Звездный Камень (№2) - Мудрец

Внизу на него прыгнул Кьюлаэра, махнул Коротровиром.

Капитан упал, потекла кровь. Солдаты закричали и бросились на Кьюлаэру, а Китишейн выпустила две стрелы, и со стены упали двое караульных, умершие еще прежде, чем успели удариться о землю, а остальные четверо кочевников встретили солдат, отбросив копья, чтобы работать кинжалами. Солдаты не ожидали, что на них бросятся их соратники; они погибли изумленными.

И тут в ворота ворвались верблюды.

Кочевники неожиданно оказались повсюду, они били мечами, кололи копьями. Десять Людей Ветра встали у ворот. Кьюлаэра крикнул, и его мнимые солдаты побежали за ним. Оглянувшись, он увидел, что одного они уже потеряли, но продолжал скрепя сердце путь — горевать надо будет потом.

Солдаты устремились к воротам отовсюду, и Кьюлаэра успел заметить, из какого здания выбегают одетые побогаче. Это наверняка были командиры. Он бросился к этому зданию и ударил Коротровиром первого из них. Человек взвыл от боли, отшатнулся, схватился за бок. Четверо командиров злобно закричали и бросились на Кьюлаэру, размахивая боевыми топорами.

Кровь запела в его жилах, а Коротровир — в его руках. Он отражал удары топоров и наносил удары сам, но один топор смог пробиться и врезал по доспехам Аграпакса. Кьюлаэра почувствовал сильную боль, но, забыв о ней, ударил противника, тот упал, и кровь брызнула из его раны. Потом еще один топор пробил кожаные доспехи и врезался в середину волшебного нагрудника с такой силой, что у Кьюлаэры остановилось дыхание. Скрючившись от боли, Кьюлаэра тем не менее продолжал рубить мечом налево и направо. Когда еще один удар пришелся ему в поясницу, он замер. Снова его пронзила боль, но он развернулся и сбил с ног последнего врага, встал, задыхающийся, и быстро осмотрелся. Он понимал, что если бы не подарок Кудесника, лежать ему сейчас мертвым на камнях двора крепости.

Вокруг него кочевники бились с гормаранами. Еще двое из его людей погибли, но и гормаранов уже осталось считанные единицы. Один-два еще дышали или стонали, вяло пытаясь шевельнуться.

— Избавь их от страданий, — сказал Кьюлаэра одному из кочевников, а когда тот непонимающе поморщился, резко проговорил:

— Убей их, — на языке Людей Ветра — два войска уже научились нескольким словам друг у друга.

Кочевник кивнул с такой улыбкой, что даже Кьюлаэра передернулся. Повернувшись, кочевник пошел к двум пока еще живым гормаранам, чтобы избавить их от страданий милосердными ударами.

Остальным своим людям Кьюлаэра сказал слова, которым научил его Йокот:

— Идите быстрей и убейте как можно больше командиров. Не задумывайтесь о достоинстве больше, чем задумываются они.

Кочевники сдержанно улыбнулись и пошли делать свое дело. Они успели как раз вовремя — солдат было втрое больше, чем кочевников, и хоть Люди Ветра убивали впятеро больше, но и сами гибли во множестве. Кьюлаэра сорвал одежду с высокопоставленного командира и переоделся в нее, затем поймал одного из кочевников, добивающих раненых, и сунул ему гормаранскую форму. Тот понял и быстро переоделся.

— Прикажи им сдаться, — сказал Кьюлаэра на языке кочевников, насколько мог четко, уповая лишь на то, что сказал именно то, чему научил его Йокот.

Кочевники знали не так уж много слов из языка солдат, но слово «сдавайтесь» знали точно. Кочевник усмехнулся, кивнул и зашагал прочь.

Кьюлаэра нырнул в толпу в поисках Виру и ее женщин. По пути он получил еще несколько ран в руки и бедра, где волшебные доспехи не прикрывали его. Он отвечал ударом на удар, но на то, чтобы прицелиться или посмотреть, куда он бьет, у него времени не было, поэтому он не знал, удалось ли ему нанести врагам раны посерьезнее поверхностных. Он нашел Виру и ее женщин у ворот. С ними был Юзев. Там был еще кочевник, которого Кьюлаэра не знал и вроде бы впервые видел, в темно-желтой рубахе, с горящими глазами.

— Имя — Роннар, — представил Юзев. Роннар в качестве приветствия поднял обе руки, показав пустые ладони.

— Я Кьюлаэра.

Воин сделал то же самое, а потом на ломаном языке кочевников спросил:

— Его знать что делай?

Юзев кивнул:

— Говорить с солдатами.

Кьюлаэра ухмыльнулся и махнул рукой:

— Вверх! Делай!

И они пошли наверх, и с ними кочевник в желтой рубахе, или тот, кто был когда-то кочевником. Йокот велел им отыскать переводчиков — Людей Ветра, поселившихся в крепости и выучивших гормаранский язык.

Кочевник, которого Кьголаэра переодел командиром, встал во весь рост на стене и закричал на гормаранском языке. Вира повела своих женщин в его сторону. Из толпы появилась Китишейн, присоединилась к ним, держа захваченный гормаранский боевой топор наготове, чтобы отражать удары, но ударов не последовало, потому что все солдаты побежали смотреть на командира, стоявшего на стене и приказывавшего им сдаваться. Они растерялись, а увидев, как командир спустился и исчез в толпе, совсем опешили. Они начали громко кричать, о чем-то спрашивать, но ответов не последовало, пока Китишейн и Вира не привели своих женщин на стену и кочевник в желтой рубахе не обратился к гормаранам на их языке. Солдаты забегали, принялись кого-то искать.

Кьюлаэра знал, кого они искали — командиров. Некий командир почему-то приказывает им сдаться, после чего исчезает. Гормараны кричали, пытаясь услышать объяснения от других командиров, но никто не отвечал им. Как же так? Один из пленных кочевников, один из их рабов встал теперь над ними и говорит, что все командиры погибли! Они рыскали повсюду, искали, путались — ведь это были люди, которых готовили только к одному — подчиняться; этих солдат никогда не учили самим отвечать за себя, приучали не думать. Думать за них должны были командиры.

Теперь командиров не стало.

Гормараны, неспособные ничего придумать сами — или боясь действовать, — побросали топоры и подняли руки вверх.

Кочевники разразились победоносными криками. Китишейн что-то сказала человеку в желтой рубахе, и тот громко перевел:

— Возвращайтесь в свои дома! Сидите на своих кроватях! Ждите, когда командиры скажут вам, что делать!

Солдаты тупо повиновались: повернули и зашагали к своим баракам.

Как только они отошли подальше от ворот, Кьюлаэра бросился к тому месту, где упал Атакселес, держа Коротровир наготове, чтобы дать шаману отпор, если тот придет в сознание. Лестницу, ведущую к парапету, он преодолел легко, но Лтакселеса не нашел. Он опоздал; его враг снова исчез.

Переводчик узнал об Атакселесе больше, просто расспросив солдат. Они отвечали ему с готовностью, даже с бахвальством.

— Он — жрец Боленкара, — сказал Роннар. — Он — великий чародей, он не просто шаман, он находит наслаждение в мучениях своих врагов.

Лицо Йокота потемнело, когда он услышал это Он уставился в ночь за окном дома старшего командира. Прежний его владелец уже лежал в неглубокой могиле за полосой вспаханной земли. Гном повернулся к Роннару и спросил:

— Правда, что он приносил живых людей в жертву Боленкару, убивая их медленно и жестоко?

— Правда, — мрачно ответил Роннар. — Откуда тебе это известно, шаман?

— Потому что я знаю, что такое мучитель, а Атакселес — из этих. — Йокот выглядел так, будто ему хотелось отплеваться. — От этих жертвоприношений толку, конечно, было немного — у Боленкара есть сила, но он не улин и почти не способен этой силой поделиться. Кроме того, он не собирается делать кого-либо из своих любимцев сильнее, чем это требуется. Но я подозреваю, что Атакселес тешил себя мыслью о том, что такие жертвоприношения повышают его силу, либо, если он даже понимал, что это не так, чужая боль приносила ему такое наслаждение, что ему хотелось убивать и убивать без конца.

— Значит, он — воплощение Зла, — мрачно сказала Китишейн.

— Наверняка, — угрюмо согласился Йокот и повернулся к Роннару. — Все жрецы Боленкара столь гнусны или он был каким-то особенным?

— Он главный из его жрецов, — ответил Роннар. — Солдаты называют Боленкара Багряным...

— Так называли Улагана. — Кьюлаэра вспомнил, что это имя упоминал Миротворец.

— ...и поэтому Атакселеса прозвали Багряным Жрецом, — закончил Роннар.

— Но что он делал здесь, на маленькой пустынной заставе? — спросил Кьюлаэра.

— Искал людей для жертвоприношений, — ответил Йокот, и Роннар кивнул и начал что-то объяснять.

Лицо Юзева потемнело, он перевел слова Йокоту, лицо которого застыло, от злости гном с трудом выговаривал слова.

— Отряд, на который мы напали из засады, был послан не для того, чтобы подавить восстание, — он искал жертвы для алтаря Боленкара. Если бы им удалось пленить бунтовщиков — хорошо, но, если бы они нашли мирных пастухов, они бы и этим удовлетворились.

Юзев произнес какие-то слова — тихо, но страстно.

— Что он сказал? — спросила Китишейн.

— Ничего такого, что стоило бы переводить, — ответил Йокот.

Глава 26

Роннар носил желтую рубаху потому, что солдаты заставили осевших в крепости кочевников перекрасить одежды, чтобы гормараны могли отличать «диких» Людей Ветра от прирученных. Все оседлые кочевники были за то, чтобы сжечь эту одежду и скроить новую, но Китишейн не позволила им этого сделать: одежда могла создать у гормаранских солдат впечатление, что они разговаривают не со свободными людьми, а с пленниками.

Все без исключения оседлые кочевники пожелали освободиться. Когда они попали в плен, солдаты стали вести себя с ними жестоко — надменные и высокомерные, они избивали всякого, кто осмеливался с ними не согласиться, убивали каждого, кто отказывался жить по гормаранским законам, брали себе любую приглянувшуюся женщину. Бывшие Люди Ветра все как один были счастливы вновь стать кочевниками Они собрали свои пожитки, забрались на солдатских лошадей и ускакали в пустыню, оставив гормаранов без средств передвижения и без еды, кроме сложенных на складах запасов или зреющего на полях урожая.

— Пусть узнают, что значит жить в пустыне, — сказала Китишейн, и кочевники ответили ей радостными криками, но когда они поскакали прочь, Китишейн оглянулась и увидела, как несколько солдат ходят по полю. Она показала на них Кьюлаэре со словами:

— Похоже, когда-то эти люди были земледельцами.

Кьюлаэра кивнул:

— И снова станут ими. По правде сказать, Китишейн, многие из них вовсе не выглядят расстроенными из-за отсутствия командиров.

— И из-за того, что им не надо возвращаться в Гормаран, — кивнула Китишейн. — Мы думали, что причиним им боль, а сделали доброе дело, Кьюлаэра. Разве это плохо?

Воин улыбнулся:

— Наверное, нет, любимая.

Она удивленно посмотрела на него, а потом ответила на его взгляд робкой улыбкой.

* * *

Итак, они поскакали назад в пустыню, втрое увеличив свою численность — у покоренной крепости жило два племени. Юзев, казалось, очень понравился Вире; она скакала с ним рядом, не теряя, правда, осторожности, и пыталась научить его своему языку. А он в ответ учил ее своему. Через несколько дней все северяне обменивались словами с Людьми Ветра. Мало-помалу создавался общий язык. Мало того: оседлые кочевники учили всякого желающего гормаранскому. Самыми лучшими учениками были, конечно, Юзев и Йокот, но и Кьюлаэра с Китишейн не отставали от них, а Луа на удивление легко впитывала оба языка. Она определенно училась быстрее — так быстро, что через несколько дней уже свободно болтала с женщинами-кочевницами. Ей так важно было поддерживать окружающих и завязывать отношения, что она не могла позволить, чтобы ей в этом помешала такая мелочь, как незнание чужого языка.

Поначалу гномы удивляли кочевниц: живя в пустыне, они почти ничего не слышали об обитателях подземного мира, не говоря уже о том, чтобы их видеть, но, быстро оправившись от изумления и переборов страх, они вскоре стали болтать с Луа так, будто она была их старой подругой, с которой они давно не виделись. Китишейн с ревностью смотрела на свою крохотную подружку — с ней самой кочевницы вели себя осторожнее. Она, в конце концов, была военачальницей и поэтому стала ближе к мужчинам, чем к ним. «Но если я вконец изголодаюсь по женскому обществу, — думала Китишейн, — я всегда смогу попросить Луа, и она мне поможет подружиться с кочевницами».

Странно было себе представить, чтобы человек обратился за помощью к гному, но мало-помалу Китишейн начинала к этому привыкать.

Они совершили еще два набега на крепости, пользуясь испытанным приемом, а Атакселес, похоже, окончательно покинул пустыню. Они шли все дальше, увеличивая по пути свое войско кочевников, и к тому времени, когда земля превратилась из пустыни в плодородные обработанные поля, их войско насчитывало уже более тысячи человек. Крестьяне, работавшие в полях, поднимали головы и, завидев их приближение, убегали.

Они, конечно, сообщали обо всем своим вождям, а те уведомляли о происходящем солдат. Долго ли еще оставалось ждать, прежде чем им дадут подготовленный бой?

Но еще прежде, чем этот бой состоялся, они наткнулись на шайку ваньяров.

Варвары, увидев конное войско, в десять раз превосходящее их численностью, бежали. Их колесницы поднимали тучи пыли. Люди Ветра радостно вскричали и кинулись вдогонку. После того как они проехали полмили, Китишейн велела придержать верблюдов.

— Эти колесницы мы так или иначе догоним, но они могут привести нас к засаде.

Слова Китишейн отрезвили кочевников. Люди Ветра стали осторожнее. По предложению Китишейн Кьюлаэра выслал вперед разведчиков. Потом они переговорили с Йокотом.

— Надо выяснить, узнали ли нас эти ваньяры, — сказал гном. — Сражение с другим племенем было все-таки далеко на севере. И это племя запросто может ничего не знать о нашей победе.

— Дельно сказано, — кивнул Кьюлаэра. — Какой воин захочет рассказывать о своем поражении?

— Может, удастся устроить переговоры, — сказала Китишейн — правда, без особой надежды. — Вдруг удастся обойтись без кровопролития.

— Все может быть.

Но и Йокот не выглядел особенно уверенно. Они осторожно преследовали конный отряд, возвращающийся к главному становищу ваньярского племени. И вскоре они увидели огромную армию колесниц, несущихся в их сторону. Лошади мчались галопом, наездники кричали, но численностью они не превосходили войско Кьюлаэры и поэтому нападать не стали, а выстроились в ряд поперек дороги.

— Кто умеет говорить на их языке? — крикнул Кьюлаэра. Никто не ответил.

— Мы что, даже не сможем поговорить с ними? — раздраженно закричал он. — Йокот! Позови шамана!

— Я попробую, но не стоит многого ждать от разбойников. И все же гном взобрался на спину верблюда и громко обратился к ваньярам.

Все уставились на него. Ваньяры не поняли, что это гном, тем более что он был в маске, его ярко озаряло солнце, но один юноша бросился к военачальнику. Тот что-то сурово отвечал ему, и молодой человек погнал свою колесницу в объезд.

— Он возвращается в главное становище, — крикнул Йокот.

— Похоже, понял шаманский язык. — Кьюлаэра был мрачен. Он не был уверен, что события развиваются так, как ему того бы хотелось.

— Может, он из тех, кто начал учиться шаманскому делу, но затем решил стать воином, — предположила Китишейн. — Наверное, он решил сбегать за настоящим шаманом.

— Не похоже на то, что они собираются начать наступление до его возвращения, — сказал Йокот сверху. — Давайте ждать, но не терять бдительность.

Кьюлаэра согласился и сообщил остальным вождям о принятом решении. Все опустили копья и стали ждать, готовые в любой момент вступить в бой. Но ваньяры наступления не начинали, лишь успокаивали встревоженных лошадей и не менее встревоженную молодежь.

И вот уже гонец мчится назад, поднимая вокруг себя облако пыли, а в колеснице он везет седовласую женщину. Он остановил колесницу между двумя рядами воинов, и женщина сошла. Она подошла к Йокоту, каждым своим шагом выражая величие, остановилась, подняла руки к небу и обратилась к нему. Юзев переводил:

— Она говорит, что ее зовут Масана, что она единственная, кто может выполнять роль шамана в этом племени после смерти старого Двелига. Она спрашивает у Йокота, кто он такой и зачем привел сюда свое племя.

Йокот, немного помолчав, ответил. Юзев снова перевел:

— Он говорит, что мы — войско из многих племен — хотим отомстить гормаранам.

— Но мы же не собираемся мстить! — запротестовала Китишейн.

— Да, — сказал Кьюлаэра, — но это единственная причина, понятная ваньярам. Йокот говорит им, что, если они нас пропустят, мы не причиним им вреда, поскольку мстить мы намерены гормаранам, а не ваньярам, если же они нас не пропустят — мы будем драться.

Ваньяры зароптали. Воины начали потрясать пиками и топорами, их голоса слились в рев.

Вдруг Китишейн осенило, и она схватила Кьюлаэру за руку.

— Воин! Вызови их предводителя на бой один на один.

Кьюлаэра удивленно посмотрел на нее, а потом понял, что это очень разумно — такой поединок вполне мог бы заменить сражение и предотвратить его. Сомнений в своей победе у него не было. Он выступил вперед и крикнул:

— Йокот, переведи мои слова! Скажи им, что я — Кьюлаэра, вождь нашей армии! Скажи, что я вызываю их предводителя сойтись один на один здесь, между рядами воинов!

— Кьюлаэра! Ты понимаешь, что делаешь? — испуганно закричала Луа.

— Спокойно, сестра, — крикнула Китишейн. — Он знает, что делает, а предложила это я.

— Ну... я знаю, что на самом деле ты не хотела бы, чтобы он рисковал жизнью... — сказала Луа, хотя в голосе ее чувствовалось сомнение.

Йокот передал сказанное, и, услышав перевод Масаны, ваньяры успокоились, но тут же взревели, однако на сей раз радостно. Масана повернулась к Йокоту и сказала всего одно слово.

— Она сказала: «да», — перевел Йокот.

— Ну и славно.

Кьюлаэра встал между войсками и обнажил меч.

— Йокот! Надо поговорить! — крикнула Китишейн. Гном нахмурился, неохотно сполз со своего высокого места, прошел между ног верблюда и подошел к ней.

Главарь ваньяров слез со своей колесницы и встал напротив Кьюлаэры. Он был на дюйм или два выше воина и выглядел крепче. Кьюлаэра вдруг засомневался в предложении Китишейн. Главарь был по меньшей мере на десять лет старше его, а скорее всего на двадцать, потому что в его бороде уже белела седина.

Позади Кьюлаэры Китишейн быстро переговаривалась с Йокотом. Маленький человечек кивнул, сел на землю, закрыл глаза и ушел в шаманский транс. А Юзев тем временем встал возле него, чтобы охранять. Увидев это, Масана помрачнела. Она повернулась к молодому человеку, который привез ее, махнула рукой и ушла за ряды ваньяров, чтобы тоже погрузиться в транс.

Кьюлаэра шел вперед. Китишейн крикнула:

— Не убивай его, Кьюлаэра. Постарайся, чтобы схватка длилась как можно дольше.

Ее вера в него была такой трогательной. Об этом с горечью думал Кьюлаэра, приближаясь к главарю ваньяров, который с каждой секундой казался ему все более суровым и стойким. Главарь стукнул себя по груди и крикнул:

— Сингорот!

Наверное, так его звали. Кьюлаэра повторил его жест и крикнул в ответ:

— Кьюлаэра!

Главарь ваньяров ухмыльнулся и перебросил руку за спину. Но выхватил он не топор, а огромный кривой меч. Его улыбка стала шире, он шагнул вперед, поднял меч.

У Кьюлаэры сразу стало легче на сердце. Если бы ваньяр бился топором, это было бы намного сложнее, но меч — это именно то, что ему вполне по силам — тем более что, судя по тусклому цвету, это было обычное кованое железо, может быть, даже не сталь. Коротровир скорее всего разрежет его, как сыр, но тогда у Кьюлаэры возникнет другая сложность. Как он сможет затянуть схватку? Ему надо быть очень осторожным, чтобы и в самом деле не разрубить этот клинок!

А еще надо быть осторожным, чтобы не умереть. Сингорот кинулся вперед, размахивая огромным клинком, который напоминал заточенный полумесяц. Кьюлаэра отпрыгнул и отразил удар, направив меч вниз. Меч Сингорота вонзился в землю, и ваньяр взревел от досады и злобы. Пока он вытаскивал клинок, Кьюлаэра прыгнул и ударил его по правой руке — не сильно, лишь чтобы потекла кровь. Воины увидели это, по рядам войска Кьюлаэры пронесся радостный гул, ваньяры ответили злыми криками. Все замахали и зазвенели оружием, но никто не кинулся в бой.

Сингорот с ревом вытащил из земли клинок и пошел на Кьюлаэру, размахивая мечом вверх и вниз, вправо и влево. Кьюлаэра уворачивался снова и снова, ожидая, когда соперник раскроется, понимая, что надо позволить Сингороту ударить себя, чтобы тот не потерял достоинства, но понимая и то, что нельзя позволить, чтобы удар пришелся в уязвимое место. Наконец он решил, что должен доверять доспехам Аграпакса, поднял меч и замедлил отступление. Сингорот победоносно заорал и ударил. Меч врезался в нагрудник Кьюлаэры. Он зашатался так, словно его боднул бык. На какое-то мгновение все вокруг Кьюлаэры поплыло, и ему пришлось потрудиться, чтобы вздохнуть, но он успел вовремя прийти в себя и увидеть, что меч Сингорота вот-вот угодит ему по лодыжкам. Он подпрыгнул выше меча, еще не успев приземлиться, Кьюлаэра ударил по шлему Сингорота. В удар не было вложено слишком много силы, но ее было достаточно, чтобы оставить в металле вмятину и заставить Сингорота зашататься. Понимая, что все должно выглядеть по-настоящему, Кьюлаэра с осторожным видом подошел к нему, ожидая, когда соперник восстановит силы и сможет продолжить игру. К счастью, Сингорот не почувствовал подвоха, а Кьюлаэра понимал, что нельзя давать ему это почувствовать.

Сингорот кряхтя выпрямился и двинулся вперед, держа меч обеими руками прямо перед собой. Затем он начал размахивать им из стороны в сторону. Казалось, будто человек и меч превратились в змею, выбирающую лучшее место для укуса.

Кьюлаэра держал Коротровир на уровне груди, готовясь защищаться. Притворство начинало его утомлять, ему хотелось сразиться по-настоящему, но он хорошо понимал, что стоит ему это сделать, и ваньяры не станут ждать ни мгновения. Кьюлаэра думал, что без волшебных доспехов и заколдованного меча он, конечно, был бы примерно равен Сингороту по силе, а без уроков Миротворца он бы стал добычей для этого хищника.

Но на нем были и доспехи Аграпакса, а в руках меч Огерна, и, что еще более важно, он помнил уроки Миротворца. Он прыгнул к Сингороту, описал Коротровиром круг, вывернул меч ваньяра из его рук, но в последний момент отпрыгнул, и меч остался на месте. Высоченный ваньяр замер, посмотрел на соперника, и у Кьюлаэры замерло сердце, он понял: Сингорот догадался, что с ним играют. В его взгляде был страх. Он боялся опозориться перед своим войском.

«Ага!» — подумал Кьюлаэра, увидев выход, но что он мог поделать, не умея говорить по-ваньярски? Он отразил следующий выпад Сингорота, отступил, потом резко изменил направление движения и поднял Коротровиром меч ваньяра. На какое-то мгновение мечи замерли высоко в воздухе, Сингорот изумленно уставился на уступавшего ему ростом соперника.

Кьюлаэра подмигнул.

Сингорот несколько мгновений ошеломленно смотрел на него. Потом его лицо потемнело, он с ревом отпрыгнул и снова ринулся в бой.

* * *

Йокот пересек вересковую пустошь и подошел к огромному стволу, росшему посередине, эта пустошь была Серединой Мира. Он на мгновение остановился, посмотрел на возвышавшееся над ним и исчезающее в облаках, преграждающих солнечный свет, величественное дерево. Когда он был здесь в прошлый раз, сияло солнце и Древо исчезало в самой голубизне неба. Но сегодня небо было мрачным, оставалось только надеяться, что нынешний день не проклят.

Он поставил ногу на корни, поднял руки, чтобы зацепиться за грубую кору, и начал карабкаться по Мировому Древу в шаманскую страну.

Йокот уже один раз взбирался по Древу, и тогда он знал, что за его сном следит Миротворец и в случае малейших затруднений поспешит к нему на помощь, а теперь за ним следил Юзев, который знал о шаманском мире не больше Йокота.

Он поднялся сквозь слои облаков и увидел вокруг себя туманную, волшебную страну шаманов. Он осторожно слез с Древа, нерешительно доверив вес своего тела облакам, но те удерживали его, как самая обычная почва, лишь слегка проминаясь под его весом. Гном вытянул руки, осмотрел себя и увидел, что его тело покрыто шерстью. Он поднял хвост, пошевелил им, посмотрел на свои коротенькие лапки и понял, что стал барсуком.

Затем листья Мирового Древа задрожали. Йокот-барсук отпрыгнул, испуганно посмотрел и увидел, в каком виде пришел сюда ваньярский шаман.

Из дупла вышло не животное — оттуда выпорхнула птица с широкими крыльями, злыми глазами и кривым клювом — ястреб. Йокот в изумлении смотрел на него, он никогда раньше не слышал о тотемных птицах. Теперь, конечно, он понял, что они должны существовать, — слишком много было племен и кланов людей, эльфов, гномов и двергов, чтобы на них могло хватить тотемных зверей.

Ястреб сел, сложил крылья и посмотрел на Йокота, которому пришлось сильно постараться, чтобы не сжаться от ужаса.

— Ну. Теперь мы с тобой сражаемся?

— Если есть необходимость, — ответил Йокот-барсук. — Но ты выглядишь как доброе существо, а мне бы хотелось воевать только с врагами.

— Мы с тобой должны быть врагами, — печально сказал ястреб, — потому что ваньяры должны завоевывать как можно больше земель.

— Зачем? — спросил Йокот, но ястреб уже взмыл в воздух, раскрыл крылья и крикнул:

— Защищайся!

Он кинулся на барсука, потянулся когтями к его горлу. Даже пребывая в барсучьем обличье, Йокот помнил уроки Миротворца. Он отступил, удерживая равновесие на коротких, кривых ножках, отбил лапой птичьи когти и куснул ястреба за ногу. Он не стал кусать сильно — все-таки ему не хотелось причинять боль доброму существу. В награду он получил удар крыльями; затем птица выдернула лапу из его пасти, оцарапав ее о зубы. Ястреб вскрикнул от боли, Йокот почувствовал во рту вкус крови. Ястреб взмыл высоко в воздухе и в полете крикнул:

— Боленкар, услышь своего поклонника! Приди на помощь, даруй мне победу!

И он запел песнь о крови, смерти и увечьях.

Вокруг ястреба вспыхнуло красное сияние. Он увеличился в размерах, его когти хищно блеснули.

Что еще оставалось Йокоту, как не воззвать к своему собственному защитнику?

— Ломаллин, если ты меня слышишь, одолжи свою силу мне в подмогу! Я сражаюсь в шаманском мире с тем, с кем мог бы подружиться, он же пользуется остатками силы Улагана, сохранившейся внутри души его незаконнорожденного сына Боленкара! Приди, умоляю! Дай мне силу своей доброй воли, чтобы противостоять злу твоего давнего врага!

Казалось, будто мир вокруг стал зеленым, и Йокот понял, что его барсучью фигурку окружила аура Ломаллина Ястреб взвизгнул от удивления и испуга, но багряное сияние вокруг него потемнело почти до черноты. Обезумевший от жажды крови, он сложил свои крылья и ударил Йокот не был так глуп, чтобы два раза подряд пользоваться одним и тем же приемом, — конечно, в последний миг ястреб резко повернул и ударил сбоку. Но Йокот уже падал в сторону, и когти только толкнули его, сделав его падение немного болезненнее. Он почувствовал, как теплая влага распространяется по его боку. Он понял, что когти разорвали его шкуру, и он пнул ястреба задними лапами. У него, в конце концов, тоже имелись когти.

Черные когти барсука встретились с желтыми когтями ястреба — и тогда вокруг них вспыхнул свет и раздался оглушительный грохот.

Глава 27

Йокот не терял сознания, хотя он замер оттого, что потоки силы метались по нему и сквозь него. Свет над ним будто бы потемнел, день стал неясным и пасмурным. И вдруг снова вспыхнул свет, изумрудный, темно-зеленый, цвет древесной листвы. Он увидел, что ястреб безжизненно лежит на спине, задрав кверху лапы.

К Йокоту вернулись силы, он испуганно вскочил на ноги. Конечно, ему не хотелось, чтобы ваньярский шаман погиб! А зеленый свет собрался вокруг него, полетел прочь, исчез в теле ястреба, а потом начал выходить из него, образуя вокруг сияние. Через мгновение свет исчез, просочившись сквозь перья ястреба, оставив лишь ровный, жемчужный свет шаманского мира.

Йокот замер, понимая, что дальнейшая помощь от него не требуется.

Ястреб скрючился и перевернулся на бок. Затем он медленно расправил крылья, встал на лапы, потряс головой. Его взгляд остановился на Йокоте, он посмотрел на него, потряс крыльями и сложил их, но как только крылья были сложены, ястреб начал изменяться, его формы растекались и росли, и скоро он стал молодой, миловидной женщиной в ваньярских штанах под коричневым платьем, вышитым нехитрым узором, в котором Йокот узнал магические символы. Ни один из них, впрочем, не был ему известен.

Йокот все понял. Он снова встал на задние лапы и вернулся в свое подлинное обличье. На несколько минут мир вокруг померк, затем проявился. Йокот посмотрел на себя, увидел снова свои собственные руки, кисти, ноги, тело и ступни. Потом он посмотрел на молодую женщину и коротко кивнул:

— Приветствую тебя.

— А я тебя. — Ваньярская шаманша ответила поклоном, затем указала на себя. — Вот такой я была, когда была молодой и какой я теперь вижу себя изнутри.

— Мы все-таки должны драться?

— Нет, — ответила ваньярская шаманша. — Я сама поняла, кто сильнее — Боленкар или Ломаллин. Твой бог — проводник жизненной силы от ее Источника к нам, и эта жизненная сила победила силу смерти Боленкара.

— Скорее Улагана, — сказал Йокот, — а он мертв.

Масана внимательно посмотрела на него:

— Разве боги умирают?

— Он не был настоящим богом, он был улином — существом из древней расы, — сказал Йокот. — Он ненавидел все молодые расы и хотел всех нас уничтожить. Разве Боленкар вам о нем не рассказывал?

— Мы никогда не видели Боленкара, — сказала Масана. — Часто ли люди видят бога? Нет, мы видели лишь того, кто передавал нам его слова — но никто из них ничего не говорил ни об Улагане, ни о ком-либо еще из улинов.