Стражи Пламени (№4) - Достойный наследник

Карл взглянул на тропу. Сколько он помнил по дневным осмотрам, где-то в тридцати ярдах был небольшой, скрытый кустами прогал: неплохое местечко для засады, когда работорговцы рванут к морю.

Но всему свое время.

– Ганнес, ты следил, как мы собирали бомбы для Ахиры с Уолтером?

– Это могу сделать я, – подала голос Тэннети.

– Помолчи. Твое дело – стоять на часах. Ганнес?

Капитан сплюнул.

– Нет. Меня слишком трясет, чтобы за чем-то смотреть.

– Тогда делай, как я. Это не сложно. – Он поманил Ганнеса к себе. – Сперва берешь палочку взрывчатки, осторожно – легче, легче: она запросто может рвануть у тебя в руках, – и вставляешь в торец одну из вот этих металлических штучек. Это детонатор. Потом вот эту вот спичечку… – ну, вот эту другую штучку, – вставляешь с другой стороны.

Смесь на конце фитиля состояла в основном из пороха; детонаторы были из гремучей ртути. Сама по себе взрывчатка была пироксилиновой. Впервые Карл пользовался этими бомбочками, чтобы избавиться от рабовладельческих пушек, но после окончания Холтун-Бимской войны старался не прибегать к ним.

Британцы сглупили, начав использовать пироксилин слишком рано; страшные взрывы на долгие годы отбросили их назад, к черному пороху. Лучше уж пусть переходный период будет подлинней – зато только один.

Ганнес поплевал на ладони, нервно потер их и опустился на колени подле Карла. Протянул руку – и тут же отдернул.

– Нет. – Капитан потряс головой и встал. – Нет. Порой человек должен говорить «нет». Я не могу этого делать. Не могу. Я боюсь этой магии, Карл Куллинан, и не хочу в нее лезть, – Ганнес скрестил руки на груди.

– Ты ведь не собираешься бросить нас, правда? – тихо, холодно осведомился Карл Куллинан. На лице его возникла тень мрачной усмешки. Обычно от нее кровь застывала в жилах.

Это помогло. Даже при свете звезд стало видно, как побледнел Ганнес.

– Нет-нет, – забормотал капитан. – Я просто не хочу иметь дело с этим. И все.

Карл пожал плечами:

– Тогда повернись на запад и неси стражу. Я закончу сам.

Ганнес встал на часы, а Карл занялся сборкой бомб. Ему оставалась еще примерно половина, когда Тэннети заговорила.

– Карл, мне послышалось…

Что-то просвистело мимо Карлова уха.

Речь Тэннети оборвалась коротким вскриком – в живот ей вошел арбалетный болт; скрючившись, роняя капли крови, она рухнула на песок.

– Та хават, Карл Куллинан, – раздался свистящий шепот. – Только шевельнись – ты умрешь.

Два коренастых воина вышли из темноты. У каждого было ружье и настороженный арбалет. Ближний из врагов закладывал в свой новый болт.

Аваир Ганнес – лицо еще бледнее, чем раньше – повернулся к Карлу.

– Я смотрел, Карл Куллинан, но…

– Тихо, – прошипел рабовладелец. – Карл Куллинан, сделай шаг и поставь эту штуковину на песок. Потом отойди назад. Или можешь подраться с нами – и умереть здесь и сейчас. Это не имеет значения. – Он одарил своего спутника быстрой усмешкой. – Мы взяли его, Чазет.

– Осторожней. Делай, что он сказал, Карл Куллинан. Или умри. – Работорговец чуть пожал плечами. Ему было все равно.

– Позвольте сперва дать ей целительный бальзам, – сказал Карл. – Бутыль вон там, в торбе.

Тэннети почти не шевелилась, глаза ее остекленело смотрели на него. Но даже при свете звезд он видел: на шее бьется жилка.

– Нет. Я избавлю ее от страданий, если хочешь. Но сперва – поставь эту штуковину на землю, или умрешь.

Тяни время, думал он. Все равно больше ничего не остается. Эта парочка явно знает, что делает.

Карл сделал три медленных шага от взрывчатки и осторожно опустил бомбу на песок.

– Что теперь, Чазет? Можно мне?…

– Давай. Только сперва поднимись и отойди, Карл Куллинан.

Чазет вытащил из поясной сумки рог, поднес к губам и протрубил. Звонкий, чистый звук разорвал ночь.

От этого чистого звука у Карла Куллинана оборвалось сердце.

Глава 28: ЛЕЗВИЕ БРИТВЫ

Я начинаю относиться к смерти и уничтожению тысяч людей как к какому-то пустяку, и говорю себе: возможно, это и к лучшему, что мы стали так черствы.

Уильям Текумсе Шерман

Трубный зов рога разорвал некрепкий сон Джейсона. Он не хотел спать, но больше заняться все равно было нечем, только дожидаться, пока появится какое-то дело.

Пятерка Хервиана вместе со всеми обреталась в самом большом пиршественном доме мелцев; и все же в нем было тесно. Арочное здание рассчитано было на совместные обеды большой – человек в пятьдесят – семьи, где все пили и ели, сидя бок о бок; естественно, что места для спанья доброй сотне людей в нем едва хватило. Не будь четверть отряда постоянно занята, ощущение было бы такое, будто они снова в корабельном трюме, но здесь по крайней мере не приходилось воевать за постель.

И здесь воняло. Дерьмом, мочой, потом – и страхом.

Его план устрашения принес плоды: наемники жались друг к другу, как отара овец в зимнюю ночь.

Рог протрубил снова – и Джейсон вскочил как подброшенный; неподвижные тела вокруг него тоже зашевелились.

– Рог! Его поймали-таки!…

– Лучше дай мне ружье. Тревога может быть ложной…

– … или вообще уловкой этой кровожадной свиньи.

– Не дели шкуру неубитого медведя.

– Сойди с моих ножен, ты, ублюдок недоделанный, не то я скормлю тебе твои яйца…

У входа в дом вспыхнул фонарь.

Громыхающий бас Ахода Ханнара, командира отряда, перекрыл шум.

– Тихо, все! – рявкнул работорговец, для пущей внятности врезав тростью по косяку. – Мы все слышали рог. Это может означать как то, что наши дела здесь закончены, так и то, что все еще только начинается. Так что всем – встать и проснуться. Зарядить оружие и быть снаружи – наготове. Будем ждать известий и приказов.

Пелий, спавший одетым, похлопал по ружью и наклонился к Джейсону – тот как раз застегивал ремень.

– Значит, бардак, как всегда, – прошептал он. – Об заклад бьюсь, нас до утра не накормят.

У Пелия была одна вечная – и самая главная – забота: его брюхо. Как, впрочем, и у большинства наемников. Высокий, костистый, Пелий, казалось, всегда хотел есть.

Ханнар – надо отдать ему должное – всегда старался, чтобы его людей кормили хорошо и через равные промежутки времени. Джейсон подозревал, что Армину было так же наплевать на желудки нанятых им людей, как и на их жизни; вполне возможно, Армин изначально собирался подставлять наемников под нож до тех пор, пока его охотникам не повезет отловить Карла Куллинана.

– Об заклад бьюсь, до утра нас не покормят, – повторил Пелий. – Как по-твоему?

– Не знаю, – сказал Джейсон, проклиная себя за дрожащий голос, но тут же сообразил, что признаки страха его не выдадут: ему и полагалось бояться.

– Как насчет припасов и жрачки? – выкрикнул чей-то голос. – У меня только один рожок…

– Молчать, говорю! – Аход Ханнар выдержал паузу. – Каккум – возьми свою пятерку, отправляйтесь в арсенал и возьмите по одному дополнительному боезапасу на каждого. Что до еды… Хервиан, раз уж твоим парням так нравится болтать – пусть помогут поварихе развести костер, а потом принесут всем завтрак.

Лесная кровля была так густа, что даже Уолтер Словотский с его отличным – по людским меркам – зрением мало что мог различить; но ночное зрение Ахиры пронзало мрак, и гном уверенно шагал по тропе, которую Словотский мог только ощущать под ногой.

Даже учитывая все это, сознание, что Ахира лучше него движется в темноте, задело его так же, как если бы кто-то оказался лучше него в постели с Кирой.

Уолтер поразился, насколько неприятным ему было это ощущение. В ночной разведке, как считалось, ему не было равных. Он тряхнул головой. Какие же дураки эти смертные, и я в том числе. Уолтер едва не рассмеялся: так уж повелось, что лучшим собеседником для себя был он сам.

Деревья над головой поредели, и тропа стала видна – серость с проплешинами тьмы.

Коснувшись руки Ахиры – дав ему знать, чтобы уступил место, – Словотский скользнул вперед. Теперь он был в своей стихии. Ходить бесшумно по подлеску невозможно, но тропы – другое дело. Работорговцы должны расставить дозоры на всех возможных подступах к лагерю, даже на слишком темной тропе.

Но где же посты? В этом-то и вопрос. И много ли тут ловушек?… Война нервов, объявленная Карлом работорговцам, заставляет всех идти по лезвию бритвы.

Уолтер, всматриваясь и вслушиваясь, крался вперед.

Короткий чистый звук прозвенел в ночи. Секундное затишье – и он повторился.

Где-то впереди раздались громкие, грубые голоса.

– Слышал – рог. Значит, они таки его сцапали. Нам стоит вернуться в лагерь…

– Нам стоит оставаться тут, на посту, пока не сменят – не то Армин скормит нам наши же пальцы. И это не просто слова. А теперь – заткнись.

Карл схвачен? Возможно, рог означал именно это – а может, и прямо противоположное. Ахира коснулся его запястья, и Уолтер встал на колени, чтобы пошептаться с гномом.

Дыхание Ахиры тепло щекотало ухо.

– Думаю, надо продолжать. Ты как?

Словотскому все это ни капли не нравилось. Но продолжать действовать так, как им полагалось по плану, имело смысл – и да поможет им всем Бог, если Брен с Эйей или Карл, Тэннети и Ганнес не сумеют сделать свою часть дела.

– Само собой, – прошептал Словотский. Он вытащил из кармана пару удавок, одну протянул Ахире, другую оставил себе. – Продолжаем.

Возможно, то, что он скормит вам ваши же пальцы, и не просто слова, но то, что я вас придушу, – куда вернее.

Лагерь кипел, как улей – весь, кроме жилища Армина и общей хижины. Там было тихо, там чувствовали себя в безопасности – лишь один страж стоял снаружи, да и тот больше следил, не появится ли в лагере кто чужой, чем занимался своим делом.

Хервиан покачал головой. Он сидел рядом с Джейсоном у только что разведенного в кухонном очаге костра, лицо его было потным от жара.

– Не представляю, как нам быть с похлебкой, – проворчал он, глядя на железный котел. – Это ж надо собрать все миски, разлить варево, да чтоб потом каждый получил свою…

Здесь все было устроено иначе, чем в Приюте, – более просто и не столь удобно. В Приютских летучих отрядах всегда назначались воины, ответственные за готовку – они же следили, чтобы еда досталась всем и чтобы миски и все, из чего бы ни ел народ, после еды было собрано и вымыто. Здесь же, хоть еда и готовилась на общей кухне специальным поваром, действовал принцип «обслужи себя сам».

– Тогда остается хлеб и окорок, – сказала Дория. Лицо ее было сухим – ни капельки пота. Он указала на грубо сложенную из камней печь. – Хлеб – там. Сами достанете. – Она обвела их взглядом. – Тарен, помоги мне нарезать окорок.

Она подняла фонарь и вошла в маленькую хижину – лагерную кладовую.

– Ты тоже иди, Викат, – велел Хервиан; он нагружал длинные костлявые руки Пелия горячими, круглыми, сплюснутыми караваями черного хлеба. – Помоги им там.

Викат исчез внутри.

На свисающих с потолочных бамбуковых жердей веревках покачивалось с дюжину окороков и сплетенные в косы ленты вяленого мяса.

Один окорок был обрезан уже почти до кости. Дория взяла мясницкий нож, помедлила, прикидывая что-то, решительно направилась к другому окороку и принялась соскребать с него зеленую плесень.

– Поторопись, старуха, – сказал Викат. – У нас не вся ночь. Драчка вот-вот начнется.

Дория глянула на дверной проем, поднесла палец к губам и кивнула Джейсону.

– Тогда ты помоги мне. Сейчас.

Сейчас? – подумал он.

Она кивнула еще раз:

– Именно сейчас.

Он отставил ружье и сзади подошел к Викату.

Уолтер Словотский как-то показал ему захват, против которого оказался бессилен даже Валеран, после чего признал, что захват полезен. Левой рукой Джейсон обхватил Виката за шею, а правой – нажал на затылок, ослабив захват только когда работорговец опустился на земляной пол, хотя Викат почти мгновенно обвис у него в руках.

Куском пеньковой веревки Джейсон как мог крепко связал Викату бедра и лодыжки, потом стянул за спиной руки. Дория в это время прилаживала на горло рабовладельцу петлю – соединить с руками.

– Он так задохнется, – прошептал Джейсон.

– И что? – спокойно парировала Дория. – Когда Армин выйдет из своей хижины, он пройдет мимо этой двери. Будем надеяться, это случится скоро, прежде, чем этого щенка хватятся.

– Но… – Но что? Но Викат, как и Хервиан, хорошо относился к Джейсону? А какое это имело значение? И какое это могло иметь значение?

Джейсон взглянул на скрюченное тело у своих ног – с этим парнем они вместе ходили в дозор, вместе ели, пили, даже перешучивались. Викат вроде как был его приятелем. Джейсон не мог убить его, как свинью.

– Ты не задумаешься – убить ли рабовладельца, после того как тебя изнасилует один из них. – Голос Дории, хоть и едва слышный, прозвучал четко и ясно. – Точнее, когда тебя по очереди изнасилует дюжина.

Джейсон обернулся.

Обличье старухи исчезло. Рядом с ним в белых одеждах стояла подлинная Дория. В ее прямизне было нечто царственное; так держатся те, кто гордо несет свое бремя – непосильное даже по собственным меркам.

– Дория…

– Иди сюда. – Встав на колени у кучи тряпья в углу хатки, она вытащила Джейсоновы ружье, пистолет и кожаную сумку с рожком пороха и прочими принадлежностями для стрельбы. – Заряжай – быстрей. У тебя ни секунды на промедление, но и осторожничать, как с рабовладельим ружьем, не надо.

За кухонным костром, наискось от кладовой, Фелиус, один из великанов-телохранителей Армина, стоял на страже перед большой хижиной. Ружье он держал наготове, по лицу от костра бежали неверные тени.

Насыпая в ствол точно отмеренный порох и трамбуя его, Джейсон потрясенно думал, что всего несколько минут прошло с объявления тревоги. Армин, возможно, размышляет сейчас, кого и скольких послать за охотничьим трофеем.

Или думает, не очередная ли это ловушка Карла Куллинана.

Он мог вполне поймать охотников, говорил себе Джейсон, заворачивая пулю в торопливо отодранный кусок тряпки, а потом отправляя ее на место и привычно возвращая шомпол в прорезь по низу ружья. Если это так – он мог заставить одного из них подать условный сигнал и заманить работорговцев в ловушку – чтобы потом скрыться и позже ударить снова.

Прошу тебя, Отец, пусть так и будет.

Если нет – все ложится на плечи Джейсона. А эти плечи уже доказали, как они слабы.

Джейсон насыпал порох на полку, защелкнул ружье и принялся за пистолеты. Действовал он на ощупь: взгляд его был прикован к проему двери.

Из хижины с рогом в руках вышел второй телохранитель. Он бросил в ночь звонкий вопрос – и ответ не заставил себя ждать: три чистые, звонкие ноты.

Воин вскинул над головой кулак и, потрясая им, восторженно выкрикнул:

– Наш! Он наш!…

Из хижины вышел Армин и вступил в круг света.

Прежде Джейсон дивился, как несерьезно выглядит Армин: маленький калека, кутающийся в рабовладельческую мантию.

Теперь он, казалось, прибавил и в силе, и в росте; выпрямившись в свете костра, он повернулся к отряду лицом.

Озаренное пламенем, лицо его казалось ликом демона; единственный глаз пылал внутренним огнем.

– Братья, друзья и соратники! – выкрикнул Армин, и голос его, неожиданно громкий и властный, разнесся над лагерем. – Мы победили! То был рог Чазета, и звучал он слишком радостно, чисто, слишком спокойно, чтобы я поверил, что Чазет трубил из-под палки. Мы вышлем…

– Ну же! – прошипела Дория. – Стреляй в него!

Заряжен был только один пистолет. Джейсон положил его наземь, взял ружье, пробежался ладонью по гладкому ложу. Потом быстро проверил заряд, поднял ружье к плечу, положил палец на спусковой крючок и прицелился в Армина.

Калека-работорговец, казалось, облекся силой; Джейсон стоял в темноте, и мрак сползался вокруг него, пока в мире не осталось ничего, кроме Армина.

Почти повиснув на руках телохранителей, Армин повернулся к Джейсону изуродованной правой щекой.

– Стреляй, Джейсон! – прошептала Дория.

Все звуки исчезли. Не было вообще ничего – кроме этого лица. Стрелять нужно в голову. И убить Армина Джейсон должен первым же выстрелом – чтобы он сдох прежде, чем кто-нибудь успеет притащить ему целительные бальзамы.

Армин уже мертвец. Приговор утвержден, подписан и заверен печатью. Все, что должен сделать Джейсон, – спустить курок.

Но палец не шевелился. Все было так же, как в лесу под Венестом: время застыло.

Вот только застыло оно на сей раз исключительно вокруг Джейсона. Остальной мир продолжал двигаться – и красть у него его шанс. Пока он стоял недвижим, Армин закончил ораторствовать и двинулся прочь.

Я не могу этого сделать.

Его палец не шевелился. Сейчас от того, убьет ли он Армина, зависела жизнь его отца – но что-то напрочь лишило Джейсона воли.

Джейсон сглотнул – с трудом.

У дверей завозились, и вошел Хервиан.

– В чем… – Тут он заметил в углу скорченное тело Виката и на мгновение умолк; а потом потянулся к мечу и – одновременно – заорал: – Предательство! Убийцы в лагере!

Нет. Не на сей раз. Я не струшу опять.

Не на сей раз.

Джейсон Куллинан, скрипнув зубами, сжал челюсти – и время покорилось его воле. Так, словно у него была для выстрела вечность, Джейсон не торопясь прицелился и осторожно, медленно, почти нежно нажал на курок.

Громыхнул гром, посыпались искры. Джейсон не столько услышал, сколько ощутил удар. Поплыл едкий дым.

Голова Армина взорвалась. Мозги забрызгали грудь телохранителей – белые комки среди алой жижи.

Очень медленно – как ему казалось – Джейсон Куллинан бросил ружье и попытался увернуться от выпада Хервиана.

Когда рог пропел во второй раз, Уолтер и Ахира стояли над трупами часовых и размышляли, что делать дальше. Уолтер не мог разглядеть лагерь, а подбираться ближе не только не входило в план, но было форменным самоубийством.

Смысл имело только одно: начать атаку, потом мчаться на берег и смотреть, не будет ли от них какой пользы там.

Словотский выложил бомбы перед собой. Зарево, обозначающее лагерь, было слишком далеко – ему не добросить.

– У меня с метанием плохо.

Ахира улыбнулся – во мраке блеснули зубы.

– Ты зажигай, я доброшу.

Словотский чиркнул по кончику одного из фитилей и, когда тот затлел, осторожно вложил цилиндрик в ладонь гнома. Ахира швырнул; тлеющий светлячок прочертил тьму. Ночь взорвалась огнем и воплями.

– Следующую.

Джейсон перекатился на бок, острие Хервианова меча задело его плечо.

Плечо горело, но правая рука юноши, казалось, обрела собственный разум. Она схватила с земли пистолет, подняла его, большой палец оттянул боёк, указательный обхватил спусковой крючок, нажал – и тут мир вокруг хижины взорвался оглушительным грохотом и рыжим огнем.

Джейсон так никогда и не узнал, попал или нет; по всему должен был промазать, но выстрел в упор, должно быть, угодил Хервиану в глаза: работорговец вскрикнул, выронил меч и прижал ладони к лицу.

Юноша бросил пистолет, подобрал Хервианов клинок, неловко приставил его к груди работороговца и вогнал по самую рукоять – и только потом толчком отправил умирающего в сторонку.

С улицы донесся еще один взрыв, на сей раз превратив кухонный костер в фонтан огненных брызг и осколков камня; кое-какие из них пронзили тонкие стены хижины.

Камень звякнул об одежды Дории, сбив ее с ног; Джейсона в бок точно лягнула лошадь. С жутковатым хрустом сломались два ребра. Он попытался встать на ноги – но обломки костей у него в груди двигались по их собственному разумению, к тому же в противоход с дергающей болью в оцарапанной левой руке.

Взяв его здоровую руку, Дория помогла ему встать и вывела из хижины.

Еще один взрыв всколыхнул лагерь. Кое-кто пытался укрыться от бомб, другие слепо палили в темноту, надеясь подстрелить тех, кто напал на них.

– Нам надо идти на берег, – сказала Дория. – Сейчас же.

Опираясь на Дорию, Джейсон Куллинан захромал в ночь.

Когда вдали прогремел первый взрыв, Карл Куллинан сорвался с места. Как футболист, подающий пас, он ногой подбросил бомбу в воздух, поймал ее, откатился, в перекате чиркнув фитилем о ремень – и швырнул ее, тут же поняв, что выброс адреналина подвел его: вышел перелет.

Он вскочил на ноги и выхватил нож.

Первый арбалетный болт вонзился ему в правое плечо; нож выпал из онемевших пальцев. Второй вошел в правое бедро – нога его подогнулась, он рухнул на песок.

Карл Куллинан попытался вздохнуть – и не смог. Он не смог даже шевельнуть ногой.

Я не умру на коленях.

Работорговцы рванулись в укрытие – и тут позади них взорвалась бомба. Взорвалась слишком далеко, озарив ночь вспышкой, а их всего только сбив с ног.

Уголком глаза Карл видел, что упал и Ганнес – должно быть, оглушен.

Небо позади Карла озарилось: взорвались мины, которые Эйя и Брен пристроили на работорговом судне.

Славные детки. Остальное – за мной.

Не обращая внимания на боль от засевших в плече и бедре болтов, Карл подполз к ближнему из врагов, навалился на него и сжал рукой вражье горло.

Здоровой рукой. Левой, на которой были только большой указательный пальцы. Правой стороной своего тела Карл действовать не мог. Он сжимал – крепко, еще крепче, заставив мир сузиться до размеров его увечной ладони и вражьего горла.

Хрящ и плоть подались под его пальцами; с жутким клокочущим всхлипом работорговец умер.

За прибрежным островком громыхнула еще пара взрывов.

Второй воин поднялся, в руке его ярко взблеснул кинжал – но раздался выстрел, и человек повалился назад. Лицо его превратилось в кровавую маску.

Карл повернул голову. Ганнес поддерживал Тэннети, которая сжимала в одной руке бутыль с бальзамом, в другой – дымящийся пистолет. Она бросила оружие и со стоном сжала обеими руками торчащую из ее бока стрелу.

Вскрикнув, она дернула болт. Бутыль выпала из ее пальцев и часть драгоценной жидкости пролилась на песок, прежде чем она сумела снова ухватить ее.

Она сделала еще глоток бальзама – и дернула снова. На сей раз болт вышел, деревянное древко потемнело от крови.

Тэннети подобралась к Карлу и просунула горлышко бутыли между его губ. Второй рукой она в это время взялась за оперение болта в его плече.

Горячая белая вспышка опалила его, когда она выдернула болт из его тела; потом еще три вспышки – когда Тэннети выдергивала стрелу из его бедра.

Тошнотворно-сладкий бальзам унял боль, вернул силу ослабевшим членам, дал возможность дышать и разогнал клубящуюся на границах зрения тьму.

Тэннети слабо улыбнулась. Ганнеса рвало на песок.

– Не поздравляйте себя, – выдохнул Карл, борясь с самим собой за каждый вдох. Он ощупал раны в плече и бедре. Неважные дела. Обе раны закрылись, но и только. У них просто не хватило бальзама, чтобы довершить процесс исцеления.

Его раны закрылись, но он чувствовал смертельную усталость, едва мог шевелиться.

Дыра в боку Тэннети была, может, и лучше – но ненамного.

– Перезаряди, – выдохнул он. – Перезаряди. – Эйя и Брен будут на берегу с минуты на минуту – и им может понадобиться прикрытие.

– Плохо дело, Джимми. – Словотский качал головой. – Очень плохо. Они пришли в себя – и рванули не туда.

– Не туда?… – Ахира похлопывал топор. – Другой тропой, что ли?

Словотский кивнул. Все шло к чертям. Карл готовил засаду на той тропе, что вела к морю самым прямым путем, а Армин – или кто там ими командовал – повел работорговцев на берег другой тропой.

А значит – они выйдут на пляж западней места, где их ожидают.

Что само по себе не так уж и плохо. Карл и его спутники окажутся между работорговцами и Ганнесовым кораблем. Однако план был – взорвать работорговцев, когда они скопом ломанутся по тропе. Если сотня работорговцев пойдет в атаку на берегу – Карлу их не остановить: не хватит ни взрывчатки, ни людей. Враг рассредоточится и устроит дуэль на ружьях. Дуэль, которую наверняка выиграет.

Ахира согласно склонил голову.

– Давай-ка возвращаться на берег.

Когда они уже шли по тропе, Словотский заметил: в прогале между деревьями будто мелькнуло что-то белое.

Поддерживаемый женщиной в белых одеждах, впереди ковылял работорговец.

Уолтер потянулся к ножу – и уронил руку. Это был не работорговец.

– Джейсон, Дория! – выдохнул он.

Они обернулись; Джейсон чуть оттолкнул Дорию и схватился меч. Глаза его округлились: он увидел, кто их окликнул.

А мальчишка-то ранен, и серьезно, понял Уолтер, подставляя ему свое плечо для поддержки; гном и целительница безмолвно обнялись.

Помочь было нечем: бутыль с бальзамом осталась на берегу с Карлом. У Уолтера в кармане была лишь небольшая фляжка целебного настоя.

Он вытащил сосудик, откупорил и поднес к Джейсоновым губам.

– Пошли, народ. У нас проблемы.

Глава 29: ПРОФЕССИЯ

Нет, пожалуй, на земле профессии более самоубийственной, чем герой.

Уилл Роджерс

Они собрались на берегу вокруг бомб, более чем просто усталые, хотя Уолтер с Ахирой лишь запыхались. Раны Карла и Тэннети закрылись, но не были исцелены до конца: правое плечо Карла терзала глубинная боль, а правая нога отказывалась ему служить.

Брен и Эйя лежали на песке, глотая воздух, как выброшенные приливом рыбы. Ганнес, все еще бледный после приступа рвоты, казался оглушенным.

Дория – физически в полном порядке – едва могла говорить.

Карл сжимал руку Джейсона. Джейсон был хуже всех. Целительный бальзам и давящая повязка не дали ему истечь кровью, но сломанные ребра во время торопливого возвращения на берег сместились, и при любой попытке пошевелить его юноша громко стонал.

– Придется тебе нести мальчика, – сказал Карл Ахире. – Поосторожней с ним, ладно?

Словотский кивнул:

– Брен – ступай вырежи Карлу посох. Пора нам отсюда сматываться.

Брен Адахан вытащил нож и скрылся во тьме.

– Я не мальчик, Отец, – выдохнул Джейсон сквозь зубы. – Я… я убил Армина.

– Ты уверен? – быстро спросил Словотский.

Дория обратила к Уолтеру блестящее от пота лицо.

– Он отстрелил ему башку к чертям.

Карл заставил себя улыбнуться.

– Не мальчик. – Он отполз от Джейсона и принял у Брена вырезанную тем палку.

Ахира помог Карлу встать. Он был едва способен идти, а нужно было бежать. Это ему совсем не нравилось.

Но лучше все же начать двигаться – думать о том, насколько все это ему не нравится, можно и по дороге.

– Пошли отсюда, ребята, – сказал он. – Ахира, ты несешь Джейсона; Уолтер, мы с тобой – замыкающими, отсекаем погоню.

Словотский кивнул:

– Идет. И…

Прогремел выстрел.

Карл никогда не видел, чтобы Уолтер двигался так быстро. Нырнув в сторону, Словотский выхватил и швырнул нож в кого-то во тьме, потом, не разгибаясь, дотянулся до одного из Карловых пистолетов, мгновенно взвел его, вскинул и спустил курок.

Раздался двойной вскрик.

– Всем – лежать! – рявкнул Карл, и сам повалился на песок.

Он вытащил бомбу, потер фитиль ногтем и, когда тот занялся, швырнул бомбу туда же, куда стрелял Словотский. Работорговец – или их было несколько – один раз промахнулся. Даже если они ранены, не стоит рассчитывать, что они промахнутся и во второй раз.

– Закройте глаза! – велел он, пряча лицо в сгибе локтя.

Бомба приземлилась с сухим треском; рабовладельцы завопили опять. Сверху посыпался горячий песок.

– Ладно, народ, – сказал Уолтер Словотский. – Хватит нам привлекать внимание. – Он улыбнулся Карлу и протянул руку. – Добрая подача, Карл. А теперь – похромали отсю…

– Нет! – это кричала Эйя. – Джейсон!…

Карл, как был, на четвереньках, повернулся.

Джейсон по-прежнему лежал на песке, но теперь он держался за живот, из-под рук бежала темная кровь. Пуля работорговца нашла цель.

О Боже, нет. Не Джейсон…

– Целительный бальзам. Надо…

– У нас ничего нет, – ровно проговорила Тэннети.

– Помогите… – Джейсон сдерживался так, что лицо его казалось застывшей маской. – Как больно…

– Нет! – Карл прижал сына к себе. Он чувствовал: быстрое биение его сердца слабеет. – Прошу тебя, Боже – нет!

Голос Дории – ровный, спокойный.

– Отпусти его, Карл. – Слова ее звучали словно издалека. – Отпусти и отодвинься.

Нежные пальцы – куда более сильные, чем им полагалось – оторвали от мальчика руки Карла.

– Ты должен отодвинуться, Карл.

Она уложила Джейсона, выпрямив его на холодном песке; тело было безвольно – возможно, он без сознания, возможно, уже мертв.

Нет. Только не мертв. Не он. Не Джейсон.

В общем-то не имело значения – жив он еще или нет. Если он даже еще и не умер, то умрет через пару секунд, и жизнь его, вместе с кровью, примет мелавэйский песок. Точь-в-точь как жизнь Раффа.

– НЕТ! Есть же что-то, что можно сделать, кроме как сдаться…

– Тише. – Ладонь Ахиры тяжело легла на здоровое плечо Карла. – Уймись, Карл. Не мешай.

– Я исцелю его, Карл. – Стиснув перед лицом дрожащие кулаки, до боли сжав зубы, Дория стояла над простертым перед ней Джейсоном.

По лбу ее струился холодный пот, дыхание стало коротким и резким; она словно билась с кем-то, невидимым для других, отдавая все силы борьбе с незримым противником.