Под небом Испании

– Где же, Мария, мы возьмем свободное время?

– Я согласна заниматься по вечерам.

Со следующего дня вечерами Мария осваивала пулемет, а днем помогала мне учить бойцов. И занятия стали проводить по-новому. Когда бойцы собрались на стрельбище, Мария перевела им: «С сегодняшнего дня будем заниматься по новому методу. Ваша задача заключается в том, чтобы работать так, как работает Павлито, обращаться с пулеметом, как обращается он. Следите внимательно и запоминайте до мельчайших подробностей все движения его рук, чтобы потом повторять самим».

Бойцы хором ответили: «Буэно» (хорошо).

Так началась наша учеба по принципу: делай так, как я. И сразу дела пошли лучше.

Бойцы, которые хорошо усвоили приемы действия, уходили к другим пулеметам и расчетам и там продолжали тренировки. Но встречались и сугубо штатские люди, которым нелегко давалась воинская наука. Показываешь таким, как надо заряжать ленту, нажимать на гашетку, они понимающе кивают головой: «Компрендо» (ясно). Но как только допускаешь их к самостоятельной работе, они теряются и забывают, что надо сделать, чтобы заставить пулемет работать. Особенно трудно усваивался процесс выстрела. На «пуговку» – то нажмут, а предохранитель забудут поднять. Тогда приходилось брать руку ученика, ставить ее на положение стрельбы, а потом крепко жать его палец, которым он должен поднять предохранитель. Мария в это время переводит и указывает на ошибку. Боец виновато улыбается.

Так мы учили пулеметному делу и проводили практические занятия по стрельбе.

Лучших бойцов-испанцев, отлично владеющих пулеметом и методикой обучения, мы оставляли инструкторами.

Вскоре стали приходить вести с фронта от наших первых выпускников. Как правило, и они и пулеметы нас не подводили.

Я много передумал в эти дни. Мы сумели обучить несколько расчетов для отправки на фронт и даже провели практические стрельбы боевыми патронами. Однако уверенности в том, что я их хорошо подготовил, не было. Сумеют ли они во время жаркого боя устранить ту или иную неполадку? Не растеряются ли? До меня доходили слухи, что в бою пулемет «максим» часто отказывал. Неопытные пулеметчики не могли быстро разобраться, в чем дело. И кое-кто стал отказываться от пулемета. Мне больно было слушать это. Ведь я прекрасно знал, как безотказно работает он в умелых руках. Все дело в квалификации пулеметных расчетов.

Через несколько дней расстроенная Мария заявила:

– Павлито, я не могу больше работать. Вам нужна молодая, более энергичная переводчица. Поэтому убедительно прошу вас: в ближайшие два-три дня подыщите себе другого помощника.

«Что случилось? – подумал я. – Неужели обидел? Делать нечего. Сейчас много добровольцев-интернационалистов, знающих хорошо русский и испанский язык, и из них кого-нибудь и приглашу».

Через несколько дней все выяснилось. В течение рабочего дня Марии приходилось вместе со мной бесконечное число раз ходить от огневого рубежа до мишени, объяснять, куда нужно целиться, как держать мушку в прорези прицела, как попасть в цель. А расстояние от огневого рубежа до мишени сто метров. За десять-двенадцать часов ей приходилось прошагать около тридцати километров. Нелегко, конечно. При этом нужно учесть возраст и обувь – туфельки на высоких каблуках.

Старательно выполняя служебные обязанности, Мария так стерла ноги, что не в состоянии была ходить. От постоянных пулеметных очередей у нее кружилась голова и звенело в ушах. Потому-то она и просила заменить ее. Но переводчиц пока в учебном центре не было, и Мария продолжала некоторое время работать со мной, лишь изредка напоминая о своей просьбе.

А однажды Мария не вышла на работу. Домашние сообщили, что она больна и лежит в госпитале. Я решил навестить ее. В один из вечеров пришел в палату. Мария до слез обрадовалась моему появлению.

– Павлито, извини меня, – взволнованно начала она, – я чувствую себя виноватой, что не могу больше работать, но сейчас я не помощник, – и она смущенно улыбнулась.

Так лишился я своей помощницы.

С полигона я каждый вечер приезжал в Альбасете. День ото дня в городке становилось все теснее, отовсюду прибывали новые группы добровольцев: чехи, югославы, болгары, поляки, румыны, венгры, немцы.

До назначения в интернациональные бригады добровольцы жили в гостинице. Питались мы все в местном ресторане, по вечерам он превращался в своеобразный клуб.

Помню, в один из вечеров мы с Митей Цюрупой зашли в ресторан и увидели, что столы сдвинуты. Мое место оказалось рядом с девушкой из Франции, звали ее Луиза.

Никто никому слова не давал, а ораторов было много. Выступавшие стремились перекричать один другого, высказаться до конца. Рассказывали о своей судьбе, о том, зачем приехали в Испанию. Многие добровольцы из капиталистических стран проклинали свои правительства, которые ведут предательскую политику по отношению к республиканской Испании.

Особенно запомнилось мне выступление Луизы. Она бежала из тюрьмы и недавно приехала в Испанию. Она клялась бороться за республиканскую Испанию до последнего дыхания, до тех пор, пока рука сможет держать винтовку.

Говорила Луиза темпераментно, ее клятва потрясла добровольцев. С ненавистью рассказывала девушка о германских и итальянских фашистах, поддерживающих мятежников.

Тогда я усомнился, сможет ли она выполнить свою клятву. И она поняла это. Забегая вперед, скажу, что судьба уготовила нам встречу, уже на фронте, на переднем крае. Но это будет позже, а сейчас девушка встала и ушла.

Мне было неловко.

– Вот, Саша, какие дела. Девушка явно обиделась на нас, – заметил Митя.

– Что же делать? Надо найти ее, извиниться.

– Ладно, утро вечера мудренее. Пойдем спать.

III

Путь до Мадрида. Дед и внук. Немного истории. Аранхуэс в развалинах. Первая бомбежка

Утром меня вызвал Петрович и сообщил обстановку, которая сложилась под Мадридом.

– Сейчас на Центральном фронте и особенно под Мадридом обстановка напряжена, события развиваются молниеносно. Мятежники готовятся к решительному штурму Мадрида. Крестьяне-перебежчики сообщили, что в районе Толедо Франко сосредоточил отборные войска и почти всю лучшую технику, переброшенную из Германии и Италии.

О падении Мадрида фашистское радио и печать говорили как о недалеком будущем. В прессе мелькали снимки марокканцев, прибывших в Испанию «спасти христианскую религию от красных». Проскользнуло сообщение, что в конюшне приготовлен уж белый конь, для победного въезда в город генерала Франко.

Весь ноябрь шли ожесточенные бон за Мадрид. Здесь решалась судьба республики. Уверенные в своих силах, мятежники со дня на день намеревались нанести смертельный удар по столице. Главное направление удара планировалось с юго-запада, от района Толедо.

Стянув сюда большие силы и развивая наступление по дорогам Толедо – Мадрид и Эстремадура – Мадрид, мятежники заняли Навалькарнеро. Шла вторая неделя наступления. Атаки следовали одна за другой. Мятежники вводили в бой артиллерию, итальянские танки, немецкую авиацию, марокканскую кавалерию, части иностранного легиона, отряды «рекетес» и фалангистов. Шестого ноября 1936 года генерал Варела, начальник главной колонны мятежников, наступавших на Мадрид, издал приказ о штурме города в шесть часов утра 7 ноября.

Офицеры связи помчались с приказом в части. Но вскоре совершенно секретный пакет попал в руки республиканцев: передовые части правительственных войск нашли его у убитого офицера-танкиста.

И в этот тяжелый и трудный момент по решению Ларго Кабальеро совершенно неожиданно вдруг правительство выехало в Валенсию.

Вместе с правительством покинуло город и военное министерство, штаб фронта. Многих наших советников испанцы перевели в Валенсию.

Пустынно и неуютно стало в здании военного министерства и штаба фронта. Ветер гонял по полу обрывки бумаг, телеграфных лент, щелкал открытыми настежь окнами.

Защиту Мадрида возглавил теперь Комитет обороны, в который вошли представители всех партий Народного фронта.

Настал и для нас, добровольцев, час испытаний. Быть может, завтра в Мадриде мы должны сделать то, для чего приехали сюда, для чего учились дома, для чего носили у сердца партийные билеты. На баррикадах Мадрида были коммунисты, социалисты, анархисты, республиканцы. Разные дороги привели их в окопы. У каждой партии своя платформа, свои политические убеждения. Но сейчас всех объединяет ненависть к фашизму. Впрочем, с нас, коммунистов, больший спрос.

Я стоял в кабинете у Петровича и внимательно слушал его приказ. Сегодня он был как никогда серьезен и особенно подтянут. Глаза припухшие и усталые – следы бессонной ночи. Таким его здесь я еще никогда не видел.

– Как мне известно, у тебя хорошо подготовлены двадцать четыре испанских пулеметных расчета? – обратился ко мне Петрович. – Поедешь вместе с ними в Мадрид. Настало время действовать. Прихватишь с собой два-три десятка пулеметов «максим» с боеприпасами. Если все это привезешь вовремя – будет большая помощь республиканцам. Подбирай надежных людей.

Петрович предупредил, чтобы пулеметы, привезенные в Мадрид, попали в руки бойцов 5-го коммунистического полка. Он также сообщил, что вместе со мной в Мадрид едет испанский офицер из штаба Центрального фронта. Он знал, где нам остановиться в столице, кому передать пулеметные подразделения, с кем держать связь.

Провожая меня, Петрович говорил не спеша, задумчиво, как бы взвешивая и проверяя свои слова. Потом его глаза потеплели:

– Вижу, вижу, о чем хочешь спросить, – заулыбался он, – останешься в Мадриде, попробуешь своих молодцов в деле.

И он посоветовал мне проситься в одно из подразделений Листера или Модесто.

– Посмотришь, как стреляют, да и сам в грязь лицом не ударь, покажи, как следует бить по целям, – подзадоривал Петрович. – А то, наверное, привык уже целиться только в тире.

– Постараюсь сделать все, как надо, – ответил я.

Настало время прощаться с Петровичем, и я вдруг вспомнил о главном: «Встретит ли меня в Мадриде кто-нибудь из русских?»

Петрович широко раскрыл глаза и сделал такое лицо, как будто его спрашивали, «есть ли жизнь на Марсе».

– Эх, камарада Павлито, что ты спрашиваешь? Откуда я знаю, есть ли в Мадриде русские? – И он лукаво улыбнулся. – Думаю, что есть. А пока придется ехать одному.

Я радовался новому приказу. Честно говоря, мне как-то было неудобно перед моими учениками. Они проходили курс обучения и отправлялись в действующую армию, а я все сидел в тылу, не мог им в бою показать, как работают наши «максимы». И вот я тоже еду на фронт, к пулеметчикам.

Перед отъездом я вместе с испанскими дружинниками смотрел наш фильм «Чапаев». Испанцы шумно реагировали на все события, происходящие на экране, подбадривали чапаевцев, по-детски плакали, когда воды холодного Урала сомкнулись над головою смертельно раненного комдива. Я смотрел фильм и вспоминал свое детство. Ведь Чапай был мой земляк. И река Урал – моя родная река. Мальчишками мы сутками скакали на палках верхом, подражая кавалеристам. Вместо бурки – дедовский тулуп, вместо папахи – зимняя шапка. И все мы мечтали стать пулеметчиками, кавалеристами, комиссарами.

И вот теперь здесь, в Испании, мои боевые соратники тоже увидели Чапаева, его лихого ординарца Петьку.

… Прошло несколько дней. Закончены сборы, и мы приготовились в дорогу. Рано утром, когда на горизонте едва начало светать и черное небо слегка посиреневело, раздалась команда: «По машинам!» Шумные, говорливые испанцы и интербригадцы в мгновение расселись по местам.

Солдаты, одетые в новое обмундирование, вооруженные кто карабином, кто винтовкой, кто пистолетом, оживленно обсуждали предстоящее сражение. Огромные, с тупыми радиаторами грузовики взревели моторами. Колонна тронулась по Альбасетско-Мадридской автостраде.

Я и мой попутчик – офицер забрались в кузов на ящики с патронами.

Дорога причудливо вилась под лучами солнца, словно хотела скрыться, убежать от жары. По сторонам скалистые горы сменяли спокойные долины с виноградниками, фруктовыми садами.

Под раскидистыми деревьями одного из таких садов машины остановились. Вездесущие мальчишки деловито принялись оглядывать солдатское снаряжение, щупали наши военные френчи, с завистью гладили кобуры пистолетов. К головной машине подошел седой, сгорбленный старик. Огромная соломенная шляпа закрывала его лицо.

Дед ласково оглядел нас, медленно поднял старческую руку:

– Салюд, камарада!

– Здравствуй, отец, – ответил я. – Жарко в Мадриде?

– Жарко, очень жарко, русский, – медленно заговорил старик. – Ох, как жарко. – И он стал грозить кулаком, адресуя свои проклятия фалангистам.

Только теперь мы заметили, что сзади старика стоит худенький парнишка лет четырнадцати с огромной кошелкой апельсинов. Дед поманил мальчика крючковатым пальцем, тот подошел и принялся раздавать золотистые апельсины пулеметчикам.

– Бери, бери, камарада, – шептал испанец каждому. – Вырастим еще. Только одна просьба: возьмите с собой моего внука Валентина Розалес. Смекалистый парень. Будет хорошим бойцом.

Мы замялись. Мал парень-то. Может быть, взять в пулеметный расчет подносчиком патронов? Старик настаивал. Он положил руку мне на плечо, умоляюще заглянул в глаза.

– Уважь, камарада. Возьми. Я не могу держать винтовку, он за меня станет мстить иродам.

Мы согласились. Валентин Розалес поехал вместе с нами в Мадрид.

И снова дорога. Седая, пыльная, она отчаянно бросалась под колеса машин. Я долго смотрел на загадочные предметы впереди. Можно было подумать, что какой-то шутник воткнул в землю гигантские спички. Когда подъехали ближе, увидел обыкновенные трубы. Трубы на поверхности, а вся деревня спряталась под землю.

Люди здесь жили в сырых землянках. Да, это не то фешенебельные виллы Барселоны, Валенсии, Мадрида. Уж сюда-то наверняка не приезжали загорать богатые туристы из Европы и Америки!

Здесь живет бедный люд Испании. Это против них подняли фашистский мятеж генералы Санхурхо и Франко. Реакционеры спрятались, притихли, когда родилась республика. Главный организатор и вдохновитель мятежа генерал Санхурхо, сделавший блестящую карьеру на войне в Марокко, был начальником гражданской гвардии при монархии. 10 августа 1932 года он поднял в Севилье восстание против республики. И все же монархисты тогда еще просчитались. Предателя арестовали. Однако нашлись сердобольные, и виселицу ему заменили тюрьмой, А потом мятежному генералу помогли бежать в Португалию, где он завербовал наемников. Побывав в Германии, Санхурхо договорился с Гитлером о поддержке. Казалось, все было готово к выступлению.

Но когда Санхурхо пытался тайно перебраться в Испанию, его самолет неожиданно рухнул на землю. Так бесславно закончил свой путь один из главарей мятежников.

Но реакционеры не унимались. Они сделали теперь ставку на Франко. Он всегда был сторонником военного мятежа и противником республики. Франко выступал за установление в Испания фашистской диктатуры и готов был на самые тяжкие преступления ради достижения своей цели.

Первым подручным Франко был генерал Мола. Он тоже начинал в Марокко. А затем, будучи начальником полиции при правительство Беренгера, стрелял по студентам-медикам, вышедшим на демонстрацию, обрушил огонь на госпиталь медицинского факультета. При правительстве Хиля Роблеса Мола делал карьеру в Наварре.

План мятежа был продуман до мельчайших деталей. Пытаясь дезориентировать правительство относительно размеров заговора, фалангисты подняли шум в Марокко.

В ночь с 17 на 18 июля 1936 года здесь началось восстание. Одновременно поднял голову на Канарских островах генерал Тоду. Центральная Испания пока выжидала. Когда же правительство кинуло флот к берегам Марокко и перебросило туда часть сухопутных сил, мятежники начали открытую борьбу, выступив в Наварре и Старой Кастилии.

Одновременно загремели выстрелы в Барселоне, Севилье, Сарагосе, Вальядолиде. Мятеж охватил все округа, часть армии пошла за монархистами.

В Мадриде восстание вспыхнуло в казармах Ла-Монтанья, представляющих собой настоящую крепость. Здесь засело около четырнадцати тысяч солдат во главе с самым и реакционными офицерами. Против мятежников выступили не только народная милиция, но и рабочие и интеллигенция Мадрида. Казармы были взяты приступом. Попытки мятежников поднять восстания в военных лагерях Карабанчель, Куатро Виентос, Хетафе, Викальваро, расположенных около Мадрида, лопнули как мыльный пузырь.

И тем не менее опасность росла с каждым днем. Генерал Мола наступал на Мадрид с севера. Захватив Сарагосу, Наварру, Старую Кастилию, он двумя колоннами двинулся к столице через горный хребет Сьерра-де-Гвадаррама.

Не доезжая реки Тахо, мы почувствовали близость боев. По обочинам дороги зияли воронки от авиабомб, громоздились развалины на улицах деревень. Чаще и чаще появлялись постовые, придирчиво проверявшие документы.

Аранхуэс – небольшой городишко на нашем пути – был полуразрушен. Фашисты, видно, частенько наведывались сюда. Шофер Гарсиа чертыхался: «Как раньше зеленела эта улица! А сейчас что сделали? Подлецы!»

В центре города колонна остановилась. Развалины дома загородили проезд.

Шофер ткнул дверь. Она не открывалась: мешал огромный камень от разбитого дома.

С большим трудом Гарсиа все же удалось выбраться из кабины. Мимо нас непрерывным потоком тянулись беженцы. Жители полуразрушенного городка в панике оставляли свои дома. Старики, матери с детьми – все бежали куда глаза глядят. Каждый из них нес что-то в руках. К нам подошли несколько мужчин. Они помогли расчистить дорогу, и машины смогли двигаться дальше.

Наш путь близился к концу. Когда мы уже считали себя в безопасности, над колонной неожиданно завыл самолет противника. Не прицеливаясь, он спикировал на машины и принялся «поливать» колонну пулеметными очередями.

Завизжали тормоза. Захлопали дверцы, шоферы бросились врассыпную. Чертыхаясь, соскакивали с машин пулеметчики, падали на потрескавшуюся, пыльную землю. После одного из заходов свечой вспыхнула головная машина. К нашему счастью, на ней не оказалось боеприпасов.

Рядом со мной, сердито отряхивая красную пыль с френча, стоял грузный французский докер Поль Боде. Можно подумать, что его больше всего раздражала не наглость фашистского летчика, обстрелявшего машины, а говорливость шоферов, медленно заводивших свои тяжелые грузовики.

Отряхнувшись, он быстро достал тощую сигаретку, сунул такую же мне и моему спутнику и блаженно закурил. Огромные мозолистые руки бережно держали крохотную сигаретку, словно докер боялся пропустить хотя бы одну затяжку. Затем он быстро очистил винтовку, по-хозяйски, бережно обернул ее в одеяло и забрался в кузов машины.

Много лет спустя мне попались в руки стихи Рафаэля Альберти, лучшего друга выдающегося поэта Испании Фредерико Гарсиа Лорки.

Читая их, я вспоминал дорогу на Мадрид, и мне казалось, что поэт был рядом с нами в машине. Альберти посвятил свое стихотворение «Бойцам интернациональных бригад»:

Пускай ваш край далек, не устрашились дали

Сердца, что шире всех границ и рубежей,

Вам угрожала смерть, и смерть вы повидали

В горящих городах и средь чужих межей.

Пускай далек ваш край, великий или малый,

Пятном отмечен он на карте иль мазком,

Вас общая мечта в дорогу поднимала,

Хотя бы не владели общим языком.

Вы нам помочь пришли…

Вам даже цвет неведом

Тех стен, какие защитили вы,

От них вы двинулись к победам,

И многие из вас не сносят головы,

Но вся Испания раскрыла вам объятья,

И в каждой хижине для вас огонь горит,

Испанские моря вам громко плещут, братья,

И вашим именем прославлен

наш Мадрид.

Ни француз, ни я не думали тогда, что о нас когда-нибудь напишут стихи.

Гудрон гудел под колесами. Девять часов находились мы в пути, Наконец и окраины Мадрида: окопы, проволочные заграждения. С ног до головы увешанный гранатами, пулеметными лентами, анархист револьверным выстрелом остановил колонну, потребовал документы. Он медленно читал наш пропуск. Когда все было прочитано и сверено, он, расстроенный, что снова придется оставаться одному с небольшим взводом, разрешил ехать дальше. В четыре часа дня 18 октября мы прибыли в Мадрид и разыскали улицу Листа.

IV 

Военная база в Мадриде. Трагедия на улице Листа. Женский монастырь. В штабе генерала Вальтера

Площадь, где мы остановились, с одной стороны обнесена была дощатым забором, с другой – невысокой кирпичной стеной. Сквозь дыры в заборе виднелись низкие щербатые бараки.

Позже я узнал, что эти подгнившие бараки – перевалочная военная база. Здесь сосредоточивались вооружение, техника, боеприпасы, которые шли с тыла на фронт и с фронта в тыл.

Не успели мы расположиться, как мой попутчик, испанский офицер, крепко пожал мне руку и, ничего не сказав, ушел в город. Это немного удивило меня, ведь я не знал, что делать дальше: ждать его возвращения или действовать самостоятельно. Позже мне сказали, что сопровождающий, так быстро ушедший в город, был не кто иной, как интендант из бригады Листера – Лопес.

Я решил ждать. Наверное, Лопес, едва сдержавший радость по случаю прибытия подкрепления, поспешил доложить своему начальнику, что пулеметные подразделения, хорошо обученные и вооруженные, без потерь прибыли в Мадрид. А заодно и сообщить, что вместе с ними приехал русский.

Ожидая, когда он вернется, я пошел осматривать площадь и бараки за забором. Зашел в караульные помещения, осмотрел все уголки и закоулки военного склада, узнал, где что лежит, и, к удивлению, никто меня не остановил, не окликнул, не задержал.

Часовые равнодушно смотрели на меня и продолжали заниматься своим делом. В дальнем углу, спрятавшись от начальства, четверо солдат, бросив ружья, играли в карты. Они шумно шлепали картами о ящик из-под патронов, отчаянно жестикулировали, ругались и громко смеялись. Проигравшего шлепали картами по носу.

Я прошел мимо них, открыл низкую дверцу в склад, где были сложены ящики с патронами, а часовые даже и бровью не повели.

В караульном помещении, куда я зашел в надежде найти разводящего или начальника караула, лежал на роскошном диване и блаженно улыбался толстенький человек, то и дело утирающий лоб огромным клетчатым платком. А вокруг него, напевая бравурный марш, бегал здоровенный детина в красных галифе и размахивал огромным платком. Он то подскакивал к дивану, то резко отходил назад и замирал. Я понял, что этот парень, как и все его сверстники, мечтает стать матадором.

Прошло три часа, а Лопес не возвращался. Я не на шутку забеспокоился: вернется ли он вообще? Решил ждать еще час.

Прямо с площади в город уходила небольшая узкая улица. На тротуаре и мостовой, несмотря на зной, толкалось много народу. Возле продовольственных магазинов очереди. В основном здесь стояли женщины, старики и дети.

Неожиданно завыла сирена. Люди рассыпались, словно горох, бросились в подвалы домов, в специально отведенные укрытия.

Над городом показалась пятерка летящих гуськом неприятельских самолетов. Они шли на небольшой высоте и готовились к первому заходу. Вокруг слышалась беспорядочная пальба. Стреляли все, кто имел оружие. На противоположной стороне неизвестно откуда взявшийся парнишка лет пятнадцати палил в небо из двух пистолетов. Он стрелял с таким упоением и с такой верой в мощь своего оружия, будто это было лучшее средство в борьбе с фашистскими самолетами. Но они и не думали падать, а летели своим курсом. Так продолжалось несколько минут, пока фашистские стервятники искали жертвы. На первом развороте головной самолет пошел в пике и сбросил три бомбы на соседнюю площадь, хотя там не было никакого военного объекта. Два других тоже спустили смертоносный груз на мирных жителей.

Четвертый, который еще не бомбил, отделился от группы и направился вдоль улицы. Было видно, как из его черного брюха выпали две бомбы. Приближаясь к земле, они росли на глазах и оглушительно свистели.

Казалось, летчик сбросил их специально на меня. «Ну вот, не успел еще повоевать – и конец пришел, – мелькнуло в голове, – напрасно ехал так далеко». Странное какое-то чувство овладело мною. Ни жалости к себе, ни боязни. Только злость на фашистов, на себя за безрассудство: пошел, называется, погулять по улицам Мадрида.

Я упал на землю возле дома, больно ударившись коленом о мостовую. Шершавая каменная стена оцарапала щеку. Но здесь хотя было какое-то укрытие от осколков. Не прошло и полминуты, показавшейся мне вечностью, как послышались один за другим два оглушительных взрыва. Столб пыли, огня и камня поднялся позади меня метрах в двухстах. Бомбы среднего калибра попали в угол, где размещался продовольственный магазин. В городе возник пожар, а воздушные пираты пошли на второй заход, поливая из пулеметов улицы.

Посредине улицы шла молодая женщина в черном платке. Она несла на руках крошечную девочку, а за ее юбку держался мальчишка чуть постарше сестренки. Когда они проходили мимо, я увидел, что на голову мальчика капает кровь с руки девочки. Она была убита осколком бомбы. Кровь сестренки потрясла мальчугана больше, чем стреляющие самолеты. Так они и шли втроем под непрерывным свинцовым огнем. Я хотел крикнуть женщине, чтобы она сошла с мостовой и прижалась к стене дома, но было поздно. Успел только оторвать мальчика от юбки матери и прижать к себе. В это время самолет дал трескучую очередь. Женщина упала, продолжая крепко прижимать к груди дочурку. Когда прохожие, находившиеся поблизости, подбежали, она была мертва. Мальчик, не понимая еще случившегося, бросился к матери, стал звать, тянуть за руку. И вдруг из руки убитой выпал небольшой медальон. Он жалобно звякнул и раскрылся. В золотой оправе фотография красивого мужчины. Черные брови, жгучие глаза, ослепительная, веселая улыбка. Мальчик дрожащими руками схватил медальон и что-то быстро-быстро залепетал, узнав отца.

Я поднял на руки мальчугана и побежал к своим машинам. Заворачивая за угол, успел заметить узенькую эмалированную табличку с названием улицы. Табличка болталась на одном, чудом уцелевшем гвоздике и то и дело позвякивала о разбитый после бомбежки угол дома. Улица Листа… Не о таком времени мечтал великий испанский математик, в честь которого названа улица. Не грохот снарядов, не разрывы бомб вдохновляли его на научные открытия, а высокие, благородные устремления людей, их помыслы, переживания, тревоги и веселье.

Я принес мальчика во двор. Здесь стояли наши грузовики. Парнишка боязливо сполз с моего плеча и, поджав ноги, сел на землю. Он с удивлением смотрел на свои руки. Маленькие бледные ладошки были в крови. Мальчуган непонимающе смотрел на них и никак не мог сообразить – откуда взялась кровь, почему на его белой блузе появились большие густо-красные пятна?

Вокруг собрались люди. Словами и жестами я просил окружающих помыть мальчика. Стоявший за спиной коренастый мужчина средних лет неожиданно заговорил по-русски. Я обратился к нему.

– У него сейчас убили мать и сестренку. Где-то воюет отец. Расскажите всем о мальчике.

Незнакомец понимающе кивнул головой и, повернувшись к окружающим, рассказал о случившемся на улице Диета. Из толпы вышла немолодая женщина и взяла мальчика. Она сказала, что возьмет сиротку в свою семью.

Незнакомец, говоривший по-русски, подошел ко мне. Мы разговорились и представились друг другу:

– Гошес!

– Миша.

– Где учили русский язык?

– С детства знаю, – улыбнулся Миша и скороговоркой выложил свою биографию.

Родился в Польше в районе Волковыска. Мать белоруска, хорошо знала русский язык. Отец поляк. Сам он приехал в Испанию добровольцем. В Мадриде служит в одной из интернациональных бригад. С первых дней участвовал в боях. Сейчас приехал на базу узнать, не привезли ли оружие.

Миша мне сразу понравился.

– Хочешь работать со мной? – спросил я его.

– Добре, – быстро согласился он. – Вот только не знаю, отпустит ли командир.

– А кто он?

– Генерал Вальтер. Тоже наш – поляк. Боевой генерал, хорошо говорит по-русски.

– Ну что ж, попробуем его уговорить. Пообещаем дать ему несколько хороших современных пулеметов с боеприпасами, и он наверняка согласится.

– Конечно, он меня отпустит, если вы дадите пулеметы, – подтвердил Миша.

И он стал уговаривать меня немедленно ехать к Вальтеру. Миша уверял, что штаб их находится совсем близко, в нескольких километрах от Мадрида. И когда я объяснил, что занят и не могу сейчас покинуть команды испанцев, которые приехали со мной в Мадрид, он сделал большие глаза.

– Что они, маленькие? Подождут.

Но, наконец поняв ситуацию, согласился повременить минут тридцать. Разговаривая с Мишей, я не заметил, как во дворе появился Лопес.

– Куда вы запропастились? – бросился я к нему. – Ничего не сказали, не предупредили.

Но Лопес в ответ только улыбнулся и то и дело повторял: «Все хорошо, камарада». Он познакомил меня с тремя офицерами и девушкой, пришедшими с ним.

Совсем молодая, низкого роста блондинка в коротеньком платьице и в легоньких босоножках протянула мне руку:

– Энкарнасион Фернандес Луна.

– О, какое красивое имя, – польстил я девушке.

– А вы кто?

– Павлито.

– Превосходно, будем знакомы. Мне поручено принять пулеметный взвод. Остальные люди направляются к Овиедо, коммунисту из 5-го полка, который командует батальоном.

«Вот и хорошо, – подумал я. – Значит, удастся побыть несколько дней на передовой, посмотреть, как воюют наши ученики, вооруженные «максимами».

Я записал в блокнот, как найти батальон Овиедо, и пошел на склад сдавать пулеметы.

Сержант-испанец принял но списку оружие. Кивая головой, заверил меня, что до моего прихода никому не даст ни одного пулемета.

Теперь можно было трогаться в дорогу, в штаб, где служил Миша.