Под небом Испании

– Товарищ Павлито, – приказал мне Петрович, – немедленно отправляйтесь в штаб 1-й ударной бригады и помогите им. Сейчас многое зависит от активных, смелых и решительных действий этой бригады. Главное, чтобы бригада в тесном взаимодействии с танками и при поддержке артиллерии смелым ударом захватила дорогу, соединяющую Бриуэгу и Французское шоссе, и тем самым отрезала путь отхода итальянским войскам на север. Надеюсь, что с задачей вы успешно справитесь.

В 1-й ударной бригаде мне до этого не приходилось бывать. Добраться туда оказалось не так-то легко. Почти весь путь пришлось преодолеть ползком, под непрерывным огнем врага. Я передал разговор с Петровичем Листеру, взял бойца, и вместе с Марио мы двинулись по дороге из Торихи на Бриуэгу. Примерно в четырех-пяти километрах от района действия бригады наш форд попал под обстрел итальянской артиллерии. Но нам некогда было пережидать, когда прекратится обстрел. Шофер Пако увеличил скорость, и мы удачно проскочили опасный район. Я посмотрел на спидометр, стрелка моталась около цифры 110. Для плохой дороги это было чересчур. Внезапно машина стала уменьшать скорость, а потом совсем остановилась.

– В чем дело? – крикнул я.

Пако спокойно ответил:

– Сам не знаю, Павлито, что случилось.

Мы быстро выскочили из машины, осмотрели ее и увидели, что небольшим осколком пробит бензиновый бак. Пако остался возле форда, а мы втроем пошли дальше пешком. Через час, уставшие и измученные, добрались наконец до штаба 1-й ударной бригады.

Вошли в полуразрушенный домик. В одной из комнат на низком стуле возле камина сидел командир бригады. Я рассказал ему о боевых действиях 12-й и 11-й интернациональных бригад на левом фланге дивизии, севернее Трихуэке. Он покачал головой.

– А вот у меня, камарада, дела идут не совсем хорошо. Очень уж соседи мои плохо действуют. Вот, к примеру, сосед слева: на его участке итальянцы под действием наших танков отошли, а пехота 70-й бригады бездействует. В результате, когда мои бойцы поднимаются в атаку, они попадают слева под пулеметный огонь. Разве так можно воевать? Листер, вместо того чтобы танковые роты передать в мою бригаду, подчинил их генералу Лукачу…

В общем, он высказал много обид и недовольства в адрес своих соседей и Листера. Мне не хотелось его раздражать, ибо это подлило бы только масла в огонь, а дело от этого вряд ли сдвинулось с места. Мне же нужно было уговорить его как можно быстрее бросить бригаду в наступление.

– Ну, хорошо, – говорю ему. – Все это, может быть, и правильно: соседи плохо дерутся, но ведь ваши храбрые солдаты и офицеры уже не раз громили их и сейчас хотят сражаться так, чтобы не повадно было свинье совать нос в чужой огород.

– Моя бригада все эти дни хорошо воевала. Но народ сильно устал. Вот отдохнут немного, покушают, приведут себя в порядок, получат боеприпасы, и к вечеру мы организуем наступление.

– Но ведь до темноты осталось три часа: итальянцы воспользуются этим, свободно оторвутся и отойдут без всяких потерь к себе в тыл. Разве это можно будет простить? Несмотря на то что пехота 70-й бригады не продвигается, нам надо обязательно наступать, а за нами пойдет и пехота 70-й бригады. Только бы успеть перехватить последний путь отхода итальянцев. Когда ваша бригада начнет наступать с фланга и зайдет в тыл итальянцам, тогда 12-й интербригаде легче будет действовать по захвату Бриуэги с фронта.

После недолгого раздумья командир бригады вызвал своего начальника штаба и приказал готовить батальоны первого эшелона, чтобы начать наступление через полтора часа. Основные силы решено было сосредоточить на левом фланге.

В назначенный срок командиры батальонов первого эшелона и танкисты доложили о готовности к наступлению.

– Ну вот, – потирал руки комбриг, – все готово. Сейчас произведем десятиминутный артналет и начнем атаку.

– Очень хорошо, – остановил я его. – Но откуда вы будете управлять бригадой?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Как – откуда? Только танки с пехотой бросятся на итальянцев, мы сразу же пристроимся за батальонами и пойдем вперед. Нам будут видны все боевые порядки, и в случае, если кто не поднимется в атаку, так я их сразу расшевелю.

Вот это, думаю, новость. Что ж, посмотрим: все равно я не в силах что-либо изменить, да и времени нет. Пусть воюет и командует, как он делал раньше.

После огневого налета в воздухе вспыхнули две красные ракеты. Танкисты развернулись по фронту и на большой скорости двинулись вперед. За танками поднялась пехота и с криком «ура», ведя на ходу интенсивный огонь, атаковала итальянцев. Преодолевая сопротивление небольших групп противника, передовые танки, а за ними и пехота быстро подошли вплотную к шоссе, по которому в беспорядке бежали деморализованные части 1-й волонтерской дивизии. Два наших танка смело перекрыли шоссе. Таким образом, путь отхода итальянцам был отрезан. В это время командир одной из пехотных рот известил танкистов, что в лощине с огневых позиций снимается итальянская артиллерия и на гусеничных тракторах вытягивается на шоссе.

Командир танковой роты, недолго думая, развернул свои машины и вместе с пехотной ротой вышел навстречу вражеской артиллерии. На наших глазах итальянцы, бросив орудия и тракторы, разбежались, оставив всю материальную часть и большое количество боеприпасов. Но это были, как говорится, только цветочки.

В это время начштаба бригады доложил, что из Бриуэги на север вытягивается колонна итальянских автомашин. Итальянцы явно не подозревали, что шоссе перехвачено нашими танками и пехотой. Вражеская автоколонна двигалась на больших скоростях без всякого охранения. Командир бригады обратился ко мне:

– Вот было бы хорошо захватить эти автомашины в исправности. Как бы они нам пригодились. Но боюсь, что из ненависти к интервентам мои бойцы приведут их в полную негодность.

Начальник штаба предложил:

– А что, если открыть огонь, когда вся автоколонна вытянется на шоссе и головная машина упрется в наши танки? Тогда колонна остановится, произойдет замешательство среди водителей, а мы начнем бить из пулеметов только по кузовам: моторы останутся невредимыми, а кузова можно будет быстро починить.

Командир отдал соответствующее распоряжение, и колонна, насчитывающая около семидесяти машин со всевозможным штабным имуществом и оперативными документами, была захвачена целиком.

– Вот видите, – указал я рукой на трофеи. – А могло и не достаться.

– Муй бьен, Павлито. Муй бьен, камарада. – Командир бригады удовлетворенно кивал головой.

Расставаясь с командиром и комиссаром бригады, я обещал доложить Листеру о их героизме.

К исходу дня 1-я итальянская дивизия, оборонявшая Бриуэгу, не выдержала сильного удара частей 11-й дивизии Листера и в панике бежала. Итальянцы бросали все: пулеметы, винтовки, патроны, гранаты, артиллерию, боеприпасы и другое имущество. Танкисты оставили совершенно исправные машины.

К вечеру 18 марта Бриуэга была полностью очищена от неприятеля.

Дивизия «Божья воля» потеряла почти половину своей артиллерии, пулеметов и почти весь автотранспорт. Было взято в плен около трехсот человек, захвачено тридцать орудий всех систем, шесть танков, сто тридцать автомашин и тракторов, большое количество всевозможного инженерного и интендантского имущества, продовольствия и много других материальных ценностей. Жалкие остатки дивизии «Божья воля» бежали на Онтанарес и Масегозо. Разгром врага и захват богатых трофеев войсками 11-й дивизии подняли моральное состояние личного состава всех частей и соединений, действовавших на Гвадалахарском направлении. Захватив шесть исправных итальянских танков «Ансальдо», бойцы генерала Лукача с успехом использовали их в последующих боях. Не только танки, но и все трофеи: исправные автомашины, тягачи, артиллерия, станковые пулеметы – немедленно приводились в порядок и направлялись против бывших своих хозяев.

Спасая свои войска и особенно дивизию «Литторио» от окончательного разгрома, генерал Манчини решил, прикрываясь небольшими арьергардами, отвести весь экспедиционный корпус. Состояние экспедиционного корпуса было настолько тяжелым, что Франко в спешном порядке начал перебрасывать на этот участок резервы с других фронтов.

19 марта командир бригады Пандо сообщил мне, что по данным разведки противник отходит.

Сначала мы не поверили, так как бывали случаи, что разведчики иногда принимали смену войск или обычное перемещение частей за отход. Однако около 12 часов дня с самолета И-15 сбросили на наш наблюдательный пункт вымпел с донесением: «По Французскому шоссе от 86-го км наблюдением установлено сплошное движение колонн автомашин на северо-восток, глубина колонны более трех километров».

Мы решили немедленно организовать разведку боем. Итальянцы встретили посланный нами батальон пулеметным огнем. Артиллерия молчала. Этим противник выдал себя, ибо в обычных условиях итальянские артиллеристы имели привычку стрелять даже по одиночным бойцам, а тут наступал усиленный пехотный батальон, а они не произвели ни одного выстрела. Данные разведки подтвердились.

Сосед справа, 11-я интернациональная бригада информировала Пандо о том, что один из их батальонов атаковал населенный пункт Каса-дель-Кобо. Вражеский гарнизон покинул населенный пункт и отошел на северо-восток.

Получив это донесение, Пандо решил преследовать отступавшего врага. Командиру батальона приказали увязать боевые действия с командиром танковой роты и командиром артиллерийской батареи на случай внезапного столкновения с противником. Танки пошли вдоль шоссе, а за ними артиллерийская батарея и батальон на автомашинах. Они должны были нагнать противника и навязать ему бой. Командиром батальона назначили энергичного паренька, коммуниста, капитана Франциско, участвовавшего в боях под Мадридом и на реке Хараме. Он быстро организовал преследование. Танки на больших скоростях подошли к Гаханехос, где встретились с противником и были обстреляны артиллерией. Итальянский снаряд попал в боковую часть нашего танка, сбил гусеницу. Машина остановилась. Остальные приняли боевой порядок, стали в укрытия и открыли огонь. Итальянская пехота пыталась поджечь подбитый танк, но к этому времени подошла головная машина с пехотой республиканцев.

Капитан Франциско развернул передовой отряд в боевой порядок для атаки населенного пункта Гаханехос. Артиллерийская батарея прямой наводкой открыла огонь по деревне. В это время штурмовая авиация республиканцев бомбовыми ударами, а потом пулеметным огнем уничтожала итальянские артиллерийские расчеты и выводила из строя артиллерию и технику врага. Пехотинцы Франциско вместе с танками при поддержке огня артиллерии сбили прикрывающие подразделения противника и захватили Гаханехос. Не отрываясь от противника, буквально на его плечах, они продолжали преследование. К наступлению темноты передовой отряд достиг 94-го километра Французского шоссе и населенного пункта Леданка, где был встречен организованным пулеметным и артиллерийским огнем. К этому времени главные силы бригады и головной колонны подошли к 95-му километру шоссе.

Командир дивизии Листер, узнав, что бригада встретила организованное сопротивление, приказал готовиться к боевым действиям с утра 20 марта. При этом внимание командира бригады было обращено на организацию боевого обеспечения своих флангов, так как остальным бригадам к этому времени не удалось организовать преследование и они за весь день почти не продвинулись вперед. 11-я интернациональная бригада была оставлена в резерве в районе 84–86-го километров Французского шоссе. Батальону имени Тельмана было приказано обеспечить левый фланг 11-й дивизии с направления Мудуэкс.

Всю ночь Пандо и его штаб готовили бригаду к наступлению. Батальоны, которые не участвовали в боях 19 марта, были введены в первый эшелон боевого порядка бригады. В ночных условиях наскоро организовали взаимодействие с танками и артиллерией. Утром Пандо доложил Листеру о готовности бригады. От Листера последовал ответ, что одновременного часа атаки для всей дивизии не будет. Каждая бригада должна действовать самостоятельно по мере готовности войск. В 12 часов 20 марта после небольшого огневого налета танки и пехота перешли в наступление вдоль шоссе на Леданку. Артиллерия противника открыла массированный огонь по наступающим батальонам первого эшелона. Наши войска были встречены сильным и организованным огнем артиллерии и пехотного оружия противника. Снарядами были подбиты два наших танка, которые углубились в оборону противника вдоль шоссе. Экипажи этих танков погибли.

По донесениям командиров батальонов и личным наблюдениям, нам стало ясно, что вдоль Французского шоссе на фронте Леданки – 96-й километр и далее на восток – мы имеем дело с хорошо подготовленной в инженерном отношении обороной. Перед передним краем противника были установлены противотанковые мины и проволочные заграждения в два, а местами и три кола. Пленные, захваченные в ночь на 20 марта, подтвердили, что они были переброшены на автомашинах 18 марта на этот рубеж с задачей занять оборону и удержать населенный пункт Леданка. Пленные были из 1-й итало-испанской бригады, которая появилась на этом участке фронта впервые.

Пандо доложил Листеру, что бригада встретила организованное сопротивление и пока не в силах продолжать наступление. Личный состав бригады сильно утомлен беспрерывными десятидневными боями, трудно с боеприпасами. Но Листер, несмотря на все эти трудности, под давлением сверху отдал приказ готовить атаку Леданки.

Пандо этот приказ пришелся явно не по душе. Он считал, что без подготовки и хорошей организации наступления всякая атака при таком состоянии войск будет бесполезной. Но приказ есть приказ, и его надо выполнять. Чтобы нести меньшие потери в личном составе, Пандо принял решение организовать атаку Леданки не всей бригадой, а выделить отряд и захватить им деревню. Так и было сделано. Пошли два батальона, усиленные пулеметами, артиллерией и танками, им были переданы все боеприпасы.

Весь день 21 марта ушел на подготовку атаки, и на следующее утро после короткой, но мощной артиллерийской подготовки внезапно для мятежников пехота с танками смелыми и решительными действиями уничтожили гарнизон, занимавший Леданку, и полностью очистили от противника деревню.

На этом по сути дела и закончились боевые действия по разгрому итальянского экспедиционного корпуса на Гвадалахарском направлении.

Надо прямо сказать, что основная тяжесть этих боев легла на четыре бригады Листера. Питомец и первый руководитель легендарного 5-го полка, созданного по инициативе Коммунистической партии Испании, Энрике Листер участвовал почти во всех операциях Центрального, самого ответственного фронта. Он выполнял важные задачи в контрнаступлении у Сесенья, участвовал в обороне Мадрида, окружал мятежников у Эль-Пардо, ликвидировал прорыв мятежников на реке Хараме, громил итальянский экспедиционный корпус под Гвадалахарой, участвовал в крупной наступательной операции на реке Эбро…

23 марта 1937 года Листер получил приказ командира корпуса подполковника Энрике Хударо о выводе 1-й и 2-й испанских, 11-й и 12-й интернациональных бригад в резерв в районы Бриуэги, Торихи, Торре-дель-Бурго, а позднее – в более глубокий тыл.

Это были радостные дни для всех воинов 11-й дивизии. Они торжествовали победу и получили заслуженный отдых.

Впервые за последние месяцы, насыщенные напряженными боями, я сумел вдоволь выспаться. Еще накануне вечером, когда я спросил у Листера о плане на утро, он хитро улыбнулся:

– Завтра будем работать по особому плану. Так что тебе надо как следует выспаться.

Он знал, что у меня есть будильник и приказал адъютанту забрать его.

– Спи, сколько душе угодно.

Я точно выполнил приказ командира дивизии. Утром проснулся и ничего не мог понять. Через окно я увидел, что в расположении части толпятся десятки стариков, женщин, молодых парней. Повсюду крестьянские повозки, груженные провизией, поблескивают обручами бочонки с вином. На нашем грузовике, который стоял с откинутыми бортами, словно по волшебству, росла гора книг, шахмат, шашек, теплого белья, курительных трубок, папирос.

Прямо под моим окном девушка в национальном костюме уговаривала пожилого солдата примерить сшитую, очевидно, ею рубашку. Солдат, я узнал в нем бравого хозяина трофейной пушки, вначале отказывался, но потом, когда девушка от обиды чуть не расплакалась, махнул рукой и натянул на себя подарок. Девушка захлопала в ладоши.

– Что здесь происходит? – выскочил я во двор.

– Генеральное наступление, – рассмеялся Родригес. – Местное население пришло нас поздравить с победой. Скоро будет большой митинг.

Я вернулся в дом, побрился и снова вышел во двор. Повсюду слышался смех, молодежь танцевала. Пристроившись на ящике из-под патронов, старик со старухой смотрели и никак не могли насмотреться на стоявшего перед ними сына. По морщинистым щекам матери текли слезы.

– Не ранен, сынок? – в который раз спрашивала она сына.

– Да нет, – улыбался тот.

– А кашля у тебя не было?

– Тоже выдумала мне, – сердился старик. – «Кашель», – передразнил он старуху, – Смотри, какой матадор перед тобой.

Но мать не успокоилась, пока не перечислила все болезни, которыми мог заболеть ее сын. Теперь она стала уговаривать его съесть несколько лепешек.

– Да я уже восемь штук съел, – отказывался парень.

– Возьми девятую, – встал на защиту жены старик. – Мать не обижай.

Днем состоялся большой митинг. На помост поднимались поочередно бойцы дивизии и наши гости. Говорили по-разному: кто спокойно, кто запинаясь. А один долговязый парень, постояв на помосте, так и не смог от радости сказать ни слова, махнул рукой и спрыгнул на землю. И все равно ему долго аплодировали.

– Ничего, парень, кончится война, пойдешь в университет, выучишься на адвоката, – подбадривал растерявшегося бойца Энрике Листер.

Я к этому времени уже немного понимал испанский язык, с волнением слушал этих простых испанских людей, вставших на защиту республики. С гневом говорили испанцы об империалистических захватчиках, варварски разрушавших деревни, села, города, прекрасные дворцы, убивавших ни в чем не повинных детей, женщин, стариков и бесчинствовавших вместе с мятежниками на захваченной территории.

Три дня, с 23 по 25 марта включительно, во всех бригадах продолжались торжества. Все солдаты и офицеры, у кого поблизости были родные, получили отпуска.

Однажды захожу я к Листеру, он сидит за столом и что-то внимательно читает.

Увидел меня, улыбнулся: «На, читай». Я взял листок бумаги.

– Не все понимаю. Неразборчиво написано.

– Ну, ничего, сейчас я тебе «расшифрую». И он сам прочел заявление:

«Командиру дивизии Энрике Листеру.

От командира пулеметной роты Энкарнасион Фернандес Луна.

Прошу зарегистрировать наш законный брак…»

– Свадьба будет, – весело хлопнул по плечу Листер.

На следующий день молодоженов чествовали все друзья. Во дворе накрыли огромный стол. Гостями были все, кто заходил. Сидели на стульях, на траве, жарили шашлык, варили кофе. Листер по этому торжественному поводу оделся в гражданский костюм.

Луну Энкарнасион в белом подвенечном платье, с лепестками роз в густых каштановых волосах окружили девушки.

Ее жених, кубинец Санчес, сидел на противоположном конце стола и смущенно улыбался. Друзья подшучивали над молодыми:

– Наверное, после войны всем придется заказывать поррон (национальная испанская посуда, из которой пьют вино) литров на десять.

– Это зачем же? – прищурилась Луна.

– Так детей-то у вас, по гороскопу, будет пятнадцать душ.

– А тебе такой посудины и одному мало будет, – подтолкнул шутника кто-то из бойцов.

Но вот Листер поднялся и попросил молодых подойти. Подружки невесты и друзья жениха подвели молодоженов к командиру дивизии.

Листер вначале обратился к невесте:

– Луна Энкарнасион, хотите ли вы стать женой Альберто Санчеса.

– Да, – ответила Луна.

– Альберто Санчес, желаете ли вы взять в жены Луну Энкарнасион?

– Да, – ответил жених.

– Ну тогда добро, – совсем по-домашнему кивнул головой Энрике. – Именем Испанской республики объявляю вас мужем и женой.

Он достал печать дивизии и скрепил ею накануне заготовленный текст уникального брачного свидетельства.

Затем он подошел, крепко обнял и поцеловал молодоженов:

– Хэ, если не война, честное слово, пошел бы регистрировать браки.

Раздался взрыв смеха, а потом традиционное, звучащее на всех языках почти одинаково:

– Горько!

До самого утра длилась свадьба. Друзья желали молодым большого счастья, дружной семьи, согласия и любви.

– Счастливой тебе семейной жизни, Луна, – желали бойцы.

А Пандо, хитро подмигнув, шепнул:

– Желаю, чтобы шишек на носу не было. Зеркальце тебе больше идет, чем пулемет.

Победу над интервентами с радостью праздновало все население Мадрида, Картахены, Аликанте, Альбасете, Валенсии и многих других городов республики.

В качестве гостя мне пришлось в эти дни побывать в Валенсии, исключительно красивом городе-саде.

Своеобразный облик городу придавали купола, покрытые цветной мозаикой, и множество испанских и арабских средневековых архитектурных памятников. Город по случаю праздника был украшен флагами, штандартами и гербами, вид которых воскрешал в памяти картины рыцарских торжеств, когда-то вычитанных в книгах. Была проведена демонстрация, в которой принимали участие рабочие и крестьяне, одетые в яркие национальные наряды. Били барабаны, гремели литавры, играла музыка. Народ ликовал. Печатая шаг, шли представители воинских частей со своими боевыми знаменами, и солнце всеми цветами радуги играло на штыках.

Так республиканская Испания отпраздновала свою победу над интервентами.

После шумных встреч, рукопожатий, митингов добрался я наконец до кровати и уже начал было укладываться спать. В этот момент раздался стук в дверь.

– Павлито, спишь? – услышал я голос Пандо.

– Укладываюсь.

– Никаких снов, – командир бригады вошел в комнату, – сегодня праздник. Идем ужинать.

– Но уже час ночи, – попытался я возразить.

– Какая разница, сам говорил, что счастливые часов не наблюдают. Говорил или не говорил?

– Говорил…

– Ну, не отказывайся. – Пандо добродушно тряхнул меня за плечо.

Словом, уговорил. Мы условились, что я иду к нему, а он через пять минут тоже подойдет.

– А куда пойдешь?

Пандо загадочно улыбнулся. В столовой меня уже ждал старик повар Энрике. Как всегда, улыбаясь, он хвалился шашлыком из молодого барашка. Я взглянул на стол и удивился: он был накрыт на шестерых. Попросил старика объяснить, в чем дело. Энрике хитро прищурился:

– Командир бригады приказал не разглашать тайны. Да уж ладно, скажу – жена и родственники приехали к командиру бригады.

Не успел он договорить, как на пороге показались две женщины, совсем не похожие друг на друга: одна черная, как цыганка, другая – блондинка. Одна быстрая, энергичная, веселая, другая тихая, спокойная, пожалуй, даже медлительная. Черноволосая, улыбаясь, произнесла:

– Муж много говорил о вас, но я представляла вас совсем другим…

– Каким же?

– Огромного роста, широкоплечим и немного косолапым. Обязательно рыжим и курносым.

Мы рассмеялись. А вскоре все выяснилось. Жена Пандо работала учительницей в школе. Ей приходилось читать много французских книг о России, а в них русский обязательно огромен, как медведь, рыж и нос картошкой.

– Теперь убедилась, что ты ошиблась, – подтрунивал над женой Пандо.

Вторая женщина, Аделина, была сестрой жены. Вообще-то, как объяснил Пандо, она очень энергична и весела, но война убила в ней радость. На Харамском фронте убит ее муж. Она получила похоронную в годовщину свадьбы.

За столом Пандо расспрашивал о родственниках и знакомых, интересовался больницей: кто там сейчас главный врач, хорош ли медицинский персонал, работают ли его ученики. Женщины терпеливо отвечали на вопросы. Пандо был очень доволен. Он, очевидно, видел сейчас себя в кругу знакомых на корриде, входящим в белом халате в операционную, на лекциях по анатомии, когда с высокой кафедры он рассказывал студентам о последних новинках медицины.

Он казался сейчас по-домашнему уютным, гражданским, и посторонний человек вряд ли поверил бы, что перед ним командир одной из лучших бригад.

Аделина больше молчала, думая о чем-то своем, Я попытался было развлечь ее и утешить.

– Павлито, не надо меня утешать. Я знаю, что не только у меня горе. Лучше помогите мне.

– Пожалуйста, но чем?

– Говорят, вы учили пулеметчиков?

– Да, в Альбасете был инструктором.

– И много у вас учеников?

– Трудно сосчитать.

– Ну, так научите и меня.

Я пытался отговорить Аделину, но женщина стояла на своем. Оказывается, она уже говорила с Пандо, но он и слышать не хотел, чтобы Аделина пошла в армию, во всяком случае сейчас, когда горе ослепило ее.

– Наверное, вы сговорились, – обиженно отвернулась от меня Аделина. – Но я все равно буду пулеметчицей. Мне надо отомстить за мужа.

– Ладно, поговорим об этом завтра, – успокоил ее Пандо.

Аделина повеселела. Она даже начала подсмеиваться надо мною. Увидев, что я мало пью вина, сделала серьезное лицо и спросила:

– Скажите, Павлито, это правда, что в России сухой закон?

– Кто вам рассказывает такие небылицы? – возмутился я.

– Тогда почему ваш стакан до сих пор наполнен до краев? – под веселый смех Пандо подтрунивала Аделина.

Часов до пяти утра просидели мы за разговорами, а когда уже начал брезжить рассвет, я распрощался с друзьями. Завтра, вернее уже сегодня, предстояло готовиться к боевым действиям.

XIII

Встреча с Малино. Формирование новых бригад. Смерть Миши. Забытый альбом. Подготовка к Брунетской операции

В конце июня меня вызвал Малино. Когда я пришел, он сидел и водил карандашом по оперативной карте, время от времени делая какие-то пометки в толстой тетрадке. Оторвавшись от работы, Малино повернулся ко мне:

– Как идут дела?

– Хорошо.

Я почувствовал, что Малино вызвал меня для серьезного разговора.

– Не устал? С Листером отношения хорошие?

– Лучше не бывает.

– Тогда вот какое дело. Останешься работать у Листера. Предстоит очень серьезная операция.

– Какая? – сгорая от нетерпения, опросил я.

– Каждому овощу – свой срок, – стал серьезным Малино. – Работа предстоит большая, ответственная и сложная. Надо заново формировать и обучать военному делу только что сколоченные соединения. А делать это сложно по той простой причине, что сторонники бывшего премьера и военного министра Ларго Кабальеро, которого только недавно отстранили от власти, проводят нерешительную политику. Не очень-то активно работают и в военном министерстве. Там кое-кто тормозит формирование и организацию новой армии.

Малино минутку помолчал, провел большой ладонью по ежику волос и вдруг улыбнулся:

– Ну ничего, кое-чего мы все же добились. Вновь избранный премьер-министр Негрин ускорил формирование и перестройку республиканской армии. Командиры и комиссары стали смелее проводить работу по подготовке и сколачиванию резервов. Конечно, трения в правительстве еще дают о себе знать. Но дело понемногу двигается.

– Есть новые части? – не утерпел я.

– Да, – ответил Малино.-Закончилось формирование, комплектование и обучение 5-го корпуса республиканской армии. Его создали благодаря настойчивым усилиям ЦК Испанской компартии и Мадридского комитета компартии на базе 5-го полка и интернациональных соединений. В корпус вошли три дивизии: 46, 35 и 11-я.

После встречи с Малино я тотчас же отправился к Листеру и доложил ему о приказе командования. Он обрадовался и, хитро поглядывая на меня, стал подшучивать:

– А мы не надоели тебе, Павлито?

– Ну что вы…

И, видя, что я начал сердиться, Листер схватил меня в свои железные объятия, весело рассмеялся:

– Смотрите, люди, Павлито стал вспыльчивый, как настоящий андалузец. Ну, ладно-ладно, я пошутил, ведь сами же мы и просили, чтобы тебя назначили к нам.

В дивизии Листера на командных и комиссарских должностях, в штабах была в основном рабочая молодежь Испании, получившая закалку в минувших боях. Бывшие портные, сталевары, токари, электрики, кузнецы сильно тосковали по своей мирной работе и в минуты затишья нередко спорили, чья профессия лучше.

Однажды я стал свидетелем «поединка» между пожилыми унтер-офицерами Альваресом, бывшим кузнецом, и сталеваром Луисом.

– Работку мы вам даем, – начал Альварес.

– Это какую же, – поинтересовался Луис.

– Так ведь не будь кузнецов, пропала бы ваша сталь, на свалку отправили бы ее. Потому что, кроме кузнецов, никто не может из нее поковки делать.

– Тоже мне философ, – презрительно хмыкнул Луис. – Да не свари мы сталь или чугун, не из чего вам поковки свои делать. Или, может быть, вы перешли бы на глину?

– Напрасно бузите, – подошел к спорящим офицер, – оба не правы.

– Это почему же? – насторожились спорщики.

– Потому, что без нас и кузнецы и сталевары – ничто.

– А кто же это такие вы? – вдруг объединились Луис и Альварес.

– Токари. Мы обтачиваем грубые поковки кузнецов, сделанные из стали.

… В первых числах июля Листер сообщил мне, что дивизия скоро вступит в бой на участке севернее Мадрида. «Дело в том, – говорил Энрике, – что генерал Франко после Гвадалахарской операции перебросил на Северный фронт остатки итальянского корпуса, пополненного испанскими фашистами. Он перетягивает туда же всю свою авиацию, основную массу артиллерии, танки и наварские бригады».

Войска Франко в середине июня захватили крупнейший промышленный центр севера – город Бильбао и предполагают взять Сантандер. И поэтому наше командование, стараясь отвлечь внимание и силы мятежников, предприняло на севере несколько операций. Так, в результате майской операции на Гвадаррамских горах были захвачены перевалы, ведущие к городу Сеговия. Бои у стен Мадрида в районе Каса-дель-Кампо предпринимались с целью отбить часть университетского городка у мятежников. И вот нам предстояло снова вступить в жестокую схватку с противником».