Пальцы снова дрогнули.
— Никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
— Согласен.
Они немного помолчали. Оуэн потягивал эль, ожидая, что аббат первым нарушит молчание. Наконец Кампиан заговорил.
— Фицуильям провел последние дни в лазарете под присмотром брата Вульфстана и послушника Генри. Даже не представляю, как кто-нибудь смог бы до него добраться.
— Он попал в лазарет, потому что уже был болен.
Аббат приподнял брови.
— А, так вы думаете о яде замедленного действия…
— Я здесь не для того, чтобы думать; я просто собираю факты.
— Вы пришли, чтобы послушать насчет Фицуильяма и Магды Дигби?
— Да.
— Скорее всего, это пустяки.
— Я все равно должен знать. Прошу вас.
— То, что я скажу, должно остаться между нами. Ни одна живая душа об этом не знает, кроме самих Дигби.
— Ну, а если мне придется рассказать архиепископу?
Аббат развел руки и снова их сложил.
— Это было бы весьма прискорбно. Но я хочу вам помочь.
— Я расскажу архиепископу только в случае крайней необходимости.
Аббат кивнул.
— Я вам верю. — Он уставился на потолок, собираясь с мыслями, после чего снова перевел взгляд на собеседника. — Я взял себе за правило никому не рассказывать о причинах, приводящих пилигримов каяться в аббатство. Иногда они сами делятся своими бедами с другими, но обычно я единственный, кто знает их тайну. Речь не идет об исповеди, вы понимаете. Я не нарушаю никаких священных обетов, беседуя с вами.
— Понимаю.
— Дьявол толкает людей на множество порочных деяний. Полагаю, вы уже наслышаны о подпольной торговле телами, которые выдают за мощи?
— До меня доходили слухи такого рода.
— Фицуильям побывал у нас дважды. В первый раз он попытался продать за довольно большие деньги отделенную от тела руку. Не нужно говорить, что будь он кем-то другим…
— Значит, архиепископ знает об этом.
— Он не знает, откуда взялась рука.
— А вы знаете?
— Фицуильям доверился мне во время своего последнего визита. Он сказал, что люди ошибаются насчет Магды Дигби. Она, мол, целительница и хорошая женщина. Совсем недавно она помогла ему.
— Почему он вам все это рассказывал?
— Он хотел знать, как ему искупить тот грех, который он заставил ее совершить.
— Выходит, он просто заставил ее продать ему руку?
Аббат склонил голову и прикрыл глаза. Оуэн ждал.
— Не знаю, связан ли этот случай с его смертью. Как эта женщина сумела бы до него добраться? Но вполне вероятно, что она именно та особа, которая хотела, чтобы он замолчал навеки.
— Или судебный пристав.
— Да, или ее сын.
— Вы это рассказываете мне для того, чтобы покончить с обоими Дигби?
Аббат широко раскрыл глаза.
— Нет. Боже меня упаси. Надеюсь, вы не станете передавать это архиепископу. Но если вдруг окажется, что это как-то связано со смертью Фицуильяма… — Он взглянул на свои безукоризненные руки и тихо добавил: — Очень надеюсь, что вы не забудете упомянуть архиепископу о моем вкладе в расследование.
— Зачем вам это нужно?
— Я не его человек. Я стал аббатом во времена его предшественника. Архиепископ меня не знает и не уверен в моей преданности.
— Как давно произошел этот случай с рукой?
— Шесть лет назад.
— Скорее всего, женщина даже не вспомнит об этом. Не удивлюсь, если окажется, что она даже не знала, кем был Фицуильям.
— Зато ее сын наверняка все знал. Примерно в то же время он стал судебным приставом. Уверен, он беспокоился, чтобы все осталось шито-крыто, иначе лишился бы места.
— Так что вы ответили Фицуильяму?
— Насчет чего?
— Как загладить грех с Женщиной с Реки?
— Я велел ему молиться за ее душу.
Оуэн встретил спокойный взгляд. В чем, в чем, а в этом аббат не сомневался. Молитва — вот единственный ответ на все мирские болезни. Искренняя молитва.
Покидая покои аббата, Оуэн испытывал благодарность к собеседнику за его искренность. Было ясно, что аббат чувствовал себя неловко.
* * *
Морское чудище, перевернутое вниз головой, на этот раз в одиночестве встречало Оуэна. Женщины с Реки на пороге лачуги не оказалось. Оуэн постучал. Услышав ворчание, принял его за разрешение войти и шагнул за порог. Оказавшись в душной продымленной комнатушке, он подождал, пока глаз привыкнет к полумраку. А когда смог разглядеть что-то — подумал, что попал на какую-то сатанинскую церемонию. Возле очага лежала кошка, привязанная к столу, она часто дышала, но не вырывалась, а Магда склонилась над ней с маленьким ножом. Хозяйка даже не взглянула на гостя, а только прошипела: «Тихо». Сделав несколько поверхностных надрезов по краям зияющей раны, она отложила ножик и взялась за иголку с ниткой. Пока слегка оторопевший Оуэн наблюдал за ней, она зашила рану и только тогда повернулась к нему, вытирая окровавленные руки о юбку.
— Птичий Глаз снова тут?
— Вы что, лечили кошку?
— Это Бесси, любимица малютки Кейт. Ранка вскоре загноилась бы и пошла нарывами. Магда сумела помочь. — Она наклонилась к животному, прислушалась, потом выпрямилась. — Ну и какое у тебя дело на этот раз?
Оуэн решил не ходить вокруг да около.
— Шесть лет назад вы продали чью-то отсеченную руку сэру Освальду Фицуильяму, подопечному архиепископа.
Магда прищурилась.
— А ты откуда знаешь?
— Фицуильям рассказал аббату перед самой своей смертью.
— И аббат ему поверил? Этому лживому мошеннику? Этому щенку? Архиепископский прихвостень. — Она сплюнула в огонь.
— Вы знаете, что Фицуильям уже мертв?
— Угу.
— Вполне возможно, его отравили.
Магда хрипло расхохоталась и опустилась на скамью возле очага.
— Выходит, Магда отравила молокососа, чтобы получить обратно руку? Так, по-твоему? — Она промокнула глаза краем юбки. — Если ты думаешь, что нашел убийцу, то голова у тебя плохо работает.
— Расскажите мне про руку.
Она пристально посмотрела на него.
— С чего вдруг Магде тебе все рассказывать?
— Скандал может помешать вашему сыну и дальше служить архидиакону.
— А аббат не выдаст?
— Только в самом крайнем случае.
Она потерла подбородок.
— Ты человек архиепископа.
— Я заинтересован в том, чтобы разобраться в причине смерти Фицуильяма.
Она пожала плечами.
— Щенок этот — все равно что блоха, заноза. Тоже мне, важная особа, чтобы его укокошить. — Она жестом пригласила Оуэна присесть.
Он осторожно опустился на табуретку.
— А вы не думаете, что его враги могли желать ему смерти?
Женщина рассмеялась.
— Время от времени этот щенок попадался то на одном, то на другом. Никто не воспринимал его всерьез.
— Расскажите мне про руку.
Магда фыркнула.
— Явился сюда с очередной своей зазнобой, в которой набухало его семя. Застал Магду как раз тогда, когда она отрезала гнилую руку. Эта рука могла погубить своего хозяина. Щенок попросил разрешения забрать руку. Магда пропустила его слова мимо ушей и выбросила руку в помойную яму, а потом дала дамочке снадобье, чтобы избавить ее от приплода. А на следующее утро рука из ямы пропала. — Женщина пожала плечами. — Что, прикажешь Магде бежать за щенком? Рука была гнилая, вонючая. Магда еще тогда удивилась, зачем она ему. Только Поттер ей объяснил, что церковники готовы выложить за такие отбросы немалые денежки. Положат их в драгоценный ларец и заставляют народ молиться. — Она рассмеялась. — Надо же, молиться на загнившую руку лудильщика. Магде понравилась эта мысль, она оставила все, как есть.
— Если бы архидиакон узнал об этом и неправильно истолковал, ваш сын рисковал лишиться своего места.
— Поттер многое узнает от своей матери. Он знает, в чьи двери может постучаться и потребовать платы за грехи. Не похоже, чтобы архидиакон Ансельм стал возражать против такого расклада.
— Значит, ваш сын не чувствовал никакой угрозы?
— Нет. Да и щенок тоже не тявкал. — Она покачала головой. — Служба пристава — глупая, опасная работа. Поттер просто дурак.
Пушистая пациентка на столе жалобно мяукнула. Магда подошла к кошке.
— Бесси, девочка моя, ты поправишься. Отдыхай пока.
Она принялась нежно гладить кошку между ушами, успокаивая. Через несколько минут животное затихло.
Магда плеснула себе что-то из кувшина и вернулась на место.
— Магда не предлагает тебе выпить. Ты бы все равно отказался, разве нет?
Оуэн улыбнулся. Эта женщина постоянно его удивляла. Он ожидал встретить здесь опустившуюся особу, мошенницу и лгунью. Но она оказалась умелой знахаркой, в ладу сама с собой и, видимо, довольная своей судьбой.
— Почему Поттер пошел в приставы?
Магда пожала плечами.
— От жадности. Он думает, что купит себе удобное местечко на небесах. — Она снова пожала плечами. — Парень-то он неплохой, но испорченный.
— Незадолго до Рождества Фицуильям приводил к вам женщину?
— Ага. Еще один жадюга.
— Ребенок этой женщины был от него?
— От него, не сомневайся. Лорд Марч на это не годится.
Вспомнив откровенный костюм лорда, Оуэн посчитал эту новость интересной.
— Откуда вы знаете?
Магда покачала головой.
— Ты чужак в Йорке и не знаешь, кто тебя окружает. О Магде Дигби, Женщине с Реки, знают во всей округе. Когда-то давно мать лорда Марча приходила к Магде за амулетом. А потом еще раз наведывалась перед своим обручением. Все бесполезно. Ничего не помогло. От такого, как он, могло родиться только чудовище.
— Не могли бы вы рассказать мне про Фицуильяма нечто такое, чтобы я понял, что могло быть причиной его смерти.
Магда поднялась, вытерла руки о юбку.
— Магда рассказала тебе про сгнившую руку. И хватит с тебя. Мой Поттер будет доволен.
Она распахнула дверь, выставляя его вон.
9
ДОГОВОР
Серые облака и ледяной ветер предвещали снегопад. Оуэн стоял возле лачуги Магды Дигби и смотрел на реку. После жарко натопленной, сухой комнаты холод неприятно прожег его, но агент архиепископа надеялся, что на ветру в голове прояснится. Ему нужно было подумать. Безусловно, за два дня расспросов он узнал то, что могло бы пролить свет на смерть Фицуильяма. В ходе разговоров, вне сомнения, прозвучала какая-то особенно важная информация. Теперь оставалось только решить, какая именно.
Сейчас у него было такое же чувство, как в то утро, когда он впервые проснулся в лагере с повязкой на глазу. Он тогда все старался моргнуть левым глазом, чтобы лучше видеть левый полог палатки. Точно такое же чувство. С ума можно сойти. Вот и сейчас он прошел к илистому берегу и заморгал, чтобы одновременно видеть и бурную реку по правую руку, и домишки, прижавшиеся к стене аббатства слева. Но домишки исчезали, стоило хоть чуть-чуть повернуть голову вправо.
Это и было лекарство, пусть неприятное. Именно это ему и нужно было сделать, чтобы раскрыть загадку смерти Фицуильяма. Повернуть голову. До сих пор он искал врагов юноши, врагов мошенника. Все твердили одно, что у Фицуильяма было много недругов, но ни один не назвал имени того, кто был способен его убить, причем так, чтобы сразу замести следы. Впрочем, такой человек еще может объявиться. Но какие еще враги могли быть у Фицуильяма? Нед в разговоре намекнул, что Фицуильям служил шпионом. Возможно, Йорк вовсе не тот город, где стоило заниматься поисками. Вполне вероятно, следовало поискать в окружении Ланкастера. Фицуильям был шпионом Ланкастера, сына короля, и подопечным Торсби, королевского канцлера. Вот и другой мотив. Возможно, Фицуильяма убили не его собственные враги, а враги его вельможного лорда или опекуна. У Джона Гонта, герцога Ланкастерского, было много врагов. Да и Торсби, лорд-канцлер Англии и архиепископ Йорка, наверняка нажил врагов, совершая свое стремительное восхождение наверх.
Оуэн решил как следует поразмыслить об этом позже. Теперь же ему предстояло поторопиться в дом гильдмейстера Камдена Торпа.
* * *
Камден Торп взглянул из-под кустистых бровей на одноглазого незнакомца. Его удивила внешность гостя. Он ожидал увидеть кого-то помоложе, хотя архиепископ сообщил в письме, что его подопечный некогда служил капитаном лучников при прежнем герцоге Ланкастере. И все же он надеялся увидеть человека, более подходящего на роль ученика.
— Архиепископ рекомендует вас в качестве ученика в аптеку Уилтона. Вы в курсе?
— Да, и мне не терпится приступить к делу.
Уверенный тон визитера свидетельствовал о его искренности.
Торп принялся задумчиво пощипывать бородку. Хотя Люси Уилтон ни о чем не просила, Камден решил, что ей не помешает пара сильных рук в помощь. В саду всегда столько работы. Скоро наступит весна, а значит, придется копать, сажать, возить навоз. А этот Оуэн как-никак знаком с делом. Ему можно доверить присмотр за лавкой, пока Люси ухаживает за мужем. Какая странная болезнь свалила Николаса Уилтона! Камден до сих пор не знал случаев, чтобы человек, переживший такой внезапный и сильный удар, продолжал жить. Должно быть, причина здесь кроется в отличном уходе. Гильдмейстер давно заметил, какой исхудавшей и усталой выглядит Люси. Эта женщина совсем не отдыхает. Вероятно, проводит все ночи рядом с больным мужем, дремлет на стуле из боязни не услышать, если он позовет, а днем работает не покладая рук и в лавке, и в саду.
Гильдмейстер указал на повязку.
— А это обязательно носить?
Валлиец дотронулся до дурацкого кожаного лоскута на глазу.
— Я знаю, смотрится она не очень хорошо. Но, как видите, — он сдвинул повязку, показав сморщенное веко, лишь частично закрывавшее пострадавший глаз, — без нее еще хуже.
Камден вздохнул.
— Бедняга. Вы, должно быть, настрадались из-за своей раны.
— Да, можно сказать, побывал в аду.
А этот парень, наверное, пользовался успехом у женщин до того, как получил шрам; если бы не увечье, его можно было бы назвать красавчиком. А сейчас, увидев эту повязку, женщины станут воротить от него нос, сомневаться не приходится. Вряд ли о нем и миссис Уилтон поползут слухи. Так что в целом можно считать, что выход найден.
— В последнее время я мучительно ломал голову, как помочь Уилтонам. Беда в том, что любой родитель или опекун воспринял бы как оскорбление, если бы я взял его мальчишку учеником к ученице, сами понимаете. Миссис Люси Уилтон, конечно, знает свое дело, но она ведь не мастер, хотя, если ей придется управлять лавкой в одиночку еще несколько месяцев, она вполне сможет претендовать на звание подмастерья. Я намереваюсь поставить этот вопрос перед членами гильдии. Но даже при таком стечении обстоятельств начинающему ученику все-таки лучше работать под началом у хозяина аптеки.
Оуэн пожал плечами.
— У меня другая ситуация.
— Вот именно. Вот именно. — Камден потер нос, разглядывая собеседника. Единственный глаз его хитро поблескивал, но смотрел Арчер прямо — не моргал, не отводил взгляда. Вряд ли этот человек как-нибудь навредит. — Вы все еще заинтересованы в этой работе?
— Да.
Торп в последний раз дернул бородку и хлопнул ладонями по коленям.
— Что ж, вы сами себе хозяин. Тогда другое дело. Совсем другое дело.
— У меня один вопрос, мастер Торп.
— Задавайте.
— Архидиакон Ансельм упомянул сомнительное происхождение миссис Уилтон. Что он имел в виду?
Архидиакон, дьявол его побери. Неужели он никогда не откажется от своей вендетты?
— Сомнительное? Тьфу, старые сплетни. Не обращайте внимания. Лично я считаю, что у миссис Уилтон весьма достойное происхождение. Она дочь сэра Роберта Д'Арби из Фрейторп Хадден.
Камден увидел, что валлиец по-настоящему заинтересовался, даже привстал.
— Она дочь рыцаря?
Все мужчины одинаковы. Стоит намекнуть на родство с аристократией, и они тут же распускают крылышки. Действует безотказно.
— Я знаю, что имел в виду архидиакон. Ее мать была француженка. Молодая, красивая. Когда она умерла от выкидыша, прижив ребенка не от мужа, сэр Роберт отдал Люси в монастырь, а сам отправился странствовать. Само собой, пошли разговоры. Но Люси Уилтон нельзя попрекать материнскими грехами.
— А как получилось, что дочь аристократа замужем за торговцем?
Тори пожал плечами.
— Уилтон навещал Люси в монастыре. Влюбился. Тетушка дала разрешение на брак — Д'Арби по-прежнему странствовал в святых землях. Скорее всего, девушка увидела в этом свое спасение. Как бы там ни было, ее происхождение не должно вас беспокоить.
— А с чего вдруг ему было навещать девушку в монастыре?
— А с чего вы проявляете чрезмерный интерес к миссис Уилтон? — насторожился Камден.
— Ученик работает бок о бок с наставником. По всему выходит, миссис Уилтон будет исполнять роль моего наставника какое-то время. Хотелось бы побольше о ней узнать.
Торп призадумался и в конце концов решил, что это весомый аргумент.
— Леди Д'Арби — мать миссис Уилтон — была очень дружна с Николасом. Она всегда увлекалась садом. Николас помог ей восстановить лабиринт в Фрейторп Хадден.
— Значит, Николас Уилтон гораздо старше своей жены?
— Да, но не настолько, как некоторые. — Торп поднялся. — Ну, теперь, Оуэн Арчер, вы знаете все, что вам нужно.
* * *
Они направились в аптеку. Падал легкий снег, мокрые снежинки таяли, как только касались земли. Оуэн гадал, как отреагирует Люси Уилтон на предложение гильдмейстера. Вчера он вроде бы не очень ей понравился.
Миссис Уилтон оторвала взгляд от конторской книги, увидела Торпа, заулыбалась и протянула ему руку, предварительно вытерев о передник.
— Рада видеть вас, мастер Торп.
— У меня для вас хорошая новость, миссис Уилтон.
Он ответил на ее приветствие рукопожатием и шагнул в сторону, выдвигая на первый план Оуэна. Люси вздрогнула, потом кивнула ему.
— Сэр Арчер! Как ваш глаз?
— Сегодня лучше, миссис Уилтон, благодаря вашей мази.
— Быть может, мы пройдем в заднюю половину дома и поговорим? — предложил Камден Торп.
Люси отвела их на кухню, отделенную от магазина занавеской из бусин.
— Что за хорошая новость?
Камден растер руки над огнем, затем уселся за раздвижной стол, стоявший тут же.
— Что вы скажете насчет того, чтобы испытать мастера Арчера в качестве ученика?
— Что?
«По крайней мере, в ее голосе прозвучало удивление, а не неприязнь», — подумал Оуэн.
— Я знаю, вы ожидали совсем другого, — поспешил разъяснить Камден Торп. — Но подумайте хорошенько. Он кое-что смыслит и в садоводстве, и в том, как отмерять лекарства, хотя официальной выучки не прошел. А еще он хорошо пишет. Поможет вам вести книги.
Люси Уилтон вспыхнула, переводя взгляд с Оуэна на Торпа.
— Мастер Торп, не обманывайте меня. — Ее глаза метали молнии. — Это взрослый мужчина. Какой из него ученик? Вы намерены поставить его вместо меня.
Камден искренне огорчился.
— Он обычный ученик, уверяю вас.
— Я надеялась получить в помощники мальчишку.
— В этом-то и проблема, как вы не поймете. Мальчик, стремящийся впоследствии стать аптекарем, не пожелает начинать как ученик ученицы — даже самой знающей. Я обрисовал Оуэну ситуацию, и он все равно пожелал поступить на эту должность.
— Интересно, почему?
— Я охладел к военному делу.
— Он привез рекомендательное письмо от архиепископа.
Женщина оглядела Оуэна с ног до головы.
— Работа предстоит тяжкая и монотонная, мастер Арчер.
— Мне она подойдет, миссис Уилтон. В моем положении вряд ли кто предложит другую. Как завидят меня, с этой повязкой на глазу, бывшего солдата, так почему-то сразу ждут неприятностей. Они думают, что мальчик будет более послушным учеником, и ошибаются. Я повидал мир, и он мне не понравился. Теперь я хочу одного — найти тихий уголок и заниматься своим делом. Я не тщеславен. Какая мне разница, чьим быть учеником — вашего мужа или вашим?
Торп энергично закивал.
— Чтобы подсластить пилюлю, я подкину вам Тилди Томпкинс, чтобы помогала днем на кухне. Считайте это подарком от гильдии по случаю болезни одного из ее членов. Это наш долг перед вами и Николасом.
— А где Оуэн будет жить?
Оуэн улыбнулся, услышав, что она назвала его по имени. Значит, хозяйка уже думает о нем как о своем ученике.
— Столоваться он будет с вами, а поселится где-нибудь в городе.
— Тогда мне придется ему платить.
— У меня есть немного денег, — сказал Оуэн. — На жизнь хватит.
— Возможно, этого не понадобится. — Люси поднялась. — Я посмотрю, готов ли Николас вас принять.
* * *
Серая кожа, тусклые глаза, седые волосы. Николас Уилтон не притворялся больным. В маленькой спальне с наглухо закрытыми окнами и дверями горели две спиртовые лампы, отчего тяжелый дух в комнате только усугублялся. Оуэн понадеялся в душе, что Люси не проводит здесь много времени.
При виде гостей Николас кивнул им.
— Я… — Он нахмурился и прикрыл веки. — Очень благодарен, Камден.
Торп поспешил к больному и взял его за руку.
— Хвала Господу, ты вновь обрел речь, мой друг.
Николас сжал его руку. В блеклых глазах стояли слезы.
Камден жестом велел Оуэну подойти поближе.
— Это Оуэн Арчер. Уверен, он поможет вам обоим.
Оуэн осторожно пожал худую руку больного. Лихорадочный пульс. Влажная ладонь. По опыту он знал, что ладони тяжелобольного обычно сухи, если только он не горит в лихорадке. Николас Уилтон чего-то боялся. Смерти? Гильдмейстера? Оуэна?
* * *
Оуэн уставился в свою кружку, вспоминая события дня, а тем временем судебный пристав Дигби тихонько скользнул на противоположную скамью. Вид у него был недружелюбный.
— С чего это вам вздумалось расспрашивать мою мать? — сурово поинтересовался Дигби.
— И вам тоже добрый вечер.
— Я хочу знать, что вы затеяли.
— Матушка Дигби все прояснила.
— Что вам за дело до нее?
Оуэн пожал плечами.
— Просто я любопытный человек.
— Она говорит, вас прислал архиепископ. Его беспокоит смерть Фицуильяма?
— А что, ему следует беспокоиться?
— Мать говорит, что аббат Кампиан рассказал вам про руку. С чего это вдруг? Что он имеет против нас с матерью?
— А что он может иметь против вас?
— Как раз это я и намерен выяснить.
— Должно быть, вы почуяли какую-то опасность, когда обнаружилась пропажа руки.
Дигби пожал плечами.
— Всем известно, что бедняки обращаются к мамаше как к врачу. Легко было проследить связь. Как бы она сумела доказать, что не получила за руку деньги? Но вскоре меня назначили судебным приставом. Похоже, Фицуильям держал язык за зубами.
— А вы никогда не думали, что надо действовать наверняка, чтобы он и впредь помалкивал?
Дигби пристально посмотрел на Оуэна.
— Что вы имеете в виду? Что я был готов его убить? Чтобы он замолчал навеки? Вы что, обвиняете меня? — Он говорил все громче и громче, привлекая к себе внимание посетителей. Те кидали любопытные взгляды, но тут же отворачивались, увидев, кто сидит в том углу.
Оуэн пожал плечами.
— Должность пристава была для вас очень важна. Я побывал в доме у вашей матери и теперь могу представить, как вам хотелось вырваться оттуда.
Дигби покачал головой, словно поражаясь услышанному.
— Замечательный способ вступить в должность судебного пристава — убить подопечного архиепископа.
Если взглянуть на дело под таким углом, то подозрение, конечно, смехотворное. Оуэн сдался, поняв, что расспросы все равно никуда не приведут.
— Аббат мне сказал, что Фицуильям раскаялся в содеянном. Он понял, что навлек на вашу матушку серьезную беду. И он уважал миссис Дигби.
Пристав покраснел.
— Он так и сказал?
— Да. Поэтому, думаю, вам нечего опасаться по поводу этого старого дела. Не хотите ли выпить?
— Нет.
Дигби еще с минуту задумчиво вертел в руках застиранную шапку.
— Уверены, что не хотите выпить?
Дигби мотнул головой и незаметно исчез, явно смущенный.
* * *
Люси проснулась оттого, что из рук Николаса выпали тетрадь и перо. Чернильницу она успела подхватить, пока та не соскользнула на пол. Николас, вздрогнув, проснулся.
— Я превратился в обузу.
— Ты устал. Тебя измотал визит Камдена Торпа.
— Я рад, Люси, что теперь у тебя есть помощник. Она дотронулась до его руки, лица и улыбнулась мужу.
— Я тоже рада. Теперь отдыхай. Записки подождут.
Николас вцепился в ее руку.
— Я должен закончить работу. Все записать. Про сад. Про лекарства.
— Время есть. — Она мягко высвободила руку и убрала прядь волос у него со лба.
Он вздохнул.
— Ты слишком для меня хороша.
— Глупости. — Она чмокнула его в лоб, и он закрыл глаза.
Люси прикрутила лампу и скользнула под одеяло рядом с ним. Сегодня ночью она позволит себе роскошь выспаться в кровати. Николас ведет себя спокойно.
Раньше было по-другому. Муж всегда поворачивался к ней и обнимал. А сейчас, даже если бы он так сделал, все равно это уже не то. Люси больше не испытывала чувства покоя. Раньше в этой постели ей казалось, что она защищена от всего мира. Теперь все изменилось. Ее будущее зависело от того, сохранится ли все в тайне. Поначалу она не придавала этому значения, но потом все чаще и чаще начала задумываться, а так ли все просто. Ей хотелось знать, что все-таки произошло с Николасом в тот вечер в аббатстве. Кого он там встретил? Почему вдруг поблизости оказался пристав? Чем вызван интерес архидиакона — простым дружеским участием? Если так, то чего боится Николас?
Ей повсюду мерещилась опасность. Даже в новом ученике. Поэтому она не испытывала благодарности к гильдмейстеру Торпу за то, что тот выполнил ее просьбу.
Вместо того чтобы радоваться, она гадала, что затеял валлиец. Разумеется, он очень ей поможет, она в этом не сомневалась, но зачем ему такая работа? Как он сам говорит, чтобы начать новую жизнь. Возможно. В первую минуту она заподозрила, что он и гильдмейстер задумали отнять у нее аптеку: помогать ей до кончины Николаса, заодно изучать книги, клиентов, ходовой товар, а потом забрать все, когда муж умрет, заявив, что у нее слишком мало опыта, да и что взять с женщины, дочери грешной француженки? Именно поэтому в детстве ее так мучили монахи. Вела она себя безукоризненно, другие девочки даже считали ее занудой, зато монахини не сводили с нее глаз, постоянно следили, не проявятся ли признаки греховности — ведь они знали, что у ее матери был возлюбленный и что она погибла из-за своего прегрешения. Изо дня в день они неотступно следовали за ней, следили, прислушивались к каждому слову, придирчиво выискивая приметы материнской натуры.
Однажды ей так все надоело, что она задумала бежать. Ее единственным другом в монастыре была сестра Долтрис, знаток трав и целительница. Мать Люси передала своей дочери любовь к садоводству и глубокие знания целебных растений. Сестра Долтрис никогда не следила за ней ястребиным взором. И вот как-то раз после завтрака Люси пожаловалась на колики в животе. Она обхватила руками живот и расплакалась. Сестра Уинифрид поспешила отвести ее в лазарет.
План был таков: потихоньку выбраться из лазарета, после того как сестра Долтрис уложит ее спать, проскользнуть через садовую калитку мимо сараев и флигелей к той части стены, что обвалилась под тяжестью упавшего дерева.
Ожидая в лазарете наступления ночи, Люси потихоньку потягивала мятный отвар, приготовленный ее подругой, и дремала в теплой комнате, пока сестра Долтрис возилась по хозяйству. В начале вечера монахиня объявила, что щечки у Люси порозовели, и позволила девочке немного посидеть в кровати, а сама занимала ее рассказами о своей большой семье, жившей на ферме возле Хелмсли. Их домик примостился на склоне покрытого вереском холма, у прохладного, чистого ручья. Это были веселые рассказы, незатейливые и полные любви. Люси слушала как завороженная и сама не заметила, как задремала, соскользнув на мягких подушках; она угодила в плен сладких снов, не отпускавших ее до самого рассвета.
Отправляясь утром на занятия, девочка обернулась и спросила сестру Долтрис, почему другие монахини так с ней суровы.
— Из-за твоей матери, дитя мое. Они не понимают, что твоя мать была очень молода, ее пугал дикий северный край, и она нашла утешение у благородного человека, который полюбил ее и дарил ей веселье.
— А вы не можете сказать, чтобы они перестали так со мной обращаться?
Долтрис хмыкнула.
— Чтобы они начали ломать голову, почему я забочусь о тебе?
Люси взглянула в лицо целительнице и увидела, что эта женщина, даже после многих лет жизни в монастыре, оставалась красивой. Можно было представить себе, какой красавицей она была когда-то! И девочка поняла, что имела в виду монахиня.
Сестра Долтрис взяла ее за руку.
— А теперь мы обе храним тайны друг друга и должны поклясться, что никогда не выдадим их ни одной душе.
— А какую мою тайну вы храните?
— Что животик у тебя болит тогда, когда ты хочешь провести день, слушая бесконечные истории Долтрис и попивая ее мятный отвар. Это гораздо лучше, чем побег, ты не согласна?
— Так вы знали?
Монахиня опустилась на колени и обняла Люси. От сестры пахло цветами и травами.
— Чтобы хорошо лечить людей, нужно уметь разбираться в их душах, а не только в телесных недугах.
— Это наша тайна?
— Да, наша маленькая тайна. И знай, тебя здесь всегда ждут.
Люси доверяла сестре Долтрис так, как не доверяла никому со дня смерти матери. Только Николас позже завоевал такое доверие.
Ну а ученик? Она подумала, что не сможет ему довериться. Как-то раз она спросила у сестры Долтрис, как определить, можно ли положиться на незнакомого человека.
— А ты посмотри ему в глаза и прямо задай этот вопрос, — посоветовала монахиня.
Тогда девочку разочаровал такой ответ, который даже не показался ей ответом.
