Связующая нить

Сосновский Юрий
Связующая нить

      ЮРИЙ СОСНОВСКИЙ
      СВЯЗУЮЩАЯ НИТЬ
      Повесть
      Сосновский (Пинус) Юрий Ефимович. Родился в 1938 г. в г. Ленинграде. В 1961 г. окончил судомеханический факультет Ленинградского института инженеров водного транспорта. Работал на судах Беломорско-Онежского пароходства, линейным механиком БеломорскоБалтийского канала, инженером-судостроителем на Комбинате строительных конструкций в Петрозаводске. В настоящее время - председатель внедренческого кооператива "Новатор".
      В литературе дебютировал в 1978 г. как юморист и в этом качестве опубликовал несколько рассказов и миниатюр в газете "Коммунист Прионежья". Фантастические рассказы публиковались в газетах, в журнале "Уральский следопыт".
      Здесь всегда светило Солнце.
      Здесь всегда светили звезды.
      И небо всегда было черным.
      Это там, на Земле, кто-то догадался отделить свет от тьмы и вручить им мир в поочередное владeние. Противоборствуя и сосуществуя, сталкиваясь и уступая, они породили жизнь. А здесь свет н тьма - по-прежнему одно, и поэтому здесь нет места для жизни.
      Что может капелька живого в этом мире? Только утешить себя каким-нибудь афоризмом из единственно доступной за эти пять лет книги.
      Ланг подошел к окну и прижался лбом к желтоватому теплому пластику. Медленно вращался, уплывая под ноги, огромный голубой шар. Медленно вращалось гигантское Колесо с кубиками камер, прилепившихся к его ободу. Всего несколько сантиметров отделяли человека от человека, но эти сантиметры принадлежали другому миру и потому были непреодолимы. Убийственный холод надежнее каменных стен, и к тому же несоизмеримо дешевле. Оригинальное использование достижений человеческого разума впрочем, так ли уж оно оригинально? Электричество когда-то в числе прочих обязанностей выполняло и обязанности палача. Так почему бы в век нынешний Космосу не взять на себя роль тюремщика? Конечно, сунуть неподготовленного человека в абсолютную тишину Пространства не слишком гуманно, однако... Во-первых, сюда направляют исключительно по доброй воле и при определенных показателях здоровья; во-вторых, сроки сокращаются по сравнению с земными тюрьмами в три-четыре раза; в-третьих, в случае неприятных последствий тебя лечат до полного исцеления, притом бесплатно, комплексно и с зачетом срока по Колесу. Нет-нет, уж в чем-чем, а в продуманности этой системе не откажешь.
      Воздух чистый, пища стандартная, то есть не слишком калорийная, но вполне съедобная, а что касается пониженной силы тяжести, так ведь совсем не обязательно возвращаться после отсидки на Землю, мало ли дел в других местах. Были когда-то на Земле Америка, Австралия, Сибирь... Богатейшие края, нетронутые просторы, неограниченные возможности для накопления и процветания, а главное, серьезные препятствия на пути тех, кто имел глупость надеяться на возвращение. Старый опыт не забыт, и тех, кто прошел невольную подготовку на Колесе, с нетерпением ждут и в экспедициях, и на астероидах, и в шахтах Марса и Луны. Очень, очень продумано.
      Над дверью, за которой скрывался входной туннель, светилось табло. Справа весело прыгали секунды, левее неторопливо ползли минуты, еще левее мучительно медленно сменяли друг друга часы. А там, где были обозначены дни и годы, светились долгожданные зеленые нули, извещавшие, что сегодня для Ланга все кончится. Из жизни навсегда уйдут убирающаяся в стенку койка, исчезающий в полу стол, велоэргометр со стереоэкраном, единственное утешение этих пяти лет. Нажал кнопку, закрутил педали - и через несколько минут ты уже забыл, где находишься. Стереоэкран абсолютно точно воспроизводит впечатления велотуриста. Если подъем - помедленнее, если попутный ветер - побыстрее. Прекрасные виды Земли, прекрасные лица встречных... Только остановиться и полюбоваться прекрасным нельзя, потому что для получения стандартной пищи требуется выработать определенное количество киловатт-часов. Усердные при желании могут добиться дополнительного питания и некоторых излишеств в праздники. Разумеется, Колесо обеспечено энергией и без этого, но... Во-первых, имеет место воспитательный момент для тех, кто вознамерился получать блага иначе, чем от трудов своих; во-вторых, Колесо обязано поставлять работников для неквалифицированных работ, значит, у поставляемых должны быть мышцы, а в-третьих, всякая энергия чего-то стоит, почему бы, спрашивается, не попользоваться? Господи, неужели все это кончится, забудется, провалится в тартарары?! Вокруг будут настоящие люди, настоящий ветер, голубое небо и зеленая трава, шум улиц и тишина полей... А астероидам всех благ и масса наилучших пожеланий. Это не для Ланга, он и без того слишком дорого заплатил за нарушение статьи... Впрочем, в кодексе такой статьи нет.
      Разумеется, в официальном приговоре статья указана.
      На бумаге написано: за подделку билетов банковских, обеспеченных и потому охраняемых. Но Гутнер во время последнего разговора недвусмысленно разъяснил, что в ближайшем своем окружении он как региональный глава преступного мира не потерпит ни уголовной дряни, ни сомнительных личностей, к уголовщине склонных. И если Ланг, как-никак бывший художник, интеллектуал, не додумался до этой простой мысли, то пусть на Колесе посидит и подумает, там самое место для глубоких размышлений. Именно так и было сказано, и никакого парадокса в словах Гутнера пет.
      Он ведь состояние и власть получил не по наследству, поднялся из низов и лучше других знал, что доверять свою драгоценную жизнь профессиональным костоломам по меньшей мере ненадежно. Увы, этот народ слишком легко покупается, продается и - что самое печальное - перепродается. Да и повседневное общение с таким контингентом тяжеловато для нормального человека. Поэтому в своей охране Гутпер в первую очередь ценил не количество добытых скальпов, это дело наживное, а безусловную преданность, основанную на чем-нибудь таком, что на деньги не разменивается. Трудно сказать, по каким соображениям он выбрал Лаига, ясно только, что не случайно. Внешне это было достаточно банально. Однажды Ланг, подвыпив, исповедался соседу по столику, добродушному, упитанному, прилично одетому господину, из тех, кого очень удобно называть "папашей" или "дядюшкой". Рассказал о себе все. И о том, как мечтал поразить мир своими творениями, ради чего полтора года щелкал зубами, и о том, как нашлись недобрые люди из компании этой сволочи Гутнера, которые использовали светлый талант художника для безбедного существования шайки фальшивомонетчиков, и о том, как осточертело это уголовное болото, да только теперь не вдруг выберешься... Словом, когда выяснилось, что добрый дядюшка и есть Гутнер, Ланг подумал, что к лучшему, - все равно не жизнь.
      Вместо кладбища вдруг оказался в весьма приличной компании, имея ограниченные обязанности, неплохой доход и достаточно свободного времени. Работал... вернее, в Лeпешку готов был разбиться, чтобы угодить. А потом дернула нелегкая позабавиться старым ремеслом. И нуждыто особой не было, а главное, никак не ожидал, что Гутнер, выйдя из себя, будет орать: "Жулье мне не требуется! Подонков не держу!" и еще кое-что, о чем вспоминать не хочется. Ладно, это в прошлом. Гутнер не зря откровенничал во время последнего разговора, видимо, примет раскаявшегося грешника с миром, а уж Ланг впредь...
      Медленно, медленно, ох как медленно тянутся эти последние часы. И все время кажется, что в самую последнюю минуту случится что-то непредвиденное, и Ланг с угрюмым спокойствием вечного неудачника останется здесь надолго, может быть, навсегда. Автоматика Колеса иной раз дает сбой, например, дважды за срок в раздаточном окне появлялся нестандартный обед, явно предназначенный для кого-то другого. Приятные воспоминания, но и тревожные.
      Ошибка-то может быть и в другую сторону. Впрочем, пропади и провались, чему быть, тому быть, нечего забивать себе голову. Восемнадцать тысяч восемьсот сорок восемь секунд...
      Желтый пластик окна внезапно стал зеленым, потом темно-синим и наконец черным. Вот оно! Ланг метнулся к двери и, ломая ногти, попытался раздвинуть плотно пригнанные створки. Пальцы скользили по гладкой поверхности, дверь не поддавалась. Надо ухватиться за что-нибудь, ухватиться и задержать дыхание хоть на несколько секунд. Да-да, умом Ланг понимает, что затемнение никак не связано с ним. Просто сейчас по сигналу с Земли гдето разгерметизировалась камера смертника. Раскрылся пол, поток воздуха из камеры, сложившись с центробежной силой Колеса, выбросил в Космос то, что было когдато человеком, и скоро сила притяжения и плотные слои атмосферы завершат бесшумный обряд. И пока не было случая, чтобы автоматика ошиблась, открыв одну камеру вместо другой. К тому же камера смертника не затемняется, зачем лишнее предупреждение? Все так, и ничего страшного не произошло, вот и окно уже светлеет. Ланг мешком опустился на пол, с трудом перевел дыхание. Глупо, конечно, этак в самом деле останешься здесь навсегда, только в такие минуты разум уже не работает. Да и не совсем глупо, ведь в их секторе смертников не должно быть, не те статьи. А затемнение за последний год одиннадцатое.
      Зеленые нули на табло сменились надписью "Приготовиться к выходу". Ланг встал, с трудом переставляя ноги, подошел к двери. Потрогал надпись, пересчитал в ней буквы, ущипнул себя за руку. Не раз за пять лет он видел этот момент, и каждый раз это оказывалось сном.
      Надпись "Приготовиться к выходу" исчезла, и на двери появилась "Инструкция поведения при выходе". Снять одежду, оставить все до единой вещи - интересно, какой идиот потащит с собой сувениры из этого гостеприимного дома? - выждать тридцать секунд перед дверью, внимательно перечитывая данную инструкцию. В дальнейшем двигаться неторопливо, не подталкивать двери и не делать попыток вывести из строя приборы и механизмы, а тйкже избегать резких и малопонятных движений, которые автоматика может расценить как попытку вредительства со всеми вытекающими отсюда последствиями. Перед выходом из туннеля вновь остановиться, повернуться согласно световым командам в профиль, три четверти, затылком, предъявить зарегистрированные особые приметы: рубцы, шрамы, родимые пятна и т. д. В окружном отсеке получить личное имущество: деньги в купюрах и монетах, документы, платок носовой клетчатый, расческу, полпачки сигарет, а также внимательно прочитать в течение десяти минут рекламные объявления о найме на работу во все уголки Солнечной системы. Пусть их медведь внимательно читает, а постоять десять минут можно, почему бы и не постоять? Наконец, прощальный завтрак, обед или ужин, смотря по времени. Посмотреть бы на того оригинала, который вкусил хоть крошку от этого последнего благодеяния! Может быть, попадаются в природе и такие, но только не в этот раз. Пусть этими калориями какой-нибудь тиристор подавится, а Лангу такое пиршество не по силам.
      Космоботы, обслуживающие Колесо, приземлялись на небольшом скалистом островке, почти лишенном растительности. Лапг не собирался задерживаться здесь и надеялся сегодня же добраться до континента. Однако непривычная тяжесть настолько придавила, что после первых же шагов он почувствовал острую необходимость в хорошем отдыхе. Кое-как добравшись до гостиницы, Ланг снял номер, выбросил в мусоропровод рекламные проспекты, призывавшие двинуться дорогой высокообеспеченных героев Космоса и, не раздеваясь, плюхнулся на узкую кровать.
      Почти тотчас зазвонил телефон. Ланг прикрыл глаза, полагая, что кто-то ошибся номером и скоро отвяжется, но телефон упорно не давал заснуть. Пришлось, помянув чертей, встать и включить прием. Оказалось, что никакой ошибки нет, звонил агент по найму, предложил трехлетнюю экскурсию на Ганимед. Лапг молча отключил прием и лег.
      Через минуту телефон зазвонил снова. На этот раз миловидная женщина с приятным голосом порекомендовала на выбор Луну, Меркурий и пояс астероидов, прозрачно обещая все блага земные и небесные. А мордашка смазливая и ежели в перечень обещанных благ входит... Да ну ее!
      Звонки продолжались, пока Лаиг наконец не догадался включить телевизор и повернуть регулятор громкости на полную мощность. Децибеллы потонули в децибеллах, и Ланг как-то нечаянно заснул.
      Через четыре дня в кармане осталось меньше сотни.
      Номер в гостинице, далеко не дешевые обеды, кое-какое обновление гардероба ощутимо убавили содержание бумажника. Порядком пришлось потратиться и на всякую адаптационную фармакопею, по здесь Ланг скупиться не стал и, вероятно, правильно сделал. Затяни он пребывание на острове, пришлось бы навсегда отказаться от мысли вернуться на Землю, к людям. Сначала приличный аванс на весьма сносных условиях, потом вдруг окажется, что надо и то, и другое и пятое с десятым, да и неприлично при таких заработках над каждым никелем трястись. Рейс за рейсом, контракт за контрактом... Конечно, силой никто держать не будет, захотите вернуться пожалуйста, но...
      Нет уж, открещиваться от этого "счастья" надо сразу, только так, иначе потом не вырвешься.
      Пассажирского сообщения с континентом не было, и Лангу пришлось устроиться на Попутный катер - довольно грязную посудину, заваленную ящиками, контейнерами, мешками и прочей ерундой. За место на палубе между двумя бочками, пахнущими хлоркой, пришлось отдать десятку. Впрочем, это не испортило Лангу настроения. Главное, все позади, он на Земле, скоро вернется в большой и прекрасный город. И самое главное, что вокруг будут люди, а не только стены. Конечно, люди были и в гостинице, но там Ланг избегал общения: нужно было отлежаться, да и его недавнее прошлое вряд ли было для когонибудь секретом.
      Мотор катера заглох, когда до причала оставалось метров двести. Катер потащило ветром обратно в море.
      Матросы похватали шлюпочные весла, доски, шесты и попытались грести. Убедившись, что толку от этого мало, спустили шлюпку, завезли якорь и подтащили катер на дистанцию выстрела швартовой пушки. На причале были люди, они видели положение катера, но никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь. Вероятно, между экипажем и людьми на берегу были какие-то счеты.
      Колонка топливопровода оказалась на соседнем причале, метрах в трехстах от места швартовки, и шлангов для заправки не хватило. Пришлось таскать топливо канистрами. Ланг, взявшийся было помогать матросам, на десятой ходке выдохся и забрался на свое место между бочками, экипаж работал еще с полчаса.
      Когда наконец цистерны были заполнены, мотор застучал и матросы начали убирать сходни, к катеру неожиданно подъехала машина. Из нее вывалился маленький коротконогий человек. Он торопливо подошел к матросам и о чем-то негромко заговорил с ними. Один из матросов пожал плечами и кивнул на заваленную грузом палубу.
      Другой бросил оценивающий взгляд на катер, скрестил руки на груди и повернулся к коротышке, явно показывая, что готов продолжить разговор, если... Коротышка покопался во внутреннем кармане и, не доставая бумажника, вытащил несколько радужных кредиток. Ланг усмехнулся: если уж этот недоумок считает, что на катере сомнительная компания, то в заливе у них будет полная возможность не торопясь исследовать и его пиджак, и его бумажник. Матросы, освобождая место для коротышки и двух его чемоданов, сняли с палубы несколько канистр, и теперь Ланг с любопытством наблюдал за ними, гадая, куда же они эти канистры пристроят. Загадка разрешилась просто. Матросы подошли к нему, взяли под руки и, ни слова не говоря, выбросили на причал.
      Ланг упал на бетонное покрытие на редкость неудачно, подвернув левую руку. Боль на несколько минут так скрутила плечо, что, поднявшись, он даже не смог высказать двум подонкам все, что они заслужили, только простонал сквозь зубы. Матросы с удивлением посмотрели на него, переглянулись между собой и, пожав плечами, оттолкнули катер от берега. Изобразили недоразумение, словно не поняли, что человеку больно. Правда, их удивление казалось искренним. Может, они какие-нибудь недодержанные в изоляции психопаты? Честно говоря, от этого не легче. Хорошо хоть на чемодан не позарились, сбросили следом за хозяином.
      До города оставалось километров пятьдесят. Если ради экономии прогуляться пешком, то это часов девять чистого хода. Но трудно сказать, сколько придется отдыхать, поэтому нужно предполагать, что в город он попадет заполночь. А значит, какой-нибудь бдительный страж порядка может со скуки им заинтересоваться. Разумеется, Ланг сейчас перед законом чист, но объяснять среди ночи, почему он, едва добравшись до Земли, ползает по городу в тот час, когда добрые люди давно спят, совершенно не хочется. Придется разориться на такси.
      Стоянка такси была неподалеку. Единственный автомобиль на ней, возможно, когда-то и знавал лучшие дни, но это было в предыдущем геологическом периоде. Впрочем, в наличии имелись следы и века нынешнего. Стекла синеватые, видимо, пуленепробиваемые. И салон отгорожен от водителя стеклом того же сорта. В дверце около водителя вмонтирован микрофон, а перегородку между салоном и кабиной прорезала узкая щель для переговоров и расчетов. Реликвия-модерн, спешите видеть! Ломаный грош - раз, ломаный грош - два... Но выбирать не приходится. По крайней мере, есть надежда, что доберешься засветло и без приключений. На сегодня их, пожалуй, достаточно. Ланг подошел к автомобилю.
      - Сколько до города?
      Водитель равнодушно взглянул на него: - Двадцать. Половину вперед.
      Ланг вздохнул. Вперед запрошено ровно столько, сколько стоит вся поездка, слава богу, что не больше. Видимо, конкуренция не грозит, вот и пользуются. Он сел в машину, отсчитал деньги и сунул их в щель в перегородке.
      На ровном шоссе машина, вопреки мрачным прогнозам, развила приличную скорость. Ланг прикрыл глаза, стараясь задремать. Он любил это состояние во время поездок, когда незаметно начинают путаться сон и действительность, а тело словно цепенеет. Потом несколько резких движений -и надолго заряжаешься бодростью. Жаль только, что, как правило, не удается вспомнить тот приятный сумбур, который только что видел.
      Машина резко остановилась, и Ланг, качнувшись, ударился лбом в спинку переднего сиденья. Не открывая глаз, он потер лоб и чертыхнулся. И что за день такой выдался- то па подонков с первых же шагов нарвался, то этот дурак тормозит по-шальному. Такой сон перебил... Ланг открыл глаза и осмотрелся.
      Машина остановилась в неглубокой, поросшей кустами и деревьями ложбине. Дорога здесь сужалась и круто поворачивала. Поперек серой ленты асфальта лежало бревно, возле которого стояли трое. Ланг потряс головой, прогоняя остатки сна. Ремонт, что ли? Да нет, не похоже.
      А если ремонт, то сколько же придется добавлять за объезд? Когда не везет, так уж основательно. Но только добавлять он ничего не будет и из машины раньше, чем в городе, не выйдет. Хватит того, что вдвое заплатил.
      Пусть этот осел сам за лишний километраж платит, если дороги не знает!
      Трое подошли к машине, и один из них, высокий, слегка сутуловатый, вытащил из кармана пистолет. Он неторопливо обошел машину, подергал дверцы, убедившись, что заперты они надежно, подошел к водителю и миролюбиво сказал:
      - Ну что, рассчитаемся? Нам по сотне на нос хватит. Или на ободах хотите ехать? - он ткнул стволом в шину переднего колеса.
      Водитель, не отвечая, потянулся, зевнул. Потом достал сигареты и неторопливо закурил, не обращая на высокого ни малейшего внимания.
      - Интере-есно, - протянул высокий. - Разговаривать мы не желаем, платить мы тоже не желаем, на запоры надеемся. Нехорошо. И, смею заметить, весьма невежливо, мы можем обидеться.
      Он поднял руку, пощелкал пальцами, и напарник сунул ему через плечо гранату. Высокий подбросил ее, ловко поймал за рукоятку и поставил на капот.
      - Хорошая игрушка, правда? Позавчера подложили такую же под один упрямый грузовичок. Как вы думаете, соберет отец небесный водителя до страшного суда или не соберет?
      Ланг почувствовал, что рот наполняется липкой тошнотной слюной. Выскочить, немедленно выскочить, пока бандиты стоят слева от машины. Пусть шофер бравирует, если ему так нравится, но не все герои. Ведь эта компания не шутит. Сейчас спокойно и сноровисто, словно выполняя обыкновенную привычную работу, они подложат гранату под машину, потом прострелят шины и, болтая какую-нибудь чепуху, отойдут на безопасное расстояние... Выскочить, пропади все пропадом, он хочет жить, но у него нет трех сотен! Ланг незаметно потянул рукоятку дверного запора и надавил плечом на дверцу. Дверца не поддавалась. Да, конечно, она запирается из кабины водителя, чтобы пассажир не мог удрать не расплатившись. Очень предусмотрительно, но сейчас не тот случай. Как же выскочить, господи, как же выскочить?! Водитель несколько раз глубоко затянулся и погасил сигарету о приборную панель.
      - Сотню на всех. Сегодня плохой сбор, из своих в любом случае добавлять придется.
      Высокий убрал гранату с капота.
      - Надеюсь, это можно проверить?
      - Дураков нет. На прошлой неделе мой напарник разрешил вам проверить. На семнадцатом километре. Судя по его рассказу, ваша работа.
      - Он остался жив? - удивился высокий.
      - Неделю пожил.
      - М-да, - высокий пожевал губами. - Бывает, конечно. Но сотни нам мало, надо именно три. Мы же не виноваты, что у вас плохой сбор, правда? Может быть, у него найдется? - Он кивком головы показал на Ланга.
      - Черт его знает, - пожал плечами водитель. - За машину не торговался, и чемоданчик новенький... Все возможно. Открыть?
      - Откройте, - кивнул высокий. - Полюбопытствуем. Если господин сошел оттуда, - он ткнул большим пальцем в небо, - то, вероятно, вам не придется добавлять свои. Там платят неплохо.
      Последние слова он проговорил неуверенно, с тревогой вглядываясь в небо. Видимо, его обеспокоил нараставший низкий гул.
      Полицейский вертолет завис над дорогой метрах в десяти впереди машины. В прорезях сине-белого корпуса угрожающе шевельнулись стволы пулеметов, и бандиты побросали оружие на асфальт. Вертолет опустился совсем низко, и на дорогу неуклюже вывалился капитан, показавшийся Лангу знакомым. Неуклюжесть была явно нарочитой, видимо, должна была подчеркивать значительность чина. Следом спрыгнули полицейские без особых примет.
      Капитан подошел к машине.
      - Ну как, все в порядке?
      - Можно было бы и побыстрей, - проворчал водитель. Он открыл дверцу и протянул капитану деньги. - Я дал сигнал больше десяти минут назад.
      Капитан взглянул на часы.
      - Это со страху так кажется, обычное явление. На самом деле всего шесть с небольшим минут. Во всяком случае в десятиминутную норму мы уложились, - он помолчал, пересчитывая деньги, - и ваша компания могла бы быть пощедрее. За три недели ни одного удачного грабежа.
      - Да? - иронически взглянул на него водитель. - Семнадцатый километр вы, конечно, не считаете? Ах да, поскольку до больницы живым довезли, то претензии предъявляются врачам, а не вам.
      Капитан поднял брови.
      - Не понял. Кассу мы взяли и сдали под пломбой, так что к нам претензий нет. По-моему, работаем мы неплохо.
      - Это вы шефу расскажите. Он вас сегодня поутру как раз вспоминал, не икалось? Расплодили, мол, ни черта не делают, только деньги получать горазды...
      - Расплодили - убавим, - перебил водителя капитан.- Ну-ка, разомнитесь, - он повернулся к задержанным, ткнул ногой бревно.
      Грабители послушно откатили бревно в сторону.
      - Подальше, подальше.
      Когда трое принялись за работу, капитан махнул рукой, и воздух разорвали короткие автоматные очереди.
      Двое упали в канаву, а третий, раненый, бросился бежать.
      По его левому плечу и бедру расплывались темные пятна, по он не падал, держался ровно и даже пытался петлять.
      Картина была жутковатой, противоестественной, но Ланг подобное уже видел. Лет пятнадцать назад и далеко от этих мест.
      Тогда к ним в резервный батальон привезли шесть человек пленных. Их привязали к столбам на стрельбище, выдали солдатам по три патрона и приказали стрелять в людей с двухсотметровой дистанции. Сначала отстрелялся капрал, показал, как легко это делается, потом нашлось несколько добровольцев, потом... Потом все увидели, что пленные, несмотря на раны, стоят спокойно и словно не замечают боли. Кто-то крикнул, что против такого народа воевать невозможно, кто-то забрался на патронный ящик и разразился проклятиями в адрес грязной войны и тех, кто ее затеял... Капрал попробовал цыкнуть, но вооруженные солдаты - не привязанные к столбам пленные, и цыкать на них можно только хорошо подумав.
      А не подумал - значит, и сам покойник и еще с десяток.
      Троих-ни за что, просто под горячую руку. Оставшиеся офицеры кое-как успокоили батальон, уверяя, что пленные вовсе не обладают сверхвыдержкой, а обработаны особым образом в ходе эксперимента. Толком никто ничего не знал, потому случай как-то забылся. Батальон вскоре был отправлен домой, и никто не стал выяснять, почему его состав несколько уменьшился. Естественно, что солдаты на расследование не набивались.
      Капитан вскинул пистолет. Прогремел выстрел, другой, и беглец, странно дернув головой, без звука упал на жесткую, побелевшую от солнца траву. Капитан повернулся к водителю: - Вот так, чтобы поменьше плодились. Подпиши.
      - Что это?- водитель взял бумагу, протянутую ему капитаном. - А, при попытке сопротивления... - он прижал листок к панели, черкнул авторучкой и протолкнул сложенный листок через щель в салон. Ланг развернул бумагу.
      "...на месте преступления оказали сопротивление и покушались на жизнь капитана Фула..." Ну да, конечно, сублейтенант Фул собственной персоной. Огрузнел, изменился, но во всяком случае не настолько, чтобы не узнать, даже странно, что бумага для этого понадобилась. Казалось, на всю жизнь останется в памяти эта гладкая голубоглазая физиономия с легкой гримасой типа: "Ну поершись, червячок, поершись, пять-семь минут это даже забавно." Быстро пошел господин сублейтенант на повышение, хотя даже коллеги отзывались о нем весьма нелестно. Ни умом, ни знаниями он похвастаться не мог, зато умел великолепно отчитываться и тем начальству был угоден. Концы с концами связывал блестяще и мог любого мелкого карманника таким злодеем выставить, таким потрясателем основ, что в любое сообщение наверх не стыдно было вставить и в газетах опубликовать. Вот, мол, какого поймали, не дремлет, стало быть, доблестная полиция. Такие умельцы на нижних ступенях служебной лестницы не задерживаются. Вот и сегодня очередной подвиг совершил. Премию от фирмы получит да и по службе поощрением не будет обделен. А чтобы все гладко прошло, желательно иметь свидетелей. Неважно, что один из этих свидетелей только благодаря Фулу пять лет па Колесе психовал, а мог бы отделаться двумя годами на Земле. Излишней щепетильностью господин Фул никогда не отличался.
      - Ну что ты там зачитался?- Фул обошел машину и подошел к Лангу.Роман, что ли, чтобы часы на него тратить? Подписывай побыстрее, мне некогда, - он чуть нагнулся, вглядываясь.- Э, да никак старый знакомый? Давно вернулся?
      - Недавно, - сдержанно ответил Ланг.
      - Так-так... А меня помнишь?
      Ланг промолчал.
      - Сердишься, значит? И подписывать не хочешь?
      Лапг стиснул зубы. Ответить бы ему... Но уж очень легко и просто стреляет господин капитан Фул. Рука у пего не дрогнет, ишь, как уставился. Черт с ним, пусть подавится! Ланг стукнул в перегородку и жестом показал, что ему нужна авторучка.
      - Не хочешь подписывать - не подписывай, - спокойно сказал Фул. - Дело добровольное. Что ты смотришь? Раз отбыл свое, значит, чист. А я не злопамятен. Как на Земле, привыкаешь?
      - Привыкаю.
      - Здоровье как?
      - Что мне сделается? - пожал плечами Ланг. - Не старик.
      - Не старик, это верно. Стало быть, пока обходишься без лекарств?
      - Глотаю какую-то дрянь для скорейшей адаптации. А что?
      - Даже такое теперь есть? - фальшиво удивился Фул. - А я и не слышал. Покажи.
      Что ему надо? Если отобрать, так это можно сделать и без лишней дипломатии. Да и цена этой кислятине умеренная. Непонятно. Ланг вытащил ампулу и протянул ее Фулу.
      - Вот.
      Фул взял ампулу, внимательно осмотрел ее и вернул Л а игу.
      - Это можно. А вообще с фармакопеей будь осторожен. Сейчас навыпускали столько всякой дряни... Вроде безобидная вещь, а глотнешь - и опомниться не успеешь, как со святыми упокой. А то и похуже. Так что без крайней нужды с аптеками не связывайся. Да и при нужде сперва лучше разузнай, что к чему.
      Странный разговор, очень странный. Никогда господин Фул не интересовался чьим бы то ни было здоровьем, кроме своего драгоценного, никогда не отличался повышенной внимательностью и мягкостью, Да и только что...
      Ну ладно, длинный, видимо, закоренел, туда и дорога, а двое-то совсем мальчишки, их-то за что? И тут же совершенно противоестественная сверхделикатность. Ланг понадобился Фулу? Единственно логичное объяснение, хотя и мало что объясняет.
      Фул достал сигареты, закурил, протянул пачку Лангу.
      - Я бросил, - отрицательно качнул головой Ланг.
      - В Космос, что ли, собрался?
      - Да нет. Думаю как-нибудь устроиться на Земле.
      - Вот это правильно! Нечего болтаться по пустоте, ничего хорошего там пет, - Фул помолчал, подумал.С деньгами-то у тебя как? Есть на первый случай?
      Вопросы лучше не надо. Если Лангу не изменила память, то сублейтенант Фул предпочитал устанавливать финансовое состояние своих клиентов путем обшаривания их карманов. А тут явное желание предложить заем под честное слово и умеренный процент. Или того чище?
      - На первый случай есть.
      - Может, подбросить па второй? Вернешь, когда сможешь.
      Час от часу не легче!
      - Да нет, спасибо. Как-нибудь обойдусь своими.
      - Ну смотри. А будет туго, заходи. Я предупрежу в управлении, чтобы соединили со мной. Счастливо доехать,- Фул оттолкнулся от машины и пошел к вертолету.
      Ланг смотрел ему вслед. Не скучно встречает Земля заблудшего сына своего, совсем не скучно. Те, от кого не ожидаешь никакой гадости, делают гадости с удовольствием. А господин полицейский капитан Фул предлагает деньги и зовет в гости в любое время. Нет-пет, он ни с кем Л а ига не спутал и с ума не сошел. Тут что-то другое...
      Что? Самое простое объяснение - Гутнер в такой нескучной обстановке представляет силу, и Фул предпочитает иметь хорошие отношения с его людьми. Или ищет через Ланга контакты с Гутнером. Все может быть. Занятый этими мыслями, Ланг не заметил, как машина добралась до города и остановилась у подъезда гостиницы. Он вылез из машины, взял чемоданчик и начал подыматься по ступенькам, ведущим к парадной. И только когда машина отъехала, Ланг вспомнил, что не отдал водителю второй половины оговоренного за проезд. А водитель, посматривавший на него со странным выражением весь оставшийся путь, не напомнил ему о деньгах.