Детективное агентство «Гарда» (№4) - Кодекс чести вампира

— Так, — сказал Даниель. — Мне страшно неудобно вмешиваться, но вынужден напомнить: наше дело еще не закрыто, работа в разгаре. Поэтому нельзя ли, покончив с лирикой, перейти к трудовым будням?

— А? — спросил Себастьян, поднимая на друга шоколадные глаза, подернутые влажной дымкой. Несколько мгновений — и туман растаял без следа. Взгляд Себастьяна стал ясным и сосредоточенным. — Да, действительно. Пошли в твой кабинет, Даниель.

В кабинете Даниеля мы расселись вокруг стола. И первое, что сделал белокурый ангел, — грозно сверкнул голубыми глазами и сурово произнес:

— Ну, голубушки мои, признавайтесь, что еще за заговор вы надумали против нас устраивать?

И быстренько рассказывайте, что вы раскопали про Ирину Сидорову!

— Как?! — взвизгнула Надя. — Ты… все знаешь? Но откуда?

Я нервно захихикала и сквозь смех произнесла:

— Я так и думала!

— Удивительно… — саркастически отозвался Даниель. — По твоим поступкам никак нельзя догадаться, что ты умеешь думать. А ты, любовь всей моей жизни, — обратился он к Наде, — неужели думаешь, что я не видел твои манипуляции с документацией? Конфиденциальной, между прочим. С другой работы тебя за такие фокусы вмиг бы уволили.

— Ну и ты уволь! — угрожающе сказала Надя. — Что тебе мешает?

— Мешает мне большое и чистое чувство, — проникновенно ответил Даниель. — Но дураком это чувство меня пока не сделало. Так что я понял, куда и откуда ветер дует, и сообщил свой метеорологический прогноз Себастьяну. Посовещавшись, мы постановили: чем бы дитя ни тешилось, только бы не плакало. И оставили вам разработку версии с натурщицей.

— Это называется «использовать втемную», — мрачно процедила Надя.

— Это называется «использовать разрушительную энергию в мирных целях»! — возразил Даниель.

— Нет, я не понимаю… Вы же были уверены, что убийца — Рябинин, — недоумевала Надя.

— Ни в чем мы не были уверены. А теперь уже твердо уверены, что это не он, — ответил Даниель. — Захарову позвонил некто Гасан — милый дедушка, пользующийся огромным авторитетом среди азербайджанской диаспоры в Москве. И оказалось, что у Рябинина железное алиби. Тридцать тысяч, которые у него нашли, дал ему Гасан. И послал приглядывать за ним своего человека. Видите ли, любит старик знать, на что тратятся его деньги. Такая у него жизненная позиция. Человек Гасана ходил за Рябиннным как приклеенный и проводил его до самой двери квартиры, где был убит оператор. Парень выскочил оттуда сразу, как только вошел, никаких выстрелов не звучало. Человек Гасана не поленился, тоже зашел, в квартиру и увидел там труп. Следивший известил обо всем Гасана, тот велел продолжать слежку. Указание было исполнено в точности. По словам азербайджанца, пистолета Рябинин не выбрасывал и вообще ни от каких улик не избавлялся.

— Подождите, — сказала я. — Ну, хорошо, оператора он не убивал. Но это же не значит, что он не убивал Хромова?

— Не значит, — заговорил молчавший до той поры Себастьян. — Но по убийству Хромова у нас есть одно интересное открытие. Экспертиза обнаружила следы неизвестного науке фермента на краях раны.

— И что это дает следствию? — спросила я.

— Официальному следствию — ровным счетом ничего, — улыбнулся Себастьян. — А нам — очень многое. Дело в том, что неизвестный науке фермент — не что иное, как слюна вампира.

— О господи, — только и смогла произнести я.

— А что говорит сам Рябинин? — поспешно спросила Надя.

Добрая душа! Очевидно, подруга хотела отвлечь от меня внимание ангелов. Однако острый, как лезвие, взгляд Себастьяна красноречиво сказал мне, что одними возгласами я теперь не отделаюсь.

— Рябинин говорит, что пришел к Хромову, чтобы еще раз поговорить о деньгах, — сказал Даниель. — Проблема, как оказалось, была в том, что парень просил у него в долг две тысячи долларов — хотел купить машину и зарабатывать на жизнь частным извозом. Хромов ему отказал, и парень был страшно возмущен этим: как же, Хромов не только лишил его законного наследства, обогатился за его счет, да еще и не может помочь сыну своего благодетеля в такой малости. У Рябинина обостренное чувство справедливости и при этом напрочь отсутствует выдержка. Короче, когда он пришел в мастерскую, чтобы высказать художнику наболевшее, Хромов был уже мертв. Не успел Рябинин прийти в себя, как появились телевизионщики, которых, как я понимаю, зазвал в мастерскую твой, Марина, приятель Тигра. Кстати, он-то об убийстве что-нибудь знал?

Я покачала головой:

— Понятия не имел.

— Рябинин вырубил свет в мастерской, — продолжал Даниель, — и, прорываясь к выходу, надавал телевизионщикам по мордам. А потом вездесущий, узнавший его все-таки оператор Стасик позвонил ему и популярно объяснил, что, если Рябинин дорожит свободой, он должен заплатить большую сумму денег. Рябинину не хотелось снова в тюрьму, и деньги он достал. Остальное вам известно. Мы ему верим. Верим и в то, что никаких вещей с трупа оператора он не брал и что кто-то ухитрился их ему подбросить. Девушка, с которой он живет, пришла домой вскоре после него, так что квартира пустовала довольно длительное время. Хотя следов взлома не было обнаружено…

— Подожди-ка, — вдруг сказал Себастьян. — А с чего мы с тобой взяли, что Рябинин жил в квартире своей девушки? Да, он там не прописан, но… Если квартиру они снимали, то это существенно меняет дело… Так, я позвоню из приемной, а ты, Даниель, расскажи девушкам остальное.

И мы узнали про Алисова, про штатив и пропавший фотоаппарат, про то, что Рябинин тоже видел штатив в мастерской, а следовательно, убийцы забрали его уже после побега Рябинина и ухода телевизионщиков. Но, честно говоря, я слушала вполуха. Из головы у меня не шел неизвестный науке фермент. Следовательно, в убийстве Хромова действительно замешаны настоящие вампиры? И Себастьяна подвела интуиция, когда он отказался сотрудничать с Бехметовым?

— Все это здорово, — раздался у меня над ухом голос Себастьяна, — но вернемся к нашим вампирам.

— А что? — фальшивым голосом спросила я.

— Рассказывай, Марина, — ласково ответил Себастьян. — Рассказывай все, без утайки.

И я рассказала. Все, без утайки. О вампире и не только. А потом настал черед Нади — и она рассказывала тоже. Когда она остановилась и жалобно попросила кофе, ангелы знали все — о чертях, вампирах, политиках и натурщицах. И о наших подозрениях относительно Кати.

— Очень интересно, — сказал Себастьян. — Очень, очень интересно.

Зазвонил телефон. Себастьян явно ждал этого звонка, потому что поспешно вскочил, чтобы самому снять трубку.

— Шнайдер слушает… Что-то вы долго выясняли… И что же? Ого! — Себастьян широко раскрыл глаза. — Вот это сюрприз… Да, боюсь, теперь нет никаких сомнений, что вещи были подброшены. Идеи? Есть одна. Как ты относишься к маленькой аккуратной засаде? Приманку я беру на себя. Ну вот и отлично. Я перезвоню тебе немного попозже.

Он положил трубку и посмотрел на нас с таинственным видом, пока мы все трое в едином порыве не взмолились:

— Не томи!!!

— Рябинин снимал квартиру у некоей Лидии Петровны Зарецкой, — очень тихо и медленно произнес Себастьян. И сделал паузу.

— Ну?! И что?!

— А дело в том, — речь Себастьяна все замедлялась, ему явно нравилось изводить нас, — что эта самая Лидия Петровна Зарецкая — не кто-нибудь, а… родная мать Екатерины Хромовой.

— Вот это да! — сказала я.

— Мне неприятно так говорить, Себастьян, — Даниель провел рукой по затылку, — но, кажется, наш клиент и есть убийца.

— Мне тоже так кажется, — невесело ответил Себастьян. — Одно непонятно — каким боком сюда замешаны вампиры?

Меня же куда больше интересовало другое. Зачем Кате вдруг понадобилось убивать своего мужа? Нет, разумеется, понятно, что из-за наследства… Но почему именно сейчас? Что послужило поводом? И при чем тут вампир, кто бы он ни был?

— Это нам и предстоит выяснить в самое ближайшее время, — сказал Себастьян.

Я сообразила, что он снова читал мои мысли, только потом, когда сердиться на него было уже поздно.

Глава 32

ПРИМАНКА

— Катя? Хорошо, что я вас застал… — Себастьян, меряя шагами кабинет, говорил по телефону, а Даниель, Надя и я тише воды, ниже травы сидели за столом и, навострив уши, слушали. — Как вы точно сказали! Именно для того, чтобы порадовать, я вам и звоню. Кажется, мы раскрыли ваше дело… — голос у Себастьяна был веселый и ласковый. Так, наверное, заговорила бы кошка, играющая с мышью, если бы вдруг случайно обрела дар речи. — Ну, разве же это быстро? Быстро — это если в течение суток, по горячим следам… Некто Андрей Рябинин… Да, сын. Вы знакомы с ним? — Себастьян поднял глаза на нас, покрутил раскрытой кистью свободной руки в воздухе, покачивая головой и кривя губы. Мы без малейшего затруднения поняли, что эти жесты означают Катин ответ о знакомстве с Рябининым: мол, так, немного, виделись пару раз. — А разве это не очевидно? — задал Себастьян вопрос, и мы догадались, что Катя поинтересовалась мотивом. — Сведение счетов. Парню нужны были деньги, он пришел просить их у вашего мужа. Тот отказался дать, и Рябинин перерезал ему горло. Потом опомнился, испугался и, поняв, что сделанного не поправишь, решил замести следы. Инсценировал картину «Поцелуй вампира», чтобы направить следствие по ложному пути. Для этой же цели утащил с собой фотоаппарат… Да, оператора убил тоже он — тот его шантажировал. Думаю, завтра, во время обыска, мы найдем у него в квартире нужные нам улики… Нет, мы не могли провести обыск сразу — у нас же не было ордера… Хорошо, я буду держать вас в курсе дела.

Как только Себастьян положил трубку, кабинет огласился дружными аплодисментами и криками «браво», «бис!». Себастьян с выражением признательности на лице раскланялся перед благодарной публикой, прижимая руку к груди. Когда аплодисменты стихли, он присел на краешек стола и сказал:

— У меня есть странное предчувствие, что этой ночью кто-то попытается попасть в квартиру Рябинина.

— У меня есть не менее странное предчувствие, что этот кто-то принесет с собой фотоаппарат и пистолет, — хмыкнула я.

— У меня тоже есть волшебное предчувствие: кого-то там будет ждать радушный прием, — подхватил Даниель.

— А у меня нет никаких предчувствий, — сказала Надя. — У меня есть только просьба освободить меня от встречи с неким кем-то. Ночью я предпочитаю спать, а если уж и шастать где-нибудь, то пусть это будут дискотеки и ночные клубы, но никак не чужие подъезды и квартиры.

— А как же дух авантюризма? — удивилась я. — Не ты ли упрекала меня за его отсутствие? А теперь сама ведешь себя как типичная приземленная курица!

Надя насупилась и набрала в грудь воздуха, чтобы изложить свою точку зрения по этому вопросу, но Даниель не дал ей даже начать:

— Вы обе сможете обсудить точное значение термина «приземленная курица» на досуге, а именно — как раз сегодня ночью, потому что ни одна из вас в засаде участвовать не будет. Делать вам там совершенно нечего вне зависимости от того, есть в вас дух авантюризма или его отродясь не водилось.

— Ну уж нет! — возмутилась я. — Как это… Я не увижу, как поймают с поличным эту мымру, которая мало того, что испортила мне отпуск, так еще и намекала, что я — обыватель? Ни в коем случае! Я не могу отказаться от такого удовольствия. Себастьян, ну должна же быть справедливость на свете!

— Должен тебя огорчить, — без улыбки ответил Себастьян. — Она, конечно, должна быть. Но ее почему-то нет.

Глава 33

ЗАПАДНЯ

Препираться со мной оказалось делом нелегким. Я уперлась, как ослица, и нипочем не желала сдаваться. К тому же давила на все кнопки и педали, какие только, по моему мнению, могли воздействовать на Себастьяна. Правда, при этом оставалась тактичной, милой и в выражениях сдержанной — повторения ссоры мне не хотелось. Себастьяну было еще трудней — он явно тоже дорожил нашим примирением, ругаться со мной не хотел, а жестко приказывать не решался. В результате ему пришлось пойти на компромисс: мы договорились, что я поеду вместе с ангелами, но в самой засаде участвовать не буду — посижу в машине. А когда Катю в наручниках поведут мимо — а в том, что так и случится, никто не сомневался, — я из машины вылезу и дам волю своему злорадству. Молча, разумеется, я же не садистка все-таки.

Надя, узнав, что я все-таки настояла на своем, только фыркнула и заметила:

— Потом поймешь, во что ввязываешься. Но поздно будет.

Если б я знала, насколько она права!

Незадолго до наступления темноты две милицейские машины и наша черная «Победа» остановились неподалеку от дома, где находилась квартира Рябинина. Вернее — квартира Катиной мамы, сданная Рябинину. Интересно, думала я, что заставило парня снимать квартиру у родственницы своего злейшего врага? Когда я задала свой вопрос Себастьяну, он пожал плечами и ответил, что родственники врага — не обязательно наши враги. И потом пояснил, что, насколько он понял, Катина мама любит брать под крыло неприкаянных молодых людей.

С этими словами он вслед за Даниелем вышел из машины, на прощание строго наказав мне оставаться внутри, сидеть тихо, а если что — спрятаться на полу. Это «если что» мне сильно не понравилось, и я стала прикидывать, каким может быть «если что»: что «если»? и если «что»? А поскольку ни в фантазии, ни в свободном времени недостатка у меня не было, через несколько минут я уже тихо, но оживленно хихикала, воображая, что на «Победу» покусились угонщики, залезли внутрь, а я спряталась на полу и в самый разгар их попыток завести машину вылезла со словами: «Товарищи пассажиры! Хочу предложить вашему вниманию сливочный шоколад с орехами по заводской цене!»

Тут в окно «Победы» заглянуло лицо, и я пискнула от испуга. К счастью, это оказался всего-навсего Даниель.

— Слушай, почему вы с Надей все время пугаетесь, когда я появляюсь? — удивленно спросил он, открывая дверцу и заглядывая в салон. — На вот, я тебе принес на всякий случай, — он протянул мне маленький, словно игрушечный, серебристый пистолет. — Только, умоляю, не пали сразу во все, что покажется тебе страшным или подозрительным, ладно?

Я пообещала вести себя благоразумно и в подтверждение своих благих намерений спрятала пистолет в рюкзак. А из рюкзака достала термос со сладким чаем, сверток с бутербродами, пакет с ванильными сухарями и кулек конфет. Я уже, кажется, упоминала, что меня на нервной почве одолевает страшный жор, иногда в сочетании с не менее страшной сонливостью. Бывает, конечно, и наоборот — я теряю и сон, и аппетит. Но такое случается только при сильных любовных переживаниях.

Пиршество мое закончилось тем, чем и должно было закончиться. Наевшись до отвала, потаращившись немного осоловелыми глазами в темноту за окнами машины и зевнув от всей души раз двадцать, я устроилась поудобнее, закрыла глаза и моментально провалилась в глубокий и крепкий сон.

Проснулась я от хлопка автомобильной дверцы — кто-то сел на водительское сиденье. Я приняла сидячее положение — за время сна я съехала куда-то вбок и вниз, приняв положение, которое моя кузина образно называет позой «зю», — и, пытаясь разлепить веки, сонным голосом спросила:

— Ну что, поймали ее?

— Пока что нет! — насмешливо ответил женский голос, и одновременно с этим раздался неприятный металлический щелчок.

Глаза мои распахнулись сами собой. И первое, что они увидели, было дуло пистолета, направленное мне прямо в лоб.

— Добрый вечер! — хрипло сказала Катя.

С трудом оторвав глаза от пистолета, я встретилась с ней взглядом. Надо признаться, это доставило мне столько же радости, сколько можно испытать, обнаружив, что стоишь на краю колодца и держаться тебе абсолютно не за что. На бледном лице Кати, покрытом крупными каплями пота, обозначилась какая-то полубезумная улыбка, пистолет трясся в ее руке. К сожалению, я была слишком близко от нее, чтобы надеяться, что, начав стрелять в меня, она промахнется. У меня тоже был пистолет, но что толку? За ним надо было лезть в рюкзак, а Катя вряд ли была настроена на то, чтобы позволить мне это.

Дуло пистолета уткнулось мне в переносицу. От холодного прикосновения металла меня моментально затрясло, как осиновый лист. Катя же отвернулась от меня и, держа пистолет все в том же положении, начала вращать ручку стеклоподъемника. Приоткрыв окно, она проорала в темноту:

— У меня ваша девчонка! Если кто-нибудь из вас подойдет к машине ближе чем на два метра, она умрет!

После этих слов мне показалось, что умру я гораздо раньше и даже без помощи Катиного пистолета — просто окочурюсь от страха.

А Катя снова повернулась ко мне.

— Лезь вперед! — потребовала она, плотнее прижимая пистолет к моей голове.

— Как это? — растерянно пролепетала я.

— Перелезай на переднее сиденье! Живо! Мне пришлось повиноваться, хотя руки и ноги слушались неохотно, а зубы лихо исполняли ударную партию из какой-то веселенькой джазовой композиции.

— Хромова, отпустите девушку, — раздался усиленный мегафоном голос Захарова. — Этим вы ничего не добьетесь. Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно!

— Ничего, ничего… — шептала тем временем Катя. — Ничего, ничего, ничего…

На ее счастье, Даниель оставил ключи в зажигании. На ее беду, «Победа» принадлежала ангелу, и, даже имея в своем распоряжении ключи, посторонний человек не мог завести эту машину. А у Кати, вдобавок ко всему, одна рука была занята пистолетом, да и нервы ее были не в порядке. И когда она принялась левой рукой шарить под приборной панелью, а правой, державшей пистолет, начала крутить ключ зажигания, оставив на минуту меня без внимания, дверь с моей стороны распахнулась и кто-то с силой выдернул меня наружу.

Как только я вывалилась из машины, меня схватили в охапку и потащили прочь от машины, прикрывая собой. Что-то грохнуло совсем рядом, потом раздались выстрелы и нечленораздельные крики… Отбежав от «Победы» на полтора десятка метров, мы с моим спасителем повалились на сырую траву…

В ту же минуту я увидела бегущих в нашу сторону Себастьяна и Даниеля.

Мой ангел, подбежавший первым, схватил меня за плечи и прошептал:

— Ты цела?

У меня хватило сил только на то, чтобы слабо кивнуть. Тогда Себастьян повернулся к моему спасителю. К тому времени в глазах у меня уже прояснилось, так что и я смогла рассмотреть его. И вскрикнула от удивления.

Это был тот самый сероглазый саксофонист!

Правда, теперь рукав его черного бушлата был порван, и по нему на глазах расползалось темное пятно.

— Ты ранен! — воскликнул Себастьян.

— Пустяки! — совершенно в духе всяких там боевиков отмахнулся саксофонист. — Царапина.

— Не надо было так рисковать, — Себастьян укоризненно покачал головой.

— Я привык сам исправлять свои ошибки.

— Это была наша ошибка, не твоя.

— Нет, и моя тоже. Я мог этого не допустить…

Даниель легко, как бумагу, разорвал рукав, обнажив руку, по которой ручейками текла кровь, капая с ладони и пальцев.

— Ну, вот, — шипя от боли, произнес саксофонист, — испортил хорошую вещь. Можно ведь было еще постирать да зашить…

— Я тебе еще сто штук таких достану, — пообещал Даниель и подул на рану. Кровь тут же перестала течь, а поверхность раны покрылась темной корочкой. — Через пару дней будешь как новенький, — пообещал Даниель.

— Зачем вы пошли в сыщики? — зачарованно спросила я. — Стали бы лучше докторами…

— Докторов у вас и без нас хватает, — ответил Даниель. — К тому же в мединститут без блата не пробьешься, а без диплома на работу не примут даже в районную поликлинику.

Я так и не поняла, шутил он или говорил серьезно. Кроме того, меня заботил вопрос посерьезнее.

— Кто это? — спросила я у Себастьяна, показав кивком головы на саксофониста. Ангелы тем временем подняли нас обоих на ноги.

— Давай об этом дома поговорим! — сурово ответил Себастьян.

Из-за «Победы» вынырнул и пошел нам навстречу Захаров, радостно потирающий руки.

— Ну, как вы тут? Все живы?

— Как видишь, — сдержанно отозвался Себастьян.

— Ну, мы вдовушку нашу взяли в целости и сохранности, пара синяков не в счет. Наши тоже в порядке.

— Где она? — спросила я.

Захаров посмотрел на меня холодно и нехотя процедил:

— Увезли уже.

Потом повернулся к Себастьяну и сказал, кивая в мою сторону:

— Слушай, Шнайдер, уволь ты эту девицу, а… Христом-богом прошу, для ее же блага! Ведь пристукнут же ее как-нибудь, а ты себе ее смерть никогда не простишь.

К моему сильнейшему негодованию, Себастьян ответил:

— Мы подумаем над этим вопросом.

Весь путь до дома (имеется в виду жилище Даниеля и Себастьяна) мы проделали в полнейшем молчании. Саксофонист дремал, прислонившись головой к оконному стеклу, только тихонько постанывал, когда «Победу» очень уж сильно встряхивало на московских выбоинах — видать, рана, несмотря на лечение Даниеля, все-таки его беспокоила. Ангелы, сидевшие впереди, всем своим видом демонстрировали нежелание вести беседу. Даже спины их, казалось, советовали мне не лезть к ним с разговорами. Ну, я и не лезла. А ела конфеты потихонечку. Вообще-то, меня винить не в чем. Я тихо сидела в машине, как мне и было велено. Сами Катю чуть не упустили, так пусть на себя и пеняют. И нечего изображать сидячие монументы. По приезде на место случилось небольшое столпотворение — стараниями Нади. Она из-за раны саксофониста устроила такой переполох, словно тому, по меньшей мере, отрезали голову. А вот мои злоключения не тронули ее нисколько.

— Говорила я тебе! — заявила подружка с возмутительным бессердечием. — Не слушаешь умных людей — и вот результат!

— Ну, вообще-то, виноват во всем я, — соизволил тут признаться Себастьян. Но вместо ожидаемого: «упустил преступницу и подверг опасности жизнь любимой» я услышала совсем другое: — Поддался на уговоры и взял ее с собой, а этого делать, конечно же, не следовало.

Тут я не выдержала. И сказала с ядом в голосе:

— Да уж, действительно! А вот дать мымре-вдовушке убежать и сесть в вашу же собственную машину — это следовало сделать непременно.

Ангелы переглянулись и вздохнули.

После того как рану дрожащего в ознобе саксофониста обработали каким-то снадобьем, напоили чаем с травами и уложили спать в комнате у Даниеля, оставшаяся часть честной компании — то есть два ангела и мы с Надей — собралась у Себастьяна. Причем Надя притащила с собой груду журналов на французском языке, экспроприированных у друзей и родственников, и незамедлительно погрузилась в них с головой. Дело в том, что по приезде из отпуска на нашу дорогую секретаршу, как лавина с горы, обрушилось новое увлечение — она решила во что бы то ни стало довести свой французский до совершенства, причем в максимально сжатые сроки. Организация заговора заставила ее немного отклониться от намеченного срока, но теперь, когда заговор остался в прошлом, она наверстывала упущенное, причем такими бешеными темпами, что у Даниеля при одном взгляде на журналы делалась кислая физиономия.

Первым делом нам с Надей, которая, по приведенной выше причине, слушала вполуха, поведали ту часть истории с Катей, которая произошла непосредственно перед тем, что мне пришлось пережить в машине. Оказывается, вдову, в отличие от Андрея Рябинина, почему-то недооценили, и дозор под окнами поставить не потрудились. Поэтому события развивались так: Катя, открыв дверь своим ключом, зашла в квартиру, народ, затаившийся на лестнице, подождав пару минут, ринулся за ней, чтобы взять ее с поличным. Да не тут-то было — как только в квартиру ворвались наши, вдовица резво, не раздумывая ни секунды, сиганула в окно, только ее и видели. Вдобавок и пистолет с собой прихватила.

— Поздравляю, — насмешливо сказала я. — Блестяще проведенная операция! И Захаров еще имеет наглость предлагать уволить меня… По-моему, ему самому надо писать заявление об уходе. Именно из-за таких головотяпов, как он, преступность у нас в стране расцветает махровым цветом.

— Ладно-ладно… Не перегибай палку… — ответил Себастьян. — Он же про увольнение не всерьез сказал, а так, сгоряча. Знаешь, как он за тебя волновался, когда Катя тебя в заложники взяла.

— Не знаю и знать не хочу! — сердито отрезала я. И тут же поинтересовалась: — Мне другое хотелось бы выяснить — что за фрукт дрыхнет сейчас в квартире по соседству и с какой радости он за мной следил…

— Его зовут Федор. И он, между прочим, спас тебе жизнь, — строго сказал Себастьян.

Не надо думать, что я этого не заметила. Так сначала хотела ответить я, но сдержалась. Препирательства ни к чему хорошему не приводят, этот горький урок я усвоила хорошо. И хотя совсем обойтись без них при наших с Себастьяном характерах не представлялось возможным, следовало все-таки стараться сводить дискуссии и перепалки к минимуму. Кроме того, Себастьян сидел рядом со мной на диване, обняв меня за плечи, и это почему-то отбивало у меня охоту спорить с ним. Значит, саксофониста зовут Федор. Богом данный. Очень подходящее имя.

— И кто же он такой? — как можно более миролюбиво спросила я. — Зачем он следил за мной?

— Архангел Михаил дал мне его в помощники на время, — объяснил Себастьян и улыбнулся лукаво. — Я не мог одновременно работать и следить за тем, чтобы одна моя знакомая не попала в какой-нибудь переплет. Пришлось поручить наблюдение за ней Федору. Как выяснилось, моя предусмотрительность оказалась совсем не лишней.

— Он тоже ангел?

Себастьян покачал головой:

— Нет. Он страж.

— Страж? — недоуменно переспросила я.

— Давным-давно было время, когда ангелы спускались на землю. Но не так, как мы сейчас, а в открытую, ни от кого не скрывая своей подлинной сути. Они брали в жены человеческих дочерей, у них рождались дети — могучие и гордые. Не люди, но уже и не ангелы. В конце концов, по воле божией все они были уничтожены… Вернее, так только считалось, что все. Некоторые выжили. Их потомки с виду ничем не отличаются от обычных людей, но связь с небесами они не потеряли.

— А я бы, если бы с моими предками так поступили, ни за что не стала бы иметь с небесами никакого дела, — заметила я.

— Но среди стражей есть и те, что примкнули к темным силам. Те, которые не поняли, что свет — это не значит постоянное благодушие и умиление. Что свет может быть и жестоким, и даже страшным. Но это не значит, что тьма — лучше. Понимаешь?

— Не вполне, — призналась я.

— Ну, еще поймешь, — вмешался Даниель. — Это довольно сложная штука. Даже ангелы не все понимают. Вот я, честно говоря, не слишком-то понимаю. Но для собственного спокойствия стараюсь обо всем таком не думать. Себастьян вот думает, так на него в эти минуты смотреть страшно.

— Хватит фантазировать. — Себастьян посмотрел на Даниеля неодобрительно, и тот изобразил на лице притворный испуг. — И вообще, — сказал он и посмотрел на меня задумчиво, — не кажется ли вам, что пора ложиться спать? Сегодня был длинный, трудный день. А завтрашний не обещает быть легче.

— Подожди, — сказала я. — Я забыла спросить: фотоаппарат Катя принесла?

Даниель кивнул:

— Только вот, к сожалению, пленки в нем не было. Хотя, конечно, ничего удивительного в этом нет. Так что теперь придется долго и нудно вытягивать из нашей бывшей клиентки имя ее соучастника. Захаров, правда, помчался к ней на квартиру делать обыск, но я уверен, что там ничего интересного не найдут. Кстати, нас всех можно поздравить — на этом деле мы ничего не заработали. Все труды впустую, если, конечно, не считать морального удовлетворения.

— А как же те деньги, которые Катя нам уже перевела? — спросила я.

— Ушли на текущие расходы, — сказал Себастьян.

— Может, еще не поздно взять деньги с вампира? — полушутя-полусерьезно предложила я.

— Только этого еще не хватало! — фыркнул Себастьян. — К тому же после того, как экспертиза обнаружила, что в убийстве Хромова замешан настоящий вампир, Бехметов тоже под подозрением.

— О черт! — вдруг рявкнула Надя, до этого времени не принимавшая участия в разговоре. Пока мы обсуждали небесные и земные силы, она сосредоточенно шелестела страницами журналов и ни на что не реагировала.

Все дружно уставились на нее, гадая, что могло вызвать столь эмоциональный отклик.

А Надя обвела всех победоносным взглядом и тихо, но торжественно сказала:

— И все-таки именно я раскрыла это дело, что бы вы там себе ни воображали! Смотрите сюда.

В едином порыве мы ринулись к Наде и, чуть не стукнувшись головами, склонились над журналом.

Длинный кроваво-алый ноготь Нади указывал на фотографию, на которой четыре человека в вечерних нарядах, парадно улыбаясь, поднимали бокалы, полные шампанского. Одна из них — красивая молодая женщина в зеленом с золотом платье — была мне незнакома, но остальные трое… Это были Хромов, Катя и… Бехметов! Подпись под фотографией гласила: «Известный русский художник Виктор Хромов с женой Екатериной, графиня Еланская и князь Бехметов на торжественном вечере „Русская Лютеция“».

— Где и когда это все происходило? — спросил Себастьян, сверкая глазами.

— В Париже… — Надя закрыла журнал и посмотрела на обложку. — В конце марта.

И вдруг меня прямо-таки подбросило на месте! Потому что я вспомнила, наконец, то, что так меня беспокоило, — заурядное происшествие, которое случилось в тот момент, когда я входила в ресторан «Декаданс», где меня ждал Забржицкий. На самом-то деле его и происшествием нельзя назвать, просто из-за угла ближайшего дома вышла пара — мужчина и женщина — и сразу же, резко развернувшись, поспешно вернулась туда, откуда пришла. Мужчину я разглядеть не успела — он был весь в черном, на голове — красный берет. А женщина показалась мне смутно знакомой. Но теперь я была абсолютно уверена, что это были вампир и безутешная вдова Катя. Заикаясь от волнения, я немедленно рассказала о своем открытии остальным.

— Так… Теперь все ясно, — торопливо произнес Себастьян. — Даниель, позвони Захарову. Нам нужно немедленно поговорить с Катей.

— А как мы все Захарову объясним, интересно? — Даниель взъерошил волосы на затылке. — Не будем же мы говорить ему о вампире? Он нас просто не поймет.