Сано Исиро (№2) - Бундори

* * *

Сано посмотрел на парус и пришел в ужас. Почему Тюго бросил управлять лодкой? Может, он выпрыгнул за борт, оставив Янагисаву умирать? Сано услышал истошные крики:

— Нет, господин, отпустите меня, умоляю вас!

Поднатужившись, Сано рухнул на палубу. Нужно отдышаться и собраться с силами. Он замерз, его жестоко колотило на холодном ветру. Лишь со второй попытки ему удалось подняться на ноги. Припадая к стене каюты, он побежал на голос Янагисавы.

Ужас придал силы, когда он увидел Тюго. Тот, придавив Янагисаву к ограждению, заносил клинок. Сано выхватил меч. Хотя он и хотел взять Тюго живым, но был готов убить, чтобы спасти Янагисаву.

— Тюго! — крикнул Сано, перекрыв вой ветра, стук дождя и вопли канцлера, и ринулся на капитана.

Тюго быстро оглянулся. Глаза — свирепые щели, рот — оскал боевой маски. Сано поднял меч двумя руками, но, прежде чем успел наискось рубануть врага, лодку качнуло. Сано потерял равновесие и попятился. Накренившаяся палуба отбросила Тюго и Янагисаву от ограждения. Канцлер свалился на палубу. Капитан движениями, которых Сано даже не уловил, бросил в ножны короткий меч и выхватил длинный. Тюго кинулся на Сано, нанося рубящие и колющие удары.

Сано восстановил равновесие и, сделав шаг в сторону, парировал атаку, но запоздал. Клинок Тюго рассек ему верхнюю часть левого предплечья. Струя крови обдала теплом. Подавшись назад — как раз вовремя, чтобы увернуться от нацеленного в шею меча, — Сано устремился в контратаку, однако рефлексы были опасно замедленны. Сила духа не способна в полной мере поддержать смертельно уставшее тело. Тюго без всяких усилий отражал каждый выпад, отвечал ударом на удар и постепенно теснил Сано к корме. Лодка рыскала по курсу. Сано и Тюго швыряло из стороны в сторону. Опасаясь, что одолеть капитана не получится, Сано принялся урезонивать его.

— Сдавайтесь, Тюго. Даже если вы покончите со мной, вам не уйти. Особенно если убьете канцлера. На вас будет охотиться вся армия. Без заложника нет причин оставлять вас в живых.

Тюго, присев, нанес горизонтальный удар и задел Сано по икре. Сано инстинктивно подпрыгнул и тем спас себя от преждевременной смерти. Однако отчаяние нарастало, Сано легко узнал в выпаде Тюго один из тех ударов, которые отражал на тренировках. Здесь, на палубе, чуть было не пропустил, значит, сноровка отказывает. Только разум можно противопоставить этому сумасшедшему.

Атаки Тюго заставили Сано отступить по левому борту на нос лодки. Лихорадочно парируя удары, Сано кружил по палубе, отмечая, как брус, к которому крепится парус, ритмично описывает дугу вслед за креном лодки. Прыгая из стороны в сторону, отчего легкие грозили разорваться, Сано заставлял Тюго сражаться спиной к парусу. Сано сделал глубокий выпад и рубанул Тюго по плечу. Спасаясь от ударов, капитан начал двигаться вокруг якоря. Ветер резко развернул парус. Брус ударил Тюго по спине и сбил с шага. Сано рубанул капитана по руке, в которой тот держал меч. Однако палуба накренилась, и сёсакан потерял равновесие, клинок лишь задел Тюго по костяшкам пальцев. Тем не менее капитан выронил меч. Сано бросился на него. Лодку опять качнуло, сёсакан отлетел назад.

Ноги заскользили по мокрой палубе. Инстинктивно раскинув руки, Сано ударился спиной о стену каюты. Тюго, подбежав, одной рукой схватил Сано за горло, другой зажал кисть с мечом. Сёсакан оказал сопротивление. Лодку снова качнуло, они оба полетели к борту. Тюго ловко развернулся вместе с Сано. Тот, семеня, попятился мимо паруса по направлению к носу лодки и тяжело стукнулся об ограждение, продолжая бороться с Тюго. Капитан сдавил горло Сано, заставляя откинуть голову назад, опрокинуться в воду.

Сано захрипел, пытаясь левой рукой разорвать живую удавку и высвободить правую руку с мечом. Капитан все сильнее сгибал его над ограждением. Как через вату, Сано слышал вопли Янагисавы. Дождь наполнял водой широко открытый рот, заливал глаза. Штормовое небо сменил парящий свод из скрещенных и параллельных деревянных балок: они проплывали под мостом Рёгоку. Сано больше не имел сил сопротивляться.

Внезапно по левому борту раздался страшный грохот. Сано показалось, что это раскат грома. Лодка встала. Сано едва успел сообразить, что она врезалась в опору моста. Инерция удара бросила его и Тюго через ограждение.

Удар о воду отозвался в каждой косточке Сано. Он попробовал вздохнуть и захлебнулся. Холодная масса сомкнулась над ним. Работая ногами и руками, он попытался всплыть на поверхность, но Тюго схватил его за руку с мечом и принялся выкручивать. Руку прострелила острая боль. Сано выпустил меч. Тюго вцепился в горло сёсакана.

Сано начал отбиваться. Кровь шумела в висках. Мутило. Сквозь бурлящую пелену воды на Сано смотрело свирепое, с оскаленными зубами лицо безумца. В отчаянии Сано обхватил Тюго ногами, увлекая на глубину за собой. Одновременно сёсакан потянул из-за пояса короткий меч.

Разгадав маневр, Тюго сжал руку Сано. Они вместе выскочили на поверхность реки. Сано успел вдохнуть, прежде чем мускулистые ноги капитана обвились вокруг его бедер. Свободной рукой капитан стал давить ему на лицо, заталкивая под воду. Отчаяние прибавило Сано сил и разума. За спиной у Тюго начал вырастать резной бушприт лодки. Сано подумал о навязчивой идее, которая заставила Тюго совершить четыре убийства и пуститься в это опасное путешествие.

— Тюго, — выдавил он. — Генерал Фудзивара и правитель Ода приказывают тебе отпустить меня!

Хватка капитана ослабла. Сано навалился на Тюго. Капитан подался назад как раз в тот момент, когда волна подняла лодку. Затем она рухнула, и удар деревянного корпуса пришелся прямо на темя Тюго. Лицо капитана выразило крайнее изумление, руки и ноги отцепились от Сано.

Сано не стал тратить время на то, чтобы насладиться победой. Нужно было выбраться самому и вытащить противника, потерявшего сознание, на лодку, освободить Янагисаву и привязать лодку к мосту, чтобы спасатели могли их найти. Обняв Тюго за шею, Сано проплыл вдоль кормы и поймал конец швартова, по которому залез на палубу. Он обвязал веревкой Тюго и вскарабкался на борт. Тяжело дыша и напрягая мышцы так, что они чуть не треснули, затянул капитана в лодку...

И тут обнаружил, что, пока он трудился, лодка отдрейфовала вниз по течению реки. Мост остался позади. Волны перекатывались по палубе и разбивались о стены каюты. Сано скрутил Тюго по рукам и ногам и привязал в вертикальном положении к древку для фонаря.

Сёсаканом вновь овладело отчаяние. Он оперся об ограждение, устремив взор на пустынную поверхность реки.

Даже если удастся поставить лодку на якорь, волны могут опрокинуть ее еще до того, как придет помощь. Сано, спотыкаясь, побрел к правому борту, где, стеная и всхлипывая, в луже воды лежал Янагисава.

— Канцлер Янагисава, вы умеете управлять лодкой?

Янагисава замолчал и приподнял голову. Лицо было мокрым от дождя, слез и крови, губы дрожали, ввалившиеся глаза казались колодцами, переполненными ужасом.

— Ты! — прохрипел он. — А где Тюго? Неприязнь, которую Сано испытывал к Янагисаве, перешла в жалость, слегка подкрашенную злорадством.

— Я приструнил его. Он больше не сделает вам ничего плохого. Канцлер...

Янагисава явил знакомую гримасу ненависти.

— Развяжи меня, Сано Исиро, — проскрежетал он.

В отсутствие Тюго властность вернулась к канцлеру. Он подполз к Сано, изрыгая проклятия.

Лодка быстро двигалась по реке, шлепая корпусом по волнам. Молнии кромсали небосвод. Сано повторил вопрос:

— Вы сможете управлять лодкой?

— Конечно, нет, болван. Я тебе не какой-то моряк. А теперь освободи меня, я хочу тебя убить!

Сано взял Янагисаву под мышки, отволок в каюту и поспешил на корму. Он никогда прежде не управлял лодкой, пришла пора научиться. Сквозь сетку дождя он с опаской смотрел на переплетение веревок. Что делать?

Сано взялся за руль и попытался направить лодку к берегу. Ничего не получилось. Веслами, разделенными широкой палубой, один человек, естественно, не мог работать. Тогда Сано схватил веревки, идущие от паруса, и потянул, поворачивая хлопающее полотно по диагонали. Попутный ветер, наполнив парус, бросил лодку вправо. Лодка сильно накренилась. У Сано замерло сердце. Он сначала отпустил парус, а потом перевел в другую сторону, пытаясь устоять на вздыбившейся палубе.

— Я убью тебя! — кричал из каюты Янагисава.

Как раз в тот момент, когда Сано подумал, что лодка вот-вот опрокинется, она выпрямилась. Однако последующие манипуляции с парусом едва не закончились катастрофой. Курс следует менять постепенно, понял Сано. Он повернул парус на малый угол по отношению к ветру. Лодка накренилась, но в меру. Двигаясь по течению, она продолжала поворачивать. Нос уже смотрел на запад, в сторону берега. Вскоре впереди показались склады и причалы Эдо. Теперь, кроме воплей Янагисавы, Сано различал другие крики. Он увидел людей, махавших ему. Вдруг один человек запрыгал на месте. Сано узнал Хирату и громко засмеялся. Он подождал, пока лодка приблизится к пристани, и отпустил парус.

Лодка повернула носом по течению и разнесла в щепки небольшое суденышко, но пришвартовалась.

На пристань хлынули люди: досин с помощниками, два лодочника в широкополых шляпах и соломенных накидках от дождя, слуги Янагисавы. Несмотря на то что швартовы были обрезаны, лодку удалось причалить и закрепить. Сано спустил сходни. Полицейские поднялись на палубу, развязали Тюго, который уже пришел в сознание, но не отошел от шока, и увели прочь. Слуги Янагисавы кинулись в каюту.

Хирата подбежал к Сано, лицо сияло от радости и нетерпения.

— Сёсакан-сама! Вы сделали это, вы поймали охотника за бундори! Идемте!

Внезапно ослабевший, Сано, опираясь на помощника, ступил на сходни.

— Сано Исиро!

Сано обернулся. Канцлер, поддерживаемый слугами, появился на пороге каюты.

— Ты заплатишь мне, Сано Исиро! — визгливо прокричал Янагисава, помахав кулаком. Бледный, растрепанный и разъяренный, он походил на сумасшедшего демона из постановки в театре Но у сёгуна. — Клянусь, ты заплатишь за все!

Сано пропустил угрозу мимо ушей.

— Аои, — прошептал он.

Глава 36

Месяц спустя зал для приемов во дворце сёгуна искрился шумным весельем. Фонари освещали огромный зал и зеленеющий сад. Входные двери были раздвинуты для пропуска теплого воздуха летней ночи. Красивые слуги и служанки разносили легкую закуску, роскошно одетые мужчины, шутя и смеясь, сидели, опираясь на шелковые подушки, или ходили по комнате, потчуя друг друга спиртным согласно обычаю. На веранде оркестр играл музыку из любимых постановок сёгуна.

Токугава Цунаёси принял театральную позу и пропел:

Я странник в жизненном путешествии,

Я не знаю, когда оно может закончиться...

Члены Совета старейшин, канцлер Янагисава и мальчик-актер Ситисабуро, занимавшие почетные места у помоста сёгуна, засмеялись и захлопали.

Сано одиноко сидел в углу. Заметив, что Цунаёси вопросительно смотрит на него, он заставил себя присоединиться к ближайшей группе гостей, состоящей из Хираты, бывшего помощника, а теперь надежного слуги, бывшего начальника Ногуши и судьи Уэды. Он должен притворяться счастливым, хотя душа мертва.

— Тишина! — Токугава Цунаёси хлопнул в ладоши.

Музыка смолкла, разговоры прекратились. Гости ожидали, что скажет повелитель.

— Как вы знаете, наш, э-э, прием организован в честь сёсакана Сано, — сказал сёгун, лицо горело, а язык слегка заплетался от перебора сакэ. — Сегодня мы официально отмечаем два важных события в жизни этого в высшей степени преданного нам слуги. Первое — э-э, поимка охотника за бундори, который, я рад объявить, больше не терроризирует город.

Все повернулись к Сано. Хирата сиял, радуясь за хозяина. Ногуши улыбался и кивал головой. Судья Уэда слегка склонил голову в знак одобрения, в глазах, заметил Сано, мелькнуло искреннее восхищение. Старейшины важно поклонились, остальные зааплодировали. Только канцлер никак не выразил поздравление. Янагисава, который (Сано догадывался, но не мог доказать) был виновником его избиения в Фукиагэ. Янагисава, «злой дух», который, быть может, придется в конце концов уничтожить. Янагисава, бессильный против него лишь до тех пор, пока не сможет вернуть благосклонность переменчивого Токугавы Цунаёси. Сидя у ног сёгуна, канцлер смотрел на Сано с нескрываемой ненавистью.

— Расследование потребовало от сёсакана Сано всех качеств, которыми славятся самураи: смелости, верности, ума, э-э, упорства. — Глаза сёгуна сверкнули. — При этом, по-моему, ему не слишком усердно помогал канцлер Янагисава.

Сёгун от души рассмеялся над своей колкой шуткой. Он с большим удовольствием выслушал рассказ о роли Янагисавы в захвате Тюго. Казалось, он ничего не знает о попытках канцлера сорвать расследование. А Сано, не смеющий плохо отзываться о вышестоящем начальстве, не стал распространяться. Гости, исключая канцлера, засмеялись вслед за сёгуном. Янагисава ужалил Сано взглядом и подушечкой пальца потрогал шрамы на губе и на веке.

— А теперь, — возвестил Цунаёси, — я исполню мою песню, в которой описывается суд над Тюго Гишином:

Это было во время цветения вишни, Когда зло потерпело поражение...

Обстоятельства, при которых был обезврежен Тюго, настолько тронули сёгуна, что он напрочь отринул инсинуации канцлера Янагисавы и вернул Сано милостивое расположение. Он даже побывал на процессе Тюго.

* * *

Через три дня после захвата Тюго сёсакан предстал перед судьей Уэдой и передал доказательства против обвиняемого. В присутствии улыбчивого сёгуна и его свиты Сано поведал, как начал подозревать Тюго и как уловкой вынудил раскрыть его злодейскую сущность.

— В ходе обыска, произведенного в доме Тюго, был обнаружен список имен и адресов членов клана Араки и Эндо. Нашелся и меч, парный к тому, что мне передала свидетельница (ее письменное заявление я уже огласил). Среди бумаг Тюго имеются записи о покупке трех домов: один в Нихонбаси, другой возле Ёсивары, третий у храма Дзодзё — все на разные имена. Дома куплены на деньги, одолженные торговцем Мацуи Минору. В этих домах найдены доски и штыри, используемые для изготовления бундори, а также румяна, благовония и следы крови, — закончил Сано и сел на место.

Судья Уэда в черной одежде горделиво восседал на возвышении, по бокам размещались писари.

— Доказательств по делу достаточно, — сказал Уэда. — Введите Тюго Гишина.

О приближении капитана возвестили гневные крики. Толпа, наблюдавшая со двора за процессом через зарешеченные окна здания суда, требовала крови убийцы.

Дверь распахнулась, судебные приставы втащили изрыгающего проклятия, упирающегося подсудимого. За время пребывания в тюрьме командир гвардии полностью помешался. Сёгун и члены его свиты зашушукались. Тюго был одет в рваное грязное хлопчатобумажное кимоно. Руки связаны за спиной, ноги закованы в кандалы. Капитан дико вращал глазами и скалил зубы.

— Пусть демоны растерзают всех вас за то, что пытаетесь помешать мне чтить предка, как подобает самураю! — выкрикнул Тюго, отталкивая стражников.

Приставы крепкими пинками заставили его опуститься на циновку, постеленную на сирасу — «белом песке правды», которым был присыпан пол перед судьей, и замолчать. Но даже и тогда злобный животный рык клокотал у сумасшедшего в горле. Хотя Сано и не мог забыть о преступлениях Тюго, ему было жаль гордого воина.

— Тюго Гишин, ты обвиняешься в убийстве четырех человек: Каибары Тодзю, хатамото его превосходительства, ренина Тёдзавы Дзигори, монаха Эндо Адзуманару и эта, — сказал судья Уэда. — Ты также обвиняешься в организации двух нападений на сёсакана Сано Исиро: одно совершено наемным убийцей в Нихонбаси, другое в Фукиагэ. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Это были не убийства! — раздраженно крикнул Тюго. — Это были военные действия. Акты возмездия. Эндо и Араки убили моего господина Оду Нобунагу, за это они заслужили смерть от моей руки! — Он явно путал прошлое и настоящее. Тюго бросил дикий взгляд на Сано. — Я должен был действовать, пока Каибара, последний член клана Араки, не умер. Затем я решил вырезать клан Эндо. Треклятый сёсакан пытался меня остановить, поэтому я хотел с ним покончить. Я нанял убийцу. Если его кто-то избил в лесу, то я очень рад. Я сейчас добавлю!

Судья Уэда нахмурился:

— Значит, ты отрицаешь только покушение в замке. А остальные преступления?

— Отрицать то, что я сделал? — Смех Тюго напомнил собачий лай. — Зачем? Пусть весь мир узнает, как генерал Фудзивара мстит убийцам своего господина!

По залу прокатился ропот. Сано поразила глубина безумия Тюго, тем не менее он с облегчением подумал: «Признание сократит путь убийцы к правосудию».

— Тишина. — Судья Уэда поднял руку, успокаивая присутствующих. — Значит, Тюго, ты не раскаиваешься в содеянном?

— Раскаиваться? Ха! Самурай не извиняется за подвиги во имя господина.

Зал опять заволновался, судья снова решительно всех успокоил.

— Тогда с сожалением объявляю. Я должен отказать тебе в привилегии совершить сеппуку. Ты будешь публично обезглавлен, твои останки будут выставлены напоказ в назидание другим возможным преступникам.

Сано закрыл глаза, когда приставы поволокли Тюго из зала. Страшная картина бесчестья омрачила радость от успешного завершения расследования. Он с ужасом услышал высокий, возбужденный голос:

— Э-э. Прекрасное зрелище. Хорошая работа, сёсакан! Ваше имя должно попасть в летопись нашей страны. — Лицо Токугавы Цунаёси горело воодушевлением. — Поскольку вы у нас историк, то вам предоставляется право лично описать, э-э, ваши чудесные деяния.

Свита одобрительно закивала.

— Это большая честь, благодарю вас, ваше превосходительство. — Сано принудил голос звучать радостно. Сын был счастлив, что выполнил обещание, данное отцу; следователь гордился раскрытием трудного дела; самурай наслаждался похвалами сёгуна. Но человек чувствовал: из сердца вырвали огромный кусок.

Аои исчезла, и, похоже, навсегда.

Доставив Тюго в тюрьму, сделав заявление для полиции и суда, доложив об успешном завершении расследования сёгуну, Сано кинулся в Момидзияму... и нашел там другую женщину. Новая настоятельница сказала, что Аои покинула храм без всяких объяснений.

Тщетно Сано искал любимую. Никаких зацепок, никаких свидетелей. Лишь сегодня вечером дома, собираясь на прием, он обнаружил на столе записку:

"Милый, извини, я ушла, не попрощавшись. У меня нет выбора. С каждым годом неволя становится все более невыносимой. Когда мы повстречались, я была на грани смерти, душа иссыхала. Ты возродил во мне надежды, счастье, желание жить.

Но канцлер Янагисава приказал мне тебя убить. Я не могу выполнить приказ и потому убегаю к родным. Мы должны скрыться до прихода карателей в деревню. Может быть, разлука сохранит мне и тебе жизнь.

Прошу, не ищи меня и не говори никому о наших отношениях. Янагисава никогда не простит мне предательства, а самовольный побег шпионки, надеюсь, забудет.

Не сердись на меня и не вини себя в том, что является исключительно моим решением. Помни меня, как я тебя.

С вечной любовью.

Аои".

Послание завершал торопливо выполненный рисунок: женщина смотрит на горную гряду. Сано представил, как под личиной монахини, питаясь кореньями и орехами, прося подаяние, Аои бредет на родину, в провинцию Ига. Аои не удалось избавить Сано от чувства вины. Он спас многих людей, предотвратив череду задуманных Тюго убийств, но не уберег возлюбленную. Он завоевал ее сердце и тем помешал ей выполнить долг. Теперь за Аои охотятся. Ниндзя известны талантом к выживанию, но вдруг Аои поймают? Сначала будут пытать, потом казнят. И он бессилен ей помочь. У него даже нет возможности поблагодарить Аои за помощь. Своим успехом — да что там! — жизнью он обязан ей. Мукам любви и совести, терзающим Сано, не было предела.

Сано поднес к губам дорогое послание, чтобы поцеловать, и оторопел. Иероглифы исчезли, убежали от него, как и их автор. Перед Сано был пустой лист бумаги. Впереди лежала пустая жизнь.

* * *

За время расследования Сано лишился массы иллюзий. Он понял: замок — это роскошная тюрьма; сёгун, ради которого он жертвовал жизнью и который здесь, во дворце, пьяно развалился на помосте, не более чем кукла в руках у канцлера; бусидо — свод жестоких правил; место в истории — мнимая награда.

Высокий, веселый голос сёгуна прервал размышления Сано:

— Э-э... давайте отпразднуем второе важное событие в жизни сёсакана Сано — его помолвку с дочерью судьи Уэды.

Собрание, за исключением канцлера Янагисавы, который прищурил глаза и поджал губы, восторженно зашумело. Сано напряженно ответил на поклон судьи. Изменившиеся обстоятельства побудили Уэду отдать Сано руку дочери. Сано положительно отнесся к свадебной перспективе. Но он охотно променял бы ее на миг с Аои, на небесную радость исин-дэнсин — нежной, молчаливой связи родственных душ.

Сёгун поговорил о том, насколько молодые подходят друг другу, и предложил самолично освятить успех брака. Потом заявил:

— Ну, хватит речей. — Смеясь, хлопнул в ладони. Музыка полилась с веранды. — Давайте веселиться!

Сано принял от слуги сосуд с сакэ. Нужно отдать долг вежливости. Он подошел к канцлеру Янагисаве, опустился на колени, поклонился и, протянув сосуд, сказал:

— Досточтимый канцлер, вы позволите?

По обычаю канцлеру следовало протянуть чашку и поклониться. Янагисава проделал это с присущей элегантностью. Но когда Сано наливал сакэ, вельможная рука дернулась, будто канцлер хотел швырнуть чашку в ненавистное лицо.

— Берегись, сёсакан, — чуть слышно прошептал Янагисава, быстро выпил сакэ, состроил кислую гримасу и поклонился сёгуну. — Прошу меня простить.

Он поспешно покинул праздник.

Сано знал, канцлер никогда не простит ему ни похищения, ни насмешки сёгуна, в которых виноват сам. Но главное — Янагисава никогда не простит ему собственного унижения на лодке. Неприязнь могущественного канцлера вечна. Теперь Янагисава будет вредить ему на каждом шагу. Сано вряд ли выдержит такое, душа надломилась с уходом Аои. Положение любимца сёгуна утратило всякую прелесть. Зачем бороться, когда не видишь смысла в победе?..

А торжество продолжалось. У Сано от постоянной улыбки начало сводить лицевые мышцы, горло заболело от обязательных разговоров и наигранного смеха. Даже выпивка не могла сгладить остроту горя. Впрочем, некоторое удовольствие доставлял Хирата, досин, едва сдерживая восторг, наполнял чашку хозяина. Хоть кому-то Сано принес счастье...

На рассвете, когда сёгун захрапел, Сано отправился восвояси. Дома он оседлал коня и выехал через замковые ворота. Где же Аои? Представив ее рядом, он забыл все запреты, которые разлучили их.

Вдруг влажную тишину летнего утра нарушил крик:

— Сёсакан-сама!

Сано обернулся. По дорожке скакал галопом Хирата. К Сано вернулась способность мыслить разумно. Он не может бросить службу, нельзя усугублять опасность, грозящую Аои. Грусть сдавила тисками боли грудь.

— С вами все хорошо? — спросил Хирата. — Куда вы направляетесь?

Сано пришпорил коня, чтобы оторваться от досина.

— Просто решил проехаться, подышать свежим воздухом. Хочу побыть один.

— Я поеду с вами, — почуял неладное Хирата. Обласканный Сано, утвердившийся в новом статусе, он в заботах о здоровье хозяина посмел ослушаться приказа.

Слишком усталый и разбитый, чтобы спорить, Сано позволил ему ехать за собой. Они двинулись на север, туда, где арест Тюго разорвал цепочку убийств, а буря, сопровождавшая драму, прекратила пожары и беспорядки. Сано увидел, что пострадавшие районы уже отстроены. Будто охотник за бундори никогда и не крался по городу.

Сано спешился у маленькой кумирни.

— Подождите здесь, — сказал Хирате.

Пройдя в ворота, он пересек небольшой двор и через другие ворота вышел на кладбище. Вишневые деревья уже вовсю зеленели листвой. На тропинках коричневая россыпь сухих, опавших цветов перемешивалась с гравием. Воздух насыщало благоухание плодородия. Однако Сано беспокоила неизбежность осеннего увядания. Гул храмовых колоколов, пение монахов и цоканье деревянных подошв паломников казались приглушенными, далекими: эхо мира живых в царстве смерти.

Сано опустился на колени перед квадратной, поставленной вертикально плитой с загнутой по краям, как у пагоды, крышей. В полом основании надгробия хранилась урна с пеплом отца. Повсюду виднелись следы частых посещений его и матери: цветы, сосуд с сакэ и чаша с сухими фруктами для того, чтобы подкормить дух отца, молитвы, вырезанные на деревянных дощечках. Но даже здесь Сано не чувствовал присутствия отца. В отчаянии он воскликнул:

— Ото-сан! Я сделал то, о чем вы просили. — Голос задрожал от усилий не зарыдать, но Сано не обратил на это внимания, тут его никто не мог услышать. — Почему для счастья мне мало осознания выполненного долга?

По гравию захрустели шаги. Сано вскочил на ноги.

— Кто вы? Что вам здесь нужно?

Незнакомец посмотрел на Сано с печальной улыбкой.

— Ты не узнаешь меня, Исиро?

И Сано узнал. Голос — по-молодому зычный, а не старчески сиплый; тело — сильное, а не истощенное болезнями; дух — гордый, а не сломленный жизненными невзгодами. Лицо родное каждой черточкой.

— Ото-сан! — Сано склонился в благоговейном поклоне. — Я так часто молил, чтобы вы пришли. Но до сих пор вы никогда не появлялись. Почему?

Теплое крепкое объятие выпрямило Сано. Одинакового роста, они встали глаза в глаза, и Сано увидел настойчивую терпеливость, которую помнил с детства.

— Сын мой, я никогда не покидал тебя. Разве я не говорю с тобой посредством заповедей, которые ты усвоил у меня? Разве я не живу в твоих мыслях? Разве в тебе не течет моя кровь?

Они пошли между могилами. Сано рассказал отцу об успешном расследовании, о потере, опустошившей душу.

— Ото-сан, что мне делать?

— Твои трудности — это то, что неизбежно встречается на пути у каждого самурая, Исиро. Преодоление их — способ понять, что правильно, а что нет, что есть добро, а что — зло.

— А как самураю отличить добро от зла? — неуверенно спросил Сано у отца, который казался ровесником.

Укоризненный взгляд ответил Сано, что он упустил суть, как часто бывало в детстве во время уроков.

— Тебе следовало спросить, как самурай заставляет себя идти по пути добра, а не зла. Сначала самурай действует правильно из-за чувства стыда. Потом хорошие поступки входят у него в привычку. Поступая по совести и чести, самурай находит удовлетворение в сознании, что исполняет свое предназначение, что усвоил самую трудную часть бусидо.

Они подошли к воротам кладбища.

— Здесь мы расстанемся, сын мой. Но знай: я всегда с тобой.

— Ото-сан! — Сано коснулся отца. — Не уходите!

Рука повисла в воздухе.

— Сёсакан-сама?

Сано увидел Хирату, стоящего в открытых воротах.

— Простите, что потревожил вас, — проговорил Хирата с прежней неуверенностью в голосе. — Но вас так долго не было, и я начал беспокоиться...

— Со мной все в порядке, — солгал Сано. Должно быть, сочетание хмеля, усталости и сыновней любви породило видение. Но сон наяву закончился, и теперь Сано чувствовал себя более одиноким, чем раньше. — Пошли.

Они сели на коней.

Призрак возник в тот момент, когда отец был особенно необходим Сано. Встреча не уняла душевную боль, но дала прозрение. Сано увидел сходство между своим обетом, данным отцу и повелителю, и обетом Тюго Гишина, данным генералу Фудзиваре и Оде Нобунаге. Оба они поклялись поступать правильно, следовать бусидо. Но Тюго путь воина привел к преступлениям, а Сано — к углубленному пониманию того, что значит быть самураем. Это понимание и есть бундори Сано, его военный трофей. Несмотря на страдания, Сано получил удовлетворение от того, что действовал по чести и совести. Он будет и впредь поступать так же, потому что иначе не может. Правильное поведение принесет ему счастье.

Когда-нибудь.

— Куда теперь, сёсакан-сама?

Сано вздохнул:

— В замок.

И пусть сердце вечно болит об Аои, а мысли мечутся по суше и воде в поисках ее. Нужно искать счастье в работе, в браке и в верной службе повелителю.

«Когда-нибудь» начинается сегодня.

Примечания

1

Гарда (фр. garde) — металлический щиток выпуклой формы на рукояти меча для зашиты руки. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Гэкокудзё — процесс, в ходе которого воин поднимается к власти. Устраняя своих начальников.

3

Исин-дэнсин — молчаливая, идущая от сердца к сердцу связь, которая особенно ценится в обществе, предпочитающем оставлять глубокие чувства невысказанными.

4

Хинокия — кипарисовый дом.

5

Гонт — клиновидная дощечка из древесины (ели, сосны, осины или лиственницы) для устройства кровель в сельском строительстве.