Сага о семье Логанов (№2) - Пусть этот круг не разорвется…

Дядя Хэммер снова обернулся к маме.

– Даже если ничего не найдешь, ты все равно собираешься остаться здесь, Дэвид?

– Не могу я остаться, мы оба с тобой это знаем.

У мамы напряглось лицо. Папа через стол посмотрел на маму, она отвернулась.

– Ну, поскольку прошлой весной я сломал ногу и не вернулся на железную дорогу, теперь, если соберусь, надо попасть туда вовремя, чтобы договориться с нанимателем на месте.

– Значит, решать надо быстро, – сделал вывод дядя Хэммер.

Папа кивнул.

– Верно, – согласился он, не сводя глаз с мамы. – Быстро…

Позже, в тот же день, когда папа упомянул при дяде Хэммере, что должен съездить в Виксберг, договориться насчет помола зерна, дядя Хэммер сунул руку в карман и достал оттуда ключи от машины.

– Прокатись-ка на машине, заодно увидишь, какой у нее ход.

Папа улыбнулся.

– Уверен, с твоим бывшим «паккардом» она не сравнится.

Дядя Хэммер в ответ тоже улыбнулся.

– Это верно, брат, с тем моим «паккардом» ничто на свете не сравнится.

Возражений, чтобы и мы тоже поехали, не возникло. А потому я с мальчиками, не мешкая, влезла в машину вслед за папой и дядей Хэммером. Проезжая мимо хлопкового поля, дядя Хэммер заметил:

– Мне каждый раз делается не по себе, когда я вспоминаю про тот пожар.

– И мне не по себе, – признался папа. – Но вот увидишь, в нынешнем году хлопок будет отменный.

– И на этот раз без пожара…

Папа глянул на него и чуть улыбнулся:

– Будем надеяться.

Когда мы ехали по земле Грэйнджера, дядя Хэммер указал рукой на лесную тропинку, ведущую к дому Эйвери.

– Вы видитесь с ними? – спросил он.

– В церкви как-то раз, и все. Они стараются держаться особняком.

Дядя Хэммер кивнул:

– Представляю, как им тяжело. Какой позор, что… Кто это там?

Впереди, на перекрестке дорог, идущих по земле Гаррисона и Грейнджера, стояли Джейси Питерс, Джо Билли Монтьер и Стюарт Уокер. При нашем приближении они обернулись. Казалось, все трое чего-то испугались, увидев нашу машину, но когда Стюарт разглядел, кто в ней, страх отпустил его, и он продолжал болтать с Джейси. Но Джо Билли двинулся к своей машине; судя по всему, собрался поскорей отчалить.

– Ну и ну! Она что, не понимает, что делает?

У дяди Хэммера даже голос изменился. Все теплые нотки, звучавшие только что, исчезли, и даже тело его напряглось, словно встав на стражу.

Папа замедлил ход, но, пока машина еще окончательно не остановилась, сказал:

– А теперь смотри, Хэммер. – Он опустил оконное стекло и обратился к Джейси: – Куда ты идешь? Хочешь, мы тебя подбросим?

Джейси выглядела растерянной.

– Спасибо, мистер Логан, не стоит. Я… я иду домой из магазина.

До дома Джейси было недалеко – немного вперед по дороге Гаррисона, проходившей через плантацию Грэйнджера.

Папа перевел взгляд с Джейси на Стюарта, который вызывающе смотрел на него. Глядя прямо в глаза Стюарту, папа обратился к Джейси:

– А твой папа тебе разрешил с кем-нибудь разговаривать по дороге?

– Н… нет, сэр. Но я только что остановилась и сейчас Уже иду…

– Так поспеши, а то мама будет волноваться, – сказал мой папа.

Джейси кивнула и тут же повернулась, чтобы уйти.

– До встречи, Джейси! – крикнул ей вдогонку Стюарт.

Джейси было явно не но себе, она оглянулась на нас и быстро пошла по дороге.

Папа следил, пока она не свернула на тропинку, ведущую к ее дому, и только тогда включил мотор и дал задний ход.

– С какой стати ты вмешался и отослал ее прочь? – вскинулся довольно нагло Стюарт. – Мы стояли, так невинно болтали.

– Иди сюда, Стюарт, – позвал Джо Билли, стремясь предотвратить возможное столкновение. – Поехали.

Но Стюарт не унимался:

– Сдается мне, что между мной и Джейси – это наше дело.

Тут влез в разговор дядя Хэммер:

– А какое такое дело?

Стюарт осклабился:

– А ты не знаешь? Какое дело может быть у белого с черной с…

Не успело сорваться слово, не успел Стюарт сообразить, какую страшную ошибку он допустил, как дверца машины, уже тронувшейся с места, распахнулась, и из нее пулей вылетел дядя Хэммер. Папа резко, со скрежетом, затормозил, выключил передачу и успел выскочить со своей стороны, чтобы удержать дядю Хэммера. Тот был уже за машиной и шел на Стюарта. Следом за папой из машины выпрыгнул Стейси. Малыш, Кристофер-Джон и я во все глаза глядели на них. Мы ужасно испугались, потому что теперь мы точно знали, что будет с дядей Хэммером, если он хоть пальцем тронет Стюарта.

– Хэммер! Стой, Хэммер! – кричал папа, успев схватить его, прежде чем тот добежал до пятившегося от него Стюарта. – У нас и так хватает неприятностей. Оставь его!

– Этому черному ублюдку мало шею свернуть!

– Увези его отсюда! – крикнул папа Джо Билли, когда тот двинулся на дядю Хэммера. – Уезжайте оба. Не нужны нам лишние неприятности. Уезжайте!

Джо Билли кивнул и, взяв Стюарта за локоть, попробовал посадить его в машину. Но Стюарт понял уже, что папа не позволит дяде Хэммеру его тронуть, и снова обнаглел. Он знал, в чем его сила – в цвете кожи. И когда Джо Билли взял его за руку, чтобы оттащить к машине, резко вырвался. Одарив нас высокомерной ухмылкой, он медленно двинулся к машине и уселся в нее. Как только они укатили, папа отпустил дядю Хэммера, но дядя Хэммер и так уже не сопротивлялся.

Когда мы приехали к Уиггинсам, я отвела Стейси в сторону.

– Стейси, а зачем Джейси стояла с этими белыми? – спросила я.

Не ответив, Стейси повернулся, чтобы уйти. Я снова остановила его.

– Мне пора знать!

– Ну откуда я знаю!

– А почему дядя Хэммер так взбесился?

– Потому что, когда белый парень увивается около цветной девушки, ничего хорошего из этого не выходит. Ты тоже намотай это себе на ус!

– Ладно, что ты на меня-то злишься? Я ж еще ничего не сделала! И нет у меня усов, чтоб на них наматывать.

6

Утром в воскресенье папа припарковал наш «форд» у церкви рядом с машиной мистера Уэллевера модели «А» – единственной, не считая нашей, в окружении потрепанных фермерских фургонов. Как обычно, дядю Хэммера встретили с восторгом, потому что он был одним из немногих, кто осмелился оставить общину и переехать на Север. В глазах прихожан церкви Грэйт Фейс он от этого только выиграл. Я с мальчиками втерлась в компанию мужчин, находя ее в это утро интересней, чем компания наших друзей.

– Не говорил я тебе, Пейдж, – начал мистер Том Би, – когда старина Хэммер на прошлый праздник прибыл к нам пешком, не говорил я, что не долго ему так топать? Поверишь ли, Хэммер, нашлись тут у нас некоторые, что посчитали: раз уж ты продал свой «паккард», значит, другой машины тебе не видать. А ты взял да приехал на этой желтой красавице! – От восторга мистер Том Би предпочел не заметить почтенного возраста нашей машины.

– Да, недурна, – вставил свое слово мистер Сайлас Лэньер. – А помните, в каком роскошном большом «паккарде» Хэммер приезжал прошлый год? Этой не сравниться с той роскошной.

– Ну, а мне нравится эта, – сказал Джо, стоявший чуть в стороне от круга поклонников новой машины.

– Да что ты понимаешь, парень, чтобы говорить «нравится – не нравится»! – воскликнул мистер Пейдж Эллис. – В машинах ты смыслишь не больше, чем я в политике белых. А это все равно что ничего!

– Нет, я знаю, что мне нравится! – сказал Джо и был доволен, когда все мужчины, кроме папы и дяди Хэммера, засмеялись.

Папа, стоявший ближе всех к Джо, спросил:

– А почему она тебе нравится, Джо?

Все перестали смеяться, заметив, что папа спрашивает серьезно.

– Мне нравится цвет, – признался Джо. – Я люблю желтый. Как будто солнце светит. – Джо робко протянул руку и своими огрубевшими пальцами осторожно провел по капоту машины. – Мне бы очень хотелось прокатиться в ней…

– А ну, малый, убери свои грязные лапищи с машины Хэммера, пока не испачкал ее! – приказал мистер Эллис.

– У меня руки не грязные! Не грязнее твоих…

Папа положил руку на плечо Джо, чтобы успокоить его, и поглядел на дядю Хэммера.

– Ты не против, если я возьму Джо немного покататься? До службы в церкви еще есть время.

Дядя Хэммер кивнул:

– Валяй.

– Правда? Правда? – Джо прямо захлебнулся. – Возьмете меня кататься в машине Хэммера?

В полном восторге Джо бросил торжествующий взгляд на мистера Эллиса и взобрался на переднее сиденье.

– Дэвид, – сказал мистер Сайлас Лэньер, – пока ты не уехал, хочу тебя кое о чем спросить. К тебе приезжали вчера представители союза?

– Некий Моррис Уилер и Джон Мозес?

Мистер Лэньер кивнул:

– Они сказали, что были у тебя. Решил проверить. Что ты о них думаешь?

– О союзе? – Папа помолчал, а все ждали. – Что ж… если бы я был испольщиком, я бы стал размышлять. Резон был в том, что они говорили. Только вот загвоздка в этом объединении с белыми. Не очень-то я в это верю.

– Да и я не верю, – сказал мистер Уиггинс, отец Уилли; у Уиггинсов, как и у нас, была своя земля. – Если и белые будут принимать в этом участие, не верю.

Мистер Лэньер согласился, но заметил:

– Я думаю, в его словах все-таки была доля правды. Может, мы чего и добьемся здесь, но только если все объединимся.

– Нет уж, – заговорил мистер Эллис, – если кто из здешних вступит в союз, тому не сносить головы. Мистер Грэйнджер так и сказал мне намедни. Если кто вступит, может убираться с его земли.

Снова все замолчали.

– Поехали, Дэвид! – позвал из машины Джо. – Скоро мне звонить в колокол.

Малыш и Кристофер тоже влезли в машину, чтобы покататься, а я и Стейси остались с дядей Хэммером. Еще несколько минут мужчины говорили о союзе, потом об урожае, о семейных делах. И, наконец, мистер Пейдж Эллис сказал:

– Если бы еще ему выпало счастье прокатиться в том твоем «паккарде»…

– Скажи-ка, а зачем ты продал его? Слишком много приходилось платить, чтоб кредит погасить, что ли?

Все собравшиеся оглянулись – выяснить, кто это спросил. Глаза наши остановились на плотном, темнокожем незнакомце, стоявшем чуть поодаль от нашего кружка. Незнакомец широко улыбался дяде Хэммеру. Мы все с любопытством перевели взгляд с него на дядю Хэммера.

Ни один человек, кто знал дядю Хэммера, не посмел бы задать ему такой вопрос.

Дядя Хэммер внимательно оглядел незнакомца и наконец спросил:

– Я тебя знаю?

– Зовут меня Джейк Уиллис, – ответил незнакомец, еще шире ухмыляясь и показывая два золотых зуба. – Приехал сюда в гости с моим другом Джессом Рэндаллом к его родным. – И он указал на худенького коротышку, стоявшего рядом с ним.

Его я знала. Он был сыном мистера и миссис Мосс Рэндалл, которые жили недалеко от Смеллингс Крика. Джессу Рэндаллу, казалось, было неловко, когда Джейк Уиллис заговорил снова.

– Я-то знаю, кто ты, – заявил он. – Как не знать! Все утро, с тех пор как я пришел сюда, в церковь, я только и слышу: «Хэммер Логан».

Улыбка еще оставалась на его лице, но появилось в его тоне что-то, от чего мне стало не по себе.

– Ты из этих мест? – спросил дядя Хэммер, сам. не улыбаясь. – В окрестностях Стробери я знаю почти всех.

– Нет. Вообще-то я из Джексона, прибыл оттуда пару недель назад. Прослышал, что здесь скоро можно будет получить работу. По милости правительства. Вот и решил податься сюда, подождать, пока они раскачаются.

Дядя Хэммер кивнул, не сводя глаз с незнакомца, и тот продолжал:

– Я очень надеюсь получить работу. Еще прослышал, будто кой-какие работы правительство предоставит цветным, потому как белые от них отказываются. – Он загоготал. – Но даже коли мне так повезет и я схвачу работенку, все одно такие денежки я никогда не заработаю, чтоб купить какой-нибудь там «паккард»…

– Джейк, – прервал его мистер Рэндалл, переводя растерянный взгляд с дяди Хэммера на своего друга и стараясь его угомонить, – Джейк…

– …как удалось некоторым другим.

– Джейк, мне кажется…

– Вообще-то ниггеры не то что «паккард» – никакой вовсе машины купить не могут. Да и белым не всем это по карману. Вот я и диву даюсь: откуда ты такой счастливчик взялся?

Мы со Стейси переглянулись, потом обернулись на дядю Хэммера. На такую «высокую» оценку со стороны мистера Уиллиса дядя Хэммер ответил:

– Лично я с теми, кого называют счастливчиками, ничего общего не имею.

Мистер Пейдж Эллис прокашлялся, а мистер Том Би с беспокойством оглянулся на церковь.

Джейк Уиллис, словно чего-то вдруг испугавшись, обвел глазами собравшихся:

– Эй, ребята… надеюсь, я ничего такого не наговорил, а? Никого оскорблять я никак не хотел, нет…

Тут на церковный двор въехал наш «форд», и все с облегчением переключились на приехавших.

– Хэммер, у тебя машина высший класс! – закричал Джо, выскакивая из нее. – Высший класс, честное слово… Ну, я побежал звонить в колокол.

С этими словами он кинулся на колокольню. Все остальные тоже стали расходиться.

– Кэсси, Стейси, пошли! – позвал папа, когда дядя Хэммер присоединился к нему. – Пора в церковь.

Кристофер-Джон и Малыш обошли машину с другой стороны.

Проходя вместе со Стейси мимо мистера Джесса Рэндалла и Джейка Уиллиса, я услышала, как Рэндалл сказал:

– Ты, парень, не из наших мест и потому не знаешь, что с Хэммером Логаном связываться нельзя. Это бешеный ниггер!

Джейк Уиллис оглянулся на дядю Хэммера, который уже достиг ступенек церкви. Губы его растянулись в ухмылку, обнажив два золотых зуба, и он коротко ответил:

– Не скажи!

Преподобный отец Гэбсон был в ударе. Первый час, пока он рассказывал о рождении младенца Христа, я слушала его внимательно – это была моя любимая проповедь, и его тоже, он мог читать ее в любое время года. Но после того как явились мудрецы и пастухи, а потом Мария и Иосиф с младенцем бежали в Египет, мое внимание стало рассеиваться. Я знала: вот сейчас он сядет на своего любимого конька – и проповедь затянется еще на добрый час. Когда он забубнил, я приложила все усилия, чтобы не заснуть. Я себя щипала, кусала губы и даже впилась ногтями в собственную руку. Ничто не помогало. Поистине проповеди отца Гэбсона были созданы для усыпления.

Ба разбудила меня резким толчком. Вернув ненадолго под влиянием Ба свое внимание священнику, я оглядела всех присутствующих в церкви. Половина детей дремала. В глубине церкви сидели Джейк Уиллис и семья Рэндалла. Теперь он не улыбался. Глаза его были устремлены на отца Гэбсона, но выражение его глаз подсказало мне, что служба занимает его еще меньше, чем меня.

– Кэсси, не крутись, – сказала Ба.

Я готова была подчиниться, но тут заметила еще одного незнакомца. Он расположился на самой последней скамье, на два ряда позади Рэндаллов. Он был не из наших мест, я это точно знала, но не могла вспомнить, видела его раньше или нет. И все-таки было что-то знакомое в его лице. Когда все наконец покинули церковь, я снова заметила его: он остановился рядом с машиной, поставленной возле «форда» дяди Хэммера. Я подумала, что, может, он тоже знакомый дяди Хэммера и хочет поговорить с ним, но тут он воскликнул:

– Мэри Луиза, не хочешь ли обернуться, чтобы посмотреть на настоящего взрослого парня из Делты?

Я перевела взгляд с незнакомца на маму. Она с удивлением обернулась, на миг словно онемела, а потом как закричит от радости:

– Бадди! Бадди, неужели это ты?

– А кто же еще? – ответил, смеясь, незнакомец.

– Бад! О господи, Бад! Не верю своим глазам!

– Дэвид! – Мама потянула папу, стоявшего к ней спиной. – Дэвид, Бад приехал! – Она обняла незнакомца, плача и смеясь одновременно.

– Кто это Бад? – шепотом спросила я у Стейси.

Стейси во все глаза смотрел на незнакомца.

– Судя по тому, как мама к нему кинулась, это кто-то из ее родственников.

– Так, значит, это Бад! – сказал папа и потряс незнакомцу руку, когда мама выпустила его из своих объятий.

– А вы – Дэвид…

– О господи, вы только посмотрите на него, – говорила мама и качала головой, словно глазам своим не верила, кто перед ней стоит. – На него же просто одно удовольствие смотреть. Мама, – обратилась она к Ба, – вы помните, я рассказывала про сына моей сестры Лотти?

– Неужели ты думаешь, я могу забыть такое? – сказала Ба. – Подойди, сынок, обними меня. Ты ведь мне тоже родня.

Незнакомец смеялся, обнимая Ба. Мама представила его и дяде Хэммеру, и мне, и мальчикам. Это был мамин племянник Бад Рэнкин. Теперь я поняла, почему он показался мне таким знакомым. Его фотография висела на стене над маминым бюро.

Было решено, что назад мама поедет в машине Бада. Малыш и Кристофер-Джон увязались за ними. А остальные влезли в машину дяди Хэммера. Папа первый рванул с места, за ним – племянник Бад. Оглянувшись на машину Бада, я заметила в стороне Джейка Уиллиса, глядевшего на нас. Хотя преподобный отец Гэбсон и толковал, что нехорошо завидовать другим людям, я невольно задумалась, не могла не задуматься насчет этого странного Джейка Уиллиса. Не понравился мне его взгляд.

…Бад был красивый мужчина с приятной улыбкой и вообще симпатичный. Маме он приходился племянником хотя был на три года старше ее. Сын старшей маминой сестры, он рос вместе с мамой и был ей как брат. Во время обеда они болтали без умолку, смеялись, шутили, вспоминали свое детство. Потом все расселись перед огнем, и они начали рассказывать разные истории.

Когда уже настала ночь и стало совсем поздно, мама попросила Бада спеть. Он сначала отнекивался, сказал, что уже давно не пел, но мама очень просила, он запел, и полилась светлая музыка, словно прозрачные воды ручья. Несколько праздничных песен, каких мы раньше не слышали, потом знакомые, и мы все их подхватили. И наконец по просьбе Ба он запел:

Господь всемогущий,

не оставь меня.

Господь всемогущий,

не оставь меня.

Придут времена,

и горе придет,

Придут времена,

я останусь один,

Придут времена,

а со мной никого,

Нет ни семьи,

ни друга – один.

Придут времена,

и боль, и тоска,

Выброшен буду, как мусор, —

в тюрьму;

Придут времена

и отчаянье вслед,

Не оставив надежды,

отняв любовь.

И себя я спрошу:

а стоит ли жить?

Господь всемогущий,

не оставь меня.

Бад кончил, но никто не шелохнулся. Он пел так взволнованно, с таким чувством, что никто не решался заговорить первым. Наконец Ба вытерла слезы и сказала:

– Мой Пол Эдвард любил эту песню. Спасибо тебе за нее.

Мама улыбалась и с гордостью глядела на Бада.

– А ты не разучился петь, Бад. Твой голос кого хочешь покорит.

– Я не против. – И Бад рассмеялся.

– Прекрасно, ну просто прекрасно, – сказал папа.

– А уж сколько неприятностей себе на голову он получал из-за своего голоса! – сообщила мама. – Когда он вырос и начал ухаживать, стоило мне оглянуться, а он уж вокруг новой девушки увивается. И поет. Добро бы вокруг одной или двоих, а то сразу вокруг пяти-шести. И вот, когда тайна раскрывалась, каждая узнавала про другую, уж как они злились на него! И на меня заодно: они думали, я все знаю про каждую и должна их предупреждать. А некоторые даже побить собирались – не его, конечно, а меня!

– Но ты всегда брала верх! – смеялся Бад.

Малыш посмотрел на них с изумлением:

– Мама, ты дралась?

– А она тебе не рассказывала? – воскликнул Бад. – Ну-ка, посмотри сюда! – И он показал тонкий шрамчик, тянувшийся от волос через весь лоб до одной брови. – Знаешь, кто его сделал? Твоя мама, когда ей было восемь лет. Схватила палку потолще, какая уместилась в ее маленьких ладонях, замахнулась и треснула меня как следует.

Мама по-девчачьи усмехнулась:

– Ух, как ты меня тогда разозлил! Взбесил просто.

Мы все засмеялись.

– Еще бы, – вспомнил Бад. И, обращаясь ко мне и к мальчикам, заявил: – Честно скажу вам, на свете нет ничего хуже родной тетки, которая моложе тебя. Когда ей не удавалось настоять на своем, она говорила: «Я же твоя тетя, ты должен меня слушаться!» А я отвечал ей: «Подумаешь! Зато я старше и сильней!» – Туг улыбка увяла на его лице. – А ты бывала дома с тех пор, как умерла мама?

Мама покачала головой.

– Мне тоже не хотелось возвращаться. Честно говоря, это моя первая поездка с тех пор, как мама умерла.

Встал дядя Хэммер и подбросил полено в огонь.

– А что тебя сейчас подтолкнуло приехать?

– Что… моя жена. Она приехала сюда в гости.

– Она здесь? – переспросила мама. – Почему же ты не привел ее с собой?

Бад вдруг почувствовал себя неловко.

– Да… да просто она поехала повидать своих родных. Она выехала раньше меня и направилась прямо в Маккомб. А я… я приехал за ней.

– Мне казалось, ты женился на девушке из северных штатов?

Бад кивнул.

– Мы с Лидией – так зовут мою жену – поженились через несколько лет после того, как я переехал в Нью-Йорк. У нас дочь, ей уже пятнадцать. Зовут Сузелла. О ней я же писал тебе.

– Писал, но не очень-то распространялся, – поддразнила его мама, но тут же улыбнулась приветливо. – Ну конечно, я буду очень рада познакомиться и с Лидией, и с Сузеллой. Попробуй уговорить Лидию, чтобы обратно она ехала через наши места, ладно?

Бад как-то странно посмотрел на маму. Потом покачал головой.

– Мэри… мне надо еще что-то сказать тебе.

Не говоря ни слова, наклонив набок голову, мама ждала.

– Боюсь, ты осудишь меня, когда услышишь.

– Так что это, Бад?

Он, волнуясь, потирал рука об руку, не отрывая глаз от огня.

Мама встала и пошла к нему:

– Бад?

Он вдруг повернулся и посмотрел ей прямо в лицо.

– Она белая, Мэри. Моя жена Лидия… Я женился на белой. Но она бросила меня, и теперь я приехал, чтобы вернуть ее. Я…

Мама замерла. Бад медленно обвел глазами комнату. Все молчали.

По этим его словам я поняла, что Бад теперь не вместе с нами. И по лицам мальчиков я прочитала, что они тоже так думают, потому что белые люди были совсем из другого мира – недосягаемые незнакомцы, которые управляли нашими жизнями и от которых лучше было держаться подальше. Когда они входили в нашу жизнь, с ними надо было обращаться учтиво, но лучше отчужденно и убираться с их дороги как можно скорей. А кроме того, для черного мужчины даже просто глядеть на белую женщину было опасно. Полтора года назад мистера Джона Генри Берри сожгли заживо только за то, что он будто бы ухаживал за белой. Белая женщина была все равно что чужая, иностранка, и сулила беду, а племянник Бад взял да женился на такой.

Бад передернул плечами и как-то криво улыбнулся:

– Я же сказал, ты осудишь меня.

И снова воцарилась тишина. Потом медленно, но с шумом поднялся дядя Хэммер, окорябав деревянный пол своим стулом. Он уставился на Бада:

– Ну и дурак ты!

– Хэммер… – возмутилась Ба.

– Чтобы ехать в такую даль и гнаться за проклятой белой бабой…

– Хэммер, Бад родственник Мэри, – сказал папа спокойно. – Не вмешивайся.

Дядя Хэммер встретился глазами с папой, потом снова посмотрел на Бада, но тот отвернулся, не произнеся ни слова в ответ. Дядя Хэммер задержал свой полный презрения взгляд на Баде, потом пересек комнату и через боковую дверь вышел из дома.

– Как ты думаешь, почему он так поступил? – спросила я Стейси, когда наутро мы принялись за уборку и прочие домашние дела. – Как же он мог вот так вот взять и жениться на белой?

– Может быть, он влюбился в нее, – высказал предположение Кристофер-Джон.

Стейси так и взвился:

– Ну, парень, выкинь это из головы! Не смей никогда влюбляться в белую! И не пытайся! Надо для этого быть дураком, дядя Хэммер точно сказал.

– Я… я ничего такого не имел в виду, – чуть слышно пробормотал он. – Я только подумал… – Но голос его сник.

– Теперь я знаю точно: дядя Хэммер и в самом деле бешеный. Он так разбушевался, что папа велел ему заткнуться, – вдруг сказал Малыш.

Я живо обернулась к нему:

– Когда он это сказал?

– Сегодня утром, когда они умывались на задней веранде. Папа сказал: «Он родственник Мэри, и ты должен уважать его».

– А что дядя Хэммер ответил?

– Сказал: «Не должен я уважать всякого дурака».

– А папа что?

– Сказал: «Тогда уважай Мэри».

На это дядя Хэммер кивнул и больше ничего не добавил.

Я посмотрела на Стейси:

– Как ты думаешь, они сцепятся, дядя Хэммер и Бад?

Стейси продолжал доить корову.

– Я думаю, Баду лучше на глаза дяде Хэммеру не попадаться, или… – Он потянулся за следующим ведром и не договорил.

– Или что?

Стейси лишь мельком взглянул на меня:

– Или вообще уехать. Так будет лучше всего. Он вообще не должен был приезжать сюда.

Может, и не должен был, но он приехал, и мама старалась, чтобы он почувствовал, что ему рады. За завтраком она толковала с ним про старые времена. О том, что произошло накануне вечером, никто не вспоминал. Папа, Ба и мистер Моррисон тоже включились в разговор, только дядя Хэммер не произнес ни слова. Из-за этого завтрак вышел напряженный, и я была рада, когда он кончился. После завтрака, пока я и Малыш мыли посуду, Бад остался допивать свою последнюю чашку кофе и поговорить с мамой.

– Знаешь, Мэри, может быть, лучше мне двинуть дальше и сегодня же уехать?

– Мне казалось, ты хотел остаться до среды.

– Хотел. Но ты же видишь, Хэммеру не по душе, что я здесь.

– Да не обращай ты внимания на Хэммера.

– Э, нет, я же знаю, отчего он ко мне так относится… Потому и думаю, лучше уж мне уехать.

Мама вздохнула:

– Мы так давно не виделись. Останься хотя бы до завтра.

– Ладно, если ты считаешь, что можно… – Он мягко засмеялся, но смех его прозвучал невесело. – Мне кажется, я никогда не избавлюсь от этого – от такого отношения людей к тому, что я женат на белой женщине. О господи, я сам из-за этого чувствую себя виноватым, словно я всадил кому-то нож в спину. И Лидия тоже. Потому она и уехала, просто не смогла больше вытерпеть. А ведь мы никому ничего плохого не сделали, разве что себе самим да еще нашей дочке.

Он замолчал ненадолго. Мама тоже молчала.

– Ты знаешь, Мэри, ничего плохого в том, что я женат на белой, нет. Плохо только, что другие люди думают и говорят об этом. Если с ними ближе столкнуться, они такие же люди, как мы.

– Нет, Бад, они не такие.

– Мэри, ты всегда была мудрой. Лидия для меня просто женщина. Какой у нее цвет кожи, неважно. Она милая, хорошая женщина. Просто ей было очень тяжело все это. Как и мне.

– Не жди, что я пойму твои отношения с этой женщиной, – сказала мама с раздражением. – Не жди, что я пойму.

– Ну что такого плохого я сделал? Женился на женщине, которую полюбил, вот и все! – в сердцах вырвалось у него.

Но мама на это признание не откликнулась.

– Я ее на самом деле любил, Мэри. И сейчас люблю.

– Но что ты можешь сделать, когда найдешь ее, Бад? Не собираешься же ты просто подойти к ней на улице или к парадному входу в дом ее родных, чтобы попросить ее вернуться. Да они линчуют тебя, не успеешь ты слова вымолвить.

– Я… Я что-нибудь придумаю. Мне необходимо поговорить с ней, вот и все. Если мне удастся, она вернется.

– Ты сказал, у тебя дочка. А что она? Она с Лидией?

– Нет. Я оставил ее у моих друзей. – Было слышно, как он вздохнул. – Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, Мэри. О моей дочке Сузелле. Главным образом из-за нее я сюда и приехал. Ей нелегко, у нее трудное положение. Она могла бы перейти к белым… нет, не совсем так. Она может перейти, и я знаю, что и ей это известно. Но пока она со мной, она не в силах это сделать, хотя мама уговаривает ее. Говорит, так ей будет легче жить.

Бад прочистил горло и помолчал, прежде чем продолжать.

– Но что хуже всего, Мэри, Сузелла стыдится меня. Нет, она меня очень любит, но я чувствую, что стыдится. Винить ее за это я не могу. Девочка просто не знает, к кому же ей приткнуться, и часто мне кажется, она думает, что для нее вообще нет места. Она живет сама по себе, у нее мало друзей, разве только в школе, которую она посещает, – мама устроила ее в католическую школу за пределами нашего округа. Иногда мне кажется, что Сузелла даже избегает общаться со своими цветными сверстниками… и вообще с цветными.

Он остановился, ожидая, что мама что-то скажет. И довольно скоро она оказала ему такую милость:

– Что ж, думаю, этого следовало ожидать.

– Мэри, чего я хочу, так это чтобы она принимала себя, какой она есть. Она цветная и должна принять это. Я могу жениться на белой женщине, но это не значит, что я стараюсь стать белым. Сузелла цветная, потому что у нее отец цветной, и значения не имеет, что она не хочет с этим мириться. Мы оба останемся такими, какими родились, и я не хочу, чтобы она думала иначе. Я не хочу, чтобы она перешла к белым! – Выждав минуту, он сказал: – Мэри, я должен о чем-то тебя попросить.

– О чем, Бад?

– Понимаю: возможно, тебе это будет трудно; но знаешь, о чем я думал? Я бы очень хотел прислать Сузеллу сюда, чтобы она некоторое время пожила с вами.

Мы с Малышом так и присели от изумления.

– Твое влияние, Мэри, будет очень полезно для нее. И твое, и Дэвида, и всей вашей семьи. Вы свои, а она в этом очень нуждается. В близких людях. Ей это даст возможность обрести настоящую семью, чего мы с Лидией не сумели дать ей.

– А как к этому отнесется Лидия?

Бад тяжело вздохнул:

– Она любит Сузеллу. Я думаю, долго она не сможет оставаться без нее. Если бы только мне удалось втолковать ей…