Наследники чародея (№3) - Зачарованный книжник

— Миледи, привратник говорит: у дверей молодой крестьянин — он пришел за помощью.

— Ну так впустите и покормите его.

— Мы вынесли парню еду, миледи, но приближаться не стали. Дело в том, что его деревню поразил невиданный мор, им требуются лекарства.

— Чума? — похолодела Гвен.

— Мы идем, — решительно поднялся Род.

— Не совсем так, дорогой, — Гвен встала и отложила в сторону очки, которые подобрал ей муж с помощью Векса — своего робота-коня. — Пойду я и выясню, в чем там дело. Это должна быть действительно очень серьезная болезнь, чтоб я не справилась с ней сама.

Тебе же лучше вернуться к своей истории — это столь же важно для будущих поколений, как мое искусство лекаря — для нынешних, — Что ж, должен признать, в медицине ты смыслишь гораздо больше меня, особенно на микроскопическом уровне, — Рода явно не слишком радовало это обстоятельство. — Но ты позовешь меня, если понадобится какая-нибудь помощь?

— Тотчас же, — пообещала Гвен и позвонила в колокольчик.

Когда появился стражник, она велела:

— Как только появится Ланая, пусть принесет мою аптечку на метлодром в западную башню.

— Да, миледи, — поклонился страж.

Гвен, шурша юбками, поспешила прочь со своей благородной миссией.

Род снова вернулся к столу, но помедлил, прежде чем нацепить очки. На сердце было тревожно, он хмурился, беспокоясь за жену.

В конце концов, за кого еще ему теперь беспокоиться?

Опечаленный Грегори продолжал свой путь по лесной дороге, мечтая о новой встрече с Морагой и одновременно страшась ее. Он был настороже и, распахнув мозг, ловил все мысли, которые проносились в ментальном пространстве. Он почувствовал крестьян за работой на отдаленном поле, поближе — веселье какой-то игры и поверх всего — море эмоций животных, которые трудно было облечь в слова.

Внезапно Грегори натолкнулся на мысли какого-то человека, напуганного и растерянного, но полного решимости противостоять опасности. Аура была несомненно женской, ее хозяйка обнаруживала готовность к приключениям, причем романтического свойства. Юноша исподволь и очень аккуратно прозондировал открывшееся ему сознание — он был уверен, что снова столкнется с Морагой. Но на этот раз ведьма приняла совершенно новое обличье: когда Грегори обогнул огромный дуб, он увидел юную девушку благородной наружности. Обман был столь искусен, что почти не оставлял места для сомнений. Лишь в самой глубине, под защитной скорлупой вымышленного персонажа, юноша ощущал глухую злобу и мстительность, которые, увы, слишком хорошо были ему знакомы.

Девушка, представшая взору Грегори, поражала изумительной красотой. Ее лицо необычной сердцевидной формы обрамляли роскошные черные косы. Незнакомка была облачена в просторное дорожное платье голубого цвета, которое выгодно подчеркивало фигуру и удивительно гармонировало с лазурью глаз. Девушка взглянула на Грегори, и он почувствовал, как прежнее желание охватило его. Несомненно, перед ним была девственница, но девственница, стремящаяся поскорее распроститься со своим богатством. Взгляд выдавал в незнакомке страстную натуру, жаждущую познать радость любви и пронзительность экстаза, о которых она столько читала в романах, но которые досель не испытала сама ввиду бдительности строгих родителей и многочисленных дуэний.

Нет, конечно, ничего подобного не было сказано!

Увидев Грегори, девушка отпрянула назад, за дерево, однако ее осторожность не могла скрыть страстного желания.

Грегори невольно восхитился совершенным качеством этой телепатической проекции. Он мог видеть не только то, что было перед его глазами — черноволосую красавицу из знатной семьи, но и прозревал ее внутреннюю сущность, черты выдуманного характера, заложенного в пси-конструкции. Это был высший пилотаж!

Юноша придержал коня и вежливо поклонился:

— Добрый день, о прекрасная дева!

— День добрый, сэр рыцарь, — девушка говорила осторожно, но взгляд ее засветился любопытством и удовольствием при виде молодого человека.

— Меня зовут Грегори Гэллоугласс. Боюсь, не очень-то учтиво с моей стороны ехать верхом, когда юная леди вынуждена путешествовать пешком. Если позволите, я спешусь и помогу вам сесть в седло.

— Благодарю… благодарю вас, сэр, — молодая девушка отошла на несколько футов от дерева. — Я — Лилия, дочь господина и госпожи Халлам, и я действительно устала.

Ее глаза, однако, опровергали последнее утверждение.

— Тогда вы поедете верхом, — Грегори соскочил с коня и обернулся.

Он обнаружил девушку всего в футе от себя. Во всяком случае, ее лицо было там, а грудь — и того ближе.

Ее веки подрагивали, губы увлажнились. Девушка откинула голову и промолвила:

— Благодарю за учтивость, сэр.

Волна желания толкала Грегори вперед гораздо сильнее, чем удерживало благоразумие. В результате он сделал шаг, и губы их соприкоснулись. Ощущение было подобно электрическому разряду. Он почувствовал, как ее губы дрогнули, а затем приоткрылись. Девушка с вздохом расслабилась в его объятиях, кончик ее языка прошелся по его нижней губе. В ответ на эту ласку все тело Грегори напряглось — момент был критический!

Но тут привычная осторожность взяла верх над влечением, и юноша, задыхаясь, отшатнулся.

— Прошу… прошу прощения, госпожа. Я не знаю, что на меня нашло.

— Зато я знаю, — прошептала девушка, восстанавливая прежнюю позицию: ее жаркое тело вновь оказалось рядом. — Пусть это найдет на нас снова!

Однако на сей раз Грегори был настороже и воспрепятствовал сближению. Его руки сомкнулись на девичьей талии и рывком переместили драгоценный груз в седло. Движение, начатое Лилией в любовном экстазе, привело ее на спину коня Грегори. Но опасность не миновала! Руки юноши на ее талии горели: казалось, сквозь шелк платья в них переливается жар молодого упругого тела. Грегори машинально отметил, какая тонкая талия у девушки — пальцы почти смыкались на ней! Хотя в настоящий момент ему куда больше хотелось заняться ее бедрами. Он попытался вырваться из этого головокружительного состояния и — не смог! Ощущение было сладостное и мучительное одновременно.

Девушка же удивленно взирала на него сверху вниз.

Ну что ж, по крайней мере губы ее оказались на безопасном расстоянии.

— О, спасибо, сэр, — промолвила она, не слишком обрадовано.

— Я тоже должен благодарить вас, от всего сердца!

Фактически это был первый поцелуй в жизни Грегори, и все его чувства пришли в полное смешение, как смешался бы десяток волн, столкнувшихся с неожиданным препятствием. Подавив это хаотическое бурление, юноша усилием воли восстановил относительное душевное равновесие.

— Но как могло случиться, что столь благородная девица оказалась одна в диком лесу?

— О, это все мои родители! Они несносны! — Лилия буквально взорвалась от возмущения. — Они не выпускают меня из дому! А если порой и удается вырваться на танцы или на свидание, то и тогда старая нянька дышит мне в спину! Что это за жизнь: без развлечений, без тех радостей, которые по праву принадлежат молодости!

— Действительно, — согласился потрясенный Грегори. — Однако, мадемуазель, это довольно опасно — гулять по глухому лесу без всякой охраны.

— Меня не страшат никакие опасности, — ее веки вновь дрогнули. — А может, вы, сэр, — одна из них?

— Я? Нет, никогда! — запротестовал шокированный Грегори.

— А жаль, — Лилия склонилась вперед, губы ее снова увлажнились. — Как бы мне хотелось, сэр, чтоб именно вы посягнули на бедную девушку!

Грегори смотрел на нее в немом изумлении.

Лилия тем временем еще больше наклонилась и вдруг с легким возгласом упала с коня. Грегори автоматически рванулся подхватить девушку, падавшую прямо ему в руки. И вот теперь он держал ее в объятиях, теряя голову от прикосновения ее груди, ее бедер. Ощущение было таким ошеломляющим, что юноша, покачнувшись, отступил на шаг.

Однако она по-прежнему оставалась в его объятиях: губы мечтательно улыбались, глаза под тяжелыми веками томно полузакрыты, лицо запрокинуто. Хрипловатым голосом она проговорила:

— Вы так красивы и благородны, сэр. Не сомневаюсь, что вы столь же терпеливы и не оскорбите женщину грубым прикосновением. Я так хочу, чтоб именно вы стали угрозой моей невинности!

Это прозвучало излишне откровенно. Грегори ощутил укол тревоги и запротестовал:

— Но так нельзя, мадемуазель! Это удовольствие лишь для женатых людей!

— Вот как? Я так не думаю, — лениво улыбаясь, девушка еще крепче прижалась к нему. — Мне известны многие, кто делил ложе и без благословения Святой Церкви.

— И что же, разве не были они в результате опозорены перед всем светом? — запинаясь, спросил юноша.

— Отнюдь, — ответила Лилия. — У девушек имелись лекарственные снадобья, полученные от опытных женщин. Как и у меня самой, между прочим. Вовсе незачем открывать свои тайны окружающим.

Даже в нынешних смятенных чувствах Грегори уловил некий изъян в ее логике.

— Согласен, мадемуазель. Но позвольте спросить: если их падение не стало достоянием гласности, тогда как же вы умудрились узнать об этом?

— Сплетни, сэр, — вздохнула Лилия, ее дыхание напоминало подогретые благовония. — Слуги любят хвастаться. И, представьте себе, не только мужчины! Я сама как-то слышала спор трех не слишком скромных девиц о том, кто раньше заманит в постель деревенского красавчика.

Грегори трудно было поверить в это, но, с другой стороны, девушке виднее.

— Ну ладно слуги, пусть их! Но люди вашего класса! Не хотите же вы сказать, что знатные девицы ведут себя так же?

— Ха! — фыркнула Лилия. — А что ж, оставить все удовольствия простолюдинам? Ну же, сэр, испытайте новые ощущения в моем обществе!

Она поймала его руку и притянула к своей груди.

Грегори пытался отнять руку, но девушка проявила незаурядную силу — или правильнее было говорить о его собственной необычной слабости?

— Так что же, сэр? Вы получили приглашение от прекрасной дамы. Если вы пренебрежете им, она будет думать, что имеет дело с девственником, который боится наслаждений!

— Но… это действительно так.

Хватка на запястьях Грегори ослабла: девушка удивленно глядела на него.

— И вы не стыдитесь заявлять это? Да все мужчины засмеяли бы вас, узнай они, что вам незнакомы женские объятья! Нельзя признаваться в таком!

— А я вот признаюсь, — Грегори почувствовал, как к нему потихоньку возвращается присутствие духа. — Видите ли, мадемуазель, меня гораздо больше интересуют книги, чем данный вид спорта. Да и любовник из меня, подозреваю, неважный по причине отсутствия навыков. Совершенно не представляю себе, как дарить женщине наслаждение.

— Ну так давайте же пройдем этот курс обучения! — жарко проговорила девушка, вновь прижимаясь к Грегори. — Будем учиться вместе! Неужели вы начисто лишены жажды знаний?

— Вовсе нет, — быстро возразил юноша. — Однако мои интересы лежат в области наук.

— Но это — тоже наука! Целая область человеческих знаний, о которых вы даже не подозреваете. Хорош ли тот ученый, что не прочел множество книг и даже не догадывается об их содержании? Сэр, такой прекрасной возможности пополнить свои знания вам больше не представится. И знаете что? Я готова смириться с неопытностью при условии вашей нежности ко мне.

— Но… какие могут быть гарантии у человека, распростившегося с привычными чувствами?

— Да нет же, сэр, не горюйте о них. Со мной вы обретете истинные чувства… или, по меньшей мере, настоящую цель в жизни, — ее голос снова стал низким и вкрадчивым. — Или вы думаете, что какая-нибудь девушка пожелает выйти замуж за мужчину, не имеющего ни малейшего представления о любви?

Это был ошибочный ход: данный аргумент Грегори не раз обсуждал с монахами в монастыре.

— Женитьба не входит в мои намерения, мадемуазель. Но если б это и произошло, думаю: первый любовный опыт, совместно пережитый мужем и женой, только крепче связал бы такой брак. Никакая подпорка не окажется лишней для здания, которому со всех сторон грозят опасности.

Лилия отшатнулась в отвращении.

— Очень мрачная картина. Пожалуй, такое здание долго не простоит. Но что за опасности, по-вашему, угрожают браку двух людей?

— Бедность и угнетенность, мадемуазель. Но еще хуже для людей, живущих бок о бок долгие годы, опасность потерять самих себя в суете семейной жизни. Так страшно оказаться навечно связанным, лишиться свободы, гордости, возможности принимать самостоятельные решения!

— То есть оказаться господином или рабом? — Лилия отодвинулась еще дальше, ее глаза сердито сверкали.

А Грегори снова пробрала дрожь. Надо признать: эта девушка в гневе казалась столь же прекрасной, как и в любви. А уж когда оба чувства присутствовали одновременно, сопротивляться было бесполезно.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Совершенно верно, — кивнул Грегори. — Но уверяю вас, мне доводилось видеть немало людей, преодолевших все препоны и построивших вполне надежный совместный дом. В нем они были укрыты от всех опасностей и, кроме того, приобретали не меньше, чем теряли. Однако в ходе строительства приходилось использовать все подпорки, все связи, чтоб оградить свое детище от враждебности окружающего мира.

— И где вы набрались подобных воззрений? — настойчиво поинтересовалась Лилия.

— У знакомых монахов.

— Ну так и отправляйтесь к своим монахам! В самом деле, их стерильные кельи — самое подходящее место для человека, способного так основательно развеять романтическое настроение дамы! Убирайтесь туда и сожалейте об этом дне до конца жизни, потому что сегодня вы упустили свой самый лучший шанс! — С этими словами девушка развернулась на каблуках и зашагала прочь.

Спустя несколько секунд она уже скрылась за поворотом.

Еще десять минут Грегори стоял неподвижно. Затем, убедившись, что Лилия не вернется, позволил себе опуститься на землю. Он прислонился спиной к дубу, пытаясь унять дрожь и справиться с той бурей чувств, которые разбередила в нем девушка. Он говорил себе, что наслаждения, обещанные Лилией, — не более чем несбыточные мечты, а ее чувственность — уловки искусной проекции. Все это было иллюзией! Но какая-то его часть восставала, не желая расставаться с этим призраком.

Грегори очень встревожил тот факт, что девушке удалось разбудить в нем желания, которые обычно успешно подавлялись или направлялись в безопасное русло. При этом он не мог не подивиться иронии судьбы: дело обернулось так, что Морага расшибалась в лепешку в своих стараниях активизировать его сексуальность, хотя изначальная установка была прямо противоположная. Ведь если б его просто оставили в покое, он, скорее всего, остался бы убежденным холостяком, прозябающим в обществе любимых книг и не мечтающим о женской любви.

В настоящий момент, однако, он не был уверен в правильности такого выбора. Теперь, когда цель его путешествия — препровождение Мораги в Раннимид на суд королевских ведьм — была почти достигнута, Грегори начали одолевать сомнения. Он чувствовал, что почти готов влюбиться и мечтать о браке, подобно тысячам мужчин до него. Внутренний голос предательски нашептывал ему о радостях семейной жизни, более предпочтительных, чем одинокое существование. Это манидо, но и пугало юношу, ведь речь шла о материях, знакомых ему лишь понаслышке. Надежды на любовь и счастье вполне могли оказаться пустыми химерами, погоня за которыми поглотила бы все его время и энергию! Обычно, столкнувшись с проблемой, Грегори полагался на собственный интеллект и опыт, но сейчас он оказался в тупике.

Ртуть ехала ко двору верхом в сопровождении пяти женщин-воительниц. Все они были одеты в мужские штаны и камзолы из плотной ткани, не пренебрегли также кирасами и поножами — это была уступка Джеффри. Тот был настолько озабочен безопасностью своей невесты, что никуда не отпускал ее без оружия и доспехов, защищающих в пути светлую кожу девушки от шипов и терний. Таская на себе все это железо, Ртуть не роптала: она ценила свободу передвижения наряду со свидетельствами любви и заботы ее жениха. Кроме того, нехотя признавала девушка, путешествовать верхом куда удобнее в штанах, чем с голыми коленками.

Увидев спешащую ей навстречу Корделию, Ртуть нахмурилась.

— Ну, и где же шляется ваш драгоценный братец? — спешиваясь, спросила она. Затем, вспомнив о хороших манерах, добавила:

— Приветствую вас, леди.

— Я также приветствую вас, леди-воительница! — Корделия остановилась перед будущей родственницей и перевела дух.

— Ваш жених отбыл в обществе моего, или, вернее, — наоборот: мой жених уехал с вашим! — она коснулась руки Ртути. — Омойте лицо свое от дорожной пыли и приходите в сад. Мы выпьем вина, и я расскажу вам, как обстоят дела.

Продолжая хмуриться. Ртуть обернулась к своим спутницам:

— Отдыхайте, пока есть такая возможность, леди.

Не исключено, что вскоре мы снова двинемся в путь.

Четверть часа спустя она сидела рядом с Корделией — умытая, надушенная, в пышном шелковом платье. Припекало солнышко, мирная картина радовала глаз. Сад представлял собой огражденную стенами пятидесятифутовую площадку, с клумбами по бокам и фонтаном в центре. Множество цветов и фруктовых деревьев свидетельствовало о том, что садовники трудились на славу. С полдюжины их и сейчас копались в земле, пропалывая грядки и сортируя луковицы цветов.

Девушки сидели, потягивая молодое вино и обсуждая вероломство возлюбленных, которые поспешили улизнуть от дамской опеки по своим мужским делам.

Предполагалось — на защиту несчастных обиженных крестьян.

— Так, значит, они оба отправились поразвлечься? — спросила Ртуть.

— Да, и чтобы помочь девушке в беде.

— Ах, в самом деле? — недобро сверкнула глазами Ртуть. — И не подождали меня? Не очень-то учтиво с их стороны. А она хорошенькая — эта девушка?

— Весьма — когда с нее смыли дорожную пыль и грязь ее родного пепелища. Однако, думается, не это главное: наших героев подогревала возможность оказаться спасителями целой деревни.

— Ну что ж, достойная цель, — пожала плечами Ртуть. — Во всяком случае, они ведь не запретили тебе лететь следом и приглядывать за ними?

— Да нет, — не очень охотно молвила Корделия.

— Прекрасно, значит, я отдохну часок, затем снова нацеплю оружие и отправлюсь вдогонку, — Ртуть допила вино и вновь наполнила кубок.

— Не уверена, что это благоразумно, — медленно проговорила Корделия.

— Благоразумно? — нахмурилась Ртуть. — Если учитывать, что против них выступит барон и вся его шайка, принцу и Джеффри не помешает лишний меч!

— Возможно, но не забывай, что Джеффри может остановить и обезвредить противника с помощью магии, — напомнила Корделия. — Кроме того, есть шанс, что барон, при всем своем неразумии, одумается и проявит уважение к наследному принцу.

— Скорее этот олух еще больше задерет нос перед Аденом, — сверкнула глазами Ртуть на свою будущую невестку. — Во всяком случае, мы же не откажем в помощи нашим женихам только потому, что о ней никто не просил!

— Ну, я бы не стала так сильно за них беспокоиться! — пожала плечами Корделия. — Кроме того, если дело действительно примет плохой оборот, Джеффри всегда сможет меня вызвать, и я достаточно быстро перенесусь туда на моей метле. А Грегори — тот и вовсе окажется там мгновенно.

— Грегори, помнится, весьма занят, — напомнила Ртуть. — Он эскортирует эту нахалку Морагу в Раннимид.

Взгляд ее упал на седовласого садовника за спиной Корделии, и девушка спросила:

— Ну-ка, дружище, что ты там хихикаешь втихомолку? Может, поделишься с нами?

Корделия удивленно оглянулась: она тоже не видела повода для веселья.

— Как зовут вас, милейший?

— Ну как же, миледи, я — Том Садовник, — старик с улыбкой поднялся с колен и сдернул шапку.

Затем он сделал над собой усилие, и его лицо снова стало непроницаемым.

— Мы, должно быть, сказали что-то очень смешное? — предположила Ртуть, обращаясь к своей собеседнице.

— Надо будет запомнить, чтоб рассказать их величествам, — в голосе Корделии слышался сарказм, она снова обратила взор на садовника. — Ну, так что же, причина веселья — наша беседа о женихах?

На этот раз слуге понадобилось больше времени, чтоб справиться с разбиравшим его смехом, но ответил он почтительно:

— Да, миледи. Не сомневаюсь, что принц и лорд Джеффри легко расправятся с бандой барона. Но, думаю, причина их поспешного отъезда не в этом, вернее — не только в этом.

Ртуть смерила садовника долгим взглядом и пожаловалась Корделии:

— Все ясно — мужской заговор!

Затем она снова обернулась к старику:

— Говори, виллан, что на самом деле задумали предпринять принц с Джеффри?

— Только то, что и говорили, — невинно ответил Том. — Но даже такой старик, как я, скажет вам, что заставило их сесть в седла.

— Да? Старик скажет? — Ртуть была мрачнее тучи. — Тогда пусть он поторопится, если не хочет свести знакомство с розгами!

— Конечно, миледи! — улыбка снова проступила на старческом лице. — Все очень просто. Дело в том, что молодым джентльменам необходимо время от времени доказывать самим себе, что они достойны своих прекрасных дам. И чем прекраснее дамы, тем весомее должны быть, эти доказательства!

Ртуть посмотрела на него оценивающе и констатировала:

— В этом определенно что-то есть.

— Конечно же! Наши милые дурни! — Корделия просияла улыбкой. — Но тогда скажи, Том Садовник, что случится, если мы отправимся им на подмогу?

— Ну как же, миледи! Вы поставите под сомнение их достоинства!

— Глупости! — фыркнула Ртуть. — Их достоинства всем очевидны!

— В самом деле? — хмыкнул садовник. — Даже дамам, вынужденным спасать своих неразумных кавалеров?

Ртуть хотела возразить ему, но Том Садовник все же закончил фразу:

— Уверяю вас, мужчины не прощают женщинам собственной беспомощности! Что бы вы ни говорили потом, они вам не поверят. Таким образом, ваша помощь обернется унижением для ваших кавалеров.

— Все мужчины глупеют до невозможности, когда речь заходит об их гордости! — пожаловалась Ртути Корделия.

Том Садовник открыл было рот, чтобы добавить что-то, но затем передумал и вернулся к своим луковицам.

— Ну говори, — потребовала Ртуть. — Что еще у тебя на уме?

— Я только хотел спросить, — вздохнул садовник, — а разве у женщин нет собственной гордости, заставляющей их считать себя не хуже мужчин?

Перепачканные руки старика ловко отбраковали одну цветочную луковицу и приступили к посадке остальных.

— Полагаю, мы проигнорируем этот выпад. Как и сам вопрос Тома, — насмешливо заявила Корделия, пребывая тем не менее в легкой задумчивости.

— Однако не следует пренебрегать его советом!

— Я ничего не советовал, — быстро возразил Том Садовник.

— Формально — да, — согласилась Корделия.

— Ага, — сказала Ртуть. — Он только дал честный ответ на наш вопрос.

— Если таковой вообще существует, — добавила Корделия. — Тем не менее давайте продолжим. Ответь, Том, ты и впрямь считаешь, что мальчикам требуется время от времени избавляться от нашего общества? Наша опека видится им подобием бархатных колодок?

— Такова жизнь, — уклончиво ответил старик. — Молодые люди нуждаются в этом. Время, проведенное вдали от возлюбленных, укрепляет чувства. Разве вы не слышали пословицу: разлука заставляет сильнее биться сердца?

— Ну да — от страсти к другим девушкам! — мрачно закончила Ртуть.

— Этого не случится, если они действительно любят нас, — Корделия с улыбкой положила руку на плечо подруги. — Но так или иначе, а Том Садовник попал в самую точку.

— Да уж, верно подмечено, — мрачно констатировала Ртуть.

— Остается только решить: насколько можно доверять нашим мальчикам, — Корделия подняла вопросительный взгляд на собеседницу. — Неужели ты всерьез допускаешь, что после того, как Джеффри узнал тебя, какая-нибудь другая девица сможет удержать его сердце больше, чем на час-два?

— Да хоть и на час! — недовольно буркнула Ртуть. — Правда, надо признать, Джеффри не склонен к флирту посреди заварушки.

Она несколько вызывающе посмотрела на Корделию:

— А ты, сестрица? Ты уверена в своем обожателе?

— О, да, — лицо Корделии осветилось тихой, довольной улыбкой. — Думаю, Алену можно доверять, нравится ему это или нет.

Старый садовник отвернулся от девушек и занялся прививкой ростка к розовому кусту.

Итак, настало время решительных действий. Уж и намучилась Морага с этим Грегори! Она испробовала, кажется, все: пыталась быть милой, завлекающей, романтичной. Все, чего ведьма добилась в результате, — так это лекции о недопустимости добрачной любви! Как бы не так! Наставники внушали ей, и весьма успешно, что мужчины чаще всего ищут секса без каких-либо привязанностей и обязательств. Самая желанная женщина, учили ее, та, что, не задумываясь, расстелет свои простыни, а наутро так же легко распрощается с очередным поклонником. Морага решила продемонстрировать высший класс: она даст Грегори больше, чем он мог пожелать!

Девушка приступила к новой проекции: формы тела превосходили самые смелые мечты, черты лица были способны отправить в поход одиннадцать сотен кораблей и погубить Трою (по мнению Мораги, Елена Прекрасная была чрезвычайно красивой, но недостаточно эротичной). Ведьма могла быть довольна. В результате ее трудов красотка в сногсшибательном наряде с алыми губами и темными миндалевидными глазами расположилась неподалеку от поворота дороги, по которой ехал Грегори. Она приняла одну из самых соблазнительных поз и приготовилась ждать, сколько потребуется.

Юноша показался из-за поворота и буквально окаменел, глядя во все глаза. Его конь, невосприимчивый к дамским прелестям, благополучно миновал этот сокрушительный риф женственности, о который на приливной волне гормонов готова была разбиться утлая ладья по имени Грегори.

— Прошу вас, добрый рыцарь, сойдите с коня и отдохните подле меня, — промурлыкало сие прекрасное видение.

Грегори сделал попытку (безуспешную) скрыть удивление и пролепетал:

— Благодарю вас, мадемуазель, но мне…я должен ехать дальше.

— Но это нечестно, сэр! — надула губки эта воплощенная мечта. — Меня зовут Хани[1], и во мне вся сладость, какую только может пожелать мужчина. Неужели же юный рыцарь не остановится отведать такого лакомства?

Беззастенчивость этого предложения потрясла юношу.

— Но я…я связан моей миссией.

— Сэр потеряет больше, чем найдет в своей миссии.

— Мне надо… мой долг зовет меня в путь, — запинаясь, проговорил Грегори.

— Но если сэр отвергнет мой зов, он будет жалеть всю жизнь, — девушка прикоснулась к его щеке, и юноша почувствовал легкое покалывание там, где кончики ее пальцев оставляли дорожку в своем движении к его губам. — Что может быть важнее любви, сэр? Всего час со мною рядом будет согревать вас всю оставшуюся жизнь!

— Согревать… Но я должен… Мой долг!

— О, синица в руке много лучше путешествия за журавлем, сэр, — усмехнулась девушка.

Ее пальцы добрались уже до груди юноши и сейчас теребили его одежду, оставляя обжигающие следы на коже.

— Я не смогу выдержать…

— Так я поддержу вас, — Хани задержала его руку и притянула к своей груди.

Грегори ощутил, как тело девушки под тонкой тканью напряглось и задрожало от его прикосновения.

Однако такой накал страстей оказался чрезмерным для юноши. Обострившиеся чувства вдруг забили тревогу, пробуждая его от сладостного эротического сна и возвращая к трезвым мыслям. Он припомнил, почему оказался посреди этой дороги, кого искал. Это, в свою очередь, заставило Грегори отвлечься от роскошного тела незнакомки и окунуться в ее мысли. И здесь он обнаружил те характерные оттенки, которые позволили распознать его давнюю противницу — Финистер. В очередной раз интеллект поспорил с одурманенным зрением и победил.

— Вы смущены, сэр? Я кажусь вам чересчур прекрасной, чтобы быть верной подругой? — вкрадчиво спросила девушка. — Что ж, признаю: добродетель не является моим главным сокровищем. Моя истинная ценность, мое предназначение — в другом: дарить и искать наслаждение! Не те жалкие и тривиальные крохи, что удавалось найти до сих пор. Мне нужен мужчина, который бросит меня в вихрь новых ощущений, поднимет на вершины экстаза!

— Боюсь, я не знаю дороги туда и вряд ли смогу оказаться полезным.

— О, не надо недооценивать себя, сэр! Доверьтесь мне, и мы вместе найдем дорогу, — возразила девушка. — Не стоит искать вечной любви — ее не существует. Но не следует и отказываться от тех подарков, что посылает нам судьба! А вы, сэр, моя главная удача за сегодняшний день!

В этом потоке слов и эмоций Грегори вдруг остро ощутил ее горечь, то зерно правды, которое Финистер заботливо прятала в коконе лжи и полуправды. Девушка не заблуждалась на свой счет: мужчины ценили лишь ее сексуальную притягательность, не заботясь о внутренней сущности.

Грегори глубоко возмущала такая позиция, когда принималось в расчет лишь тело женщины. Его детство и юность прошли рядом с матерью и сестрой, которых он, конечно же, не идеализировал, однако нежно любил. Ум и душа человека, независимо от его пола, имели большое значение для молодого человека. И эту уверенность не могли поколебать даже те неудачи, когда он искал в женщине личность, равноценного партнера и, увы, обманывался.

— Ну же, благородный рыцарь, подарок судьбы! Сойдите с высоты своего коня! Спуститесь ко мне, и я вознесу вас на такие высоты, о которых вы не могли и мечтать! Ибо я умею делать это лучше всего! По правде говоря, это — единственное, что я умею делать.

— Не смей так думать! — строго возразил Грегори.

В негодовании он выпрямился в седле, сжимая поводья:

— Нельзя отказываться от мечты о высокой любви!

Любить и быть любимым, непрестанно трудиться для счастья другого — вот в чем предназначение каждого человека!

— Ну, так сделай же меня счастливой! — воскликнула Хани, откидываясь назад и протягивая руки. — Подари счастье и заставь потрудиться для тебя!

Девушка явно провоцировала Грегори, но за этими знойными словами снова промелькнуло нечто сокровенное, тоска, которую, возможно, истинная Финистер прятала даже от самой себя. Некое томление по тому единственному, кто любил бы ее вечно, любил бы так сильно, что закрывал глаза на ее многочисленные недостатки. Юноша вдруг понял, сколь низка самооценка У Финистер. Будучи невысокого мнения о себе самой, она не верила, что такой человек — рыцарь ее мечты, найдется. Да чего уж там, сама ведьма в себя бы не влюбилась!