Кости земли

Справа пошли термитники — целое царство насекомых. Слева Лейстер заметил мелкое млекопитающее, мелкими зубками и мохнатыми лапами пытавшееся открыть раковину пресноводного моллюска. И тут на зверька набросился неизвестно откуда взявшийся троодон, которого не заметили ни жертва, ни Лейстер. Двумя ударами челюстей он перекусил несчастному позвоночник и, подняв голову, проглотил целиком. Но не успел троодон опустить головы, как из леса вылетел стигевинатор и сомкнул мощные челюсти на теле меньшего хищника, прежде чем тот успел понять — что происходит.

Жизнь в эту жестокую эру держалась лишь на том, что каждое животное производило на свет массу отпрысков. Удивительно, что большей части потомства все-таки удавалось доживать до зрелого возраста. Видимо, межвидовое взаимодействие — тираннозавры в качестве фермеров — оказалось необыкновенно эффективным и привело к появлению крупных популяций травоядных, невозможному в других условиях.

Лейстер вновь и вновь возвращался мыслями к выступлению Сэлли, услышанному им невероятно давно, к тому самому выступлению, где она заявила, что хищники пасут цератопсов. Он не сдержал улыбки: как типично для нее — заразить других их собственными идеями! Во многих смыслах Сэлли не была хорошим ученым: нетерпелива при сборе информации, слишком скора на выводы, склонна судить о любой идее не по существу, а по степени ее остроумия.

Но палеонтология нуждалась в ней, как тесто нуждается в хорошей закваске. Науке необходимы как работяги, так и изобретатели, как кропотливые детективы, так и нетерпеливые фантазеры.

Сэлли — она как воздушный змей. Для того чтобы взлететь еще выше, ей не хватает лишь прочной связи с землей: крепкой веревки, сплетенной из терпения и логики, да твердой руки, управляющей змеем, чтобы он не спикировал с высоты. Стать этой рукой, вот чего хотелось Лейстеру больше всего на свете.

Рассеянно провожая глазами проплывающие мимо берега, палеонтолог окунулся в раздумья. Даже не заметив, как Джамал забрал у него лот, Лейстер ушел на нос и погрузился в свои мысли. Остальные тактично постарались его не тревожить.

Цикл стартовал с началом весенних миграций, когда орды тираннозавров, сбросивших зимний жирок, хлынули на поля. Первыми были самцы. Самки неторопливо следовали за ними, по дороге восполняя потерю веса, вызванную периодом вынужденного голодания. Они прибывали на место сытыми, готовыми к размножению.

Хозяин Долины (Лейстер с товарищами узнали его по шрамам) вернулся, чтобы заявить свои права на прошлогоднюю территорию. Благодаря опыту предыдущих лет тираннозавр легко получил ее, встретив в качестве соперников только нескольких юнцов, сбежавших при одном его появлении. Хищник обошел долину по периметру с песней, призванной, с одной стороны, отпугнуть возможных противников, а с другой — пригласить титанозавров на подготовленные для них места.

Титанозавры не заставили себя ждать. Живые машины для поглощения пищи, они медленно шли в долину, ведомые «своим» тираннозавром к самым тучным пастбищам. Титанозавры выедали широкие полосы высокой растительности, сгрызали молодые деревца, давая растениям нижних ярусов возможность разрастись. Самки откладывали сотни яиц, чтобы тут же забыть о них и двинуться дальше в непрерывных поисках пищи.

Наконец титанозавры ушли, давая тираннозаврам возможность позвать на освободившееся место стада гадрозавров и трицератопсов.

Теперь Лейстер четко представлял себе структуру работы, оставалось только вместить ее в как можно меньшее количество слов.

— Биокибернетика… — протянула Далджит. — А разве есть такое слово?

— Теперь есть.

— А что оно означает?

— В принципе, — вмешался Джамал, — слово «кибернетика» можно отнести не только к машинам, но и к живым существам. Зачем изобретать неологизм?

Лейстер покраснел. Уже давно он не ошибался в терминологии.

— Исправлю.

— Что мне интересно, — включилась Тамара, — так это почему ты не упомянул эпизод, описанный Кати и Нильсом. Тот, с троодонами.

Кати и Нильс однажды доложили, что видели небольшую группу троодонов, отгоняющую гадрозавров подальше от кладки яиц титанозавра. Ребята рассказали, как свирепые малыши прогоняли противников в десять раз больше их самих, и сделали вывод, что троодоны таким образом защищали яйца.

— Вывод сомнителен, — заявил Лейстер.

— Не для Кати и Нильса.

— Кроме того, это случилось лишь однажды.

— Зато у них на глазах.

— При описании поведения животных, — рассудительно сказал Джамал, — часто употребляются слова «Возможно, что…». И нет проблем!

— Я ненавижу использовать в научных статьях предположения.

Наступила резкая тишина.

— Это значит, — спросила Тамара, — что ты не собираешься включать в работу теорию Чака?

— Такого я не говорил. Еще не знаю.

Пока Лейстер обдумывал статью, а Далджит правила, Тамара закинула леску с крючком и поймала полосатую рыбу. Джамал почистил и выпотрошил ее, на обед они ели суши.

За едой обсудили ту часть статьи, над которой сейчас работал Лейстер. Она касалась некоторых сложных моментов.

Стада гадрозавров и трицератопсов постоянно перемещались взад-вперед по долине в поисках корма. Лай-Цзу, разбиравшаяся в ускоренных магнитофонных записях лучше других, установила — когда какое-то из пастбищ истощается, Хозяин или Хозяйка ищут более зеленое место и зовут туда травоядных. Первоначально Лейстер скептически отнесся к ее заявлению, но Лай-Цзу раз за разом демонстрировала способность с помощью записи предсказывать, когда стада покинут использованную территорию и где они появятся. Пришлось признать ее правоту.

Лейстер собирался описать открытие Лай-Цзу как образец «пастушьего» поведения.

— В чем разница между приручением и пастушьим поведением? — спросила Далджит.

— Приручение — процесс, позволяющий хищникам подчинить жертву своей воле.

— И как же они их «приручают»?

— Несколько раз мы наблюдали, как Хозяин Долины с песней приближался к стаду. Животные начинали жаться друг к другу, детеныши оказывались в центре. Хищник обходил их несколько раз, постепенно сужая круги. Они поворачивались к нему головами, смыкаясь все теснее и теснее, давя друг друга. Ближе, теснее, еще теснее, пока одно из животных не вылетало наружу, выдавленное остальными. И всегда это оказывался либо самый старый, либо самый слабый, либо самый больной. Его величество бросался следом, и — оп! Завтрак готов! Ровно тридцать минут от начала до конца. Такая вот охота для ленивых, — улыбнулся Лейстер.

— Хорошо, а пастушье?

— Пастушье поведение — ряд действий, с помощью которых хищники заботятся о стадах. Перегоняют их с места на место, не подпускают других охотников и так далее.

— Ясно. Тебе придется постараться, чтобы все это было четко отражено в работе.

— Поучи свою бабушку суп варить.

На ночь они пристали к песчаному островку, покрытому густой порослью молодых деревьев, часть которых Тамара тут же срубила, чтобы развести огонь. Она уже заваривала чай из собранных на острове трав, когда зазвонил телефон.

— Меня нет! — поспешно предупредил Лейстер. — Я на совещании. Если спросят, когда буду в офисе, скажите, что сегодня не вернусь.

Трубку взяла Далджит. Несколько секунд она молча слушала и вдруг заорала, прикрыв микрофон рукой:

— У нас мальчик!

Остров огласился восторженными воплями. Лейстер выхватил у нее телефон.

— На кого похож? — торопливо поинтересовался он со странным чувством опасения и надежды.

— Какая разница? — ответила Кати. — Мы все влюбились в него с первого взгляда. Отличный парень, увидишь.

— Разницы никакой, просто любопытно. Ты бы сама спросила, если бы торчала здесь.

— Что ж… Судя по цвету кожи, отец либо Чак, либо Джамал.

— Отец либо Джамал, либо Чак, — шепнул Лейстер, прикрыв трубку рукой.

— Я — отец? — переспросил Джамал.

— Возможно, отец, — поправил Лейстер.

— Ты пол-отца! — поддразнила Далджит.

— Я — папаша! — обалдело повторил Джамал. — Я!

Он неуклюже заплясал вокруг Далджит, которая тут же рявкнула:

— Куда ты со своей ногой!

Тамара обняла Джамала и крепко поцеловала.

Лейстер порадовался за друга, чувствуя, правда, некоторую ревность. Мысль о том, что это мог быть и его сын, вызвала у него массу смешанных чувств.

Наутро они отчалили и продолжили путь вниз по реке. День выглядел прекрасным. Лейстер чувствовал подъем и привел статью в форму, близкую к окончательной, уже к полудню. Он даже обдумал заключение.

«Наблюдения показали, что основные группы динозавров позднего маастрихтского века осуществляют как внутривидовое, так и межвидовое общение с помощью инфразвука. Общение между видами представляется особенно важным, так как оно формирует кибернетические системы, которые, в свою очередь, помогают образованию экосистемы. Отмечены приручение и пастушье поведение. Преимущества данной системы для хищников очевидны. Преимущества для травоядных хотя менее заметны, но тоже весьма существенны. Система является комплексной и обеспечивает максимальную выгоду для всех видов животных».

— Я закончил, — объявил Лейстер. Джамал зааплодировал.

— Давайте послушаем.

— Нет, я хочу устроить первое чтение дома, при всех, иначе получится нечестно.

Раздались стоны.

— Ты же прочел нам то, что сделал вчера, — заметила Далджит.

— Да, но вчера мы были еще далеко. А сегодня… Сколько нам осталось?

Спутник находился очень низко, но они все-таки смогли определить свое местоположение. Далджит и Джамал, переругиваясь и отнимая друг у друга карту, пришли к заключению, что к обеду плот достигнет точки слияния Идена и Стикса.

— Вот и хорошо. При любых обстоятельствах к ночи будем дома. Там и устроите мне судилище. Все вместе.

Лейстер поднялся.

— Если не ошибаюсь, моя очередь править.

В течение часа места по обе стороны реки приобрели знакомый вид. Берега стали плоскими, высокие леса отодвинулись далеко в глубь суши, плодородную землю покрывали кустарники, папоротники и саговники.

Странники вернулись к своим пастбищам.

Их внимание притупила именно близость дома. Лейстер аккуратно вел плот по течению Идена, старательно обходя мели, когда услышал, как ойкнула Далджит.

Чуть дальше на берегу топталось стадо трицератопсов, издали похожих на огромных миролюбивых буйволов. Только подплыв ближе, люди осознали, как неспокойно ведут себя животные.

Они готовились форсировать реку.

Процедура эта была для трицератопсов непривычной, более того — неприятной. Напуганные, они бродили по берегу, подходя к реке, залезали в воду и сразу же выскакивали на сушу. Животные пытались взвинтить себя до истерического состояния, чтобы затем броситься в реку лавиной громадных тел, круша и сминая все, что попадется им на пути.

Например, плот.

— Может быть, мы успеем проскользнуть мимо, — тихонько предположил Джамал. Далджит прикрыла ему рот ладонью. В таком состоянии животных могла спугнуть любая мелочь.

В полной тишине плот проплывал мимо стада. Река в этом месте текла прямо, течение было быстрым. Легчайших ударов весла хватало, чтобы вести плот нужным курсом.

Картина выглядела бы просто буколически, если бы не охвативший путешественников ужас.

Прошло десять минут. Двадцать. Показался дальний край стада. Опасность почти миновала.

Сзади послышался всплеск.

Далджит втянула воздух сквозь зубы.

Обернувшись, Лейстер увидел белый пенистый бурун там, где первая партия трицератопсов входила в воду. Огромная масса животных, подрагивая, растекалась по берегу. Вот реку заполонил второй поток. Третий.

Напротив плота, там, где стадо почти кончалось, в воду кинулся четвертый.

— Вот черт, — произнесла Тамара.

В мгновение ока они оказались окружены динозаврами. Громадные туловища вздымали волны, которые бросали плот из стороны в сторону. Одно из чудовищ задело правую сторону плота, чуть не сбросив путешественников в воду. Другое едва не врезалось в них слева, но, по счастью, лишь проскребло боком по бревнам. Их зацепил самый конец стада, поэтому поток получился небольшим, особей тридцать, и скоро все животные благополучно прошлепали мимо.

Все, кроме одного.

Самый последний динозавр был до смерти перепуган. Не видя ничего перед собой, он со всех ног бросился в реку и тут же врезался в плот, одна сторона которого резко поднялась.

Плот встал на ребро, покачался и перевернулся.

Все взлетело в воздух. Словно в замедленной съемке Лейстер видел, как в воду дождем посыпались их корзины и рюкзаки, топоры и куски вяленого мяса, одеяла и походная плитка. Далджит ловко нырнула, за ней последовала Тамара с копьем в одной руке и рюкзаком в другой. Затем, отчаянно махая руками и ногами, в воду упал Джамал. Лейстер успел увидеть его побледневшее лицо, когда тот стукнулся головой о край плота, и тут же сам оказался в реке.

Задыхаясь, он рванулся вверх и, когда его ноги коснулись дна, обнаружил, что стоит в воде всего-навсего по грудь. Кругом плавали бревна; трицератопсы, спеша к берегу, шлепали по дну, перемешивая ногами жидкий ил.

— Джамал! — услышал Лейстер собственный крик.

Никто не ответил.

Лейстер набрал в легкие воздуха и нырнул. С вытянутыми вперед руками он поплыл к тому месту, где в последний раз заметил Джамала, стараясь держать глаза открытыми, но ничего не видя в мутной воде.

Палеонтолог двигался все медленней и медленней, пока не остановился и пробкой не вылетел на поверхность, жадно глотая воздух. Легкие горели, грудная клетка, казалось, сейчас разорвется. Справа и слева от него убегала в бесконечную даль река.

Безнадежно. Нечего и пытаться отыскать Джамала в такой огромной массе воды.

Еще разок, подумал Лейстер. Еще только раз, чтобы быть точно уверенным, что его не спасти.

Он снова нырнул.

Бурая вода опять побежала по обе стороны от его тела. И вдруг перед глазами выросло черное пятно. Руки уперлись во что-то мягкое, и в то же мгновение Лейстер уткнулся лицом в спину Джамала.

Джамал не шевелился.

Лейстер обхватил руками неподвижное тело друга и рванулся кверху. Почти сразу же ноги его коснулись дна, а голова оказалась в воздухе.

Неожиданно обвисший в его руках Джамал затрясся и закашлял.

Вода хлынула изо рта, он застонал, глотая воздух, и стал отбиваться от Лейстера, чуть не свалив его обратно под воду.

— Все нормально! — закричал Лейстер. — Все хорошо, успокойся! Дай мне вытащить тебя на берег!

Не переставая вздрагивать, Джамал хрипло спросил:

— Все… что?

— Все нормально!

С видимым усилием сдерживая дрожь, Джамал просипел:

— Однако странные у тебя представления о нормальном…

Смеясь и плача, они выползли на берег. Далджит подхватила Джамала с другой стороны, и вдвоем с Лейстером они выволокли его на сушу.

— Со мной все нормально! — слабо протестовал спасенный. — Ты что, не видишь? Лейстер сказал — все нормально.

Подошла Тамара, держа в руке промокший рюкзак.

— Один я сумела спасти, — сердито и смущенно сказала она. — Остальные утонули. Извините.

Лейстер представил себе, сколько всего ушло под воду: два сотовых телефона, оба топора, вся обувь. Большинство вещей абсолютно незаменимо. Но он не мог осознать потери.

Одной рукой Лейстер все еще обнимал Джамала за плечи. Он поднял вторую, и Тамара, бросив рюкзак, скользнула под нее. Не стесняясь слез, все четверо крепко обнялись.

— Мы легко отделались, — сказал Лейстер. — Мы очень легко отделались.

Он не кривил душой. В это мгновение Лейстер точно знал, что отдал бы все топоры на свете за то, чтобы Джамал остался в живых.

И в это же мгновение он мысленно добавил к заключению статьи слова:

«Возможно, что именно благодаря своей высокой эффективности межвидовое общение послужило причиной вымирания наземных динозавров».

19

ЛАЗАРЬ-ТАКСОН

Карнавальная станция: мезозойская эра, юрский период, верхняя юра (доггер), ааленский век. 177 млн. лет до н. э.

В полутемной комнате в одиночестве сидел Старикан.

В раскинувшимся снаружи мире разворачивался, без сомнения, один из самых интересных периодов мезозойской эры — момент, когда динозавры, почти потерявшие свое место в экосистеме, вдруг снова выбились в лидеры. Но что ему до этого! Он не отрываясь разглядывал видения, возникавшие перед ним в воздухе. Время от времени Старикан получал приборы, действие которых невозможно объяснить с позиций человеческой науки. Вот этот, например, давал возможность подглядывать за любыми интересными событиями. Что-то вроде невероятно усовершенствованного телевизора. По словам подаривших, из всех обитателей Земли только Старикан имел такое чудо.

В полумиллиарде лет отсюда Гриффин и компания готовились к встрече с таинственными спонсорами. Шагнув в ворота, они перенеслись на ту же самую поляну, с которой начали свое знакомство со здешним миром.

Старикан наклонился вперед, и по мере того как его сознание сливалось с сознаниями тех, за кем он подглядывал, окружающее переставало существовать.

* * *

«Лазильные деревья» Джимми оказались дальше от ворот, чем казалось сначала. Высотой и переплетением линий они напоминали средневековый собор. И чем ближе подходили путники, тем яснее становилось, что эти леса не похожи на все виденные ими ранее.

Неизменный повел компанию под сень ветвей. По извилистым тропинкам они двигались сквозь густеющую чащу. Вокруг раздавались шорохи и приглушенный топот — под деревьями, несомненно, скрывалось множество живых существ.

— Я не могу понять — это естественное или искусственное? — сказала Молли, показывая на сплетающиеся ветки, обвивавшие один из стволов наподобие лестницы. По другому стволу струилась вода, наполняя вырост в форме раковины, находящийся на уровне ее подбородка. Детский фонтанчик для питья? — А может, здесь не различают эти понятия? — продолжала она.

— Что за запах? — спросил Джимми.

Дерево сочилось сладким, приторным ароматом, напоминающим запах детеныша теропода, еще не сбросившего перья, смешанного с человеческим потом кленового сиропа или никогда не чищенных звериных клеток. Его трудно было описать.

Что-то свалилось с дерева прямо возле людей и на короткий момент остановилось на небольшой прогалине.

На первый взгляд существо обладало всеми признаками гуманоида: двуногое, прямоходящее, пара рук, туловище, голова — все на своих местах. Но руки сложены очень странно, туловище наклонено вперед, ноги слишком коротки, а голова украшена клювом.

Существо смерило путников перепуганным взглядом, переступило ногами со шпорами, чирикнуло и исчезло так же внезапно, как и появилось.

— Господи! — вскрикнула Молли.

— Что это за ублюдок? — вздрогнул Джимми.

— Avihomo sapiens, — ответила Сэлли. — Второй разумный вид на этой планете. Гертруда называет их птицелюдьми.

— Птицы, — бесцветным голосом произнес Гриффин. — Они произошли от птиц?

— Да. Боюсь, мы, млекопитающие, опять сосланы на задворки эволюции.

Неизменный показал рукой на расщелину в одном из стволов.

— Туда, — сказал он.

Гости прошли внутрь раскрывшегося перед ними дерева. Наверху ветки переплетались, образуя высокий потолок. Шары мягкого света висели между ветвями, неярко освещая помещение. А в центре комнаты вокруг стола в ожидании стояли хозяева.

Птицелюдей было трое, гордых и неуклюжих, самый маленький — вдвое ниже человеческого роста. Их тела покрывали черные блестящие перья, встававшие на затылках пушистым крестом. Клювы цвета выбеленной солнцем кости; ярко-красные глаза.

Их руки, худые и суставчатые, напоминали бы лапы богомола, если бы не заканчивались длинными, свисающими книзу кистями. Ничего похожего на крылья. Птицелюди, видимо, потеряли способность летать тысячи лет назад. Гриффин подумал, что эта жертва оказалась большей, чем та, которую принесли предки человека, реликтовые гоминоиды, спустившись с деревьев ради жизни на земле.

Один из птицелюдей быстро потряс головой и издал низкий щебечущий звук.

— Я буду переводить, — сказал Неизменный.

Лица хозяев оставались бесстрастны, они не проявляли никаких эмоций, только иногда быстро покачивали головами. Тот, что уже говорил, засвиристел снова.

— Он говорит: «Мы знаем, зачем вы здесь. Мы знаем, чего вы хотите».

Гриффин откашлялся.

— И что?

— Он говорит: «Нет».

— Нет? — переспросил Гриффин. — Что значит «нет»? Неизменный и его хозяева долго переговаривались. Затем Неизменный сказал:

— Он говорит: «Нет — значит нет. Нет. Вы не получите того, зачем пришли».

Гриффин в задумчивости вдохнул. Потом заявил:

— По-моему, мы здорово забежали вперед. Давайте обсудим все с самого начала, хорошо?

Старикан удовлетворенно ухмыльнулся и откинулся на спинку стула. Тактика примитивная, но действенная: если не получаешь желаемого, притворись, будто думаешь, что тебя просто не поняли, и повтори все сначала, тщательно, опять проговаривая каждую деталь. Своеобразное испытание скукой, рано или поздно дрогнет даже самый упорный.

Он провел сотни часов своей жизни в спорах с такими же, как он, бюрократами из других организаций в поединках, напоминающих борьбу двух столкнувшихся лбами пахицефалозавров.

Но в данном случае все без толку. Птицелюди устроены по-другому, к человеческой психологии у них иммунитет. Они даже не понимают, как мы мыслим.

Старикан аккуратно перевел время действия на час вперед и снова присоединился к переговорам.

— Он говорит: «Вот что мы сделали. Во времени остался след в виде четырехмерной спирали. Была ли альтернатива? Нет. Иначе мы бы сделали по-другому. Но мы этого не сделали».

— Что, черт побери, это значит? — нетерпеливо спросила Сэлли.

Гриффин сделал успокаивающий жест и обратился к Неизменному:

— Мы не поняли. Они не могут разъяснить поподробней? Один из птицелюдей, самый высокий из трех, раздраженно хлопнул ладонями по столу.

— Она говорит: «Почему мы обсуждаем вес это, если мы не обсуждаем все это?»

Люди обменялись недоуменными взглядами.

— Возможно, — осторожно предположил Гриффин, — вы не допускаете существования такого понятия, как свободная воля?

Птицелюди заговорили между собой, тряся головами с таким энтузиазмом, что было непонятно, как они не калечат друг друга клювами.

— Они говорят: «Свободная, да. Но разве это воля?»

Та часть сознания Старикана, которая не участвовала в процессе наблюдения, почувствовала знакомую, застарелую ярость. Если бы лев заговорил, сказал когда-то Витгенштейн [44], мы бы не поняли его. Воистину так. Старикан вел переговоры с птицелюдьми множество раз, и образ их мышления никогда не совпадал с человеческим. Качество перевода также оставляло желать лучшего.

Неизменный был на редкость прямолинеен и полностью лишен фантазии. Птицелюди выражали свои мысли в совершенно чуждой манере. Все это вместе вело к тому, что понимание между двумя видами разумных существ возникало невероятно редко.

В дверь постучали. В комнату заглянул Джимми.

— Сэр?

Старикан прервал наблюдение.

— Да?

— Вы просили сказать, когда Робо Бой начнет колоться.

— Хорошо. Правда, теперь это почти не имеет значения. Он назвал своих руководителей?

— О да. Он поет, как канарейка, сэр. Как чертов Энрико Карузо. Мы уже уведомили ФБР. Они передали, что с ордером на арест не будет никаких проблем.

— Хоть это радует.

Взмахом руки Старикан выпроводил Джимми из комнаты и перевел время наблюдений еще на час вперед.

Теперь люди сидели на стульях. Наконец-то додумались их попросить. Все, кроме Гриффина, выглядели усталыми и раздраженными, он один обладал достаточным опытом, чтобы скрывать злость и держаться с достоинством.

— Объясните нам смысл проекта.

Наконец-то они дошли до сути! Старикан покинул обсуждение. То, что сейчас последует, необходимо участникам переговоров, а ему уже давно известно.

Птицелюди подарили человечеству машину времени по одной простой причине: они хотели изучить вид homo sapiens. Подарок повлек за собой создание Неизменного — инструмента, максимально приближенного к человеку, способного адекватно наблюдать и регистрировать его поведение.

Но была и вторая причина.

Птицелюди желали наблюдать людей, занятых типично человеческой деятельностью. Круг наблюдений оказался довольно широк, но, судя по поведению Неизменных, квинтэссенцией человеческих занятий птицелюди считали бюрократию и научные исследования.

Из этих двух, в свою очередь, наиболее интересной им представлялась наука. Поэтому они и создали условия, в которых ученые могли заниматься ею с полной отдачей. Человечеству подарили мезозой.

В свое время эта новость тронула Старикана так же сильно, как когда-то в детстве его поразил тот факт, что дельфины, оказывается, любят людей. На самом деле человек — редкостная сволочь. И очень приятно, что другие виды разумных существ почему-то считают его достойным любви.

Когда некто без всякой задней мысли верит, что смысл твоей жизни — открывать что-то новое, начинаешь смотреть на себя другими глазами.

Хочется оправдать доверие.

Старикан перемотал запись событий и поставил прибор на паузу, чтобы сделать распоряжение. Вернувшись, он увидел, что в комнату для переговоров вошел еще один Неизменный и что-то сказал.

Сэлли и Молли поднялись и вышли вместе с ним.

Это был жест благородства. Обе женщины устали до слез, а переговоры будут продолжаться еще не один час. Поэтому Старикан организовал для них небольшую экскурсию.

— Посмотри! — воскликнула Молли. — Модели плавающих башен. Точно такие же, как та, где живет Гертруда.

— Нет. — Сэлли выловила одну башенку и подняла вверх, чтобы Молли хорошенько рассмотрела подводный пузырь, обеспечивающий башне плавучесть, и переплетение корешков, придававшее ей устойчивость. — Это не модели, это ростки.

Неизменный привел их вниз, к переплетению корней странного дерева-дома. Вокруг виднелось множество луж с темной стоячей водой. В воздухе пахло хвоей.

— Ты хочешь сказать, они их выращивают?

Из воды, вытянув шею, выскочил птицечеловек. От неожиданности Молли вскрикнула и отшатнулась. Существо выпрыгнуло из лужи, отряхнулось, как утка, и исчезло в одном из коридоров.

Старикан еще немного промотал вперед запись наблюдений. Теперь женщины стояли высоко в кроне дерева-дома. Солнечные зайчики плясали на их лицах, легкий бриз раскачивал ветки.

Молли сморщила нос.

— Могли бы построить что-нибудь получше, с их-то технологиями.

Повсюду располагались гнезда, небрежно сделанные, все в белых пятнах, набитые пищащими детенышами птицелюдей.

— Ты должна посмотреть на это с их точки зрения, — не очень убежденно сказала Сэлли. Потом пожала плечами. — Я…

Старикан пропустил еще кусок.

Теперь они стояли на площадке чуть выше крон деревьев. Неизменный показывал вдаль, на линию горизонта. Молли, смеясь, повернулась, чтобы посмотреть, и застыла в изумлении и страхе. Сэлли молча стояла позади нее.

Старикан раздраженно переключился на Гриффина и Джимми. Ему нужен результат, а не эмоции.

— Он говорит: «Да, мы можем дать вам оборудование, которое вы просите. Да, вы можете спасти ваших друзей. Нет, не в первоначальной точке контакта. Не через шесть месяцев. Уже записано, что этого не случилось. В следующей точке контакта. Через два года. Но вы этого не захотите».

Гриффин выпрямился. Прошли уже долгие часы с начала переговоров. И он заметно вымотался.

— Что вы имеете в виду? Конечно, нам необходимо оборудование. Спасибо. Мы возьмем его.

Наступила долгая тишина.

— Почему мы этого не захотим? — спросил Джимми.

В ответ раздалось низкое ворчание, его издал один из трех хозяев, Гриффин даже не понял — который.

— Он говорит: «Вы не захотите, потому что проект закрывается».

— Что?!

— Он говорит: «Линия, в которой мы подарили вам путешествия во времени, подлежит уничтожению».

— Когда?

— Он говорит: «Сразу после окончания переговоров».

Начались восклицания и вопросы, возникла даже небольшая перебранка, не имеющая, впрочем, никакого смысла.

Просто сдаться без спора было чуждо человеческой натуре. Старикан пропустил большую часть и вернулся, снова забравшись в сознание Сэлли.

— А как же Гертруда? Она же из другой временной линии, а мы с ней встретились, и ничего! — услышал он. — Значит, вы умеете сводить эти линии? Зачем же тогда закрывать нашу? Почему бы вам не повторить то же самое, что вы сделали со мной и Гертрудой?

Долгое время говорил один из птицелюдей. Неизменный перевел:

— Она говорит: «Это сделано временно. Даже если бы это было возможно, это было бы невозможно».

— Я не понимаю!

— Она говорит: «Временная линия, которая содержит объекты нашего наблюдения, содержит также и нас самих. Мы знали это с самого начала. Мы знали, что, закончив изучение людей, мы вместе с ними должны раствориться во временной петле. Это цена. Путешествия во времени возможны только при таких условиях».

— Тогда зачем? — воскликнул Джимми. — Зачем вообще весь этот проект?

Говорившая показала клювом сперва на Гриффина, потом на Сэлли.

— Она сказала: «Они понимают».

Один из птицелюдей встал и подошел к дальней стене комнаты. За ним — второй. В углу поблескивал темной водой маленький пруд. Один за другим птицелюди прыгнули туда и исчезли.

Не дожидаясь, пока третья пойдет следом, Гриффин быстро произнес:

— Послушайте!

Та внимательно поглядела на него блестящими глазками.

— Если это не важно… Если уже ничего не важно… Тогда дайте нам прибор для спасения наших друзей.