Наследники чародея (№4) - Здесь водятся чудовища

— И знаем о силах, которые могут быть у призрака, даже такого крошечного, — присоединился к ним еще один седой монах, в котором возраст выдавал старшего. — Потом у каждой беременной на этом мосту начнет случаться выкидыш.

— Включая отелых коров, и «тяжелых» овец, — присовокупил третий.

Из коробки послышались шум и возня, лихорадочные и истеричные. Словно там дрались за жизнь сразу несколько насекомых.

— Проклятье на ваши головы, слишком подозрительные умы!

— Если он проклинает нас, значит, мы оказались правы, не веря в его посулы, — с суровой усмешкой произнес старший. — Ничего, грубиян, мы обложим эту коробку свинцом, и отправим ее с каким-нибудь рыбаком, чтобы он забросил тебя поглубже в пучину.

— Подумайте о милосердии! — завопил тонкий голос из коробки. — Неужели вы навечно похороните меня в таком безотрадном темном месте?

— Если тебе это не по нутру, отправляйся за пределы этого мира, где получишь заслуженное воздаяние за свои зверства и жестокости.

— Это вы изуверы, если способны на такое — проклясть меня на веки вечные! Это надо же — какая жестокость! Вы же знаете, что за пределы этого мира мне путь зарыт — адский огонь ожидает меня там!

— Ты сам себе выбрал такую судьбу, — строго сказал один из братьев ордена, — за то, что ты сделал с людьми, среди которых жил.

Грегори выступил вперед, воздев руку:

— Дозволено ли мне будет сказать, святые отцы, почтенные братья?

Монахи застыли, обратив на него внимание. Затем старший сказал неторопливо:

— Я еще тогда удивился, что наши свечи нежданно-негаданно зажглись. Сначала я принял это за знак Провидения, но теперь вижу, что оно послало тебя. Это ты пробудил к жизни божественный огонь, и, само собой, заслужил право участвовать в нашем разговоре, незнакомец, кто бы ты ни был.

— Благодарю вас, досточтимый, — Грегори внимательно посмотрел на трутницу, в которой содержался монстр, словно пронизывая ее взглядом насквозь:

— А не могли бы вы с помощью ваших песнопений уменьшить этого быка, ну допустим, до комариных размеров, так, чтобы эта коробка была бы для него как дворец?

Братья ордена обменялись недоуменными взорами:

— Естественно, — заявил старший, — во имя милосердия, мы можем сделать это для него.

— Но я никогда не увижу света! — пищал голос из трутницы.

— Не верьте ему, — посоветовал Грегори. — Он всего лишь призрак, и не отвечает за свои слова. При уменьшении размеров увеличивается концентрация энергии — и, если он сейчас вырвется оттуда в таком состоянии, то может сжечь здесь все единым взором.

— Проклятье тебе, всезнайка! — возопили из коробки.

— Отчего же, — возмутился монах, — ты проклинаешь того, кто заступился за тебя, и позаботился создать уют в твоем заключении? Теперь я вижу, ты просто не заслуживаешь даже этого снисхождения!

— Нет, нет! — завопил бык. — Я это так, сгоряча сказал! Войдите в мое положение! Уменьшите меня своим чудодейственным пением, доблестные мужи!

— Видимо, не только сила вызвала такой приступ раскаяния, — вздохнул монах, — будем, по крайней мере, на это надеяться. Но мы можем уделить ему милосердия, которое он не заслуживает, во имя божественной справедливости.

При этих словах Грегори заметил, как заиграл румянец на лице принца, и как побагровел Джеффри, словно человек, который готов не то рассмеяться, не то немедленно разрыдаться, тронутый простодушием святых отцов.

— Споем, братья, — призвал старший монах.

Ален, Джеффри и Грегори покинули церковь при первых словах песни. Их присутствие здесь уже не требовалось. На мгновение они остановились, окинув церковь прощальным взглядом, прислушиваясь к гармоничным звукам, царившим там, и наслаждаясь растущей в душе гармонией мира.

— Всякий может найти место в этом сказочном мире, — почти благоговейно пробормотал принц.

— Угу, — откликнулся Джеффри. — Даже комар в своей шкатулке.

— Достаточно того, что гармония восстановилась и восторжествовала в этой маленькой деревушке, пусть даже в какой-то части этого мира, а значит день прошел не напрасно. — Грегори завороженно посмотрел в небо. — Однако все заняло гораздо больше времени чем предполагалось, друзья. Смотрите, заря уже золотит небеса.

— Вот это да! — сказал Ален, забираясь в седло. — И все же, как ни тянуло на ночлег, отчего-то у меня нет желания оставаться в этом месте ночью или днем.

А теперь, поскольку наш путь будет освещен хотя бы бледными лучами рассвета, преодолеем еще несколько миль и разобьем свой лагерь где-нибудь на поляне среди благоуханной растительности здешних краев.

— Неплохая мысль, — поддержал Джеффри, садясь верхом. — Лично я ничуть не жалею, что пришлось провести ночь в пути.

— И я тоже, — подхватил Грегори, ставя ногу в стремя. — В путь, джентльмены, посмотрим, вдруг нам удастся встретить место для ночлега получше, чем это.

Однако, когда они выехали на бревенчатый мост, ведущий к лесу, Джеффри повернулся к брату с недовольной гримасой:

— Что это ты все время улыбаешься, Наблюдатель?

— При мысли о том, что, как известно, добрая слава бежит впереди, как ни скор твой конь. А у монахов нет причины хранить случившееся в тайне.

— Случившееся?

— Ну да, то, что произошло этой ночью. — отвечал Грегори. — Думаю, здешние жители не скоро осмелятся ездить по этому мосту.

— У тебя не завалялось хоть одного бисквитика, Корделия? — спросила Ртуть. — Мои запасы вышли, остались только вяленые мясные обрезки.

— А у меня как раз наоборот: четыре бисквита и ни грамма мяса, — и Корделия раздала сухари. — Один отложим про запас.

Голод терзал желудок Алуэтты — он как будто вгрызался в нее, запуская свои зубы и когти, словно некий дикий зверь, когда она передала сухарь обратно Корделии:

— Благодарю, мадемуазель, но я еще могу потерпеть.

Может быть, нам удастся найти лесных орехов или ягод.

— Или кролика, уставшего от жизни? — поинтересовалась Ртуть. — Что на тебя, в самом деле, нашло?

Ешь, что дают. Как только разобьем лагерь, я поохочусь в округе, пока мы будем обдирать тушку и жарить мясо на углях, уйдет время — а голод не тетка, он доконает быстрее.

— Потрясающая красота, — оглянулась Алуэтта по сторонам. — Вы только посмотрите, какие стволы вдоль дороги — это же сказочные богатыри-великаны! Настоящая дубрава!

— Ну, положим, не все, — Корделия кивнула вперед, где произрастало несколько дубов чуть более фута в поперечнике. Затем она перевела взгляд на корни. — Посмотрите, они растут прямо из стволов павших деревьев!

Они присмотрелись и увидели, что более молодые деревья и в самом деле росли на подстилке из старых, словно грибы из пня. Старые стволы были обрублены и на месте среза вырастал новый дубок.

— В этой роще дубы рубили раза три! — воскликнула Корделия. — Это деревья четвертого поколения!

Алуэтта поежилась.

— Что-то мне не нравится в этом месте, каким бы привлекательным и романтичным оно не было. Странное оно — я чувствую подвох или ловушку.

— Но кому могло понадобиться трижды рубить в одном месте? — со смехом сказала Корделия. — Но местечко в самом деле прекрасное.

— Да, — согласилась Алуэтта, — место замечательное во всех отношениях. Возможно оттого, что старые седые великаны не заслоняют кронами небо. Смотрите, солнце — и колокольчики!

Маленькие голубые цветы густо заселили поляну, устлав ее словно огромным цветным ковром. Среди них" торчало несколько живописных мухоморов, дразня своими огненно-красными пестрыми шляпами.

— Странно, мухоморы среди цветов, — подивилась Корделия. — И еще такие большие!

— Прямо как на парад собрались, — согласилась Алуэтта.

— Кстати — а каковы они на вкус? — спросила Ртуть, прижимая руку к неугомонному желудку, урчавшему с утра на разные лады.

И, словно бы ей в ответ, один из мухоморов стал расти и распрямляться в густой траве. Пораженные женщины увидели, как из-под красно-белой шляпы высунулся крючковатый обвисший нос, такой же красный. Затем мухомор как ни в чем не бывало побрел им навстречу.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Приближавшаяся к ним поганка оказалась человечком двух футов роста и фута в толщину, состоявшим словно из одного торса с телом, как столб или ножка гриба. Ноги и руки были столь коротки, что их едва можно было разглядеть — значительно короче, нежели у большинства людей. В руках существо держало блюдо с дымящимся ростбифом, обложенным морковью и луковками.

— Проголодались? — спросило странное существо каким-то хрипло-грудным нутряным голосом. — Заходите в нашу дубраву пообедать!

Корделия со стоном вдохнула аромат, поднимавшийся от блюда, и у Алуэтты рот тоже наполнился слюной.

— Как вы радушны! — вырвалось у нее. — Какая прелесть! — сказала она коротышке. — Как мило с вашей стороны!

— Причем с разных сторон, — заметила Ртуть, оглядывая рощу.

— Что ты имеешь в виду? — осведомилась Алуэтта.

— Посмотри, сколько их тут!

— Обсудим это во время обеда! — вмешалась Корделия, трогая лошадь вперед.

— Не торопись, — остановила ее Ртуть. — Разве не слышала поговорки: «Чем дальше в лес, тем толще партизаны»?

— Да, но как же быть с едой? — Корделия посмотрела на листву. — В самом деле, откуда все это взялось?

Неужели мы попали в лесной ресторан? Что бы все это значило?

— Это значит, что каждая из этих «поганок» на самом деле хитро замаскировавшийся гном. Они часто наведываются в эту рощу, — объяснила ей Ртуть, лучше будущей принцессы знавшая леса вместе с их обитателями. — А еще точнее — это Дубравники!

При упоминании этого имени Корделия и Алуэтта поежились, почувствовав заметную дрожь.

— Это правда? — спросила Корделия у коротышки.

Он усмехнулся, но решительно ответил:

— Даже если так! Встречайте наших гостей!

Красные шапки поднялись, и под каждой оказался красный нос гнома в голубом плаще вроде того, что бывает на магах, только без блесток и звезд, и в рыжевато-коричневых чулках.

— Заходите в гости! Просим к столу! — хором прокричали они.

— Меню по полной программе, — заметила Алуэтта, начиная понимать, что происходит.

— Лесной ресторан. А у нас, между прочим, провиант кончается. Мы что, отвергнем их гостеприимство?

— Умоляю, не делайте этого, — вмешался Дубравник. — Вы еще не то увидите — у нас широкий ассорти, мент блюд.

И тут же все Дубравники разом хлопнули в ладоши своими короткими ручками и подняли вверх тарелки со снедью. На одних была жареная курица с гарниром, на других свежие фрукты, а на прочих сладости.

— «Кто ест три раза в день, кто четыре, а путник и солдат — при первой возможности», — напомнила Корделия древнюю поговорку.

— Но при этом он должен быть уверен в еде. Особенно на территории противника, — возразила Ртуть.

Корделия задумалась при этих словах:

— Ну, судя по рассказам, какие я слышала о лесном народце…

Алуэтта склонила голову, вглядываясь в тарелки:

— Всякому известно, если отведать еды обитателей леса, тут же оказываешься в их власти!

Она еще никогда не видела блюд настолько аппетитных и притягательных, что они даже опытных путешественников заставляли забыть об опасности.

— Это навет! — заявил коротышка. — Мы просто щедры и гостеприимны!

— И очень хорошо охраняете свои места, я об этом наслышана. — С этими словами Ртуть повернулась к компаньонкам. — Я провела свое детство в таких лесах, мадемуазели. Собирая грибы да ягоды.

— И охотясь, — вмешался Дубравник.

— И охотясь, — подтвердила Ртуть, поглядев на него сурово и многозначительно, а затем обернулась к друзьям. — Более того, я прожила безвылазно в лесу четыре года, когда оказалась вне закона. И знаю о местных обычаях не понаслышке.

— И что же ты такого слышала о нас? — скривился Дубравник. — Ничего плохого, я полагаю. Кто посмеет сказать о нас плохое?

— О вас ходят разные слухи. Конечно, ваши защитники утверждают, что вы охраняете обитателей леса — птиц и зверей, и даже деревья — с превеликим рвением, — ответила ему Ртуть. — Но поговаривают также, что вы весьма сурово наказываете охотников и лесорубов, которые покушаются на вашу собственность — точнее, на то, что вы считаете своим.

В глазах Дубравника вспыхнула злоба, но, сдерживаясь, он только спросил:

— Какое это имеет отношение к еде, которую мы предлагаем?

— Действительно, — Корделия ближе подвела коня к тарелке с ароматным содержимым, — кому какое дело?

— И посмотрите на их шапки, — заметила Ртуть, — до чего на ядовитые грибы похожи!

Корделия последовала ее совету и внимательно оглядела красные шапки Дубравников, а затем с ужасом уставилась на тарелку с ростбифом. — Ты хочешь сказать…

— Что вся их еда приготовлена из поганок с помощью их сказочной магии? Ну да, именно это я и хочу сказать!

— Так вы хотели нас отравить? — лицо Алуэтты мгновенно стало серым.

Дубравник прямо подпрыгнул:

— Наша еда не причинит вам вреда! Во всяком случае, уж точно не убьет вас, как вы убиваете животных, когда вам захочется мяса!

— Конечно же, не убьет, — хладнокровно заметила Корделия, — кто бы спорил! Но теперь, когда Ртуть открыла мне глаза и я пригляделась внимательнее к вашей дубраве, то заметила некоторые странности.

— Какие? — Алуэтта тоже внимательно оглядела рощу. — Я ничего не вижу.

— Ничего особенного?

— Ничего.

— Так присмотрись — разуй глаза — деревья не растут из пней в три этажа.

Алуэтта присмотрелась — и ахнула:

— Я… но это… глазам не верю… они похожи…

— На людей, — закончила за нее Ртуть. — Держись подальше! Вот то — видишь, что простерло ветки, словно разводя пустыми руками, видишь, там сучки словно пять пальцев? И эти бугры на стволе — как они напоминают человеческое лицо!

— Причем искаженное ужасом, — заметила Корделия с дрожью в голосе.

— И вон еще складки на стволе у корней — как похоже на ноги в складках штанов! И на корнях как будто подошвы!

— А у этого, — заметила Корделия, показывая на другое дерево, — пальцы словно сложены в кулак, и лицо сердитое.

— Похоже, он успел перед наступлением финала понять, что происходит, — зловещим голосом пробормотала Ртуть.

— Да это вам просто чудится! — воскликнул Дубравник. — Человеческая фантазия безгранична. Она способна разглядеть в узорах коры и в узловатых сучьях что угодно. Любую страшную картину, порожденную, между прочим, вашей недоверчивостью. Вас терзают муки голода — поешьте — и сразу отрезвитесь!

— Спасибо, премного благодарны, — Корделия отвела коня в сторону от протянутой тарелки, с которой тот уже попробовал слизнуть кусок морковки. — Думаю, нам пора ехать — а вы уж ешьте сами!

— Ну, это по меньшей мере неучтиво! — воскликнул Дубравник. — После всего, что вы тут сказали, нельзя расставаться в таком настроении! — Отбросив тарелку, он выхватил из синего ковра васильков изогнутую палку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась луком с уже натянутой тетивой. Выпрямившись, он вытянул стрелу из-за спины, где у него висел колчан, и наложил ее на тетиву.

Прочие Дубравники тоже засуетились, выбежав на тропу с гомоном, напоминающим шуршание сухой листвы, раздуваемой ветром. Обернувшись туда, три девушки увидели, что дорога умело заблокирована и они отрезаны от нее — по обеим сторонам встали лучники.

— Вот это да! — сказала Ртуть. — Смотрите, а они вооружены. У кого лук, у кого самострел. Смышленый народец. А еще повара…

— Ни с места, — посоветовал Дубравник. — Полагаю, вы наслышаны о меткости эльфовских луков, не так ли?

Три девушки замерли, поскольку о луках эльфов в этих краях не слышал разве что глухой. Тот, в кого попадала такая стрела, сразу падал в мучительных конвульсиях. После этого жертву не переставали мучать припадки до самого конца жизни. Или же одна часть тела оставалась навсегда парализованной.

— Вы, наверно, наслышаны и о нашей миссии, — сказал предводитель Дубравников, — мы в самом деле защитники леса и его обитателей от алчности смертных!

— Меня лишь голод выводит на охотничью тропу. — Ртуть покосилась, заметив отрешенное выражение на лицах товарок. — Что же касаемо леса, то в костер я собираю лишь валежник, а рублю одни пересохшие стволы.

— Это все твои речи, заявил коротышка. А где доказательства?

— А разве они сейчас имеют значение? — устало вздохнула Ртуть, опуская тем временем руку к эфесу меча. — Мы пришли в этот лес не жить, а воевать. Мы лишь пройдем сквозь него в поиске монстров, таких как огры, которые ломают-выламывают целые деревья, чтобы сделать дубины, да и просто сокрушают деревья, которые попадаются им на пути. Или афанки — те подгрызают деревья, чтобы устраивать на реках плотины и запруды.

Маленький народец в нерешительности замялся.

— Грызть деревья! — простонал один. — Какое варварство!

— И что, правда, такие духи встречаются на дорогах? — с мрачным видом спросил их предводитель.

— Еще как встречаются, — заверила Ртуть. — И похуже бывают: неведомый волшебник напустил их на эти края, и мы ищем их и сражаемся с ними по возможности.

Он недоверчиво покосился на юную разбойницу: хитрый взгляд появился на лице Дубравника.

— Три такие благородные дамы? Как же вам удается противостоять столь свирепым созданиям?

— У меня Холодное Железо в ножнах, — Ртуть стала извлекать его, но луки остальных товарищей Дубравника моментально переключились на нее. Она тут же замерла.

— Однако наше истинное оружие, — сказала Корделия, — это магия.

— Ах, магия? — ехидно переспросил Дубравник. — Какие же заклинания вы знаете, способные смутить огра?

— Ну, например, такие, — Корделия посмотрела на тропу, где была обнаженная, прибитая земля, лишенная растительности: тропа немедленно воспламенилась.

Дубравники шарахнулись с криками по сторонам, но огонь так же быстро погас. — Я специально показываю это на тропе, — пояснила Корделия, — чтобы не причинить вред ни вам, ни деревьям.

Лесные люди замерли, и теперь все глаза и луки пялились на нее.

Ртуть усмехнулась, поняв, что теперь она успеет извлечь меч прежде, чем стрелы переведут на нее.

— Поверьте мне, она может испепелить вас раньше чем вы разрядите свои луки, — заверила их Алуэтта. И даже если вы нас убьете, леса в этой округе будут гореть еще несколько недель.

Самострелы тут же устремились на нее: вожак Дубравников нахмурился.

— Вы что, в самом деле, занимаетесь подобными вещами?

— С вашим лесом — нет, — ответила Алуэтта. — да и с ограми пока не приходилось. Но при необходимости можно попробовать.

Она взглядом сломала толстую дубовую ветвь и бросила ее на тропу перед удивленным Дубравником. Тот отпрыгнул:

— Так вы и лес умеете премещать! — прохрипел он.

— Только потому, что деревья видят во мне друга, — непринужденно ответила Алуэтта, — и я по-своему помогаю им и защищаю их. Кстати, можете определить по слому, что ветвь была пересохшей и в ней завелся жучок.

Ртуть одарила ее взором, полным восхищения.

Луки опустились в то же мгновение.

— Может, оно и так, — сказал Дубравник, — поскольку ни бук, ни береза не предчувствуют своей гибели.

Дуб и вяз же знают своих врагов и могут сразить их сами.

— Мы друзья леса, — сказала Корделия, — а не его враги.

— Тогда ступайте с миром, да поможет вам Небо в благом деле! — напутствовал их старший Дубравник, и его народ расступился, освобождая тропу и становясь полукругом.

— В полумиле отсюда есть источник. Если пойдете этой тропой, по берегам его вы найдете с одного берега землянику, а с другого — ежевику.

— Потом ручей бежит через орешник, — заявил другой гном, — там как раз вызрели орехи.

— Спасибо, друзья, — отвечала Корделия. — Но раз достигнуто перемирие между людьми и лесом, мы не можем покинуть его без подарков. Отдайте людей, которых вы пленили в дубраве.

Ртуть выразительно посмотрела на нее, что можно было понять как предупреждение. Алуэтта одарила подругу примерно таким же взором. Та, подумав, рассудительно кивнула в ответ.

— Мы должны быть бдительны: лес полон врагов! — сердито сказал Дубравник. — Если мы упустим их, они пойдут разбойничать по лесу с топорами, как они уже сделали с нашей рощей.

— Но теперь их топоры ржавеют в земле и сгнили их топорища, — заметила Корделия. — Вам уже не следует их бояться — по-моему, большинство из них — я в этом уверена — уже не рискнут вступить под сень вашего леса. Да и на глаза показаться не посмеют лесной охране. Тем более, сейчас для них готов конвой: две ведьмы и воительница с Холодным Железом.

Дубравник посмотрел в сомнении, но, пожав плечами, сказал только:

— На это уйдет время.

— Мы можем подождать час или больше, если понадобится.

— Ладно, — решил Дубравник с суровым видом, — Ладно, леди, можете забрать этих преступников — они сами прекрасно понимают, что в следующий раз для них все закончится гораздо хуже. У дубравников есть чем угостить их: не только бифштексами, но и стрелами, в случае чего.

Два часа спустя женщины сопровождали кучку поселян, ковылявших по тропе, и бросавших пугливые взгляды по сторонам, словно за каждым деревом они видели врага.

— Странно, что четверо все же решили остаться деревьями, — заметила Ртуть.

— Слушай, давай забудем об этом, — посоветовала Алуэтта.

Корделия еще раз оглядела лица, которые не покидало выражение отрешенности и угрюмости и вынесла собственные заключения. Она повернулась, оглядывая следы, которые они оставляли за собой — и ее передернуло. Как будто коряги волоклись вместо ног по тропе.

Они прошли еще несколько минут в полном молчании, затем Алуэтта оттаяла настолько, что могла сказать:

— Тебе никогда не понять, как я рада, что встретила твоего брата.

— Мы в самом деле ближе к побережью, чем кажется? — спросил Ален.

Джеффри посмотрел туда, куда только что устремил свой взгляд принц:

— Отчего ты думаешь… кстати, а что это еще за зверь там бродит?

«Зверь» оказался лохматым пони, едва в половину размеров боевого коня, на котором ехал Джеффри. Шкура у него была потертой и украшенной морскими водорослями. Там серебрилась морская тина, в которой блестели вкрапления прибрежного песка.

— Попробуем подойти к нему ближе, — Грегори рысью пустил коня навстречу одинокому животному.

— Нет, погоди, — воскликнул Ален, которым вдруг овладело смутное предчувствие. Однако братья уже были на полпути к пони. Ален со вздохом последовал за ними.

Джеффри и Грегори окружили пони с противоположных сторон, и брат-рыцарь спешился футах в пятнадцати. После чего стал осторожно приближаться, достав из кармана огрызок морковки, сорванной на грядке прошлой ночью для своего коня. Джеффри протянул лакомство перед собой.

Оба коня тряхнули гривами, словно отвергая своего недалекого родственника, и Грегори пришлось схватить поводья.

— Смотри, Джеффри, что это такое. Похоже, этот парень им не по вкусу!

— Да просто завидуют, ревность — вот и все!

Джеффри протянул морковь на ладони и вкрадчиво заговорил:

— Ну, давай, малыш, отведай нашего угощеньица, и ты поймешь, что среди друзей.

Пони коротко заржал, не разжимая пасти и нерешительно переступая копытами.

— Бери-бери! — предлагал Джеффри, — я не желаю тебе зла.

— И седлать тебя он не собирается, — ехидно заверил Ален. Всем была известна страсть Джеффри ко всему, что хоть отдаленно напоминало лошадь.

Джеффри искоса оглянулся на принца.

— У нас нет времени объезжать и приручать четвертого коня, — невозмутимо напомнил Ален. — Да и нужды в нем нет.

— Боюсь, что ты прав, — со вздохом отвечал Джеффри, поворачиваясь к пони. — Так что нам остается только раскланяться, как подобает путникам на дороге.

Пони робко шагнул вперед. Обнюхал морковку, затем схватил ее подвижными мягкими губами и с хрустом разжевал. Пара движений челюстями — и лакомый кусочек оказался проглоченным.

— Ну вот, великолепно, — улыбнулся Джеффри. — Может, встретимся на обратном пути, если наш путь будет проходить по этим же местам, и тогда составим тебе компанию в твоих странствиях.

— Откуда ты знаешь, что я странник? — вдруг заговорил пони человеческим голосом. В нем отдавался скрежет зубов — как будто два жернова терлись друг о друга.

Все трое так и замерли. Кони стали беспокойно приплясывать на месте, явно не в восторге от происходящего.

Джеффри пришел в себя первым и заговорил так, словно бы говорящая лошадь была самым привычным явлением в мире.

— Ну, во-первых, оттого что ты опутан морской тиной, которой нет в этих краях, — должно быть, ты пришел с далекого морского берега.

— И достаточно быстро добрался, — добавил Грегори, — поскольку они не пересохли и их не сдуло со шкуры ветром.

— А ты наблюдательный, — заметил все тот же голос между жерновов, — немногие смертные способны делать выводы. Ну-ка, сделай вывод из этого.

И при этих словах — осел или пони, кто бы он ни был, стал расплываться, теряя очертания.

Кони пронзительно и тревожно заржали. Ален с Грегори с трудом сдерживали их, но они утихли только после того как пони перетек в новую форму: теперь это был старик с длинной белой бородой, в которую были вплетены водоросли. На нем была лишь набедренная повязка из той же морской травы, а под его кожей, морщинистой и дряблой, перекатывались крепкие мускулы.

— Ты, Джеффри, оказался добр к одинокому страннику, — сказал он. — А добрые сердца заслуживают воздаяния.

— Да нет, — замялся Джеффри, — просто я не равнодушен к лошадям. Он смущенно оглядел фигуру полуголого человека и добавил:

— И я не ждал за это никакой награды, да и сейчас, по чести говоря, не вижу что вы можете мне предложить, если на вас и одежды нету?

— То, что я тебе дам — это знание, которое уместится в твоей голове, а не в дорожном мешке. И вот оно:

«Берегись Водопада Туманов».

— Благодарю тебя, добрый странник, — нахмурился Джеффри. — А где это находится?

— За рекой, — ответствовал старик. — По утрам и вечерам. Не вступай в эти воды в означенное время, и удержи остальных от этого.

— Да мы и не собирались туда лезть, — подал голос Ален, достаточно сердито, хотя не заметил признаков того, что этот странный старик над ними насмехается.

Странник, впрочем, больше походил на сумасшедшего. — А что если нас туда затянут какие-нибудь незваные гости?

— Не смогут, — твердо сказал старик. — Но коли вы почувствуете, что должны зайти, прихватите с собой Холодное Железо.

— Я всегда так и делаю, — тут же откликнулся Джеффри. — По крайней мере, клинок всегда при мне, — и он тронул рукоять меча.

Старик посмотрел и одобрительно кивнул, сейчас же отступив назад. Он с уважением посмотрел на оружие:

— Клинок твой хорош. Мудро пользуйся им — и выйдешь из любой передряги. Да смотри, не набирай с собой награбленного добра, которые многие воины заносчиво называют трофеями.

— Трофеи? — поморщился Джеффри. — Я презираю солдат, которые занимаются грабежом и мародерством.

Рыцарь чужд корысти. Кстати, а что ты имеешь в виду под «трофеями»?

— Живые трофеи, — пояснил старик, отступая все дальше, удаляясь от них, словно бы уже кричал напутственные слова. — Врагов.

— То есть — пленных, что ли?

— Каких врагов? — рванулся было за ним Ален.

Но старик снова помутнел и стал менять очертания; кони опять испуганно всхрапнули и всем троим пришлось что есть сил сдерживать их, хватаясь за поводья.

Когда они наконец успокоились, друзья повернулись в ту сторону, где только что стоял старик, и увидели только маленького косматого пони, обвитого стеблями и листьями морских водорослей, который удалялся от них галопом.

— Кони не виноваты, — дрогнувшим голосом сообщил Ален. — От такого зрелища у кого хочешь сознание помутится.

Женщины решили провести ночь в пути, хотя веки потяжелели и налились свинцом, да и сами они в седлах уже поникли от усталости.

— Что-то меня так и тянет в дорогу, — заметила Корделия.

— Думаю, тому есть причина! — с досадой откликнулась Алуэтта, осознавая, что не лучшим образом повела себя во время встречи с тюленем. Получалось, она чуть было не ударила в грязь лицом перед будущей родственницей.

— У меня всегда есть причина, — укоризненно посмотрела на нее Корделия. — Потому что я соблюдаю осторожность… в отличие от некоторых.

— Что-то я не заметила, чтобы твоя осторожность нам помогла в последнее время.

Ртуть иронически усмехнулась на эти словопрения:

— Может быть, Корделия действительно что-то предчувствует благодаря своим унаследованным от матери способностям?

— А, может, и ты?

Ртуть уверенно покачала головой.

— Как эспер я почти что приблизилась к вам. Но не настолько искусна в прочих чудесах. Моя сила в другом.

— А может, предчувствие Корделии касается не нас?

Вдруг это кто другой впереди попал в передрягу, — задумалась Алуэтта.

— Может, и так, — кивнула Корделия. — И этот кто-то нуждается в нашей помощи. Поэтому останавливаться нельзя. — Она обернулась к Ртути.

— Ты же не станешь отрицать, что тоже чувствуешь это.

— Ну, откровенно говоря, в самом деле, чувствую, — призналась воительница, — как будто над нами сгущается мрак. Я могу сопротивляться ему, но никак не могу избавиться от тяжести в сердце.

В этот момент они почувствовали напор ветра. Сначала это был легкий ветерок, игравший волосами, но вскоре он усилился. Трем девушкам показалось, что он донес до них чье-то далекое пение.

— Что, во имя Неба, там происходит? — Корделия поднялась в стременах, вглядываясь.

— С Небесами это не имеет ничего общего, — хмуро заверила ее Алуэтта. — Вперед, леди! Как можно быстрее!

Адреналин, хлынувший по жилам, мигом снял усталость долгого пути, когда все трое пустились легким галопом по лунной дороге. Деревья склонялись над ними, точно безмолвные великаны, обостряя чувство близкой опасности, вдруг овладевшее ими — это было уже не предчувствие, но убежденность.

Песня, доносимая ветром, слышалось все громче, все сильнее. Она была полна отчаянья. И девушки что было силы гнали лошадей навстречу беде.