнуть. Если бы это было не так, то всё вокруг кишело бы толпами инопланетян, рыскающих в поисках плутония или нефти; космическое пространство было бы полностью заполнено использованными консервными банками, а вокруг солнца была бы установлена громадная солнечная батарея. Нет, цивилизации - биологические макросущества и, вне зависимости от их структуры и особенностей, они обречены на смерть.
      Закончив свой монолог, Шан отпустил ветку и медленно пошёл вниз по течению реки, а я последовал за ним. Незаметно разговор перетёк в другое русло. Темы медленно сменялись, словно Шан искал интересный мне вопрос. Потом мы остановились у небольшого водопада, я стал рассказывать Шану, как Холи объясняла мне теорию субъективности восприятия цветов. Я заметил, что Шан внезапно заинтересовался этой темой. Он попросил рассказать подробнее, как Холи манипулировала коробками, а послушав и посмеявшись над чем-то, что осталось для меня загадкой, сказал:
      -Пойдём, я продемонстрирую тебе это наглядней.
      Мы прошли мимо водопада и добрались до поворота реки. Там Шан прижал указательный палец к губам и мы молча вышли на берег. На другом берегу реки крестьянки полоскали бельё, а между ними с лаем бегала большая собака, смесь овчарки с чем-то очень длинношёрстным. Шан сел на траву и стал пристально смотреть на собаку, после чего та успокоилась и прилегла в тени огромного дерева, стоявшего около самой воды. Одна из крестьянок, закончив полоскать, подошла к собаке, погладила её и села рядом в тени, дожидаясь остальных. Шан сказал мне, чтобы я принял такую же позу, как эта женщина. Я попытался сделать это как можно лучше, но Шан всё равно меня поправил. Потом он сказал мне приблизить её изображение. Я удивился, откуда он знает о моей способности приближать далёкие предметы, так как последний и единственный раз я пользовался эффектом бинокля на следующий день после того, как прибыл в эту страну. Я помнил, что в то время Шан всё ещё находился в своём каменном саркофаге и никак не мог видеть, что я делаю. Как всегда, пытаясь объяснить необъяснимое, я решил, что об этом Шану рассказал Узкоглазый.
      То, что я думал о посторонних вещах, помогло мне войти в состояние, необходимое для применения эффекта бинокля, гораздо быстрее, чем это получалось обычно. Женщина увеличилась и заняла собой всё поле моего зрения. Шан сказал мне, чтобы я начал дышать в с ней в такт, это получилось несколько быстрее. Я не знал, чего он добивается, но у меня появилось ощущение, что я смотрю на себя со стороны. Это произошло потому, что я полностью повторял позу, дыхание и движения этой женщины, что создало иллюзию того, что я ей управляю. Потом я услышал, как Шан встал и подошёл ко мне. Он дотронулся рукой до моего плеча и внезапно меня пронзил импульс, похожий на сильный электрический разряд. Я перестал видеть на пять секунд, глаза закрылись сами собой. Когда я через несколько секунд открыл глаза, передо мной предстало невиданное зрелище. Цвета сменились, мне стало казаться, что я смотрю негатив стереокинофильма. Вода в реке стала течь в другую сторону, а вместо женщин на другом берегу появились две небольшие тёмные фигуры, одна из которых сидела в такой же позе, как и женщина к которой я только что подстраивался, а другая стояла рядом, пристально смотря в мою сторону. Я перевёл взгляд направо и около себя заметил какое-то непонятное существо, издававшее частые звуки, непривычные для моего слуха. Я был поражён. Я рассматривал зелёную шерсть, светящуюся серебристыми искрами; удлиненный череп, изо рта которого вылезал изогнутый зеленоватый язык. Я необыкновенно глубоко проник в детали этого существа, но несмотря на это, общей картины у меня не складывалось. Я потерял интерес к этому непонятному существу и взглянул на небо. Оно было синим, но к обычному синему цвету, примешивался неизвестный оттенок, который я не мог интерпретировать. После нескольких секунд наблюдения, я понял, что этого цвета я раньше не видел.
      Внезапно, существо, лежавшее подле меня вскочило и побежало к реке, издавая неприятные и резкие звуки. В тот момент я понял всё: это была собака, а я смотрел на мир глазами женщины, сидящей на противоположном от меня берегу. Это настолько поразило меня, что я вскочил.
      Когда я вскочил, изображение опять стало меркнуть, и единственным, что я заметил, была фигура на противоположном берегу, вскочившая синхронно со мной. Через три секунды я понял, что стою с закрытыми глазами, открыл их и прищурился от яркого солнечного света. Я вернулся.
      Женщина на противоположном берегу растерянно стояла, озираясь по сторонам. Корзина с только что прополосканным бельём лежала около неё на траве, вокруг неё было разбросано содержимое. Опомнившись, женщина наклонилась и стала собирать рассыпанные вещи.
      -Пойдём отсюда, - Шан, не дожидаясь меня, развернулся и пошёл по тропинке, ведущей в лес.
      Я ещё раз оглядел противоположный берег, пытаясь найти в нём хоть малейшие следы того сюрреалистического зрелища, но всё выглядело так, как и должно было выглядеть. Женщина, рассыпавшая бельё, отчаянно жестикулируя, что-то рассказывала остальным. Я отвернулся и последовал за Шаном.
      Я догнал его примерно через минуту и стал расспрашивать о том, что я видел. Он отвечал кратко, не улыбаясь, и казался полностью погружённым в себя. Мне показалось, что у него был вид человека, которому снова не удалось сделать что-то важное, хотя он и старался изо всех сил. Я спросил его об этом, но он просто отшутился, сказав, что он обдумывает очень важное дело, о котором мне ничего не должно быть известно, во всяком случае, пока.
      Я не люблю, когда от меня что-то скрывают, и когда мы вышли из леса, я поспешил придумать себе срочное дело и оставить Шана наедине с его разочарованием. Я чувствовал себя обиженным, мне надо было выплеснуть накопившийся неприятный осадок. Поэтому, когда я входил во дворец, я наорал на молодого монаха, стоявшего около двери. Он испугался, покраснел и побежал через поле к монастырю так быстро, что я рассмеялся и тут же забыл причину своего гнева. Я поднялся к себе, взял с полки недочитанную книгу и принёс с кухни чай. Я закончил читать, когда на улице стемнело, а пепельница, стоявшая рядом с кроватью на небольшом журнальном столике была переполнена окурками.
      Я помылся, побрился, съел несколько яблок, и поднялся к Холи. Во всех комнатах горел свет, но никого не было. Как это бывает обычно, когда не удаётся сделать то, что собираешься сделать, или застать того, кого хочешь застать, я в растерянности стоял посреди комнаты, пытаясь придумать, что же мне делать. Читать не хотелось, а больше я не мог ничего придумать. Посмотрев на часы, висевшие на стене, я обнаружил, что было уже девять вечера. Я решил пойти в библиотеку и поискать там что-нибудь поинтереснее, чем сбывшиеся пророчества Рапмана Ну (несбывшиеся мне читать не давали, а чтобы не было соблазна, их просто не переводили на русский), но когда я подошёл к двери, ведущей на лестницу, та резко отворилась, и на пороге появилась изрядно запыхавшаяся Холи. Я вздрогнул от неожиданности, она тоже.
      Мы прошли в комнату, я сел рядом с ней на диван и внезапно почувствовал себя нехорошо, сначала я не мог понять, с чем это связано, но потом понял, что мне просто стало передаваться её настроение.
      -Что случилось? - я спросил искренно, но почему-то в моём голосе прозвучала насмешка. Мне иногда бывает трудно контролировать интонации, особенно когда долго не приходится ни с кем говорить. Так было и на этот раз.
      Холи, казалось, не заметила этого. Она вообще не поняла, что я спросил. У неё был вид человека, полностью погружённого в свои мысли, причём, судя по её выражению лица, эти мысли были отнюдь не веселы.
      Я пододвинулся к ней поближе и обнял её за плечи. Она прильнула ко мне, словно ища защиты, хотя я был уверен, что это движение не было осознанным. Холи спросила:
      -Что ты сегодня делал?
      Я рассказал ей о том, что случилось на берегу реки, упустив эпизод с упавшим деревом. Рассказывая, я чувствовал, что она меня не слушает. Мне захотелось выяснить причину её подавленного состояния:
      -Холи, что с тобой? Ты меня совсем не слушаешь, как будто всё ещё находишься не здесь, а там, откуда ты только что примчалась.
      -Не обращай внимания, мы просто поспорили с Шаном.
      Меня осенило. Я уже знал, что все эксперименты, которые со мной проводили, имели своей целью возвращение личности Рапмана Ну. Я понял, почему перед случаем на берегу Шан пребывал в прекрасном расположении духа, а после этого стал мрачен и задумчив. Рапман не возвращался, несмотря на все предпринимаемые попытки.
      -Что, не получается с Рапманом? -спросил я.
      Холи вздрогнула.
      -Да, не получается.
      -А о чём вы спорили?
      -Мы спорили о дальнейших способах. Шан настаивает на проведении радикальных мер, но я боюсь, что это будет опасно для тебя.
      -То есть при радикальных мерах мой рассудок может серьёзно пострадать?
      -В принципе верно, но только в принципе. Понимаешь, если Рапман станет возвращаться постепенно, то у тебя будут проявляться некоторые новые качества, а если это произойдёт мгновенно, то может произойти пересечение личностей, и ты окажешься первым человеком, у которого раздвоение личности - это не болезнь, а суровая действительность.
      -Но если мягкие меры не помогут?
      -Давай надеяться на то, что это окажется не так, я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.
      -Я думаю, что если со мной что-то случится, то я этого тоже не переживу, - я пошутил, но сразу понял, что своей репликой поставил под сомнение слова Холи. Она посмотрела на меня с такой тоской в глазах, что мне стало больно.
      -Прости, - сказал я, опустив глаза.
      Мы говорили ещё долго, потом легли спать. Я проснулся среди ночи, Холи что-то говорила во сне, я долго не мог разобрать не слова, она замолчала, а потом отчётливо произнесла:
      -Не надо этого делать, должен быть другой путь.
      После этой фразы она проговорила ещё несколько неразборчивых предложений, перевернулась на другой бок и замолчала. Её дыхание стало ровным и глубоким.
      Я посмотрел в окно, В тёмном стекле приоткрытой форточки отражалась луна.

* * *

      Вскоре наступили странные дни. Я не мог поговорить ни с одним человеком, с некоторыми по причине того, что они просто не говорили по-русски, а с другими потому, что мне их просто было не найти. Все куда-то бегали, к чему-то готовились. Даже когда у меня получалось поймать Холи или Шана, оказывалось, что они в данный момент куда-то очень спешат, но буквально через час они меня найдут и всё объяснят. Час проходил, но никто не приходил и ничего не объяснял, и я начинал злиться. Мне хотелось совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, так, чтобы все встали с ног на голову и оставались в этом неудобном положении как можно дольше.
      Однажды, когда я пытался починить найденный мной в комнате Холи радиоприёмник, с улицы донёсся низкий и прерывающийся гул автомобильного двигателя. Я выглянул в окно и увидел там армейский джип американского производства, медленно подъезжавший к дверям монастыря. Я быстро переоделся и слетел по ступеням крутой лестницы на улицу. Быстрым шагом преодолев пространство между дворцом и монастырём, я оказался около машины.
      Автомобиль со всех сторон окружили местные детьми, которые рассматривали его с таким восхищением, как будто это был не джип, а живое австралийское кенгуру, причём говорящее. Около машины стоял Узкоглазый и о чём-то спорил с людьми в форме, я подумал, что это полиция из соседнего государства, о котором мне рассказывала Холи. Я достал сигарету и закурил. Дети, заметив меня, кинулись в рассыпную, а Узкоглазый посмотрел меня с нескрываемым недовольством.
      Продолжая говорить и размахивать руками, Узкоглазый пошёл к монастырю, полицейские последовали за ним. Я остался у машины один, вокруг меня не было никого, кроме нескольких крестьян, копающихся в земле, но и они были на таком расстоянии, что даже при большом желании мне не удалось бы разглядеть их лиц. Я подошёл к машине, в замке зажигания был ключ.
      Меня охватил внезапный порыв - разрушить затхлое спокойствие последних дней, и, поддавшись ему, я сел в машину. Я повернул ключ, из-под капота раздался стук раскручивающегося стартёра, который вскоре сменился низким, ровным гулом работающего двигателя. Воткнув первую передачу, я медленно поехал вокруг монастыря, пока не нашёл место, где был выезд на кольцевую дорогу. Попав на ровную поверхность дороги, я переключил передачу и нажал педаль газа до упора.
      Машина неслась по дороге, и её движение казалось ещё более быстрым оттого, что деревья стояли буквально впритык к мощёной поверхности, как с одной, так и с другой стороны. Через пятнадцать минут я увидел знак, обозначающий поворот налево. Я сбавил скорость, но всё равно чуть не проскочил поворот.
      Я свернул на грунтовую дорогу. Деревья касались своими ветвями бортов и хлестали по лобовому стеклу джипа, двигатель перестал работать ровно и начал издавать недовольное рычание каждый раз, когда приходилось выезжать из очередной ямы. Мне всё время казалось, что ветка потолще может спокойно разбить стекло. Порой у меня создавалось ощущение, что я буду ехать по этой дороге вечность, но минут через двадцать деревья несколько отступили от дороги, лес стал редеть и, наконец, я выехал на асфальт. Примерно через километр последние деревья остались позади, и я оказался на въезде в небольшую деревню.
      Когда я проезжал мимо домов, у меня создалось впечатление, что деревня была только что оставлена жителями, но когда я отъехал от последнего дома примерно на километр и остановился покурить (не люблю курить в машине, даже если у неё откидной верх), я увидел, обернувшись назад, что деревня была просто наполнена людьми. Было не понятно, почему они прятались, когда я проезжал, но и выяснять это желания не было. Бросив окурок в придорожную канаву, я забрался в машину и нажал на педаль газа.
      Через пятнадцать минут, во всяком случае, по автомобильным часам, впереди появилось несколько двух - трёхэтажных построек, и я въехал в город. Улицы были заполнены народом, меня удивило количество людей в военной форме. Я остановился в одном из первых переулков, вышел из машины и задумался. Я не мог придумать, что же я могу делать в чужом городе чужой страны, в которой люди не разговаривают не только по-русски, но, скорее всего, даже по-английски. На заднем сиденье джипа я заметил большой кожаный портфель. Я заглянул в него и нашел кошелёк с несколькими купюрами и кучей мелких монет. Положив кошелёк в карман, я захлопнул дверцу, вытащил ключ из замка зажигания и пошёл вниз по переулку. Около единственной в пределах видимости вывески стояло несколько человек в военной форме, оживлённо, на грани рукоприкладства споривших друг с другом. От них сильно пахло спиртным. Я зашёл в заведение, которое, про себя, сразу назвал харчевней. Я не знаю, почему мне в голову пришло именно это слово, но место, куда я попал, лучше всего подходило под это определение.
      В просторном, тщательно прокуренном зале, в несколько рядов стояли длинные деревянные некрашеные столы с деревянными же лавками. Я подошёл к толстому человеку за прилавком, дождался, когда один из посетителей получит свой заказ, показал на то, что ему дали, потом указал пальцем на себя и, улыбнувшись, протянул ему банкноту, такого же достоинства, что была в руке человека, стоявшего рядом со мной и дожидавшийся своей очереди.
      Продавец чему-то сильно обрадовался и стал оживлённо жестикулировать (видимо он решил, что я немой). Я посмотрел на него усталым, недовольным взглядом, и он понял, что у меня нет ни малейшего желания с ним общаться. Улыбка сошла с его лица, он резким жестом выставил на прилавок мой заказ, причём тарелки звякнули об дерево так, что это мне напомнило лучшие традиции советского общепита. Я поспешил ретироваться, так как понял, что на меня вот-вот начнут орать, что я задерживаю очередь. Я взял свои тарелки, отыскал в углу зала свободный стол и стал рассматривать еду.
      Единственным, что я смог узнать, был рис, остальные компоненты были мне неизвестны, но я всё же рискнул и попробовал. Вкус был довольно интересным, но пища оказалась очень острой. Когда я отпил из большой глиняной кружки, я понял, что это было не просто так, судя по жжению, разлившемуся после первого глотка по моему рту, основным и практически единственным компонентом этого напитка был спирт.
      Когда я справился с этим алкоголическим обедом, моё настроение заметно улучшилось. Я стал рассматривать помещение, в котором находился. Мне доставляла удовольствие мысль о том, что я смог вырваться из-под опеки монахов, так как в последнее время чувствовал себя не человеком, а скорее коконом, из которого рано или поздно должна была вылупиться прекрасная бабочка Рапмана Ну.
      Внезапно в зале стало тихо. Я оглядел зал и увидел три человеческие фигуры, быстро приближавшиеся ко мне. Это были полицейские, я узнал их по форме, несколько отличавшейся от формы, в которую были облачена большая часть из присутствующих. Двое из них были с автоматами, третий, видимо главный, встал между ними и стал что-то быстро говорить противным, отливающим металлом голосом.
      Я посмотрел на него с ненавистью, эта троица чем-то напомнила мне гестаповцев из старого послевоенного фильма. Я, по мере сил, сконцентрировал внимание на его мундире и стал взглядом отрывать от него пуговицы, одну за другой. Пока я производил эту нехитрую в сравнении со своими возможностями операцию, страж порядка стоял, не обращая внимания на порчу казённого имущества, являвшегося, кроме того, его личным обмундированием, но когда я закончил, полицейский покачнулся и приблизился ко мне. Его лицо перекосилось в яростной гримасе, он перешёл на крик. Я понял, что пришла пора приготовиться увернуться от удара по лицу, но когда он занёс руку для удара, зал, потихоньку начинающий издавать какие-то звуки, замолк снова. Полицейский замер и тихо сполз под стол. Я посмотрел на входную дверь. Практически закрывая весь проём, на пороге стоял человек. Я узнал его, это был Шан, такой конституции как у него я не видел больше ни у кого.
      Шан медленно прошёл в зал и подошёл ко мне. На его лице была лёгкая, ни о чём не говорящая улыбка. Он мотнул головой в сторону выхода, и не дожидаясь меня, пошёл обратно. Вспомнив о занесённом над моим лицом кулаке, я поспешил за ним, не удержавшись, впрочем, от удовольствия - наступить лежащему полицейскому на спину.
      Шан ждал меня на улице, и как только я вышел, мы сразу пошли по переулку. Полицейская машина всё ещё стояла на том самом месте, на котором я её оставил. Когда мы подошли к ней, Шан демонстративно протянул руку, и я, догадавшись, положил в неё ключи.
      Мы ехали долго, Шан никуда не спешил. Когда город остался позади, я спросил его:
      -Слушай, почему в городе все в военной форме? Да и полицейские выглядят слишком тоталитарно.
      -А как они должны выглядеть? У них диктатура.
      -Странно, почему же они ведут себя как хозяева, в точности как в России?
      -Правоохранительные органы полностью отражают ситуацию в стране. Они наглеют в двух случаях, либо им всё можно (когда государство полицейское), либо нет ничего, что было бы им запрещено (когда государство очень слабо), а в принципе, "всё можно" и "ничего не запрещено" - абсолютно эквивалентные понятия.
      Я больше ничего не спрашивал, а Шан, наверно, не видел смысла в дальнейшем разговоре со мной. Когда я совершал угон машины, я рассчитывал произвести большой переполох, но как выяснилось, из всех нервничала только Холи, что она и доказала, устроив истерику, когда мы приехали. Несмотря на то, что мне стало стыдно за то, что я заставил её волноваться, в целом, я был удовлетворён поездкой. Меня грела подлая мысль, что, выходя из машины, я забрал ключи от полицейского джипа себе, отомстив полиции за неправильные идеологические установки их государства.

* * *

      Кроме приятных впечатлений, полученных мной от этой выходки, произошёл сдвиг в отношении ко мне людей, окружавших меня. Хорошая погода держалась довольно долго, и я часто выходил из дворца и бродил по окрестностям. До того, как я совершил угон джипа, я мог часами бродить, где было моей душе угодно, не встречая на своём пути ни единой живой души. Теперь же каждые пятнадцать минут мимо меня проходили какие-то люди, старательно делавшие вид, что оказались около меня случайно. Я чувствовал, что мне перестали доверять и стали бояться, что я снова выкину что-нибудь подобное. Я знал, что о случае в городе не узнали даже сами монахи, но то, что за мной приехал сам Шан, говорило о низком уровне подготовки магов. Хороших магов, кроме Шана, просто не было, все знания благополучно затерялись между ритуалов, а потом были ими просто вытеснены. Раньше мне говорили, что войско, похороненное под городом должно лишь помочь в борьбе со Злом, но теперь я видел, что кроме этого войска на борьбу со Злом больше выставить было некого. В конце концов, мне надоела эта тотальная, плохо прикрытая слежка и я решил поговорить об этом с Шаном.
      Я нашёл его на том месте, где он находился последние два дня. Монахи возводили странное сооружение на площади около того места, где раньше была статуя. Они складывали большой, десять на десять метров, куб из плит известняка. Я подошёл к Шану и спросил, не легче ли было построить это сооружение с помощью магии. Он рассмеялся, и я понял, что у него хорошее настроение. Он сказал, что надо экономить силы перед битвой, но я не очень-то в это поверил, так как из моего опыта следовало, что чем больше сил тратишь, тем больше их становится, но я не сказал ничего по этому поводу, так как у меня была другая цель.
      -Надо поговорить, - сказал я, указывая на нагретые солнцем ступени постамента, на котором до моего приезда стояла статуя. Мы отошли и присели, Шан посмотрел вдаль, щурясь от солнца, и сказал:
      -Ну, говори.
      Я решил начать с главного:
      -Я хотел бы тебя попросить, чтобы за мной прекратили наблюдение, это несколько действует на нервы.
      -Так ты заметил?
      -Да заметил, и мне это не понравилось.
      -А вдруг ты куда-нибудь убежишь? -Шан сорвал выбившуюся из трещины между плитами травинками и стал пытаться завязать её узлом.
      -Главное - не поступок, а мотив поступка. Я угнал этот джип не потому, что хотел сбежать, а потому, что про меня все забыли, и я таким ненавязчивым способом пытался напомнить вам о законах гостеприимства.
      -Кто тебя знает? Трудно судить по мотивам, если мотивы не известны, но если ты не собираешься сбегать, то сегодня вечером я хотел бы показать тебе кое-что интересное.
      -Хорошо, у меня ещё один вопрос, как ты так быстро умудрился добраться до того города?
      -Понимаешь, сейчас твоя безопасность несколько более важна, чем безопасность любого из нас. Пришлось использовать некоторые навыки, но тебе о них лучше не знать, а то сбежишь ещё, - Шан изобразил шутливое подозрение и сказал, - Ну ладно, иди, мне надо готовиться.
      Он встал и быстро направился к монахам, уже из далека делая им непонятные для меня замечания. Я тяжело вздохнул и пошёл искать Холи. Я исходил весь дворец, постоянно спускаясь и поднимаясь по его крутым лестницам, так как когда был наверху, мне казалось, что она непременно находится на первом этаже, а когда спускался, я находил абсолютно неопровержимые на тот момент доказательства того, что она наверху. Мои поиски не закончились ничем, кроме того, что у меня ужасно заболели ноги, и я решил, что если буду оставаться на месте, то у Холи появиться возможность найти меня самой. Я пришёл в номер, лёг на покрывало и заснул, не заметив сам, как это произошло.
      Я помню только самый конец сна, когда ко мне подполз гигантский дракон и сказал человеческим голосом:
      -Вечер пришёл, пора начинать.
      Как только дракон произнёс эту фразу, я резко открыл глаза, и через три секунды после этого в комнату вошёл Шан и повторил фразу дракона. После этого мне стало казаться, что я ещё не проснулся, но я встал с кровати и пошёл вслед за Шаном.