Готовность номер один

      - После Николая Антоновича он самый сильный командир полка. А летает как! - с восхищением сказал Женя. - А ты куда полетишь? - обратился он ко мне.
      - К тяте, на Урал.
      - Все правильно! - усмехнулся Женя. - Ты на Урал, а к Кате какой-нибудь Дон-Жуан пришвартуется тем временем. И порядок на флоте!
      Николай процитировал строку Маяковского:
      - Их и сегодня много ходит, - всяческих охотников до наших жен...
      - Да ну вас, ребята...
      Шутки шутками, а разбередили друзья душу.
      За десять суток в два места не управишься. И решил лететь на 2-й Белорусский фронт, к Кате.
      - Правильно, - поддержал мое решение Женя. - Николай Антонович поступил бы, по-моему, точно так же.
      - Да и отец не обидится, - сказал Николай. - Сам когда-то небось тоже в женихах ходил...
      Вылетели мы с Жорой Скрипкиным на Москву. Я - в отпуск, он - в командировку.
      - Когда самолет на Могилев? - спрашиваем у дежурного по аэродрому.
      - Не будет сутки самолета в Могилев. Летите в Гомель, а там рукой подать. Доберетесь как-нибудь.
      Сели мы в самолет, следовавший по маршруту Гомель- Бобруйск. А когда приземлились в Гомеле, то поняли, что совершили ошибку. Оказывается, в Могилев самолета нет. Между фронтами самолеты летают редко.
      - Лучше было подождать в Москве, - обескураженно сказал мой попутчик. - А то вот сиди здесь, жди у Гомеля погоды.
      Думали, думали, порешили добираться до Могилева на машине. Вышли на шоссе. Девушка-регулировщица усадила нас на попутный грузовик.
      Кое-как добрались до Могилева. Жора остался по своим делам в дивизии. Мне еще надо добраться до женского полка. Это где-то под Минском. Транспорта никакого нет. А прошло уже три дня отпуска.
      - Обратитесь к начальнику политотдела воздушной армии генералу Верову, советует мне лейтенант, дежурный по аэродрому. - Он мужик хороший, поймет. Решил рискнуть. Разыскал генерала, доложил, как положено, представился, конечно.
      - Еду к своей подруге в женский полк. Дали десять суток отпуска.
      Посмотрел генерал документы. С улыбкой по-отцовски сказал:
      - Это хорошо. Война - войной, а любовь - любовью.
      Снял трубку, позвонил диспетчеру:
      - Подготовьте мой самолет! Да, в Минск, - и уже мне: - Утром полетите. Желаю счастья.
      - Спасибо, товарищ генерал.
      Утром следующего дня самолет доставил меня на аэродром женского полка.
      Ласково припекает июльское раннее солнце. Сочно зеленеет молодая трава. Кругом деревья в зеленом уборе. Тишина. Словно нет войны... Стоят самолеты. А под крыльями спят девушки. Они знают, что одни, не стесняются спят себе...
      Иду меж самолетов, ищу Катю. Издали заметил клетчатое одеяло Марины Чечневой, командира четвертой эскадрильи, а Катя была у нее штурманом. Ну, думаю, значит, и она где-то поблизости. Подошел, потормошил за нос Марину. Она открыла глаза и опять заснула. Тормошу ее, встала она.
      - Ты мне во сне снишься?
      - Нет, наяву...
      - Откуда?
      - С неба... Где Катя?
      - Пошла на речку.
      Спустился к реке. Катя полоскала белье. Это было в угодьях колхоза "Рассвет".
      - На рассвете пролетел и ко мне в "Рассвет".- обрадованно пошутила Катя. Пойдем купаться. Вода как парное молоко. Знаешь, а за рекой неподалеку немцы...
      Искупались, потом позавтракали вместе с девчатами.
      - В девятнадцать ноль-ноль, - говорит Катя, - мы перелетаем на новую точку.
      Посмотрел я грустно на свои часы "Павел Буре". Они с неумолимой точностью отсчитывали оставшееся время нашего свидания.
      Остаток дня провели мы вместе у Катиного самолета.
      - Вот скоро кончится война, - говорила Катя мечтательно, - и вернусь я в свой университет доучиваться... А ты?
      - Обязательно поступлю в академию.
      - Только будь, пожалуйста, хоть теперь поосторожнее, не лезь на рожон...
      - И ты береги себя...
      - Обязательно.
      Тихим безоблачным вечером проводил до самолета Катю. Улетела она со своими подругами. Добрался кое-как до Могилева и оттуда полетел в Москву. У меня осталось еще пять суток отпуска.
      В Москве разыскал Катиных родных. Жили они в Сокольниках. Захожу под вечер во двор. Сидят у крыльца на скамейке женщины. За забором серебрится аэростат воздушного заграждения. На столбе висит большой серый колокольчик-репродуктор, под ним на доске багор, лопата и ведра.
      Москва в то время уже не подвергалась налетам врага. Их наши истребители встречали на дальних подступах и не допускали к столице. Но война еще не окончена. Войска противовоздушной обороны и жители постоянно должны быть настороже.
      Спрашиваю у женщин:
      - Кто из вас будет тетя Паша?
      - Я, - робко отвечает пожилая седая женщина.
      - От Кати... Утром улетаю в Пермь.
      - Ой! - спохватилась она. - Пойдемте в комнату. Чего же мы здесь стоим?
      По-домашнему уютно и оживленно, прошел этот вечер в гостеприимной столице. А наутро я улетел в Пермь.
      Самолет приземлился в Перми на бывшем аэроклубовском аэродроме, где нас в юности учили летать. Здесь стояло много пассажирских самолетов. В стороне от летного поля, на месте маленького домика, высилось теперь большое здание аэропорта. Сильно преобразился за это время войны далекий фронтовой город. Широко и мерно дышал он богатырской грудью уральского мастерового, крепко помогал фронту ковать победу над заклятым врагом.
      В Перми появился как снег среди ясного лета. Старшие братья - Александр и Иван, сестры Клавдия и Лидия работали на заводах в Мотовилихе и в Перми. Побывал у них в гостях.
      Братья сходили к директору завода. Попросили по такому случаю автобус, чтобы всем съездить в деревню. И вот мы всей фамилией нагрянули в родную деревню. Волнующая встреча с родителями.
      Мама, увидев меня заплакала. Тятя умиленными глазами смотрел на Золотую Звезду и хлопал меня по плечу. А его закадычный друг Константин Яковлевич Полежаев сказал:
      - Я всегда говорил: быть ему генералом...
      Тятя рассказал о деревенских новостях, дал почитать письмо от брата Евгения с фронта.
      - А Виталик-то, братец твой, чуть было не погиб на тракторе, - сообщил подошедший бригадир. - Совсем малец еще, а уже тракторист. Работал сутками, не слезая с трактора, на подмогу вам... Ну, и заснул было за рулем. Слава богу. Отделался шишкой на лбу...
      Погостил два дня у родных и на трофейном Ю-52 полетел напрямую до Куйбышева. В начале пути сразу уснул, а когда проснулся, вижу, как второй пилот ручным насосом перекачивает бензин из одного бака в другой.
      - Что случилось?
      - Та ничего. Отказал один мотор. И бензобак течет. Вот и перекачиваю в другой.
      Под Куйбышевым шли в облаках. Погода испортилась. Компас, очевидно, был в неисправности. Вышли значительно южнее. По Волге-матушке добрались до аэродрома.
      В Куйбышев прилетел на десятый день отпуска. Разыскал своих однополчан. И вместе с летчиками, перегонявшими третью партию самолетов, прибыл к месту базирования полка.
      Пока летал в отпуск, союзники открыли второй фронт.
      - Давно пора, господа капиталисты! - сказал Женя Прохоров. - А то так и к концу можно опоздать...
      - Господа эти - люди ушлые, - заметил Николай Есауленко. - Тут как тут... Привыкли каштаны таскать из огня чужими руками...
      - Как ни говорите, а все же помощь, - включился в разговор капитан Лещинер. - Теперь немец будет оглядываться и назад.
      Полк получил приказ перебазироваться ближе к фронту, под Одессу.
      Операция под Яссами и Кишиневом
      После тяжелых боев на Кубани и в Крыму полк заметно помолодел. В июне к нам на пополнение прибыла большая группа летчиков - младших лейтенантов и воздушных стрелков - сержантов. Летчики: Митрохович, Чемеркин, Иванов, Троицкий, Леонов, Воронин, Трифонов, Патрин и другие, всего 24 человека.
      Все они получили довольно хорошую летную подготовку. С ними мы успешно перегнали самолеты из Куйбышева для всей дивизии. Но боевого опыта у них не было совсем. Поэтому надо было это необстрелянное молодое пополнение подготовить к предстоящим боям.
      Начались напряженные дни тренировочных полетов. Целый месяц - полеты строем, по маршруту, на полигон. Командиры эскадрилий Михаил Ткаченко, Николай Есауленко, Евгений Прохоров, их заместители Семен Марков, Николай Мельников, Иван Максимов целыми днями находились в воздухе, водили группы новичков. Майор Галичев, новый заместитель командира полка Андрунин и я по очереди сидели на полигоне, руководили стрельбой и бомбометанием. Нам очень хотелось, чтобы молодые летчики не погибали в первых же вылетах, как это часто случалось раньше. Мы стремились сделать все, что только могли: передавали им фронтовой опыт и в тренировочных полетах, и на занятиях, и в обычных беседах.
      И вот наступил день начала новой операции. Линия фронта шла по реке Днестр. Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов во второй половине августа 1944 года начали крупное наступление под Яссами и Кишеневом. В этот период под ударами Красной Армии враг отступал почти на всем советско-германском фронте.
      Ясско-Кишиневская операция была разработана командованием в мельчайших деталях. Нашему штурмовому авиационному полку было приказано ударить в назначенное время по заранее намеченным целям.
      Фашисты отчаянно сопротивлялись. Но мощные удары нашей пехоты при поддержке танков, артиллерии и авиации сделали свое дело. В тесном взаимодействии и в едином порыве всех родов войск была пробита брешь во вражеской обороне. Впервые мне удалось увидеть с воздуха развитие атаки пехоты и танков. Внизу в синей дымке стальные машины утюжат огневые точки, окопы, артиллерию противника. И вот вражеская оборона прорвана, танковые соединения вошли в прорыв. На большой скорости по ровному полю мчатся боевые машины. Их очень много. Противник в панике бежит, бросая технику. Сопротивления почти никакого. Танкисты рвутся вперед.
      Помогаем им с воздуха. Заместитель командира дивизии полковник Самохин сидит в танке и по радио держит связь с экипажами, штурмующими вражеские позиции.
      Операция в районе Яссы - Кишинев была стремительной. Наши войска завершили свой сокрушительный удар окружением большого числа немецко-фашистских дивизий под Кишиневом. Танковые и механизированные части, продолжая преследовать врага, ворвались на территорию вражеской Румынии.
      Это было знаменательное событие. Наконец-то мы начали вышвыривать за пределы нашей Родины ненавистного врага, очищать от него всю территорию страны до государственной границы. И было очень приятно и радостно, что наш, 3-й Украинский фронт, вышел на государственную границу!
      Капитан Носов, новый заместитель командира полка по политчасти (назначен после тяжелого ранения майора Куща и пришел в полк перед началом Севастопольской операции), собрал короткий митинг. Мы поклялись разгромить в кратчайшие сроки фашистского зверя в его логове, как призывал нас Верховный Главнокомандующий.
      После митинга майор Кондратков вызвал меня на КП.
      - Немцы спешно отступают, - радостно говорит он. - Приказано бить по окруженным группировкам врага. Немцы по разведданным вот здесь, - майор указывает на карте. - Найти и ударить по ним! Поведете две пятерки.
      - Есть!
      Поднялись в воздух. Вышли в заданный район. Вижу по дороге движется огромной колонна мотопехоты и автомашин. На самолеты никто не обращает внимания." Надо уточнить, - вихрем проносится в голове, - может, это наши..." Снижаюсь до бреющего полета. Большие пальцы обеих рук нервно застыли на гашетках пушек и пулеметов. Ведомые, готовые к атаке, следуют за мной. Вглядываюсь. Лоб покрывается холодным потом. Внизу колонна наших войск.
      Качаю крыльями. Кричу по радио:
      - Не бомбить ! Это наша колонна. Не стрелять! Это наши...
      Делаем крутой разворот и возвращаемся на свой аэродром.
      Едва сдерживая волнение, докладываю командиру полка. Он тут же собирает командиров эскадрилий.
      - Фронт движется быстро. Обстановка меняется ежечасно. Будьте очень внимательно, а то можно в спешке можно и своих пострелять...
      Вот что говорят скупые строки полковых записей.
      "20 августа 1944 года. 86 боевых вылетов на поддержку наших атакующих войск при прорыве обороны противника.
      21 августа. 88 боевых вылетов. Не вернулись с задания летчик Львов и воздушный стрелок Ерохин.
      22 августа. 61 боевой вылет.
      24 августа. Войска 3-го Украинского фронта освободили город Кишинев. 33 боевых вылета. Сбит экипаж Краснова. Самолет Воронина подбит.
      25 августа. Полк делает последний боевой вылет в район южнее Кишинева. Бронетанковые войска гонят немца, развивают наступление".
      31 августа мы перелетели на аэродром Тараклия, это уже в Молдавии, но и оттуда не можем достать противника, настолько стремительно рвутся вперед наши танкисты. Да, они просто молодцы!
      Ясско-Кишиневская операция закончилась. Доблестные войска 2-го и 3-го Украинских фронтов полностью освободили от фашистской нечисти Молдавскую Советскую Сициалистическую Республику и вывели из строя союзницу Германии Румынию, которая объявила войну Германии.
      Вскоре (7 сентября) мы перебазировались на аэродром Сечеляну, расположенный на территории Румынии. Впервые мы приземлились на бывшей вражеской, а теперь уже союзной, но все же чужой территории.
      За пределами Родины
      - Товарищи, мы уже на чужой земле! - широко улыбается капитан Лещинер. Пришел, наконец, и на нашу улицу праздник!
      Личный состав полка переживает радостные, волнующие минуты.
      Погода стоит, как по заказу, великолепная. По-южному сухая и грустная осень. Аэродром расположен рядом с конным заводом, на окраине небольшого города. С местным населением мне не приходилось общаться. А техник-лейтенант Григорьев рассказывал: "Иду по дороге к городу. Хочется посмотреть, какая она, заграница... Едет коляска. В ней двое. Один совсем мальчик, а другой, пожилой с погонами, похожими на нашего старшину. Остановился, спрашиваю: "Куда, старшина, едете?" Пожилой молчит, а молодой, видно, немного понимает по-русски, отвечает: "В город. Это полковник", и указывает на пожилого.
      Добрался с ними до пригородной деревни. Домишки ветхие, нищета одна вокруг. Зашел в магазин. Продавец засуетился. А на полках шаром покати пусто. Одни эрзац сигареты. Купил пачку. Сам не курю, ребятам показать. Курить эту дрянь кто же будет?"
      В Румынии пробыли всего несколько дней. На задания не летали. Полк опять отстал от наземных войск., которые уже оканчивали освобождение Болгарии. Перелетели на болгарский аэродром Цибр-варош, на берегу Дуная, восточнее города Лом.
      Аэродром расположен в живописном месте, между деревней и рекой, на сочно-зеленом, словно бархатный ковер, заливном лугу.
      Сели, зарулили на стоянку. Встречает радостно шумная по-праздничному одетая толпа людей. Маленькая девочка с огромным букетом цветов бросается в объятья Николая Есауленко. Он бережно передает букет своему воздушному стрелку а сам раздает обступившим ребятишкам не знаю откуда взявшийся у него трофейный шоколад.
      Жители деревни зовут в гости. Ребята вежливо отказываются, мол, некогда. Но те все равно не отходят от самолетов до самого вечера.
      Вечером идем в сопровождении болгарских друзей по селу. Дома все увешаны красным перцем и увиты лозой винограда.
      Проходим мимо дома с вывеской. Читаю: "Крчма". Русские родные буквы. Болгары без умолку разговаривают. Их язык нам близок и понятен без переводчика.
      Вокруг веселый говор, смех. На душе становится радостнее, теплее.
      Женя Прохоров смеется:
      - Болгарский понимаю хорошо. Даже книжки по догадке могу читать...
      Угощали нас как дорогих и званых гостей, замечательным добрым вином, вкусным душистым виноградом и, конечно, красным болгарским перцем. Словом приносили каждый, кто что мог. Правда, когда мы познакомились с селом ближе, то нетрудно было заметить, как все же бедно жил трудолюбивый болгарский крестьянин. Гитлеровцы постарались выжать все, что только сумели.
      С наступлением мягких прозрачных дунайских сумерек гостеприимные жители вышли на праздничный вечер. Николай Есауленко растянул меха баяна. Он хотя стал уже командиром эскадрильи, но по-прежнему исправно исполнял в торжественных случаях обязанности полкового баяниста.
      Танцы, песни. Песни и снова танцы! И так допоздна...
      - Вот она, родная славянская кровь! - с улыбкой говорит майор Кондратков, глядя, как его боевые ребята кружатся в вихре танца с болгарскими девушками, приодевшимися ради праздника в свои яркие национальные костюмы.
      - А до чего ж хорошо, братцы, вино! - восхищается майор Провоторов. - В жизни не пивал такого...
      - Мне по душе больше табак, - попыхивает трубкой капитан Лещинер. Ароматен, душист и чертовски крепок...
      Ночью, пока летный состав праздновал и отдыхал, техники и оружейники готовили самолеты к боевому вылету. Старший техник эскадрильи по вооружению Сергей Малютенко вместе с механиком Сергеем Годованюком проверили подготовку вооружения самолетов. Оказалось, что к стокилограммовым бомбам нет взрывателей.
      Спросили у своих коллег в соседних эскадрильях. У них самих взрывателей тютелька в тютельку. Основной эшелон с боеприпасами прибудет лишь через сутки. Что делать?
      - Тезка, ты побудь около машин, - говорит Малютенко своему товарищу Годованюку. - А я мигом слетаю к болгарским техникам. Может у них разживусь.
      Вскоре он возвратился с болгарскими взрывателями. Тут же Малютенко инструктирует своих помощников, как приспособить взрыватели к бомбам. Благодаря находчивости и смекалке Сергея Малютенко самолеты эскадрильи наутро были готовы к бою.
      За пределами Родины преобразились и девушки полка: Валя Максимова, Тося Самохина, Лиза Шашева, Саша Музюкова и другие. То ли они сознавали что мы были на чужой земле, то ли комсорг полка Иосиф Цукерман их так настроил, то ли просто женское чутье им подсказало, уж не знаю что, только они, выполняя отлично свои служебные обязанности оружейниц, всегда в образцовом порядке держали по-прежнему самолеты и еще находили время, чтобы погладить ребятам одежду, постирать белье и подворотнички. Девчата полка, не сговариваясь постоянно следили за внешним видом т опрятностью своих экипажей.
      А Валю Максимову командование полка послало с пакетом в штаб дивизии. И девушка шла, перебарывая страх, несколько километров лесом, где только что прошел бой и еще лежали не убранные трупы. Она доставила пакет в назначенный срок и была отмечена благодарностью командования дивизии.
      Полк сделал 45 боевых вылетов с этого болгарского аэродрома. Летали мало. Наши наземный войска настолько стремительно продвигались вперед, ломая сопротивление противника, что мы едва успевали за танками и пехотой.
      Адъютант 3-й эскадрильи старший лейтенант Борис Тропкин рассказывает:
      "В ходе быстрого продвижения наших войск на запад нам приходилось часто менять аэродромы. Перелеты зачастую происходили попутно с выполнением боевой задачи и посадкой уже на новом месте базирования. Тут требовалась исключительно слаженная и четкая работа технического составов полка. Обычно на новый аэродром "выбрасывалась" передовая команда: офицер штаба или адъютант одной из эскадрилий и шесть-десять техников. Возглавлять такую команду нередко поручалось и мне. Мы обеспечивали прием самолетов, вернувшихся с боевого задания, и подготовку их к возможному повторному вылету. А потом уже прибывал и основной состав полка.
      Перебазирование во фронтовых условиях обычно требовало от всех служб полка большой организованности и собранности. Все перебазировки мы совершали успешно. Нытиков среди нас не было. И летчики, и техники, и мотористы, и оружейники проявляли максимум самодисциплины и старания, чтобы справиться с поставленной задачей. Были случаи, когда младшие специалисты Михаил Сорокин, Степанида Сальникова, Прасковья Загузова и другие, проявляя находчивость и смелость, добровольно вызывались на перелет в бомбоотсеках или на выпущенных и зафиксированных от складывания подкосах шасси и в других местах самолета.
      В третьей эскадрилье в состав передовой команды, как правило, назначались техники звеньев Федор Нестеров, Сергей Попов., механики самолетов Константин Тарасенко, Семен Синицын, Сергей Яковлев, Радек Жилин, оружейники Дмитрий Янченко, Сергей Шило, Иван Афонин.
      Службу вооружения в полку возглавлял Иван Никифорович Афанасенко. Опытный специалист, исполнительный офицер, чуткий и внимательный к своим подчиненным, он многое сделал, заботясь о воспитании кадров - специалистов по вооружению. Со своей службой, укомплектованной преимущественно девчатами, он всегда за удивительно короткие сроки успевал снаряжать к бою самолеты и показывал личный пример в работе."
      Перебазируемся на новый аэродром Видбол.
      Наступил октябрь. Началась беспокойная пора осенних дождей. На задания летали мало из-за плохой погоды. Аэродром на низком берегу Дуная. Вода в реке поднялась. Заливает летное поле. Приказано перебазироваться. Взлетаем, а вода свищет из-под колес. Воздушные стрелки вместе с техническим составом едут по железной дороге.
      - Прощай, гостеприимная страна Болгария!
      Мы на пороге Югославии.
      Приземляемся на аэродроме в Белграде. А остальная часть полка следует за нами поездом. Иван Григорьев рассказывал:
      "Ночью на катере переправились через реку Мораву. Днем было опасно. Прибыли в предместье Белграда днем. Вошли в освобожденный накануне Белград. Югославские партизаны, спустившиеся с гор, пригласили к себе ночевать.
      Входим в большой просторный зал одного из уцелевших от бомбежек домов. На полу спят вповалку народные мстители. Тихо, чтобы не потревожить, ложимся рядом. А рано поутру выходим в город.
      На улицах ни души, одни патрули. Горят зажженные восковые свечи, которыми благодарные жители Белграда чтят своих освободителей."
      Полк имел официальную встречу с югославскими летчиками. Ведем дружеский разговор, поем песни.
      Нам всем очень по душе песня "Ночь над Белградом", которую проникновенно пел Николай Есауленко под вечный свой спутник - баян. Песня сильно понравилась югославам. Правда, нас несколько удивило, что они ее слышали впервые...
      - Добрая песня, - говорит югославский летчик, виски которого обильно тронуты сединой. - Крепка, как водка, слезу вышибает...
      В Белграде был у нас смешной случай.
      Среди бела дня показался над аэродромом самолет. Двухфюзеляжный, идет метрах в четырехстах от земли. Опознавательный знак сбоку, на фюзеляже, какой-то неизвестный, похожий на немецкий крест.
      - Рама!
      - Знаки не наши!
      - Чужой!
      Кричим воздушным стрелкам:
      - Бейте, пока не улетел!
      Бежим к своим штурмовикам. А самолет тем временем делает круг над аэродромом, выпускает шасси и идет на посадку. Подруливает. На фюзеляже белая звезда и по бокам две белые полоски. Догадываемся: самолет американский.
      Летчики спрыгнули на землю. Окружили мы их. Стоим молча. Они, видимо, перепугались, тоже не говорят ни слова.
      Вспомнил кто-то из ребят, что Фима Фишелевич знает английский. Кричат ему:
      - Фима, подойди, скажи что-нибудь союзникам!
      Он выскочил откуда-то из-под самолета, на секунду задумался и вдруг скороговоркой выпалил американцам: Ду ю спик инглиш{3}?
      Все вокруг дружно и весело расхохотались. А Фима стоит розовый от смущения. Ни слова ни по-английски, ни по-русски, словно язык отнялся. Позже выяснилось, что американский самолет заблудился и попал к нам случайно.
      Накормили, напоили экипаж союзников и отправили восвояси. Наблюдение за воздухом усилили. Постоянно стали летать истребители.
      С Белградского аэродрома летали на задание лишь один раз, на разведку с фотографированием. Перелетели потом в Венгрию, н аэродром близ города Сегед. Здесь уже были наши истребители.
      Неожиданно налетели вражеские самолеты. Истребители спешно поднялись в воздух. Отогнали противника. Сбили один "мессер". Иван Григорьев ранен, отправлен в госпиталь. Но через неделю вернулся с палочкой в строй.
      В Венгрии население встречало нас хорошо. В глазах венгров отнюдь не было неприветливости и холода. Скорее наоборот, их лица светились благожелательностью и любопытством. Наши шустрые ребята, воздушные стрелки и мотористы, довольно быстро освоились, и, несмотря на совершенно непонятный венгерский язык, оживленно беседовали с венграми. Десяток-два слов выучить не так уж сложно. Добавьте к ним выразительные жесты - и общение налажено, если только этого хотят обе стороны.
      На аэродроме стоят два полка: истребительный и штурмовой. Друг другу помогают, чем только могут, и делом и советом. Словом живут как две советские семьи, попавшие за границу.
      По одну сторону взлетной полосы стоят истребители, по другую - штурмовики.
      Майор Кондратков собрал накоротке технический состав, приказал:
      - Чтобы было все в ажуре! Не у себя дома. Ясно?
      Всем, конечно, и без приказа все понятно. Ребята и девчата круглые сутки почти без отдыха у самолетов. Держат машины в боевой готовности.
      Как-то утором в нелетную погоду техники опробовали двигатели и проверяли готовность своих самолетов. Все в порядке. И вдруг видят : разворачивается с противоположной стороны взлетной полосы истребитель и идет как-то непонятно, кругами. А за ним бегают техники соседнего полка. Техник нашей эскадрильи Николай Ступин сразу сообразил, что дело неладно вспрыгнул накрыло истребителя, добрался до кабины и остановил самолет.
      Потом выяснилось что техник соседнего полка готовил самолет к запуску. Поблизости никого не было, чтобы открыть воздух из баллона. Вылез из кабины, открыл кран баллона со сжатым воздухом, и мотор сразу запустился. Самолет рванулся, перескочил через колодки, оторвал трубопровод и пошел куролесить по взлетной полосе. Хорошо, что Николай Ступин подоспел. Объявил ему командир полка благодарность.
      Жили мы тогда в доме бывшего хозяина ресторана. Занимали в большом, красивом доме комнату на втором этаже. Старинная резная мебель, ковры.
      - Неплохо разместились! - шутит Женя Прохоров, развалившись на мягком диване. - Если еще бы свет, тогда как в лучших домах Лондона...
      Электрического освещения во всем квартале не было. С наступлением темноты ребята в первый день ходили по пустому дому, словно приведения.
      - Что электростанции нет, что ли? - спрашивает наутро Женя у хозяина соседнего дома.
      - Есть. Но проводка нарушена. А кабеля нет.
      - Кабеля в Земуне навалом, - вспомнил Николай Есауленко. - Вот бы моточка два сюда.
      Когда полк стоял в Белграде, то рядом с домом,где мы квартировали была груда трофейного кабеля.
      Мне как раз подвернулась командировка в Белград. Николай напоминает:
      - Не забудь кабель прихватить.
      Кабеля там уже не оказалось. Привез четыре мотка осветительного шнура. У знакомых ребят на аэродроме разжился.
      Занялись в свободный вечер монтерской работой. Пригодились навыки, приобретенные в Перми, когда, будучи учащимися техникума, подрабатывали у владельцев частных домов. Был теперь у нас электрический свет. А остаток шнура Женя раздал венгерским жителям.
      ...Войска 3-го Украинского фронта, которыми командовал генерал Толбухин, продолжая стремительное наступление, в конце 1944 года вышли на реку Дунай южнее Будапешта и заняли в районе озера Балатон и города Секшфехервар важный плацдарм.
      Немцы, готовя мощный контрудар, стянули на этот участок фронта значительные силы танков, мотопехоты и авиации. Противнику удалось вклиниться в нашу оборону и с боями прорваться к Дунаю.
      Несколько раз в неблагополучную погоду вылетаем на помощь обороняющимся наземным войскам.
      Обстановка исключительно тревожная и сложная. Летный состав почти не отдыхает. Техники не спят совсем: днюют и ночуют у самолетов. Самолеты всегда в полной боевой готовности.
      Приехал на КП полка инженер по вооружению корпуса генерал (фамилии его сейчас уже не помню). Майор Кондратков вызвал техников Малютенко и Годованюка. Генерал им говорит:
      - Полетите со мной. Есть одно задание...
      Полетели они, а когда возвратились, Сергей Малютенко рассказывал:
      - Наши летчики сбили "фокке-вульфа" последнего выпуска. Упал он на нейтральной полосе. На нем новая короткоствольная пушка. Вот мы вместе с генералом должны были снять эту пушку.
      Рано утречком за туманом подползли мы к этому самолету. Враги нас не заметили. Разобрали пушку и установку по винтику и сложили в сумку от парашюта. Ствол один остался. Ходим вокруг да около, а снять никак не можем.
      - А ведь это, пожалуй, и есть самое главное в нашем задании., - сказал генерал.
      Туман стал рассеиваться. И противник близко.
      Тогда Серега Годованюк говорит:
      - Товарищ генерал, вы идите, а я тут еще повожусь. Может, что и придумаю...
      Согласился генерал. Поползли мы. Он впереди. Я с сумкой позади.
      Остановились на опушке лесочка, ждем. Скоро подползает Сергей Годованюк и волочит за собой ствол пушки. Уж как он его снял - не знаю, но снял. Пушку отправили сразу самолетом в штаб фронта.
      Поблагодарил нас генерал. Дал на дорогу несколько пачек папирос "Казбек".
      ...Аэродром в нескольких километрах от линии фронта, восточнее Дуная. Небо заволокло тяжелым туманом. Отдыхаем в тревоге, знаем, что обстановка может измениться внезапно. Техники держат самолеты наготове. Фашисты могут в любую минуту попытаться форсировать реку Дунай. - Ну и положеньице! - шутит Женя Прохоров. - Хуже губернаторского...
      Среди ночи слышим гул танков. Напряжение, как в воздушном бою.
      - Чьи танки?
      Колонна танков движется на запад.
      - Наши!
      Командование фронтом подбросило свежие резервы. Значит угроза форсирования Дуная противником миновала. Оборонительная операция войск 3-го Украинского фронта скоро переросла в наступательную. Гитлеровцы спешно откатываются назад.
      Письма с Урала получаю редко. Видно, они не поспевают, так как нам часто приходится перебазироваться. Весточки от Кати тоже давно нет: на 2-м Белорусском фронте, как явствует из сводок Совинформбюро, идут жестокие бои. Друг юности Николай Семериков тоже почему-то молчит. Перебираю в памяти его письма. Это получено перед войной, когда он еще учился в Свердловском авиаучилище. А я тогда служил в Молдавии.