Глаза из серебра

— В твоем языке для этого нет названия. Я мог бы рассказать о его природе, но лучше ты сам поманипулируй с ним некоторое время и поизучай его, а потом расскажешь мне, что узнаешь. Играй с ним. Займись, раскрой его секреты.

Урия перекидывал жидкий металл из одной руки в другую:

— А если я его сломаю?

— Он не сломается. — Дост повернулся и пошел, но вдруг остановился. — Даже лучше сказать так: если ты сумеешь его сломать, ты станешь самым опасным из всех живущих на земле людей.

Глава 42

Дом правительства, Дилика, Пьюсаран, Аран, 30 темпеста 1687

Робин Друри вошел в кабинет Тревелина и отдал честь принцу и капитану Хассету:

— Прибыл по вызову, ваше высочество.

Тревелин ответил на приветствие и жестом предложил Робину занять пустое кресло возле круглого столика:

— Прошу, брат Робин, садитесь. Чаю не хотите?

— Нет, сэр, спасибо. — Робин подошел к предложенному ему креслу, но сел не раньше, чем заняли свои места принц и капитан Хассет. Хотя и оба начальника, и сам Робин были одеты достаточно просто — в повседневные одежды, Робин чувствовал себя как будто раздетым. Чтобы удобнее перевязать левую руку, ему пришлось закатать рукав до локтя. Самое обычное дело с практической точки зрения, но ему казалось, что в этом какое-то неуважение к начальству.

Принц обменялся взглядами с капитаном Хассетом.

— Мы с Лонаном обсуждали некий важный вопрос, и в связи с ним всплыло ваше имя. Он мне рассказал, что вы встречались с Эрвином Гримшо.

— Встречался, ваше высочество.

— Прошу вас, изложите мне ваше мнение об этом человеке.

Робин нахмурился:

— Я встретился с его дочерью Амандой на приеме в честь барона Фиске. Нас познакомил брат Деннис Чилтон. Позже я там же познакомился с ее отцом, и он пригласил меня в свой дом на обед.

— Вы приняли приглашение? — Тревелин внимательно следил за ним.

— Да, сэр. Я был у него на обеде двадцатого темпеста. В доме было шестнадцать гостей. Если обслуживание в доме и прием гостей считать характеристикой, то мистер Гримшо был на высоте.

Принц взял чашку с блюдца и держал ее в руке:

— У меня такое впечатление, брат Робин, что вы не хотите сказать мне своего мнения. Можете быть со мной вполне откровенны.

— Да, сэр, понял. — Робин рассматривал свои руки. — Видите ли, ваше высочество, его дочь мне показалась девушкой умной, и я боюсь, что любое слово против ее отца может косвенно отразиться на ней. Я в курсе, что она знает о кое-каких его делах, она предпринимает шаги, чтобы смягчить дурные результаты, но боюсь, она не полностью осведомлена о его деятельности.

— Учел ваше предостережение, брат Робин, и запомню его. — Принц снова взглянул на капитана Хассета. — Лонан рассказал мне, что ваш обед в усадьбе Гонтлан закончился какой-то неприятностью. Что там произошло?

— Два обстоятельства, ваше высочество. После обеда все мужчины поднялись в башню, где им предложили бренди и сигары. Разговор шел о будущем Арана. Они отметили, что я возглавляю самую мощную ударную силу в Аране и заявили, что желают выразить мне свою благодарность за победу под Мендхакгоном, но у меня создалось такое впечатление, что они намекали на будущую благодарность, если я стану их человеком. Никаких предложений не делалось, но было несомненно, что если я буду действовать в их интересах, то благодарность не задержится.

— Какого рода благодарность? Робин поколебался, потом продолжал:

— Это уже второе обстоятельство, ваше высочество. В этой башне Гримшо содержит целую толпу наложниц. Они привезены со всего Арана и даже из Гелансаджара. В качестве благодарности за Мендхакгон они предложили мне право первому выбрать себе одну из них — а захочу, то и не одну, — для вечернего развлечения.

— Предложили вам услуги наложниц? — Треве-лин так удивился, что даже поставил чашку на столик. — У Гримшо совсем нет совести?

— Власть, ваше высочество. Он их содержит, потому что имеет возможность.

— Да, — покачал головой Хассет, — я вижу, распад далеко зашел в усадьбе Гонтлан.

— Но Аманда тут ни при чем, — хмурился Робин. — Когда она узнала про башню отца, она стала работать добровольцем в миссии доннистов в квартале Варата. — Ему пришлось продемонстрировать руку. — Аманду захватил в заложники человек, работающий на ее отца. Я попытался уговорить его, чтобы он сдался властям, но не получилось. Два человека из частной милиции Гримшо застрелили его.

Тревелин встал из-за чайного столика и подошел к своему рабочему столу. Вытащил из ящика деревянную коробочку, сделанную из грецкого ореха, вернулся с ней к чайному столику. Поставил ее на столик, открыл. Внутри, на красном вельвете, лежало золотое кольцо с большим рубином. Принц надел кольцо и протянул руку, показывая его Робину:

— Знаете, что это?

— Кольцо кардинала, — кивнул этирайн.

— Правы. Знаете, почему оно у меня? Робин минуту подумал:

— Помнится, кадет Смит мне как-то рассказывал, что ваша церковная обязанность — служить кардиналом — защитником империи.

— И опять вы правы. Когда я надеваю это кольцо, я к своей гражданской власти генерал-губернатора добавляю привилегии и обязанности церкви. Я вам обоим доверяю безоговорочно, поэтому вы должны поклясться перед Господом на этом кольце, что вы не расскажете ничего из того, что я вам сейчас доверю, — никому, кроме моего отца или его преемника, и то только после и по причине моей смерти.

И принц положил на стол руку с кольцом. Робин испугался: что может быть таким опасным и деликатным, если требуется приносить клятву о молчании? Но он, не раздумывая, накрыл своей рукой руку принца.

— Перед Господом клянусь на кольце кардинала, что не расскажу ничего из того, что услышу сейчас, за исключением короля или его преемника, и только после или по причине смерти принца Тревелина.

Такую же клятву произнес Хассет.

— Что произошло, ваше высочество?

Тревелин откинулся на спинку кресла и как будто сразу очень постарел.

— Вчера мистер Гримшо пришел ко мне и предложил сделать Аран королевством во главе со мной. Он сказал, что эта страна сможет соперничать с Бренданией, и предложил, как это сделать: вернуть Фернанди из изгнания на острове Злора в Лескар и таким образом отвлечь внимание Илбирии и Крайины, а тем временем Аран восстанет, и ситуация разрешится сама собой.

— Фернанди? — Робин широко раскрыл глаза.

— Да, императора Лескара. — Тревелин развел руками. — Я знаю, это предложение нельзя принимать всерьез, и подозреваю, что их истинный план заключается вот в чем: вместо меня поставить у власти Фернанди. Лично я полагаю, что Гримшо сильно ошибается, думая, что сможет держать Фернанди в узде, но абсолютно уверен, что Фернанди наобещает Гримшо что угодно за помощь в побеге из ссылки.

Этирайн медленно кивнул:

— Год назад в Сандвике прошел слух, что Фернанди предлагал вашему высочеству вступить в брак с его дочерью Лисеттой в обмен на свою свободу.

Принц вздохнул:

— В этом есть доля правды, но предметом ее страсти оказался не я, а мой брат, и я это предложение отверг. Когда этот путь бегства оказался для него закрыт, Фернанди стал подыскивать альтернативные решения. — Тревелин наклонился к столу. — Даже если Фернанди окажется у власти здесь, в Дилике, Аран от этого не станет самостоятельным, вот ведь в чем проблема. Независимому Арану нужна современная промышленность, если он хочет выжить в этом мире. Конечно, в этих землях полно водных путей, на них можно построить предприятия, работающие на гидроэнергии, но потребуются настоящие заводы с паровыми двигателями, чтобы самим производить сталь и другие продукты современной цивилизации. Раз Гримшо заявил, что Аран может добиться самостоятельности, значит, я допускаю, в Аране уже есть один-два паровых двигателя. Может, где-то уже есть пара действующих заводов. Капитан Хассет нахмурился:

— Значит, надо эти заводы обнаружить и уничтожить. Решение, конечно, временное — раз уж ввезли один двигатель, ввезут и еще, но это им дорого обойдется. А без заводов и двигателей Арану никогда не стать независимым.

Принц согласился:.

— Я, честно говоря, предложил бы вам, мистер Друри, возобновить знакомство с мистером Гримшо и завоевать его доверие. Не сразу, конечно, но нам надо знать… Вы почему смеетесь?

— Простите, ваше высочество, извините. — Робин поднял руки кверху. — Сомневаюсь, что Гримшо когда-либо доверится мне…

— Проклятье!

— …но такие заводы, о которых вы сказали, найти проще, чем вы думаете.

— Вот как?

Этирайн смотрел на капитана Хассета:

— Помните сержанта Коннора из моего подразделения?

— Немолодой такой, крупный?

— Да, сэр. Коннор умеет изучать противника. И если кого-то считает врагом, то тут же начинает его изучать. И человека, и его оружие. За то недолгое время, что мы находимся тут, он собрал такую коллекцию оружия, что ее можно назвать замечательной.

Хассет улыбнулся:

— Если не ошибаюсь, большая часть этой коллекции — из Мендхакгона.

— Да, вы точно заметили, сэр, и в этом наша удача. — Робин снова поднял правую руку, демонстрируя ее. — Вчера наемник Гримшо, Кобб Веннер, ударил меня неизвестным ножом. Я показал нож Коннору, и он сказал, что это кукри, такими пользуются гуры. Он показал мне такие же в своей коллекции и все рассказал мне про эти ножи. Он собрал их во время нашей вылазки против гурских бандитов.Оказывается, гуры очень много внимания уделяют своим ножам, вырезают на них печатки со своими датой и местом рождения. Примерно так же, как в каждой рыболовецкой деревне Кулордейна: на свитерах своих рыбаков вывязывают особый местный узор, и всегда известно, куда возвращать тела утонувших для похорон. Узор на кукри тоже позволяет вернуть его на место изготовления, если владелец умер, и кукри переплавят в новый нож. Гуры считаются самыми жестокими бойцами в Истану: Дост завоевал их последними, и они первыми отвоевали свою независимость, так что их ножи высоко ценятся.

Принц кивнул:

— Да, они нам доставили много хлопот, пока мы их покорили. По поверью, при расплавлении ножа убивают дух его владельца.

— Да, сэр. Коннор говорит, что кукри из Мендхакгона именно такие, каким меня вчера порезали. И что главное — он сделан из очень хорошей стали, лучшей, чем местная аранская. — Робин улыбнулся. — Поскольку гуры — известные знатоки обработки металлов, я не придал особого значения качеству стали, но вы заговорили о заводах, и меня смущает совпадение.

Этот Веннер нанимал аранцев работать за пределами Дилики на работы, которые хотели сохранить в секрете он и фирма «Торговля Гримшо». Вот я и думаю — не мог ли он прихватить нож на таком заводе. — Робин пристроил раненую руку на груди. — У принца Аграшо дворец в Куланге. Все знают, что он спит и видит, как вернуть гуров на тропу войны. Могу поспорить, что Гримшо платит им за сотрудничество, дает заказы на оружие. Если в поддержку Гримшо выступит армия гуров, даже Фернанди дважды подумает, стоит ли предавать этого человека.

— Гримшо проговорился, упомянул при мне наемников-гуров, но я как-то сразу не понял смысла этой оговорки. — Тревелин глубоко задумался. — Одно дело — подозревать о существовании заводов, другое — твердо знать, что они существуют и производят оружие. Пойди найди их в Дугаре.

— В чем проблема, сэр? Я ведь говорил — гуры пишут дату выпуска на изготовляемые ими ножи. — Робин сиял. — Надо только прочитать, что написано на ноже, которым меня ранили, тогда «Сант-Майкл» с гарантией отправит этот завод туда же, где уже находится Веннер.

Глава 43

Замок Пиймок, Взорин, округ Взорин, Крайина, 30 темпеста 1687

Василий Арзлов недовольно сдвинул брови:

— Григорий, я просто так не могу добавить к твоим силам два моих уланских полка и взоринских драгун. Закон обязывает меня побеспокоиться об охране Взорина. Если Хает рискнул напасть, когда в городе были твои гусары, то без тебя Взорин станет намного беззащитнее.

Взгляд ореховых глаз Григория был жестким:

— А без них я не смогу взять Гелор достаточно быстро. Сейчас главное для нас — скорость.

— Согласен, но оборона Взорина не менее важна. Кому нужен будет Гелор, если Хает перейдет границу и от Взорина оставит один пепел? Твой подвиг уже не будет выглядеть таким доблестным, и ты не получишь тогда звание Героя Империи. Мы оба станем посмешищем и до конца своих дней будем замерзать на Мурамищине.

Гусар глубоко вздохнул и неохотно согласился:

— Когда «Зарницкий» вернулся, о банде Хаста ничего не докладывали?

— Нет. Хасты подевались неизвестно куда.

— По последним данным, они в Дрангиане. Как они могут оттуда угрожать Взорину? — Кролик нахмурился. — Знаешь, Василий, не ждал я от тебя такого.

Князь не выразил своего недовольства фамильярностью.

«До сих пор мне и в голову не приходило, что Григорий Кролик так обидчив».

Арзлов всегда считал Кролика талантливым методичным и неторопливым работягой. Но сейчас, отбросив привычную осторожность, он рвался вперед, спеша выполнить задуманное.

— Григорий, уланы и драгуны должны оставаться здесь. Надо охранять тасоту Наталию. Ты же не возьмешь ее с собой и не отправишь в Муром. Я нашел самый лучший выход.

— Может, ты и прав.

«Может, ты пригодишься всего лишь на роль тарана, чтобы войти в Гелор».

Арзлов улыбнулся при мысли, что не сообщил Кролику, кого привез «Зарницкий». Он ему только сказал, что это шпион илбирийцев, какой-то полукровока, заброшенный в Дрангиану. Григорий не заметил обмана, так как это не имело никакого отношения к захвату Гелора.

Арзлов не считал, что Илбирия представляет для него непосредственную угрозу, но появление Кидда его обеспокоило. Конечно, Себсай кое-что выудил у Кидда, но князь знал, что Кидд при допросе что-то скрыл. Это было как-то связано с сопровождавшими Кидда лицами, которые разбежались, когда клан Хаста захватил стоянку жреца Волка. Разведчики князя говорили, что он звал кого-то по имени «Юрия», и князь решил, что с ним была какая-то гимланка, видимо, служившая ему в качестве походной жены.

«В худшем случае жрецы Волка могли знать о слухах, что в Истану возвратился Дост, хотя Кидд был весьма убедителен, говоря, что никто не знает о его видении. Сейчас илбирийцы не могут ничего сделать, но так будет не всегда. Надо быть настороже на случай катастрофы, и это значит, что Григорий Кролик скоро будет не так мне нужен. Если бы он не был моей гарантией от неудачи экспедиции, я бы уже сейчас избавился от него».

Замысел Арзлова был таков: Кролика можно использовать на первых этапах реализации своего плана, а потом предать и самому захватить трон. Ему было выгодно прикрыться Григорием, сделать его мишенью для окружающих трон, но Кролик не способен сочетать осторожность с амбициями, поэтому он не пригоден для дальнейшего осуществления задачи.

«Но изменить планы для меня не составит труда. Я введу в игру как его силы, так и остальные доступные мне пешки».

— Поверь мне, Григорий, ведь я пекусь и о твоих интересах. Я — как лук, посылающий тебя в будущее. Твои гусары, Третий ополченский Сонесий и Тараны Вандари — разве этого недостаточно для захвата Гелора?

— Но если я долго проторчу под Гелором, то не успею взять Дрангиану.

— Неважно. Для падения Дрангианы хватит и ложной атаки. Она — только драгоценная оправа такого бриллианта, как Гелор. — Василий обратился к карте, расстеленной на столе. — Гелор — вот ключ к твоему будущему. Прощайся, полковник, бери «Зарницкого» и все войска. В Гелансаджаре тебя ждет твоя судьба.

Глубоко в недрах замка Пиймок Малачи Кидд дрожал на куче заплесневелой соломы. Себсаю удалось довести его до агонии, не дав потерять сознание. Как только Малачи чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, раскаленное железо отодвигалось, и взбудораженные нервы начинали успокаиваться. Тогда — опять вопросы, опять ответы и опять — боль.

Слепой едва заметно улыбнулся. Боль от горячего железа была запредельной, но Арзлов ошибается.

«Я уже испытывал боль — и такую, и посильнее, когда освобождался от ловушки Доста».

Пытки причиняли ему очень сильную боль, но ни разу она не становилась невыносимой. Малачи знал, что от боли можно было сойти с ума, но наручи каким-то образом облегчали ее и позволяли ему сохранить самоконтроль.

Под пытками Малачи вполне сознательно решал, о говорить, а о чем умолчать. Он рассказал Арзлову все, что ему было известно о войсках в Аране. Малачи знал ничего секретного об этих войсках, и все, что он рассказывал, шпионы Крайины могли прекрасно проверить. Эта часть полученных от него сведений будет для крайинцев бесполезна, но он изображал нежелание их раскрывать.

Он также решил воспользоваться словами Арзлова — что Дост ему привиделся. Его очень удивило, почему Арзлов принял его рассказ о Досте за обман. Для князя мир состоял из людей и машин, механизмов и мотивов, побед и поражений. Он считал глупостью разыскивать врага, чтобы из одной религии обращать его другую. Еще глупее, по мнению Малачи, были сомнения в существовании Доста — и уж такой-то ошибки он никак не ожидал от Василия Арзлова.

«И еще одна его ошибка — в том, что он счел меня безумным из-за того, что я вижу свою миссию в спасении Доста».

Что Арзлов думает о нем, и верит ли он в Доста, — все это для Малачи было неважным.

«У меня миссия особой важности, а плен у них — еще одно мое испытание. Надо убегать, значит, убегу».

Осторожно подвигавшись, он сел, прижался спиной к стене из неотесанного камня и стал перебирать в уме последовательность своих действий. Он не знал точно, где находится и как много постов охраны. Он безоружен, одет в рваные брюки и сильно поношенные сапоги и наручи. Безденежен, легко узнаваем, не говорит по-крайински, не знает безопасные убежища.

И главное — слеп.

«Не сомневаюсь, что любой, от князя Арзлова до капитана Айронса, со смехом отнесся бы к подобному побегу. Жрецы Волка — не воры, которые обучаются технике побега, но жрецы Волка также не бывают членами Красной Гвардии ревизоров Фернанди. — Малачи позволил себе усмехнуться. — Сама по себе смешная ситуация — попытаться сбежать от Арзлова, используя опыт освобождения принца Тревелина от Фернанди».

Малачи Кидд вскочил с соломы и заходил по камере.

«Итак, исходный пункт — добывание информации, а конечный — свобода».

Григорий не мог понять, что же скрывает от него Наталия.

— Дорогая моя, я бы ни за что не оставлял тебя, если бы не обстоятельства. Ты все знаешь. Если бы от меня зависело, я не отходил бы от тебя, но мои гусары на учениях, я обязан быть там — вдруг они что-то отмочат и возникнет опасность для Крайины.

Наталия сидела в дальнем углу кушетки, под глазами — красные круги от бессонницы.

— Значит, отзови их, Григорий.

— Не могу. — Он пришел в восторг — надо же, плачет из-за его отъезда! Но проявления слабости он никогда не любил.

«Плачет, как ребенок, у которого отняли игрушку или лакомство».

— Любовь моя, князь Арзлов совершенно прав: только если мы будем медленно наступать на Гелор, у предателя-такарри возникнет необходимость попросить твоего отца отозвать моих гусар. И по такому запросу мы сразу поймем, кто предатель. И тогда сможем выступить против него. Я согласен, что когда гусары находятся вне стен города, Взорин становится заманчивой целью для нападения, но во Взорине остались уланы и драгуны. Я не думаю, что Рафиг Хает предпримет какое-то нападение в наше отсутствие. Мы знаем, где он сейчас. Он слишком далеко отсюда, он не представляет угрозы для Взорина.

— Ты узнал это от пленника, привезенного на «Зарницком?»

У Григория похолодело в животе. «А вдруг она знает больше, чем я подозреваю? Или блефует?»

— На «Зарницком» прилетели только разведчики. Она кивком указала на окно, выходившее на док воздушных кораблей.

— А мне показалось, что после приземления «Зарницкого» кого-то из него вывели.

— Когда?

— Поздно ночью.

Григорий отрицательно покачал головой:

— Тебе приснилось, тасота. Я сам разговаривал со всеми ребятами с «Зарницкого». Они летали далеко на юг, в Дрангиану, искали, куда делся Хает. У него нет поддержки, нет армии. Он для нас не представляет угрозы.

— Не надо, Григорий. Я не спала и все видела. Из «Зарницкого» вывели человека в плаще с капюшоном. — Она нахмурилась. — Я не спала, уверяю тебя.

— Конечно, ты могла не спать и видеть. Тут вот в чем дело. — Григорий следил, как она взволнованно дышит.

Ему вспомнились все часы, проведенные в ее объятиях, но прежде всего выполнение своих планов, ведущих к трону.

И это помогло ему легко солгать.

— Истануанцы считают, что наша магия от дьявола. И поэтому над нашими аэромансерами всегда висит угроза. Ты видела человека в плаще — это кто-то из них, ему понадобилось выйти с корабля, и ему помогали. Ведь князь Арзлов приказал им не отлучаться с борта на случай неожиданного нападения. Тогда кораблю придется быстро взлететь.

Наталия опустила глаза:

— Ты прав, как всегда. Ну я и дура.

— Ну что ты, Наталия, ты просто ищешь объяснения всему, что видишь. Ты оказалась в западне, как пешка на шахматной доске. — Он наклонился к ней и ласково поцеловал в лоб. — Не бойся, любовь моя, я тебя защищу.

— Знаю, Григорий, знаю.

Самоуверенно улыбаясь, Григорий гладил ее руку:

— Можно попросить тебя об одной услуге?

— О какой услуге? — Наталия едва заметно прищурилась.

— Ты все время наматываешь на палец вот эту прядь волос, — Григорий игриво подергал ее за локон. — Подари ее мне как сувенир, это ведь твой любимый локон, я всегда буду его носить при себе.

Наталия нагнулась за кинжалом, спрятанным в ножнах в левом сапоге Григория.

— Бери, он твой. — Отрезанный локон распрямился в ее ладони. — Теперь он для меня не важен. Прими в знак моих искренних чувств к тебе.

Глава 44

Дейи Марейир, Гелансаджар, 31 темпеста 1687

Урия Смит тащился по пятам Доста, шагающего вдоль шеренги воинов Хаста. Урия посмеивался про себя как генерал, объезжающий войска. Гелансаджарцы — такой сброд! Вместо соблюдения дисциплины они улыбались, переговаривались, следили за движениями Доста глазами, полными обожания.

Все гелансаджарцы расстегнули вороты своих туник и открыли основание горла. Дост указательным пальцем прикасался к ямке между ключицами каждого. С кончика его пальца стекало жидкое золото, из которого состоял он сам, и лужица, как восковая печать, заполняла эту ямку. Когда он отнимал руку, золото оставалось на теле человека в виде золотого медальона, похожего на паутину, в которой запутано пять звезд.

Урия догадался, что это изображение происходит из атараксианства, но не мог расшифровать его смысл. Он повернулся к купцу, шагавшему рядом с ним, и вопросительно поднял одну бровь. Свилик отрицательно покачал головой.

«Или не знает, или не хочет поделиться со мной знанием».

Хотя крайинец был с ним всегда учтив, Урия чувствовал в нем обиду, и ему не хотелось полностью доверять этому человеку.

Дост дошел до конца шеренги и прикоснулся к Рафигу Хасту. Вождь гелансаджарцев широко улыбался. И Урия заулыбался из сочувствия Рафигу, во взгляде которого смешивалось уважение к Досту и обожание его. Остальные гелансаджарцы просто бездумно поклонялись Досту за то, кем он был, но Рафиг вполне осознанно глубоко уважал Доста.

Дост обратился к гелансаджарцам, а Свилик переводил его речь на крайинский для Урии:

— Дост объясняет, что теперь они должны быть его бъидсэйх.

— Его… чего?

Свилик с озадаченным выражением послушал еще и кивнул: понятно, мол.

— Знаешь, что такое саббакрасулин? У нас в Крайние таких называют «бесноватые». По-илбирийски это — бегущие демоны.

— Дружище Валентин, я и сам умею переводить крайинский на илбирийский. — Урия строго улыбнулся и вспомнил легенду, которую читал, когда готовился к своему проекту по тактике. — Они обладают магическим талантом бегать сверхъестественно быстро. Я думал, это бывает только в мифах.

— Да, эти способности настолько редко встречаются, что стали почти мифическими, но в Истану их очень ценят. Вождям это умение нужно для передачи новостей. У них свое братство, и они считаются неподкупными. Никто не знает их истинную скорость. Например, они бегут, по моему мнению, не быстрее обычного человека, но благодаря заклинанию могут бежать часами. Эта способность быстро бегать и их умение с помощью вспышек зеркал передавать новости простыми сигналами с одного поста другому означают, что они необычайно быстро доставляют любые новости через Гелансаджар и Истану. — Валентин кивком головы указал на Доста. — Он говорит, что этот талисман, который теперь стал частью их тела, — знак того, что они говорят от его имени. Он же позволит каждому далеко странствующему — это точный перевод слова «бъидсэйх» — перемещаться быстрее любого саббакрасулина. Он говорит, что любому из его бъидсэйхов достаточно взглянуть на какую-то точку на карте и обратиться к талисману, сказав слова «исса хунак», и он сразу окажется в этой точке.

Урия нахмурился: конечно, Свилик ошибся. По его словам, магия, при посредстве механизма, оказывает физическое воздействие на человека. Но это невозможно. Урия знал точно, что магия может влиять на предметы, а не на людей, если не считать дьявольские магии истануанцев.

И как только Урия решил, что подобное невозможно, то нашел свое объяснение.

«Заговоренный меч может рассечь тело. Это — магия, физически воздействующая на человека. — Он почесал лоб. — Нет, не так. Меч разрезает тело, а магия помогает мечу проникать сквозь доспехи и другие предметы, обычно непроницаемые для меча.

Но амулеты стали частью человека, составляют с телом одно целое, значит, являются ли они предметами? Или частью тела? Или совсем чем-то третьим? — Из кармана на поясе Урия извлек шарик из золотого металла, который дал ему Дост, и покатал его в ладонях. — Это вещество, похоже, само обладает некоей магией. Интересно, оно не поддается всем известным традициям или устанавливает все же какую-то другую?»

Рафиг вышел из шеренги остальных и вгляделся в отверстие — вход в большую пещеру, где проводились общие собрания. Он глубоко втянул воздух, пристально посмотрел в темноту и наконец сказал:

— Исса хунак.

И исчез в тот же момент. Урия смотрел на то место, где только что стоял Рафиг, потом огляделся. Но Рафига не увидел, а его смех долетел из узкого темного отверстия по ту сторону стены, которая была охвачена пламенем в день их приезда. Через секунду Рафиг возник перед Достом, по-прежнему смеясь.

Урия схватил Свилика за руку:

— Ну, видел! — Да.

— Как перевести «исса хунак»!

Свилик минуту подумал:

— Видишь ли, это дословно переводится «сейчас здесь». Это искаженная конструкция фразы, случайно так не скажешь. Дост их предупредил, чтобы были осторожны. Этим способом можно оказаться на таком расстоянии, какое видишь своими глазами, причем за время одного удара сердца, но человек будет чувствовать так, будто все это расстояние протопал пешком. Рафиг согласился. Дост говорит, что любой бъидсэйх может убить себя, если попытается забраться слишком далеко.

Крайинец замолчал, и лицо его стало напряженным: Дост разговаривал по отдельности с каждым воином.

— Не нравится мне это.

— Что не нравится?

— Дост говорит каждому из них, в какое племя Гелансаджара ему следует отправляться. Вождям этих племен надо сказать, что Дост вернулся. Их нужно пригласить сюда на встречу с Нимчином Достом и потом помочь ему вернуть Гелор.

Молодой илбириец услышал ужас в голосе Свилика, но сам он ужаса не чувствовал, хоть и считал себя наполовину крайинцем. Свилик, судя по всему, считал, что победа над Гелором будет первым шагом к восстановлению дурранской империи. Слова Доста никак не опровергали этих опасений, но две причины не позволяли Урии полагаться на его слова.

Первое и самое главное: его гипотетический проект показал, что Гелор будет захвачен войсками Крайины. Даже если Дост и сможет использовать что-то, эквивалентное доспехам Вандари, которые имелись в Крайние, это не давало бы гарантии успеха защитникам города. Присутствие Доста в Гелансаджаре, безусловно, осложнило бы положение крайинцев, но если тасиру придется сражаться с Достом, он использует преимущества своей промышленности.

«Их в свое время хватило для победы над Фернанди, вероятно, будет вполне достаточно и для уничтожения Доста.

И вторая причина, почему Урия не впал в отчаяние, как Свилик: Урии было очень трудно совместить те рассказы о кровожадности Доста, которые он слышал от матери, с реальной личностью Нимчина. Нимчин Дост относился к нему радушно и заботливо — Урия даже почти забыл, что это по его распоряжению Малачи Кидда бросили умирать в Дрангиане. И даже это обвинение было несостоятельным, потому что Дост не был похож на человека, способного на хладнокровное убийство. Урия знал, что первое впечатление часто не совпадает с тем, что открывается в человеке при долгом с ним общении, но все же трудно представить Нимчина Доста во главе орды, сметающей с лица земли Крайину.

Дост подошел к Рафигу Хасту, чтобы ему последнему дать задание. Свилик погрузился в свои мысли и перестал переводить. У Хаста от слов Доста глаза стали, как блюдца, потом он торжественно поклонился Досту и поцеловал его руку. Развернулся, несколько секунд пристально смотрел на выход из пещеры и исчез.

Урия ухмылялся, пока Дост подходил к нему:

— Ты просто осчастливил Рафига.

— Я ему поручил самое срочное дело. Если мы хотим стать такими же сильными, как раньше, придется пойти на соглашение со старыми врагами и постараться не завести новых. Миссия Рафига это нам обеспечит.

— Ничего себе задачка для одного человека.

— Он — вождь Хастов. У него получится, — уверенно кивнул Дост. — От него требуется только одно: убедить принца Аграшо, что его гуры не должны беспокоиться из-за меня, наоборот — пусть не сомневаются, что вернется их власть в Аране.