Стражи Пламени - Путь к Эвенору

      — В самый раз.
      Кружки и правда согрелись как надо: были чуть более горячими, чем принято на Этой стороне. Самое оно для холтского бренди. Я раскупорил бутылку и плеснул нам обоим по доброй порции. Я собирался встать и отдать ей кружку, но вместо этого Дория поднялась и пересела на подлокотник моего кресла, обняв меня за плечи. Она пахла цветами и мылом.
      — Лехаим.
      Я чуть запнулся на еврейском словце. И заслужил улыбку.
      — Лехаим, — повторила она и выпила. Я тоже. Бренди обожгло мне горло и согрело желудок. Неплохо — весьма.
      — Тебя что-то тревожит? — спросила она.
      — Мелочи. — Я постарался, чтобы это прозвучало как можно беззаботнее. — Не тебе же одной можно тревожиться.
      Она усмехнулась.
      — И о чем твои тревоги на сей раз? Как соблазнить вашу горничную?
      Я изобразил содрогание.
      — Ты видела нашу горничную?
      — Серьезно.
      Я пожал плечами — осторожно, чтобы не сбросить ее
      — Жаловаться не на что. Все в порядке. Энди выглядит куда лучше, да и гном почти исцелился. Джейсон отличный парень. Зеленый, конечно, как Халк, но...
      Она коснулась пальцем моих губ. Я умолк.
      — А как Кира?
      Я не ответил.
      Дория ждала. У нее это получается куда лучше, чем у меня.
      — Она не виновата, — сказал я наконец. — Как это у вас называется — посттравматический синдром?
      Она пожала плечами.
      — Двухгодичный курс психологии — и ты считаешь меня психиатром?
      — Я на тебя не настучу за незаконную практику. — Я приподнял мизинец. — Честное скаутское!
      — Что ж, ладно. — Она пила и раздумывала. Потом махнула рукой. — Это не важно, Уолтер. Наклеить на болезнь ярлык — еще не значит понять, что она такое. Или как ее лечить. Кира в плохом состоянии... или ваши отношения в плохом состоянии.
      Дория сделала глоток и вздохнула. Я приподнял бровь.
      — Не знал, что это заметно. У тебя еще остался дар диагностики?
      — Нет. — Она замотала головой. Действительно ли Великая Мать лишила ее всей силы, или все же у нее осталось несколько заклятий — на черный день? Можно не спрашивать — Дория не скажет. — Но я всегда считала чары лишь Усилителями собственного чутья, не заменой. Давно это у вас?
      — Откуда считать?
      Она насмешливо улыбнулась уголком рта.
      — Подумай.
      — Слушай, я про это не рассказываю. Не помнишь?
      — Помню. — Она улыбнулась шире. — Как правило. Я подумал о последнем разе — и постарался поскорее о нем забыть. Мне вспомнилась другая ночь — неистовая теплая ночь в Приюте, вскоре после того, как мы с Карлом вернулись из набега. Думаю, это была вторая ночь — на первую пришелся Карлов Выходной День, должно быть. А тут мы оставили Джейни — тогда еще совсем крошку — с Карлом и Энди, взяли одеяла и ушли из поселка в лес, на склон горы. Мы допьяна напились молодого черничного вина и с упоением занимались любовью — всю ночь, под звездами.
      Я не преувеличиваю, вот руку на отсечение: всю ночь.
      До сих пор, стоит мне закрыть глаза, и я вижу ее, волосы ее парят надо мной, озаренные светом звезд...
      Но это было давным-давно, в другом краю, и бедняга скорее умрет, чем снова позволит согреть себя.
      Я сменил тему.
      — Энди последнее время выглядит куда лучше. Вряд ли это личина.
      Дория немного помолчала, потом улыбнулась и тоже оставила речь обо мне и Кире.
      Удивительно, что могут сделать прогулки, еда и сон — не говоря уж о прекращении занятий магией.
      — Она... — Я осекся.
      — Не перестала ею заниматься? Ты меня не удивил. Алкоголизм не совсем болезнь, и привыкание к магии считать только болезнью тоже неправильно.
      Если я чего и не ждал от Дории, то вот таких рассуждений Она первая забила тревогу, требуя, чтобы Энди не пускали в мастерскую — любыми средствами, разве что не силой.
      — Но оченьблизко к болезни, — сказала она. — Поверьте — ты и все остальные! Всегда существует соблазн, вечная тяга. Девчонкой я была ужасной обжорой! И толстой,
      конечно, заговорила она вроде бы о другом, но на самом деле о том же. — Но в конце концов я смогла похудеть, когда стала следить, что, сколько и как я ем. Ровно сколько нужно, и никогда ни капли больше. Если голодать — потом все равно отъедаешься, и все без толку.
      Я взял ее руку в свои и поцеловал. Нежно-нежно: с Дорией всегда нужно было обращаться нежно и бережно, и мне это в ней нравилось.
      — У тебя и другие проблемы были, — сказал я, — но ты уже далеко от них ушла, девочка.
      Дория вздохнула.
      — Хотелось бы надеяться. — Ее пальчики пробежали по моему воротнику, потом — по усам. — Пойдем-ка на ужин.
 
      Тяготы жизни правящего класса относятся к тем вещам, которые приучаешься выносить с годами, даже если сам ты относишься к этому классу только косвенно. Все имеет свои теневые стороны. Например, кормежка отличная, но в любой момент тебя могут дернуть по самым различным поводам и припахать к любой работе.
      Вот и сейчас — мне пришлось развлекать двух новых деревенских старост, прибывших ко двору на обед. Отличная идея, право слово: пригласить сельчан отобедать с бароном. Я Рад, что подкинул Джейсону эту мысль.
      Мы расселись так, как повелевал этикет: Джейсон — во главе стола, Андреа — напротив, Рителен, старший из двух старост, по правую руку от Джейсона; дальше по этой же стороне — Кира, Доранна и Джейни; по другой — Дория, я, Эйя, Брен Адахан и, наконец, Бенен, второй староста. Таким образом, оба старосты оказались на почетных местах: один справа от Джейсона, другой — от Андреа. А Кира могла поболтать с Рителеном, широкогрудым обладателем моржовых усов — все равно, кроме нее и Джейсона, его бы никто толком не услышал.
      Садиться так было сущей глупостью. Стол в трапезной зале рассчитан человек на тридцать, и двенадцати едокам за ним слишком просторно.
      Лично я предпочел бы сидеть двумя кучками — каждая на своем конце стола. От четырех до шести — самое удобное число собеседников. Добавьте еще хоть одного — и общая беседа разобьется на несколько мелких, причем у собеседников будет ощущение, что они присоединились не к той. (Ко мне это не относится — разговор со мной по определению является самым интересным.)
      Или превращается в монолог.
      Естественно, сельские старосты читать монологов не стали. Хотя я бы с удовольствием послушал о гнили, одолевшей пшеницу в селении Телерен, или выяснил бы, что они думают об использовании побегов бобов мунго в качестве пищевых добавок.
      Но об этом, разумеется, и думать было нечего; за супом — густым, наваристым черепаховым супом, щедро сдобренным молотым перцем и кругляшами моркови, проваренными ровно настолько, чтобы прожевать, и рулетами, горячими, только с плиты хрустящими и исходящими паром — У'Лен, как всегда, на высоте, — Брен завел речь о лошадях.
      — ...хитрость в том, чтобы заставить коня не предугадывать наши желания, а мгновенно повиноваться. Любой болван может направить лошадь галопом к изгороди — и оказаться на той стороне, сам того не желая. Конник получше может предугадать, что лошадь собирается сделать. У самого же опытного конь просто ничего не сделает, пока ему не прикажут. Вот помню, однажды...
      Эйя и Джейни внимали просто-таки завороженно, да и другие дамы тоже прислушивались.
      Все, кроме Андреа. Она прикрыла рот сплетенными пальцами и только делала вид, что слушает.
      Мне думается, я понимаю связь между женщинами и лошадьми — но меня это не заботит. Связь эта почти сексуальна — нет, я не имею в виду дурацких шуточек насчет бабы и жеребца. (Хотя все женщины, каких я знал, старались держаться подальше от жеребцов. Как и я сам. Нехолощенный конь мгновенно звереет, стоит ему учуять кобылу в течке  или женщину с месячными.)
      Понимаете, я ничего не имею против лошадей. За последние двадцать лет я прошагал тысячи миль, а проскакал вдвое больше и не хотел бы, чтобы оно было наоборот. Я предпочитаю машины, а еще больше, когда есть возможность, летать на Эллегоне — но, честное слово, ничего против лошадей я не имею.
      С другой стороны, лошади — твари на удивление тупые. Они совсем ничего не соображают. Их можно загнать до смерти, если обращаться с ними плохо, но и привязываться к ним сильно нельзя — потому что иногда, когда сильно припечет, приходится их бросать. Однажды я целый день просидел в бочке для дождевой воды, дыша через тростинку. Вряд ли лошадь моя поместилась бы там со мной, а если бы я не нашел в себе сил ее бросить — очаровательная была кобылка, обожала лизаться, как собачка; надеюсь, она попала в хорошие руки, — она бы запросто выдала меня, и я был бы мертв, как пень.
      Так что не надо о лошадях.
      Особенно — о перескакивании через изгороди, когда не собирался этого делать. Я так чуть не сломал себе шею. Губы Ахиры искривились в усмешке:
      — Может, поговорим за столом еще о чем-нибудь? — осведомился он, и тут вошла У'Лен со второй переменой на серебряном подносе.
      — Давайте-давайте, вот и тема пришла: отличные каплуны! И попробуйте только их обругать! — заявила У'Лен. Потрясающая женщина: сплошные мышцы и жир, и вечная ехидная усмешка на потном лице.
      Я не в восторге от местной традиции подавать мясо прежде рыбы, но три огромные птицы на подносе поразили мое воображение: крупные, пухлые, золотисто-коричневые, украшенные зубчиками чеснока и кружочками лука, жареная шкурка еще пузырится и шипит от жара.
      Пахли они прямо-таки райски.
      — Помолчи, женщина! — Джейсон запросто играл роль отца в словесной перепалке с У'Лен. — Я всегда узнаю, хороша ли еда, с первого куска. Сейчас проверим твою стряпню...
      Фыркнув с наигранным возмущением, У'Лен плюхнула поднос на стол перед Джейсоном, а сама заработала разделочным ножом и вилкой.
      Этим вечером, в плоеной блузке и длинном ярком мелавейском саронге, открывающем ее ногу от щиколотки до середины бедра, Эйя была невероятно хороша. Она улыбнулась мне поверх стакана с вином — за что я был награжден хмурым взглядом Адахана. Жена моя не удостоила меня даже таким.
       Не дергайся, Брен. Не осложняй всем жизнь.
      — Как тебе вино? — спросила Эйя.
      Я сделал глоток.
      — Неплохо. — Как приятно было бы сидеть поближе к ней, ощущать ее ногу рядом со своей, чувствовать, что женщина готова прижаться к тебе, а не оттолкнуть.
      Я глотнул еще вина. Немного вяжет, на мой вкус, но оно еще молодое — бимские вина требуют долгой выдержки; впрочем, результат того стоит. За годы войны виноделие в Биме пришло в упадок, а в Фурнаэле почти все запасы были выпиты во время осады. Толком выдержанного вина сейчас не найти во всей стране.
      У'Лен занималась дележкой. Не знаю, как вы, а я всегда люблю смотреть, как люди делают то, в чем они мастера.
      Нож сверкал в свете свечей; первая птица была разрезана в меньшее время, чем требуется, чтобы об этом сказать. Разделала ее У'Лен по-эренски: кожа нарезана на куски размером с ладонь, к каждому добавлено по большой ложке желе и соуса; грудка рассечена на толстые ломти, ножки отделены от тушки, верх тушки очищен от мяса, гузка и остатки скелета отправлены на кухню, в суповой котел, и вот уже парочка поварят вносят гарнир и зелень.
      Пока У'Лен разделывала вторую птицу, Джейсон подцепил кусок кожи с подливкой и осторожно откусил, пробуя.
      — Ну? — без малейшего почтения осведомилась У'Лен, не прекращая резать. — И как оно?
      — Да не так чтобы, — отозвался он.
      Я подумал, что упавшая челюсть Бенена разобьет тарелку, но Рителен, разобравшийся в ситуации, спрятал в усах улыбку и прикрыл рот платком.
      — Не так чтобы, да?! — У'Лен уперла огромные кулаки в еще более огромные бедра.
      — Угм. Можно избавить остальных от поедания этих... гм... птичек. Собой я, так уж и быть, пожертвую.
      — Дядя Джейсон вре-от, вре-от, — пропела Доранна и тут же умолкла — ей сунули в рот полную ложку. Порой Кира действует весьма расторопно и на удивление вовремя.
 
      Мы как раз закончили со второй переменой — речной форелью, запеченной в сливках со щавелем (очень вкусно, но я знаю куда лучший способ приготовления свежей форели) — и У'Лен разносила десерт, когда вошли Кетол, Пироджиль и Дарайн.
      Ну прямо три мушкетера. Кетол высок, тонок, рыжеволос; Пироджиль — коренастый обаятельный уродец; Дарайн — медведь, а не человек. Они были спутниками Карла в легендарном Последнем Набеге, и двое из троих сопровождали Джейсона в поисках Карла, которым оказался... ну, в общем, я.
      Заговорил Пироджиль:
      — Барон, там у нас крестьянин. Говорит, ему к вам надо. Что-то там у них стряслось в Велене.
      Для Бенена это оказался вечер потрясений. Во-первых: трое солдат, не спрашивая дозволения, вваливаются в трапезный зал и прерывают торжественный ужин; во-вторых, из-за чего они этот ужин прервали; и в-третьих, Джейсон поднимается и идет к дверям. Перевязь он застегивал уже на ходу.
      — Что ж, посмотрим, что там, — сказал он. — Барон Адахан, будьте добры занять мое место.
      Уважительное отношение Джейсона к холту меня впечатлило бы, если бы это не был скорее способ не дать Адахану сунуть нос в чужие дела, чем желание выказать ему доверие.
      — Я с тобой.
      Тэннети быстро проглотила последний кусок форели. К десерту Тэннети равнодушна. Она встала, проверила, на месте ли нож, потом застегнула перевязь на талии.
      Я вовсе не собирался идти с ними: три мушкетера достаточно опытны, чтобы обыскать крестьянина, да в придачу там будет Тэннети. К тому же я намеревался полакомиться ежевичным тортом У'Лен — обожаю его, хоть зернышки и застревают вечно у меня между зубами. Но Джейсон вышел, и Ахира двинулся следом, так что пришлось подниматься и мне.
      Я бы из чувства эгалитарности пригласил его в дом, но меня никто не спросил.
      Мы встретились с ним во дворе, под бдительным оком стражи, в мерцающем свете факелов и сиянии звезд.
      Крестьянин выглядел не так, как я ожидал, хотя я мог бы и сообразить. Велен в добрых двух днях ходьбы — фермер пришел не сам, а прислал сына. Маленький, грязный, вонючий, он был не слишком умен — но и не настолько туп, чтобы не нервничать. Он то и дело бил себя по лбу костяшками пальцев, выдавливая из себя жалобу, что какая-то тварь убила корову его отца.
      И при этом плакал.
      Да. Корова. Чепуха, верно? Ошибаетесь. Для крестьянина с клочком поля да двумя коровами это — мостик между жизнью и голодной смертью. Хорошая молочная корова может прокормить всю семью, а заодно и приносить теленка каждые пару лет. Коровы — не лучший способ переработки съедобного зерна: если кто понимает насчет белкового баланса, то вегетарианство на несколько порядков эффективнее, — но многое из того, что ест корова, для людей несъедобно.
      Право выпаса на баронских землях само по себе для крестьян не спасение. Крестьяне не едят траву.
      — Похоже, что это волки, — хмуро заметил Джейсон. — За войну они расплодились.
      Кое на что дворянство годится. На то, например, чтобы ограничивать численность других хищников. В Биме к тому же это традиционно дело барона.
      Тэннети пожала плечами.
      — С волками мы вроде справляемся, — сказала она. — Что с четвероногими, что с двуногими. Ружья в деревнях есть?
      Дарайн кивнул.
      — Не так чтобы всех их перебить, но отгонять хватает.
      — Взять корову с его выгона? — Ахира пожал плечами. — Может, и стоит.
      Он взглянул на меня, приподнял бровь и слегка развел руками.
      Я поджал губы и покачал головой.
      — Не-а.
      — Ты считаешь, это не волки? Джейсон был несколько раздражен. Я вздохнул.
      — Ты не понял. Ахира спросил, как я думаю: это ловушка или нам стоит отправиться взглянуть на тушу, пока волки ее не дожрали.
      — Ты об этом спросил? — Джейсон повернулся к гному.
      Тот кивнул.
      — Об этом. — Он улыбнулся. — Что, неприятно?
      Джейсон нахмурился. Я усмехнулся.
      Так случается у старых друзей: когда проводишь рядом чертову уйму лет и беседуешь чертову уйму раз на чертову уйму тем, в какой-то миг понимаешь, что слова в общем-то не нужны. Ты не гадаешь, как поступит твой друг, — ты это знаешь. Довольно слова, жеста, порой не нужно и их — все и так ясно.
      Но это не то, что можно объяснить семнадцатилетним — даже очень ответственным и умным. Они попросту не поверят.
      Впрочем, в данном случае объяснить было просто. Ввязываться в обычную волчью охоту нам с Ахирой вовсе не обязательно, но если тут что-то еще — это может быть связано с теми рассказами о тварях из Фэйри, а во всем, в чем замешана магия, может быть замешан Арта Мирддин. И мы.
      Поймите: я понятия не имею, зачем Арта Мирддин — да-да, тот самый легендарный Арта Мирддин — перенес нас сюда. Вряд ли затем, чтобы, как он говорил сначала, мы добрались до Врат между Мирами и открыли их для него. Я, конечно, скептик, но мне в это не верится. Потому, во-первых, что я не люблю, когда меня используют те, кого я не люблю, — друзей для этого вполне хватает. Я никогда не любил картинки-головоломки, и уж совсем не по мне — быть в такой картинке кусочком.
      А может, я просто боюсь, что вселенная поступит со мной гак, как меня всегда подмывало поступить: всунет кусочек на место, куда он не совсем подходит.
      Кусочку придется туго.
      Беда в том, что к данной человеку жизни не приложена инструкция по использованию, и всякий раз приходится по новой решать, во что влезать, а во что нет. После двадцати лет дружбы с Ахирой я знал, что он не будет спать спокойно, пока мы не проверим все сами, — и вообще до этого времени спать не захочет.
      Как всегда, он втравливал меня в историю, вызывающую у меня дурные предчувствия.
      Ладно, раз мы решили поучить пацана жизни, то стоит продолжить урок.
      — Снаряжение, — сказал я Ахире. — Давай скажи ему, что, по-моему, надо взять.
      Гном кивнул и, отведя Джейсона в сторону, принялся шептать что-то ему на ухо. Проверяльщики...
      — Так, — сказал я. — Нам нужна повозка и запряжка для нее. — С этим ясно: все знают, что я предпочитаю мягкий облучок жесткому седлу. — Пайки и стандартное дорожное снаряжение — просто взять в конюшне пару готовых мешков. Потом устроим налет на склад — каждому нужно по гамаку. — Они из эльфийского шелка, легкие как перышко и прочные. Если такой гамак есть где растянуть, то лучше спать в нескольких футах над холодной землей, а не на ней. И не в ней, коли уж на то пошло... — Сигнальные ракеты, пять резвых коней — на всякий случай... рогатины, гранаты, кремневые ружья плюс личное оружие. А вот рассаду он наверняка забыл.
      Ахира заулыбался во весь рот.
      — Обижаешь! Я сказал — два ящика.
      — Умница.
      Одна из моих не совсем сумасшедших идей: раз уж крестьянское меню все равно в основном состоит из бобов и картошки, так бобы можно с тем же успехом прорастить и существенно увеличить их питательную ценность без дополнительных затрат.
      Отсюда и ящик с рассадой. Джонни Яблочное Семечко отдыхает.
      — Но это не все.
      — Так я ему и сказал. — Ахира рассмеялся. — Продолжай.
      — Мелкие удобства. Еще ты сказал ему, что надо позаботиться положить в повозку лишние одеяла — чтобы мне не пришлось отбивать свою нежную задницу на жесткой доске. Добавь к этому чистый чайник и заварку. И бутылочку «Отменного».
      Я не имею привычки надираться в дороге, но глоток-другой доброго пшеничного виски перед сном отлично прочищает горло.
      Ахира ткнул мальчика в бок.
      — Понял?
      Джейсон нахмурился. Искал, должно быть, в чем тут хитрость, но хитрости не было — после стольких-то лет дружбы.
      Тэннети хмыкнула — ехидно, разумеется.
      Крестьянин совершенно ничего не понимал, что было вполне ожидаемо: разговор большей частью шел по-английски, а он если на каком языке и мог говорить, то лишь на эрендра.
      Джейсон повернулся к нему.
      — Можешь показать где?
      — Да, господин, — только, это самое... днем.
      Джейсон поманил Дарайна.
      — Накормите Мадука и устройте на ночь. И чтобы на рассвете он был сыт и готов в путь.
      — Да, барон Фур... Куллинан.
      — Именно что, — с улыбкой сказал Джейсон. — Барон Фуркулиннан. Будем знакомы. А вторая ваша корова? Ты уверен, что она цела?
      Хорошее замечание: крестьянин, молод он или стар, не оставит свою единственную корову без охраны на полтора дня.
      — Отец завел ее в дом, господин барон.
      Ахира взглянул на меня и развел руками. Дарайн повел крестьянина прочь.
      — Иди-ка ты спать, Джейсон, — сказал я. — Завтра у тебя долгий день.
      Позади нас, стараясь быть незаметной, пробиралась Андреа — так что и я не стал ее замечать. Пусть себе развлекается.
      — И у вас тоже. Ахира тряхнул головой.
      — Нет. Ночь достаточно светлая. Мы с Уолтером выезжаем сейчас.
      — Опять ночью не спать, — заметил я.
      Гном пожал плечами.
      — Не впервой. Попрощаемся с родными — и в путь. — Он повернулся к Тэннети: — Ты с нами?
      — Конечно. — Она вздохнула. — Только вряд ли чего убивать придется... — Она глянула на меня. — Как ты рассчитываешь отыскать эту штуку в темноте?
      Ахира пожал плечами — вместо меня.
      — До рассвета мы туда не доедем, а к тому времени место будет отлично заметно. Грифы. — Он немного подумал. — Втроем должны справиться.
      Джейсон кашлянул.
      — А как же я?
      Я улыбнулся.
      — Но ведь ты выезжаешь завтра.
      Он развел руками.
      — Отлично. Мне преподан урок. А можно узнать, что он означает?
      — Я думал, это очевидно. —Ахира вздохнул. — Когда мы здесь, в твоем доме — ты барон Куллинан, а мы твои гости. Прекрасно. Нет проблем. Но когда мы выходим из твоего дома или хотя бы собираемся выйти — мы уже не твои гости и уж тем более не твои слуги. Мы — твои товарищи.
      — Скажи «старшие товарищи» и добавь «наставники» — попадешь в точку, — добавил я. — Мы с гномом не можем сидеть при тебе годами; а научиться нужно многому.
      Какое-то время он стоял молча, и я начал уже сомневаться, как он это проглотит. Я хочу сказать, когда мне было семнадцать, я терпеть не мог публичных выволочек. Честно говоря, я и сейчас терплю их с трудом. Даже с глазу на глаз.
      — Доброго пути, — сказал он, повернулся и пошел прочь.
      Тэннети сплюнула.
      — Болван.
      Интересно, подумал я, о ком это она — о Джейсоне, об Ахире или обо мне, но спрашивать не стал. Никогда не задавай вопроса, если не хочешь услышать ответ.
      — Нечестно, — сказала позади меня Андреа. — Но все равно спасибо.
      Я чуть вздрогнул, словно она меня напугала. Тэннети подозрительно наклонила голову, Ахире этого и не надо было. Я усмехнулся:
      — Я сделал это не для того, чтобы пришпилить его к твоей юбке. Я сделал это ради собственной шкуры. Если Джейсону работать с нами — он должен доказать, что на него можно положиться. Кроме того, у него гости — старосты — и их надо развлекать.
      А может, я просто помнил, что мальчишка однажды сбежал, когда был нужен — ладно, сразу после того, когда был нужен, — и это навлекло множество бед на многие головы.
      Андреа снова была в кожаных штанах, а сверху — в черной матовой кожаной куртке. Самый дорожный костюм. Через плечо у нее висела сумка, а из-под расстегнутой куртки выглядывали два пистолета в кобурах, тот, что на левом бедре — рукоятью вперед.
      — Ты для чего так вырядилась? — спросил я, будто не понял.
      Ее взгляд стал отдаленным и каким-то чужим, и мне это совсем не понравилось.
      — Мне надо уехать отсюда. Хоть ненадолго, не то я свихнусь. — Она тряхнула головой, словно отгоняя морок.—Ходят слухи, — продолжала она, — о тварях из Фэйри, о животных, перекушенных пополам. И потом, тот громадный зверь, чем бы он ни был, на которого наткнулись на Расколотых островах Джейсон и Тэннети... Я вам пригожусь. Вот увидите.
      — Там, похоже, были просто волки.
      Волшебные твари и люди не уживаются рядом, и в Эрене их днем с огнем не сыщешь. Болтают, разумеется, всякое, но по большей части рассказы рассказами и остаются. Я сам был источником многих легенд — мне ли не знать, какая чушь порой за ними скрывается!
      Она склонила голову к плечу.
      — А если это не просто волчья стая? Что ты тогда будешь делать?
      А как она думает — что я сделаю?
      — Удеру со всех ног, вот что.
      Я думал об этом весь вчерашний день — и все сходилось на том, чтобы не впутывать Энди в эти дела. Плюнув на теории Дории.
      Учитывая, в каком мире мы живем и в каких передрягах нам случалось бывать, нечего удивляться, что много моих знакомых женщин были изнасилованы. Относительная свобода от подобного рода нападений возникла относительно недавно в большинстве обществ вопрос состоит в том, кого, кроме женщины, задевает это нападение. (Мы привыкли считать, что на Той стороне все хорошо и справедливо, но в стране, где я родился, нападения — это преступления против государства, а не против личности, и государство решает, давать делу ход или нет. Я знаю, что говорю.)
      Все оставляет шрамы. У Киры свои проблемы; Тэннети это превратило в с трудом управляемую психопатку. Дория едва не стала чем-то средним между салатом и брокколи, если вы понимаете, о чем я. Эйя, думаю, выкарабкалась из этого лучше, чем они все, но и у нее в глазах я порой вижу огоньки безумия. Точно такие же, как в глазах Андреа.
      Нет уж. Хватит с нас в деле одной сумасшедшей — Тэннети, пусть нам всего-то и придется, что пристрелить несколько худых, перепуганных волков. Второй псих нам не нужен, тем паче наркоманка от магии. Ладно, пусть она и не магическая наркоманка; Дория может и ошибаться.
      Но Энди не была в поле долгие годы, и я как раз собрался ей это объяснить, так что почувствовал себя полным кретином, когда — после всех моих разглагольствований о том, что мы практически читаем мысли друг друга — Ахира вдруг сказал:
      — Ладно. Давайте быстро попрощаемся с кем надо — и в путь.
      Это было для меня полной неожиданностью. И не самой приятной.

Глава 4,
в которой мне приходят в голову немудрые мысли и я кое с кем прощаюсь

      Путь истинной любви всегда кремнист.
Вильям Шекспир

      Ничто так не раздражает, тк способность подмечать банальности.
Уолтер Словотский

 
      Я сумел попрощаться со всей семьей — даже с младшей дочкой.
      Дория Андреа пошла в отца — она «сова», и этим похожа на меня и Стаха, а не на Эмму и Стива или на мать и сестру. Но в этом возрасте то, что она еще не была в постели, объяснялось только одним — поздним ужином.
      — Спокойной ночи, прокурор в юбочке, — сказал я, укладывая ее.
      Это наша домашняя шутка, никто, кроме своих, ее не поймет. И никого, кроме нас, она не рассмешит. Доранна крепко обхватила меня за шею.
      — Возвращайся скорей, папка. Пожалуйста!
      — Непременно. — Я осторожно высвободился, на миг коснулся ее волос, по-детски мягких, которые день ото дня делались все золотее, совсем как у ее матери. — Спи, солнышко.
      Джейни ждала меня в зале, прислонившись к стене. Она начала что-то говорить, но умолкла, когда я приложил палец к ее губам. Я осторожно прикрыл дверь и отвел дочь в сторонку.
      — Беда в том, милый папуля, — сказала она, не обращая внимания на мое лицо, — что под старость ты стал слишком хитер.
      — Вот как?
      Ненавижу, когда она зовет меня «милым папулей»!
      — Ты хорошо объяснил моему парню, что не стоит на тебя давить — даже и пытаться не стоит. Но ты, как я понимаю, отказался от простенького тренировочного варианта, от которого всем вам была бы немалая польза. Мне такой обмен не кажется выгодным. — Она передернула плечами. — Если, конечно, мое мнение хоть сколько-нибудь важно.
      Поскольку меня самого это тоже беспокоило, то не согласиться мне было бы так же трудно, как и признать, что действительно я не прав, так что я не сделал ни того, ни другого.
      — Оно важно, девочка.
      Я на миг обнял ее.
      Она улыбнулась. И почему это улыбки моих дочек озаряют весь мир?
      — Будь здорова, — сказал я.
 
      Кира сидела в мягком кресле; слева горит лампа, шитье отложено, а она что-то то ли вяжет, то ли плетет — я в этом ничего не понимаю, да и не хочу понимать.
      — Ты едешь.
      Голос ее ровен, она словно говорит: «Я не стану уговаривать тебя не ехать».
      — Похоже на то, — улыбнулся я. — Ты не волнуйся. Я умею не лезть на рожон.
      Она вымученно улыбнулась. Или я уже перестал различать ее искреннюю и деланную улыбки. Нет, после стольких лет я должен был научиться видеть разницу. Должен был.
      — Это хорошо, — сказала она.
      Снаружи холодало, и холод уже просачивался в дом. Я сбросил придворный костюм, запихнул его в гардероб. Быстро натянул подштанники, черные кожаные штаны, черную же полотняную рубаху и, набросив на плечи бурый плащ, застегнул его над ключицей черненой бронзовой пряжкой. Взял из вазы розу, понюхал, сунул в пряжку и осмотрел себя в зеркале.
      Я вовсе не уверен, что мне понравился тот востроглазый парень, что глянул на меня из стекла, хотя выглядел он что надо.
      Привлекателен, зараза. Черты лица правильные, глаза с легким восточным разрезом, твердый подбородок, усы как у доктора Фу Манчу. Хорошо за сорок, но морщинки в углах глаз только-только намечаются, зато виски тронуты сединой, что вовсе его не портит — плохо лишь; что седина такая же несимметричная, как улыбка.
      Ну и улыбочка — беспечная, легкомысленная. Сразу видно, что почти всегда этот тип донельзя собой доволен, но ничто в его лице не подсказывало, что у этого чувства есть достаточные основания.
      Очень возможно, размышляет он сейчас о том, что ему предстоит ехать вместе с красивой приятельницей прежних дней, сына которой он так умно — и вовремя — отговорил от этой самой поездки, и, может, удастся должным образом раздуть прежние угли.
      Возможно также, он думает, как глупо размышлять о подобном рядом с женой. Впрочем, это как раз сомнительно. Как я уже сказал, не уверен я, что этот тип мне нравится.
      — О чем ты думаешь? — спросила Кира. Словно мы настоящие муж и жена, которые могут задавать друг другу подобные вопросы — и рассчитывать на честный ответ.