Понурый Балтия-джаз

      - Два дня не вставать во всяком случае, - сказал он Шлайну, бегавшему по просторной, в три окна, спальне над лавкой Велле. - Еще лучше, если есть возможность, лечь в госпиталь. Нужны рентгеновские снимки. На ощупь стопроцентной уверенности нет... Пациент настаивает, чтобы я зашил рану на бедре немедленно и так, чтобы он мог ходить. Мне не до объяснений, почему этого нельзя делать! Предписываю лежать! Рану зашью завтра!
      Пришел Скелет Велле. Стоял с левой стороны, и видеть его я не мог, глаз заплыл окончательно, я только слышал скрипучий голос.
      - Товарищ Шлайн, - сообщил он, - звонят господину Шемякину. Что ответить?
      - Дайте мне телефон, Тоодо, - сказал я. - Пожалуйста.
      Прошло полминуты, наверное, прежде чем в ладонь легла переносная трубка. Видимо, потребовалось разрешение Ефима.
      - Это я, - заскрипел в ухо голос Ге-Пе. - Господин Шемякин, известий от вас никаких, и Прока с машиной не вернулся. Сейчас полночь. Состоялся контакт, который я вам устроил?
      - Откуда у тебя номер этого телефона, твое превосходительство?
      - Задайте этот вопрос господину Дубровину. Такой ответ удовлетворяет?
      - Все, что от тебя, гнида продажная, как и встреча, устроенная мне в "Паласе", удовлетворяет всегда и наилучшим образом... Слушай, жирное отродье! Я потерял контакт с людьми Чико. Я многое, наверное, очень многое забуду, если ты поможешь восстановить его.
      Ге-Пе сопел в трубку.
      - Ты расстроен? - спросил я. - Чем?
      - Тем, что они тебя не достали, бессмертный, - сказал Ге-Пе и разъединился.
      Ефим бегал вдоль занавешенных окон. На красноватых шторах, как чернила сквозь промокашку, проступали синеватые пятна рекламы булочной. Я был благодарен Шлайну за то, что он не терзает меня расспросами и не упрекает за бездарно упущенную нить, которая привела бы нас в логово Тургенева, где, наверное, уже не ждал помощи генерал Бахметьев.
      - Ефим, - позвал я его.
      Шаги приостановились. Голос его прозвучал надо мной:
      - Помолчи. Чего говорить? Береги силы. Тебе выздоравливать нужно.
      Я разлепил пальцами левый глаз. Он видел, слава богу.
      На Шлайна было страшно смотреть. Осунувшееся, заросшее черной щетиной от висков до воротника сорочки лицо, морщины на лбу, подглазные мешки, подпирающие оправу очков. Уши за вдавленными висками казались особенно огромными. Он выглядел евреем с фотоснимка из концлагеря. Он понимал, что потерпел разгром. По моей милости. В самом-то деле, о чем ещё говорить?
      - Пусть опять принесут телефон, - попросил я его.
      - Не нужно приносить. Вот он...
      Я набрал номер телефона гостиницы "Каякас" и попросил соединить с комнатой двадцать два. Пять звонков - без ответа, восемь - без ответа. Если Дитер вышел из номера или вообще из гостиницы, оператор сказал бы. Девятый. Десятый.
      Он ответил по-немецки:
      - Битте!
      - Это Бэзил, Дитер, - сказал я по-французски. - Как дела?
      - Как ты? В порядке?
      - Есть новости для меня?
      - Плохие. Блокирующее наблюдение со стороны открытой Балтики снято. Мой хозяин говорит, что проблема на данном этапе стала исключительно русской. Меня отзывают. Здесь я не нужен. Сожалею...
      Вот почему нахамил Ге-Пе! Море открылось. Окно в Европу.
      - Все в порядке, - сказал я. - Тогда счастливого пути?
      - Старина, - сказал Дитер. - Как насчет поработать со мной в Лейпциге частным образом? С твоим русским языком...
      Меня все любили и окружали заботой. Дитер, Ефим... Какая же, должно быть, я жалкая, обгадившаяся со всех сторон сволочь!
      - Ладно, не беспокойся, - сказал я вежливо. - Я обвыкся со здешним хулиганьем, не стоит меня жалеть. Это мой выбор... Давай, поберегись там!
      - И ты, - сказал он.
      Прижав кнопку отбоя, я сказал Ефиму:
      - Наблюдение со стороны открытой Балтики снято.
      - Я понял, - откликнулся он спокойно. - Это уже не имеет значения. Обмен состоится по плану через двадцать восемь часов. Послезавтра... Завтра в полдень Дубровин и москвичи встречаются с представителями "Экзобанка" в их конторе. Проговорят детали, совершат сдачу и приемку депозита наличными. Цирк тушит огни.
      - А почему не завтра и обмен тоже?
      - Говорят, катера следует приготовить... Да тебе-то теперь что?
      Я осторожно повернулся на бок. Ребра болели, ключица ныла, но терпимо. Саднила, и сильно, рана в бедре. Кость, однако, в полном порядке, "тубиб" засвидетельствовал. В общем, случалось и хуже.
      - Ты будешь на встрече с представителями "Экзобанка"? - спросил я.
      Ефим усмехнулся. Поддел очки у переносицы пальцем. Я приметил, что под пиджаком у него нет манжет, хотя галстук и сорочка имелись. Он одел рубашку с короткими рукавами, свежие сорочки с длинными рукавами кончились. Может, стрельнул тенниску у Тоодо Велле. Командировка и у Ефима затягивалась.
      - Как Дубровин распорядится. Пока приглашение не поступало. Он, московские ребята и кое-кто из представительства "Балтпродинвеста" заперлись на весь вечер. Вячеслав Вячеславович из полиции безопасности переведен в представительство, сидит в отдельной комнате под надзором местного агента. Говорят, сей агент - из финансовой полиции. С чего бы это?
      - Все вернулось на круги своя, - ответил я. - Нас опять нет. Как в начале.
      - Ладно, - сказал Ефим. - Пожалуй, до завтра. Поспи... Тебя этот... Дечибал Прока хотел видеть.
      - Он, что же, внизу?
      - Герой. Влетел в подвал и уложил кавказца из парабеллума. Кажется, финского... Арбалетная стрела прошла в миллиметре от твоей головы.
      - В полумиллиметре, - сказал я. - Зацепила мочку уха... Все время попадают в ухо. К чему бы это? Пожалуйста, позови его!
      Проку оторвали от ужина. Он облизывал лоснившиеся губы. Куртка-пилот только накинута на плечи, стоял без ботинок, в грубых носках и ковровых шлепанцах.
      - Василий Николаевич, очнулись?
      - Говорят, ты мне жизнь спас.
      - Не я...
      - А кто?
      - Стою и стою у "Паласа", как договаривались, жду. Подлетает на "девятке" хмырек с бакенбардами, который мелкий, и говорит, мол, езжай за мной. Сейчас, думаю... Только твоего приглашения и ждал! Пошел заглянул в холл "Паласа", вас нет. Тогда в кильватер за "девяткой". Вот и все... Второй с бакенбардиками дежурил у дверей в подвал с этими фотопленками. Спрашивает: пушка у тебя есть? Я не знал, что ответить. Он усмехнулся и говорит: караульного с этой стороны, светленького, я пристроил отдохнуть от тяжелой жизни, дверь в подвал открыта, тыл твой в безопасности, иди и замочи бандита. И тут же уехали, ждать не стали. Сказали, что у них в багажнике уже один жмурик есть... Ну, я вошел, вот и все.
      - А труп, который ты сделал, в подвале?
      - А куда его оттуда было убирать? По-быстрому отнес вас в машину. Вы сказали, чтобы вез сюда. Я и привез. Господин Шлайн потом велел отогнать машину из переулка, я сделал, а девушка Марика покормила меня. Труп... да, остался в подвале. А что, следовало убрать?
      - Не боишься работать дальше со мной?
      - Чего уж... Я же напрашивался. Теперь кровью повязан.
      - В первый раз?
      Прока посмотрел в сторону.
      - Ладно, - сказал я. - Не будем. Проехали. Только заплатить я много не смогу. Я не Толстый Рэй.
      - Да ладно вам... Я бы и так оторвался от Толстого... Ефим Павлович, когда узнал, что я бывший офицер, просил после вашего отъезда отсюда переговорить с ним...
      Переносная трубка телефона лежала рядом, на постели. Шлайн оставил специально? С жучком?
      - Ефим Павлович просил доносить обо мне?
      - Наверное, собирался. Мне показалось, что так. Потом попросит, сказал Прока спокойно.
      Я набрал номер Марины и протянул трубку Проке.
      - Если ответит мужчина, попроси мадам.
      - Женщина, - сообщил Прока.
      - Я догадалась, что это твой звонок, - сказала она.
      Я попытался представить её в чем-нибудь домашнем. Пеньюар, который просвечивает, и наша дочь, рыжая в нее, скоро заснет. И под кожей дочери, скользкой и прохладной, как у её матери, словно мрамор, течет кровь как моя. А Мурка и котятки трутся о мои домашние туфли. Я бы завел такие, как у синдийского Йоозеппа Лагны, вроде шерстяных чулок с кожаными подошвами.
      - Спасибо за подоспевших ребят, - сказал я Марине. - Я видел, как они напрягались на "девятке" следом за "БМВ", когда Прока вез меня из Пярну до "Паласа". Я знал, что они видели мой захват и поддержат... Мне совестно, загубил и явку, и Тармо.
      - Ты многое ухитрился за эти дни загубить, - сказала она. - А про явку и Тармо забудь. Их нет. Там ничего больше нет. Один кавказский труп...
      - До связи, - сказал я Марине.
      "Раймон Вэйл" показывали полночь. Минуло три часа.
      Дечибалу Проке досталась тяжелая работа. Сшивать по живому рану на посиневшей ляжке, приклеивать скотчем тампон и марлю. Я жевал угол подушки. Воспаленные кромки раны приходилось захватывать иголкой подальше, иначе плоть моя рвалась, и нитка уходила в воздух. Шов получился в четыре сантиметра. С запасом. Для пробы мы прошлись на пару по спальне. Прока обнимал меня за талию и подпирал плечом. Перемещение удавалось.
      Затем мы провели инвентаризацию. Имелись в наличии: машина "БМВ", сотовый телефон, шесть тысяч эстонских крон, отобранный у Ге-Пе "ЗИГ-Зауэр пе-двести-тридцать" с полной обоймой, пистолет "Лахти-35" с четырьмя патронами у Проки, а также его комната в коммуналке в районе Иманта. Комнату он посетил на нашем пути в студию Тармо. Я ждал в "БМВ".
      Когда Прока вернулся, инвентарный список пополнился морским биноклем ночного видения. Я получил морской офицерский темно-синий плащ с меховой подбивкой, шерстяные шаровары со стегаными наколенниками, фланелевую толстую рубашку и вязаный жилет. Свалявшуюся доху, грязную и замызганную, а также изодранные вельветовые брюки я выбросил. Кепку с фетровыми наушниками оставил. Замены ей пока не находилось.
      Желтоватый фонарь, закутанный словно в марлю туманом, слабенько мерцал над входом в школьный подвал, когда мы подъехали к студии Тармо. Часы в "БМВ" показывали четверть второго ночи. Я выдал Проке фонарик с узким лучиком и наказал с тщанием осмотреться перед дверью - есть ли следы, кроме наших? Если нет, входить со всей осторожностью. На шорох стрелять и возвращаться бегом. Я - за рулем, двигатель работает.
      Расчет был прост. Получив сообщение о моем захвате в "Паласе" и засаде в школьном подвале от водителя "Мерседеса", Чико отправит его назад с приказом как действовать дальше. И не раньше наступления ночи. Тургенев осторожен, рисковать лишними дневными передвижениями не станет. Этот посыльный - ниточка к Чико, если я не опоздал. Я надеялся, что все же нет. Марина, эвакуировавшая Тармо, сказала, что тело кавказца осталось в студии. Если человек или люди Чико приезжали, трупа нет.
      - Все тихо, - сказал вернувшийся Прока.
      - Тело на месте?
      - Валяется.
      Мы отъехали сотню метров в глубь просторного двора. Прока наладил бинокль ночного видения. Я прилег на заднем сиденье, приказав разбудить сразу, как только кто-нибудь появится у входа в студию.
      И проспал, иногда пробуждаясь из-за боли, до рассвета. Потом ещё три часа. Никто не явился. Чико Тургенев ушел по открывшемуся морскому коридору и двое его людей, как и я, потеряли для него практическое значение.
      Я набрал на радиотелефоне номер музыкальной лавки "Велле".
      - Все по старому, - сказал Ефим. Он не спросил, где я нахожусь или как себя чувствую.
      Глава семнадцатая
      Морской бой
      Прока перебрался на заднее сиденье. Дремал, накрывшись курткой. Моя вахта началась в десять. Часы на панели приборов показывали четверть одиннадцатого утра.
      Прямоугольник зеркала заднего вида "БМВ" отражал фиолетовый колобок с грибом-поганкой в середине и двумя насосавшимися пиявками понизу. Мое лицо. Хорошо уж и то, что разлеплялся пальцами левый глаз. Оба теперь смотрели. Подправив зеркало, я принялся изучать мочку уха...
      И - словно набросили на лобовое стекло черно-красное покрывало. Из подвала Тармо вырвался жирный дым вперемежку с пламенем. Переворачиваясь, отскакивая от земли, пролетели дверь, навес-крыша над входом, какие-то ошметки. Встала на дыбы и опустилась, раскорячив колеса, малолитражка, припаркованная в школьном дворе.
      Грохот пробудил Проку.
      - Наглядный урок экономии и расчетливости, - сказал я, запуская двигатель.
      Под сыпавшимися осколками оконных стекол и балконной рухляди я осторожно вырулил со двора задним ходом в сторону знакомой выбоины в асфальте за углом, чтобы развернуться и убраться подальше. Куда - пока не знал.
      - Ого! - воскликнул Прока. - Ничего себе экономия!
      - Дечибал Прока, - сказал я. - Бомбу оставили бывшие съемщики. Уходя, они не только погасили свет, но и включили таймер. Горят пленки, диваны, снимки, реактивы, бумаги, одежда, бар со спиртным и - что еще?
      - Труп, - сказал Прока.
      - Верно. Но кости горячего копчения останутся. И, хотя нет ничего подозрительней мертвеца без рук, ног и головы, а в нашем случае вообще без мяса, скелет припишут пользователю подвала. Живой, таким образом, станет мертвым... У тебя не возникало желания забыть имя, похоронить прошлое и придумать себе другую судьбу?
      - На флоте, когда на берег хотелось... Может, пересядем теперь? Давайте я поведу, Василий Николаевич...
      - Доеду до того квартала, там... Мясо от скелета получит другое имя, соответствующий паспорт и сможет выбрать себе - что?
      - Место жительства?
      - Страну рождения тоже... Главное же, сохранен агент, который отныне становится рабом того, кто дал ему новую ипостась.
      Марина проявила расчетливость и практичность. В стиле Бассейна напор, наглость, непредсказуемость. Удивительно, что она вяловато ещё использует бахметьевское дело. Пока только эпизодические явления соколиков с белесыми бакенбардами из-за моей спины... Это странно.
      И, уступая руль Проке, я внезапно осознал, какого непростительного дурака валяю в эти минуты. Мало меня били тургеневские ребята!
      - К ближайшему таксофону! - велел я Проке, чувствуя, как тяжело становится на душе.
      Усталость, это усталость, все эти ошибки от усталости, уговаривал я себя, из-за отсутствия нормальной поддержки, связи, информации, из-за оторванности от основной группы! Из-за этих московских интриг и нерешительности оператора! От бездомности и плохого питания, наконец!
      - Есть же радиотелефон, - сказал Прока.
      - Который Толстый дал, чтобы контролировать твои беседы.
      Ближайший таксофон оказался через два квартала. Прока въехал на тротуар, чтобы укоротить мой путь к пластмассовому козырьку.
      Слабость поднялась откуда-то снизу, поплыло в голове, прошиб пот, когда я, шагнув, перенес тяжесть на поврежденную ногу. Я подумал, что, может быть, лучше проскакать на одной, но отпустило. И в таком состоянии соваться в логово Чико?!
      Ответила Марика:
      - Бэзил, Ефим просил извиниться, что не успел вчера поинтересоваться вашим состоянием, вы так быстро повесили трубку...
      А, подумал я, значит, он разговаривал со мной из её спальни. И ещё я перестал быть "господином Шемякиным", теперь я - Бэзил для нее. Друг семьи..
      - Вы хотите сказать, что Шлайна нет?
      - Вызвал Дубровин. Ефим просил передать вам это, если позвоните.
      - Марика! Мне нужен адрес Таллиннского представительства "Экзобанка". Вы поняли? "Экзобанк".
      - Да, "Экзобанк". Но у меня нет...
      - Я перезвоню через пять минут. Свяжитесь с Ефимом в представительстве и узнайте. Меня там могут послать подальше.
      Накатило ощущение голода. Жор нападал, если я нервничал. Когда я ел в эти дни? Позавчера после сауны у Йоозеппа Лагны с Дитером. Вчера несколько чашек кофе и пара сэндвичей, кажется, ещё пиала куриного бульона и пирожок с печенкой в лавке у Велле перед ночным бдением...
      Я не выходил из-под козырька таксофона. Вдали, мне показалось, была вывеска какой-то закусочной.
      В машине зазуммерил радиотелефон Проки. Он вопросительно посмотрел из окна. Я помахал, чтобы Дечибал шел ко мне.
      - Это Толстый Рэй трезвонит, определенно, - сказал Прока. - Что я ему скажу?
      - Не выходи на связь. Когда и что ответить я подскажу потом.
      Марика сняла трубку после первого же сигнала вызова.
      - Представительство банка в Пирита. Ехать так... Напротив яхт-клуба ответвление от шоссе, поворот за старым монастырем, ехать, пока не появятся виллы. Шестая справа за зеленым деревянным забором. Перепутать невозможно. Забор новый на старой каменной основе, и поверху колючка... Точного адреса нет. Переписка на абонентский ящик и по номерам телефаксов. Ефим просит без надобности там не крутиться. Говорит, место открытое. Еще просил передать, что представители "Экзобанка" перенесли место встречи, назначенной на полдень. Позвонили и сказали, что из-за затянувшихся у них где-то в центре переговоров просят принять их в представительстве "Балтпродинвеста", чтобы не тратить время на возвращение в Пирита... Тогда время будет прежнее, полдень. Так всем удобнее.
      - Спасибо, Марика. Связь с Ефимом через вас.
      Ну, конечно! Удобнее убедиться, что Вячеслав Вячеславович в представительстве и готов для бартерного обмена на генерала Бахметьева. Да и депозит в швейцарских франках забрать сподручнее... Быть бы мне таким проницательным раньше!
      Рум, когда разведка не задавалась, говаривал: "Жажда чужих секретов до конца утоляется только собственной кровью". И командовал отход. Возвращаясь в расположение, топая в ногу, мы орали последние два слова в такт шагам. И всем было ясно: побитые идут. Не выкрикивать же эту дурь теперь...
      Я колотил трубкой по металлу таксофона, пока не отлетела верхняя мембрана. Огрызком трубки раскрошил кнопки набора номеров. Саданул кулаком пластмассовый козырек, сшибив его с квелых кронштейнов. Наверное, ещё бы и топтал, будь я в силах. Какой же я дурак! Какой дурак!
      Если бы мозгов хватало, я бы сообразил, что за считанные минуты, которыми Чико Тургенев располагал, провалиться сквозь землю со всеми бойцами и заложником он был в состоянии лишь поблизости от музея. В городе. Я мог бы сообразить, если бы мозгов хватало, что операция должна готовится с расчетом Чико на выход из Таллинна через промежуточное убежище. Я мог бы сообразить, если бы мозгов хватало, что Чико не станет для этой цели использовать чужие базы или, тем более, уголовные малины. Ведь даже самые крутые из них известны или становятся известными полиции через информаторов. А если не полиции, то воротилам преступного андерграунда вроде Гаргантюа Пантагрюэлевича точно. Информации же не поступало никакой! Первая и единственная пришла из "Паласа", когда тургеневские лазутчики появились в фойе гостиницы, да и подметил их портье, человек Ге-Пе... Я мог бы, наконец, сообразить, что, если даже Ге-Пе остается в полном неведении о промежуточном убежище, то искать следует не бандитское логово, а вполне легально место!
      Генерала Бахметьева держали на вилле представительства "Экзобанка". Недалеко от старого города. И банком, и его Таллиннским отделением, и виллой этого отделения распоряжается Вячеслав Вячеславович. Работодатель Чико. Такая простая, как пустой орех, загадка! Где я был раньше?
      Я недооценил Чико Тургенева. Я недооценил его связей. Я не разглядел в нем противника, имеющего перевес во внешней поддержке, финансировании и информационном обеспечении. Я недооценил профессиональной подготовленности бригады Чико. Я не вытягиваю в противостоянии с ним, не готов к нему вообще... Жадность заставила взяться за дело. За неё и расплачусь. Будь проклят день, когда судьба свела меня с Ефимом Шлайном!
      - Ты знаешь виллу Толстого Рэя в Пирита? - спросил я Проку, доковыляв от таксофона к машине.
      - Знаю, - сказал он, потихоньку вздохнув. Наверное, не ожидал от меня взрыва бесчинства и вандализма. - На реке, в трех километрах от залива. Туда?
      - Позже... Езжай теперь в Пирита, у яхт-клуба свернем направо. Наверное, придется постоять, подождать... У меня ещё нет решения. Так что, где сподручнее, прихватим бутербродов, по возможности горячих, и питье.
      Теперь, поостыв, я не хотел торопиться. Достаточно напортачил в суете. В пансионе на шанхайской Бабблингвелл-роуд прозвище мое звучало примечательно - Тохтамыш-Мамай-Губастый. Выкрикивалось одним словом. Как говорил отец, если бы Шемякины почаще сначала думали, а потом говорили или распускали кулаки...
      - Есть, командир, - сказал Прока. - В боевом расписании я обожаю часы приема пищи!
      Я по возможности растянул разбитые губы в улыбке.
      Конечно, можно позвонить в полицию и сообщить, что на вилле "Экзобанка" сидит банда и держит заложника. В любом случае, проверку сделают. А дальше? Бандиты прикончат Бахметьева до того, как он увидит своих полицейских спасителей в бронежилетах. Но ведь именно затем, чтобы избежать такого исхода, привезли в Таллинн и лефортовского сидельца, и деньги, и выпросили у эстонцев, которым скандал тоже не нужен, Вячеслава Вячеславовича для обмена.
      И самое существенное: могу я дать сто процентов гарантии, что Чико держит генерала Бахметьева при себе на этой вилле?
      В путаных положениях, или если решение не приходило, я делал всегда одно: сужал задачу. Меня наняли для чего? Обезвредить Чико Тургенева. Вот и обезвреживай, сказал я себе, и не перепоручай полиции. Забота о генерале, его спасении и вызволении - не твоя...
      Разъезжая по Таллинну на "Форде Эскорте" с рекогносцировочной целью, я бывал у яхт-клуба и расположенного рядом с ним разрушенного монастыря, промчался по тамошней гоночной трассе, выпил пива в баре загородного казино у Козе-Люкати, поглазел и на изящные виллы "новых эстонцев". Пешеходов практически не встречал. На такой местности наблюдение за виллой представительства "Экзобанка", которую, вне сомнения, сторожат профи в состоянии повышенной готовности, могло перейти в боевую операцию. А я инвалид, да ещё и Прока на руках.
      Я велел притормозить напротив яхт-клуба. В ресторане определенно выдавали на вынос подкрепляющее.
      Прока безобразно приткнул "БМВ" у обочины шоссе. По его кромке шла белая полоса, запрещающая остановку и съезд. Мог бы и дотянуть пару десятков метров до поворота на стоянку.
      - Парковку прощаю, - сказал я, - потому что есть хочется. Сам отгоню машину куда положено... Возьми погорячее, помяснее, с луком и чесноком!
      - Василий Николаевич, да вы что? Эту тачку Толстого Рэя тут знает всякий! Ни слова не скажут, хоть десять патрулей проедут... Отдыхайте!
      Я все же отъехал к стоянке, примыкавшей к морю. Опавшая хвоя наползала на асфальт вместе с песком. Барашки поверх волн шеренгами неслись от плоского горизонта к серому пляжу. Я осторожно вдохнул холодный бриз. Ничего, отходил... Подумал: что теперь дома? Я ждал оттуда сообщеньице.
      По шоссе, к которому "БМВ" стояла капотом, прошуршала лакированная коробка темно-серого "Линкольна" с фирменным обозначением на передней двери - желтый геральдический щит с надписью и черепахой.
      Появившийся из дверей яхт-клуба Прока прижимал к животу пластиковый пакет. Подталкиваемый порывами ветра, он дробно перебирал ногами, словно получал подзатыльники. Воротник куртки задирался, длинные волосы забрасывало через уши и на глаза.
      - Опять по рации вызывали, - сказал он. - Я накупил всего. Гульнем!
      Мы быстро поели. Хозяйственный Прока достал из багажника термос с теплой водой - умыться. Не выходя из машины, наклонившись, я побрызгал из горсти в горевшее и саднящее лицо.
      Радио просигналило полдень. Переговоры с представителями "Экзобанка", должно быть, начались.
      - Теперь звони боссу, - приказал я.
      Общий план действий созрел. А там - как бог даст.
      Я перекрестился. Прока, сидевший за рулем, покосился, подумал и сделал то же самое.
      Под мою диктовку Дечибал Прока наплел по радиотелефону, будто ночь просидел связанный в каком-то подвале, пока я разъезжал на "БМВ", прихватив и радиотелефон, и финский ствол Проки. Затем-де я вытащил его из подвала, который тут же взорвал вместе со съемочным оборудованием и грудой проявленных пленок. Потом Прока в наручниках валялся в багажнике, пока я опять ездил по городу, часто останавливаясь, определенно у светофоров, то есть Таллинна не покидал. На прощание мстительно проколол четыре ската и запасной баллон, перебил бензопровод. Ствол, редкий "Лахти-35", унес. Радиотелефон, из которого я выковырял блок питания, кинул в машине. Прока заменил блок имевшимся в багажнике про запас и теперь звонит из района Иманта. Деньги я тоже у него выгреб. Что делать?
      Толстый полную минуту орал в трубку. Прока пять раз попросил прощения. Сошлись на удержании половины жалования Проки в течение года, ремонте машины за его счет и мучительном уничтожении меня, моей семьи и всего потомства с ограблением квартиры, угоном машины, сожжением дачи и отправлением на её пепелище малой и большой нужды участниками расправы. После этого Ге-Пе обещал выслать поддержку по ориентиру, данному Прокой.
      Прикрывшись грузовичком, появившимся на стоянке, мы пронаблюдали, как через несколько минут по шоссе проскочил синий джип "Тойота". Гаргантюа Пантагрюэлевич выслал спасателей. Теперь у него оставались под рукой, как сказал Прока, две машины - спортивный "Порше" и миниавтобус "Форд Транзит", которые выезжают редко, да и стоят в лохусальской резиденции. Так что в ближайшие полчаса - час встреча с Ге-Пе на дороге в окрестностях его пиритской виллы исключалась.
      Я рассчитывал подъехать достаточно близко к представительству "Экзобанка" и залечь в машине с биноклем, пока Прока, приоткрыв капот, будет изображать мелкий ремонт. Камуфляж, конечно, липовый. Где, кто и когда видел отказавшую "БМВ" последней модели? Конечно, наблюдатели проверят машину. Выяснят, что действительно - местная, как говорится, того же околотка, принадлежит Ге-Пе, обретающемуся по соседству. Партнеру. Даже если у меня будет минут двадцать, я надеялся что-нибудь да приметить. Дом, в котором держат заложников, выглядит по особенному. Если внимательно присмотреться.
      Но валять дурака не понадобилось.
      Мы разминулись с темно-серым "Линкольном" - затемненные стекла, фирменный знак на передней двери: желтый геральдический щит с надписью готическими буквами "Экзобанк" и рисунком черепахи. Точно таким же как "Линкольн", полчаса назад проехавший мимо стоянки яхт-клуба, где я ждал отправленного за провиантом Проку...
      - Разворачивайся! - заорал я ему. - За "Линкольном" давай!
      Пальцы мои дрожали, когда я набирал на радиотелефоне номер представительства "Балтпродинвеста".
      - Не приближайся, держись в пределах визуального контакта, велел я Проке.
      Повезло: дежурил Андрей.
      - Это Шемякин, - сказал я ему. - Попросите господина Шлайна, пожалуйста.
      - Здравствуйте, господин Шемякин... Это нелегко сделать. Шлайн на переговорах.
      - С представителями "Экзобанка"?
      Андрей потянул паузу, проверял по журналу.
      - Вероятно, - сказал он осторожно.
      - Насколько вероятно? - надавил я.
      - Да вон их машина стоит во дворе.
      - Серый "Линкольн" с желтым щитом на дверце и затемненными стеклами, верно?
      - Сейчас... Да, темноватый такой. Желтый щит с черепахой. Но стекла светлые, прозрачные то есть... Так звать Шлайна?
      Я отключил телефон. И помолился: Господи, сделай так, чтобы разговор подслушал Гаргантюа Пантагрюэлевич.
      - Твоя пушка-то работает? - спросил я Проку.
      - Еще как! А что? Будем драться с этими? Кто такие?
      - Партизаны, - сказал я. - Про Мао Цзэдуна и Че Гевару слышал?
      - Ну? - откликнулся Прока. Он старался за рулем изо всех сил.
      - По теории Мао, партизаны побеждают, если находятся в гуще населения, вроде рыб в воде. По теории Че, на населением следует нагонять страх, терроризировать заодно с властями... Впереди коктейль из тех и других.
      - И откуда вы столько знаете про людей? - спросил Прока, сбрасывая газ. В "Линкольне" придержали скорость, рассматривали "хвост".
      - Не про них. Про отбросы, как я и ты теперь.
      И даже хуже, подумал я. Дерьмо мы распоследнее.
      "Линкольн" повернул на Пярнуское шоссе. Я руку поставил бы на кон, что генерал Бахметьев в этой машине и она поедет в Лохусалу.
      На Вокзальной улице с парковки резко вывернул знакомый пикап "Судзуки" с тронутыми ржавчиной дугами над кузовом. Отсекая подрезом какой-то грузовичок, пристроился за "Линкольном". Прока дернулся обходить "Судзуки".
      - Это их арьергард, не суйся, - сказал я. - Отставай теперь... Они нагляделись на нас. Разговаривают сейчас на эту тему с твоим толстым боссом по радиотелефону. Чего это, мол, его ребята прицепились за ними? Он скажет, что нет никаких его ребят. Они оглянутся: и верно - нет. Значит, хитрит что-то Толстый, крутит. Велел отстать. И занервничают. Толстый же, услышав про объявившуюся на хвосте Чико свою "БМВ", тоже всполошится. Да и мой звонок в представительство, который Толстый, считаю, прослушал, поддал ему жару... А это нам, друг Прока, и требуется на данную минуту собственных панических раздумий... Нужно, чтобы они сбились с ноги на бегу... Хотя бы только сбились... Нам время требуется.
      Ловко, подумал я. Элегантно. Поистине стильно. Чико Тургенев придает своему профессионализму утонченность. Вместо убийства - захват, вместо бандитского притона - респектабельная фирма. Две одинаковые роскошные машины, расчетливо приготовленные заранее! Одна, подлинная, отвезла на встречу действительных представителей "Экзобанка" и стоит себе тихо-мирно за оградой представительства "Балтпродинвеста". Вторая тем временем тихо-мирно едет к причалу в Лохусалу. Кому придет в голову проверять респектабельный лимузин?
      Чико Тургенев делал работу по высокому стандарту.
      Но что предпринять?
      Я представил, как пакет с депозитом наличными за генерала Бахметьева, возможно, в эту минуту перекладывается в портфели представителей "Экзобанка". Вячеслава Вячеславовича под охраной эстонского агента им уже показали. Готов к поставке. На проверке наличия лефортовского сидельца, которого, скорее всего, гноят в подвальной подсобке представительства, "клиент" банка не настаивал.
      - Помимо бургеровской субмарины у Толстого есть плавсредства в Лохусалу? - спросил я у Проки.