Его тайные желания

Я подошла и обняла ее.

– Мамаша Луиза, я не верю в проклятия, колдунов и прочее. Давайте сейчас настроимся на то, что нам нужно делать, и накормим наших пансионеров завтраком. Удивительно, как они еще не съехали.

Вздохнув, мамаша Луиза набрала миску яиц.

– Не имеет значения, верите вы или нет, миз Жюли. На чердаке прячется старуха с косой, и никто ее не может оттуда выгнать.

– Вздор! – возразила я, не подавая виду, что ее страхи передаются и мне.

За завтраком все были больше заняты обсуждением нападения на Миньон, чем едой. Пансионеры, казалось, были потрясены этой историей, а также появлением мужчины с ножом. Впрочем, они ведь были актерами.

Меня прежде всего волновал вопрос мистера Тревельяна: почему ни мистер Галье, ни мистер Фитц не прибежали после моего крика? Чем больше я думала об этом, тем больше они оба казались мне похожими на мужчину, которого я видела с ножом. Интересно, есть ли у кого-то из них широкополая ковбойская шляпа?

Я включилась в обсуждение, и мое смятение стало возрастать буквально с каждым словом, которое изрекал мистер Фитц.

– Миньон ничего не могла сделать для того, чтобы предотвратить то, что произошло вчера и может произойти впредь. Мы все марионетки и не в состоянии сделать выбор или управлять нашим будущим. – Мистер Фитц откинулся на спинку кресла с видом пророка.

Миньон побледнела, глаза ее потемнели от страха.

– Нет, – резко возразила я, не желая принимать сказанное за истину. – Мы способны сделать выбор.

– Мы не выбираем трагедию. Она выбирает нас, – сказал он.

– Вы искажаете мои слова, месье Фитц. Мы не можем контролировать то, что делают другие, или управлять силами природы. Но мы можем изменить конечный исход, в зависимости от того, что совершаем до и после определенных событий. Наша реакция определяет нашу судьбу. А не она определяет все за нас.

– Я согласен с миссис Бушерон, – поддержал меня мистер Тревельян.

– Я тоже, мистер Фитц, – сказала мисс Венгль. – Сделав свой выбор и вступив в актерскую труппу, я избежала безвременного конца, который война готовила мне.

– Если я правильно вас понимаю, дорогая, – проговорил мистер Галье, – чтобы изменить характер своей жизни, каждый человек должен изменить свою реакцию на людей и окружающий его мир, так?

– Верно, – сказала я.

Мистер Фитц бросил салфетку на стол, удивив меня своей запальчивостью.

– Вы все глупцы! Кто из нас выбрал бы ужасы войны? У нас нет персонального выбора, и это сущая блажь – думать иначе! – Эхо его страстно произнесенных слов продолжало звучать даже после того, как он покинул комнату.

– Я должна согласиться с мистером Фитцем, – негромко проговорила Жинетт, впервые вступив в разговор. – Наши судьбы предопределены, и как бы мы ни пытались их изменить, мы обречены идти тем курсом, который определила нам судьба, и даже любовь не в силах нас спасти.

– Жинетт, как можешь ты воспринимать мир столь трагически! – ахнула я.

– Не обязательно трагически, просто реалистически, – сказала Жинетт. Судя по темным кругам под ее глазами, я сделала вывод, что спала ночью она не более моего.

Едва закончился завтрак, как приехал мистер Дейвис, расстроенный и испытывающий чувство вины за нападение на Миньон. Он принес большой букет нежно пахнущих алых роз и больше слушал Миньон, чем говорил сам. После того как он ушел, у меня выдалось немного времени, чтобы осмотреть комнаты пансионеров во время их отсутствия. Вооружившись для маскировки тряпкой и пчелиным воском, я вначале зашла в комнату мистера и миссис Галье и навела глянец на шкаф и письменный стол. Заглянула в гардероб и ящики. У миссис Галье было всего несколько платьев, в то время как у мистера Галье имелось множество костюмов, в том числе и серый, однако ковбойской шляпы я не нашла.

Зайдя к мистеру Фитцу, я подумала: а живет ли он вообще в этой комнате? На покрывале не было ни морщинки, не видно было ни единой его вещи. Внутри гардероба все было развешано с военной четкостью, казалось, что ни один костюм никогда не надевали. На одной из полок я заметила несколько изрядно потрепанных изданий о войне. И только. Ни шляпы, вообще ничего личного.

Я шагнула в комнату мистера Тревельяна и почувствовала, что меня охватывает ужас. На его письменном столе сидел некто в черной кожаной ковбойской шляпе. Мог ли мистер Тревельян замаскировать себя? Сгорбиться и надеть толстый китель? Я бросила тряпку и банку с воском, пересекла комнату и сорвала шляпу. Когда я это сделала, из-под шляпы полетели листки бумаги и скрылись под кроватью. Боже! Бросив шляпу на кровать, я опустилась на колени, чтобы достать их. Пальцы смогли подцепить только один листок. Подняв его, я быстро прочитала:

Дорогой Стивен!

Я знаю тебя слишком хорошо, чтобы верить той лжи, которую ты рассказал нам, чтобы снять наше беспокойство, перед тем как покинуть нас. Я не потерплю ничего, кроме правды между нами, какой бы суровой она нибыла. Скольких из тех, кто тебя любит, ты огорчил чувством своей вины?Жизнь должна идти дальше, и следует оставить в покое умерших, даже если они умерли трагически...

Первый листок на этих словах заканчивался, и хотя я понимала, что нарушаю все правила приличия, я нырнула под кровать за другим листком. Распластавшись на полу, я влезла под кровать до самой талии, и лишь тогда мои пальцы нащупали листок. Вдруг дверь открылась, тут же закрылась, послышались шаги, которые замерли рядом со мной. Я застыла в этой нелепой позе, хотя мой разум кричал, что я должна выбраться и бежать либо полностью заползти под кровать.

– Миссис Бушерон?

– Да, – откликнулась я, решая вопрос, не оставить ли письмо под кроватью. В этом случае он мог лишь гадать, читала я его или нет, во всяком случае, он не поймал бы меня с ним в руке.

– Вы представляете собой весьма интересное и волнующее зрелище. Вы не застряли?

Он дерзко коснулся рукой моего левого бедра, затем задержался на том месте, где не следовало.

– Нет! – взвизгнула я, попыталась выпрямиться, стукнулась головой о деревянную перекладину и прикусила язык.

– А что вы там делаете?

– Распиваю чаи, – сказала я, скрипнув зубами и пытаясь вылезти из-под кровати.

Наконец это произошло, и я оказалась с ним лицом к лицу. Он с суровым видом забрал листки письма из моих рук.

– У вас есть шляпа! – воскликнула я.

– Стало быть? – Он сурово насупил брови.

– Мужчина прошлой ночью был в такой же шляпе! Я пришла, чтобы отполировать мебель, и обнаружила шляпу.

– Вы хотите спросить, действительно ли я настолько презренный человек, чтобы угрожать женщине ножом, миссис Бушерон?

Это прозвучало настолько саркастически, что мои подозрения показались мне смехотворными.

– Нет... Я не знаю... Просто я увидела шляпу, когда вошла в комнату, и схватила ее. Листки из-под нее разлетелись, и...

– Почему бы нам не притвориться, что этого не было?

Он протянул мне руку помощи. У меня не было выбора, кроме как протянуть ему свою. Когда я встала, его взгляд остановился на моих губах, он шагнул ко мне, и его грудь прикоснулась к моей, послав импульсы любовного пламени взамен сомнений и смятения. Сандаловое дерево подействовало на мои чувства, мне захотелось большего. Атмосфера в комнате изменилась от определенно холодной до откровенно жаркой. Когда я попятилась, он последовал за мной.

Я на ощупь отыскала ручку двери и взялась за нее.

– Именно так, – сказала я. – Ничего этого не было.

Однако вместо того, чтобы бежать из комнаты, я посмотрела на его губы. Он застонал.

– И этого тоже не было, – прошептал он, наклоняясь ко мне.

Его губы легко коснулись моих, словно давая возможность ощутить нежное прикосновение мягкой и гостеприимной плоти. Его язык скользнул к моей нижней губе, и я приоткрыла ее, желая попробовать его на вкус и узнать, что за наслаждение он предлагает.

Молния и волшебное ощущение пронизали меня, когда его нежный поцелуй превратился в требование чего-то большего, его тело приникло к моему, и я оказалась прижатой к двери. Его крепкое бедро скользнуло между моих ног, в то время как его язык погрузился в глубину моего рта и затеял пляску с моим языком. Я ощутила жар внутри своего тела, застонала и еще крепче прижалась к его широкой груди. Я обвила руками его шею, ощутила шелк его волос и поцеловала горячо и крепко.

Он застонал. Его руки обняли мои бедра, и я ощутила телом его твердость. Затем его пальцы скользнули к моей груди и коснулись ее. И теперь каждая моя клеточка рвалась к нему, я была больше не в силах сопротивляться желанию.

– Пожалуйста, – прошептала я, когда после обжигающего поцелуя он накрыл ладонями мои груди. – Я не должна здесь находиться. – Я произнесла это с трудом, задыхаясь от возбуждения. Голова у меня кружилась, пульс стучал в висках молотом.

Страсть сжигала нас обоих.

– Я хочу тебя так сильно, что не могу дышать. – Он медленно отступил назад.

Все мое тело жаждало прикосновений. Моим рукам хотелось касаться его, я мечтала о новых поцелуях. Мне нужно было немедленно уходить.

– Это только начало, – тихо сказал он. Повернув ручку двери, я выскользнула из комнаты и тут же врезалась в мистера Галье.

– Что за черт!

– Ах, месье Галье, простите меня! – Я попятилась и выпалила первое, что пришло мне в голову: – У меня хлеб в духовке может сгореть!

Он понюхал воздух.

– Пчелиный воск?

– Миссис Бушерон, вы забыли свои принадлежности для полировки. – Мистер Тревельян протягивал мне тряпку и банку с пчелиным воском.

– Спасибо!

Я выхватила принадлежности и понеслась сломя голову вниз по лестнице, буквально спиной ощущая пристальные взгляды. Добежав до центрального холла, я перевела дыхание и огляделась вокруг, придумывая, чем бы заняться, чтобы отвлечься от преследующих меня мыслей. На мраморном столике я увидела несколько писем от миссис Галье, которые ожидали отправки, и вспомнила, что утром положила сюда свое письмо мистеру Гудзону. Его не было. Папаша Джон находился в столовой и был занят полировкой тяжелой деревянной каминной полки.

– Почта уже ушла сегодня?

– Наверно, ушла, миз Жюли. Миз Венгль разговаривала утром с почтальоном. Я слышал их смех и подумал, что, вероятно, они хорошо знакомы.

– Спасибо! Давайте я помогу с полировкой. – Мне сейчас были крайне необходимы какие-либо простые машинальные действия, чтобы восстановить душевное равновесие.

– Не сегодня. Я чувствую себя бодрым, и работа уже сделана. Сейчас я собираюсь отправиться на чердак, может, смогу найти письма, которые вы ищете. Не понимаю, как мог упасть тот чемодан.

– Я тоже пойду!

Я хотела избежать встречи с кем бы то ни было, пока не приду в себя. Я не представляла, что скажу мистеру Тревельяну, когда увижу его, а при мысли о том, что мистер Галье видел мое бегство, меня бросило в жар.

– Вы здоровы, миз Жюли? У вас такой вид, словно вас лихорадит.

Я покачала головой.

– Это просто жара.

– А ведь худшее еще впереди, – сказал папаша Джон.

Мы поднялись с папашей Джоном на чердак. Продолжая искать следы привидений, я проверяла воздух пальцами и заглядывала во все закоулки. Мы обнаружили несколько голубых ящиков, но ни в одном из них писем не было. Проверив отдельные чемоданы, я остановилась как вкопанная в дальнем углу. Возле стопки старых газет на смятой странице из газеты «Пикейун» я увидела сигару. Газета частично обгорела, как и края стопки. «Кто-то побывал на чердаке, курил сигару и собирался устроить пожар!» – подумала я.

Я почувствовала спазм в животе, мне стало дурно. Из пансионеров к сигарам имел отношение только мистер Тревельян. Я сказала себе «нет», но этим сомнения не рассеяла. Затем я вспомнила мистера Латура и его угрозу, что есть другие способы добиться того, чего он хочет. Пожар мог быть одним из способов выжить меня и мою семью из «Красавицы». Но для чего?

Несколько лет назад, когда золото и Жан-Клод исчезли, мой дом обыскали снизу доверху. Мистер Латур руководил поисками и заявил, что я не имею отношения к краже. Я верила, что Жан-Клод не оставил бы меня и Андре.

Сунув сигару и остатки газеты в карман, я почувствовала себя так, словно у меня наконец появился ключ для расшифровки и я смогу наконец выяснить, кто же он, мой таинственный враг. Мне не пришлось долго ждать. Спустя час я увидела на улице перед нашим домом двоих мужчин. Один из них фотографировал особняк. Другой держал в руках блокнот и что-то записывал.

Я вышла из дома.

– Джентльмены, я прошу объяснить, что вы здесь делаете.

– Мадам, пожалуйста, отойдите в сторону. Вы портите кадр, – сердито произнес фотограф.

Я встала перед камерой.

– Это мой дом, и никаких фотографий не будет. Дайте объяснения, иначе я обращусь к властям.

– Нет повода для того, чтобы быть такой нелюбезной, – сказал другой джентльмен, вытирая носовым платком пот со лба. – Мы собираем необходимую информацию для предстоящего аукциона. Нам потребуется не больше одной минуты.

Я почувствовала, что каменею.

– Что вы сказали?

– Джентльмены, очевидно, ошиблись, – уверенным тоном заявил мистер Тревельян, появляясь из густой тени под развесистым дубом и строго глядя на мужчин.

– Как бы не так! – вспылил фотограф. – У нас есть информация от мистера Латура, что эта недвижимость скоро будет выставлена на аукцион. Мы никогда не ошибаемся.

– На сей раз вы ошиблись, – ледяным тоном произнес мистер Тревельян. – Предлагаю вам немедленно удалиться. Если вернетесь снова, я сочту себя вправе открыть стрельбу.

Мужчины изобразили гнев и возмущение, тем не менее собрали свою аппаратуру и удалились. Мистер Тревельян был абсолютно невозмутим, ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Я могла бы заставить их убраться, – сказала я, пытаясь избавиться от ощущения, что утрачиваю контроль за собственной жизнью.

– Я счел невозможным для себя праздно наблюдать за тем, как вас со всех сторон атакуют. Почему угрожают вашей семье и вашему дому?

– Не знаю. – Хотя я предполагала, что это связано с Жан-Клодом.

Холодный взгляд мистера Тревельяна огорчил меня. Видимо, на моем лице отразились сомнения, он заметил это и понял, что я слукавила. Я хотела доверять ему, мое сердце кричало об этом, но слишком много мрачных теней нас окружало.

– Кто такой мистер Латур? – спросил он наконец.

– Бывший друг моего мужа, который в течение последних двух месяцев пытается купить поместье. Поскольку мы не намерены его продавать, очевидно, он пытается найти способ вынудить нас к этому.

Мистер Тревельян вдруг задал неожиданный вопрос:

– Миссис Бушерон, у вас есть друзья?

Я покачала головой, вдруг осознав, насколько я на самом деле одинока.

Глава 7

В последующие несколько дней жизнь в доме приобрела обычный, рутинный характер; не было ни событий, связанных с «привидениями», ни каких-либо иных неприятностей. После нападения на Миньон я требовала, чтобы все находились поближе к дому, и самостоятельно проводила некоторые изыскания. Я просмотрела все армейские бумаги Жан-Клода, которые хранила в сейфе кабинета, в поисках имен или какой-то информации, которая могла бы пролить свет на предполагаемую опасность, обнаруженную мистером Гудзоном. Пара невинных вопросов, заданных в подходящий момент моим пансионерам, подтвердили, что ни мистер Фитц, ни мистер Галье сигарами не баловались. Конечно, нельзя было исключить, что кто-то пытается сфабриковать улики против мистера Тревельяна.

Ничего необычного не происходило, если не считать странного и постоянного отсутствия мистера Тревельяна. Он уехал в город сразу после того, как вытолкал оценщиков имущества, вернулся очень поздно и после этого уезжал на заре и возвращался за полночь каждый день. Подобное поведение не могло не вызвать у меня разочарования. Создавалось впечатление, что после того, как он поцеловал меня, я перестала для него существовать.

Моя семья, мистер Дейвис и пансионеры собрались в гостиной после обеда, на котором снова отсутствовал мистер Тревельян. Жинетт уже готова была поиграть на арфе и спеть, когда он вошел в комнату. Он был отчаянно красив в синем костюме и элегантной рубашке.

– Где вы пропадали, мистер Тревельян? – спросила Миньон, встав поприветствовать его. – Мы скучали без вас.

Мистер Дейвис нахмурился по поводу более чем теплого приветствия. Он приходил к ней каждый день, и я заметила, что его чувства к ней постепенно переросли в прочную привязанность. Однако ее отношение, несмотря на испытываемую к нему благодарность, оставалось прежним.

– Занимался делами. – Я уловила в его взгляде не желание, а скорее холодок и сомнение. Моя улыбка погасла. Он посмотрел на Андре и протянул книгу. – У меня для тебя подарок, Андре.

– «Семья швейцарских Робинзонов»? – Андре с благоговением взял книгу. – Спасибо.

– Пожалуйста. – Мистер Тревельян улыбнулся, глаза его потеплели.

– Вы пришли как раз вовремя, чтобы услышать игру Жинетт на арфе. Садитесь рядом с Жюльет. – Миньон подвела его к свободному месту рядом со мной на маленьком канапе. Я в смятении закрыла глаза и плотнее закуталась шалью, которую он мне подарил. «Пора прекратить попытки Миньон сосватать меня!» – подумала я, в то же время понимая, насколько тепло мне от его присутствия.

– Вы получите большое удовольствие, мистер Тревельян, – сказал мистер Галье. – Нам предстоит услышать очаровательный голос Жинетт.

– Можно организовать ее концерт перед нашим представлением. Ведь это было бы чудесно, мистер Галье? – предложила миссис Галье, вдохновляясь собственной идеей.

– Не слишком хорошая идея, дорогая, – покачал головой мистер Галье. – Мисс Де-Перри настолько очарует аудиторию, что наше представление покажется скучным. Кроме того, сцена развращает ангелов, а чистая натура мисс Де-Перри должна остаться неприкосновенной.

– Сцена развращает не всякую женщину, мистер Галье, – с раздражением возразила мисс Венгль.

Тот улыбнулся ей.

– Для каждого правила существуют исключения, мисс Венгль, что вы часто доказываете.

Миссис Галье встала, откашлялась и с обиженным видом проговорила, адресуя свои слова к мистеру Галье:

– Должно быть, мне придется послушать мисс Де-Перри в другой раз. У меня страшно разболелась голова!

– Может быть, мне пойти и помочь тебе принять лекарство? – спросил мистер Галье, очевидно, не замечая раздражения жены.

– Нет, дорогой, не стоит. Ты оставайся и слушай мисс Де-Перри, – сказала миссис Галье и покинула гостиную.

Поднялся Дейвис.

– Я тоже должен уйти. Миньон, вы проводите меня?

– Только на минуту. Я не могу пропустить пение Жинетт.

Мистер Дейвис, похоже, хотел возразить, однако Миньон не позволяла, и ему ничего не оставалось, как быстро последовать за ней. Когда Миньон вернулась в гостиную с чуть порозовевшими щеками, Жинетт расположилась возле арфы.

При первом же прикосновении ее тонких пальцев к струнам установилась идеальная тишина. Я слышала, что существуют гипнотизеры – люди, которые подчиняют себе мозг пациентов и творят чудеса, но Жинетт обладала способностью растрогать любую аудиторию, заставить всех и каждого мечтать о любви и желать ее. Закончив пение, она склонила голову на арфу, словно обессиленная тем, что отдала всю душу песне.

– Спасибо, – негромко произнес мистер Тревельян. – Было бы неуместно аплодировать, но я обязан сказать от всей души «браво».

– Это было изумительно, мисс Де-Перри, – проговорил мистер Галье.

Жинетт подняла голову, лицо ее было бледно.

– Это я вас должна благодарить.

– Полагаю, что на этой торжественной ноте я должен удалиться и проведать миссис Галье, – сказал мистер Галье. – Вы идете, мисс Венгль?

Мистер Фитц распрямился.

– Думаю, мне тоже пора.

Мисс Венгль помахала обоим джентльменам:

– Спокойной ночи! Я хотела бы еще послушать музыку.

– Да, – сказала Жинетт. – Я хотела бы послушать игру кого-нибудь еще. Андре?

Щеки у сына вспыхнули, он энергично покачал головой. Хотя он отлично играл на скрипке, ему не хватало уверенности для того, чтобы играть на публике. Правда, он способен был целенаправленно устраивать какофонию, и в этом случае смог бы играть для тысяч слушателей.

– А вы, месье Тревельян? Вы играете на каком-нибудь инструменте? – спросила Жинетт.

– Ни в коем случае не могу состязаться с вами, но могу сыграть на пианино.

– В таком случае сыграйте нам пару мелодий.

– Пожалуйста. Я выучил несколько забавных песен моряков во время своих путешествий за границу.

– Настоящих песен моряков? – спросил Андре; в глазах его зажегся искренний интерес. – А вы можете научить меня?

– Да-да, приятель. У меня в репертуаре есть даже две-три пиратские частушки. – Мистер Тревельян подсел к пианино и пробежал пальцами по клавишам. – Проблема с этими песенками моряков в том, что они не записаны. Их можно выучить только на слух, а это довольно трудно.

– Я смогу это сделать, месье. Позвольте мне показать это. – Андре быстро извлек скрипку и подошел к пианино. – Сыграйте что-нибудь, а я повторю.

– Если ты так уверен, – сказал мистер Тревельян. Андре кивнул.

Через минуту мистер Тревельян заиграл, и сыну пришлось повторять вслед за ним ритмичные мелодии, уже не обращая внимания на то, слушают его или нет. Постепенно мистер Тревельян усложнял мелодии, вынуждая Андре делать то же. Я слушала их импровизацию и спрашивала себя, что же было в мистере Тревельяне такого, что позволяло ему легко устанавливать контакт с сыном, чего не удавалось мне?

Вскоре к ним присоединилась Миньон и стала подыгрывать на клавесине, несколько нот на арфе взяла Жинетт, затем от души запела мисс Венгль. Мистер Тревельян умел наслаждаться жизнью. Я слушала и наблюдала за ними, расслабившись. Смех и музыка так редко звучали здесь со времени окончания войны. Я была постоянно погружена в ежедневные заботы, и все эти годы мало думала о развлечениях, по которым мы все, очевидно, соскучились.

Миновала полночь, я все еще не могла заснуть, растревоженная мыслями о причинах сдержанного поведения мистера Тревельяна. Он обратил внимание на то, что я надела подаренную им шаль, но не произнес ни единого слова или комплимента, обращенного ко мне. Размышляя об этом, я не сразу услышала скрип лестницы. Я села в кровати, сердце мое заколотилось при звуках шагов. Я сознательно оставила дверь приоткрытой и положила рядом чугунную сковородку и кочергу, хотя в общем-то не рассчитывала на появление незваного гостя. Несколько мгновений я сидела, оцепенев от страха, глядя в темную щель двери. Затем снова услышала шаги, и это побудило меня к действиям.

Я натянула шелковый халат на ночную батистовую рубашку, взяла сковородку и кочергу и, крадучись, вышла из комнаты, сделав вслепую несколько шагов по коридору. Я помнила, что в моем доме проживают несколько человек, и любой из них мог сейчас бодрствовать. Прежде чем покинуть третий этаж, я тихонько заглянула в комнаты Жинетт, Миньон и Андре. Все они спокойно спали. Ступая со всей осторожностью по лестнице, я спустилась на второй этаж, где обитали пансионеры, все двери были закрыты. Я предположила, что все они тоже спят, и на цыпочках спустилась на первый этаж, при этом ни одна половица подо мной не скрипнула.

В тот момент, когда я ступила в гостиную, я почувствовала перемену настроения, словно возникла какая-то открытая угроза, подобная охотящемуся в темной воде аллигатору. Мои ладони стали влажными, во рту пересохло. Я еще крепче сжала сковородку и кочергу. Ничто не нарушало тишины, кроме тиканья настенных часов моего деда в центре зала. В конце концов мне требовался воздух. Я сделала глубокий вдох и почувствовала едкий запах сигарного дыма. Скрипнула половица.

Кто-то направлялся ко мне. Гостиная находилась в нескольких шагах от лестницы. Мамаша Луиза всегда говорила, что нет ничего такого, чего не могут поправить Господь и добротная сковородка, и я намерена была подтвердить ее правоту. Переместившись под прикрытием теней к дверям, я отставила кочергу, подняла сковородку, сотворила молитву и стала ждать.

Я не знаю, что именно ожидала увидеть, но уж никак не дуло пистолета. И внезапно поняла, насколько глупо себя веду. У меня оставался единственный шанс – ударить незваного гостя и броситься бежать с криком о помощи. Рука и темноволосая голова появились в проеме двери, и я что есть силы ударила сковородкой. Я услышала стук удара, стон боли, однако вместо того, чтобы упасть, человек бросился вперед и выбил сковородку из моих рук.

В следующую секунду я была сбита с ног и оказалась на полу. Белые круги заплясали у меня перед глазами, когда я сделала попытку вдохнуть воздух. Я не могла и закричать, моих сил хватило лишь на то, чтобы захрипеть. Я попыталась сбросить с себя навалившегося человека и позвать на помощь, прежде чем он придет в себя. Слезы отчаяния застилали мне глаза. Мне не удавалось его столкнуть, тем более что навалившаяся на меня масса начала обретать упругость и мускулатуру.

Как ни странно, я почувствовала себя спокойнее, вознамерившись встретить угрозу с достоинством.

– Не шевелитесь, – угрожающе произнес знакомый голос.

Теперь, когда незнакомец заговорил, я узнала запах свежего сандала и мяты. Шок, который я испытала, парализовал меня до кончиков пальцев. Я внезапно ощутила каждый дюйм его тела, и мгновенно родившееся желание воспламенило мою кровь.

– Месье Тревельян, – прошептала я.

Он приподнялся на локтях и посмотрел на меня, давая мне возможность наконец-то вздохнуть. Мои груди прижимались к его мускулистой груди, и я снова сделала вдох, наслаждаясь тем, что прикасаюсь к нему и ощущаю его запах. Лунный свет проник через окно, упал на его лицо, добавив опасной привлекательности красивым чертам.

– Миссис Бушерон, ради Бога, объясните мне, чем это вы меня приложили? – Рокот его грудного голоса возбуждал меня.

– Сковородкой, месье. Как вы себя чувствуете?

– Сковородкой? – Он издал стон. – А что за сковородка?

«Уж не валяет ли он дурака?»

– Какая разница?

Он пошевелился, перенес тяжесть тела влево и слегка приподнял голову.

– Просто ответьте мне, – сказал он сквозь стиснутые от боли зубы.

Правая нога его пошевелилась и дерзко расположилась между моими. Он был совсем близко, такой реальный, такой привлекательный мужчина! Я не могла думать ни о чем другом.

– Чугунная сковородка, месье. Гм... поскольку вы пришли в себя настолько, что способны задавать вопросы, не могли бы вы освободить меня от вашей тяжести, месье?

Он продолжал смотреть на меня, сердце мое отчаянно заколотилось, мною овладело странное предчувствие.

– Я уверен, что он ушел, входная дверь была открыта, и темная тень промелькнула в парке, когда я в первый раз спускался по лестнице. Я проверил дом и выходил из кладовой, когда почувствовал, что в помещении находится кто-то еще, и притом не один. Должно быть, это были вы.

– Как он проник внутрь?

– Скорее всего через открытое окно на четвертом этаже. Все остальное заперто. Вопрос в том, кто оставил окно открытым?

– Я оставила. Мы убирались на чердаке, и я не подумала, что какой-нибудь болван заберется так высоко. Месье, я уверена, вы можете теперь сдвинуться, – проговорила я, пытаясь воспротивиться возраставшим во мне ощущениям.

– Я мог бы, мадам, если бы вы объяснили мне, почему бегаете по дому и лупите своих пансионеров сковородкой.

В его голосе мне послышалось некоторое раздражение, что, в свою очередь, разозлило и меня.

– В мои намерения, месье, входило свалить незваного гостя. Если бы вы не болтались по моему дому с пистолетом, то не напоролись бы на мою сковородку.

– Неужели вы так неразумны, о женщина?

– Но ведь это сработало, не так ли? Я сбила вас с ног.

– На время, но посудите, где сейчас находитесь вы и где я? – Как бы в подтверждение своих слов он самым интимным образом прижался к моему женскому естеству. – Разве вы не понимаете, что мог сделать неразборчивый в средствах мужчина, если бы он оказался в подобной ситуации?

– Месье Тревельян, я не вижу смысла обсуждать этот вопрос, поскольку вы не относитесь к категории неразборчивых в средствах мужчин.

– Вы не осознаете той опасности, которой себя подвергали. – Он закрыл глаза, словно от боли. – Вы должны были постучать в мою дверь, в дверь любого другого пансионера, а не выходить в коридор и на лестницу одна. При определенных обстоятельствах и в отчаянной ситуации любой мужчина способен сделаться неразборчивым в средствах. Вы красивы, желанны, и если мужчина окажется...

Я не спускала взгляда с его губ и глаз.

– Мужчина может... позволить себе вольности, на которые он не имеет права, – сказал он, при этом последние слова произнес почти шепотом. – Я предупредил вас.

Он перевел взгляд на мой рот, опустил голову, и его губы оказались настолько близко к моим, что на меня пахнуло теплом, его дыхание овеяло мое лицо. Несмотря на то что я едва знала этого человека, я хотела его как ни одного другого мужчину в своей жизни. Мой разум предостерегал, зато мое тело жаждало его. Что-то снизошло на меня, усыпив мою бдительность в тот самый день, когда он заговорил со мной под тенью раскидистого дуба. В течение многих лет я не хотела ничего и никого, и вдруг в мгновение ока он изменил мой настрой и заставил меня хотеть всего... именно от него.

Я схватила его за плечи, чтобы оттолкнуть, спасти себя от внезапного, неодолимого искушения. Но вместо этого мои пальцы вцепились в мягкую ткань его рубашки и притянули к себе. Я была готова отдать ему все.