Наследники чародея (№4) - Здесь водятся чудовища

Ничего удивительного, что так сильно болело. Вот это удар! Она двинулась вдоль этой зоны, приводя капилляры в порядок, растворяя тромбы и очищая мелкие кровеносные сосуды, наполняя их свежей кровью и заставляя кровеносную систему работать в соответствии с возникшими потребностями в дополнительном притоке кислорода. Постепенно самочувствие возвращалось в нормальное русло.

Когда боль несколько спала, она стала размышлять над причиной травмы — кто это ее так двинул и чем.

Может быть, она упала со скалы или с коня и ударилась о камень? Нет, все не то. Память медленно возвращалась, точно сбежавший супруг — какая-то орда дикарей, одетых одинаково — в юбки. Горцы. Горское племя. Но куда же они подевались? И, раз уж на то пошло, где она вообще находится?

Наконец ей удалось переключить внимание на внешний мир — а что творится там? Тут же послышались смех, хвастливые разговоры, бахвальство, кичливые возгласы, короче, типичная атмосфера охотничьих разговоров на привале. «Какой-то диалект», — подметила Алуэтта, но это ее не смутило. Она прекрасно разбиралась в местных наречиях. Точнее, они просто не представляли для нее проблемы — когда читаешь мысли, совсем не обязательно владеть языками.

Но раз она в стане врагов, то как ей освободиться — и вообще, возможно ли это? Она попыталась пошевелить руками и ощутила сопротивление. Ноги тоже были связаны, и теперь она явственно почувствовала во Рту кляп, который невозможно было вытолкнуть: под челюстью был завязан узел.

Стало быть, дикари знали, кто перед ними, и не оставили ведьме ни единого шанса.

Но откуда они могли узнать, кто она? Они что, наблюдали за ней из кустов? Или слух о чародейке, уничтожающей огров, уже пошел по всей округе? Она чуть заметно приоткрыла трепещущие веки и посмотрела сквозь ресницы. Перед ней сидел некто — видимо, один из горцев. Большая боевая дубина лежала у него на коленях. Видимо, ему был дан приказ глушить ее, как только она попытается применить свои чары.

Горец даже не смотрел в ее сторону — он смеялся и чокался с кем-то деревянным кувшином.

Алуэтта покосилась, повела глаза в сторону — и разглядела его друзей — освещенные костром силуэты. Она почти не различала лиц за языками пламени.

Интересно, что за народ? Она попыталась определить это по акценту. Ослабив поток эндорфинов, Алуэтте удалось лучше сконцентрироваться над задачей.

Головная боль сразу усилилась, набрав ту же разрушительную силу, что была вначале, когда она очнулась.

Алуэтта не была знатоком диалектологии, но вот гортанные «ха» и «ка», выпадение «эл» и передненебной аффрикаты «те», а также несколько непривычно искаженные гласные наводили на определенные предположения. Вскоре она распознала таки этот диалект и мигом поняла все, что они говорили:

— Эй, а ведь Занплока будет доволен нами.

— Вот уж точно!

— А как же, парень? Поймать такую лихую колдунью! Это козырь в нашей игре.

— Ничего, второй нас не тронет, пока его краля у нас в руках. Представляешь, какой выкуп можно стребовать с их семьи? Это же похищение невесты.

— По нашему, по-горски.

— Так выпьем же за наши обычаи, друг.

— Ой, хорошо сказал!

— Верховный чернокнижник, верховная ведьма и весь их выводок в наших руках. Мы держим их за горло. И учти, это ведьма крутая, она из породы независимых и явно проходила подготовку в спецлагере. От нее того и жди сюрприза. Ты уж с ней повнимательней, а чуть что — и дубинку не стесняйся пускать в дело.

— Попляшет она у меня! С таким кляпом во рту еще ни одной ведьме не удавалось произнести заклинание, даже самое короткое. А что такое ведьма без заклинаний? Только выставочный образец.

— Ах-хаха-ха-ха! — рассмеялись все вокруг костра.

«Ладно, ладно, хорошо, очень хорошо, просто прекрасно, — думала Алуэтта, — посмотрим, ребятки, чья возьмет, и кто кому поджарит пятки. Только вот вы еще не знаете, что „ведьмы“, или подготовленные эсперы могут читать мысли, двигать предметы, внушать видения и чувства, причем, не открывая рта. И магических пассов для этого им делать не надо, и вставать, как для посыла молнии, тоже. На самом деле, чем больше вы думаете, что я бессильна, тем лучше для меня».

Так что она продолжала лежать, слушая, как сгрудившиеся у ее тела горцы обсуждали свою победу.

— Но мы можем не только отряд коронных ведьм и магов разогнать вот этой штучкой! — прогудел один из них. — Если Занплока прав, мы заставим равнинный народ очистить эти горы — всех этих рабов и их хозяев-дворян!

— Да! И править этими землями, как наши предки в старину!

— Мы — и народ Занплоки!

— На самом деле, ему надо только собрать армию.

Он здесь не останется, он двинется дальше покорять земли, а править будем мы! Занплока обещал!

Какой-то колдун, по всему видать, перебежчик, пообещал им этот край за помощь в борьбе против короля и его народа. Боже, как они глупы и наивны — они поверили его обещаниям! Алуэтте на миг стало жаль наивных горцев с их детскими заблуждениями и мечтами, не имевшими ничего общего с действительностью.

Интересно, кто же этот Занплока? Что еще за фрукт?

Говорить она не могла, и спросить бы у нее не получилось. Она решила подождать, пока они не устанут и не улягутся на ночлег — трогать ее, видимо, не будут.

Подождем, решила она, пока пиршество не утихнет, и горцы не захрапят сладким сном на свежем воздухе.

Она попыталась телепатически связаться с Грегори, сообщить ему, где она (а где она, в самом деле?) — ну, хотя бы сказать, что с ней все в порядке — пускай не мучается, и не сделает с горя и отчаянья какого-нибудь опрометчивого шага. «Бедняжка», — с нежностью подумала она. Но связь на телепатическом уровне оказалась невозможной из-за обострившейся головной боли.

Придется обождать до лучших времен. Тогда она стала пробовать читать мысли тех, кто сидел рядом.

И много узнала об их быте, повседневной жизни и бесхитростных заботах простонародья, обитателей гор и расселин, но не отыскала никаких сведений о колдуне по имени Занплока.

Все. Больше у нее не было сил. Малейшее напряжение причиняло неистовую боль — словно каждый нерв ее был обнажен и воспален.

Она обследовала путы, которые стягивали ее запястья и щиколотки. Да, вязать они умели на славу. Какие изощренные узлы! А ведь народ не имел никакого отношения к мореходству — все их предки жили в горах.

После очередной попытки она обнаружила, что узел слегка ослаб. Наконец ей удалось снять его усилием воли. Она тут же растерла запястья, восстанавливая кровообращение, пока колотье в пальцах не унялось.

Наконец она осторожно приподнялась и села — в лагере все спали, и ее охранник бдительно дремал рядом, клюя носом и кончиком дубины одновременно.

Вставала она медленно, опасаясь, как бы очередной приступ головной боли, сокрушительной и нестерпимой, не поверг бы ее обратно наземь. Наконец ей удалось развязать — уже руками — ремни на лодыжках.

Это заняло значительно больше времени, чем если бы она воспользовалась телекинезом, зато не болела голова.

Усилием воли подавив стон, она выпрямила ноги.

Покрутив онемевшими стопами, она растерла икры.

Наконец встала на ноги, и отползла в сторону от костра, под покров ночи. Теперь главное — скрыться в лесу, где ее не обнаружат, по крайней мере, до рассвета.

Она не собиралась причинить им зла, даже за все, что они с ней сделали…

— Кто там? — вдруг раздался зычный голос. Это был охранник. Проползая мимо него, она задела кончик дубины, свисавшей с колен.

— Кто там ползет, раздери меня горные козлы? — прорычал он.

Алуэтта чертыхнулась и прокляла тот день, когда была изобретена первая дубина: она перебудила поллагеря. И это все из-за одного трезвого часового. Трезвый дозорный — беда для пленного.

— Лови ее, — кричал этот тип. — Хватай! Не выпускайте!

Вот сразу человек десять вскочили и бросились за ней во тьму, точно свора псов, с рычанием и проклятиями.

Алуэтта метнулась к деревьям, едва держась на ногах, которые еще не оправились от пут. Услышав тяжелый топот за спиной, она резко обернулась. Часовой издал торжествующий клич, замахиваясь дубинкой и целя ей в висок. Она тут же нырнула под это оружие, схватила его за руку и полу туники и провела прием: бросок через бедро с падением в папоротник.

Но это задержало ее — и остальная свора успела наброситься следом. Вот какая-то женщина в сером взмахнула дубинкой: Алуэтта блокировала удар, но боль тут же пронзила предплечье. Она поймала оружие другой рукой и выкрутила, одновременно ударив женщину снизу ногой и производя подсечку, и тут же повернулась в сторону, отражая следующий удар нападавших левой Рукой. Вот она съездила по чьей-то макушке, подпрыгнув и ударив ногой вниз, но увидела дубину с железным наконечником, метнувшуюся справа и еще одну Дубину, пролетевшую слева, с отчаянием понимая, даже увернувшись и блокировав удар перехваченной дубинкой, что они одолеют ее не умением, а числом.

И тут два грозных женских голоса прорезали ночь.

Два силуэта в сумерках вносили порядок в эту сутолоку сгрудившихся горцев. Одна женская фигура вертела длинной дубинкой, как ветряная мельница, другая ловко управляясь мечом, нанося удары из-за щита, разбрасывая горцев по сторонам.

Алуэтта замерла — еще секунду сомневаясь в происходящем и не веря собственным глазам, но наконец поняла, что ей пришли на помощь. Вот уже второй раз.

Через несколько минут три женщины стояли спина к спине, обороняясь, тесным кругом. Горцы навалились на них скопом, одновременно со всех сторон. Алуэтта трахнула одного дубиной, но тут же получила кулаком в лицо.

Ночь внезапно вспыхнула искрами, но сквозь рев в ушах она продолжала слышать крики фурий. Когда ее зрение прояснилось, она увидела перед собой женщину, ударившую ее. Теперь она бесчувственно лежала на земле.

Вот заревел еще один горец. Алуэтта вскинула глаза, атакующий уже шел на нее справа. Хватило короткого взгляда — и его череп треснул — дикарь рухнул, хотя она даже не прикоснулась к нему дубиной. Теперь Алуэтта была уверена в себе: она двигалась в сумерках; проворная и почти неуловимая. Ее дубина сокрушила кому-то плечо, пришлась по голове, размозжила голень, раздробила колено, отбила поясницу, — но вот еще двое, а за ними еще. На нее набросились со всех сторон — но вот и они уже попятились с помятыми щитами.

И вдруг воцарилась тишина. Окружившие со всех сторон горцы уставились на женщин с ненавистью. Алуэтта тяжело дышала, она еще не оправилась от удара, которым ее оглушили, а тот же дюжий горец-стражник злобно посверкивал глазами в ответ.

Дубина слева! Пролетела мимо, задев по щеке заехав в челюсть его соседу.

— 0-воу! — провыл мужик. — Ты чего это, Кастья?

— Я тут не при чем, — запротестовала женщина-горянка, — это я только…

Тут и другой взвыл — его огрели дубиной по плечу, и третий присоединился, получив от своих по колену.

— Это ведьмины проделки! — завопила женщина, выпучив глаза от страха. — Бежим!

Все разом развернулись — и бросились врассыпную.

Только один имел несчастье задержаться перед тремя женщинами, замахиваясь дубиной. Произошла следующая сцена: дубина взлетела вверх — и ну охаживать его то одним, то другим концом! Она вращалась у него перед глазами со скоростью пропеллера. Наконец он взвыл дурным голосом и дал деру, схватившись за побитые бока. А его собственная дубинка — за ним вдогонку, не уставая награждать хозяина новыми тычками и подзатыльниками.

— Ну хватит, сестрицы, — сказала одна из спасительниц Алуэтты. — Этот уже не вернется.

Алуэтта узнала голос. Заранее предчувствуя, она повернулась лицом к своим нежданным помощникам.

— Я… должна поблагодарить вас…

— Да уж! — отозвалась Ртуть. — А почему «должна»? Раз такое дело, можно было просто начать с благодарности.

— Ну что ты набросилась на бедную девушку, — вмешалась Корделия. — Ей и так уже досталось со всех сторон. Видишь, какая шишка вскочила на голове? И рука у нее болтается — точно плеть. Так недолго остаться на всю жизнь калекой, не правда ли? — участливо говорила Корделия. — Кто ж потом возьмет такую замуж?

Это была месть. Тонкая, расчетливая женская месть, которая может надевать маску жалости, участливости, чего угодно. Женщины веками оттачивали свое оружие, и оно у них куда острее и пронзительнее, чем обычное, которым пользуются в бою мужчины.

— Дай-ка я посмотрю, что у тебя с рукой…

Алуэтта только вздохнула.

— Похоже на растяжение, — заметила Корделия, — немного разбухла локтевая связка… Держись, Алуэтта. Постой-ка! — она стала рассматривать локоть.

Интересно получается, Корделия назвала ее по имени, а вот Ртуть — только «сестрицей». Видимо, не простила. Впрочем, бывших киллеров-ассасинов никогда не жаловали в их новых семьях.

Выпустив ее руку, Корделия отступила назад.

— Ничего, до свадьбы заживет.

— С-спасибо, — выдавила Алуэтта. — Какими судьбами вы оказались здесь? Неужели… вы шли меня спасать… — она не выговорила: «после всего, что случилось» — всем и так было понятно.

— Скоро мы станем членами одной семьи, — изрекла Ртуть, дернув плечом. — А это значит «один за всех — и все за одного».

— Когда-нибудь и я надеюсь оказать вам эту услугу, — пылко сказала Алуэтта. — Подарить жизнь.

— Успеешь, с-сестрица… Если не жизнь, то, по крайней мере, свободу, — ехидно прошипела Ртуть.

— Я обязана тебе большим.

— Не сомневаюсь, мы собрались в добрый час и вовремя подоспели, — Ртуть хмуро оглядела лагерь. — Как ты оказалась здесь, в такой компании?

— Мы с Грегори узнали от одной крестьянской семьи, что три огра при невыясненных обстоятельствах вынырнули из странного тумана, — объяснила Алуэтта.

— Надеюсь, это были всего лишь кочки ведьминого лишайника? — поинтересовалась Корделия.

— Да, мы обратили их в слизь, из которой они и возникли.

Ртуть брезгливо хмыкнула:

— И это называется поединком? С кем? С какой-то неодушевленной слякотью?

— Ну и что? — перебила ее Корделия. — Удалось вам выследить, где они там прячутся в тумане и откуда приходят?

— Да, но при этом мы залезли по уши в болото.

Ртуть осклабилась.

Алуэтта зарделась:

— Ваши женихи вытащили нас оттуда.

Ртуть и Корделия обменялись удивленными взорами.

— Значит, мы их опередили?

— Если с ними чего-нибудь не стряслось, — нахмурилась снова Ртуть. — Они же умеют следить мыслью?

— Меня им было не выследить, — сказала Алуэтта. — Горцы стукнули меня по голове, завязали челюсти узлом, вбили кляп в горло — так что я не могла подать им сигнала. Горцы лишили меня сил и способностей.

Ртуть вскинула брови.

— Может они просто отволокли тебя в сторону, слишком далеко от торной дороги, — предположила Корделия. — Так ты, говоришь, была без сознания?

— Да, несколько часов я пролежала сама не своя.

— Порядочное время, — сухо сказала Ртуть. И тут лицо ее помрачнело:

— Что они с тобой сделали?

— Всего лишь взяли в заложницы, — поспешила уверить ее Алуэтта. — Потом они напились так, что сомневаюсь, что были на что-то способны.

— Ну и, — озорно блеснули глаза молодой разбойницы, — за кубком ведь чего только не выболтаешь — может, они рассказали тебе поподробнее о своих планах?

— Похоже, их кто-то нанял для этого дела. — Отозвалась Алуэтта. — Какой-то колдун по имени Занплока.

Ртуть прищурилась на Корделию, которая отвечала таким же задумчивым взором.

— Никогда не слышала такого имени.

— Я тоже, — призналась Корделия.

— Странно, — подала голос Алуэтта, — но кто бы это ни был — он или она, этот человек использует горцев в своих интересах" Они считают, что делают это ради спасения собственного народа. Судя по разговорам налетчиков, я поняла, что они хотят очистить земли от равнинных жителей и жить, как в прошлом, вольным горным племенем.

— Очистить от равнинных жителей? — изумилась Ртуть.

Ей, разбойнице, не могли даже прийти в голову такие глобальные перспективы вольной жизни.

— Да. Оттуда начнет свое движение армия колдуна, — отозвалась Алуэтта. — И когда она уйдет на завоевание остальных земель, равнина останется горцам — так им обещал колдун. А они говорят, что издревле этой землей владели их предки.

Ртуть пожала плечами:

— Может оно и так — не в первый раз мирные поселяне бунтуют и готовы встать под любые знамена, когда речь заходит о таких вопросах, как отцовские земли.

— Возможно, — откликнулась Корделия, — но они глупцы, если думают, что армия победителя вернет им эту территорию. Не для того начинаются войны, чтобы потом раздавать завоеванные земли направо и налево.

Все новое подгребет под себя новый властитель края.

Так уж повелось.

— Это уж точно, — Ртуть обернулась к Алуэтте и вкрадчиво спросила:

— Но ты же была атаманшей этой шпионской организации убийц — как же ты могла этим не воспользоваться? Такой случай упустила!

Гнев закипел в груди Алуэтты:

— Я больше не имею с ними ничего общего. И кем бы я ни была, простолюдином или родственницей дворянина, я буду сражаться за то, что принадлежит мне по праву!

— Верно сказано! — одобрила Ртуть. — А что, если собственность, которую ты так горячо отстаиваешь, украдена?

— Что если в самом деле", — парировала Алуэтта, — ты к тому же бывшая атаманша разбойников?

Ртуть показала ей все свои белоснежные зубы.

— Но тебе и в тысячу лет не нажить того, чего добилась я!

— Всего-то в тысячу? — откликнулась Алуэтта. — Я надеюсь прожить гораздо больше. Когда на свете не станет уже многих… — тут у нее заныл низ живота, она почувствовала, что теряет самообладание, и их хрупкое перемирие под угрозой — но гордость не позволяла идти на попятный.

Ртуть только плечами пожала.

— Сотню — может быть. Я не доживу, чтобы увидеть это. Пусть мои дети сражаются за то, что завоевала их мать!

Алуэтта уставилась на нее, как завороженная. Как хорошо эта Ртуть умела держать себя в руках!

— А что если у них не будет прав — отстаивать свое? — вмешалась Корделия.

— Да ну? — фыркнула Ртуть. — Мы же говорим об армии завоевателей, леди! Зачем им ваши права?

Алуэтта кивнула.

— Права определяют завоеватели. Они оставляют их тем, кто не принял участия в сражении или слишком поздно пришел к дележу.

Корделия поежилась:

— Увы — бедная земля и несчастные горцы, которых так жестоко подставляют! Надо найти этого злодея Занплоку. Хотя бы узнать, кто это!

— И где мы будем искать этого коварного волшебника? — спросила Алуэтта.

— Наверняка где-то в тумане, порождающем монстров, — ответила Ртуть. — Пока не было в наших землях этого пришлого колдуна, не было и тумана. Как только мы услышали о Занплоке — тут же возникли и огры.

Ей такая логическая связь представлялась вполне убедительной.

— Но где его искать? — развела руками Корделия. — Туман может быть везде: и на земле, и на воде, и, если хотите, в горах.

— Может этот туман появляется там, где появляется колдунья? — Корделия показала на Алуэтту.

Та вспыхнула, ибо не любила, когда ее так называли.

— Если они несли Алуэтту прямиком в эти туманы…

— Тогда мы можем их выследить, — закончила за нее Ртуть. — Надо только поймать одного и допросить как следует.

— Прекрасно!

Ртуть похлопала по ножнам.

— Давайте нападем на след этих горцев, леди, и в пути подумаем над доводами, которые могли бы убедить их рассказать нам все, что им известно.

Корделия желчно посмотрела на ее ножны.

— Мы так и сделаем, если ты перестанешь постоянно навязывать свое мнение.

— А просто останешься с нами, — закончила Алуэтта с улыбкой, в уголках которой притаилась змея.

— Наши вопросы будут поубедительнее твоего меча, — торопливо пояснила Корделия.

Алуэтта оглянулась по сторонам, на пики гор и указала на одинокое приземистое деревце.

— Вон оттуда они пришли.

Ртуть, посмотрев под ноги, кивнула:

— Память у тебя работает исправно. Передай ей от меня спасибо. Следы налицо.

Сложив ладони у рта, она издала звук, походивший на ржание. Окрестности отозвались эхом — и пара лошадей вышла из-за деревьев.

— Отчего же вы пешими бросились в бой? — удивилась Алуэтта.

— Главное — неожиданность, — пояснила Ртуть. — А наши кони привлекли бы ненужное внимание раньше времени, и атака могла сорваться. Садись вперед, леди.

Забирайся в седло — и за ними!

Алуэтта пригорюнилась. Не очень-то ей хотелось скакать на одном коне с той, что постоянно в ней сомневалась, изводя подковырками и намеками, но ничего не возразишь — со стороны Ртути было мудрым посадить ее вперед, не допуская врага за спину.

Тихое доверчивое ржание, подкрепленное уверенным стуком копыт, послужили ей ответом на все сомнения.

Затем и ее собственная лошадь, сминая траву, поскакала ей навстречу, издалека безошибочно опознав хозяйку.

— Она потеряла мой след среди горских запахов, — радостно объяснила Алуэтта, — и потому только сейчас смогла отыскать меня.

— Да и тебе было не до того, — сухо заметила Ртуть. — Ну, дамы, в таком случае, по седлам.

Они пустились вниз по склону холма, причем Алуэтта заметила, что остальные стараются держаться поодаль — и за ней. Никто не хотел пускать ее себе за спину. Вздохнув, она решила, что они боятся, как бы из-за слабости после плена она не свалилась с лошади.

Через несколько минут Алуэтта прищурилась и посмотрела на небо.

— Что там такое? — озабоченно спросила Ртуть.

— Мы направляемся к югу, — сказала Алуэтта, а прежде этого, шли с Грегори в северном направлении.

Это смутило и решительную разбойницу.

— Вообще в этом есть определенная доля смысла, если горцы пришли из того места, где они поджидали вас в засаде — А если нет? — Алуэтта вздохнула:

— Ну, что ж, придется до поры до времени поворачивать вспять. Надеюсь, что эти следы приведут хотя бы в их логово.

— Возможно и приведут, — сказала Корделия, — но логово должно быть неподалеку от места засады.

— Тогда зачем они отнесли меня туда?

Три женщины впали в молчание, поглядывая друг на друга, на окрестности, и пытаясь сообразить, что же делать и как решить эту загадку.

Наконец Корделия рискнула высказать предположение:

— А может они несли тебя своему вожаку, с которым должны были встретиться, где-нибудь… скажем, в тумане?

— Звучит неглупо, — заметила Ртуть. — Вполне вероятно.

— А на свете ничего невозможного не бывает.

— Это точно.

Алуэтта пожала плечами.

— Еще раз должна поблагодарить вас за то, что вовремя пришли на помощь, дамы. Благодаря этому я не встретилась с этим Занплокой прежде времени — не узнав о нем некоторых подробностей.

— Мудро, — признала Ртуть. — Торопиться в пасть чудовищу не следует, если не знаешь хотя бы как у него устроены зубы. И сколько их осталось. Ну что ж, давайте тогда проследим их путь до логова.

На том и порешили.

Не прошло и часа, как они вышли на благоухающую поляну, полную горных трав и невзрачной, но душистой растительности. Горные цветы не отличались красотой, зато как ароматно пахли! Женщины сразу вспомнили о букетах, которые им дарили кавалеры, а также об оставшихся дома духах — Алуэтта могла прочитать это в их мыслях, они были похожи как две капли воды на ее собственные. Но вдруг она устыдилась этого нечаянного порыва — ей стало неловко, словно она подслушивала разговор за дверью или подглядывала в замочную скважину. Такого с ней давно не бывало — с тех пор, как она поняла, что владеет даром чтения мыслей. «Странно, — подумалось ей. — Что со мной сегодня происходит? Неужели это путешествие так повлияло на меня?»

Алуэтта стала поворачивать голову, ловя направление ветра («пустить нос по ветру», как назвали бы это моряки). Она обоняла ветра, пропахшие различными настоями: лиственными, морскими и соломенными, доносившиеся с разных сторон. Вот запах очага или костра.

— Вот они! Ошибки быть не может! Именно здесь они и напали. Это запах засады, запах пота поджидающих людей.

Ртуть обошла указанное место, утвердительно покачивая головой:

— Место выбрано с толком: деревья, за которым можно спрятаться — рукой подать, и есть открытое место, удобное для нападения. Есть где помахать дубинами или чего у них там еще?

— Каменные топоры.

— А-а, ну, тоже неплохо, — со знанием дела сказала она.

«Сама небось немало таких засад устроила», — промелькнуло у Алуэтта.

— В общем, сказать могу одно — их предводила — не дурак, это точно.

— Но где, — подала голос Корделия, — наши люди?

Женщины оглянулись, этот вопрос застал их врасплох. И тут Ртуть заметила что-то на земле.

— Смотрите, — сказала она, приподнимая какую-то тряпицу. — Тут отпечаток подошвы Джеффри — я ее ни с чем не спутаю. — Значит, они где-то здесь.

— Могли быть полдня назад, — добавила Алуэтта. — Не забывай, что после стычки прошло никак не меньше времени.

— А вот это Грегори, — заметила приблизившаяся Корделия. — У нас с ним один сапожник. — Вот тут! — указала она. — Здесь стоял Грегори и, судя по примятой траве…

— Но Джеффри стоял здесь раньше, — настояла ..Ртуть. — Они дрались.

— О, Боже мой! — воскликнула Корделия. — Неужели поединок! Опять нас не поделили?

— На них же напали, ты забыла?

Но Корделия уже как ни в чем ни бывало обмахивалась платком.

— Смотри, как все истоптано. Нападавших было несколько десятков, не меньше. Может быть, даже несколько сотен.

— А вот следы тех, кто похитил меня, — воскликнула Алуэтта, тоже заинтересовавшись этим исследованием. — Смотрите, вот они понесли меня туда и туда… погодите… но что значат эти овалы в траве?

Ртуть подошла поближе, чтобы взглянуть на результаты поисков Алуэтты:

— Леди, ваш жених, очевидно, упал на колени. Видимо, горячо переживал потерю.

Алуэтта вскинула на нее ресницы:

— Ты правда так думаешь?

Ртуть только хмыкнула.

— Да уж, не сомневаюсь. Кому бы еще так жестоко переживать о вашем уходе, родная.

— К чему эта ирония — «родная»?

— Да ты же теперь вроде как приходишься мне родней. Что ж тут неясного?.. А вот это уже интересно, — неожиданно переключилась Ртуть.

— Что такое? — метнулись к ней две товарки, почуяв перемену в голосе.

— Корделия, что ты скажешь?

— А что я должна сказать?

— Ну, это?

— Где?

— Ну, да вот это!

— Что?

— Это! Следы твоего жениха?

Корделия кивнула.

— Королевский сапожник. Это его клеймо четко отпечаталось посередине подошвы. Интересно, куда же он направлялся. Судя по расположению следа… так, вот носок ботинка… скажем двигался он так… — она примерилась, словно тень, идущая за невидимкой, повторяя чьи-то чужие, непредсказуемые движения.

— Вон туда! — Ртуть воодушевленно ткнула пальцем во вполне конкретном направлении. Было видно, что она ничуть не сомневается. — И отпечатки Джеффри сопровождают эти следы. Теперь мы знаем, куда они пошли.

— Так значит Грегори, — радостно защебетала Алуэтта, также повторяя движения возлюбленного (только у Ртути они были угловатыми и медвежьими, как и походка Джеффри, а у нее — напротив — легкими, почти птичьими) и подлетела на несколько шагов вперед. — Вот туда пошел, здесь погоревал обо мне, потом встал и направился., вон туда? Но вот он, примкнул к остальным!

— Теперь они вместе.

Все трое двинулись к деревьям, за которыми, по их предположению, исчезли их возлюбленные.

По следам они вышли на полянку с осенней листвой.

Здесь следы становились неразличимы, но…

— Они вернулись на поляну! — вскрикнула Корделия.

К ее мнению присоединилась и Ртуть, неизвестно по каким признакам угадавшая эту перемену направления.

— В самом деле, странно, — задумчиво теребила она губу. — Вот и опять пошли и вернулись. Что им понадобилось в этих листьях?

Они снова исследовали мужские отпечатки. В этот раз мужчины дали крюка по поляне, но неизменно вернулись туда же, где под деревьями лежала листва.

— И снова на поляну.

— Да что им тут, медом намазано? — досадливо воскликнула Ртуть. — Неужели так трудно на чем-то остановиться и принять решение? До чего несносны эти… — она запнулась. — Наши женихи. Ну, в первую очередь, я имею в виду своего. Он-то наверное и сбил всех с панталыку.

— Ах, не говори так, — тут же вмешалась Корделия. — Это все мой. Он любит командовать. Направо, налево, а куда ему надо — он еще и сам не знает.

И они посмотрели друг на друга, извиняясь глазами, а затем — на Алуэтту.

Та потупилась и выдавила:

— Вообще-то Грегори тоже чудаковатый малый…

Женщины быстро поняли друг друга.

И тут Алуэтту осенила догадка — да так, что прямо защемило низ живота. Ну, конечно. Они ведь искали ее!

Мужчины искали ее. Они выслеживали похитителей, и поэтому двигались так странно! Она постаралась не выдать своей догадки лицом, но Корделия уже спросила:

— Что это у тебя с лицом.

— ?

— Оно у тебя такое, словно белены объелась.

— Да нет, ничего, — Алуэтта сделала несколько шагов, обходя Корделию, — оно у меня с детства такое.

Ртуть меж тем неустанно ползала, собирая новые следы и подтверждения о направлении, которое приняли мужчины.

— Ну, попутного ветра им в спину.

— Не иначе в кабак направились!

— Идея! Дамы, нужно просто отыскать какой-нибудь высокогорный кабак.

— Низкопробное заведение в высокогорном районе.

— Эй, а они того, пьют?

— Горцы и не пьют? Да горцы всех перепивают!

— Корделия, не поищешь Грегори? — обратилась Алуэтта. — У меня голова раскалывается.

— Нет, — доложила Корделия через некоторое время. — Его нигде нет.

— Не может быть!

— Да он тебя ищет, — перебила, возникая рядом Ртуть. Она отряхивала руки от земли.

— Если он жив, то уж непременно ищет тебя. Иначе, зачем ему жизнь?

Алуэтта вновь потупила глазки, но уже не могла скрыть ни улыбки, ни довольного румянца.