Межгалактическая тюрьма

Сергей Иванович внимательно наблюдал за моим восхождением, поэтому камнепад не застал его врасплох.

Я видел, как он со всех ног улепетывает прочь от скалы. И через несколько секунд он оказался вне досягаемости горного обвала. Теперь я мог быть спокоен за его безопасность, чего нельзя было сказать о моем положении…

До этого я пребывал в полной уверенности, что могу воспользоваться страховочной веревкой и спокойно обойти возникшее передо мной неожиданное препятствие. Все оказалось намного сложнее, чем я предполагал…

Подыскивая глазами подходящий выступ, мой взгляд наткнулся на обрывок шнура, болтающийся метрах в десяти внизу от меня. Мое сердце учащенно забилось, и на лбу выступил холодный пот. За долю секунды я сообразил, что это могло означать…

По всей видимости, веревка была перебита одним из камней обвала, и теперь я остался без страховки. Метра на три ниже я разглядел небольшой каменный выступ, откуда можно было бы без лишнего риска продолжить свое восхождение, но даже мысль о том, чтобы спуститься туда без страховки, пришлось отбросить. Слишком уж мала была эта площадка. Даже удачно спрыгнув, маловероятно, что я смог бы удержаться на ней. Да и не было никакой гарантии, что примеченный «плацдарм» выдержит мой вес, а не отправится вслед за своим собратом.

Итак, у меня оставался только путь наверх. Но как можно подняться по отрицательному склону, как говорят в таких случаях альпинисты, образовавшемуся в результате падения, а правильнее сказать – выпадения, огромной каменной глыбы. Без специального оборудования, без страховки, пользуясь только одной рукой (вторая была занята ледорубом и, кроме того, на гладкой поверхности скалы не было ни единого выступа, за который можно было бы ухватиться второй рукой), подниматься наверх было сущим безрассудством.

«Вот положеньице, – пронеслось в голове. – Ни вверх, ни вниз».

О том, чтобы податься влево или вправо, не могло быть и речи. Вокруг меня было только пустое пространство, и, даже раскачавшись, я все равно не смог бы достигнуть положительного склона горы.

У меня оставался только один шанс выбраться из этой переделки живым. Правда, весьма мизерный. Однако я решил приложить все свои силы, чтобы реализовать этот шанс.

Планируя восхождение, мне удалось приметить небольшой карниз естественного происхождения, чуть выступающий из скалы. Снизу казалось, что он очень мал, но я прекрасно знал, как обманчиво бывает первое впечатление в горах.

Сейчас этот карниз нависал как раз над моей головой, приблизительно на высоте полутора метров от вбитого мной последнего крюка, на котором я, собственно говоря, и висел.

Ученые говорят, что в минуту опасности в человеческом организме открываются скрытые внутренние резервы, и думаю, что в этом они совершенно правы. Несколько раз в жизни мне доводилось испытывать это ощущение, и я на своем опыте убедился, что скрытые возможности человека поистине безграничны.

Рывком подтянувшись на одной руке, я сделал «выход». В нормальных условиях мне бы ни за что не удалось повторить подобный гимнастический трюк, но сейчас даже не было времени задумываться о таких вещах. Все силы, инстинкты, рефлексы и мысли были направлены на одно – выжить.

Опираясь правой рукой о крюк – мою единственную опору, я немного отклонился вправо, перемещая при этом центр тяжести. Потом, осторожно, чтобы случайно не нарушить равновесия, поднял левую руку с ледорубом и зацепился его острой частью, похожей на гвоздодер, за выступающий над моей головой карниз. Потянув на себя ручку ледоруба, я убедился в прочности зацепления и надежности каменного карниза.

Хвала Богу, что этот выступ оправдал мои ожидания, а не оказался еще одной скрытой ловушкой. Переместив центр тяжести влево и буквально повиснув на рукоятке ледоруба, я подтянул ногу и поставил ее на выступающую из скалы часть крюка. На миг показалось, что крюк под моей ногой угрожающе заскрипел и наклонился, готовый в любую секунду вырваться из своего гнезда. Стараясь не делать резких движений, я очень медленно распрямил ногу.

Теперь мое лицо оказалось на уровне карниза. Перехватившись руками, я подтянулся и перекинул свое тело на каменный выступ. Только теперь я мог перевести дух…

В горах еще не смолкло эхо обвала, вызванного падением каменной глыбы, но для меня за это время прошла целая вечность.

Сердце готово было вырваться из груди, перед глазами стояли темные круги, легкие работали, как кузнечные мехи, восполняя недостаток кислорода в организме. Я попытался приподняться, но руки и ноги предательски дрожали и совсем не хотели подчиняться моим мысленным импульсам.

После такого крайнего перенапряжения сил необходимо было некоторое время, чтобы мой организм пришел в норму. Я перевернулся на спину и, закрыв глаза, постарался полностью расслабиться и хотя бы на несколько минут отключиться от окружающего меня мира…

* * *

Скоро будет два месяца, как я нахожусь в горах Таджикистана вместе с археологической экспедицией.

Встретили нас очень тепло и радушно. Да и вообще, коллектив экспедиции, подобранный Моховым еще в Москве, оказался на удивление дружным и сплоченным. Сплоченным одной великой идеей – познанием мира…

Немного позднее Сергей Иванович объяснил мне, что археология – это наука, обобщающая знания о прошлой жизни на нашей планете и старающаяся дать ответ на извечный вопрос человечества: кто мы такие и почему живем именно так, а не иначе.

Еще он сказал, что каждый настоящий археолог в глубине души мечтает найти какой-нибудь факт или артефакт, проливающий свет на эту великую тайну бытия.

Мне очень понравилась компания «научных фанатиков», как иногда в шутку называл Сергей Иванович своих коллег. Сам он конечно же был главным «фанатом», успевая повсюду и находясь в самой гуще событий.

Первое время Лена очень беспокоилась о здоровье отца, помня о недавней болезни и видя, сколько сил и энергии тратит он, полностью отдаваясь своей работе. Несколько раз она предостерегала отца, но ученый, слушая дочь, лишь виновато улыбался, обещая в будущем не перегружать свой организм.

Эти разговоры происходили обычно вечером, но уже следующим утром Сергей Иванович забывал о своем обещании. Его можно было видеть то тут, то там, и где бы он ни появлялся – работа закипала с еще большей силой.

Можно сказать, что я тоже влился в этот дружный коллектив археологов, помогая своим новым знакомым на раскопках, дежуря на кухне и участвуя в заготовке продуктов. Иногда мне начинало казаться, что знаком с этими людьми уже давным-давно.

Перелопачивая тонны земли в поисках какой-нибудь старинной безделушки и радуясь, как ребенок, когда находка заслуживала внимания, я стал понимать этих людей, жертвующих материальным благополучием, удобствами и размеренностью жизни ради великой цели.

И все же был один человек в лагере, не вписывающийся в дружный коллектив археологической экспедиции.

Это был научный представитель Таджикистана. Ввиду того, что раскопки проводились на территории суверенной державы, экспедиции навязали этого научного представителя. Его звали Ибрагимов Батыр Кекил-оглы Баевич. Однако все его называли просто Батыром, из-за труднопроизносимого отчества.

Батыр был молодым человеком, не старше меня. Несмотря на его имя, богатырем его можно было назвать с большой натяжкой. Ростом он не вышел, а заметно выделяющееся брюшко и дряблые мускулы говорили о том, что все свои научные степени он получил, не выходя из кабинета.

Не знаю, за какие заслуги или, наоборот, прегрешения его послали в эту экспедицию. Но с первых же дней я со всей отчетливостью понял, что из него археолог, как из меня – балерина.

«Кабинетный работник», как в шутку прозвали его археологи, с деловым видом совал свой нос в любые дела, раздавая налево и направо глупые советы и рекомендации.

Первое время люди его слушали, думая, что, если Батыр – таджик и к тому же научный работник, он может знать что-то такое, чего не знают представители другой державы. Но это продолжалось недолго.

Очень скоро археологи разобрались, кто перед ними находится, и перестали даже делать вид, что слушают его советы.

Казалось, «кабинетного работника» нисколько не смущало такое отношение. Он продолжал корчить из себя большого начальника и корифея археологии, хотя даже ни разу не спустился в раскоп, не говоря уже о том, чтобы помочь своим коллегам. От дежурства на кухне он тоже отказался, оправдывая это перенесенными инфекционными болезнями. Изредка Батыр удостаивал нас чести и лично отправлялся на машине за продуктами в ближайший поселок. Однако, как стало ясно намного позднее, и это он делал, исходя из личных корыстных интересов.

Свое мнение об этом человеке я составил еще во время знакомства. Его походка, фигура, лицо с хитрыми, бегающими глазками вызывали у меня чувство явной антипатии.

«Хитрый, злобный, трусливый шакал, готовый служить за кость с хозяйского стола», – такое впечатление сложилось у меня в мозгу в тот миг, и события, произошедшие в будущем, полностью подтвердили это предположение.

Несколько раз Батыр подкатывался к Лене, стараясь произвести на нее впечатление своими рассказами о прелестях жизни в восточной стране и весьма недвусмысленно намекая на свое неравнодушное отношение к девушке.

Но Лена очень быстро поняла, что собой представляет этот «восточный муж», как он сам себя называл, и оградилась от него ледяной стеной молчания. Еще пару раз он пытался заговорить с ней, но все было напрасно.

Последний раз, случайно находясь неподалеку, я оказался невольным свидетелем и участником инцидента между Батыром и Леной.

Лена готовила обед, а Батыр, слоняющийся без дела по лагерю, подошел к палатке, где у нас хранились продукты, чтобы, как он говорил, произвести учет. Мы замечали, что после его ревизий продуктов становилось меньше, но решили не заострять на этом внимание.

Заметив девушку, он подошел к ней, внимательно присматриваясь и принюхиваясь, чтобы узнать, что она готовит на обед.

– Вах, вах, какие запахи! – Его маленькие поросячьи глазки забегали еще сильнее, ноздри раздулись, и сам он сейчас больше был похож на жирного борова, сгорающего от нетерпения побыстрее набить свое брюхо и завалиться спать, как он это делал всегда после обеда. – Восточная женщина должна уметь хорошо готовить, – поучал Лену Батыр. – Она должна уметь ублажить своего мужа, тогда и ей будет хорошо. – Он засмеялся своему остроумию, но девушка даже не улыбнулась. – А иначе – «секир башка».

Лена подняла глаза и, увидев меня, послала такой умоляющий взгляд, что я не мог не откликнуться. Я подошел к Батыру и взял его за руку чуть выше локтя. Он повернулся, испуганно вздрогнув от моего прикосновения.

– Джигит! – обратился я к нему. – Неужели ты не понимаешь, что Лену не интересуют твои рассказы о восточных нравах? Если ты такой непонятливый, я постараюсь объяснить тебе подоходчивей. Лена – моя невеста, и если я еще раз увижу тебя возле нее, тогда тебе будет «секир башка». – Для убедительности я провел ребром ладони по его шее, имитируя отсекание головы.

Моя шершавая, загрубевшая от работы ладонь оставила на его жирной шее красную полосу, словно топор палача уже коснулся ее, сделав отметину.

Возможно, это физическое насилие было лишним, но по своему личному опыту я знал, что такие люди понимают только язык силы. А это минимальное физическое воздействие расставило все точки над «и». Теперь он не будет приставать к Лене, зная, что его ожидает в противном случае.

Я разжал пальцы, и он как ошпаренный бросая на меня злобные, испуганные взгляды, поковылял на своих маленьких кривых ножках к своей палатке.

– Спасибо, Алекс! Ты умеешь разговаривать с наглецами.

Я посмотрел на Лену. Она улыбалась.

– Кстати, я даже не знала, что ты – мой жених.

– Ну, надо же было как-то оправдать мое вмешательство в ваш интимный разговор. – Я смущенно улыбнулся, наверное, потому, что в глубине души именно в таком качестве и хотел видеть эту очаровательную девушку.

На этом маленький инцидент был исчерпан. Батыр перестал оказывать Лене знаки внимания, более того, завидя ее, он ретировался в противоположном направлении, стараясь не попадаться ей на глаза.

Мы не рассказывали ребятам о том, что произошло, но, похоже, они сами обо всем догадались, и время от времени я видел усмешку на лице то одного, то другого археолога, когда Батыр заводил разговоры об особенностях патриархата в Таджикистане, а также о преимуществах восточных мужчин над западными.

В общем, жизнь шла своим чередом.

Рабочие будни, состоящие из своих маленьких радостей и неудач, сменялись выходными днями, когда мы всей толпой или отдельными группами ходили купаться к горной реке, протекающей неподалеку. Время шло, и я не мог пожаловаться на скуку. Иногда казалось, что так будет длиться вечно…

Но на исходе первого месяца я заметил, что Сергей Иванович стал мрачным и замкнутым. Он все больше времени проводил в своей палатке, изучая экспедиционные трофеи и просматривая какие-то свои записи.

– С папой что-то случилось, – как-то вечером, сидя у костра, сказала мне Лена. – Он сам не свой. Вскакивает посреди ночи, что-то бормочет, делает какие-то записи, которые никому не показывает. Я очень беспокоюсь за него.

– Так поговори с ним и выясни, что его так беспокоит, – отозвался я.

– Я пыталась это сделать, но он отшутился, так ничего и не объяснив. Может, ты с ним поговоришь?

Я задумался, стараясь на минуту представить, как это будет выглядеть. Если Сергей Иванович не захотел поделиться своими проблемами с родной дочерью, то маловероятно, что он захочет открыть душу мне.

– Давай сделаем это вместе, – предложил я после непродолжительного размышления.

Лена согласилась и, чтобы не откладывать это дело в долгий ящик, мы решили немедленно отправиться к ее отцу и поговорить с ним.

В его палатке горел свет, а сам он, склонившись над раскладным столиком, внимательно изучал древний манускрипт, найденный недавно одним из участников экспедиции. Услышав шаги, Сергей Иванович поднял голову и посмотрел на нас каким-то отсутствующим взглядом, как будто в мыслях он находился где-то очень далеко отсюда.

– Сергей Иванович, к вам можно? – Похоже, звук моего голоса вернул его из мира иллюзий.

– Алекс, Лена! Входите, конечно же.

Мы вошли в палатку и, пододвинув к столику раскладные стулья, уселись на них.

– Что новенького у молодежи? – спросил ученый, догадываясь, откуда мы пришли.

Он знал, что практически каждый вечер весь молодежный состав экспедиции собирался у костра, чтобы поговорить, пошутить, попеть песни под гитару или просто полюбоваться красотой и гармонией природы, окружающей нас.

– Да что у нас может быть новенького?! Работаем, отдыхаем… – ответил я.

– Кстати, Алекс! Давно хотел тебя спросить. Не жалеешь, что остался с нами?

– Ну что вы, Сергей Иванович, мне здесь очень нравится! Правда, иногда я жалею, что Андрея нет с нами. Думаю, что ему здесь тоже нашлась бы работа.

– Конечно, с его талантом ему везде работа найдется. Она сама будет валяться у него под ногами, – пошутил археолог, вспомнив о нашей первой встрече.

– Раз уж мы об этом заговорили, то ответьте мне на один вопрос. Как вы себя сейчас чувствуете? – Я решил воспользоваться моментом, чтобы получить ответ на главный вопрос, который нас интересовал.

– Великолепно! Андрей постарался со мной на славу. Я и думать забыл о своих болячках!

– Тогда почему ты в последнее время какой-то озабоченный, папа? – вступила в разговор Лена.

– Ах, вот вы зачем пришли, – тихонько пробормотал Сергей Иванович. – А я уж, старый дурак, подумал… – еще тише добавил он.

Возможно, Лена не слышала последней фразы, а если и слышала, то не поняла, что имеет в виду ее отец. Но я-то понял его невысказанную мысль и покраснел с головы до ног.

Несколько минут в палатке стояла тишина. Сергей Иванович напряженно размышлял, устремив взгляд в одну точку. Лена неотрывно смотрела на него, а я опустил голову, боясь встретиться с кем-либо из них взглядом, чтобы они не поняли, о чем я сейчас думал.

Сергей Иванович попал прямо в точку. Очевидно, отцовский инстинкт подсказал ему, какие чувства я испытывал к его дочери.

Я уже давно понял, что влюбился в Лену, но что я мог предложить ей?

Сбежавший зек, преследуемый и законом и мафией, без крыши над головой, без денег…

Понимая все это, я не строил иллюзий в отношении своего будущего, но все же надежда на лучшее не оставляла меня…

– Хорошо, – прервал мои мысли Сергей Иванович. – Я объясню вам, почему в последнее время выгляжу таким озабоченным. Только пообещайте, что этот разговор не выйдет за пределы палатки!

Мы кивнули в знак согласия, и тогда он продолжил:

– Возможно, то, о чем я сейчас расскажу, поначалу покажется вам бредом сумасшедшего, но не делайте преждевременных выводов. Могу со всей уверенностью заявить, что я нахожусь в здравом уме и рассудке. Итак, с чего же мне начать? – Он обвел нас взглядом, на секунду задумался, а потом спросил: – Прежде всего ответьте мне, верите ли вы в сказки?

Я недоуменно пожал плечами, выражая свою полную неосведомленность в этом вопросе, а Лена, кивнув, произнесла:

– Я еще помню твои лекции, папа. «Ищите в каждой легенде, предании, сказке долю истины…» – часто повторял ты.

– Молодец, Леночка! Хорошо запомнила курс своего отца. Алекс никогда раньше не занимался археологией, поэтому я кратко объясню ему, в чем тут дело.

Он повернулся ко мне и начал:

– Люди уже очень давно живут на Земле, но письменность появилась у них сравнительно недавно. Поэтому многие события из прошлого, пройдя призму преломлений и искажений, дошли до нас в виде устных преданий, легенд и сказок. Археолог-аналитик должен по крупицам просеять эти сведения, чтобы отделить правду от вымысла и постараться объяснить указанные события с точки зрения современной науки и психологии. Например, феномен Кащея Бессмертного в наше время можно объяснить генетической мутацией определенного индивидуума в сторону ускоренной регенерации клеток. Аналогичным способом можно объяснить, откуда в различных преданиях и легендах взялись все эти волшебники и колдуньи. Сейчас таких людей, обладающих сверхъестественными способностями, называют экстрасенсами. Кстати, живи Андрей в то время, возможно, и о нем говорили бы как о добром волшебнике. Еще проще объяснить персонаж Змея Горыныча, так часто встречающийся в русских сказках, или дракона – в сказках Востока. Давайте на секунду представим, что когда-то произошла генная мутация какого-нибудь животного или, что еще вероятнее, где-нибудь сохранились древние жители Земли – динозавры. А ведь это вполне реально. Вспомним чернобыльских мутантов или лох-несское чудовище. Это подтверждение из нашего времени. А как древний, безграмотный человек мог передать впечатление от встречи с такими фактами?

– Я все понял, Сергей Иванович. Сказка ложь – да в ней намек.

– Правильно, Алекс. Вот поэтому однажды я и заинтересовался одним из самых замечательных персонажей восточных сказок и преданий – джинном. Самое удивительное, что этот герой встречается исключительно в восточном фольклоре. Такая привязка к местности очень заинтриговала меня. Я потратил много времени и сил на изучение всех дошедших до нас документов, легенд и преданий, стараясь объяснить хотя бы для себя этот феномен. Скажу вам больше. Я задумал экспедицию в Таджикистан именно по этой причине, хотя никому и не говорил об ее истинной цели, боясь быть осмеянным. Слишком много фактов указывает на это место земного шара.

– Мне всегда казалось, что ты чего-то не договариваешь, – сказала Лена, покачав головой. – Вот теперь-то мне все ясно.

– А мне – не ясно! – вступил в разговор я. Лена с отцом вопросительно посмотрели на меня.

– Мне не ясно, почему вы так расстроены, – объяснил я. – По-моему, у вас нет для этого повода. Все идет по вашему плану: экспедиция состоялась, раскопки ведутся, вы здесь…

– Все это так, – прервал меня ученый. – Но в последнее время у меня появилось подозрение, что мы ищем не там, где нужно.

– Как это – не там, где нужно? – удивился я.

– Понимаешь, у меня ведь были только весьма приблизительные данные о том, где надо искать и что надо искать. Сейчас я думаю, что немного ошибся в своих расчетах. Да и вот этот манускрипт, найденный недавно, тоже указывает на мою ошибку.

– А что это за манускрипт? – поинтересовался я.

– Это послание из монастыря к одному странствующему единоверцу. Очевидно, адресат так и не получил его, потому что скрепляющая печать не нарушена. Откровенно говоря, меня очень удивила такая находка. Вот уж никак не ожидал узнать, что тибетские ламы пускались в такие дальние путешествия. – Сергей Иванович осторожно взял со стола древний манускрипт, запечатанный в специальный герметичный пакет, и протянул его нам.

Я только мельком взглянул на этот старинный документ, потому что все равно ничего не мог понять в тех закорючках, которыми был испещрен лист пергамента, а затем передал его Лене.

– Мне удалось расшифровать манускрипт, – продолжил ученый, доставая еще один лист исписанной бумаги, на этот раз по-русски. – Конечно, это не совсем точный перевод, но все же смысл документа ясен. Вот послушайте!

Сергей Иванович поднес к глазам листок бумаги и начал читать:

– «Приветствуем тебя, о высокоуважаемый брат. Мы наслышаны о твоих свершениях в Иерусалиме и Дамаске, в Харране и Вавилоне, в Эрехе и Сузах и полностью одобряем твои начинания…»

Он поднял на нас глаза и объяснил:

– Дальше идет отрывок, который я не смог прочитать. Время не пощадило документ, буквы слишком затерты и размазаны. Возможно, в Москве удастся восстановить эту часть текста на специальном рентгеноскопе, но сейчас приходится довольствоваться тем, что мы имеем. Хорошо еще, что сохранилась концовка послания. На мой взгляд, она представляет для нас наибольший интерес. Сейчас я вам ее зачитаю.

После этого короткого отступления он вновь продолжил читать:

– «…На обратном пути не забудь посетить известную тебе пещеру, что находится на южном склоне горы Генеб. Пришло время забрать из пещеры «сосуд судьбы» и освободить нашего собрата. С нетерпением будем ждать твоего возвращения. Пусть путь твой будет коротким, а судьба – счастливой».

Сергей Иванович закончил читать, и на несколько минут в палатке воцарилась тишина. Мы переваривали услышанное нами таинственное послание, стараясь вникнуть в его смысл.

– Папа, а как ты думаешь, сколько лет этому манускрипту? – спросила Лена, все еще держа в руках бесценный документ.

– Где-то около трех тысяч лет. Точнее можно будет сказать, проведя всестороннюю экспертизу, но… – Археолог развел руками, давая понять, что в данных условиях, без специального оборудования, провести ее невозможно.

– Очень интересный документ, – высказал я свое мнение и, как истинный практик, спросил: – А где находится эта гора Генеб?

– Генеб – это старое название горы. Сейчас она называется по-другому. – Сергей Иванович улыбнулся, встал со своего стула и, подойдя к выходу из палатки, добавил: – А увидеть эту таинственную гору ты можешь прямо сейчас, если выглянешь наружу.

Я не поленился встать и подойти к выходу.

– Вот это и есть Генеб, – произнес начальник экспедиции, откидывая полог палатки. – Наш лагерь расположен у ее подножия, правда, с северной стороны. Я ведь говорил, что место для лагеря выбрано не случайно. В различных источниках встречалось название этой горы, но ни в одном из них не было упомянуто о южной стороне склона. – Лицо Сергея Ивановича омрачилось.

– Вот проблема-то! Давайте перенесем лагерь на южную сторону и начнем раскопки там, – не задумываясь, предложил я.

– Это невозможно. – Ученый вернулся на свое место. – Место для раскопок согласовано и утверждено в государственных инстанциях, и нам никто не позволит самовольно переносить лагерь. Ты думаешь, что Батыр к нам просто так приставлен?

– Этот человек только и способен быть соглядатаем, – поддержала своего отца Лена.

– Неужели ничего нельзя сделать? – Мой мозг лихорадочно работал, стараясь найти выход из создавшегося положения.

В ответ Сергей Иванович только угрюмо покачал головой.

– Не может быть! – не согласился я. – Из каждого, даже на первый взгляд безвыходного, положения есть выход. Надо только хорошенько подумать и найти его.

И тут меня осенило.

– Если гора не идет к Магомеду – Магомед идет к горе, – процитировал я известную поговорку и посмотрел на своих друзей.

По-моему, они не поняли, что я хотел сказать, поэтому мне пришлось объяснить:

– Если мы не можем перенести лагерь, то давайте сами отправимся на южный склон горы и обследуем его. Насколько я понял из манускрипта, нам необходимо найти пещеру, в которой хранился или до сих пор хранится «сосуд судьбы»?

Я вопросительно посмотрел на археолога. Тот кивнул головой в знак согласия.

– Так неужели мы не сможем обнаружить эту пещеру?! – скорее утвердительно спросил я.

Он помолчал немного, а потом ответил:

– Я уже продумывал подобный вариант. Боюсь, что у нас ничего не получится. Я не могу покинуть лагерь без достаточно веской причины. А как я объясню нашу вылазку коллегам?

– Вот, черт! – невольно вырвалось у меня.

Я прекрасно понимал, что ученый совершенно прав и объяснить коллегам и представителю Таджикистана причину нашего длительного отсутствия в лагере будет весьма сложно.

К тому же на Сергее Ивановиче лежал определенный груз ответственности. Ведь он был начальником экспедиции и нес ответственность не только за себя, а и за остальных членов экспедиции. Выход из положения нашла Лена.

– Папа, ты ведь раньше занимался альпинизмом? – многозначительно спросила она.

– Да, – механически кивнул он, еще не понимая, к чему клонит дочка.

– Тогда, думаю, что никто не будет очень удивлен, если в тебе проснется старая страсть. И никто не будет возражать против этого, потому что ты будешь заниматься альпинизмом в свободное от работы время.

– И на южном склоне горы, потому что он более отвесный, а значит, больше подходит для подобных занятий, – добавил я, на ходу уловив мысль Лены.

Она кивнула головой и продолжила развивать свою идею:

– К тому же с тобой будут два молодых человека, которые попросили обучить их премудростям этого опасного и в то же время красивого вида спорта.

– И эти двое молодых людей будете вы, – широко улыбнувшись, закончил мысль дочери отец.

– Да! – в один голос подтвердили мы с Леной.

* * *

Вот так, нежданно-негаданно, во мне «проснулась» страсть к альпинизму.

Следующие несколько дней мы усиленно тренировались под руководством Сергея Ивановича. Наши тренировки проходили в нерабочее время на виду у всего лагеря. Ребята поначалу подшучивали над нашими потугами в освоении этого трудного и опасного вида спорта, тем более что отработка подъема и спуска проходила на пологих склонах, на которые мог бы взобраться и ребенок.

Но зато никто не удивился, когда перед выходными днями мы сообщили о своем решении отправиться на южную сторону горы, чтобы потренироваться на более отвесных склонах.

Ранним субботним утром, полностью экипированные для подобной вылазки, мы вышли из лагеря и отправились на юг, огибая по пологой дуге подножие горы.

Часа через два сделали привал. Сергей Иванович долго сверялся с картой, а потом заявил:

– В принципе мы добрались до южного склона. Можем начинать наши поиски прямо отсюда.

Немного перекусив, мы оставили наши рюкзаки и разбрелись в разные стороны, чтобы за небольшой отрезок времени обследовать как можно большую территорию. Перед расставанием мы договорились, что в этот день только осмотрим склоны горы и прилегающие ущелья. А если кто-то из нас обнаружит пещеру, то должен запомнить это место, чтобы впоследствии без труда отыскать его.

Блуждая по скалистым ущельям, я внимательно изучал малейшие трещины в скальной породе, затемненные места, которые могли бы оказаться входом в пещеру. В конце концов мне повезло.

Я обнаружил небольшую пещеру, вход в которую скрывался среди густого кустарника, и уже хотел было войти в «ее, но какое-то шестое чувство не пустило меня.

Не знаю, что заставило меня остановиться. Разумом я не воспринимал опасности. Да и какая опасность может подстерегать меня здесь? Но, видимо, подсознание зафиксировало что-то такое, на что я не обратил внимания. Я привык доверять своим инстинктам, поэтому еще раз внимательно осмотрел прилегающие окрестности.

Это оказалось нелишним. Очень скоро я заметил следы какого-то крупного животного, ведущие в сторону пещеры. Нам говорили, что в горах живут хищные звери, но никогда раньше ни мне, ни остальным членам экспедиции не доводилось даже издали видеть их.

«Возможно, это снежный барс или волк», – подумал я, прикидывая по размерам следов, какой величины должно быть животное, устроившее себе в этой пещере логово.

В этот момент справа от меня послышался легкий шорох каменной осыпи. Я повернулся на шум и замер. Метрах в двадцати от меня притаился снежный барс. Поняв, что я обнаружил его присутствие, он оскалил пасть и тихо зарычал.

Знающие люди говорили, что при встрече с диким зверем самое главное – не подавать виду, что боишься его. По звериной психологии всякий убегающий – потенциальная добыча. Мне совсем не хотелось оказаться в роли дичи, поэтому я остался на месте, не сводя со зверя глаз.

Барс вновь оскалился и сделал пару шагов в мою сторону. Замер, грациозно выгнул спину, поигрывая литыми мышцами, проступившими под натянувшейся кожей. Затем снова приблизился на пару шагов.