Owen Archer - Аптекарская роза

      — Я знал о вашем интересе к причинам смерти Фицуильяма, но судебный пристав начал расспрашивать брата Вульфстана, и я забеспокоился.
      — Вы говорите, что Арчер знал о визите пристава.
      — Знал.
      — Меня удивляет его выбор помощника.
      — Он не говорил, что прислал с поручением пристава.
      Торсби на секунду опустил голову, задумавшись. Он понимал, что нужно либо доверять Арчеру, либо нет, и нельзя поддерживать его частично.
      — Вы могли бы подтолкнуть брата Вульфстана к разговору с моим человеком.
      — Он не доверяет валлийцу.
      Торсби удивленно приподнял брови.
      — Может быть, ваш лекарь более дальновиден, чем архиепископ.
      Оба улыбнулись этой незатейливой шутке.
      — Я подтолкну брата Вульфстана к разговору.
      — Интересная деталь: пристав Ансельма проявил большой интерес к Монтейну, но совершенно не интересовался моим подопечным?
      — Он ни слова не спросил о Фицуильяме.
      Архиепископ снова прикрыл глаза, раздосадованный тем, что мог позабыть о связи рыцаря с леди Д'Арби. Да, запутанный узел он пытается сейчас развязать. И все из-за негодника Фицуильяма. Как странно, если окажется, что его подопечный стал невинной жертвой. Но все вело к тому. Да еще этот пристав впутался. Зачем? А теперь и он тоже мертв. Переговорил с лекарем, поужинал с архидиаконом, а потом утонул. Человек, который вырос на реке, утонул. Все это не нравилось Торсби. И все это означало неприятности для собора.
      — Почему брат Вульфстан не доверяет Арчеру?
      Аббат виновато поморщился.
      — Признаю, что понятия не имею. Он предпочитает хранить это в тайне. Мы все здесь не очень говорливы. Таков уж порядок.
      — Скажите мне вот что: а мой человек, Арчер, наведывался к лекарю?
      — Да. Он принес письмо от мастера Роглио, лечившего старого герцога.
      — Роглио и меня лечит.
      Кампиан вспыхнул, только сейчас поняв намек архиепископа.
      — И вас, конечно. Я совершенно не сведущ в подобных делах, ваша светлость. Хотя, конечно, ваш подопечный умер, предоставленный заботам Вульфстана.
      — Не думаю, что ваш лекарь убийца, Кампиан. Возможно, он соображает несколько хуже, чем раньше, но он не убийца.
      Аббат утер лоб.
      — Хвала Господу. Он мой старинный друг. — Кампиан выпил вина. Рука его, державшая бокал, подрагивала. — Но затем, как вы знаете, Арчер навестил его…
      — Он не рассказал мне об этом визите, поэтому я и удивился. Недоверие Вульфстана, возможно, отражает всего лишь его собственное чувство вины, его подозрение, что Арчер расследует обе смерти.
      Кампиан закивал, а затем, потупив взгляд, тихо произнес:
      — Есть еще одно дело, ваша светлость.
      «Бог мой, еще один маленький скандал?»
      — Все эти расспросы насчет могилы Монтейна. Вы ведь не намерены выкапывать труп?
      — Зачем?
      — Чтобы найти признаки отравления…
      И что теперь? Неужто монахи продали тело на мощи? Торсби не мог бы поручиться за Кампиана, не зная этого человека достаточно хорошо. Аббат уже занимал эту должность, когда Торсби поднялся до архиепископа. Кампиан не был ставленником Торсби. С виду он казался человеком прямодушным, но Торсби знал многих священников, из которых получились бы отличные актеры. Ему не нужны были скандалы.
      — Думаю, даже Роглио не настолько сведущ в своем деле, чтобы правильно определить причину смерти без должного уточнения каждой стадии в своем анализе. О человеке говорит его душа. Его поступки.
      Кампиан вновь утер лоб.
      — Ваши слова принесли мне огромное облегчение. Покой аббатства Святой Марии и так уже нарушен. Две смерти не остались незамеченными. Некоторых из послушников забрали домой. Кое-кто из старших братьев отказывается использовать бальзамы Вульфстана для своих больных суставов. Многие больше обычного страшатся весеннего кровопускания. Бедняга Вульфстан знает об этом и сильно переживает. Кажется, только брат Микаэло все еще часто наведывается в лазарет.
      — Микаэло? Не знаю такого.
      — Смазливый молодой человек. Лентяй. Вечно изобретает способы, чтобы отлынивать от работы. Кстати, это напомнило мне… Ведь Микаэло находился в лазарете, когда туда явился пристав, чтобы переговорить с Вульфстаном. А позже в тот день он попросил разрешения навестить архидиакона по одному семейному делу. Его родственники жалуют значительные суммы на Хатфилдскую часовню: стараются завоевать благосклонность короля.
      Микаэло. Недостающее звено.
      — Смазливый молодой человек, говорите?
      Кампиан вздохнул.
      — Подозреваю, Ансельм вновь потерпел неудачу в попытке отказаться от своего пристрастия.
      — А я никогда и не верил, что он сможет от него отказаться. Я выбрал этого человека не за его добродетель. — Торсби поднялся. — Меня все больше и больше беспокоит это дело. Я должен подумать, как поступить дальше.
      Кампиан тоже встал.
      — Оставляю вас, ваша светлость, с вашими мыслями. Если понадобится моя помощь, прошу, сразу дайте мне знать.
      — А пока позвольте Арчеру расспросить как следует брата Вульфстана.
      Аббат Кампиан с поклоном удалился, а Торсби довольно долго простоял у окна, пытаясь продумать различные варианты. Затем он позвал Йоханнеса.
      — Пора пригласить Арчера на бокал вина. Сегодня вечером, Йоханнес. Перед ужином.

* * *

      Оуэн уже прошел полпути до лавки, когда его нагнал посыльный из аббатства Святой Марии.
      — Да пребудет с вами Господь. — Мальчик сложил ладони и наклонил голову, после чего уставился на Оуэна. — Капитан Арчер?
      — Какой догадливый! Сколько одноглазых найдется в Йорке?
      Мальчишка сморщился, припоминая.
      — Я знаю семерых. Не-а. У Коули нет обоих глаз. Но…
      Оуэн досадливо поморщился и взмахнул рукой, обрывая болтуна.
      — Неважно. Что тебе велено передать?
      — Аббат говорит, вы можете встретиться с братом Вульфстаном нынче утром, капитан.

* * *

      Кампиан мрачно приветствовал Оуэна.
      — Его светлость сказал мне, что вам можно доверять. Я попросил брата Вульфстана быть с вами откровенным. Можете к нему пройти.
      Оуэн поблагодарил аббата.
      — Один вопрос. Брат Вульфстан знает, кто был первый пилигрим?
      Кампиан кивнул.
      — Я сказал ему об этом после ухода пристава. Я подумал, может быть, архидиакон Ансельм хотел, чтобы Дигби выяснил именно это. Так что я велел брату Вульфстану раскрыть архидиакону имя пилигрима.
      Оуэн застонал.
      — И он назвал его?
      — Нет. — Аббат не скрывал своего удивления. — Брат Вульфстан ослушался меня. Он, конечно, не стал лгать архидиакону. Вульфстан вообще не способен лгать. Просто архидиакон не задал прямого вопроса об имени.
      — Слава Богу, — сказал Оуэн и направился к лазарету, решив обдумать эту последнюю новость чуть позже.
      Оказывается, Вульфстан плохой лгун, но все-таки способен пустить гончую по ложному следу. И еще одна любопытная деталь: Вульфстан уже знал имя пилигрима, когда разговаривал с Люси Уилтон, но и на ее вопросы тоже отвечал уклончиво. Несмотря на их с Люси общую тайну, он не все ей открыл.
      Послушник Генри, сидя у стола, читал рукопись. Брат Вульфстан дремал возле огня.
      — Он устал, — прошептал Генри, когда на пороге появился Оуэн. — Вы не можете заглянуть в другой раз?
      — Нет, не могу.
      Генри подошел к Вульфстану и разбудил старика так бережно, что Оуэн даже растрогался. Лекарь сонно взглянул на визитера, постепенно приходя в себя.
      — Что? Ах, да. Аббат Кампиан говорил, что вы зайдете.
      — Не могли бы мы поговорить наедине?
      Послушник посмотрел на Вульфстана, и тот кивнул.
      — Ступай и подумай над тем, что прочитал за это утро. Позже мы с тобой все обсудим.
      Юноша сложил рукопись и, убрав на место, вышел из лазарета.
      — Хороший мальчик.
      Оуэн уселся напротив старого монаха.
      — Простите, но я решил сразу приступить к делу. Вы наверняка знаете, зачем я здесь, поэтому не вижу смысла играть словами.
      Лицо Вульфстана приобрело холодное, почти враждебное выражение.
      — Это вы затеяли со мной игру. Сразу могли бы признаться, что вас прислал архиепископ.
      — Я надеялся, что мне не понадобится ничего говорить. Аббат предупреждал вас, чтобы вы об этом помалкивали?
      — Я не нуждаюсь в предупреждениях.
      Враждебность старого монаха разочаровала Оуэна, но он не мог винить Вульфстана. Окажись он на его месте, чувствовал бы то же самое. Лучше сразу выложить все самое худшее.
      — Дело вот в чем. Я думаю, что Джеффри Монтейна отравили. И сэра Освальда Фицуильяма, возможно, тоже.
      Вульфстан уставился на свои сандалии, но Оуэн разглядел бусинки пота у него на лбу.
      — Я не обвиняю вас, брат Вульфстан. Вас могли просто использовать. Подозреваю, вы раскрыли предательство и теперь опасаетесь, что кто-то обвинит вас в двух смертях.
      Старик не проронил ни слова.
      — Если вы расскажете мне все, что знаете, это, возможно, спасет аббатство Святой Марии от еще большей беды.
      Лекарь поднял на него испуганные глаза.
      — Какой беды?
      — Извлечения из могилы тела Монтейна.
      — Нет. Святые небеса, нет. Прошу вас. Не тревожьте Джеффри.
      — Я бы тоже этого не хотел. Так вы расскажете мне все, что знаете?
      — Мне казалось, архиепископа интересует смерть Фицуильяма.
      — А я думаю, эти две смерти связаны.
      Вульфстан вздохнул и уставился на свои руки.
      — Кого вы пытаетесь защитить?
      Старый монах поднялся и начал ворошить поленья в очаге.
      — Аббат пожелал, чтобы я вам помог. Но это непросто. — Он продолжал возиться с огнем. — Кому вы собираетесь рассказать о том, что узнаете?
      — Это будет зависеть от того, что я выясню. Возможно, мне и не придется говорить об этом никому, кроме его светлости.
      — И вы не станете тревожить Джеффри?
      — Нет.
      Вульфстан вернулся на место. Сцепив руки, он наклонил голову.
      — Уверен, что это был несчастный случай.
      — О чем это вы?
      — Я понял это только после того, как Фицуильям… Я понятия не имел, что лекарство смертельно. — Он поднял на Оуэна перепуганные глаза. — Он уже был болен, видите ли. Наверняка он уже был болен.
      — Николас Уилтон?
      Вульфстан прикрыл веки, кивнул.
      — Расскажите подробно, как все произошло.
      С трудом подбирая слова, лекарь поведал всю историю. Почти всю. Он не стал рассказывать о странных расспросах Николаса, когда Вульфстан пришел к нему за лекарством. Монах также не упомянул, что рассказал о своей догадке Люси Уилтон.
      Все, что услышал Оуэн, явилось для него откровением.
      — И вы ничего не заподозрили, когда Монтейн назвал его убийцей?
      — Он бредил, а в таком состоянии люди несут невесть что.
      Оуэн поднялся и начал мерить шагами комнату, обдумывая услышанное. Вульфстан сидел, спрятав руки в рукава и глядя неподвижно на огонь. Раскрасневшееся, взмокшее лицо выдавало его. Он скрыл часть правды. Оуэна это не удивило, он и не ожидал, что будет легко.
      — Что вы сделали, когда обнаружили огромную дозу аконита в лекарстве?
      — Я избавился от склянки.
      — Каким образом?
      — Я… — Вульфстан закрыл глаза, явно пытаясь придумать убедительный ответ. — Я приказал сжечь лекарство.
      — Кому вы приказали? Своему послушнику?
      — Я… Нет.
      Монах не умел лгать. Оуэн на это и рассчитывал. Нужно было просто набраться терпения.
      — Тогда кому?
      — Другу.
      — Выходит, еще кто-то посвящен в это дело?
      — Он никому не расскажет.
      — Вы по-прежнему темните.
      Монах еще больше побагровел.
      — Теперь вы знаете, что незачем раскапывать тело Джеффри. Вы знаете, отчего он умер. Неужели этого мало?
      — А вы уверены, что смертельная доза аконита попала в лекарство случайно?
      — Как же иначе? В то время я еще не знал имени пилигрима, поэтому не мог назвать его Николасу Уилтону. — «Но Николас задавал вопросы. Он знал, для кого готовил лекарство». — Он не наведывался в аббатство, пока здесь жил Джеффри, так откуда он мог знать? Да и зачем бы ему травить незнакомца?
      Пот потек тонкой струйкой по спине Вульфстана, и он заерзал. Что, если он защищает убийцу? Что тогда? Люси Уилтон невиновна. Он должен ее защитить. Но как же тогда с расспросами Николаса? А его паралич? Не была ли болезнь вызвана потрясением при виде жертвы? Что, если тяжесть содеянного оказалась чрезмерной для его сердца?
      — Я спросил вас, брат Вульфстан, уверены ли вы, что это была случайность?
      Лекарь промокнул лоб. Заерзал на скамье. Наконец зажмурился и закрыл лицо руками. Оуэн услышал, как монах что-то бормочет сам себе, и понял: стрела попала прямо в цель.
      Наконец Вульфстан распрямился и посмотрел на собеседника. Оуэн прочел в его глазах страх.
      — Нельзя заглянуть в чужую душу. Я всегда считал Николаса отличным аптекарем и порядочным человеком. Но, признаюсь, я не знаю, что и думать о том дне. Вопросы его о пациенте показались мне тогда… — Он нахмурился, подыскивая нужное слово. — Неуместными, не относящимися к болезни.
      Оуэн продолжал мягко расспрашивать старика, пока не выяснилось одно обстоятельство: Николас Уилтон узнал достаточно, чтобы догадаться, кто был этот пилигрим.
      — Простите, что подверг вас такому испытанию. Для меня было очень неприятно выпытывать у вас эту тайну.
      Вульфстан кивнул, в глазах его стояли слезы.
      — Вот что мне скажите: вы уверены, что лекарство, которое вы потом опробовали, было тем самым, что приготовил Николас?
      — Уверен, — со вздохом ответил Вульфстан.
      — И никто не сумел бы подсунуть его на вашу полку?
      — Я сам надписал склянку.
      — И вы заметили бы, если бы лекарство подменили?
      Вульфстан сгорбился, окончательно сраженный.
      — Наверное, заметил бы. Но точно не скажу.
      — Жаль, вы не сохранили склянку.
      — Я хотел от нее избавиться. Испугался, как бы кто-нибудь еще не воспользовался снадобьем.
      — Значит, у монахов есть доступ к лекарствам?
      — Нет, конечно. Но если бы со мной что случилось…
      — Кто уничтожил лекарство?
      — Я уже сказал. Друг.
      — Здесь, в аббатстве?
      Глаза у монаха забегали.
      — Нет.
      — Где-нибудь в городе?
      Вульфстан решительно вздернул подбородок. Он не станет выдавать ни в чем не повинную душу.
      — Я не видел, где сожгли лекарство. Я точно не знаю, где его сожгли. — Он сделал глубокий вдох.
      Кого это старый монах защищает с таким упрямством и преданностью? С кем он мог поделиться своим открытием? Оуэн терялся в догадках.
      И тут до него дошло. Тот человек, которому Вульфстан доверил свой самый последний секрет. Тот самый человек, с которым монах разделял общую тайну.
      — Вы рассказали о своей догадке миссис Уилтон.
      Лекарь наклонил голову и перекрестился. Он боролся с желанием проклясть одноглазого монстра.
      — Вы решили, что ей следует знать. Чтобы эта ошибка не повторилась.
      Старик по-прежнему не проронил ни слова.
      — Я должен знать, кто еще в курсе дела, — мягко настаивал Оуэн. — Видите ли, если убийца не Николас, если убийца на свободе, то любой, кто может дать показания, находится в опасности. Вас я предупредил. Должен предупредить и вашего друга.
      Вульфстан поднял на него глаза. В его взгляде читалась неуверенность.
      — Вы говорите об опасности?
      — В подобной ситуации что-то знать опасно.
      — Да простит меня Господь, я об этом не подумал.
      — Это миссис Уилтон?
      — Теперь я сам могу предупредить своего друга.
      — Подумайте хорошенько. Я работаю в лавке Уилтона. Если я буду знать, что миссис Уилтон грозит опасность, я сумею ее защитить.
      «А ведь он прав», — подумал Вульфстан. Этот широкоплечий мужчина мог бы стать для Люси защитником. А что может сделать сам Вульфстан? Как защитить?
      — Да, я рассказал обо всем Люси Уилтон и попросил, чтобы она присматривала за Николасом. И велел ей уничтожить снадобье.
      — Вам было нелегко во всем ей признаться.
      — Да. Тот разговор дался мне с трудом.
      — Она, наверное, была потрясена.
      — Люси Уилтон храбрая женщина. Она восприняла все спокойно. Сразу поняла, почему я рассказал ей это.
      — Не стала плакать или заламывать руки?
      — Это ей не свойственно.
      — У вас, должно быть, камень с души свалился. Упади она в обморок, вы бы даже не знали, что делать.
      — Я бы не стал ей ничего рассказывать, если бы думал, что она способна на такую глупость.
      — Значит, она совершенно не выказала потрясения?
      Вульфстан нахмурился. Разговор принимал неприятный оборот.
      — Не думаю. Я этого не заметил.
      — Миссис Уилтон знает, кто был этот пилигрим?
      — Нет.
      — Вы уверены?
      Вульфстан пожал плечами.
      — Ровно настолько, насколько один человек может быть уверен насчет другого.
      — Он был возлюбленным ее матери. Вы знали об этом?
      Брат Вульфстан покраснел.
      — Догадывался.
      — Но никто из семейства миссис Уилтон — ни ее муж, ни отец — не знал о приезде Монтейна в аббатство?
      Вульфстан покачал головой.
      — Не представляю, как бы они могли об этом узнать.
      Достаточно.
      — Простите, что подверг вас такому допросу. Миссис Уилтон очень повезло иметь такого друга, как вы, брат Вульфстан. Больше ничего выпытывать не буду. — Оуэн поднялся. — Спасибо за доверие ко мне. Обещаю использовать эти сведения только для того, чтобы докопаться до правды.
      Брат Вульфстан поблагодарил его и проводил до двери.
      — И запомните. Будьте осторожны. Никому не доверяйте.
      — Даже аббату Кампиану?
      — Даже ему.
      — И Люси Уилтон?
      Особенно ей.
      — Просто запомните. Никому не доверяйте. А когда я узнаю всю правду, то сразу сообщу, что опасность для нас миновала.
      — И вы присмотрите за Люси Уилтон?
      — Обещаю.
      Вульфстан поверил Оуэну. Но все равно чувствовал себя предателем. Он опустился на колени перед своим маленьким алтарем Святой Девы, чтобы вознести молитву.

16
КОРЕНЬ МАНДРАГОРЫ

      Ветер нес с собой запах реки. Оуэн брел сквозь метель, и на сердце у него было тяжело. Вульфстан хотел защитить Люси Уилтон. Оуэн хотел защитить Люси Уилтон. Николас Уилтон, можно не сомневаться, тоже хотел ее защитить — она все-таки его жена. Все хотели защитить прелестную, нежную Люси. Но что, если в глубине души она смеялась над всеми этими мужчинами, пользовалась своей властью над ними? Не могло ли случиться так, что Люси по некоторым услышанным подробностям узнала пилигрима и отомстила ему? Вот что тяжелым грузом легло на сердце Оуэну. Неужели это она приготовила снадобье и отдала Николасу, чтобы он отнес в аббатство?
      Люси обслуживала покупателей, когда Оуэн добрался до лавки. Кивнув ей, он прошел на кухню. Служанка скребла камни перед очагом под критическим взором Бесс Мерчет.
      — Поздоровайся с Оуэном, Тилди. Огромные глаза на бледном худом личике, хорошеньком, если бы не красное родимое пятно на левой щеке. Девушка начала подниматься с колен.
      — Это не обязательно, — сказала Бесс. — Просто поздоровайся.
      — Доброе утро, мастер Оуэн, — дрожащим голоском произнесла служанка, глядя ему в ноги.
      — Не зови его мастером, Тилди, он ученик.
      Оуэн улыбнулся.
      — Доброе утро, Тилди. Я вижу, ты занята. Постараюсь не болтаться под ногами.
      Тилди благодарно улыбнулась. Бесс фыркнула. Девушка сгорбилась, ожидая удара, но его не последовало, и она вновь вернулась к работе с такой энергией, что хватило бы превратить камни в крошку.
      — Пожалуй, загляну-ка я к хозяину, — произнес Оуэн.
      Бесс вздохнула, покачав головой.
      — Нет нужды. Сейчас у него архидиакон.
      Оуэна окликнула Люси, появившись в дверях.
      — Пригляди за лавкой, Оуэн. Мне нужно подняться к Николасу.
      Он прошел в аптеку, радуясь возможности спастись от зоркого ока Бесс. Теперь, открывшись Мерчетам, он опасался находиться рядом с ними, боясь, что один из них проговорится и выдаст его истинные цели. К тому же у Бесс была неприятная манера наблюдать за ним, словно она знала все его грехи и считала мерзавцем. Ему было жаль Тилди.

* * *

      Люси, перепуганная, но преисполненная решимости, осторожно поднялась по ступеням. Сдвинув платок на сторону, она припала ухом к двери.
      — Он был безнадежным больным, Николас.
      — Монтейн, а теперь и Дигби. Когда же этому придет конец, Ансельм?
      — Тебе нельзя расстраиваться, Николас. Забудь о них.
      — Какой ты хладнокровный.
      — Неужели у тебя такая короткая память? Когда-то Джеффри Монтейн напал на тебя и оставил, приняв за мертвеца.
      — Когда он увидел меня в ту ночь, Ансельм… Боже, какое у него было лицо!
      Люси едва не вскрикнула от изумления. Джеффри Монтейн. Рыцарь ее матери. Она опустилась на верхнюю ступеньку. Джеффри Монтейн и Николас? Что могло между ними произойти? И к чему теперь вспоминать о Джеффри? Он ведь исчез сразу после смерти матери.
      Она снова наклонилась к двери. Кто-то плакал. Наверняка Николас. Люси не могла себе представить плачущего Ансельма. Этот монстр сведет на нет все ее усилия выходить мужа! Ансельм что-то пробормотал.
      — Я… нет. Со мной все в порядке, — сказал Николас. — Просто… я должен… кое-что сказать.
      «Монтейн, а теперь и Дигби». Какая между ними связь? Люси сидела в темноте, напряженно размышляя. «Когда Джеффри Монтейн напал на тебя и оставил, приняв за мертвеца». Вульфстан рассказал Николасу, как пилигрим не мог поверить, что он теперь аптекарь. Этот человек считал Николаса мертвым. Люси вспомнила, что пилигрим сражался во Франции в отряде отца. Точно. Этот странник не кто иной, как Джеффри Монтейн. Святые небеса. Что это означало? Почему они с Николасом дрались? И почему она никогда об этом не слышала?
      — Ты не причинишь ей вреда, Ансельм.
      — О ней речи не идет.
      — Ансельм, ты должен пообещать мне.
      — Они погубили тебя, Николас. Сначала ее мать, теперь она, дьяволица.
      Люси ошеломило, сколько яда звучало в голосе архидиакона.
      — Люси хорошая женщина.
      — Она ослепила тебя. А теперь она там, внизу, вместе со своим одноглазым любовничком дожидается твоей смерти.
      Чудовище. Люси хотелось ворваться в комнату и выцарапать ему глаза. «Нет, Николас. Не слушай его».
      — Это ты слеп, Ансельм.
      Голос Николаса звучал очень слабо. Нужно пойти к нему. Но если Ансельм заподозрит, что она подслушивала… Господи, с какой ненавистью он говорил. Ей казалось, будто он видит сквозь дверь и следит за ней холодным, бесчеловечным взглядом. Люси убежала на кухню.
      Тилди подняла глаза, когда Люси, задыхаясь, прислонилась к дверному косяку.
      — Миссис Уилтон!
      — Люси, что случилось? — Бесс тут же оказалась рядом.
      Люси покачала головой.
      — Ничего. Я была… — Она снова тряхнула головой. — Нужно вернуться к работе.
      — Чепуха. Ты только посмотри на себя.
      — Пустяки, Бесс. Прошу тебя. Она торопливо ушла в лавку.
      При виде миссис Уилтон Оуэн тоже изумился: платок съехал набок, выбившиеся на висках пряди прилипли к щекам.
      — Не стоило так торопиться.
      — Мне нужны несколько горшков с верхней полки. Будет легче, если я передам их тебе. — Она задыхалась.
      — Присядь на минутку.
      Его удивило, что она послушно опустилась на скамью за прилавком. Под глазами пролегли тени, лицо побледнело. Что это — чувство вины или беспокойство из-за болезни мужа? Оуэн надеялся, что последнее, да еще чрезмерная работа. Люси потерла локоть, словно и кости у нее тоже ныли.
      — Что-нибудь принести?
      Она покачала головой.
      — Просто помоги мне достать горшки.
      — Лучше я залезу наверх, — предложил Оуэн.
      Люси вздохнула.
      — Если нам предстоит и дальше работать вместе, ты должен не обсуждать мои распоряжения, а просто выполнять их. Как ты думаешь, у тебя получится?
      Она убрала волосы под платок и резким движением поправила его на голове.
      — Я думал…
      Она поднялась.
      — Я знаю, что ты думал. Женщине не следует карабкаться по стремянкам или снимать с полок тяжелые горшки. Если бы ты хоть раз понаблюдал за уборкой в доме, ты бы понял, что все это чепуха.
      Она сердилась. Наверное, Бесс не рассказала ей, куда он ходил сегодня утром.
      — Я был на похоронах у Дигби.
      Люси пожала плечами.
      — Ты имел на это право. Бесс рассказала мне о том, что случилось вчера ночью, когда ты перевернул свечу.
      — Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось отказаться от воинской должности.
      Она покачала головой.
      — Я следила за тем, как ты работаешь. Слепой глаз тебе не помеха. Все произошло из-за Дигби? Его смерть, наверное, тебя расстроила?
      У нее были такие ясные глаза. Такие честные. Ему не хотелось ей лгать.
      — Смерть в мирную пору отличается от гибели на войне. Когда каждый день умирают сотни, сердце твердеет. Но Дигби не должен был умереть.
      Она внимательно посмотрела на него, пытаясь вникнуть в его слова. «Монтейн, а теперь и Дигби». Она покачала головой. Нужно выбросить это из головы.
      — Ты опять удивляешь меня, Оуэн Арчер. Вероятно, человек способен изменить свою природу. Мне бы хотелось так думать.
      — И каким же я был раньше?
      — Ты был солдатом.
      — А какова природа солдата, хотелось бы знать? Разве я сам выбрал такую жизнь? Разве я хотел убивать и быть убитым за своего короля? Это было не мое решение. Меня выбрали люди короля из-за моего мастерства в стрельбе из лука.
      — Когда ты совершенствовал свое мастерство, разве ты не предполагал, к чему это может привести?
      — Нет. Сначала стрельба была для меня обычной детской забавой. Она хорошо мне удавалась и вскоре стала любимой игрой. А потом я начал стрелять лучше всех.
      Она отвернулась от него.
      — Пора заняться делом.
      — Почему ты такая? Почему, что бы я ни сделал, я не могу тебе угодить?
      — Ты здесь не для того, чтобы угождать мне.
      — Нет, для этого. Я твой ученик. Твое мнение — всё для меня.
      «Всё для меня». Эти слова так и повисли в воздухе. Люси смотрела на него, широко раскрыв глаза. А ему хотелось схватить ее за упрямые плечи и встряхнуть. «Ты всё для меня».
      Она отвела взгляд, смахнула крошки с передника.
      — Тебе нужно беспокоиться только о том, чтобы я одобрила твою работу. Ею сейчас и займемся.
      Оуэн сдался и покорно последовал за ней к стремянке. Стоя у подножия, он не проронил ни слова, хотя в душе поражался, как Люси не теряет равновесия, снимая с полок такие тяжеленные глиняные горшки. В какую-то секунду она все-таки покачнулась, и он обхватил ее за талию. Такую тонкую талию. Он почувствовал, как она задержала дыхание, потом посмотрела на него сверху как-то странно, перепуганно, но уже через секунду возобновила работу.
      Спустившись со стремянки, Люси улыбнулась ему.
      — И снова я должна поблагодарить тебя за то, что ты поймал меня. Иначе я бы упала.
      Он только кивнул, опасаясь сказать неверное слово.
      — Николас хочет поговорить с тобой после обеда. У него есть для тебя несколько книг.
      — С удовольствием встречусь с ним. Как я понимаю, сейчас у него архидиакон.
      Люси притихла, отмеряя дозу ромашки. Оуэн заметил, что она плотно сжала губы. Рука ее слегка подрагивала.
      — Его визиты тебе досаждают? — спросил Оуэн.
      — Николас каждый раз очень волнуется, а это ему вредно. — Люси передала ему склянку с ромашкой. — Можешь поставить на место.
      Пока Оуэн стоял на стремянке, в лавку вошел мальчишка. Он работал помощником конюха в таверне возле Миклгейт. Лошадь захромала, а как раз сейчас без нее было не обойтись.
      Люси задала несколько вопросов, на которые мальчишка обстоятельно ответил. Оуэн разбирался в лошадях. Лечение, рекомендованное хозяйкой аптеки, было именно таким, какое он выбрал бы сам.
      Он наблюдал, как она готовила лекарство. Уверенные и четкие движения. Если бы понадобилось, она не хуже мужа сумела бы приготовить эффективную отраву. Но хватило бы ей смелости?
      — Не волнуйся, Дженкинс, — сказала Люси. — Эта мазь обязательно поможет.
      Закрыв баночку, она поставила ее на прилавок и протянула руку за деньгами. Мальчишка отсчитал монеты и облегченно вздохнул, когда она исправила его, заметив, что он случайно дал больше.
      — Премного благодарен, миссис Уилтон.
      Он вспыхнул от ее лучезарной улыбки. Оуэн понимал, что чувствует в эту минуту мальчик.
      — Не теряй надежды, Дженкинс, — сказала Люси, вручая парнишке лекарство. — У нее есть еще шанс выздороветь.
      Мальчик засомневался.
      — Не всякую охромевшую лошадь нужно убивать. Дай ей время. — Люси наклонилась через прилавок и похлопала по крышке склянки, которую мальчишка прижимал к засаленной рубахе. — Это особое лекарство, изготовленное моим мужем.
      — Поговаривают, он плох.
      — Это так, Дженкинс, но его лекарство от этого не стало хуже.
      Мальчишка кивнул и быстро выбежал из аптеки.
      — Ты заметил, я взяла деньги раньше, чем отдала снадобье, — сказала Люси. — С Джека Кобба деньги нужно брать сразу. Большинству покупателей можно поверить и в долг. Но Джек Кобб откладывает оплату по счетам в надежде, что торговцы позабудут о его долгах. Богатый, самовлюбленный тин. Здесь этот номер у него не проходит.
      Сильная женщина. Уверена в своих суждениях. Если она верила, что человек заслуживает наказания за смерть ее матери, то разве не сумела бы так же хладнокровно осуществить это наказание?
      — Я запомню насчет Джека Кобба. А кто еще, кроме него…
      Люси неожиданно обернулась: в дверном проеме, ведущем в кухню, появился архидиакон. Оуэн, не слышавший шагов Ансельма на лестнице, понял, что Люси, должно быть, прислушивалась особенно внимательно. Это означало, что визит церковника беспокоил ее больше, чем предполагал Оуэн.
      — Ну как он? — спросила Люси.
      — Он устал, и я подумал, что мне лучше уйти. — Ансельм заметил в углу Оуэна. — Доброго дня вам обоим.