Кто ты такой

Например, если вам сломают одну руку, вам будет очень больно, если две руки, то очень-очень больно, но если к этим травмам добавится перелом ноги, то вы его просто не почувствуете, так как у вас наступит предел ощущаемой боли, так же происходит и со страданием. Когда я проснулся первый раз, физическая боль заглушала собой все чувства, включая чувство обиды. Теперь она отошла на второй план. Я почувствовал ненависть ко всему. Я ненавидел чёрную статую, дворец, местных жителей; ненавидел Холи с её загадочной улыбкой и, наконец, себя самого. Я клялся себе в том, что завтра же (я осознавал, что сегодня мне противопоказано не только садиться в самолёт, но и просто вставать) улечу из этой богом проклятой страны домой и уйду в полугодовой, а лучше пожизненный запой, так, чтобы никогда не видеть золотого сияния, узкоглазых магов и их дурацких иероглифов.
      Дверь снова заскрипела, и вошла Холи. Не знаю, как она каждый раз узнавала время моего пробуждения, но сейчас это не было её преимуществом. Она вошла и села на край кровати. Я делал вид, что не замечаю её.
      -Как самочувствие? -спросила она, проведя рукой по моим волосам.
      В том состоянии, в которое я себя привёл, было совсем не трудно уловить в этом невинном вопросе издёвку:
      -Издеваешься? - интонация оказалась преувеличенной, Холи вздрогнула.
      -Да нет, почему? - спросила она.
      -Да, конечно, "почему?". Я же практически на курорте. Только каждый день что-то взрывается, да, в среднем, полтора человека просто-напросто умирают, а так чистой воды Багамские острова. Мне надоело, что со мной поступают как с домашним животным, производя с помощью меня какие-то действия и не объясняя ни их причин, ни последствий для моего здоровья. Меня воспитали, вернее, пытались воспитать, в духе воинствующего атеизма. И что же? Привозят в страну, где правит кучка полусумасшедших монахов, взрывают мной заминированную древним магом статую, потом саркофаг, поят какой-то зелёной отравой, а потом вежливо интересуются, как, мол, моё самочувствие. Х-Р-Е-Н-О-В-О!!! Поняла!?
      Я выплеснул своё раздражение, и мне стало немного стыдно, что я не сдержал эмоций. Холи смотрела на меня удивлённо. Казалось, она обдумывает наиболее безопасный для моих нервов вариант ответа.
      -Я, вроде бы, объяснила тебе цель твоего приезда?
      -Твою речь бы дать послушать дипломированному специалисту в области психиатрии, долго бы тебя лечили током ... электрическим. Что это за страна, почему я никогда раньше не видел этого флага? - спросил я ,нахмурив брови и глядя Холи прямо в глаза, - Отвечать прямо.
      -Это страна, на протяжении веков не была доступна никому по одной единственной причине. Мы другая цивилизация.
      -Почему вас до сих пор не разглядели со спутника?
      -Разглядывали, даже присылали исследовательскую экспедицию, но исследователи ничего не обнаружили, кроме нескольких странной формы скал. Почему? Потому что им слаб о. Видишь ли, людей очень просто заставить верить в то чего нет, а не верить в то, что есть - ещё проще. Представь себе, что ты, проводя аэрофотосъёмку, обнаружил неизвестную страну. Сообщил об этом начальству, то отправило на это место экспедицию, которая ничего не нашла. Тебя лишили премии, чуть не уволили. Что ты будешь делать дальше? Ничего! Ты тщательно заштрихуешь самым чёрным маркером это место на карте и назовёшь его как-нибудь типа "Ущелье Джонсона". Если же у тебя, как у энтузиаста своего дела появится желание организовать в это "ущелье" собственную экспедицию, то тебе придётся своими глазами убедиться, что здесь и правда ничего нет. Магия - штука полезная, но в последнем случае можно обойтись простым гипнозом.
      Не то, чтобы аргументы Холи показались мне чересчур убедительными, но мне было стыдно за своё поведение, и не хотелось продолжать спор дальше. Я сказал: "Прости" и пошёл чистить зубы, стараясь не смотреть ей в глаза. Она, видно, поняла, что я ощущаю некую неловкость, вследствие которой не хочу её видеть, и когда я вернулся, в комнате было уже пусто.
      Солнце уже не попадало в комнату через щель между занавесками, я понял, что уже поздно. По моим расчётам, я не ел уже почти сутки и не ощущал чувства голода только из-за большой нагрузки на нервную систему. Десять минут, потраченных на дорогу до кухни (вчерашние карты лежали на кухне стопочкой и уже не могли помочь мне в отыскании пути), не пропали даром, я, хотя бы, начал хотеть есть. Заглянув в холодильник, я обнаружил там глиняную миску, на которой геометрически правильной горкой лежал салат из крабовых палочек. Это было именно то, что нужно.
      Я поел, достал новую пачку сигарет, закурил и посмотрел в окно. В пространстве между замком и монастырём происходила какая-то возня. Отверстие, которое с таким трудом было сделано монахами накануне, больше не существовало. На его месте была чёрная плита, изготовленная из того же, излюбленного местными магами, чёрного материала, что и разрушенные мной статуя и саркофаг. Вдруг в моей голове из всех произошедших событий сложилась ясная картина. Я понял, что все мои действия были безальтернативны. Мне казалось, что я выбираю между тем, чтобы остаться в России и тем, чтобы уехать с Холи; казалось, что я могу не пожать руку чёрной статуе, что могу не спускаться вниз в соты. Я понял, что это была лишь иллюзия выбора. Иногда некоторые люди, дающие интервью, пафосно говорят: "Если бы я начал жизнь сначала, я сделал бы то же самое", причём считают, что они сделали хоть что-то по своей воле. Никакой свободы выбора просто нет. Если вам предлагают два варианта, то один из них в данный момент наверняка более важен, или предпочтителен, чем другой. Когда легендарный осёл умирал с голоду между двумя кучами сена, ему казалось, что обе кучи были равноценны , но на самом деле, с одной стороны дул ветер, а с другой светило солнце. В конце концов, он должен был узнать о существовании этих стогов сена, сначала посмотрев на них. Следовательно, один из стогов он увидел раньше, и это значит, что варианты изначально не были равноценны. Так что, когда человек сталкивается с выбором, перед ним нет никакого выбора. Кто-то может сказать, что в одной и той же ситуации два человека, а, иногда, и один поступит по-разному. Это так, но выбора у него всё равно не будет, просто в данной ситуации данный человек с данным настроением и определённым количеством жизненного опыта, может поступить только одним образом. Даже когда он кидает монету, дрожание руки отражает его состояние в данный момент, а ветер, влажность, сила тяжести, являются уникальными для этого момента. У человека нет выбора.
      Я вспомнил, что нечто похожее на эту мысль приходило мне в голову и раньше. Однажды, я шёл по улице. Был вечер, весь тротуар был завален различными отходами (днём на том месте располагались несколько палаток, торговавших фруктами и овощами). Большая часть тротуара была залита мутными гниющими лужами, наполненными остатками тухлых помидоров и всякой другой гадости. До того, как я приблизился к этому месту, рядом со мной, примерно с такой же скоростью шёл человек, внешним видом напоминавший бомжа. Несмотря на то, что на улице уже разливался холод, который приносит с собой каждая ночь в конце лета, он был одет лишь в одну заляпанную грязью футболку и в тренировочные штаны с уродливо обвисшими коленями. Ему было около тридцати- тридцати пяти лет, но выглядел он на все семьдесят.
      Когда мы подошли к участку тротуара, загаженному торговцами, я сбавил шаг и стал продвигаться осторожно, стараясь не наступить на гнилые остатки какого-нибудь баклажана или арбуза и не промочить ноги в жиже, которая наполняла почти перекрывавшие асфальтовое покрытие лужи. Этот человек продолжал идти с той же скоростью, ему было наплевать на лужи (видимо он считал, что грязь меньше одного сантиметра это не грязь, а больше - сама отваливается) так что когда я, наконец, преодолел это торговое препятствие, он оказался в двадцати- тридцати метрах впереди меня. Дальнейшие события развивались стремительно. Передо мной промелькнул и врезался в стену дома грузовик, по-моему, КАМАЗ. Отскочив от стены, ударившись в столб и снеся его, машина остановилась. Из окна кабины на меня смотрело бледное лицо водителя. Сначала я подумал, как хорошо, что он был пристёгнут, но потом я заметил ноги в тренировочных, неестественно прямо торчащие из-под переднего колеса грузовика. В тот момент меня словно током ударило. Я подумал, что если бы, как и этот бомж, пошёл бы напрямик, невзирая на грязь под ногами, то сейчас был бы уже мёртв. Но потом эту мысль сменила следующая, я отчётливо понял, что не мог идти напрямик.
      Тогда я забыл эту мысль, но сейчас это воспоминание послужило для меня окончательным доказательством моей правоты. Самым страшным было то, что сам факт осознания мной этого порядка вещей, не сможет изменить ничего. Даже если я, в связи с этим выберу другой вариант, то этот вариант будет всего лишь единственным возможным вариантом для меня, так как при этом, второй вариант станет невозможным, по причине того, что я не смогу не совершить попытку сломать привычный ход вещей. Тем более, эту последовательность невозможно сломать, так как она существует только в прошлом. Если бы она существовала и в будущем, то было бы достаточно выбрать другой вариант, и это бы её сломало. Но это невозможно, так как выбранный вариант всегда останется тем, что я выбрал, руководствуясь совокупностью факторов, даже если одним из этих факторов будет протест.
      Потом я подумал, что на самом деле, это никак не ущемляет моей свободы, так как каждый раз я выбираю именно то, чего я хочу, даже если этого выбора реально и не существует. В итоге, я понял, что запутался.
      Я снова посмотрел в окно и увидел там Холи. Она стояла недалеко от бывшего входа в подземелье и, оживлённо жестикулируя, беседовала с каким-то человеком. Человек показался мне довольно странным. Он разительно отличался от монахов. Первым, что выделяло его из толпы, окружавшей его и Холи, был рост, на полметра превосходивший рост самого высокого из собравшихся. Одет он был довольно странно. Серый плащ, похожий на тюбетейку головной убор, всё это выглядело странно, и вообще, серый цвет его одежды контрастировал с чёрными одеждами монахов, хотя раньше я сомневался, что серый может с чем-то контрастировать.
      Почистив зубы и побрившись, я спустился вниз. Когда я вышел из замка, оказалось, что расстояние, на котором находились люди, было несколько больше, чем мне показалось из окна. Я посмотрел на небо, погода была замечательной. Я прикурил ещё одну сигарету и, не спеша, пошёл в ту сторону, где находилась толпа. По мере моего приближения, монахи стали расходиться, так что когда я подошёл, передо мной остались лишь Холи и высокий незнакомец. Приблизившись, я увидел, что он несколько выше, чем мне показалось сверху, хотя он не выглядел высоким. По своей конституции он скорее напоминал плотного человека маленького роста, которого просто увеличили в масштабе 2:1.
      Заметив моё приближение, Холи подбежала ко мне и, совершенно по-детски, подтащила меня за руку к незнакомцу. Тот ухмыльнулся и пробурчал что-то нечленораздельное. Я посмотрел на Холи и пожал плечами, показывая, что я не понял ни слова из того, что сказал незнакомец. Она засмеялась так, что еле смогла проговорить, что это нечленораздельное мычание, было именем говорившего. Я не разделял её оптимизма, но посмотрел в глаза великану и представился сам. Тот как-то странно засмеялся, будто ему только что показали, как это делается, и протянул мне свою широкую руку, которую я и пожал, серьёзно опасаясь за кости своей правой кисти. Физическими травмами рукопожатие, к счастью, не закончилось, но я заметил одну очень странную деталь: рука этого человека была горячей, не тёплой, а именно горячей, как будто он только что убрал её с батареи центрального отопления. (В отношении существования которых в данной стране, у меня были серьёзные и обоснованные сомнения.)
      Минуты полторы мы стояли молча, пока Холи не разбила неловкую тишину, (во время которой я понял, что за человек стоял передо мной), одной простой фразой, которая мгновенно сняла большую часть напряжения: "Надо отметить".
      Мы медленно пошли в сторону дворца. Я шёл немного впереди, а Холи о чём-то шепталась с магом. Я почувствовал раздражение, так как имел право рассчитывать на большее внимание с её стороны. "Хоть бы спасибо сказал, что я его вытащил, а так бы гнил бы до сих пор в своём каменном коконе", - подумал я и злобно покосился в его сторону. Должно быть, у меня получилось красноречивое выражение лица, так как реакция не заставила себя ждать. Он улыбнулся своей неумелой улыбкой, а Холи тут же подошла ко мне.
      -Слушай, а ему можно пить, он ведь вроде как священнослужитель? -спросил я.
      Холи засмеялась и ответила:
      -Я думаю, при его массе, ты уже будешь под столом, когда он что-нибудь почувствует.
      Я хмуро кивнул и пошёл дальше, делая вид, что больше не замечаю Холи, хотя не чувствовал себя обиженным её поведением, просто когда она обращала больше внимания на кого-нибудь другого, я чувствовал себя обделённым.
      Мы вошли во дворец, поднялись на второй этаж, где уже был приготовлен стол. Увидев то, что было на столе, я частично понял поступок Узкоглазого, вылившего при первой нашей встрече стакан воды на голову официанту. Во-первых, размеры стола раз в десять превышали размеры наших ресторанных столиков, а во-вторых, он весь был уставлен серебряными блюдами, на каждом из которых лежало что-то невообразимое. Я оглянулся вокруг, стараясь разглядеть многочисленных сотрапезников, но к моему удивлению, я не увидел никого, тем более, около стола стояло всего три стула. Холи указала мне на центральный, а они уселись по краям от меня. Посмотрев на незнакомца, я увидел, что тот находится тоже в небольшом замешательстве, но, в отличие от меня, он был шокирован не яствами, а стулом, так как понял, что с ним делать, только увидев, как мы с Холи уселись.
      Около минуты мы сидели за столом молча, потом Холи рассмеялась. Я, уже утомлённый затянувшимся молчанием, повернулся к ней. Мне показалось, что она смеётся надо мной. Холи закрыла рот ладонью, зажмурила глаза и покраснела. Плечи её мелко сотрясались. С трудом поборов смех, она отняла руку от лица и громким шёпотом, словно боясь рассмеяться снова, сказала:
      -Мы с Шаном совсем забыли, что ты не знаешь обычаев. Ты, как главный должен начать есть первым.
      Я состроил кислую физиономию и с сомнением осмотрел пространство стола. Ни одно из блюд не внушало мне достаточного доверия. Честно говоря, я даже не мог точно определить, что из предложенного является гарниром, а что соусом. Самым лучшим, что я смог придумать, было глупо улыбнуться Холи и пожать плечами. Так я и сделал, чем вызвал очередной припадок истерического смеха. Наверное, этот Шан так влиял на неё. Я понял, что Холи сегодня улыбалась гораздо больше обычного, но сейчас мне было важнее, чем меня будут травить. Холи перестала смеяться и наложила мне на тарелку целую кучу еды, причём из нескольких блюд сразу. Сначала я попробовал какие-то белые круглые шарики, которые показались мне наиболее похожими на привычную для меня еду. На вкус они оказались похожими на обыкновенную картошку, что вселило в меня небольшую надежду, на то, что мне не будет очень плохо весь остаток дня.
      Через некоторое время Холи что-то быстро сказала Шану на своём языке, но не успело мне показаться, что от меня снова что-то скрывают, как она обратилась ко мне:
      -Ты уже понял, кто такой Шан?
      Я укоризненно наклонил голову:
      -Я похож на идиота? Конечно, понял.
      Холи кивнула и задумалась, скорее всего, она не знала, как продолжить разговор. Я спросил её:
      -Он понимает по-русски?
      Несмотря на то, что я спрашивал это у Холи, ответил Шан. Он прекрасно понимал по-русски, разве что с произношением у него было не всё в порядке. То, что ответил он, несколько смутило меня, так как до этого я разговаривал с Холи, не принимая во внимание возможность, что Шан понимает нас. Я повернулся к нему и спросил:
      -Извините, а когда вы успели выучить язык?
      Он ответил:
      -Во-первых, не "извините", а "извини", всё-таки мы знакомы с тобой довольно долго, хотя и с небольшим перерывом. Во вторых, я могу тебя уверить, что методики обучения языкам, да и не только языкам, в вашей цивилизации оставляют желать лучшего. Зачем забивать человеку голову грудой бесполезной информации, причём, заставляя воспринимать её сознанием. Человек не использует сознание в разговорной речи, он практически никогда сознательно не подбирает слова.
      Я кивнул:
      -Мысль изречённая есть ложь, - эта фраза вызвала у Шана дикий восторг.
      -Хорошо сказано.
      -Это не я сказал, - я не хотел продолжать разговор на эту тему, у меня был вопрос, который пока не имел ответа, - Сейчас я не помню, кто.
      Шан понимающе покачал головой, а я сказал:
      -Слушай, Шан, может, ты объяснишь мне одну вещь? Видишь ли, как я понимаю, ваша цивилизация была довольно развита. Так почему же не осталось никаких свидетельств её существования?
      Он взял со стола бутылку, налил из неё прозрачной жидкости в тонкостенный стеклянный стакан, отпил глоток, выдохнул так, как будто это была водка, и перевёл взгляд на меня.
      -Для этого существует достаточно большое число причин. Действительно, наша цивилизация была развитой, но, как ты уже слышал, она развивалась немного по другому пути, чем нынешняя. Хотя, после того, как я узнал, что эта изобрела атомное оружие, у меня складывается впечатление, что каким бы ни был путь развития цивилизации, она всё равно приходит к черте саморазрушения. Так вот, хоть мы и были магами, а не технарями, у нас всё же были дома и всё остальное, сопутствующее жизни любого человеческого общества. Последняя битва уничтожила почти всё, но следов, всё-таки, осталось много. К сожалению, за тысячелетия на планете произошли большие изменения. Часть наших городов была залита вулканической лавой, полностью сменился климат. Это привело к полной метаморфозе не только природы, но и человеческого вида тоже (Ты заметил, что температура моего тела, мягко говоря, отличается от температуры тела современного человека.) Но это ещё не всё, следы остались, но никто и никогда о них не услышит, - он задумался, а мне показалось, что он просто закончил объяснение.
      Я же хотел узнать, почему существующие следы не могут обнаружить, но когда я начал задавать этот вопрос, Шан остановил меня жестом и кивком головы. Через секунду он продолжил.
      -Ты хотел спросить, почему эти следы не найдут? Их найдут, вернее, находят, но никто никогда не станет рисковать своей карьерой для опубликования сведений о них. Все археологические находки, которые делаются в последнее время, просто обязаны соответствовать, хотя бы в общих чертах, устоявшимся историческим теориям. Понимаешь, наука (так же было и у нас), напоминает перевёрнутую пирамиду из кирпичей. Всё исполинское сооружение держится на одном единственном кирпиче, который является основой. Если кто-то вытащит этот кирпич, труд учёных, на который были потрачены века работы лучших умов человечества, мгновенно станет лженаукой. Все специалисты по истории сразу же окажутся людьми, в голове которых находится груда ложной информации. Как ты думаешь, кто-нибудь это допустит? Никогда, - он осторожно откинулся на спинку стула. Я понял, что он действительно видит стул в первый раз.
      -По-моему всё не совсем так. Если бы я был археологом и нашёл при проведении раскопок что-нибудь необычное, я бы захотел рассказать об этом всему миру.
      -Здесь возникает вопрос о том, что такое "захотел". Ты вряд ли захотел бы посвятить всю свою жизнь тому, чтобы доказать существование цивилизации, в существование которой ты не мог бы поверить сам, так как всё твоё воспитание, обучение и так далее, противоречило бы её существованию? Скорее всего, нет. У тебя, конечно, появилось бы желание прославиться, но термин "хотеть" значит немного другое. Представь себе, что за десять минут до старта Михаэлю Шумахеру захотелось бы выпить пару бутылок пива. Думаешь, что он стал бы пить? Самая большая проблема современного человека заключается в том, что он не понимает, что он хочет. Если тот же Шумахер захочет перед стартом пива, он его, конечно, не выпьет, но желание останется, и пару десятых секунды он из-за него потеряет. Человеку надо хотя бы научиться отличать свои истинные желания от ложных и отбрасывать последние. Археолог будет мучаться, так как в нём будут бороться два желания: стать профессором и объявить о своём открытии. В девяноста процентах случаев, он выберет первое, в остальных десяти его посадят в психиатрическую лечебницу.
      -Но за рюмкой хорошего коньяка, он расскажет своим друзьям-археологам о том, что он нашел, а если у тех были подобные находки, то тогда вполне возможна цепная реакция.
      -Ну, это будет ещё не скоро, в основном, на такой глубине ещё не копают.
      Я улыбнулся и налил себе жидкости из бутылки. Это оказалась вода.

* * *

      Наша беседа продолжалась до самого вечера, но когда она закончилась, я, почему-то, не почувствовал себя усталым. Этот факт я объяснил себе тем, что во время беседы даже не пытался вести разговор, а только слушал и кивал. В начале, я, по своему обыкновению, пытался подковырнуть его теории там, где мне виделись слабые места, но это было похоже на тыканье гвоздём в поливной шланг, так как из этого, как мне казалось слабого места, сразу выливался всё объясняющий поток информации, от которого мой бедный мозг начинал слегка искрить и потихоньку отключаться. В общем, всё, что я вынес из последнего часа беседы, так это то, что меня грузили. Грузили, как вагон на станции Московская Сортировочная, как ледокол для "северного завоза", как триста восемьдесят шестой компьютер девяносто восьмым Виндовсом (если кто-то еще помнит о существовании этих древних вещей).
      Слава Богу (если, конечно можно допустить его существование после всего, что рассказал Шан), под конец он понял, что я не способен воспринять этот объём информации сразу, и перевёл беседу в несколько более спокойное русло до того, как я потерял сознание. Именно это помогло мне прийти в себя, и именно поэтому я и не чувствовал себя усталым.
      Холи сказала, что им с Шаном надо завершить несколько дел в монастыре, и я, отпустив несколько довольно глупых шуток по поводу того, что девушка может делать в мужском монастыре, удалился на свой этаж. Она обещала зайти через час, а я, к своему удивлению, чувствовал себя не настолько плохо, чтобы это время потратить на любование потолком, или на осмотр окрестностей, от которых во мгле осталось лишь несколько еле различимых огоньков вдали.
      Я решил продолжить свои эксперименты со спичками, но, почему-то, не нашёл в кармане короб ок. Я подумал, что забыл его на кухне и пошёл за ним. Идти пришлось долго, так как, несмотря на наличие во дворце электричества, его коридоры не были достаточно освещены и напоминали, скорее, лабиринт из страшного сна, чем место жительства главы государства. С величайшим трудом я обнаружил кухню, и добрался до выключателя. Электрический свет мгновенно вернул меня в обычное состояние, но я понял, что забыл, зачем пришёл. Я сел на табуретку у окна, положил локоть на подоконник и стал тупо разглядывать гладкую пластиковую поверхность стола. Рисунок на пластике напоминал сеть капиллярных сосудов, которые были соединены воедино так, что, двигаясь взглядом по любому из них, можно было добраться до любого участка поверхности стола. Мой взгляд медленно следил за причудливым узором, пока на другом конце стола не наткнулся на то, что я искал - спичку. В этот момент я вспомнил цель своего прихода и попытался сосредоточиться.
      Как только я попытался сконцентрировать свою энергию в руках, я почувствовал чрезвычайно мощную волну, которая мгновенно наполнила руки теплом. Я остановил взгляд на спичке и попытался её приподнять. Спичка оставалась лежать на столе, а я продолжал чувствовать нарастание энергии в руках. Внезапно меня захлестнула волна какого-то непонятного и сильного чувства, похожего на ненависть. Мне захотелось разорвать эту спичку на атомы, и как только я это почувствовал, раздался резкий щелчок. Что-то ударилось о потолок, пролетело в полуметре от моего лица и упало на пол. На том месте стола, на котором раньше лежала спичка, образовалось углубление. Я перевёл взгляд вниз. На полу, в луже кипящей пластмассы, валялась обгорелая спичка. Я затоптал горящий пластик, обошёл стол и внимательно осмотрел место первоначального нахождения спички, пластмассовое покрытие стола в этом месте было вырвано. Рядом с дыркой я обнаружил след, объяснивший мне всё, это был высохший сахарный сироп. Видно, я, когда перед затянувшимся обедом, выходил из замка, пролил чай из стакана, а так как чая в нём оставалось не много, то концентрация сахара на дне оказалась достаточной, чтобы приклеить спичку к столу. Единственным, что осталось непонятным, почему спичка выломала часть стола, ведь пластмасса, покрывавшая столешницу была намного прочнее, чем сахар. Наверное, из-за того, что спичка была облита застывшим сахаром, я случайно, на подсознательном уровне, объединил спичку, сироп и участок покрытия, к которому она прилипла. Когда я это понял, на меня навалилось осознание силы, которую я приложил на то, чтобы вырвать кусок полусантиметровой пластмассы. А ведь ещё недавно я терял сознание от поднятия простой спички. Во мне что-то менялось и менялось всё сильнее...
      Закрыв пепельницей образовавшуюся в столешнице дырку, я выпил стакан чая и вернулся в спальню. Через некоторое время раздался стук в дверь, и вошла Холи. На её плечи была накинута чёрная мантия, закрывавшая капюшоном верхнюю половину лица. Скрываемые тенью глаза блестели так, как будто она только что перестала плакать. Словно раздумывая, она постояла на пороге, потом быстро прошла в комнату и села на кровать. Её движения были настолько резкими, что это обескуражило и даже немного напугало меня. Я сел с ней рядом и осторожным движением руки снял капюшон. Она и правда оказалась заплаканной. Стараясь сделать свой голос как можно мягче, я спросил:
      - Холи, что-то случилось?
      В ответ она просто взорвалась. Она подбежала к зеркалу, за рукав подтащила к нему меня и стала шептать, практически срываясь на крик:
      -Посмотри, что случилось с моим лицом. Ты видишь эти безобразные складки около носа?
      Я действительно увидел две вертикальные складки по сторонам от переносицы. Если бы она не обратила на них моё внимание, я подумал бы, что это просто характерные для неё мимические морщины.
      -Не надо так волноваться, по-моему, ты стала ещё прекраснее, - я попытался поцеловать её в шею.
      Она вздрогнула, чуть не попав мне плечом по лицу, и резко повернулась ко мне.
      -Ты ничего не понимаешь, предсказание сбывается... -Она запнулась, не договорив, - Посмотри теперь на себя.
      Я, вздохнув, повернулся к зеркалу и стал пристально рассматривать своё лицо. Над своей переносицей я обнаружил точно такие складки, что и у Холи.
      -Да, я вижу, но к чему паника?
      Холи резким движением задрала мою футболку, как раз в том месте, где находилась моя иероглифическая родинка.
      -Смотри...
      Я посмотрел и весь покрылся холодным липким потом. Кожа вокруг родинки приобрела желтоватый оттенок, как будто её очень умело, так, чтобы не было видно мазков, покрасили йодом. Создавалось ощущение, что это проявление какой-то неизвестной болезни. Я потрогал родинку, она отозвалась резкой болью. Я испуганно посмотрел на Холи.
      -Господи, что это, наверное, у меня рак начинается, у вас есть поблизости приличная больница?
      -Краб у тебя начинается, -Холи пыталась скрыть свой страх за смехом, - Ты никогда не слышал, что внешний вид человека в какой-то степени отражает его внутреннее содержание?
      -Ты хочешь сказать... - она не позволила мне договорить, приложив к моим губам палец и кивнув.
      Я всё понял. Эксперименты со спичками, взрыв статуи и саркофага не прошли для меня бесследно. Я медленно, но неотвратимо превращался в Рапмана Ну - великого мага исчезнувшей цивилизации.
      -Ты знаешь, - сказала Холи, выдержав минуту, - Помнишь, я сказала тебе, перед тем как ты взорвал статую, что люблю тебя, а не его?
      Я кивнул.
      -Теперь ты понимаешь, что я имела в виду.
      Страх исчез, я вдруг осознал, что впервые за долгое время мы остались наедине. Я сел на кровать рядом с Холи и обнял её левой рукой. Она посмотрела на меня так, что я понял, что это лучший выход - забыть обо всём хотя бы на одну ночь. Я попытался продолжить, но она движением руки остановила меня. На её лице появилась загадочная улыбка, она встала и тихо сказала:
      -Пойдём.
      Я поддался ёе игре. Мы вышли из дворца и углубились в лес. Около минуты мы двигались по еле намеченной тропинке. В конце концов, мы вышли на небольшую поляну, на которой располагалось странное сооружение, напоминавшее своей формой увеличенную перевёрнутую пиалу, в диаметре около двадцати метров и высотой в четыре с лишним метра. Слева сквозь лес проникало зеленоватое сияние.
      -Что это, - спросил я, указывая на сооружение.
      -Это... ну, как тебе сказать... Лучше всего назвать это специальной спальней Рапмана Ну... Ну, ты понимаешь.
      Я всё понял и улыбнулся.
      -А что там внутри?
      -Понятия не имею. Туда можем войти только мы, причём вместе.
      Мы подошли к полусфере, положили ладони рук на тёплую шершавую поверхность и оказались внутри. То, что там происходило невозможно описать словами, да я и не буду пытаться, но когда, спустя несколько часов, мы снова оказались снаружи, я еле стоял на ногах.

* * *

      Мы снова очутились на этой поляне. Небо уже приобрело неравномерную окраску, сигнализируя о приближающемся рассвете. Я посмотрел на Холи, она была бледна, от этого её глаза казались ещё больше, отражавшееся в них небо наполняло их таинственным светом. Я понял, что наступил момент, когда последняя стена, разделявшая нас, рухнула. Я взял её за руку, вдохнул полной грудью прохладный и влажный воздух, наполненный непривычными пряными запахами леса чужой страны. Ужасно не хотелось возвращаться во дворец, было бы так хорошо остаться стоять рядом с Холи, прислонившись к шершавой выпуклой стене и смотреть на начало нового дня, но для этого нужна была причина. Вдруг в моё поле зрения снова попало зеленоватое сияние справа. Нечто, похожее на полосу, лежащую на земле, просвечивало через деревья.