Хроника меченых - Зверь

Предположение было совсем уж фантастическим, но в свете открывшихся фактов людям, попавшим в жуткий водоворот чудесных событий и превращений, трудно было остаться в границах здравого смысла.

– Самое время поговорить с Василисой, – глянул на часы Воронин. – Возможно, она лучше знает, какими сексуальными достоинствами обладает ее кумир.

Бубнову вдруг захотелось выскочить из машины и убежать туда, не знаю куда. Чтобы пересилить это глупое паническое желание, он даже вцепился руками в обшивку сиденья. Воронин прав: бежать бессмысленно. Надо идти выбранным путем до конца. Возможно, не так страшен черт, как его малюют. Да и присутствие в машине Германа действовало на Петра Сергеевича успокаивающе. У этого человека был оберег, который, если верить Людмиле, спасал его обладателя от гнева Зверя. Кто знает, возможно, эта благодать распространяется и на людей, находящихся рядом с ним.

Бубнов перехватил в зеркале сосредоточенный взгляд Воронина, и его вдруг словно током ударило. Он вспомнил любопытную байку, рассказанную среди прочих Алексеем Петровичем Беловым в дождливый вечер в деревне Световидовке. Благодарными слушателями старожила были тогда Звонарев и Васильев, а сам Бубнов, не веривший в то время в чудеса, только скептически хмыкал. Впрочем, речь шла тогда не о чудесах, а о суевериях темной крестьянской массы.

Белов рассказывал о судьбе родной сестры своего деда, совсем молоденькой девушке, которая отправилась с младшим братом в лес по грибы и оказалась в лапах чудовища. Во всяком случае, дед утверждал, что столкнулись они тогда со Зверем. Сам Алесей Петрович, человек куда более просвещенный, грешил на медведя, который до обморока напугал девушку и ее малолетнего брата. Поскольку брат с сестрой не понесли при этой встрече никакого ущерба, то о Звере, скорее всего, посудачили бы и забыли. Но, к сожалению, через некоторое время выяснилось, что несчастная девушка беременна. И хотя забеременеть она могла от любого деревенского парня, в Световидовке почему-то никто не сомневался, что повинен в ее несчастье Машкин сын.

Переполох в деревне поднялся по этому случаю изрядный, и если бы не вмешательство земского врача, случайно оказавшегося на месте событий, несчастную, скорее всего, сожгли бы заживо. Врач, фамилию которого Белов не назвал, увез девушку в Новгород, чтобы не докучали злопамятные односельчане, а потом и вовсе перебрался в Питер, подальше от слухов, порочащих его жену. Петр Сергеевич тогда только головой качал, слушая о дремучести деревенских жителей, а сейчас, сидя в забугорном «форде», он вдруг сообразил, что речь-то шла, скорее всего, о зачатии прадеда Германа, Владимира Фомича Воронина. Который сделал столь блестящую карьеру при новой, вроде бы насквозь атеистической власти, а потом сгинул без следа при невыясненных обстоятельствах. Какая жалость, что у Бубнова сейчас нет под рукой Алексея Петровича. В 1939 году Белову было уже девять лет, и он, конечно, должен был запомнить важного дядьку, прибывшего из столицы, если только Владимир Воронин действительно пропал в тех краях. Надо будет позвонить Кузьмину и попросить его съездить в Световидовку и порасспросить местных жителей о событиях давно минувших дней.

Глава 13

ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ РИЛЬКЕ

Фельдфебель Рильке проклял тот день, когда ему пришла в голову мысль написать письмо старому знакомому Вернеру фон Бюлову. Рильке надеялся, что фон Бюлов исхлопочет ему отпуск в Берлин, где он сможет наконец отдохнуть от ужаса, преследующего его вот уже многие месяцы. Фельдфебель до икоты боялся партизан, благо успел уже столкнуться с ними в заснеженном лесу и уцелел просто чудом. Второй такой встречи ему точно не пережить. Кроме того, его пугал фронт, который громыхал где-то неподалеку. А ведь Рильке в любой момент могли отправить на передовую – затыкать собственным телом брешь, пробитую отчаянными русскими в стальных рядах вермахта, и тогда нынешняя беспокойная жизнь покажется ему медом.

Именно поэтому фельдфебель вцепился в байку, услышанную в одной из здешних деревень. В существование Зверя он не верил, как не верил в болтовню Гюнтера Коха о якобы виденной им таинственной волчице, обернувшейся женщиной. Фельдфебель сделал Гюнтеру строгое внушение, но самоуверенный бранденбуржец не внял предостережениям завсегдатая берлинских пивных. За что и поплатился. Его нашли на околице деревни Мореевки с разорванным горлом. Винить в смерти солдата было некого, ибо только законченный идиот мог отправиться ночью в лес, где волки лютуют еще почище партизан. Рильке сам неоднократно видел следы звериных лап неподалеку от Мореевки. А местные жители в один голос утверждали, что во время гона волкам лучше на глаза не попадаться.

В Мореевке жили в основном женщины и ребятишки. Рильке поддерживал с ними добрые отношения, благо знание русского языка помогало ему без труда договариваться с бабами. Начальство требовало от фельдфебеля древесину, и он ее поставлял, подключив к рубке не только собственных солдат, но и жителей ближайших деревень. Мирные отношения с поселянами гарантировали Рильке относительно спокойную жизнь, и он решительно в самом зародыше пресекал все конфликты, возникавшие между солдатами и крестьянами. Впрочем, под началом у фельдфебеля были в основном уже далеко немолодые люди, обремененные семействами, которые место у очага ценили куда больше, чем шашни с местными красавицами. Исключением в этом ряду был разве что Гюнтер Кох, который жестоко поплатился за свое легкомыслие. Франц Майер, правда, утверждал, что Гюнтера на свидание выманила местная красавица, та самая, которую они с Кохом якобы видели в облике волчицы, но Рильке на него только рукой махнул. Правда, он заставил Майера изложить свои впечатления на бумаге и, как вскоре выяснилось, правильно сделал.

Через три дня после гибели Гюнтера Коха Майера нашли мертвым на одной из делянок. Никаких следов насилия на его теле Рильке не обнаружил, о чем и сообщил начальству. Скорее всего, у Франца просто не выдержало сердце. Здешние морозы могли вогнать в гроб кого угодно, а Франц Майер никогда не отличался крепким здоровьем. Конечно, потеря двух солдат озаботила начальство, и над головой фельдфебеля Рильке начали сгущаться тучи, но тут как раз в новгородских лесах объявился гауптман фон Бюлов со своей командой, сплошь состоящей из эсэсовцев. И хотя эсэсовцы были переодеты в форму вермахта, ни у кого из начальников фельдфебеля Рильке не возникло сомнений, что к ним в гости прилетела птица высокого полета. А уж бумага, подписанная самим рейхсфюрером Гиммлером, и вовсе едва не довела обер-лейтенанта Шмидта до инфаркта.

Рильке сам видел, как у обычно уверенного в себе Шмидта тряслись руки. Впрочем, гауптман, прибывший из Берлина, был отменно вежлив с хозяевами и даже угостил обер-лейтенанта шнапсом.

– Право не знаю, чем вам помочь, господин фон Бюлов, – растерянно развел руками Шмидт.

– А я ничего от вас и не потребую, – спокойно отозвался гауптман. – Мне нужен только фельдфебель Рильке.

Вот в эту минуту до фельдфебеля и дошло, какую глупость он совершил, отправив в Берлин письмо с местными байками и объяснительными записками, взятыми у Гюнтера Коха и Франца Майера. Но кто же мог тогда предположить, что сумасшедший Вернер дойдет с этими дурацкими байками до самого рейхсфюрера!

В молодые годы Рильке примыкал к ариософам и даже написал с десяток статей для их журнала, хотя оккультизм был ему в общем-то чужд, ибо Рихард Рильке от природы был человеком прагматичным и не склонным к мистическим озарениям. Иное дело Вернер фон Бюлов – у этого и в годы молодые были большие проблемы с мозгами. В университете, который Рильке так и не сумел закончить, Вернера считали человеком со странностями. Но как бы то ни было, из всех хороших знакомых Рихарда именно фон Бюлов весьма неплохо устроился при новой власти. Возможно, причиной тому было аристократическое происхождение и деньги, но не исключено, что именно склонность к оккультизму послужила Вернеру пропуском в высшие нацистские сферы. Краем уха Рильке слышал о таинственной Аннанербе, курируемой самим Гиммлером, с которой вроде бы был связан фон Бюлов. Словом, Рильке неожиданно для себя оказался в эпицентре оккультной жизни верхушки Третьего рейха и испытал по этому поводу немалый испуг.

Чего доброго, именно с него могут спросить за неудачу безумной экспедиции Вернера фон Бюлова. И тогда фронт окажется не самым жутким местом, куда могут сослать фельдфебеля-фантазера.

– Я хотел бы поговорить с Кохом и Майером, Рихард, – доверительно обратился к Рильке фон Бюлов, когда они остались наедине.

– Увы, господин гауптман, оба они мертвы.

– Как мертвы?! – на холеном лице фон Бюлова появилось растерянное выражение.

– Я не стал поднимать по этому поводу шум, – понизил голос до шепота Рильке, – поскольку ждал твоего ответа, Вернер. Но оба умерли странно, очень странно. Сначала мы обнаружили Гюнтера Коха с разодранным горлом. Майер утверждал, что Коха выманила на свидание местная ведьма. А потом мы нашли мертвым самого Франца. На лице его был написан такой ужас, что мне стало не по себе.

– Хорошо, Рихард. Мы выступаем завтра, ты пойдешь с нами.

– А проводник?

– Проводника я нашел. Говорят, что он лучше всех знает местность.

Северьян Белов не понравился Рильке с первого взгляда. Наверняка этот бородач связан с партизанами. Заведет он фон Бюлова в глушь, где их будет поджидать засада. Все-таки каким был дураком Вернер, таким и остался. Идет чудовищная война, ежедневно перемалывающая тысячи человеческих жизней, а этот уцепился обоими руками за химеру, за дурацкую байку, которую ему не в добрый час подкинул фельдфебель Рильке. Ну какой здесь может быть Горюч-камень?! Не говоря уже о том, что никто ни в Световидовке, ни в Мореевке не знает, как он выглядит. Правда, старый Северьян утверждает, что он видел Зверя собственными глазами.

Рихард проводнику не поверил и на всякий случай навел справки. За бутылку вонючего самогона, купленного у знакомой мореевской бабы, некий Яков Белов, который годами был никак не моложе Северьяна, поведал фельдфебелю, что у нанятого фон Бюловым проводника большой зуб на Машкиного сына.

Рильке сидел за столом в жарко натопленной избе, тупо кивал головой на слова пьяненького Якова, но ни черта не понимал.

– Так он ее изнасиловал?

– А кто ж его знает, – пожал плечами Яков. – Может, сама дала. Мореевские-то бабы все Зверем перетраханы. Да и за нашими глаз да глаз нужен. Короче, родила та Дашка ублюдка. Наши-то хотели ее сжечь вместе с младенцем, но тут вмешался один городской, врач, кажется. Он эту Дашку с собой увез. Горя ему, видать, было мало.

– А зачем вы хотели ее сжечь?

– Так ведь ведьма же! Мало нам мореевских баб, так давай будем в своем селе разводить оборотней.

– А она, эта Дашка, оборотня родила?

– Да кабы просто оборотня, а то чекиста, – крякнул с досадой Яков. – Попил он нашей кровушки. Моего брата младшего расстрелял тут же, за околицей. Я Северьяну до сих пор его племяша простить не могу, хотя вины за ним вроде и нету. Не он же его породил. А этот ни в чем удержу не знал. Ни своих, ни чужих не щадил. Да что там мой брательник – он ведь и своего брата пристрелил, не моргнув глазом. Недаром ему прозвище дали в наших краях – Лютый.

– А за что он брата твоего расстрелял?

– За то же, за что и своего. Оба они были в банде ротмистра Радзинского. Их благородие тоже сволочью был, каких поискать. Он почему-то особенно невзлюбил мореевских. Ни баб не щадил, ни малых ребятишек. Грозился всю деревню под корень извести. Но не на тех напал. Там полдеревни – оборотни. При Советах они вроде притихли, а допреж от них продыху всей округе не было. Нет, не любили их у нас. Бирюки они и есть бирюки.

– И что стало с ротмистром?

– А черт его знает, что с ним стало. Банду его Лютый изничтожил начисто. А сам Радзинский, по слухам, ушел за кордон.

– А что Лютый?

– В большие начальники он вышел, чуть ли не в самой Москве. Последний раз он в наше село три года назад приезжал. Галифе синие, френч командирский и сапоги хромовые. Прошел гоголем по деревне, глазами по сторонам зыркал. Страшные у Лютого глаза, немец. Волчьи. Хотел я ему стрельнуть в спину из ружья, да заробел. Зверя испугался. Не простил бы мне Машкин сын гибели своего ублюдка.

Сведения, полученные от Якова Белова, Рильке не замедлил донести до ушей Вернера фон Бюлова. Гауптман выслушал Рихарда с интересом, но должных выводов, похоже, не сделал. Наоборот, его доверие к проводнику возросло еще больше.

– Выходит, не соврал Северьян про Зверя, – задумчиво произнес он, зябко передергивая плечами.

– Заведет нас этот Сусанин в непроходимые дебри или подставит под партизанские пули.

– В дебри мы идем добровольно, – спокойно сказал Вернер, – а что касается партизан, то сын Криста Балдура не потерпит рядом чужих. А кто такой Сусанин?

– Местный национальный герой.

– Я все время забываю, Рихард, что ты родился в России.

О Кристе Балдуре фельдфебелю Рильке доводилось слышать от одного сумасшедшего старика-австрийца по имени Виллигут. По слухам, этот Виллигут сделал головокружительную карьеру после прихода нацистов к власти. Рихарду оставалось только завидовать и Виллигуту, и Вернеру фон Бюлову, поскольку сам он был, видимо, недостаточно сумасшедшим для того, чтобы преуспевать в Третьем рейхе. Вслух Рильке столь крамольные мысли произносить, разумеется, не стал. Зато убежденность Вернера фон Бюлова заставила его призадуматься. Черт его знает, может, в этих местах действительно обитает некто выходящий за рамки наших привычных представлений о живом существе?

Тогда у фельдфебеля Рильке действительно появляется шанс. Шанс окопаться где-нибудь в глубоком тылу до победоносного окончания войны. Наверняка Вернер не откажет в поддержке старому другу и поможет ему закрепиться в этой самой Аннанербе в качестве эксперта, секретаря или интенданта. Только бы не сгинуть в этих проклятых лесах. Только бы не нарваться на партизан. А со Зверем, каким бы чудищем он ни был, два десятка тренированных эсэсовцев, надо полагать, справятся.

– Рейху нужно семя сына Криста Балдура, Рихард, – поощрительно похлопал по плечу старого университетского товарища фон Бюлов.

– Зачем?

– Чтобы создать сверхчеловека.

Так вот зачем приехал в глухую лесную деревушку блестящий берлинский аристократ Вернер фон Бюлов. Теперь понятно, почему сам Гиммлер приложил руку к этой экспедиции. Рейхсфюрер уже создал целую сеть инкубаторов для выведения породы истинных арийцев по всей Германии. Какая жалость, что Рильке не голубоглаз, не белокур и не обладает безупречной фигурой. Да и сексуальная потенция его оставляет желать лучшего. Все-таки полноватому, лысоватому мужчине, достигшему уже сорокапятилетнего возраста, трудно конкурировать с патентованными жеребцами из конюшни рейхсфюрера Гиммлера. Если Рихарда и возьмут в этот эсэсовский гарем, то только в качестве евнуха.

– А тебе не кажется, Вернер, что нам незачем идти в лес, чтобы получить семя этого Зверя? Ведь в окрестных деревнях наверняка есть немало людей, которые с полным правом могут называть себя его сыновьями и дочерьми.

– Пожалуй, – задумчиво протянул фон Бюлов. – Это интересная мысль. Но она может не понравится рейхсфюреру Гиммлеру: ведь здешние жители – славяне.

– Только наполовину, господин гауптман. Но мы ведь не собираемся их обожествлять. Нам нужно всего лишь семя. То есть часть той энергии, которой обладает их отец, сын Криста Балдура.

– Мы еще поговорим об этом, Рихард, когда вернемся из леса.

Рильке возликовал душой. В конце концов, охота на Зверя, скорее всего, закончится неудачей. Во всяком случае, Рихард будет молить Бога, чтобы Машкин сын не попался им на глаза. Зато мореевские бабы никуда от них не денутся. И именно Рильке выступит в качестве эксперта, отделяя чистых от нечистых. Были у него на примете несколько женщин, которые как нельзя более подходили на роль ведьм. Флирт с одной из них закончился для Гюнтера Коха трагически. Эксперимент с выведением сверхчеловека наверняка затянется надолго и даже если потерпит фиаско, вряд ли кому-то придет в голову обвинять в неудаче какого-то там фельдфебеля Рильке. Ведь на виду у рейхсфюрера Гиммлера будут куда более значительные и солидные люди.

Глава 14

ГОРЮЧ-КАМЕНЬ

В лес втянулись, как только забрезжил рассвет. Первым, торя дорогу в неглубоком снегу, шел проводник Северьян. Следом растянулись цепочкой эсэсовцы. Фон Бюлов держался в середине процессии, Рильке шел за ним следом, беспокойно озираясь по сторонам. Утро выдалось морозным, но Рихард почти не ощущал холода. Зловещая тишина, нарушаемая лишь скрипом шагов людей, решившихся на отчаянное предприятие, вгоняла его в пот. За время, проведенное в этих местах, Рильке уже вроде бы попривык к лесу, но в эту минуту его одолевал самый настоящий страх. Опасность чудилась за каждым деревом, и Рихард то и дело вскидывал автомат в надежде опередить смерть, летящую из-за подернутых инеем стволов. Не исключалась возможность угодить в незамерзшую топь с весьма печальными для организма последствиями. Именно поэтому Северьян время от времени оборачивался и зычным голосом предупреждал немцев, чтобы держались его следа. Такая забота о здоровье немецких оккупантов казалась Рильке подозрительной. Но сейчас уже поздно было говорить о своих подозрениях Вернеру. Слишком далеко они углубились в лес, чтобы без проблем выбраться из него обратно. А поднявшаяся пурга медленно заметала следы, оставляемые беспечными путешественниками.

Рихарда стала одолевать усталость, но Вернер, даром что годами был старше, шел вперед словно заведенный. Видимо, он действительно искренне верил, что мировое господство не за горами. И что именно он, Вернер фон Бюлов, осчастливит человечество, превратив погрязших в разврате и мелких страстишках скотов в богочеловеков.

Рильке к мировому господству не рвался и охотно променял бы его на пару бутылок хорошего рейнского вина. В крайнем случае, на бутылку шнапса или стакан деревенского самогона. Ибо ослабевший к полудню мороз ввечеру вновь начал крепчать не на шутку. Пробрало даже Вернера фон Бюлова, который время от времени прикладывался к фляжке с коньяком.

– Привал, что ли? – спросил у фон Бюлова Северьян.

– А до Горюч-камня еще далеко?

– К утру бы дошли, если б у вас сил хватило.

– Тогда привал, – решительно махнул рукой гауптман.

Ночью мороз еще более усилился. Разведенный Северьяном костер помогал мало. С одного боку Рихарда припекало, с другого – подмораживало. На какое-то время он, кажется, задремал, но тут же вновь открыл глаза, напуганный собственной беспечностью. Наверняка ночью костер видно издалека. Да еще такой большой костер, вокруг которого расположились два десятка человек.

Рихард пошевелил затекшими ногами и протянул к огню замерзающие руки. По телу разлилось блаженное тепло, и он вновь пару раз клюнул носом.

Едва слышный треск, донесшийся из темноты, заставил Рильке вскинуть голову. Ему вдруг показалось, что за деревьями кто-то прячется. Возможно, партизаны. А он, Рихард, сидящий в оцепенении у костра, представляет собой отличную мишень.

Рильке покосился на Вернера, расположившегося рядом. Фон Бюлов, похоже, спал. Гауптману было наплевать на переживания старого университетского товарища. Часовой, сидевший у костра, никак не отреагировал на шум, доносящийся из темноты. Звали этого эсэсовца, кажется, Куртом. Рильке хотел было его окликнуть, но потом передумал – зачем без нужды привлекать к себе внимание?

Рихард поднялся на ноги и неуверенной походкой человека, озабоченного малой нуждой, направился к зарослям. Глаза его потихоньку привыкали к темноте. Фельдфебель шагнул за ближайшее дерево и затаился. Ночь выдалась беззвездной и безлунной, но падающего от костра света все-таки хватило, чтобы увидеть звериную морду, выглянувшую из кустарника. Сердце Рихарда ушло в пятки, он буквально оцепенел от испуга. Он где-то читал, что звери бояться огня. Но, видимо, ему попались неправильные волки. Эти два кружили вокруг костра без всякой боязни и, как показалось Рильке, пересчитывали сидящих вокруг огня людей. Рихард уже собрался было закричать, чтобы привлечь внимание спящих эсэсовцев, но тут из темноты на него надвинулась огромная фигура, заросшая с головы до пят густой шерстью. Фельдфебель вдруг ощутил такой ужас, которого никогда еще не переживал. Он даже не оцепенел, а окаменел.

Ростом монстр был около трех метров. Передвигался как человек, на двух задних конечностях, а передние лапы достигали колен. Морды Зверя Рильке не видел, зато слышал его сопение. Курт, сидевший у костра, почувствовал наконец опасность. Он в панике вскочил на ноги, закричал от ужаса и всадил очередь из автомата в дерево, за которым прятался Рихард. Рильке уцелел чудом.

Зверь еще немного постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом шагнул в темноту и скрылся за деревьями. Волки побежали за ним следом. Фельдфебель смог наконец вздохнуть полной грудью. Правда, способность соображать вернулась к нему далеко не сразу, и он еще минут пять тупо наблюдал, как суетятся у костра эсэсовцы, как кричит на них Вернер фон Бюлов, призывая прекратить стрельбу. Не сразу, но голос гауптмана был услышан. Стрельба прекратилась. Никто вроде бы не пострадал, и сейчас люди смущенно переглядывались, а кое-кто даже нервно похихикивал.

– Где фельдфебель Рильке? – громко спросил фон Бюлов.

– Я здесь, Вернер, – робко подал голос Рихард, выходя на негнущихся ногах из своего укрытия.

– Какого черта, Рильке?! – рассердился гауптман. – Это вы напугали часового?

– Нет. Это был Он.

– Кто «он», черт бы вас побрал!

– Зверь, – тихо откликнулся Рихард. – Он стоял там, за деревом. И два волка с ним.

– Ну вот, – облегченно вздохнул Курт. – Я же слышал, как затрещали ветки, и выстрелил.

– Попал? – дрогнувшим голосом спросил фон Бюлов.

– Нет, – покачал головой Рильке. – Он ушел.

До рассвета никто не уснул. Эсэсовцы тихо переговаривались между собой. Похоже, до них наконец дошло, что эта экспедиция в лесную глухомань не будет легкой прогулкой. Бюлов сидел у костра молча и лишь время от времени бросал косые взгляды на Рильке, с трудом приходящего в себя.

– Хочешь выпить, Рихард? – шепотом спросил фон Бюлов.

– Не откажусь, господин гауптман.

После нескольких глотков из заветной фляжки Вернера Рильке наконец пришел в себя. И смог довольно связно передать свои впечатления от неожиданной встречи с загадочным существом. Если руководство Третьего рейха действительно собирается с помощью этого чудовища выводить новую породу людей, то в лучшем случае они получат неандертальцев, хотя это уже вроде бы пройденный этап эволюции.

– Браво, Рихард, ты, оказывается, еще способен шутить – после всего пережитого. Так на кого он похож?

– На очень большую обезьяну, Вернер. Но не это главное.

– А что?

– Ужас, господин гауптман. На миг мне показалось, что я попал в ад. И еще мне показалось, что он прочитал мои мысли.

– А ты не выдумываешь сейчас, Рихард?

– Клянусь, Вернер. Я ничего подобного прежде не испытывал. Воля ваша, господин гауптман, но я боюсь.

– И напрасно, Рихард. Если бы он хотел тебя убить, то легко бы это сделал. Следовательно, он не счел ни тебя, ни нас опасными. И у нас есть надежда вступить с ним в контакт.

Пораскинув мозгами, Рильке пришел к выводу, что фон Бюлов, скорее всего, прав. Во всяком случае, в отношении Рихарда. Если сын Криста Балдуpa действительно прочел его мысли, то, надо полагать, убедился, что имеет в его лице дело с самым обычным обывателем, ни на что в сущности не претендующим и готовым подстроиться под любую власть земного и божественного происхождения. Правда, хотелось бы, чтоб новый бог Третьего рейха имел антропоморфную, а не зооморфную природу.

– Сын Криста Балдура заколдован вотанистами, – пояснил фон Бюлов. – Но, думаю, мы сможем снять с него это древнее заклятье.

Бог в помощь, как говорят в таких случаях русские. А Рильке в эту минуту вдруг страстно захотелось оказаться где-нибудь очень далеко от этого места. К счастью, он вовремя осознал, что это «очень далеко» может находиться в одном из окопов Восточного фронта, а потому он не только не возразил сумасшедшему фон Бюлову, но и с готовностью закивал головой. В конце концов, почему бы и нет? Чем этот лесной урод хуже тех, что сейчас заправляют делами Третьего рейха? Кроме того, он обладает таинственной силой, которая, возможно, поможет немцам выиграть затянувшуюся войну. А у Рильке появится шанс не только уцелеть в этой бойне, но и занять вполне приличное место среди жрецов нового бога.

С рассветом двинулись в путь. Вернер фон Бюлов, видимо, считал, что если Зверь и согласится вступить с ним в контакт, то только у Горюч-камня. Знать бы еще, что это за камень и какими свойствами он обладает. Рильке не хотелось бы потерять здоровье, получив порцию таинственных лучей, о которых столько говорили в предвоенное время в научных кругах.

– А что из себя представляет этот камень? – тихо спросил Рильке у гауптмана.

– Видимо, сгусток космической энергии, от которого сын Криста Балдура черпает силу. Иначе зачем бы он поселился в этих местах. И эта космическая энергия дает ему бессмертие.

– А человек? – встрепенулся Рихард. – Человек может зачерпнуть из этого источника?

– Наверное.

Услышав этот ответ, фельдфебель едва не подпрыгнул от восторга. Так вот к какому источнику с таким упрямством и отчаянной смелостью рвется Вернер фон Бюлов! Этот надменный аристократ хочет обрести бессмертие. А чем же, скажите, хуже простолюдин Рильке?

– А сколько лет сыну Криста Балдура?

– Десять тысяч, по меньшей мере.

Рильке икнул. Цифра показалось ему несуразной. Ну сто лет, ну двести, ну триста. Но десять тысяч – это слишком. На такой срок Рихарду не хватит природного оптимизма. Да и мозги за такое время непременно скиснут, не в силах принять в себя тот огромный объем информации, который еще придется переварить и разложить по полочкам. Когда-то Рильке читал о древней расе гипербореев. Они проводили время в пирах и прочих удовольствиях, а когда им надоедало жить, они просто бросались со скалы и разбивались насмерть. А что? Это, пожалуй, выход, ибо человек, скорее всего, не рожден для вечности.

Первым камень увидел Курт, он и просигнализировал всем остальным. Ломая строй, эсэсовцы гурьбой кинулись на поляну. Рильке бежал рядом с Вернером фон Бюловым, с трудом переводя дыхание.

От камня навстречу немцам поднялся человек. На вид самый обычный. В синих галифе, защитного цвета френче и хромовых сапогах. Рильке плохо разбирался в знаках различия советских командиров, но без труда определил, что перед ними птица высокого полета. Странно только, что этот высокопоставленный офицер был без шинели – и это в сильный мороз, пробирающий до костей.

– Лютый! – вдруг выкрикнул Северьян, стоящий в двух шагах от задыхающегося фон Бюлова.

Рильке показалось, что Лютый смотрит не на немцев, а куда-то поверх их голов. Да и вообще он больше напоминал статую, чем живого человека. Во всяком случае, он не сделал ни шагу навстречу своим врагам и даже не пригнулся, когда на него обрушился шквал огня. Обезумевший от ужаса Рихард тоже стрелял в эту ожившую статую. Но Лютый все стоял и стоял, опершись спиной о камень, от которого во все стороны летели крошки.

– Да он мертвый! – догадался наконец Курт.

– Прекратить стрельбу, – крикнул опомнившийся фон Бюлов. Вернер первым двинулся к камню, держа в опущенной руке вальтер. Рильке семенил следом, то и дело проваливаясь в глубокий снег. Возле камня намело огромные сугробы, но на Лютого, неподвижно стоящего среди белого безмолвия, не упало ни одной снежинки. Он действительно был мертв, хотя поначалу Рильке показалось, что человек во френче сидел. А поднялся он только при появлении немцев. Но, видимо, это был обман зрения.

– Мертвее не бывает, – охрипшим голосом произнес Вернер фон Бюлов и протянул руку к трем орденам, сиявшим на груди у Лютого. И в этот миг случилось ужасное. Материя и плоть стали сползать кусками с Лютого, обнажая скелет. Фон Бюлов и Рильке закричали одновременно. Фельдфебель кричал просто от ужаса, а вот крик несчастного гауптмана, похоже, был предсмертным. Вернер фон Бюлов все-таки коснулся растопыренной ладонью Горюч-камня. Ноги его подкосились, и он медленно осел на землю.

И в это мгновение из-за деревьев заговорили автоматы. Рильке так и не понял, кто стрелял и откуда. Он стоял и смотрел, как один за другим падают эсэсовцы, словно колосья, срезанные невидимым серпом, а потом рухнул сам, получив удар в грудь от невидимого противника.

Очнулся Рихард от скрипа чьих-то шагов, но глаза не открыл, а продолжал неподвижно лежать на холодной земле. Страха не было, Рильке ощущал только боль в груди да слышал голоса, долетающие из ниоткуда.

– Старика жалко. Вот ведь незадача.

– Тело Северьяна берем с собой, – раздался едва ли не у самого уха Рихарда властный голос.

– Воронин, здесь чьи-то кости!

– Уходим, – распорядился все тот же голос. – Вечером будет самолет. Надо успеть добраться до поляны.

И Рильке остался один на один с безмолвием. Ему даже показалось, что он умер. Но нет, где-то рядом вновь заскрипели человеческие шаги. Рильке одновременно открыл глаза и рот, чтобы попросить о помощи. Первое, что он увидел, были клыки, торчащие из огромной пасти, потом в поле его зрения появилась мохнатая лапа. Эта лапа легла ему на грудь, и боль исчезла. А в раскрытый рот Рильке вдруг потекла тоненькой струйкой солоноватая жидкость. Кажется, это была кровь. Она текла из лапы странного существа, склонившегося над Рихардом.

Рильке сглотнул заполнившую рот жидкость и почувствовал прилив сил. Тем не менее он недвижимо лежал на спине до тех пор, пока вновь не услышал скрип шагов. Это уходил Зверь, оставляя Рильке живым и, кажется, невредимым. Рихард осмелился поднять голову только спустя десять минут.