Обнаженные чувства

Ева открыла один из чемоданов и развесила вещи в шкафу Брэнта, отметив про себя, что он был заполнен только наполовину — там висели лишь самые необходимые вещи. У него не было личных вещей в количестве, которое полагалось бы столь богатому человеку.

Она воспользовалась его огромной ванной, погрузилась в просторную, отделанную голубым кафелем чашу — впервые она купалась в таких шикарных условиях. Он вежливо предложил потереть ей спину, и она так же вежливо отказала ему. Но при этом ее удивило, что он не стал настаивать и вышел, прикрыв за собой дверь.

Позже они отобедали на застекленной террасе, расположенной наверху, с которой открывался вид, почти такой же захватывающей дух красоты, как и из спальни. Через стеклянную крышу Ева разглядывала звезды и сияющий серебром полумесяц. И здесь нежно звучала музыка, а стол был накрыт изысканно: дорогая льняная скатерть, серебро, тяжелый ветвистый канделябр, хрустальные бокалы для вина. Джемисон оказался худощавым седовласым мужчиной с лицом, испещренным преждевременными морщинами. Он был безукоризненно выученным слугой и превосходным поваром. На лице его не дрогнул ни единый мускул, когда Брэнт немного некстати представил Еву в качестве молодой леди, на которой он собирается жениться; Джемисон лишь вежливо кивнул головой в ее сторону, произнеся слова формального поздравления. С такой же официальной вежливостью он принял восторги Евы по поводу приготовленных им блинчиков из морских крабов.

Когда он бесшумно и быстро очистил стол, оставив их вдвоем за бокалом вина, Ева сказала то ли с гневом, то ли с раздражением:

— Ты всегда такой… такой стремительный? В Нью-Йорке меня ждет работа — настоящая блестящая карьера. Почему это ты вдруг решил, что я созрела для замужества и готова бросить ради этого все на свете?

Она заметила, что он наклонился, чтобы вытащить сигарету, прежде чем ответить ей.

— Разве для тебя замужество — это отказ от карьеры, Ева? Знаешь, ведь ты по своей натуре консервативна.

— А ты увиливаешь от ответа!

— Ладно, хорошо, пусть я увиливаю. Что же в таком случае ты хочешь от меня услышать?

Одна мысль, почти оформившаяся в уверенность, неожиданно стала охватывать ее со все большей силой, впервые промелькнув у нее в голове еще там, в самолете, когда он возник рядом с ней.

Теперь же она медленно выговорила:

— Эта новая работа… Все произошло слишком быстро. До этого я прочитала, что Бэбса Бэрри должна была заменить Джоан Нельсон. И там, в Нью-Йорке, поначалу все ходили вокруг меня так, будто я хрустальная. Даже Рэндалл как будто бы… что ли, взвешивал меня. Ведь ты… О, нет! Ты ведь не мог…

Его лицо находилось в тени, и она не могла рассмотреть его выражения.

— Мой дед полагал, что необходимо делать вклады в самые различные сферы, Ева. И, следовательно, я… Черт, какое-то время для меня было почти забавно все это, что-то вроде соревнования. Я вкладывал капиталы в самые сумасбродные предприятия, самые безнадежные, бесприбыльные, и, черт побери, все получалось наоборот. В любом случае, Билл Фонтейн — мой приятель.

— Билл Фонтейн!

Фонтейн был фигурой почти что легендарной: глава телесети, человек, с которым лично были знакомы лишь избранные, те, кто работал непосредственно с ним. Но боялись его все.

Брэнт усмехнулся.

— Ева, если бы ты им не подошла и они бы посчитали тебя неподходящей кандидатурой, тебе бы не предложили этого места. Все именно на таком уровне.

— Ты ведь находился в Нью-Йорке одновременно со мной, ты же нарочно подстроил так, чтобы оказаться вместе со мной на том рейсе, да? На соседнем со мной кресле. Боже мой, ведь ты еще к тому же небось и владелец этой чертовой авиалинии!

— Так, немного акций.

Как это он может оставаться таким сдержанным, бесстрастным? Ева с силой поставила свой бокал на стол, расплескав вино. Он сдержанно поднял в удивлении бровь и снова методично наполнил хрустальный сосуд до краев, пока она смотрела на него в бессильной ярости.

— И конечно же, пока я была в Нью-Йорке, ты все время следил за мной? Так вот почему ты упомянул о Рэндалле, вот почему ты намекал…

Против ее желания, вспомнив о ночи, проведенной с Рэндаллом, Ева вспыхнула. Она чуть не плакала от замешательства и разочарования.

— Мне вовсе не надо было следить за тобой, Ева. Ты была жутко занята, не так ли? Что же касается Рэндалла Томаса, то всем известно, что его хобби — увязываться за каждой новой очаровательной незнакомкой в городе. Он ведь любит входить в женщину и через заднюю дверь, да?

Она долго смотрела на него, не отводя взгляда, и он поднял на нее глаза. Ева почувствовала, как жар распространяется от ее лица по всему ее телу.

Она с трудом выговорила:

— При том, что тебе известно, мне очень удивительно, что ты до сих пор хочешь… хочешь…

Он протянул руку через стол, накрыв ее нервно бегающие пальцы своей ладонью.

— Не нужно так взбалтывать в бокале вино этого сорта, Ева, оно любит отстояться. Черт, с чего это ты взяла, что я собираюсь обвинять тебя за что-нибудь, сделанное тобой? Я ведь не Дэвид Циммер. Черт, я ведь никогда не пытался скрыть, что я вытворял. Единственная моя заслуга состоит в том, что я не лицемер.

Она почувствовала непреодолимое желание резко выпалить ему в ответ:

— Все это лишь потому, что тебе никогда не приходилось ни с кем считаться и жить по правилам, установленным другими. Ты всегда был…

Он выпустил ее руку, откинувшись обратно на спинку своего стула:

— Под защитой денег, которые я унаследовал? Подозреваю, что это так. Естественно, они мне дали свободу, или карт-бланш, если угодно, делать то, что взбредет в мою башку. Мой дед учил меня относиться к ним как к важному и ответственному делу. Но я был еще слишком молод, чтобы усвоить это, когда он умер, а потом у меня были другие учителя… — Он резко оборвал свои слова, осушил до дна свой бокал и вновь наполнил его вином. — Ну, Ева? Хочешь сбежать или останешься?

Она осталась. Она была слишком утомлена, ей нужно было распробовать это вино, к тому же он каким-то необъяснимым образом заинтриговал ее.

Они дернулись в спальню, и… кровать оказалась слишком просторной, чтобы их вновь не притянуло друг к другу. Странно было осознавать, что мужчина, с которым она лежит в одной кровати, который ее завтра утром разбудит, — это не Дэвид. Рэндалл или другие, кто трахал ее бездумно, — они не в счет. Огни города, проникавшие в комнату через гигантское окно, заливали ее отблеском сияния. Ей нравилась эта музыка: мягкая, очищающая от всех забот…

Позже той ночью он вновь любил ее, после этого они заснули: она — тяжелым сном без сновидений, он — легко и беззаботно.

К тому, что рядом с тобой женщина, причем все время одна и та же, да еще и засыпающая всегда рядом, в его постели, — к этому надо привыкать, это займет какое-то время. Впервые после Сил — он не считал тех женщин во Вьетнаме, которым просто не было куда уйти. Он не мог сразу привыкнуть к ее постоянному присутствию, и ему почему-то казалось, что привыкнуть всегда иметь рядом с собой Еву будет сложно. Она была тихой, передвигающейся и жестикулирующей, с врожденной грацией. Кроме того, одета она была или нет, она была чуть ли не самой соблазнительной из женщин, встречавшихся ему — ДРУГ для друга они по-прежнему оставались чужими, почти противниками. Чтобы остаться с ней, он должен перевернуть всю свою жизнь. Ведь он даже всерьез и не задумывался над этим, не так ли?

Брэнт перевернулся на бок, прикрыв спящую Еву простыней почти инстинктивно. Неужели это инстинктивное движение — признак перемены в нем? Он не переставал удивляться самому себе, как это он может заботиться о ком-то, кроме себя. Как же У него будет складываться жизнь с женщиной? Наверное, ее придется брать с собой, когда вдруг у него возникнет желание попутешествовать? Он до конца не мог разобраться в себе. Сосредоточившись на расслаблении, он заставил угомониться свои нетерпеливые мысли, закрыл глаза и постарался унять свою память, пока вновь не оказался в объятиях сна.

Брэнт вызвал к себе своего адвоката еще предыдущим вечером, пока Ева спала, и тот прибыл наутро, привезя с собой кейс, до отказа наполненный бумагами. Было еще десять утра, но к этому времени Брэнт уже два часа как был на ногах. Приняв душ и побрившись, он завтракал в залитой утренним солнцем столовой комнате, когда Дже-мисон объявил о прибытии мистера Дормена.

Уилсон Дормен был стар. Он знал еще деда Брэнта и помог при составлении его завещания. Поскольку в одиночку справиться со сложным клубком финансовых проблем Брэнт не мог, Дормен стал тем единственным человеком, которому Брэнт доверял свои самые конфиденциальные дела. Дормен, теперь уже седовласый старик, знавший про Сил, про стиль жизни и излишества своего клиента, сидел напротив Брэнта за полированным столом из красного дерева, вежливо отказываясь от предложенного завтрака. Как и Джемисон, Уилсон Дормен уже давно приучил себя к тому, чтобы не выказывать ни малейших эмоций при общении с Брэнтом. Однако этим утром он был если не шокирован, то слегка озадачен, не продиктованы ли полученные им на предыдущий день инструкции результатом слабости или бездумной придури его клиента, находившегося под воздействием наркотика.

Брэнт оставил его наедине с чашечкой кофе и пошел наверх, чтобы разбудить Еву. Она спустилась через полчаса, выглядя несколько утомленной, на что указывали темные круги под глазами. Однако в остальном она оказалась собранной и спокойной молодой женщиной. На ней были бежевые вельветовые брюки и палевая шелковая рубашка, на тонкой цепочке висело золотое сердечко от Тиффанв, сочетавшееся с золотыми сережками. Она выглядела моложе и вовсе не такой лощеной и умудренной опытом, как в телепрограмме утренних новостей, которую время от времени смотрел Дормен. Он также заметил, что она казалась не совсем очнувшейся ото сна и в замешательстве смотрела на документы, которые он начал передавать ей, протягивая руку через стол.

— Вы становитесь чрезвычайно богатой молодой дамой, — всетаки вырвалось у него. Не прозвучал ли в его голосе некоторый сарказм? Наверное, он все никак не мог решить для себя, уж не «кладокопа-тельница» ли она, как называли таких женщин в прежние времена. Ева почти что со страдальческим выражением посмотрела в сторону Брэнта, который выручил ее, небрежно бросив что-то в ответ.

— Она осознает это, Уилсон. И, вероятно, ей лучше удастся распорядиться этими чертовыми деньгами, чем это удавалось мне, когда я ими занимался. Данное решение — неожиданность для нас обоих, — продолжил он, поясняя. — Думаю, мы сможем вновь просмотреть все эти документы после того, как поженимся и все войдет в свое русло. Ну, а сейчас почему бы по диагонали не просмотреть поскорее этот славный текст и просто не подписать там, где нужно? Зачтите, пожалуйста, вслух наиболее важные места, те, что непосредственно относятся к Еве. Таким образом, все формальности будут соблюдены, хорошо? — Он бросил взгляд на Еву. — Как тебе, Ева?

— Меня… вполне устраивает. Благодарю вас.

Она пыталась сконцентрироваться на этой мысли, пока Дормен сухо и в деталях зачитывал ей те места, которые, по его мнению, имели для нее наибольшее значение. Сознание ее не слушалось, и все детали проплывали мимо. Она видела, как Брэнт подписывает документы, его волосы отражали солнечный свет, вливавшийся в комнату через открытые окна. Потом своими дрожащими руками она тоже поставила подпись, до конца так и не осознавая реальность всего происходящего, с трудом пытаясь внушить себе, что как только эти документы будут заверены нотариусом, она станет богатой и с этого момента уже не полностью будет принадлежать самой себе.

Наконец, Дормен удалился; к тому времени уже был почти полдень. Говорить и что-либо делать было уже нечего. Они все еще находились в столовой комнате внизу. Брэнт встал и открыл двери, ведущие на другую террасу. Воздух в комнате освежал через открытые окна легкий бриз, вдыхающий в нее чарующий запах моря, принесенный с залива.

Ева нервно прошлась по комнате, разглядывая абстрактные картины и аккуратно расставленные вазы с цветами. Наверху, полуобнаженная, она казалась Брэнту волнующей и даже вожделенной. Однако сейчас, одетая, она стала какой-то обезличенной и почти лишенной очарования, на лице ее вновь проглядывал страх. Наблюдая за ней — уже в который раз, начиная с ночи, — Брэнт в очередной раз задался вопросом: почему же все-таки он принял такое скоропалительное решение и выбрал именно ее в качестве своей будущей жены? Конечно, причины, приведенные им в разговоре между ними, соответствуют действительности, но только ли в них было дело? Не совершал ли он ошибку, выбирая для себя в качестве жены женщину, которая сама призналась ему, что хочет быть с другим? Или самым главным для него было во всей этой затее подвергнуть себя новому необычному испытанию.

Устав от самокопаний, он довольно резко спросил ее, не хотела бы она отправиться на морскую прогулку, и она немедленно, почти с облегчением, согласилась.

Глава 30

Ева обожала прогулки по заливу: причудливые переливы волн, соленый привкус морского воздуха, резкие крики чаек, летящий в лицо ветер, развевающий ее волосы. Поскольку в этот день море было слегка беспокойным, а она не привыкла к качке, Брэнт решил выйти на своей большой прогулочной яхте, более устойчивой к непогоде. К тому же на палубе было достаточно места для солнечных ванн, а ее утомленное, по его оценке, лицо нуждалось в загаре.

Ева переоделась, облачившись в новое, едва прикрывавшее ее прелести бикини, и вышла из каюты на палубу, когда они отошли от берега на несколько миль. В открытом море волна била не так сильно, судно лишь слегка покачивало, и вокруг него то тут, то там появлялись игривые белые барашки.

Она с интересом наблюдала за Брэнтом, стоящим у штурвала, за тем, как умело он сбросил якорь. Видя, как он был весь поглощен работой, насколько он естествен и красив в своих уверенных движениях, она поймала себя на мысли, что смогла бы даже испытывать к нему симпатию в подобные моменты, потому что он не следил за ней и ей не нужно было скрывать свои эмоции и прятаться. Прятаться? От чего прятаться? Разве она все еще продолжает бояться его? Неожиданно до ее сознания дошло, что вот она здесь, в полном одиночестве, наедине лишь с Брэнтом, вокруг — ни людей, ни даже домов, где может найтись хоть одна живая душа. Они одни в открытом море. Он смог бы ее легко утопить, если бы это пришло ему в голову (неожиданный толчок за борт, например). А кто сможет потом доказать, что это не несчастный случай? С какой стати она так легко согласилась выйти в море с ним?

Ева осторожно опустилась на сверкающую чистотой и разогретую от жара палубу и закрыла глаза. Если он захочет выбросить ее за борт, ему придется перевалить ее, отбивающуюся от него, через перила. Ей подумалось, сможет ли припомнить ее та улыбчивая девчушка, которая продала ей бикини в магазинчике в Сосэлито? Несомненно, она запомнила Брэнта — редкая женщина не запомнит его, увидев даже один раз.

«Несчастный случай на яхте!» — такой будет заголовок. Или, например, «Плейбой-миллиардер подозревается в убийстве на воде». Если бы ей выпало снять репортаж об этом, какой бы она дала сопроводительный текст? Дэвид прочел бы заметку и расстроился бы, начал сожалеть!

Непреодолимая ироническая улыбка проступила на ее губах, пока в ее голове роились другие заголовки для этого материала, один мелодраматичнее другого.

— Вот это улыбочка — настоящая стервозно-бабская! Давно таких не видал, — голос Брэнта прозвучал где-то прямо над ней. Она ощутила прохладу от его нависшей над ней тенью и промолчала, зажмурив глаза еще крепче, напрягшись всем телом, прижатым к горячей палубе. Что ему нужно? Что он задумал?

— Ладно, тогда молчи.

Она услышала, что он медленно отдаляется от нее. Потом — тишина, неожиданно разорванная всплеском воды за бортом яхты, вскрики чаек, легкие всплески волн, мягко бьющихся о борт. Куда он подевался? Затаился, выслеживая ее? Она приоткрыла глаза и скосила взгляд, не поворачивая головы, чтобы найти его глазами.

Он сидел на некотором расстоянии от нее, прислонившись к борту. На голове у него была надета шляпа, закрывавшая лицо. Босоногий, с обнаженным торсом, в тех же белых шортах с неровно оборванными штанинами, в которых он был изображен на фотографии, прикрепленной к календарю Фрэнси. Он все-таки следил за ней, однако она не могла рассмотреть, что выражали его глаза; да разве хоть кто-нибудь мог разобраться в этом?

Он ничего не говорил, просто продолжал смотреть на нее, и она вновь быстро зажмурилась. Что было в его голове? Несмотря на ровный жар от палящих солнечных лучей, падавших на ее тело, Ева непроизвольно задрожала. К черту его! К черту ее дурацкую уступчивость, из-за которой она оказалась здесь, из-за которой она начала верить ему. Она. наверно, совсем спятила, чтобы согласиться иметь с ним хоть минимальные отношения. Но то, что вытворял с ней Дэвид, всегда толкало ее на сумасбродные, ребяческие поступки. Разве то, что с ней происходит сейчас, не один из них? Но Брэнт — не тот человек, с которым можно было шутить. Брэнт Ньюком опасен, он — холодный, расчетливый, таящий в себе смертельную опасность. Тип, которому она ни в коем случае не может доверять: разве у нее не было возможностей самой удостовериться в этом? Как опасно недооценивать угрозы, исходящие от него?

Что он там сейчас замышляет? Ева не могла найти ответа и заставила себя думать, что это ее не интересует. Стараясь выглядеть как можно более расслабленно и непринужденно, она перевернулась и легла на живот, ощутив ласковый жар палубы своей грудью. Теперь она почувствовала себя немного спокойнее, отвернувшись от его испытующего взгляда, запрятав лицо в изогнутой в локте руке. Он так и не пошевелился. Чего он выжидает?

Брэнт тоже никак не мог догадаться, о чем она думает, замкнувшись в этом своем молчании? Чего она ждет? Зачем он ее сюда притащил? Она была словно комок нервов, слишком боялась его, чтобы суметь расслабиться, он чувствовал это. Но она, похоже, вначале сама захотела пойти с ним в плавание на яхте. Может быть, здесь, в открытом море, под лазурным небом она чувствовала себя безопаснее? Он так и не мог понять, почему все-таки она согласилась с его полностью сумасшедшей идеей об их браке. Замужество — это так традиционно. Самая старая ловушка. В чем же истинная причина? Он-то знал, что ему нужно, но она? Чувство обеспеченности, вероятно, деньги. Наверное, его предложение стало для нее чем-то вроде бегства. Для них обоих это было азартной игрой, ведь любые отношения между разными людьми — это захватывающе азартная игра. В чем разница между попыткой поймать за руку счастливый случай, заключив брак, и гонках на автомобилях или скоростных скутерах? Или сумасшедших трюках, выделываемых на самолете, готовом развалиться на части? Либо тебе удастся выжить, либо нет. Черт, вполне возможно, что, в конце концов, это когда-нибудь принесет пользу им обоим. Ему показалось, что, если она переборет себя, с ее стороны будут приложены все усилия для успеха задуманного им предприятия. Ну, а со своей стороны он тоже не останется в долгу: ты же всегда старался вовсю, особенно когда ты оказывался в ситуации «все или ничего», Брэнт Нькжом. Отбрось тень Сил… Сможет ли он когда-нибудь сделать это? Не в этом ли главная причина?

Брэнт закрыл глаза и подставил лицо под палящие лучи солнца, запрокинув голову. Вдруг ему зверски захотелось спать. Он опустился на палубу, лег на спину, накрыл лицо шляпой и постарался полностью игнорировать ее откровенно испуганное поглядывание в его сторону. Она ведь никуда не убегает от него. Когда он проснется, она будет здесь, на месте.

Солнце припекало все жарче, и Ева передвинулась, расположившись так, чтобы быть в тени от корпуса каюты. Слава Богу, она еще не обгорела, а лишь слегка «поджарилась». Сквозь полуоткрытые веки она рассмотрела, что он спал — или притворялся? Слава Богу, что хоть так. Ей очень захотелось уметь вот так же легко засыпать, как и он.

Она некоторое время пролежала без движения, стараясь полностью очистить мозг от каких-либо раздумий, как учил ее Питер. Не получается… Яхта под ней покачивалась почти как люлька под заботливой рукой матери, а солнечные лучи плавили ее кожу, на которой проступила влага. Очень захотелось пить — что-нибудь холодное, из огромного стакана. Ева осторожно поднялась и на цыпочках зашла в каюту. Да, здесь был холодильник, до отказа забитый бутылками и банками. Она налила себе в стакан апельсинового сока и набросала в него целую кучу кубиков льда.

— Мне тоже налей, пожалуйста.

Его вежливый голос донесся до нее снаружи, и она подпрыгнула от неожиданности, плеснув ледяным напитком на босые ноги. Черт его подери! Да что же это он спит, будто кошка — такой же чуткий и хищный?! Она налила сока во второй стакан, опустила ледяные кубики, не спросив даже, какого напитка ему хочется. Покачиваясь в такт плавным колебаниям яхты, Ева вышла на палубу, неся стаканы. Брэнт лежал в том же месте и в той же позе: на спине, лицо накрыто шляпой.

Забыв свои предыдущие страхи и недоверия, наполнившись лишь раздражением, Ева подошла к нему и остановилась над ним, ожидая, пока он обнаружит ее присутствие. Когда же она увидела, что он никак не реагирует, она присела на колени позади него, осторожно держа стаканы, чтобы не облиться.

Их судно мерно покачивалось, и лед позвякивал внутри стаканов; несколько капель напитка выплеснулись через край и блестели маленькими осколочками стекла на его смуглой коже.

Наконец он двинулся, слепо вытянув руку, дотронулся до ее лодыжки и чуть поднял ее вверх.

— Не трогай! Черт, я же потеряю равновесие!

Ее тело дернулось, и на него пролилось еще немного соку, отчего он состроил кислую гримасу.

— Господи помилуй, до чего же ты неуклюжая!

Он резко сел, взял стакан из ее дрожащих от холода стекла пальцев и искоса посмотрел на нее. Они сидели совсем близко, тяжелыми взглядами смотря друг другу в глаза, как бы примериваясь. На мгновение она нервно прикусила нижнюю губу, потом, словно очнувшись, жадно принялась за свой напиток, не сводя с него глаз, отчего он невольно заулыбался.

— Знаешь, так нельзя. Что же мы зверями друг на друга смотрим? Он поставил свой стакан и ловким движением моментально расстегнул лифчик ее бикини, прежде чем она успела что-нибудь произнести.

— Брэнт, не надо! — запротестовала она, но как-то неубедительно. Он наклонился, и она ощутила на кончике своего соска его ледяной от выпитого сока язык. Она положила руки ему на плечи, как бы отстраняя его; он почувствовал, что ее тело задрожало, и плавно пригнул ее к палубе.

— А вдруг подплывет какой-нибудь катер?

— Ну и что? Я ведь накрою тебя своим телом: сейчас мы будем трахаться в традиционной классической позе.

Его руки начали приспускать ее символические трусики, завязанные на ниточках по бокам. Его язык нежно очерчивал окружность ее углубления посередине живота, а затем продолжил свое путешествие все ниже и ниже. Она как бы со стороны услышала свой протестующе-сладострастный вздох.

— Нет, — выдохнула она.

— Да, обязательно.

Ева бросила тщетные попытки перебороть свое собственное чувственное возбуждение и предоставила свою плоть во власть его рук, губ и языка, в свою очередь пробуя его кожу на вкус, наполняя себя его морским солоновато-сладким ароматом. Наконец она ощутила его губы на своих губах в момент, когда он начал нежно и бережно с ней сливаться, погружаясь в нее словно в море.

Ева зажмурила глаза от солнца и от всепоглощающего желания; ей представилось, что она — скаковая лошадь, а он — неутомимый наездник. Неожиданно она сама превратилась в неукротимого мустанга, рвущегося вперед, наполненного жаждой страстного движения. Они словно схлестнулись в поединке, в битве за превосходство, за право диктовать свои волю и желания, и это сражение, казалось, будет длиться бесконечно, потому что ни один из них не собирался уступать.

Они вдруг, будто бы устав от привычных движений, начали искать новые пути друг к другу. Кожа на их телах увлажнилась, стала скользкой под гнетом страсти, под гнетом солнца, сплавившего их в одно целое. .. Они уже настолько слились друг с другом, что стало неясно, где проходит грань между женской чувственностью и мужской мощью; все перемешалось, роли поменялись и продолжали меняться в бесконечно упоительной в своем опустошающем сладострастии череде…

Когда, наконец, силы их иссякли, солнце уже ушло в сторону. Тени вытянулись и сгустились, ветерок стал крепчать, раскачивая яхту и остужая их тела. Ева чувствовала, будто ее покинули все ее силы, до последней капли. Она лежала на спине на палубе, ослабев настолько, что в самом прямом смысле этого слова не могла пошевелиться, даже когда Брэнт поднялся на ноги и приподнял ее.

Он принес теплое влажноватое полотенце и начал медленно охватывать им ее тело, нежно протирая все потаенные уголки. Неожиданно ей показалось, что этот человек не может быть тем самым типом, который приветствовал ее на рауте той ледяной улыбкой и циничным взглядом всего месяц назад.

— Слушай, кажется, тебе уже требуется другой напиток. Я принес тебе пива.

Ему пришлось снова усадить ее, прислонив к боковой стене каюты, чтобы она могла пить, сжав бутылку обеими руками. Он присел рядом, его нагота была лишь слегка прикрыта полотенцем. Он положил на ее тело тряпицы ее эфемерного бикини и рассмеялся:

— Я мог бы заняться с тобой любовью снова, просто оттого, что опять вижу тебя рядом…

— Я бы уже этого не выдержала.

— Я бы тебя поддержал.

Она почти со страхом посмотрела на него.

— Знаю, смог бы, но…

— Но я не буду. Я постараюсь научиться приходить к тебе только тогда, когда ты сама захочешь меня. Это очень для меня непривычно, но я постараюсь.

Она слегка дотронулась до него, так и оставив свою руку на его нагом теплом бедре.

— Я тоже постараюсь. Но тебе нужно будет стать… добрее, что ли? Пожалуйста. Ты сможешь? Или хотя бы немного терпеливее со мной. Мне не нравится, когда мне причиняют боль, Брэнт. И сама я не люблю причинять боль кому-либо.

— Да, я знаю это. Я не буду больше делать тебе больно, я ведь уже обещал.

Она закрыла глаза, склонив голову на его плечо в первый раз; под ними плавно покачивалась яхта.

Глава 31

Стелла собиралась замуж за Джорджа Кокса. Первым, кто от нее узнал об этом, был Дэвид. Ведь к этому времени они до какой-то степени сблизились, и она все больше проникалась доверием к нему. Однако сегодня он выглядел весьма озабоченным какими-то проблемами. В ответ на сообшение Стеллы он пробормотал дежурные поздравления, думая о чем-то своем.

Стелла, кажется, догадывалась, чем он поглощен: она искренне ему сочувствовала по поводу его сестры-подростка, о которой он с гневом и болью рассказал ей, о ее связи с каким-то малознакомым ей типом и о том, что она сбежала с ним. Бедняжечка Дэвид, думала она. Но что можно поделать с современными детишками? Так она и сказала Дэвиду. Мол, если Фрэнси уже почти исполнилось восемнадцать лет, значит, девчушка уже достаточно созрела, чтобы осознавать свои поступки или, по крайней мере, устроить свою судьбу.

— Да уж, конечно! — ответил он тогда на это, и Стелла ощутила всю силу его горечи, которая прорвалась в этих словах, несмотря на то что он всячески пытался скрыть свои чувства.

Дэвид был по-настоящему добрым и милым, и он заслуживал получить от жизни гораздо больше, чем имел, он абсолютно чист перед лицом своей совести — так она ему и сказала тогда.

Может быть, именно из-за того, что они стали ближе друг для друга, она ожидала от него большего участия в ней, когда сообщила ему об их с Джорджем будущей свадьбе. Вместе с тем Стелла имела достаточно прагматичный взгляд на жизнь, чтобы не слишком сосредоточиваться на этом. Поэтому она подумала про себя: «Да ладно, что это я? Я злюсь на него только потому, что Дэвид — это единственный мужик, с которым у меня по-настоящему получилось? Ведь особых чувств никто из нас двоих не испытывал. Бедный малый Дэвид, весь он в заботах. Эта сучка Ева…»

Даже Марта хранила молчание по поводу того, что там у них произошло на самом деле, да и Дэвид был не из разговорчивых, и все же из того, на что он намекал… Ей не терпелось поподробнее разузнать, что же на самом деле было между Дэвидом и племянницей мистера Берн-стайна. Девчонка, видимо, всерьез нацелилась на Дэвида, это было видно невооруженным взглядом; Глория по этому поводу совсем взбесилась, и от этого Стелла пребывала в потаенном, но полном удовлетворении: наконец-то у Глории ни черта не выходит!

Стелла бросила взгляд на телефон. Одна из лампочек горела: линия Дэвида была занята почти весь день.

Она вновь и вновь возвращалась к размышлениям о том, что же все-таки предпринял Дэвид после того, как она сообщила ему, что Ева должна была возвратиться из Нью-Йорка, а Марти нет в городе, поэтому Еву некому встретить в аэропорте. Вчера он на целый день взял отгул, но сегодня она так и не смогла рассмотреть в нем чего-либо особенного, что бы контрастировало с его обычным поведением. За исключением, пожалуй, этой его постоянной озабоченности.

Марти… Стелла не могла сдержать грустного вздоха. Марти еще не в курсе, хотя для себя Стелла решила ничего не скрывать от Марти сразу с того момента, когда она начала встречаться с Джорджем. Она так хотела быть с Марти — наверное, это уже просто вошло в привычку, — но замужество и жизнь с Джорджем являлись наилучшими, наиболее практичными поступками, которые она должна была совершить. Он был богат, она тоже станет богачкой и, наконец, получит свободу! Никаких отсидок с девяти до пяти. Деньги превращают тебя в истинно свободную женщину — кто бы там ни лепетал что-то насчет того, что есть вещи, которые не продаются за деньги.

Одна из телефонных линий оставалась незанятой, и если бы она захотела.