Резерв высоты

      - Где они? - спросил он у техника звена.
      - Вот здесь прогудели, - указал тот рукой в северо-западном направлении.
      Анатолий еще раз проверил готовность к запуску и в это время услышал: "Справа гудят". Он расстегнул шлемофон, и характерный нарастающий свист стал слышен резко и отчетливо. Через несколько секунд Фадеев увидел идущую на малой высоте пару "мессершмиттов". Время истекло, пора запускать моторы. Необходимо было взлететь так, чтобы остаться незамеченными, да еще успеть набрать метров пятьсот высоты. А там еще посмотрим, чья возьмет, думал Фадеев.
      - Ваня, запуск! - скомандовал он.
      Гончаров кивнул головой, и тут же завращался винт его самолета. Анатолий запустил свой, времени на прогревание потребовалось несколько секунд, перевел мотор на повышенный, затем на максимальный режим, проверил работу мотора, прожег свечи и услышал доклад: "К взлету готов". - "Понял", с удовольствием отмечая четкость работы Гончарова, ответил Фадеев. Медлить нельзя, каждая секунда промедления может сорвать вылет и погубить их, но и взлет в момент, когда фашистские стервятники находятся в выгодном положении, тоже смерти подобен.
      - Ваня, довернись на свой, ориентир!
      - Понял!
      Анатолий поставил самолет в направлении выбранного ориентира, взглянул на небо и увидел, что "мессеры" резко взмывают вверх.
      Фадеев дал газ и, увеличив обороты до максимальных, начал разбег, точно выдерживая направление. Самолет, как казалось ему, слишком медленно набирал скорость. Хотелось скорее бросить взгляд на небо, чтобы видеть, где враг, но здравый смысл подсказывал - не надо, можно уклониться от курса, да и "мессеры" не могли за считанные секунды развернуться, если бы даже и заметили взлет. "Взлетай спокойно, на малой скорости не отрывай от земли самолет", - скомандовал Фадеев Гончарову.
      Скорость нарастала, самолет легко отделился от земли. Анатолий убрал шасси и перешел на бреющий полет, посматривая по сторонам. Он отчетливо представил себе рисунок схемы, маршруты полета с разными курсами и точно определил, где находится.
      Взглянул на указатель скорости и скомандовал Гончарову: "Боевой разворот во внутреннюю сторону". Фадеев устремил взгляд в тот сектор, где должен был находиться Гончаров, но его не было. "Мессеров" тоже не было видно. С набором высоты видимость увеличивалась. Внизу еле просматривались очертания аэродрома. "Порядок, - подумал Анатолий, - стервятники наш взлет просмотрели. Теперь главное - собраться и атаковать мессеров" первыми".
      Заканчивая разворот, сзади и немного выше Фадеев увидел. Гончарова. Классический получился маневр, лучшего не придумаешь! Вот что значит точный расчет и пунктуальное исполнение! Математика - наука точная!
      - Я впереди справа ниже, - подал голос Фадеев.
      - Вижу, - бойко ответил Ваня. - Высота тысяча метров.
      - Ваня, разгон скорости и одновременный разворот с набором в разные стороны... Пошел!
      Не успел Анатолий закончить разворот, как увидел "мессеров". Запас скорости позволил ему бросить самолет вверх, чтобы занять выгодное положение для атаки. Сейчас победа останется за тем, кто при прочих равных условиях будет действовать более решительно, в нужный момент метко поражая цель. Анатолий пошел в лобовую атаку, немцы уклонились. Проскочив над фашистами, Фадеев не стал сразу разворачиваться, а немного задержался, ожидая Гончарова, затем круто взмыл вверх, положил самолет на спину, медленно вывернул и снова предложил лобовую атаку. "Мессершмитты" не приняли ее. Закрутилась карусель. В вертикальной и горизонтальной плоскостях каскад фигур высшего пилотажа был так стремителен, что Гончаров иногда отрывался, но в целом пара пилотировала, словно связанная невидимыми нитями. В один из моментов Анатолий решил использовать то, что Гончаров немного отстал, и скомандовал ему: "Пройди еще секунд двадцать и затем выполняй разворот", - а сам устремился вертикально вверх, держа в поле зрения "мессеров", которые, развернувшись, бросились в погоню за Гончаровым. Вначале немцы энергично пытались зайти ему в хвост, но неожиданно обнаружили самолет Фадеева и пошли наутек. Анатолий в горячке боя бросился за ними, но внизу мелькнуло летное поле, и он вспомнил о главной своей задаче - деблокировать аэродром. Значит, нужно оставить этих и занять выгодное положение на возможном пути подхода очередной группы "мессеров". Он не ошибся. Через несколько минут появилась еще пара "мессершмиттов", затем вторая. Внезапная атака Фадеева, меткая очередь - и подарок с неба упал к ногам однополчан в виде горящего фашистского стервятника. За первой последовали вторая и третья атаки; и тройка "мессеров" покинула поле боя. Анатолий взглянул на бензиномер стрелка приближалась к нулю. Пора на посадку. В это время он услышал в наушниках голос Богданова: "Взлетаем". Фадеев уменьшил до предела обороты, сбавил газ, обеспечил взлет сменной пары, потом остальной группы полка и лишь тогда произвел посадку. Отличный его почин получил хорошее продолжение: за день летчики полка сбили еще три фашистских самолета. Своих потерь не было.
      5
      Воздушные бои продолжались с рассвета до позднего вечера. Анатолий выполнил уже более сотни боевых вылетов, провел около пятидесяти воздушных боев. С врагом он дрался уже на равных рядом с такими летчиками, как Богданов, Прохоров, Базаров и другие "старики".
      Слово "старик", неизвестно когда и кем первым произнесенное на войне, быстро вошло в лексикон летчиков. Оно означало высшей степени похвалу, им гордились те, кого так называли. Его не присваивали официально, церемоний посвящения в "старики" не было, статуса на присвоение звания "старик" не существовало. Но прочно вошедшее в жизнь, это слово определяло самый высокий уровень мастерства летчика, способность выполнять самые ответственные боевые задания. Когда было необходимо решить, кто пойдет на выполнение сложного боевого задания, командиры говорили: ведущим пойдет тот или другой "старик", или - на задание пойдут только одни "старики". "Старикам" завидовали, ими гордились техники и механики, обслуживающие их самолеты. Молодые летчики стремились как можно скорее стать достойными того звания, стать "стариками", чтобы иметь возможность выходить на ответственные задания вместе с лучшими из лучших.
      Когда здесь, на полевом аэродроме, Давыдов впервые назвал Фадеева "стариком", Анатолий ощутил радость, почувствовал твердую уверенность в себе.
      За время базирования на этом аэродроме Анатолий ни разу не испытал горечи поражения. Как ни трудно было ему, всякий раз при выполнении боевых заданий он побеждал. Правда, успех обеспечивало не только его личное мастерство, но и то новое в тактических приемах, что они вместе с Богдановым применяли в воздушных боях.
      Вот уже несколько дней подряд, вылетая в один и тот же район штурмовать наземные войска противника, Фадеев с тревогой всматривался в происходившее на земле. Сначала наши удерживали занимаемые позиции, но вот у немцев появилось много танков, и после артиллерийского обстрела они вклинились в нашу оборону. Пролетая на' бреющем над позициями наших войск, Анатолий мельком видел фрагменты боя. Он понял: дальнейшее продвижение вперед вряд ли состоится, и полку придется перелетать со своего аэродрома не на запад, а на восток.
      Наши летчики не раз пытались атаковать немецкие бронированные машины, но приходилось с сожалением констатировать совершенно незначительный результат этого. Лишь единицам удавалось попасть в заднюю часть танка, где расположен двигатель, и лишь тогда клубы огня и дыма обволакивали ощетинившуюся громадину. Чтобы поразить танк, стрелять нужно под углом не меньше сорока пяти градусов, думал Фадеев, но под таким углом далеко не каждый летчик, стремительно несясь к земле, сможет попасть в цель размером около двух квадратных метров.
      О том, как можно было бы изловчиться поражать малоразмерные бронированные цели, Анатолий решил поговорить с Богдановым. Из всех авиационных командиров он выделял своего комэска. Возможно, это было проявлением взаимной симпатии, трудно сказать, но за Богданова Анатолий был всегда готов идти в огонь и в воду. Да и только ли за него одного...
      Выслушав Фадеева, комэск задумался, потом сказал:
      - Идеи неплохие. Садись, рисуй.
      Анатолий взглянул на комэска и, улыбнувшись про себя, подумал: "Ну вот, напросился!" Но раскрыл планшет, достал карандаш, блокнот - вечные спутники его боевой жизни, и начал рисовать танк, потом вверху в стороне самолет. Комэск смотрел на рисунок, вносил коррективы. Расчеты показали, что танки поражать можно, атакуя их с углами более сорока пяти градусов, но открывать огонь необходимо с восемьсот-тысячи метров, затем немедленно выводить самолет из пикирования.
      Богданов еще раз проверил расчеты.
      - Вот теперь порядок! Но летчиков нужно предупредить, чтобы не мешкали с выводом из пикирования после открытия огня, иначе врежутся в землю. И еще. Надо помнить о весе самолета. Когда атакуешь с полными баками - одно, а когда горючего остается менее четверти - другое.
      Анатолию не терпелось поделиться этими соображениями с товарищами. Он быстро дошел до хаты, где жил вместе с Гончаровым и Овечкиным.
      Весь вечер друзья проговорили о том, как лучше поражать немецкие танки. А ночью, не успели летчики заснуть, к ним заглянула хозяйка и сказала:
      - Хлопцы, якись дидусь появився...
      - Что за дед? Пригласите его, - попросил Фадеев.
      Через минуту в комнату ввалился бравый усач, выпрямился и уперся головой в потолок. Анатолий взглянул на него и не сразу понял, где же он мог видеть этого богатыря. Но через секунду вскочил с постели.
      - Еремеич! - Фадеев подбежал к нему. - Еремеич, здравствуйте!
      - Здравствуйте, но я вас что-то не припоминаю, - ответил богатырь.
      - Ну как же? Я тот летчик, которого вы подвозили несколько месяцев тому назад. Помните, когда самолеты аэродром бомбили?
      - Товарищ сержант?
      Еремеич согнулся в поясе, взял руку Анатолия в свою, и Фадеев еле сдержался, чтобы не вскрикнуть от боли. Еремеич попытался обнять его и чуть не задушил, прижав голову Анатолия к своей груди.
      - Силища-то какая! Как вы сюда попали? - спросил он Еремеича.
      - - Сейчас расскажу. Но сначала я должен сходить за командиром.
      - За Алексеем?
      - Да, за товарищем капитаном. Я при нем, как бы вам сказать, вроде адъютанта.
      - Зовите его скорей!
      Анатолий засуетился, начал одеваться, а в комнату уже входил Высочин. Его рука была забинтована и покоилась в повязке. Друзья обнялись, расцеловались.
      - Талька, вот судьба-то, а? Везет нам! За последние четыре месяца дважды встречаемся! В мирное время и то такое нечасто бывает.
      Анатолию хотелось о многом спросить Высочина, но, взглянув на руку и измученное лицо Алексея, он попросил хозяйку посмотреть рану, а Ваню Гончарова послал за врачом. Старушку умело сняла повязку, посмотрела руку, пробитую выше локтя осколком мины, и покачала головой.
      Анатолий смотрел на Алексея и любовался им. Высокий, стройный, красивый, как всегда, аккуратный и подтянутый, он даже и этой обстановке, выглядел щеголем. Пришел врач. Он быстро обработал рану, и, получив гарантию, что до свадьбы все заживет, друзья успокоились. Теперь можно было говорить о своем.
      - Пойдем на улицу, пусть ребята поспят, - сказал Фадеев. Они вышли из хаты.
      - Алеша, расскажи, как там у вас? - тут же под ступил к Высочину Фадеев.
      - Началось все хорошо. Радость была огромная, когда освобождали наших от гитлеровской оккупации. Но потом темп наступления спал. В это время немцы подтянули силы и остановили нас; обрушилась немецкая авиация, танки пошли. А сейчас такое творится, не знаешь, где свои, где чужие. Подвоз боеприпасов прекратился, на голодном пайке сидим, всего по три снаряда на пушку. Веду сейчас дивизион и думаю: зачем все пушки тащу? И со связью трудно. Приказы запаздывают. Вообще что-то сотворилось такое, что не сразу разберешься...
      - А как солдаты?
      - Солдаты все понимают, но горят желанием скорей наших людей из фашистской неволи вызволить. Солдаты и командиры дерутся до последнего, жизни не щадят. Но когда начали отходить, бросать танки, автомашины, орудия, настроение стало, сам понимаешь, какое... Сейчас отходим. Да, Толя, предупреди командира: фрицы недалеко, обороны сплошной нет, боеприпасов тоже, на штык надежд мало. Прорвется рота-другая немецких танков и будет гулять безнаказанно по нашим тылам; бить их нам нечем. Как бы вам не пришлось завтра смазывать пятки и улетать отсюда.
      Анатолий уговорил Алексея остаться, отдохнуть. Сам задержался во дворе. Вскоре из хаты выскочил Гончаров.
      - Товарищ командир, не прохладно? Сейчас я вам курточку вынесу.
      "Что-то замышляет, - подумал Фадеев, - не иначе поговорить хочет".
      Больше всего в жизни Гончаров любил поговорить. Он мог не есть, не спать, но молчать долго он не мог. Говорил он самозабвенно, не так складно, как много, порой всякую ерунду. Но люди слушали его с интересом. Если у кого-то не было настроения слушать, ему говорили прямо: "Ваня ищи себе другую жертву". Гончаров никогда не обижался и направлялся на поиски нового собеседника, а найдя его, атаковал с ходу, так же как сейчас Фадеева. Поэтому Анатолий сразу понял Гончарова.
      Они ходили по двору, стараясь говорить тихо, потому что около соседней хаты стоял часовой. Он охранял несколько хат, но основным его объектом был дом командира эскадрильи.
      - Что говорит капитан? Как у них там дела? - спросил Гончаров.
      - По-разному, Ваня, - ответил Фадеев, не имея особого желания перемалывать услышанное от Высочина. Но Гончаров давно усвоил: слева атака не удалась, заходи справа.
      - Они куда направляются? - опять спросил он.
      - На новый рубеж обороны, - ответил Анатолий. Беседу прервал вышедший из хаты Овечкин.
      - Как там братцы-артиллеристы? - спросил его Фадеев.
      - Спят богатырским сном, - ответил Вася. - Особенно Еремеич. Вот громадина! А храпит - ужас! Гул от его храпа сильнее звука тяжелого бомбардировщика на взлете.
      Разговаривая, они подошли ближе к хате. Действительно, храп Еремеича был слышен даже на улице. Друзья вышли за ворота и тут же встретили Богданова, который шел в сопровождении заместителя.
      - Вы почему не спите, Фадеев? - спросил Богданов.
      - Есть заботы, товарищ капитан, - ответил Фадеев. - Первое - горючего мало. Второе - немцы в двадцати километрах отсюда, а сплошной обороны у нас нет. Командир артиллерийского дивизиона советовал долго не задерживаться, эти сволочи могут в любой момент появиться на аэродроме.
      - Пойдем-ка к командиру полка, - сказал Богданов.
      - Почему звено Фадеева так рано поднялось? - отвечая на приветствия, спросил командир полка.
      - Кое-что доложить надо, - ответил за Фадеева Богданов. - У них в хате сейчас отдыхает командир артиллерийского дивизиона. Он сказал, что немцы вчера вечером были в двадцати километрах отсюда, и посоветовал нам долго здесь не засиживаться.
      - Но мы не имеем связи ни со штабом дивизии, ни с командованием ВВС фронта, - возразил Давыдов. - Принимать решение по слухам, особенно сейчас, когда мы находимся в окружении, рискованно. Хотя и пренебрегать подобными советами не следует. Пригласите-ка ко мне командира дивизиона, - приказал он.
      Через несколько минут Алексей был уже в штабе. Он четко представился командиру полка, достал карту и, показывая на ней ориентиры, доложил:
      - Вот здесь немцы были вчера в двадцать один час, здесь прорвались, тут проходит оборонительный рубеж, а вот здесь нам приказано их сдерживать любой ценой. Ваш аэродром окажется впереди, километрах в пятнадцати от очередного рубежа обороны...
      - Алеша, - спросил Высочина Фадеев, когда они остались одни, - ты что-нибудь знаешь о наших общих ростовских знакомых? Где все твои?
      - Родители в Сибири, строят цеха и уже выпускают военную продукцию, так написал отец. Вика в Куйбышеве учится на мастера по вооружению, в авиации будет служить.
      - Где Света?
      - Я пытался разыскать ее, но пока безрезультатно. Что нового у тебя, Толя?
      - Война идет своим чередом, получил письмо от Нины, она в Москве, ответил коротко Фадеев. Он вдумывался в каждое слово, сказанное Высочиным. Было непривычным так часто повторяемое им слово "окружение". Почему же Алексей так спокойно рассуждает? Особенно сдержанно, строго и как-то пронзительно прозвучали последние его слова: "Выберусь ли отсюда живым, трудно сказать...". Друзья крепко обнялись и, молча кивнув друг другу, разошлись в разные стороны.
      Послышались четкие команды, заработали моторы машин, и "войско" Высочина двинулось навстречу своей судьбе.
      Анатолий быстрой походкой пошел к аэродрому. Вставало багрово-золотистое солнце. "Что день грядущий мне готовит?" Не доходя до своего самолета, он увидел взлетающую пару. Выслушав доклад техника звена, доложил командиру эскадрильи о готовности к вылету.
      Вскоре возвратилась пара самолетов, посланных на разведку.
      Кутейников выскочил из кабины и побежал к Давыдову, крича на бегу:
      - Товарищ командир, километрах в пятнадцати отсюда танки и много пехоты!
      Дрожащими руками он водил по карте, показывая Давыдову, куда подходят немцы. По его данным, они полукольцом охватили аэродром на расстоянии не более пятнадцати километров. Свой доклад комэск закончил словами: "Товарищ майор, надо немедленно улетать!"
      Давыдов, рассматривая на карте кривую, нарисованную Кутейниковым, молчал. Он видел, что обстановка осложнилась до крайности, что необходимо срочно покидать аэродром.
      - Но у нас нет приказа на отход, вот в чем загвоздка, - в нерешительности произнес он.
      - Мы же не из боя выходим? - спросил комиссар.
      - Как не из боя? Именно из боя. Мы должны выбираться из окружения, а это значит выходить из боя. Без приказа этого делать не полагается.
      Комиссар понимал колебания командира полка и пытался убедить его, что решение необходимо принимать оперативно.
      - Правильно, - соглашался Давыдов, - но что значит отдать приказ о перебазировании? Это значит развалить полк. Что получается? Весь личный состав в тылу врага, а руководство улетает на восток! Да мне легче с пистолетом стать в строй и драться рядом с пехотинцами и танкистами, чем отдать приказ на перелет, - произнес Давыдов.
      - Это лично тебе, но у тебя на плечах полк, - продолжал убеждать комиссар.
      - От полка остались рожки да ножки, - вздохнул Давыдов.
      - Это от самолетов, но люди-то остались, и они нужны там больше, чем здесь.
      - Оно так, комиссар, но, пойми по-человечески, как трудно расставаться со своими боевыми товарищами!
      - Товарищ майор, из двух бед надо выбирать меньшую. Летчики на исправных самолетах перелетают, остальные на машинах и повозках отходят со своими войсками, - вступил в разговор Русанов.
      - Пожалуй, ты прав, начальник штаба! - согласился наконец Давыдов.
      Анатолий, присутствуя при этом разговоре, смотрел то на командира полка, то на комиссара и пытался думать то за командира, то за тех, кто рекомендовал перелетать, и в конце концов встал на их сторону. Долго ли, коротко ли еще продолжался бы этот разговор, если бы не появился над аэродромом "ишачок". Летчик быстро произвел посадку, лихо развернулся, подрулил к строю и, не выключая мотора, крикнул:
      - Кто здесь командир?
      - Я, майор Давыдов.
      - Вам пакет.
      Командир полка дрожащими руками вскрыл пакет, и, от того, как изменялось выражение его лица, обретая спокойную уверенность, Анатолий понял: поступил приказ о перелете.
      - Товарищи! Командующий ВВС фронта приказал немедленно перебазировать полк северо-западнее Красного Лимана, - объявил приказ Давыдов. - Летный состав - по самолетам! Взлет в порядке очередности эскадрилий. Начальнику штаба возглавить наземный эшелон и двигаться в указанный район. Если нас там не будет - ищите. Инженеру полка выпустить все самолеты и догнать наземный эшелон. Комбат, машин хватит на всех?
      - Нет, но мы используем повозки.
      - Действуйте! Богданов! Поднять пару в воздух для прикрытия взлета полка.
      - Есть, товарищ майор!
      Анатолий слушал четкие распоряжения командира полка к: Думал о том, как быстро преобразился Давыдов, когда сняли с него груз необходимости принимать самостоятельное решение об отходе. Нерешительность, как она может подорвать авторитет командира! Хотя в остальном Давыдов храбро воюет вместе со всеми, рискует, порой больше других, о всех беспокоится... Сложна командирская доля! В каждой ситуации на нем лежит ответственность за решение, которое отвечало бы конкретной обстановке и соответствовало здравому смыслу. Почему же Давыдов медлил? Боялся ответственности?
      Размышления Анатолия прервала команда комэска:
      - Фадеев с Гончаровым - по самолетам, немедленно взлетайте на прикрытие аэродрома! После взлета последнего самолета летите на новый аэродром. Сержант Овечкин пойдет со мной.
      - На самолете Овечкина полечу я, - сказал комиссар. Лицо Овечкина потускнело.
      Шагая рядом с Фадеевым, Богданов напутствовал его.
      - Аэродром посадки известен - вперед.
      - Есть, товарищ капитан, - ответил Фадеев. И крикнул ведомому: Гончаров, по самолетам!
      ...Не успели они запустить моторы, как в небе появились "мессершмитты".
      6
      С земли самолет увидеть труднее, но увидеть с воздуха аэродром и взлетающие самолеты очень легко, так как струя винта раздувает верхний слой земли и образуется облако пыли. Секрет заключался в том, что нужно было выбрать такой момент для взлета, когда "мессеры" не успевали еще развернуться и занять выгодное положение для атаки. Именно таким моментом являлся взлет в хвост "мессершмиттам". Тогда фашистские летчики, развернувшись, могли атаковать лишь в лоб. Но эта атака уже редко приносила результаты - наши летчики встречали врага огнем из всего бортового оружия.
      Подготовившись к взлету, Анатолий выжидал нужный момент.
      - Ваня, готов?
      Гончаров кивнул головой. Как только "мессершмитты" развернулись на юго-восток, летчики мгновенно запустили моторы. На малом газу прогревали их и ждали момента для взлета, но, как назло, "мессершмитты" на этот раз кружились над аэродромом и не отходили. Что они задумали?
      Анатолий рукой просигналил Ване, чтобы тот уменьшил обороты и не демаскировал себя, а сам продолжал следить за "мессерами", готовясь к выруливанию. И тут взвилась ракета - у кого-то не выдержали нервы. Анатолий с детства привык к самостоятельности, да и профессия летчика-истребителя этого требовала, но она же требовала беспрекословного выполнения приказа. А ракета - это приказ. Что ж, раздумывать нечего!
      - Ваня, за мной! Взлет с тормозов, - скомандовал Фадеев и начал разбег. Ему не терпелось побыстрее оторваться от земли и оказаться в воздухе, но земля не спешила отпускать самолет, законы физики не подвластны желанию человека.
      Прошло еще несколько томительных секунд, пока самолеты взмыли в воздух. Потеряв при взлете фашистов из виду, Анатолий начал лихорадочно шарить глазами по горизонту: вниз, вверх - не видно, влево, вправо - не видно. Гончаров летел немного сзади. Зная, что фашисты бьют; как правило, замыкающих, Фадеев до хруста в шейных позвонках повернул голову в сторону Гончарова, "мессеров" не было видно и там. Где же они? Высота тридцать метров, скорость еще мала, но пора маневрировать, иначе собьют.
      - Ваня, разворот на сто восемьдесят градусов в разные стороны, пошел! скомандовал Фадеев и сам ввел свой самолет в разворот с набором высоты влево.
      Развернувшись на девяносто градусов, Анатолий увидел на расстоянии более километра снижающиеся "мессершмитты". Порядок! "Теперь голыми руками нас не возьмете, постоим за себя", - подумал Анатолий, и в это время сноп эрликоновских снарядов с дальней дистанции устремился в направлении его самолета. Он знал, снаряды разорвутся раньше - слишком велика дистанция открытия огня. А сам настойчиво ловил в прицеле ведущего пары "мессершмиттов". Как только самолет врага попал в перекрестие прицела, Фадеев нажал кнопку управления оружием и послал "мессерам" ответный гостинец в виде стаи пуль и снарядов.
      Огонь при лобовых атаках мало эффективен, требуется высочайшее искусство в прицеливании и определении момента открытия огня, поэтому ЛаГГи и "мессеры" разошлись на лобовых с набором высоты, не причинив ущерба. Каждый разворот давал летчикам двести-ста метров высоты. Наконец добрались до двух тысяч, здесь можно уверенней бросать самолет и вниз и вверх. Фадеев с Гончаровым, энергично маневрируя, сковали фашистов. Теперь могут взлетать оставшиеся на аэродроме друзья. Почему же они медлят?
      ...Бой длился более пятнадцати минут. Анатолий снова бросил взгляд на землю и наконец увидел, что на аэродроме появились фонтанчики пыли - значит, сейчас наши будут взлетать.
      Фадеев перенес взгляд вверх и, крутым разворотом зайдя в хвост, поймал в прицел ведомого "мессершмитта", нажал гашетку. Но немец ускользнул, а второй устремился к Гончарову. Ах, вот они что задумали! Ведомый просто приотстал и замедлил разворот для того, чтобы Фадеев клюнул на приманку. Ну уж нет! Теперь этот фокус не пройдет! Фадеев мгновенно взмыл вверх и оттуда свалился на ведущего. Пристроившись к нему в хвост, Анатолий копировал его движения, все ближе, ближе подходя к противнику.
      Фашист почувствовал неладное. Он резко положил самолет на спину, опустил нос и почти отвесно пошел к земле. Анатолий открыл огонь. Жаль, что трассирующих мало, он мог бы загнать немца в землю! Всего на несколько секунд увлекся боем Фадеев, но упустил из виду остальное воздушное пространство. Повернув голову влево, обнаружил целую стаю в хвосте у Вани Гончарова. Откуда они появились? "Живи, гад, до будущих встреч", проговорил Анатолий вслед пикирующему "мессеру" и резко взмыл вверх, чтобы помочь товарищу.
      - Подскользни, Ваня, и разворачивайся в обратную сторону! - крикнул Фадеев ведомому.
      Ваня четко выполнил все команды. Анатолий дал три заградительных очереди по "мессерам". Итак, пятерка обозначилась, может, и шестой скоро появится. Взглянув на землю, Анатолий увидел взлетевшую тройку наших самолетов. "Мессеры" направились к ним. Фадеев снова бросился наперерез, от его меткой очереди фашист вспыхнул и камнем пошел к земле. Остальные расходящимся веером метнулись в стороны.
      Набирая высоту, фашисты начали занимать выгодное положение для атаки. Анатолий ожидал, что взлетевшие с аэродрома однополчане помогут ему и Гончарову, но тройка ЛаГГов на малой высоте пошла на восток. В чем дело?
      "Мессеры", набрав высоту, ринулись в атаку на Гончарова. Фадеев резким маневром сорвал атаку противника. С аэродрома стартовала еще одна пара. Немцы, набросились было на нее, но Анатолий с Гончаровым открыли заградительный огонь с дальних дистанций. Немцы вынуждены были выйти из атаки. Первая пара "мессершмиттов" крутым разворотом пошла на пару Фадеева. Немцам, видимо, надоела назойливость русских истребителей, и, оставив в покое взлетающих, они решили разделаться с этой парой.
      Изнурительный воздушный бой продолжался. Анатолий мельком взглянул на бензиномер - горючего было менее ста литров, значит, у Вани и того меньше. Он посмотрел на землю - там еще стояла четверка самолетов. Почему они медлят? Запросил по радио - молчат. Горючего оставалось все меньше и меньше. "Неужели придется садиться снова на этот аэродром, это же гибель", - подумал Анатолий. Но его отвлекли "мессершмитты", бросившиеся вниз на взлетевшую пару ЛаГГов. Фадеев заградительной очередью отбил атаку первой пары, но вторая попыталась сверху атаковать наших истребителей. Не имея возможности отбить атаку огнем, Анатолий резко бросил свой самолет на ведущего, а последний, мгновенно оценив замысел советского истребителя взметнулся вверх, его ведомый шарахнулся в сторону. Взлетевшая пара наших самолетов шла на восток. Фашистские истребители снова набросились на пару Фадеева, снова закрутилась карусель в вертикальной и горизонтальной плоскостях...
      Анатолий с удовлетворением отмечал, что ЛаГГ-3 по мере выработки горючего становится все легче и маневреннее. В один из труднейших моментов боя, когда по его ведомому били два "мессершмитта", Анатолий бросился им наперерез. Пара "мессеров" открыла огонь, и несколько пуль прошило самолет Фадеева. Анатолий резкими движениями рулей проверил управляемость и устойчивость. Самолет шел нормально, мотор работал хорошо. Но взглянув на бензиномер, Анатолий с ужасом отметил, что стрелка подходит к нулю. "У Вани, наверное, уже пустые баки, - подумал Фадеев. Осмотрев воздушное пространство, он недосчитался пары "мессеров". - Ну, что же, так даже легче: тройка не пятерка..."
      В это время самолет Гончарова медленно пошел к земле. Да, горючее у него кончилось. "Мессеры" бросились к Гончарову. Анатолий - за ними, дал длинную очередь, "мессер" задымил и со снижением пошел на запад. Последняя пара "мессеров" с правым разворотом тоже стала выходить из боя.
      Бой закончился. Фадеев глянул на Гончарова - тот планировал на посадку.
      - Ваня, выпускай шасси! - подсказал ему Анатолий и, быстро развернувшись, приземлился почти одновременно с самолетом ведомого. Подрулил к стоянке, мотор чихнул и остановился. "Ну вот и все"! - сказал себе Анатолий, взглянув на бортовые часы: тяжелый бой длился около часа. Так долго Фадеев еще, никогда не дрался - со взлета и до самой посадки. Он прикрыл глаза от усталости, и в какие-то секунды перед его мысленным взором кадр за кадром предстал только что проведенный бой. Как ни строг был к себе Фадеев, изъянов он не нашел. Открыл глаза, вылез из кабины, подошел к командиру эскадрильи.
      - Молодцы! А теперь надо торопиться, - сказал Богданов, опережая доклад Фадеева.
      - Товарищ капитан, почему никто не отвечал мне?
      - Ой, Фадеев, не говори, глупость невероятная! Сменили частоту, а о вас забыли. Ладно, с частотой потом разберемся. Сейчас главное вот в чем. Мы здесь остались с комиссаром. Моя машина исправна, а у него что-то не ладится с запуском мотора. Сейчас подкатим наши самолеты; сольем с них часть горючего и заправим ваши.
      Только начали техники сливать из баков горючее, как в небе появился По-2. Потарахтел над аэродромом и приземлился. Летчик выскочил из кабины и доложил комиссару, передавая пакет:
      - Товарищ батальонный комиссар, вам приказ на перелет полка. Скорее уходите! Километрах в десяти я напоролся на немцев, они идут в направлении вашего аэродрома.