Крестовый поход на Россию

98 OL, KUM, Rk, 1941, 61. fon, 8. 1. 99 Ibid., 16—18. 1; 670. biz, 13—14, 18. 1.

100 Ibid., 61 fon. 13—15. 1.

101 BMI, V– 19430, IX, 118—120.

102 BMI, V – 128424, 46—48.

103 Ibid., 50. 1.

104 OL, IM, El. biz., 1942, 1293/31,4. 1.

105 BMI, V – 93320, 14. 1.

106 OL, ME, MTjkv., 1943 jan. 7, 1-2. 1.

107 «Horthy Miklos titkoa iratai», 317—318. Old.

108 BMI, V– 128424,61. 1.

109 OL, El. biz., 1942, 1293/32, 2. 1.

110 BMI, V– 19430, IX, 160. 1.

111 BMI V– 19430, IX, 249, 162. 1

112 Karsai Elek. Op. Cit., 2 г., 129. Old.

113 OL, KUM, PoLSzentivanyi Domokos, 511.cS., IN. r., 780—781.

114 OL, KUM, Pol., 1942,21/7, 1062,2—3. 1.

115 BMI, V– 19430, IX, 98. 1.

116 «Венгрия и Вторая мировая война», стр. 285.

117 BMI, V– 101501/2, 15-16. 1.

118 «Magyar Nemzet», 6.XII1962.

119 OL, KUM. Rk, 1942, 33. ton., 12—14, 17—24.

120 Ibid., 34. fon.,3—4. 1.

121 OL, KOM,Rk, 1942, 33. ton., 4-8, 10—11. 1.

122 Ibidem.

123 OL, ME, MTjkv., 1943 Jan 7, 6. 1.

124 OL, KUM. Ik, 1942 55 biz 23—24. 1.

125 OL, KUM.Rk, 1942, 33 fon., 4—8, 10—11. 1; Paul Schmidt. Hitler's Interpreter. New York, 1951, p. 244.

126 Ibid, 35 fon., 3—6. 1.

127 OL, ME, MTjkv., 1942 apr. 28,29. 1.

128 Ibid., 1944 maj. 3, 16—17. 1; 1943 Jul. 27, 10—12. 1; KUM, Beb, 11/2, 1/1 – 120/28, 14. 1.

129 OL, KUM, Gazd. pol., 1942, reS. 30.

130 Berend Ivan, Ranki Gyorgy. Op. Cit., 429. old. Как писал по этому поводу Хорти в письме Гитлеру в мае 1943 года, Венгрия стала германской базой поставок бокситов и «на нужды Германии работает почти вся венгерская металлургия». Он также ставил себе в заслугу, что «нет еще другой такой страны, как Венгрия, где отводилось бы столь большое число рабочих часов на нужды германского военного производства» (ИДА, ф. 323, оп. 1, д. 28, л. 16).

131 OL, KUM, Beb, 11/2.28/13.

132 OL, ME, MT jkv., 1942 apr. 28, 1 —9. 1.

133 Kadar Ivan. Op. cit, 260. Old.

134 ИДА, ф. 323, on, 1, д. 28, л. 16.

135 OL, ME, MT jkv., 1942szept. 9, 64—69. 1.

136 В связи с венгеро-германским соглашением о передаче всей продукции сельского хозяйства Бачки на время войны Германии и Италии венгерской цензуре еще 19 ноября 1941 года было дано строгое указание ничего не пропускать в газетах о том, что могло бы вызвать подозрение о невыполнении его венгерской стороной, в том числе запрещалось сообщать и о доставке крестьянами Бачки птицы на рынки Будапешта (OL, IgM, El. biz., 1941, 1293/18,3. 1).

137 OL, ME, MT jkv., 1942 apr. 8,7—8.1; 1942 szept. 9,70—72, 77. 1.

138 «Magyar ipar es a bekekotes». Bp., I946, 69. old.; HL, Vkf. 1943, 4847, 177.

139 «Magyar Nemzet», 7.XII 1962.

140 Cm. «Magyar Kurir», 5.IX 1941; «Uj Magyarsag», 4.1 1942.

141 AMO СССР, ф. 32, oп. 11306, д. 89, л. 255—256. Когда стало известно, что 2-й венгерской армии придется зимовать на фронте, было дано указание не говорить солдатам о «наделении зем-лей»(«А2. magyar hadsereg megsemmisulese a Donnal», 25. Old.).

142 AMO СССР, ф. 32, oп. 11306, д. 89, л. 223.

143 Там же, л. 106, л. 153—154.

144 «А 2. magyar hadsereg megsemmisulese a Donnal», 21. Old.

145 AMO СССР, ф. 203, oп. 2847, л. 121, л. 1—2.

146 «А 2. magyar hadsereg megsemmisulese a Donnal», 27. Old.

147 AMO СССР, ф. 203, on. 2847, д. 121, лл. 1 —2.

148 Там же, ф. 32, оп. 11306, д. 57, л. 71—72.

149 Там же, ф. 203, оп. 2847, д. 21, лл. 16—17.

150 АМО СССР, ф. 32, оп. 11306, д. 83, л. 259.

151 HL, Vkf, El, 4, 1942, 58800/10, 65. 1.

152 HL, Vkf, El, 4, 1942,58800/10,5—6. 1.

153 «A 2. magyar hadsereg megsemmisulese a Donnal», 122,197. Old.

154 ИДА, ф. 323, on. 1, д. 34, л. 33.

155 Там же, ф. 315, oп. 1, д. 9, лл. 279—280.

156 АМО СССР, ф. 32, оп. 11306, д. 57, л. 199.

157 ИДА– Ф– 315, оп. 1, д. 9, л. 279.

158 Там же, ф. 323, оп. 1, д. 34, л. 45.

159 «А 2. magyar hadsereg megsemmisulese a Donnal», 29. Old.

160 OL, ME, MT jkv., 1942 okt. 27, 97—98. 1.

161 Хорват М. Военно-политические принципы и цели хортистского фашизма до и во время Второй мировой войны. – «Studia Historica», 24. Bp., 1960, стр. 20.

162 BMI.V—19430, IX, 251. 1.

163 «А 2. magyar hadsereg megsemmisulese a Donnal», 34—36. Old.

164 OL, ME, MT.jkv., 1943 Jan. 7, 10—12. 1.

165 AMO СССР, ф. 203, on. 2847, д. 121, л. 23.

166 «A 2. magyar hadsereg megsemmisulese a Donnal», 37. Old.

167 HL, II. VH, 2. hds.Vkf, 1 a, 5. f.

168 AMO СССР, ф. 32, on. 11306, д. 89, л. 358.

169 «A 2. magyar hadsereg megsemmisulese a Donnal», 40. Old. 170 BMI,V—19430, IX, 252. 1; BMI, V – 101594, 21—22. 1.

171 HL, II. VH, 2. hds, 6. ho, 22. gye, 12. d.

172 Ibid., 9. ho, 47. gye, 20. d.

173 AMO СССР, ф. 203, on. 2847, д. 121, лл. 22—23.

174 Там же, л. 23.

175 ИДА, ф.323,оп. 1, д. 28, л. 18. Эти данные весьма близки к истине, однако в них не отражено число взятых в плен Красной Армией. Между тем к марту 1943 года их насчитывалось 65 тыс. Во 2-й венгерской армии, по сведениям тогдашнего военного министра Вилмоша Надя, уцелело всего 60—70 тыс. человек, а в рабочих батальонах, насчитывавших свыше 50 тыс., осталось не более 6—7 тыс. («Nagybaczoni N agy Vilmos. Vegzetes esztendok, 1938—1944». Emlekirat. Dp., 1947, 128. Old.).

176 OL, ME, MT jkv., 1943 mar, С 2, 109—110. 1. 177 PIA, A.1V, 4/1941/27, 14. 1.

178 PIA, A.XXII, 11/1943/40, 10. 1.

С.П. Пожарская

ИСПАНСКАЯ «ГОЛУБАЯ ДИВИЗИЯ» НА СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОМ ФРОНТЕ

(1941—1943 гг.)

Как писал В. Випперман, «Испания, некогда бывшая мировой державой, к началу XX века весьма напоминала отсталые страны Юго-Восточной Европы – в экономическом, социальном и даже политическом отношении». В таком кризисном положении 13 сентября 1923 года произошел путч генерала Мигеля Примо де Ривера, в течение семи лет управлявшего затем страной с диктаторскими полномочиями, впрочем, не затронувшими монархию. В то время как коммунистическая партия и анархо-синдикалистский профсоюз НКТ были запрещены, социалистическая партия и ее профсоюз ВСТ сохранились. Примо де Ривера стремился поддержать процесс индустриализации государственными субсидиями и иностранными капиталовложениями. Меры по улучшению инфраструктуры – строительство дорог, возведение плотин и регулирование рек – также прямо или косвенно содействовали улучшению экономической ситуации. Но насущно необходимая аграрная реформа не была осуществлена, и не были исполнены пожелания каталонцев относительно автономии. В целом режим Примо де Ривера, который многие теоретики фашизма того времени ошибочно считали фашистским, был своеобразной «диктатурой развития». Когда вследствие сокращения армии с 250 000 человек до 200 000 и уменьшения офицерского корпуса на 10% Примо де Ривера подвергся резким нападкам по-прежнему весьма сильного генералитета, ему пришлось уйти в отставку. Это произошло 26 января 1930 года.

29 октября следующего, 1931 года, сын диктатора – Хосе Антонио Примо де Ривера основал фашистскую группировку, которая получила название «Испанская фаланга» («Falange Espanola»). Она привлекла большое внимание общественности по той причине, что ее лидер приобрел некоторую известность как депутат парламента от одной из монархических партий, опубликовавший несколько политико-философских статей. 13 февраля 1934 года Хосе Антонио Примо де Ривера удалось объединить три фашистские группы1 в «Испанскую фалангу союзов национально-синдикалистского наступления» («Falange Espanola de las Juntas de Ofensiva National Sindicalista»). Фаланга, как ее стали называть, организовала обмундированную и отчасти вооруженную партийную милицию; в идеологическом отношении она также ориентировалась на фашистскую Италию.

Фалангисты умело использовали кризисную ситуацию в стране в свою пользу. Всевозможные забастовки и насильственные действия сторонников Народного фронта давали им повод бороться с правительством и его представителями методами индивидуального террора. После ряда покушений фашистов на республиканских политиков и служащих полиции 13 июля 1936 года полицейские убили лидера монархистов Кальво Сотело. Это дало повод нескольким генералам во главе с Франсиско Франко начать давно уже задуманный и тщательно подготовленный военный путч.

Этот военный путч, начавшийся 18 июля 1936 года, был не везде успешен. Республиканское правительство сумело сохранить или вернуть себе контроль над большей частью страны, причем его поддержали также некоторые верные республике офицеры, в особенности из военно-воздушных сил. Для восставших военных большая трудность состояла в том, что Франко был переведен правительством Народного фронта на Канарские острова. Правда, он сумел добраться оттуда до Испанского Марокко и подчинить своему командованию размещенные там марокканские войска и испанский Иностранный легион. Но он не мог переправить эти войска на континент, потому что не имел достаточного количества самолетов и судов. В этой ситуации он обратился к правительствам фашистской Италии и национал-социалистической Германии с просьбой доставить ему самолеты и другое военное снаряжение. Гитлер и Муссолини готовы были ему помочь и послали вначале самолеты и оружие, а в дальнейшем, поскольку военное положение мятежников все еще оставалось тяжелым, также и войска. Таким образом, военный путч Франко превратился в гражданскую войну, которую враждующие стороны вели под знаком фашизма и, соответственно, антифашизма.

Главная цель, с которой Гитлер и Муссолини послали в Испанию сухопутные и воздушные силы, состояла вовсе не в том, чтобы «фашизировать» эту страну извне. Гораздо важнее идеологических мотивов были военные – испытание новой люфтваффе, экономические – овладение испанскими источниками сырья и рынками сбыта и политические – ослабление демократических государств, Англии и Франции. Прежде всего это относится к политике Третьего рейха. Не случайно немецкий посол в Испании Фаупель, пришедший из партийного аппарата НСДАП и пытавшийся, без особого успеха, усилить Фалангу в политическом и организационном отношении, вызвал энергичное сопротивление Франко.

В начале военного путча Фаланга была еще относительно слабой партией. Все ее руководство, в том числе Хосе Антонио Примо де Ривера, было арестовано республиканскими властями и вскоре расстреляно. Но по сравнению со всеми другими правыми партиями Фаланга имела одно преимущество: у нее была партийная милиция, сразу же присоединившаяся к восставшим войскам генерала Франко. Правда, она насчитывала только 4000 человек, но это побудило Франко к дальнейшему призыву добровольцев, поскольку выяснилось, что восстание, задуманное как простой военный путч, превратилось в гражданскую войну, заставившую привлечь и военные, и политические средства. Фаланга использовала этот неожиданный шанс, чтобы увеличить число своих членов и сторонников. В несколько месяцев она превратилась в важную политическую и военную силу.

19 апреля 1937 года Франко объявил объединившуюся с «Requetes» Фалангу единственной государственной партией. Полное название этой партии было теперь «Испанская фаланга традиционалистов и союзов национально-синдикалистского наступления» («Falange Espanola Tradicionalista у de las Juntas de Ofensiva National Sindicalista»). Ее партийной эмблемой был хомут со связанными свирелями, заимствованный из герба католических королей Испании, и эта эмблема стала теперь новым государственным гербом. Фаланга стала официальной государственной партией, в то время как все другие партии были запрещены; ее руководителем был Франсиско Франко, который назывался теперь «каудильо», что было равносильно немецкому званию «фюрер». Сверх того, он остался в должности генералиссимуса, то есть Верховного главнокомандующего испанских вооруженных сил.

Когда в сентябре 1939 года началась Вторая мировая война, Испания была ослаблена и опустошена гражданской войной. При этом многие представители правящих кругов и армейской элиты, узнав о начале войны, испытывали чувство озабоченности: вдруг война закончится молниеносно и Испания не успеет принять в ней участие? Но Франко, будучи человеком расчетливым, не спешил ввязываться во Вторую мировую. Франко, хотя и был другом Гитлера, но от участия в войне отказался, объявив нейтралитет. Как Берлин ни давил на Франко, хитрый каудильо всячески избегал этой темы на переговорах. Испания не стала вступать ни в какие военно-политические блоки и коалиции. Франко делал все, чтобы Испания осталась нейтральной, в то же время проявляя лояльность к Германии.

Но внутри страны дело обстояло не столь спокойно, как это виделось Франко ко времени окончания гражданской войны. Многие из соратников по партии и армии, с которыми Франко удалось победить республиканцев и прийти к власти, испытывали личную ненависть к СССР и Сталину. В создавшейся обстановке диктатору было чрезвычайно трудно удерживать их от радикальных шагов.

После нападения фашистской Германии на Советский Союз многочисленные иностранные наблюдатели и гитлеровцы полагали, что Мадрид с минуты на минуту станет активной воюющей стороной, вступив в войну против СССР. Эта уверенность покоилась как на многократно повторенных заверениях Франко о незаинтересованности Испании в вооруженном конфликте между странами именно Западной Европы, так и на ненависти франкистского режима к Советскому Союзу. Хотя к тому времени в Берлине уже смогли убедиться в крайней изворотливости каудильо, так и не поднявшего пока оружия на стороне Германии, война против СССР, изображавшаяся геббельсовской пропагандой как «крестовый поход» против коммунизма, была именно тем событием, которого дожидались фашисты всей Европы.

Действительно, вскоре из Испании начали поступать обнадеживающие для руководства Третьего рейха известия. Прогермански настроенное офицерство подталкивало Франко ко вступлению в войну. Недовольство его политикой невмешательства росло. Необходимо было срочно что-то предпринять, чтобы как-то нейтрализовать растущую военную оппозицию. Но использовать прямое насилие по отношению ко вчерашним единомышленникам и товарищам по фалангистской партии было рискованно, тем более что настроения офицерства всячески поддерживались германской стороной. Надо было, оставаясь приверженцем Германии, подтвердив ей свою лояльность и нейтрализовав оппозицию в своем окружении, все-таки сохранить нейтралитет. И Франко нашел выход из, казалось бы, безвыходного положения.

22 июня 1941 года испанский министр иностранных дел Серрано Суньер, сославшись на мнение Франко, сообщил германскому послу в Мадриде Штореру, что «испанское правительство выражает величайшее удовлетворение в связи с началом борьбы против большевистской России и в равной степени сочувствует Германии, вступающей в новую и трудную войну». Суньер утверждал, что нападение Германии на Советский Союз будто бы «вызвало величайший энтузиазм в Испании». Суньер обратился к германскому правительству с просьбой дать возможность добровольцам из числа членов Фаланги принять участие в борьбе против общего врага. Министр пояснил, что «этот жест солидарности, разумеется, делается независимо от вопроса о полном и окончательном вступлении Испании в войну на стороне оси, которое последует в соответствующее время». Франкистский министр в особо теплых словах выразил свою «твердую уверенность в том, что война с Россией закончится для Германии так же счастливо и победоносно, как и предшествующие войны»2. 24 июня Риббентроп известил Шторера: «Германское правительство с радостью и удовлетворением примет формирования добровольцев Фаланги»3.

В тот же день Суньер публично обратился к членам Фаланги с призывом поднимать добровольцев на войну против СССР4. Фалангистская пресса с энтузиазмом подхватила призыв своего шефа (Суньер был одновременно главой Фаланги), причем иные горячие головы считали необходимым собрать и отправить сразу 100 тысяч добровольцев5. Однако с первоначальным замыслом формирования добровольческого соединения исключительно из членов Фаланги Суньеру пришлось расстаться. 25 июня Шторер сообщил в Берлин: «Испанский министр иностранных дел очень рад согласию Германии на участие испанских добровольцев в войне против России. Он обещал поднять этот вопрос на сегодняшнем заседании Совета министров и вслед за тем обо всем договориться с начальником фалангистской милиции генералом Москардо, а прежде всего о немедленном опубликовании призыва к вербовке. Но из-за соперничества Фаланги и армии добровольцы будут набираться не только из фалангистов, но и из легиона, связанного с армией».

В ответ на пожелание Шторера (было бы «своевременно и желательно» объявить что Испания находится в состоянии войны с Советским Союзом) министр ответил, что обсудит этот вопрос с Франко. От себя Суньер добавил, что в этом случае «Англия и, возможно, Америка откликнутся на такое заявление если и не объявлением войны Испании, то, во всяком случае, установлением блокады, в результате чего Испании грозит потеря ее судов, находящихся в настоящее время в пути…»6. В телеграмме от 26 июля 1941 года Шторер с огорчением сообщил, что решение об объявлении Испанией войны Советскому Союзу до сих пор еще не получено и что это в большой степени зависит от реакции на посылку испанских добровольцев. Выяснилось, что Англия уже отозвалась: ввоз бензина в Испанию запрещен7.

Не следует, однако, слишком серьезно относиться к ссылке испанских официальных лиц на возможную отрицательную для Испании реакцию США и Англии как основную причину воздержания от открытого объявления войны СССР: то была не главная причина и, во всяком случае, не единственная. Об этом достаточно красноречиво свидетельствует новая телеграмма Шторера уже от 28 июня 1941 года, из текста которой следует, что протест армии против отправки фалангистских формирований имел более серьезную основу, нежели некое соперничество: «Военные попытались выступить против всего плана в целом, так как, по их мнению, его выполнение могло поставить Испанию на грань войны…» Сам Суньер, по мнению Шторера, хочет войны, однако он ожидает более благоприятного для Испании момента, который наступит после получения сырья и материалов, находящихся в пути8, и после соответствующей подготовки общественного мнения. Главные противники вступления в войну, по мнению Шторера, – «недостаточность экономической и военной подготовки»9.

Шторер высказал надежду, что политика Суньера неизбежно в конце концов приведет Испанию к вступлению в войну. Тем временем оттяжка решения об официальном вступлении в войну на стороне Германии не помешала форсировать формирование «добровольческого» соединения для войны на Востоке. 27 июня 1941 года начальник итальянского Генерального штаба У. Кавальеро записал в своем дневнике: «Глава нашей миссии в Мадриде сообщил, что немцы вербуют в Испании добровольцев для отправки в Россию. Распространяются слухи, что и мы пошлем своих добровольцев. Муссолини заявил, что не видит в этом смысла, так как в Россию отправляются регулярные части итальянской армии»10. В Риме не усмотрели никакой разницы между тем, что делалось в Италии и в Испании. Государственные же руководители Испании прибегли к уловке, обычной в условиях военных интервенций: без официального объявления войны принять в ней самое прямое участие.

Более того, отправкой дивизии в далекую Россию они хотели заменить вступление в уже начавшуюся войну. Игра Франко была очевидна, во всяком случае, для тех, кого он хотел ввести в заблуждение. Чиано записал в эти дни: «Вклад «Голубой дивизии» в дело держав оси нельзя было бы сравнить с успешным осуществлением операции «Изабелла-Феликс»11. В беседе с Муссолини вечером 25 августа 1941 года в своей штаб-квартире Гитлер с горечью говорил об Испании, заявив, что эта страна «страшно его разочаровала»12.

При ретроспективном взгляде на ход событий замысел Франко также совершенно очевиден: он, «низведя эту интервенцию до «крестового похода» против коммунизма, стремился обойти вступление в войну против Англии», – отмечает биограф каудильо К. Мартин13. Еще в августе 1940 года, в дни подготовки операции «Изабелла-Феликс», в ответ на запрос Берлина о мотивах уклонения Испании от вмешательства в военный конфликт Шторер доносил, что «Франко стремится избежать преждевременного вступления в войну и, следовательно, такого длительного в ней участия, которое было бы не по силам Испании, а при некоторых условиях послужило бы источником опасности для режима»14. Франко не только и не столько, не хотел воевать, сколько не мог воевать. Нельзя всерьез говорить о воздержании Франко «по доброй воле» от вступления в войну, как это делает бывший политический директор испанского министерства иностранных дел Хосе Дусинаге в книге «У Испании есть право»15. Крайне неустойчивое положение внутри страны, грозившее серьезными последствиями при малейшем нарушении весьма шаткого внутриполитического баланса, – вот что было главной причиной отказа Испании от активного участия в войне.

Франкисты откладывали вступление в войну, надеясь со временем стабилизировать экономическое положение и обеспечить политическую устойчивость режима. Эти надежды не оправдались. Во время встречи с Муссолини в Бордигере 12 февраля 1941 года Франко заявил, что «Испания, как и прежде, хочет сотрудничать со странами оси и внести свой вклад в дело окончательной победы. Однако Испания испытывает самый настоящий голод, и в военном отношении совершенно не подготовлена»16. Неустойчивым оставалось и внутриполитическое положение. «Мысль о примирении настолько далека от сознания и сердца испанцев, что даже не предпринималось никаких попыток в этом направлении. Победившая половина хочет наступить на горле побежденной, а побежденная по-прежнему кипит возмущением»17, – отмечал корреспондент «The Times» еще в январе 1940 года. Для борьбы с непокорившимися была создана система государственного террора. Масштабы репрессий были таковы, что. казалось, франкисты намеревались восстановить пресловутое единство нации при помощи физического уничтожения или по крайней мере строгой тюремной изоляции не только своих активных противников, но и всех не поддающихся «единению во франкизме» элементов населения.

Чиано писал о 200 тысячах «красных» в тюрьмах Испании в июле 1939 года18. По данным Ватикана, в испанских тюрьмах осенью 1939 года находилось около полумиллиона заключенных. Альварес дель Вайо, левый социалист и бывший министр иностранных дел республиканского правительства, в конце 1940 года говорил о миллионе республиканцев в тюрьмах Франко19. Корреспондент «News Chronicle», возвратившийся из Испании в начале 1940 года, писал: «Можно с уверенностью утверждать, что в тюрьмах Испании находится от одного до двух миллионов человек»20. При всей своей разноречивости эти сведения свидетельствуют об одном – о невиданном в истории страны размахе террора. Однако усилия франкистов были тщетны. На протяжении всего периода Второй мировой войны им так и не удалось стабилизировать внутриполитическое положение. «Последствия революционных лет ни с точки зрения чувств народа, ни с точки зрения экономики страны все еще не ликвидированы»21, – отмечал обозреватель швейцарской газеты «Basler Nachrichten» 6 сентября 1942 года.

А в результате фашистская Испания при всей своей симпатии к странам оси так и не вступила в войну: слишком велик был риск. «По темпераменту Франко был очень осторожный человек, типичный «гальего»22, или, как сказали бы в Соединенных Штатах, «человек из Миссури». К тому же у него не было иллюзий относительно слабости и истощения, которые принесли Испании предшествующие три года ужасной гражданской войны. Он не имел никаких иллюзий относительно продолжающегося глубокого разделения, которое охватило всех испанцев, и сознавал опасность, которой может подвергнуться недавно установленный и все еще неустойчивый режим, если он совершит в корне непопулярную акцию. Он знал, что подавляющее большинство испанского народа хочет мира, а не войны, все равно – гражданской или внешней»23, – отмечал посол США Хейс. А поэтому «испанское правительство, не желая вступить в конфликт официально, объявило о создании добровольческого соединения, которое должно было сражаться рука об руку с немецкой армией на Востоке»24, – замечает английский историк С. Пейн.

Испанское добровольческое соединение, известное как «Division Azul» – «Голубая дивизия» (поскольку идея создания дивизии принадлежала лидерам Фаланги, ее и стали называть «голубой»: голубые рубашки и красные береты были обязательной формой фалангистов), было сформировано в самые сжатые сроки: была развернута гигантская пропагандистская кампания, и в телеграмме от 4 июля 1941 года германский поверенный в делах Хеберлейн сообщил в Берлин: «На призыв к вербовке в «Голубую дивизию» откликнулось в 40 раз больше добровольцев, чем это было необходимо. Сегодня окончательный отбор проведут все штабы корпусов»25. Местом сбора завербованных в «Голубую дивизию» стал Ирун, расположенный вблизи испано-французской границы. Хеберлейн отмечал, что отправка дивизии в Германию начнется, «возможно, на будущей неделе». В составе дивизии – 641 офицер, 2272 унтер-офицера и сержанта, 15 780 солдат. Дивизия имеет три пехотных полка, четыре артиллерийских батальона, батальон разведки, саперный батальон, противотанковый батальон, батальон связи, медчасть и штабной дивизион26. Статс-секретарь МИД Германии Вейцзекер еще 3 июля сообщил Хеберлейну, что правительство рейха «с радостью» примет испанских добровольцев всех трех видов вооруженных сил (армии, флота и авиации), а также фалангистов и надеется, что они составят объединенное в одно целое испанское формирование под испанским командованием, но входящее в вермахт27.

Единственно, что, пожалуй, вызвало уже тогда серьезную озабоченность у германских официальных лиц, причастных к созданию «Голубой дивизии», была степень ее политической «благонадежности». Вопрос об этом встал сразу же, когда дивизии начали следовать по пути на Восток через Германию и гитлеровцы смогли познакомиться с ними. В телеграмме от 20 августа гитлеровский дипломатический чиновник с тревогой сообщил из Берлина в Мадрид, что, по имеющимся сведениям, коммунисты пытаются проникнуть как во французские (фашистские), так и в испанские добровольческие формирования с целью перехода к русским. По полученным им сведениям, «коммунистические элементы» находились преимущественно в войсках испанского Марокко28. В своем ответе от 21 августа Шторер сообщил в Берлин о мерах, принятых для предупреждения коммунистического «проникновения». «Голубую дивизию» составят преимущественно военнослужащие регулярных войск, «марокканцы» приниматься не будут. И главное: при соблюдении правила (основное условие для вступления в дивизию) наличия у военнослужащих не менее чем десятилетней военной выслуги коммунистическое проникновение окажется едва ли вероятным. А поскольку дивизия теперь в Германии, Шторер советовал поручить все дальнейшее расследование германской службе безопасности29. Еще ранее, в приведенной выше телеграмме от 3 июля, Вейцзекер обратился с просьбой не принимать в дивизию русских белоэмигрантов.

К середине июля испанские добровольцы были готовы к походу на Восток. 30 июля первые испанские летчики приземлились на аэродроме Темпельгоф в Берлине. Им была устроена помпезная встреча, которая, однако, не обошлась без конфуза: оркестр воздушных сил с большим подъемом исполнил некий гимн. Летчики удивленно крутили головами. Вместо привычного фалангистского гимна – официального гимна франкистской Испании, они вдруг услышали мелодию государственного гимна Испанской республики30.

13 июля 1941 года под оглушительный пропагандистский гром отправился первый эшелон испанских добровольцев в Германию. На торжественных проводах присутствовали и выступили с соответствующими напутствиями Серрано Суньер и военный министр Валера31. Но когда эшелоны с испанским воинством проходили через Францию, французы оказывали им весьма холодный прием32, несмотря на все усилия местных коллаборационистов. Наконец прибыли. Место назначения – Германия, лагерь под Графенвёром. В дальнейшем маршевые батальоны, посылавшиеся на пополнение «Голубой дивизии», направлялись не только в Графенвёр, но также в Ауэрбах и главным образом в Гоф, где дислоцировался 481-й запасный батальон 13-го округа рейхсвера, к которому была приписана дивизия33.

В Графенвёре испанцы прошли медицинский осмотр и почти утратили свой первоначальный вид. Им роздали обмундирование, которое отличалось от обычной немецкой пехотной формы только особым нарукавным знаком выше локтя. На знаке дивизии специалисты фашистской геральдики изобразили щит зловещего вида с черной каймой. Середину щита рассекала горизонтальная желтая полоса на красном фоне, а на ней красовался четырехконечный черный крест и пять перекрещивающихся стрел, брошенных веером наконечниками вверх. Замысловатое сооружение венчала надпись «Испания». Отныне соединение стало называться 250-й пехотной дивизией вермахта. Однако даже в официальных документах она надолго сохранила свое первоначальное название «Голубая», хотя никто из ее участников уже не носил голубых рубашек и красных беретов. В 20-х числах августа дивизия отправилась к границам СССР. Колонны солдат потянулись по дорогам, разбитым войной. Сначала жара, потом дожди, слякоть. Менялись ландшафты (шли через сожженные деревни и города), но не менялось одно – команда «принять в сторону», когда испанцев обгоняли немецкие грузовики, с которых ухмыляющиеся германские солдаты приветствовали «союзников по оружию». «Голубая дивизия», как и части других сателлитов Германии, не была обеспечена транспортом. А чтобы не было жалоб, германское командование взяло на себя связь дивизии с родиной и тем самым полностью отрезало ее от внешнего мира.