Три дня в Дагезане

      - Ничего не происходит? Вчера мне показалось, наоборот.
      - Это вы про Михаила Михайловича? Как он там? Я никого не видела. Встала пораньше, домой собралась, да мост смыло. Сижу, жду у моря погоды.
      - Калугина убили, Галя.
      - Не может быть!
      Мазин рассказал, что знал. Учительница слушала, широко раскрыв темные, узковато прорезанные глаза.
      - Вы рано заснули?
      - Нет. Олег зашел.
      - Олег - парень интересный.
      - Что из того?
      - Как все учителя, вы женщина строгая.
      - Учителя тоже разные. Да не о том речь шла... А вы странный. Спокойный очень. Доверие вызываете. Вас больные уважают, наверно?
      - Больные? Я не врач, Галочка. Я работаю в уголовном розыске.
      Мазин забрался на камень и присел рядом. Она посторонилась.
      - Допросить решили?
      - Что вы. Поухаживать. Правда, я лет на пятнадцать старше Олега, но иногда женщинам нравятся солидные мужчины.
      - Скажите еще, что вы не женаты. - Галина рассмеялась, но тут же спохватилась: - У людей горе какое, а мы глупости болтаем. Насчет уголовного розыска у вас получилось неудачно.
      - Жаль. Я хотел расспросить об Олеге.
      - Он ужасно скучный. Не похож на журналиста. Все о тропе на Красную речку толковал. Показать просил.
      - Вы согласились?
      - По такой погоде? Там и в хороший день шею сломать можно. Прямо помешался на своем самолете.
      - Он собирается написать о нем в газете.
      - Пусть пишет на здоровье.
      Чувствовалось, что самолюбие Галины уязвлено.
      - Дорогу может показать Филипенко.
      - Матвей отказался.
      - Почему?
      - Я знаю? Он всегда делает, что в голову придет. Живет сам себе хозяин. Начальство-то за перевалом. Зверя бьет, когда нужно и когда не нужно. Тут, конечно, без охоты не проживешь, да ведь разум требуется! И человеком быть нужно. В прошлом году пришел с гор, напился и куражится: "Я, Галина, трех туров подвалил". - "Где? - говорю. - Зачем?" Оказывается, вышел к ущелью, а туры по ту сторону, на склоне. Ну, он бах-бах... Стреляет-то без промаха. Всех трех и убил. "Скотина ты, - говорю, Матвей. Зачем животных истребил? Ты ж их охранять поставлен!" - "Верно, Галка, - отвечает. - Потому и напился. А удержаться не смог. Душа загорелась. Смотрю - стоят на скалах. Пока сообразил, а карабин сам палит..."
      - Карабин?
      - Думаете, Матвей в горы с ружьишком ходит? Ружье для инспекции. У него в лесу винтовка в тайнике и патронов куча. Здесь немцы к перевалу рвались, так на леднике до сих пор оружие найти можно. Чего хорошего, а стрелять у нас любят.
      - И вы стреляете?
      - Еще как! Однажды Матвея проучила. Расхвастался: "Вот я стрелок, а ты с десяти шагов в корову не попадешь!" Я ему и говорю: "Бросай фуражку!" Он подбросил, от нее один козырек остался. Посмотрели бы вы на его рожу!
      Галина поднялась, придерживая вздувшуюся колоколом юбку.
      - Нужно все ж повидать Олега. А то его одного понесет.
      "Симпатичная девушка. Подозревать ее нелепо".
      Мазин спустился со скалы и пошел вдоль речки, поглядывая на густо замешенную глиной неспокойную воду. "Интересно, что предпринял Борька? И сумел ли Матвей переправиться?" Как бы уточняя эту мысль, он посмотрел на гладкий, устойчивый с виду валун.
      - Дяденька! На тот камень не вставайте. Подмыло его.
      Игорь Николаевич увидел низкорослого паренька, одетого в длинную с отцовского плеча стеганку и фуражку с золочеными листиками - эмблемой, сползавшую на уши.
      - Почему ты решил, что я полезу на камень?
      - Да вы ж на него смотрите и ногой примерялись.
      "Нужно быть очень наблюдательным, чтобы заметить непроизвольное движение!"
      - Спасибо, друг. Как тебя звать-то?
      - Коля.
      - Николай Матвеевич?
      Угадать было нетрудно. Щуплый паренек как две капли воды походил на Филипенко.
      - Сколько ж тебе лет, Николай Матвеевич?
      - Четырнадцать.
      Мальчику трудно было дать больше двенадцати. И не только по фигуре. Глаза у Коли были детские, не похожие на глаза тех преждевременно созревших городских подростков, с которыми Мазину приходилось иметь дело по службе.
      - А вас как зовут?
      - Меня, Коля, зовут Игорь Николаевич. Ты здесь форель ловишь?
      Паренек улыбнулся городской наивности.
      - Форель под плотиной клюет... А это правда, Игорь Николаевич, что дядю Мишу убили?
      - Правда.
      - Вот жалко. Он здесь самый лучший был.
      - Самый лучший? Почему? Он рисовал тебя?
      - Не... Хотел нарисовать, но я неусидчивый. Не вышло. Зато мы с ним на охоту ходили. Дядя Миша, правда, ничего никогда не убьет. И стрелять не любил. Ходить любил, рассказывать. Про войну, как он воевал. Про Москву, про художников знаменитых. Сурикова он очень любил. Знаете "Переход Суворова через Альпы"?
      - Знаю.
      - Обещал меня в Москву, в Третьяковскую галерею повезти. Мы с ним часто ходили. Особенно на Красную речку.
      "Там нашли самолет".
      - Почему на Красную? Это красивое место?
      - У нас везде красиво. Речка из озера водопадом пробивается. Напротив красных скал. Потому и речку Красная называют. А вообще-то она не красная, а обыкновенная. А на гору ни за что не взойти. Озеро знаете только как увидеть можно?
      - Нет, - ответил Мазин, с удовольствием слушая симпатичного паренька.
      - Нужно на Лысую подняться. Она выше озера. С нее в бинокль озеро здорово видно! Там, где лед протаял, синие-синие пятна. У дяди Миши бинокль был двенадцатикратный. Заберемся мы на Лысую, и он сидит, смотрит долго-долго.
      - А самолет Михаил Михайлович не видел!
      - Не... Никто не видел. Отец первый. Когда лавина пропасть засыпала.
      "Зачем этот вопрос? Чем мой путь лучше Борисова? Он стремится к упрощению, я усложняю. Но где все-таки Валерий?"
      - Ты, Коля, не встречал сегодня Валерия Калугина?
      - Не.
      - А с ним вы в горы ходили?
      - С Валерием? - спросил мальчик, не скрывая пренебрежения. - Куда ему! Ленивый он. Шашлыки любит. Купит мяса и зажаривает на полянке, засмеялся Коля; и видно было, что покупка мяса с его, сына охотника, точки зрения - вещь нелепейшая.
      Мазин улыбнулся.
      - По горам, выходит, не ходок? Куда ж он сегодня девался?
      - Да спит, наверное, в хижине.
      - Где?
      - В хижине. Тут рядом с колхозной пасекой домик ничейный. Его как дядя Миша отругает, он - туда, валяется на кровати.
      - Проводишь меня к домику?
      - Пойдемте, - охотно согласился мальчик и сразу зашагал вперед, ловко выбирая камни поровнее и посуше.
      Они обогнули калугинский дом стороной и вошли в полутемный лес. Все вокруг насквозь промокло. Холодные и тяжелые капли непрерывно скатывались с поникших веток. Особенно неприятно стало идти, когда каменистую тропу сменила расквашенная глина.
      - Далеко еще, Николай?
      - Вот, Игорь Николаевич!
      Посреди просторной поляны зеленело застарелой тиной озерцо. Посреди него плавала дверь с привинченной ржавой ручкой, никому в этих щедрых лесом местах не нужная, а за озерцом Мазин увидел похожий на другие домик под тесовой крышей. Над крышей поднималась струйка сизоватого неуверенного дыма.
      Мазин пошел впереди мальчика. Ему хотелось заглянуть сначала в окно, но ближнее окно оказалось закрытым, и он остановился перед неплотно притворенной дверью, поймав себя на том, что ждет чего-то неожиданного. Дверь отворялась наружу. Игорь Николаевич потянул ее и остановился на пороге. На раскладушке, покрытой расстегнутым спальным мешком, лежал Валерий, уткнувшись лицом в подушку. Мазин схватил его за плечо.
      Валерий повернулся и сел на койке, уставившись на непрошеных гостей недовольным взглядом.
      - Что вам нужно?
      - Простите. Мне показалось, что вам нехорошо. Ваша поза...
      - Моя поза никого не касается. Зачем вы пришли?
      - Возможно, вы не знаете...
      - Все знаю.
      Валерий говорил зло, грубо.
      - Почему же вы здесь?
      - А ваше какое дело?
      Мазин подавил нарастающую неприязнь к художнику.
      - Если у вас все в порядке, не буду мешать...
      - Убирайтесь!
      - Вы негостеприимны, - сдержался Мазин.
      - Не хочу разделить участь отца. - Он вдруг вскочил и схватил ружье, стоявшее у стенки. - Убирайтесь отсюда, слышите! А то я всажу вам дроби в брюхо.
      Игорь Николаевич шагнул вперед и сделал быстрое движение. Валерий отлетел на раскладушку, а ружье стукнулось об пол. Мазин поднял его и вышвырнул патрон. Валерий ошеломленно наблюдал за ним с койки.
      - Извините, - сказал он наконец и спаясничал совсем по-вчерашнему: Так уж получилось, мы не виноваты.
      - Кто вам сказал о смерти отца?
      - Ну, Марина сказала.
      - Когда?
      - Сразу же после того, как ваш друг затеял свой идиотский эксперимент. Спустилась вниз и сказала. Нужно ж ей было с кем-то поделиться. Она-то не прокурор, у нее нервы есть.
      - У Бориса Михайловича тоже. И он не прокурор, как вам известно. Он делает все, чтобы разоблачить убийцу вашего отца. Разве вы не знаете, чем кончился "идиотский эксперимент"?
      - По вашей физиономии вижу, что никого вы не поймали.
      - Вы отличный физиономист. Однако Калугина пытались убить еще раз тем самым ножом, которым вы открывали бутылки.
      - Нож я брал у Олега. Да что вы плетете! Это же провокация!
      - Вы возвратили нож?
      - Черт его знает! Наверно. Зачем он мне нужен? Оставьте меня в покое. И не воображайте себя Эркюлем Пуаро. Тут и милиция зубы сломает, будьте уверены. Не по зубам орешек. Не сумочку вытащили.
      - Вы говорите так, будто имеете определенные предположения.
      - Никаких предположений! - выкрикнул художник и снова сменил тон. Вам-то зачем это, доктор? Это нас касается, меня. Не ввязывайтесь вы не в свое дело. Отдыхайте лучше. Не нравится в поселке, располагайтесь здесь. Когда солнце появится, вы оцените. Вид божественный! - закончил он вполне доброжелательно.
      - Спасибо, - ответил Мазин, присматриваясь к Валерию.
      - Отдыхайте! А я пойду. Хорошо, что вы меня разбудили.
      "Чумной парень", - вспомнил Игорь Николаевич слова пасечника. "Он нервничает и переживает. Это понятно. Но что у него на уме? Что значит, "это нас касается, меня"? Или ничего не значит?"
      Мазин посмотрел в окно и снова увидел зеленую лужу с плавающей дверью и густой туман, скрывший горные склоны.
      - Вы его обязательно найдете, Игорь Николаевич, - сказал Коля.
      - Кого?
      - Кто убил. Я догадался.
      - О чем же ты догадался?
      - Да как вы у Валерия ружье вышибли, я и догадался, что это вы.
      - Кто ж я, по-твоему?
      - Мы с дядей Борей на лису ходили, - заговорил Коля быстро, спеша объяснить, о чем он догадался, - и дядя Боря меня похвалил. Говорит: "Ты следопыт настоящий, тебе бы в уголовном розыске работать". А я спросил: "А вы сами много преступников поймали?" А он говорит: "Я - мало, но у меня друг есть, он особенно опасных ловит". Я тогда еще подумал: вот бы на вас посмотреть! А как вы приехали, я все думал: вы это или не вы? Ну, а как вы ружье выбили, понял - точно.
      - Разоблачил ты меня, однако.
      - Игорь Николаевич, а вы специально приехали? Вы знали, что убийство готовится?
      - Нет, сынок. Я отдыхать приехал.
      - А можно я вам помогать буду? Я никому не скажу, кто вы, слово даю!
      Мазин не успел ответить, когда, почти слившись, раздались три звука. Потом уже Мазин восстановил их последовательность. Вначале же он услыхал только звон разбитого стекла в окне. Но на секунду ему предшествовал выстрел, и тут же что-то глухо шлепнулось о стол.
      Мазин инстинктивно, еще не осознав саднящую боль под мышкой, пригнул Колю к полу. Другая рука его потянулась за ружьем. Потом он выглянул в окно. Сквозь разбитое стекло тянуло свежим, сырым воздухом. Вокруг было спокойно и тихо. Стреляли из ближних кустов, только оттуда можно было рассмотреть в тумане силуэт в окне. Там скрывался стрелявший. Что он намерен делать? Придет в хижину? Поспешит в лес? Или будет ждать, пока кто-нибудь выйдет на поляну?
      Спугнутая выстрелом, снова закричала в чаще какая-то незнакомая птица. Мазин стянул плащ. В рукаве было отверстие. Но болело не сильно. Видимо, заряд задел только кожу. Рубашка впитала кровь и неприятно липла к телу.
      - Ранили вас, да? - спросил Коля шепотом.
      - Немножко.
      Игорь Николаевич продолжал наблюдать за лесом. Похоже, стрелок решил выждать или скрылся. Мазин приподнял и опустил раненую руку. Царапина, к счастью, не особенно досаждала.
      - Коля, сядь к стенке ниже окна и жди меня.
      Он осторожно отворил дверь. Осмотрелся, перебежал и укрылся за ближайшим деревом. Редкий лес просматривался на значительное расстояние, но стрелять было трудно, деревья перекрывали прямые линии. От дерева к дереву он продвигался по направлению к кустам, осматриваясь при каждой остановке. Вот и заросли орешника. На ветках галдели птицы. Мазин сделал последний бросок, готовый немедленно ответить выстрелом на выстрел, и очутился на каменистой площадке среди кустов. Площадка была пуста.
      Мазин нагнулся и подобрал желтоватую теплую гильзу. Из отверстия тянуло порохом. Это была небольшая гильза с характерным желобком от немецкого боевого карабина военных лет. Видимо, стрелявший спешил, раз не нашел ее на земле. Куда же он мог уйти? Каменистая площадка была частью тропы, ведущей в горы. Преследовать стрелка дальше было бессмысленно. Он мог укрыться за любым камнем и встретить выстрелом в упор. Мазин вышел из кустарника и направился к домику, не выпуская ружья из рук.
      Коли в комнате не было.
      - Николай! - позвал Мазин.
      - Здесь я, Игорь Николаевич, - появился паренек.
      - Зачем выходил?
      Дожидаясь ответа, Мазин достал перочинный нож и ковырнул доску стола.
      Коля молчал, не спуская глаз с лезвия.
      - В нашем деле. Николай, главное - дисциплина. Ты нарушил приказ, и я больше не могу тебе доверять. Отправляйся домой!
      Это прозвучало жестко, но не мог же он сказать: пуля, которую я извлекаю, могла попасть в тебя! Мазин ожидал возражений, заверений, что мальчуган не станет больше своевольничать, однако Коля глянул на пулю, насупился и молча пошел из комнаты.
      "Пусть лучше обижается. Рисковать им я не имею права".
      В рукаве стало липко. Кровь, сочившаяся из ранки, добралась до локтя. Игорь Николаевич скинул пиджак и рубашку и подошел к ведру с водой, что стояло на табурете за дверью. Он опустил туда кружку, когда за стеной послышались шаги.
      "Вернулся!"
      Мазин схватил ружье и стал в простенке. Человек за дверью остановился, не решаясь войти. Последовала длительная пауза. Было очень тихо. Только птицы в зарослях никак не могли угомониться. Потом дверь скрипнула. Человек на пороге, одетый в дождевик с поднятым капюшоном, осмотрел помещение, никого не увидел и сделал шаг вперед. В тот же миг ствол ружья уткнулся ему в бок.
      - Игорь?! - только и смог произнести Сосновский, увидев окровавленного Мазина с двустволкой в руках. - Что с тобой?
      Мазин взял со стола и молча протянул ему пулю.
      - Тебя могли убить! - Сосновский смотрел на разбитое стекло.
      - Было бы забавно. "Подстрелен аки заяц на третий день отпуска, избежавши в свое время многия опасности". Хороша эпитафия?
      Игорь Николаевич промывал рану левой рукой.
      - Ты еще шутишь! Как ты попал сюда?
      - В поисках Валерия. Он был здесь. Мне не понравилось его настроение. Крутится у него в голове нечто тревожное и небезопасное. Но к откровенности не склонен. Однако что за идиот вздумал сводить счеты со мной?
      - Кто-то разгадал нашу хитрость, сообразил, что ты опасен.
      - Возможно. Хотя никому я пока не опасен. Повидав всех этих людей, я заключил: среди них нет убийцы. И ошибся. Он есть. Значит, все мои предпосылки, или большая часть их, оказалась ложными. Придется засучить рукава. Видишь, какой энтузиазм?
      - Что значит личная заинтересованность! - съехидничал Борис.
      - Да, кровь взывает к мести. Стяни-ка мне руку носовым платком. Между прочим, что скажешь о пуле? Говорят, у Филипенко есть винтовка.
      - Матвей ушел в район.
      - Проверить, где он находится сейчас, невозможно.
      - Если Филипенко придет в милицию в середине дня - значит, он в дороге. Придется уточнить время его появления в райцентре.
      Но уточнять не пришлось. Егерь собственной персоной шел по тропинке вдоль озера.
      - Легок на помин. Послушаем, что скажет.
      - Что тут стряслось у вас? - спросил Матвей сразу.
      - Стряслось кое-что. А ты почему здесь?
      - Пихту подмыло. Вода идет невиданно. В брод пойдешь - снесет как щепку. Вернулся я, значит, а Николай так и так говорит. Выходит, стреляли в вас, Игорь Николаевич?
      - Было дело. Но не повезло стрелку. Пулю мне на память оставил и скрылся. Говорил тебе Николай про пулю?
      - Сказал.
      Мазин перешел на "ты".
      - Хочешь взглянуть?
      - Позвольте, если можно.
      Он положил пулю в большую, корявую ладонь Матвея. Ему показалось, что пальцы егеря дрогнули. Пуля исчезла в ладони, Филипенко сжал кулак. Потом посмотрел, но бегло и опустил руку.
      - Знакомая? - спросил Игорь Николаевич с умеренным любопытством.
      - Да нет... Так с одного раза не поймешь. Поглядеть бы, сравнить... Можно?
      - Хочешь оставить пулю у себя? Пожалуйста. Не возражаешь, Борис Михайлович? - Он встретился взглядом с Сосновским.
      Филипенко быстрее, чем следовало, сунул руку в карман, однако Борис категорически повел головой.
      - Ни в коем случае! Пуля - важнейшее вещественное доказательство. Давай-ка ее сюда, Матвей!
      - Дело ваше. Я как лучше хотел, посодействовать.
      Егерь протянул пулю Сосновскому. Тот положил ее в спичечную коробку. Мазин смотрел по-прежнему спокойно и доброжелательно.
      - Пуля потребуется милиции.
      - Дело ваше, - повторил Матвей. - Завтра с утра попытаю еще переправиться. А сегодня без толку. Сильно бежит, зараза. Про стрельбу, как я понимаю, лучше помалкивать?
      - Лучше.
      Он потоптался, оставляя на полу следы грязных кирзовых сапог.
      - Покудова, значит.
      Мазин повернулся к Борису. Сосновский смотрел оживленно.
      - Не перегнул, Игорь? Ты явно дал понять, что подозреваешь его.
      - Все на месте. Судя по реакции, Матвей Филипенко - человек эмоциональный, горячий, как говорится, жестокий иногда, по вспышке, но не хитрец. Не его это стихия.
      - Еще бы! Хорошо, что пуля осталась у нас.
      - "У нас"? Ошибаешься. Пуля, что лежит в твоей коробочке, даже не похожа на ту, что продырявила мой плащ. Новый плащ, между прочим. Уверен, это не немецкая пуля.
      Сосновский открыл коробок.
      - Ты прав. Пуля от старой трехлинейки. А твоя?..
      - На дне пруда скорее всего. Матвей не так глуп и не настолько сентиментален, чтобы хранить ее как сувенир.
      - И ты позволил ему спокойненько провести эту операцию?
      - Спокойненько? Ну нет. Нервничал он наглядно. Сам видел. Вывод? Стреляли из Матвеева карабина. Помимо того, что пуля немецкая, на ней была личная метка. Наверно, такие значки нарезаны на всех его пулях. Охотничье тщеславие. Пулю узнал Николай и поспешил к отцу. Но ни он, ни Матвей не знают, что мне известно о карабине. Правда, парень догадался, что я не доктор.
      - Колька?
      - Представь! Очень наблюдательный мальчишка. Но сказал ли он отцу, кто я, не уверен. Почему? Неизвестно, как он относится к выстрелу, уверен ли в участии отца... Но это мы выясним. А пока Матвей узнал, что я жив и пуля у меня. Не считаясь с риском, с этакой простодушной одержимостью он пытался заполучить ее.
      - Пошел напролом.
      - Напролом. Значит, приспичило. Сейчас он доволен, уверен, что лишил нас доказательств. Но это чистый самообман. И недостаток информации. Он не знал, что я нашел и гильзу. Иначе Матвей подменил бы пулю немецкой, только без метки. Так что пол-очка мы отыграли. Теперь понаблюдаем.
      Сосновский провел рукой по шевелюре.
      - Или он за нами. Из-за куста, с карабином.
      - Что поделаешь. Такая работа, как говорит один мой друг. Вина Матвея пока не доказана.
      - Да, наши доказательства относятся к карабину, а не к его хозяину. Самого Матвея они косвенно даже обеляют. Глупо на его месте стрелять меченой пулей, непростительно бросать гильзу. Но, с другой стороны, человек недалекий и вспыльчивый сначала делает, потом соображает. Убив тебя, он мог бы извлечь пулю.
      Мазин невольно провел рукой по телу.
      - Знаешь, Борис, твои слова по-новому освещают этот хаос. Из чего мы исходили? Убийство Калугина - продуманное, подготовленное, дело рук человека хладнокровного, расчетливого. Так? А если наоборот? Погас свет. Кто мог это ожидать и предвидеть? Грозу тоже не запланируешь. Все произошло не по заказу. А убийца поднимается и, несмотря на огромный риск, расправляется с Калугиным за считанные минуты. Гениальный расчет? Или дураку счастье? Решительность у этого егеря, во всяком случае, феноменальная. Когда он узнал, что его могут заподозрить (про карабин-то всему поселку известно!), он явился и сделал то, что задумал, без колебаний. И если у него вчера была не менее веская причина... Особенно если она возникла внезапно...
      - Откуда? Перед нашим приходом шел обычный разговор. Никакого скандала, крутого столкновения мнений, вспышек гнева.
      - Могла быть и неприметная вспышка. Вспышка страха. Страх толкает на авантюры не меньше, чем гнев. Особенно панический. Или страх, замешанный на скрытой ненависти. Какая-то комбинация сильных, требующих немедленных действий чувств. Я отталкиваюсь от Филипенко, но речь может идти о любом. И о женщине.
      - Любое обострение не останется незаметным в маленькой группе людей.
      - Разве мы осознаем все, что замечаем? Особенно когда это нас непосредственно не касается. Сколько раз мы проходим мимо назревающих конфликтов! Дома, на службе, в коллективе. Что-то заметил и тут же позабыл, потому что показалось несущественным, незначительным. А здешний конфликт был наверняка не на поверхности, его не афишировали, скорее скрывали. Однако что-то просачивалось, не бросалось в глаза, но не оставить следов не могло. И свидетели остались. Извлечь истину по капле вот что нужно. Филипенко - один из вариантов, не больше. Главное обстановка. Толчок к убийству был дан накануне того, как погас свет. Толчок непосредственный. Потому что общее стремление вызревало исподволь. Но толчок был, хотя и остался незамеченным. Чтобы ощутить его, нужно восстановить, о чем говорилось за столом, что предшествовало выстрелу.
      - Представь, эта мысль уже приходила мне в голову. Я поговорил с Мариной и Галочкой.
      - Женщины прежде всего?
      - Не иронизируй. Вряд ли женщины причастны к убийству Калугина и наверняка не стреляли в тебя.
      - Надеюсь. Кроме того, они умеют запоминать мелочи. Итак, разговор за столом.
      Борис развел руками.
      - Признаюсь, я пытался подкрепить свою версию, найти что-то связанное с Валерием. Однако ничего нового не обнаружил. Они с отцом даже не цапались по обыкновению.
      - У них был крупный разговор накануне.
      - Был. Но он не походил на скандал. А о чем шла речь, я не понял и не интересовался, естественно. Они прекратили его, как только я появился. Всегдашней запальчивости в Валерии не было. И за столом он молчал. Возможно, был подавлен. Однако это домысел, не больше. Скорее его не интересовала общая беседа.
      - О чем же говорилось?
      - Филипенко рассказывал о сбитом самолете.
      - Опять самолет?
      - Ну, это понятно. Местная новость номер один плюс охотничьи фантазии.
      - Что за фантазии?
      - Матвей обнаружил останки летчика в стороне от машины.
      - Выбросило взрывом?
      - И я так думаю, но Матвей нагнал туману, утверждая, что скелет совершенно цел и сохранившаяся одежда не обгорела. Получается, что человек выбрался живым из разбившейся вдребезги машины, отошел спокойненько на травку, прилег и умер. Типичная охотничья байка. А главное - связи-то с нашим убийством никакой!
      - Во всяком случае, уловить ее трудно. Зато есть связь с приездом в поселок Олега. Мне почему-то кажется, что он искал самолет не только как журналист. В его настойчивости заметно что-то личное. Но почти невероятно, чтобы эта зависимость могла привести к смерти Калугина. А что говорили другие?
      - Высказывались по-разному, но общее мнение сводилось к одному: узнать фамилию летчика и сообщить близким.
      - Ничего криминального. Естественно.
      - Банально. Еще говорили о том, что найти семьи будет трудно. Олег якобы сказал: "Это я беру на себя". Калугин поинтересовался, каким образом он собирается действовать. Тот ответил: "Сохранился номер машины, состав экипажа можно узнать в военном архиве". Тоже просто, как видишь. Потом разговор перекинулся в сферу абстрактную: как прошлое дает себя знать через много лет.
      - Что же тут высказывалось?
      - Обычные суждения. Об ответственности за совершенные поступки. Олег активно участвовал. "Истина всего дороже. Ее нельзя скрывать". Вмешался Кушнарев и стал говорить, что истина неуловима, что факты можно понять по-разному. Короче, общая болтовня.
      - Что говорил Калугин?
      - Он был на стороне Олега, собирался рассказать какую-то притчу, но Валерий заявил: "Отец, ты многословен, дай гостям поговорить". Калугин смутился, а тут и свет погас.
      - Он назвал это притчей? Не случаем из жизни?
      - Нет, нет. И Галя и Марина запомнили это слово.
      - Да... Улов невелик. Ни одной фразы, наталкивающей на конкретные выводы. Однако если исходить из предположения, что толчком к убийству послужили слова, неосторожно или сознательно произнесенные вечером, то самолет вновь фигурирует. Но вернемся на грешную землю. Закончилась ли стрельба - вот вопрос? Или есть смысл застраховать жизнь?
      - До приезда инспектора соцстраха я бы принял меры предосторожности.
      - Обязательно. Бери ружье и пойдем!
      По-прежнему туман заволакивал ближние и дальние горы, по-прежнему, насупившись, стоял вымокший лес, и вода в озере казалась неприветливой и холодной, но что-то и изменилось.
      - Ветерок потянул, - сказал Борис.
      "Стало легче дышать", - понял Мазин и заметил мелкую рябь на поверхности озера. Почти незаметно покачивались ветки ближних деревьев.
      - Разгонит непогоду, - ответил он без всяких аллегорий.
      В затихшем лесу не верилось в опасность, в жестокость, в страх и ненависть, проникшие в забравшийся на кручи поселок, в то, что человек с карабином мог засесть за любым кустом. Треск ветки впереди вернул к действительности.
      - Эй, кто там? - Сосновский повел стволом в сторону ближних деревьев.
      Никто не откликнулся.
      - Не паникуй, Борис. Он не нападет на двоих.
      Шума больше не было. Они благополучно добрались до дому.
      Там у дубового стола сидел Кушнарев и рассматривал полупустую бутылку со "Столичной". Четкие, скульптурные черты лица его обмякли и разгладились, загар поблек, седые редкие волосы спутались, обнажив нездоровую кожу.
      - Отдай ружье Валерию, Борис. Я посижу пока с Алексеем Фомичом.
      Кушнарев исподлобья наблюдал, как Мазин подходит к столу.
      - Не возражаете, Алексей Фомич?
      - Я? Возражаю ли я? - переспросил старик медленно, подбирая слова, как делают это пьяные люди, понимая, что они пьяны, и стремясь вести себя нормально, "правильно". - Я не могу возражать, молодой человек, потому что нахожусь в чужом доме и даже бутылка, которую вы видите, мне не принадлежит. Поэтому я оставлю ее вам, потому что мне пора, мне пора домой, а здесь я, судя по всему, больше не нужен. Не требуюсь...
      - Как сказать...
      - Скажите же. Поясните. Осветите.
      - Это не так просто.
      - Не просто? Вы сказали не просто? Я не ослышался?! То есть сложно? Ведь раз не просто - значит, сложно?
      - Сложно.
      - Удивительно! Совершенно не подозревал, не мог предположить, что для вас с вашим другом существуют сложные вопросы! Хотя, хотя ошибался, конечно, потому что вы же ставили опыты, экс-гумировали, простите, экс-периментировали... на людях. Так сказать, неутомимые исследователи! Да что вы, молодой человек, - Кушнарев вдруг обрел твердость речи, - что вы знаете о жизни и смерти?!
      - Я не так уж молод, Алексей Фомич. И мне положено кое-что знать.
      - Положено? По инструкции?
      - Не все инструкции плохи.
      - Ну! - Архитектор даже сверкнул желтыми глазами. - По-вашему, мысли можно упрятать в параграфы? Сформулировать высшую мудрость! Свести смысл жизни к уголовному кодексу?
      - Иногда и уголовный кодекс помогает осмыслить жизнь. А причины смерти в основном укладываются в рамки медицинского заключения.
      Он иронизировал вынужденно, а не для того, чтобы позлить старика. Но тот вскипел всерьез.
      - Видимые! Видимые причины! - крикнул Кушнарев с торжеством, и Мазину показалось, что он собирается постучать пальцем ему по лбу. - Видимость вот что ваши бумажки отражают! Фокусы, иллюзии. И вы - фокусник!
      - Не могу с вами согласиться. - Игорь Николаевич говорил тоном, каким разъясняют ошибки упрямым, но способным ученикам. - Если удастся установить, кто убил Калугина...
      - Кто убил Калугина! Нашли себе кроссворд на досуге? Смотрите! Мозги свихнете. Или шею. - Он запнулся. - Ничего больше не скажу. Не хочу с вами разговаривать.
      - Дело ваше, - ответил Мазин, подчеркнув сожаление.
      - И не пытайтесь выведывать! Вместе с вашим приятелем из так называемых органов внутренних дел! Так вот - мои внутренние дела вас не касаются!
      - Мой приятель - научный работник. И беседовать с вами не так уж приятно. Вы неискренни.
      - Я? Какое вы имеете право?..
      - Я вижу больше, чем вам кажется.
      - Ну и самомнение! Любопытно, что ж вы увидали?
      - Вашу неуверенность. Вам хочется знать, был ли Калугин настоящим вашим другом или он только боялся вас.