Резерв высоты

Огненная струя устремилась к израненному, идущему на последнем дыхании "кукурузнику". Забарабанили по фюзеляжу и плоскостям снаряды. Вслед за ведущим "мессером" открыл огонь и ведомый. Короткие очереди, выпускаемые немецким летчиком издалека, пока не достигали цели. Враг, продолжая стрелять, стремительно приближался. Расстояние - четыреста, триста, двести метров, угол крутой... "Что задумал этот гад?" Еще очередь, рывок, но поздно - сила земного притяжения оказалась сильнее аэродинамического момента. Фашистскому летчику удалось изменить угол полета, но самолет по инерции несся к земле. Высоты не хватало, фашистский стервятник врезался в западный берег Северского Донца, не успев выйти из пикирования.
      - Ура! - во все горло закричал старший лейтенант, но это было единственное мгновение радости. По-2 катастрофически терял высоту.
      - Тяни, комиссар, к берегу! - кричал летчик.
      Комиссар хорошо понимал летчика, но сделать уже почти ничего не мог. Израненный в тяжелом бою, самолет терял скорость и плохо поддавался управлению.
      Но вот он, долгожданный берег! Комиссар хотел сесть где-нибудь здесь или по крайней мере упасть на сухую землю. Он не собирался так просто расставаться с жизнью. А очередная пара "мессеров" уже вышла, на исходную позицию. Трасса первого самолета их миновала, но второй почти в упор выбросил сноп снарядов, самолет, несмотря на то что пилоты вдвоем старались вывести его из крена, пошел вниз.
      Скорость снижения нарастала, крен увеличивался, и они уже не обращали внимания на летящие в их сторону огненные трассы. Комиссар, зажав рану левой рукой, правой пытался вести самолет.
      В последний момент он услышал шум деревьев, треск сучьев. Крылья самолета отваливались, задевая за стволы, а фюзеляж по инерции летел дальше и дальше...
      Какая-то тяжесть навалилась на комиссара, один за другим последовали тяжелые удары. Тяжесть увеличивалась, сознание таяло, потом все померкло. По-2 рухнул в лесную чащобу...
      6
      Летный состав полка Давыдова расположился в ближайшем от аэродрома лесу. Заместитель Богданова старший лейтенант Прохоров разместил остатки своего войску в одной из палаток. Летчики долго не могли заснуть, тревожась о боевых друзьях. На рассвете замкомэска вышел размяться, как они всегда это делали с Фадеевым, и лицом к лицу столкнулся со своим командиром.
      - Олег Борисович, здравствуйте! - радостно воскликнул он. - Наконец-то! Что случилось с вами, где остальные? - засыпал он комэска вопросами.
      Но Богданов не успел ответить, появился командир полка. Комэск быстро пошел к нему и доложил:
      - Капитан Богданов прибыл, из-за отсутствия горючего произвел посадку километрах в двадцати отсюда.
      - Где комиссар? - перебил его Давыдов. - Где Фадеев и Гончаров? Что с вами случилось?
      - Комиссар вылетел на По-2, - ответил Богданов и пояснил: - У самолета, на котором собирался лететь комиссар, не заводился мотор, мы уже были в воздухе, когда Овечкину удалось справиться со своим самолетом. И вот что из всего этого вышло...
      - Может, они сели где-нибудь? - предположил Давыдов и добавил в сердцах: - Да что ж это за война такая, только привыкнешь к человеку, только сработаешься с ним, обязательно что-то да случится!
      - Товарищ майор, - сказал Богданов. - Давайте пока не будем хоронить комиссара. Может, объявится еще.
      - Ох, Богданов, если бы так сложилось! Ну а сержанты наши где? Что с ними-то? Фадеев, Гончаров - где они?
      - Они сели на нейтралке, но боюсь, что ближе к немцам, - ответил Богданов. - Кончилось горючее. Я видел, как они садились, сделал над ними круг, надеялся, что смогу добраться до вас, вернуться и помочь им, но километрах в пятнадцати от Балаклеи меня атаковала четверка "мессеров". Я отбивался до полного израсходования горючего. А потом протянул сколько смог.
      - Где сейчас твой самолет?
      - Далековато, километрах в двадцати отсюда.
      - Что же делать? - вздохнул Давыдов. - Бери ребят, и отправляйтесь за ним. Здорово он подбит?
      - Думаю, что восстановить можно, - сдержанно ответил Богданов.
      Шла война. И каждому бойцу в ней было отведено свое место, для каждого была отпущена своя боль, своя удача. И всем вместе была поставлена одна цель - защищать Советскую Родину.
      7
      По воле случая, которых немало было в годы войны, ставший свидетелем неравного боя По-2 со сворой "мессершмиттов" командующий ВВС Юго-Западного фронта генерал Фалалеев снял фуражку и склонил голову, отдавая дань героизму летчика самолета связи. Он знал этого парня, летал с ним не раз. Старший лейтенант Крючков, в прошлом лихой истребитель, по его просьбе согласился полетать на По-2 до прибытия пополнения самолетов-истребителей. И на этот раз, когда нужно было доставить приказ на перебазирование находящемуся в окружении полку Давыдова, начальник штаба послал с пакетом именно Крючкова. Командующий продублировал свой приказ, направив И-16 с тем же заданием. Сейчас генерал понял: приказ вручен. Полк перелетит, а летчик останется навечно в этом лесу. Но ведь ответственные и опасные поручения всегда доверяют самым смелым, преданным Родине и своему делу людям! Им верят, на них надеются. И они оправдывают доверие. Такова логика жизни.
      Командующий знал: как только в небе появляется хоть одна пара настоящих воздушных бойцов, фашисты, до этого момента чувствующие себя хозяевами положения, поджимают хвосты и улепетывают восвояси. Беззаветная преданность наших летчиков Родине, умноженная на профессиональное мастерство, дает сплав, перед которым рушатся усилия врага. Но победа сама собой не дается, за нее приходится платить - потом, кровью, жизнью людей.
      - Капитан, - обратился Фалалеев к стоящему рядом командиру, - возьмите с собой несколько красноармейцев, доберитесь до места падения самолета. Похороните летчика с почестями. Постарайтесь найти документы и передайте их мне. Это должен быть старший лейтенант Крючков.
      - Есть, товарищ генерал! - козырнул капитан.
      Лишь к исходу дня поисковая группа вышла к месту падения По-2. Кругом валялись разломанные на мелкие кусочки детали скромного "кукурузника"...
      8
      5-й кавалерийский корпус, брошенный на усиление' 9-й армии, сразу же вступил в жаркие бои с частями армейской группы Клейста.
      Бронированный клин противника упорно врезался в поредевшие боевые порядки советских войск. Фашистская авиация, господствуя в воздухе, то и дело бомбила наши войска. "Враставшие в землю" бойцы тщетно смотрели в небо, ожидая помощи своих истребителей.
      В один из таких моментов над боевыми порядками кавкорпуса появилась тройка ЛаГГов. Это было звено Богданова.
      - Наши! Наши прилетели! Ура! - обрадованно закричали кавалеристы.
      Но неожиданно вначале один самолет, за ним второй пошли на посадку.
      - Там же фашисты, куда они садятся! - заволновались кавалеристы.
      - Смотрите, как тихо они снижаются, - сказал командир эскадрона, горючего, видно, нет. Так что они не садятся, а падают.
      Командир корпуса, находившийся в это время на наблюдательном пункте, сразу понял трагическое положение летчиков. Еще не зная точно причины посадки самолетов, он приказал немедленно направить подразделение, чтобы не допустить захвата немцами советских летчиков. И. почти сразу началась дуэль между советскими и немецкими артиллеристами. Комкор, не отводя бинокля от глаз, наблюдал за лётчиками, маневрирующими между разрывами снарядов.
      - Верно взяли направление, - сказал комкор стоящему рядом полковому комиссару.
      - Может, уже в воздухе увидели, где кто располагается? - предположил тот.
      - Вряд ли, - ответил комкор, - просто у человека есть какое-то особое чувство на опасность.
      Меж тем обстановка вокруг летчиков усложнилась. Немцы усилили артиллерийский и минометный огонь, двинули вперед автоматчиков. Через некоторое время самолеты, засыпанные землей от разорвавшихся снарядов и мин, трудно было отличить от окружающей местности.
      После жаркой схватки с фашистами посланное комкором подразделение выручило летчиков. Вскоре Фадеев с Гончаровым были уже на наблюдательном пункте корпуса.
      Рад, что удалось помочь вам. Жаль, что самолеты не вернешь, ну да, видно, ничего не поделаешь, - сказал им комкор. - Сейчас подойдет представитель штаба ВВС фронта, он скажет вам, что делать дальше. Бывайте здоровы да прилетайте сюда побыстрей, вместе легче воевать будет.
      Появившийся вскоре авиационный полковник выслушал короткий доклад Фадеева и повел летчиков в расположенное невдалеке подразделение.
      Окликнув капитана, полковник приказал:
      - Принимайте сержантов в свое распоряжение, они будут помогать вам.
      Сержанты последовали за капитаном и вскоре оказались в ходе сообщения, в конце которого в гуще кустарника размещалась радиостанция.
      Навстречу пришедшим вышел лейтенант, командир роты связи.
      - Это летчики-истребители, - сказал ему капитан, кивнув в сторону Фадеева и Гончарова. - Будут помогать в управлении авиацией.
      Летчики сразу же приступили к делу. Они принимали сообщения экипажей-разведчиков, наносили данные на карту, а в конце дня докладывали данные полковнику.
      Отмечая условными знаками занимаемые противником населенные пункты, Анатолий чувствовал нарастающую тревогу - за себя, за дорогих сердцу людей, отбивающихся от фашистов, за весь этот участок фронта. Очень уж четко было видно на карте, как стальными клиньями танковых лавин враг врезался в нашу оборону. Во время одного из докладов Фадеев узнал о том, что наутро готовится прорыв...
      9
      Чуть рассвело, когда на востоке началась артиллерийская стрельба, это прорывающиеся войска поддерживала артиллерия. К обеду дошел слух, что наши войска прорвали оборону немцев и передовые подразделения уже переправляются через реку. Вместе с оставшейся в резерве группой двинулись к Северскому Донцу Фадеев и Гончаров.
      Анатолий впервые увидел искромсанные немецкие орудия, бронетранспортеры, танки. Множество убитых застыли в неестественных позах. За несколько этих утренних часов сотни, а может быть, и тысячи людей расстались с жизнью. Все эти погибшие защищали свою Родину, свою жизнь и честь. А эти, в мышиной форме, что искали они здесь, у нашего Северского Донца, за тысячи километров от своей страны? "Жизненное пространство"? Теперь обрели его. Поймут ли когда-нибудь агрессоры бессмысленность своих вероломных замыслов?
      Радиостанция в общем - потоке ползла еле-еле.
      - Двигайтесь быстрей, иначе мы можем застрять! - крикнул подбежавший полковник. - Сзади остался только арьергард. - И приказал Анатолию: - Держи связь с теми, что прилетают, и обязательно направляй их для уточнения обстановки!
      В это время в небе появился наш Су-2. Анатолий, помня указания полковника, связался с экипажем самолета и направил его в квадрат, где арьергард вел бой с наступающими гитлеровцами.
      Су-2 развернулся и полетел на запад. Через несколько минут в наушниках раздался хрип, шум, сквозь которые Фадеев разобрал взволнованный голос летчика:
      - В квадрате 61-01, 61-02 до десяти немецких бронетранспортеров и около батальона пехоты развернутым фронтом атакуют нашу пехоту. Сзади подходит колонна танков...
      Дальше Фадеев разобрать не смог. Потом снова откуда-то издалека прорвался голос летчика:
      - Южнее... за лесом, в пяти километрах, сосредоточиваются танки, бронетранспортеры и пехота на машинах...
      Фадеев крепко прижал одной рукой наушник, второй держался за борт кабины полуторки, боясь свалиться под колеса.
      - Ваня, что-нибудь слышишь через динамик? - спросил он Гончарова.
      - Нет, - ответил тот.
      Анатолий попытался снова вызвать на связь летчика, но, взглянув в небо, увидел четверку "мессершмиттов", окружавших Су-2. Внимательно следя за разыгравшимся воздушным боем, Фадеев чуть не сорвался с подножки.
      - Лейтенант, сверни в сторону! - крикнул он командиру роты, сидевшему в кабине.
      - Нельзя! Ты слышал приказ полковника? - сопротивлялся лейтенант.
      - Слышал, но летчику нужно подсказать, а на ходу я не могу видеть воздушное пространство полностью!
      Машина свернула, Фадеев взглянул вверх и ужаснулся: четверка "мессеров" пара за парой атаковала Су-2, летчик которого, видимо, бывалый пилотяга, кидал самолет из стороны в сторону, на мгновение замирая в тот момент, когда стрелку надо было открыть огонь.
      Во время одной из атак "мессершмиттов" наш стрелок, улучив момент, дал длинную очередь, и фашистский истребитель вспыхнул. Немецкий летчик тут же выбросился на парашюте.
      - Ура-а! - раздалось вокруг.
      Отходившие в пешем строю красноармейцы замедлили движение, наблюдая, как лихо орудует в воздухе наш самолет.
      Внимательно вглядываясь в воздушное пространство, Фадеев увидел еще четверку "мессершмиттов". "Теперь доконают", - мелькнула тревожная мысль. Четверка присоединилась к атаковавшей ранее тройке истребителей. "Мессеры" кружились вокруг Су-2, летели снаряды, наш летчик вращал самолет как лихой истребитель. Но силы были неравны.
      Фадеев, наладив связь, несколько раз успевал предупредить разведчика о смертельных атаках "мессеров", и тот умело уходил от них, но то одна, то другая очереди достигали цели. Самолет задымил, и в этот момент откуда-то снизу подошел вплотную "мессершмитт"...
      - Сзади ниже "мессер"! - успел крикнуть Фадеев, но сноп огня, выброшенный "мессершмиттом", окутал Су-2, и он загорелся.
      - Горишь! Прыгай! - закричал во все горло Фадеев.
      Самолет словно отяжелел замедлил полет и, немного накренившись, начал медленно разворачиваться влево. Языки пламени охватили фюзеляж и поползли по крыльям, то было страшное зрелище! Огненный ком, подобно комете, оставляя длинный шлейф пламени и черного дыма, продолжал плавно разворачиваться... Широко разнесенные плоскости самолета, еще не тронутые огнем, напоминали крылья горного орла, отыскивающего своим зорким оком - шакала...
      Анатолий и остановившиеся пехотинцы замерли. Все понимали ужас совершающегося - экипаж горит, но самолет не покидает. Фадеев взглянул на Ваню, по щекам жав к губам микрофон, прокричал:
      - Горишь! Прыгай!
      - Нет... Мы еще повоюем... - послышался твердый голос летчика.
      Самолет резко перешел в пике и скрылся из виду. Через несколько секунд за горизонтом раздался взрыв, потом еще несколько, и в небо взметнулись черные столбы дыма.
      Все замерли на мгновение, потом сняли пилотки и фуражки, отдавая дань бессмертному подвигу героев.
      Их смерть Фадеев воспринял как еще одну трагедию войны. Ушли из жизни два летчика, страшно и героически ушли. Кто они? Узнают ли когда-нибудь люди их имена? Мать, жена, любимая получат лаконичное: "Не вернулся с боевого задания". За скупыми словами в пешке войны скроется их подвиг. Дойдет ли он до потомков? А сколько подобных подвигов совершают сейчас ежедневно, ежечасно наши бойцы!
      - Были люди и нет их... У летчиков тоже, как видно, тяжелая служба, произнес стоявший рядом боец.
      Фадеев не успел ответить.
      - Полковник требует данные: где немцы? - скороговоркой спросил подбежавший капитан.
      Анатолий быстро передал карту с пометками о месте сосредоточения и передвижения немцев, нанесенными по сообщению экипажа-разведчика всего несколько минут назад...
      - Ясно, понял, сейчас доложу. А вы быстрее вперед! - бросил на ходу капитан и помчался к полковнику.
      Подтянув резервы, немцы усилили нажим в полосе отхода нашей группировки, то и дело атакуя подразделения прикрытия. На небольшом участке боя оглушающе рвались снаряды и мины, раздавались пулеметные и автоматные очереди.
      Отходящие войска двигались медленно. Дорога была в глубоких воронках, приходилось петлять то влево, то вправо. Подразделение, вместе с которым двигались летчики, добралось наконец-то до реки.
      На переправе скопилось много военной техники, повозок, людей, ревели моторы, шумели бойцы. Командиры, пытаясь навести порядок, зычными голосами подавали команды.
      Анатолий по привычке взглянул на небо и увидел "раму" - немецкий самолет-разведчик "Фокке-вульф-189". Прильнув к наушникам, он попытался связаться с кем-нибудь из находившихся в воздухе истребителей. Но в эфире никто не отзывался. Как и следовало ожидать, вскоре налетели "юнкерсы". Увидев над собой немецкие самолеты, люди заволновались. Сплошным потоком хлынули на переправу и те, кто добирался пешком, и те, кто ехал на машинах. А немцы круто разворачивались для бомбежки. Вот первый Ю-87 бросает бомбу недолет, второй - недолет, третий - перелет! Анатолий, стоя на подножке спецмашины, вновь и вновь пытался связаться с кем-то из советских летчиков, кричал в микрофон, но никого поблизости не было.
      А "юнкерсы" делают новый заход. Один из них кладет бомбу точно в переправу, и в это время Фадеев услышал в наушниках взволнованный голос с такими родными русскими словами: "Заходи, заходи! Бей замыкающего!" Анатолий увидел, как появившиеся два ЛаГГ-3 преследуют последнюю пару Ю-87. В спешке атака не сразу получается, но все же после нескольких очередей советского истребителя на виду у оставшихся на переправе Ю-87 врезался в землю. Клуб черного дыма взметнулся высоко вверх.
      - Ура! Сбили! - закричали вокруг.
      Фадеев понимал: надо поторапливаться, ведь немцы идут буквально по пятам. Как бы поскорее оказаться в полку, самому сесть в самолет и драться с фашистами!
      Саперы быстро восстановили переправу, но радоваться пришлось недолго. Только начали переправляться, снова появились "лаптежники".
      - Лейтенант, быстрее, быстрее! - почти кричал Фадеев. Машина ускорила движение. Первый самолет пошел в атаку, когда радиостанция уже заканчивала переправу. Анатолий сначала смотрел из окошечка, потом открыл дверцу и снова встал на подножку, высматривая в небе свои самолеты, но их опять не было. А "юнкерсы" продолжали бросать бомбы. Перелет - повезло! Недолет!
      В это время их машина выехала на берег и свернула влево.
      - Лейтенант! Гони быстрее от переправы, а то накроют! - крикнул Фадеев, глядя на пикирующий прямо на них немецкий бомбардировщик.
      Анатолий как будто предчувствовал - едва они с Гончаровым успели отбежать метров пятьдесят от остановившейся машины, началось столпотворение. Бомбы сыпались одна за другой, земля летела в разные стороны. Рядом с ними оказалась глубокая воронка. Едва они нырнули в нее, как в это же мгновение раздался огромной силы взрыв, и на них комьями посыпалась земля...
      Наступила глухая тишина. Фадеев ощупал себя - вроде бы цел. Ваня что-то говорит ему, но Анатолий не слышит. Осмотрелся кругом - летят самолеты, рвутся бомбы, вздымаются к небу пласты земли, но все это почему-то беззвучно. Ваня смотрит на него удивленным взглядом и тоже молчит. Неужели оглохли?
      "Юнкерсы" сделали еще один заход, искромсали переправу и ушли.
      Проводив их взглядом, летчики пошли к тому месту, где оставили машину. Они увидели груду металла и изуродованное тело юного лейтенанта. Подбежал полковник. Энергично жестикулируя, он что-то говорил сержантам, но, убедившись в бесплодности попыток услышать от них хоть слово, достал из кармана блокнот, вырвал листок бумаги и написал: "Вы контужены. Ищите медсанбат".
      Сержанты сошли с дороги, идущей от переправы, и, оглядываясь то и дело по сторонам, чтобы не оказаться под машинами, сигналов которых они не слышали, пошли искать медсанбат.
      Только под вечер они наткнулись на какой-то лазарет, Дальше события развивались независимо от их воли, поскольку слышать они не могли. Да их ни о чем и не расспрашивали, не до них было. Кругом лежали тяжело раненные бойцы и командиры. Летчикам написали направление, посадили на машину и отправили в госпиталь. Там их осмотрели, для чего-то измерили температуру, а потом так же чуть не под руки, чтобы не попали под колеса, посадили на повозку и направили к санитарному поезду.
      Госпиталь на колесах, набитый до отказа ранеными, ночью двинулся в путь. Куда шел поезд - друзья не ведали. После нескольких суток пути они добрались до Миллерова, где поезд почему-то задержался.
      Как-то утром Анатолий проснулся неожиданно рано, соседи по купе еще спали. Он слышал их дыхание, потом за окном раздалось воробьиное чириканье. "Какое счастье, что мы живы, - подумал Анатолий и улыбнулся во весь рот сам себе, светлому летнему дню и спящим товарищам. - Какое счастье! - повторил он. - Я снова слышу. Значит, есть оно на свете - солдатское счастье!"
      Фадеев вспомнил Дон. Ростовские плавни. Там тоже было счастье!
      Тихо вошла медсестра. Жестикулируя и делая выразительные гримасы, она пыталась узнать, как спали летчики. Анатолий, улыбнувшись, тихо, но четко произнес:
      - Благодарю, сестричка, отлично!
      Та от неожиданности вскрикнула, потом на радостях обняла Анатолия.
      - А как Ваня? - спросила она.
      За время лечения сестры успели привыкнуть к летчикам, относились к ним с большой заботой, называли просто по имени.
      - Не знаю, - пожав плечами, ответил Фадеев, - вот проснется, посмотрим.
      - Толя, сколько Гончарову лет? - спросила медсестра.
      - Двадцать, - ответил Фадеев.
      - Голова-то у него поседела...
      - Да. Немного есть.
      Сестра улыбнулась милой улыбкой, в которой были и сочувствие больному, и надежда на его скорое выздоровление, и многое другое, что так необходимо раненому воину. "Как знать, - думал Анатолий, улыбаясь в ответ, - что больше помогает избавиться от недуга - лекарства или заботливые руки и добрые сердца вот таких сестричек?"
      Однажды ночью на станцию налетели фашистские самолеты. Началась бомбежка. Летчики выскочили из вагона и, нырнув под него, залегли между рельсами, зная, что не каждая бомба попадает в вагон. Рассчитали правильно, однако бомба разорвалась очень близко от Анатолия. От грохота зашумело в голове. Он снова стал хуже слышать, зато Ваня закричал: "Ура! Командир, я слышу!" Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Утром, представ перед врачами, летчики чуть ли не на коленях упрашивали отпустить их из госпиталя в часть. Врачи долго упорствовали, говорили, что курс лечения нужно довести до конца, но в конце концов сдались и выписали их, взяв слово продолжить лечение по месту службы.
      Попрощавшись с врачами и сестрами, летчики зашли к начальнику санитарного поезда.
      - Надо бы вам еще полечиться, - сказал он, - но боюсь новых бомбежек. Из двух зол выбираю меньшее...
      Летчики не обратили внимания на последнюю фразу врача. Вспомнили о ней лишь несколько месяцев спустя, когда случайно узнали о том, что санитарный поезд фашисты разбомбили в следующую же после ухода сержантов ночь. Погибло много раненых и медицинского персонала, погиб начальник госпиталя, спасший им жизнь. Вспомнил Анатолий и медсестру с милой улыбкой. Так не хотелось верить, что и ее нет в живых!
      10
      После длительного поиска группа красноармейцев во главе с капитаном вышла к месту падения По-2. Бойцы тихо переговаривались:
      - Искорежен так, что почти ничего не осталось. Одно крыло на одном дереве, остатки другого - на втором, на земле сплошное месиво...
      - Осторожно, братва, кажется, человек лежит, - сказал вдруг один из красноармейцев.
      Капитан потрогал тело летчика - он был мертв.
      - Тут еще что-то есть, - сказал красноармеец, продолжая разбирать обломки По-2. - Братцы, человек! - дрожащим голосом закричал он. - С двумя "шпалами"!
      - Батальонный комиссар... - тихо произнес, склонившись над трупом, капитан.
      Красноармейцы сделали подобие носилок и пошли в обратный путь, двигаясь осторожно, медленно.
      Вышли на небольшой пригорок, остановились. Капитан осмотрел местность.
      - Будем хоронить здесь. Просмотрел документы.
      - Комиссару только тридцать исполнилось, - сказал он, взглянув на партийный билет, - а старший лейтенант и того моложе.
      На пригорке остался невысокий холмик, на нем - подобие пирамидки. Один из бойцов химическим карандашом вывел на ней фамилии погибших.
      Вечером капитан доложил генералу Фалалееву о выполнении задания и месте захоронения. Командующий внимательно просмотрел документы летчиков и произнес, ни к кому не обращаясь:
      - Значит, вместе с Крючковым летел и комиссар полка Давыдова. Что же сталось с полком? Летчики, вероятно, перелетели, а где же технический состав и тыловая часть?
      Ответить было некому. Фалалеев тяжело вздохнул, спрятал документы в планшет и направился к ожидавшей его машине.
      Глава XII
      1
      Харьковское сражение для войск Юго-Западного фронта закончилось неудачно. Причины этого выясняли те, кому следовало, а соединения и части, потрепанные в боях, отводились в резерв или на пополнение.
      Полк Давыдова такой возможности не имел. Он пополнялся самолетами в ходе боевых действий. За минувший месяц летчики сменили несколько аэродромов, маневрируя и по фронту, и в глубину.
      Давыдов тяжело переживал сложившуюся обстановку. Полученная ям телеграмма от генерал-майора авиации Фалалеева с сообщением о гибели комиссара больно ранила сердце командира.
      Привык Давыдов к комиссару. Не одну бессонную ночь они провели вместе, когда получили в командование полк. Было это в первый день войны. Комиссар стал для него и товарищем по работе, и другом. Да что и говорить, хороший летчик, принципиальный политработник, надежный человек - в сложных условиях войны командир не мог не ощутить особой цены этих качеств.
      Командир полка несколько дней не знал, посылать ли официальное извещение семье комиссара или направить личное письмо, подготовить жену, детей, но времени на письмо все никак не мог выкроить. Вот и сейчас дежурный доложил, что его вызывает комдив.
      Базирование полка на одном аэродроме со штабом дивизии во многом облегчало работу Давыдова, но порой и здорово осложняло. За неудачи в боях, а их случалось немало, комдив спрашивал строго. По телефону стерпеть упреки легче, даже можно сделать попытку оправдаться. Но когда разговор идет с глазу на глаз, прибегать к уловкам тяжело, впору хоть провалиться на месте.
      Командир полка по дороге заглянул в свой импровизированный штаб, возглавляемый штурманом, захватил последние данные о ходе боевых действий, состоянии полка и, сев на полуторку, направился к комдиву.
      Командир истребительной авиационной дивизии полковник Борис Петрович Семенов был Героем Советского Союза. Участник боев в Испании и на реке Халхин-Гол, он уже около года воевал с фашистами в составе войск Юго-Западного направления. Человек опытный, знающий военное дело по-настоящему, он был смел и решителен, никогда не падал духом, и если бывал озабочен, как сейчас, а это видно по его лицу и можно догадаться по репликам, которыми он обменивается с комиссаром дивизии, значит, дела плохи, решил Давыдов.
      - Товарищи, мы оторвали вас от боевой работы, чтобы обсудить сложившуюся обстановку, возможные действия гитлеровских войск и поставить задачу на последующие дни, - начал разговор Семенов. - На сегодня, двадцать седьмое июня сорок второго года, линия фронта проходит вот здесь, - комдив подошел к разложенной на столе пятикилометровой карте. - Как видите, от Купянска линия фронта идет на юг, потом по левому берегу Северского Донца до Лисичанска, далее на Красный Луч и упирается западнее Ростова в Таганрогский лиман. По данным разведки, немецкие войска группы "Юг" закончили подготовку к наступлению. Вражеская авиация, - продолжал комдив, - за последние два дня - снизила активность. Это тоже существенное доказательство.
      Итак, - сказал он в заключение, - враг может перейти в наступление в ближайшие дни. Вы знаете, что авиации у нас мало, у пехотинцев и танкистов тоже ряды поредели. Бои будут тяжелые, изнурительные. Может быть, придется отойти, но главное - держите людей в состоянии собранности. Говорите им правду, какой бы горькой она ни была, но, говоря правду, вселяйте уверенность в том, что мы все равно разобьем гитлеровскую армию! Для этого нужно, чтобы каждый воин возненавидел фашиста всем сердцем и делал все, чтобы остановить врага. Мужества нашим летчикам не занимать, а умения пока кое-кому не хватает, да и управлять людьми как следует мы тоже еще не научились. Авиацию используем, как бог на душу положит. Да, правильная есть пословица, что опыт приходит не сразу, но война не ждет. Людей теряем много. Очень важно, чтобы каждый командир полка быстрее набирался опыта руководства подразделениями в ходе ведения воздушных боев. Бои надо вести эффективно, наступательно...
      После совещания у комдива Давыдов вместе с другими командирами подошел к начальнику штаба дивизии, нанес последнюю обстановку на свою карту, решил возникшие вопросы и, не задерживаясь, направился в полк. По дороге он прокручивал в уме совещание у Семенова. Командир дивизии назвал ориентировочно количество немецких дивизий, но о своих сказал лишь то, что "ряды поредели". Значит, нас мало, заключил Давыдов. Да и откуда быть, рассуждал он про себя. Сколько наших осталось в окружении! А враг, сосредоточивший войска, зря стоять в готовности не будет. Значит, смертельная схватка с ним может начаться в любой день, в любой час.
      С этими мыслями он и прибыл в полк. Штурман полка, получив из штаба дивизии сигнал о выезде командира, своевременно построил летно-технический состав для встречи Давыдова.
      Давыдов молча прошел вдоль строя. Остановившись, подумал недолго и сказал:
      - Товарищи! Опасность велика! Силы немец на нашем фронте сосредоточил немалые. Придется вести воздушные бои с превосходящим противником. Что мы можем противопоставить фашистам? - спросил Давыдов и сам же ответил: Постоянную готовность к бою, мастерство, коллективизм, высокое напряжение в боевой работе. Шесть-восемь боевых вылетов в день должно стать нормой. Помните уроки прошлого! Чтобы немцы нас не застали врасплох, готовность номер один занять в три часа утра. Взлет по команде. Сигналы прежние. Штурману полка организовать надежное наблюдение за воздухом...
      2
      Утро двадцать восьмого июня началось ударами немецкой авиации и артиллерии по войскам Юго-Западного фронта. А потом пошли пехота и танки.
      Полк Давыдова, получивший сигнал о вылете фашистской авиации, на рассвете стартовал с аэродрома и пошел на запад, навстречу немецким бомбардировщикам. Фашисты настолько были уверены во внезапности своего налета, что даже не выделили "мессеров" для прикрытия своих бомбардировщиков, ограничившись лишь высылкой их для блокирования аэродромов советских истребителей. Но ошибки первых дней войны многими нашими командирами уже были учтены, и почти вся истребительная авиация фронта благополучно взлетела до выхода на ее аэродромы немецких истребителей.