Распутин; Почему

      Я считаю это мнение совершенно необоснованным. Хотя Николай и верил предсказаниям Распутина, но это предсказание могло и ему показаться слишком невероятным, чтобы ему верить.
      После покушения на Столыпина царь послал Распутину телеграмму: "Что делать?" Распутин ответил телеграммой: "Радость, мир, спокойствие! Ты, миротворец, никому не мешаешь. Кровь инородцев на земле русского царя столь же ценна, как своих собственных братьев".
      Царь распорядился о принятии всех мер против возможных выступлений против евреев. Реакционеры были разочарованы. Погром не состоялся".
      Но все сказанное Симановичем по этому поводу ни в коем случае нельзя понимать как выделение одних за счет других. Это было совершенно противно убеждениям отца.
      Евреи при дворе
      В обществе говорили о враждебном отношении Николая Второго к евреям. Но правдой это было только отчасти. Отец не раз говорил, что царя настраивают против евреев родственники и министры. Главной картой противников евреев при дворе был вопрос о "еврейском засилье". Неудивительно, что это имело последствия.
      В то же время при царском дворе всегда были евреи. А когда особую силу набрал еврейский капитал, многие даже из самых знатных фамилий решались вступать с богатыми евреями в родственные отношения -- это происходило посредством заключения весьма выгодных браков. Так были поправлены многие состояния.
      Интересно, что Александра Федоровна, выросшая при английском дворе, вообще не имела понятия о еврейском вопросе и только в России получила представление о нем.
      Как бы там ни было, Николай тут же после принятия им командования над армией отменил практиковавшиеся Николаем Николаевичем притеснения евреев.
      Не без гордости я говорю, что благодаря именно отцу был принят закон, защищающий права евреев, в том числе право на обучение в государственных школах.
      "Прости, я не могу помочь"
      С тем временем у меня связано одно воспоминание, которое мучает меня все эти годы.
      Как-то к нам пришла незнакомая старуха, изувеченная артритом настолько, что походила на сгоревшее дерево. Она страдала от невыносимой боли и умоляла отца помочь.
      Отец взял ее руку в свою и начал молиться.
      По его лицу было видно, что он растерян.
      Он не чувствовал в себе прежней силы. Несчастной не становилось лучше.
      Отец, сглатывая слезы, сказал:
      -- Прости меня, бабушка. Господь отнял у меня силу.
      Это было последним ударом: сперва покушение, от которого он так и не оправился, потом охлаждение отношений с Николаем, теперь -- это.
      Господь будто оставил его.
      Когда Дуня вернулась после похорон матери, то увидела исхудавшего, похожего на покойника человека, обессилевшего после многомесячных кутежей.
      Наступило Рождество. Всегда такое радостное, сейчас оно казалось неуместным и даже кощунственным. Это было не только настроение нашего дома, но всех домов, которые я знала.
      Отец таял на глазах. Дуня уложила его в постель. Она ухаживала за ним, как за ребенком, и одновременно тянула на себе весь дом -- Катя вернулась в Покровское.
      Аннушка в опасности
      Я была в гостях у Маруси Сазоновой, когда пришло известие, что Анна Александровна попала в ужасную железнодорожную катастрофу. Она ехала из Царского Села в Петроград. Из-за сильного снегопада машинист не заметил какого-то важного знака, произошло столкновение двух паровозов. Анну Александровну ударило по голове упавшей балкой, ноги зажало и раздавило обломками. Ее вытащили из вагона и положили вместе с другими пострадавшими в зале ожидания на ближайшей станции.
      Прибывшие доктора бегло осмотрели бездыханную Анну Александровну и убедились в близости ее к смерти. Они сочли преступным тратить на нее время, когда среди жертв были такие, которым еще можно было помочь. Анну Александровну оставили умирать. И так она пролежала много часов. К счастью, она почти не приходила в сознание и не страдала от боли.
      Когда известие о происшествии достигло дворца, оттуда немедленно послали карету скорой помощи за Анной Александровной. Ею тут же занялись доктора, сетуя на упущенное время.
      Обо всем этом я, давясь слезами, рассказала отцу.
      Когда я дошла в своем рассказе до слов: "Она совершенно безнадежна", -- отец с трудом стал выбираться из постели. Позвал Дуню, чтобы та помогла ему одеться.
      Не обращая внимания на ее протесты, он приказал нанять автомобиль, чтобы везти его в Царское Село. (Тогда "наш" автомобиль кем-то из чиновников двора был радостно отобран у нас.) Я побежала за ним.
      Еще час назад отец не мог самостоятельно поесть, но страшная весть заставила его двигаться -- он был нужен Анне Александровне, которую искренне любил. Кроме того, со смертью Анны Александровны оборвалась бы тонкая ниточка, продолжавшая связывать отца и царскую семью.
      Если бы отцу кто-то сказал, что он по своей воле поедет в Царское Село, где может столкнуться с царем, так обидевшим его, он бы не поверил. Сейчас же разрыв с царем и то, как истолкуют появление его среди придворных, ничего не значили.
      Исцеление
      Отец молча прошел мимо Николая. Царица стояла у изголовья кровати Анны Александровны. Отец опустился на колени у постели больной, взял ее за руку и произнес мягко, но настойчиво:
      -- Аннушка, Аннушка, проснись, поглядь на меня!..
      Не дождавшись ответа, он снова позвал, на этот раз
      громче.
      Веки ее задрожали и приподнялись.
      -- Отец Григорий, слава Богу. -- И она снова впала в
      забытье.
      Я заплакала, уверенная, что Анна Александровна умирает.
      -- Тише, дитя, -- сказал отец, с трудом поднимаясь
      с колен. Затем каким-то непривычным, чужим голосом
      обратился к царю и царице:
      -- Она будет жить, но калекой.
      Казалось, отец хочет сказать Николаю и Александре Федоровне еще что-то, но он повернулся ко мне:
      -- Пойдем.
      Мы вышли из комнаты. Я шла позади него и видела, насколько ему самому плохо.
      Когда за нами закрылись высокие двери, отец зашатался, колени его подогнулись. Я не смогла бы его подхватить, он был слишком большой для меня, но все равно бросилась к нему -- слишком поздно. Он упал навзничь, сильно ударившись о пол. Я закричала.
      Слуги бросились его поднимать, а я держала его за руку. Она была ледяной, а лицо -- пепельно-серым, совершенно безжизненным.
      -- Позовите доктора! -- кричала я.
      -- Не надо! Отвези меня домой.
      Слуги отнесли его к автомобилю, где ждала Дуня. Мы усадили отца, и Дуня велела шоферу быстро везти нас домой.
      Там Дуня немедленно уложила отца в постель. Удостоверившись, что отец спокойно уснул, она пришла ко мне на кухню. Лицо ее было мрачным.
      Она сказала:
      -- Думаю, ему недолго осталось жить. Пойдем, поси
      дим с ним.
      Звонок от царицы
      Мы вместе смотрели на отца. Дыхание его было поверхностным, щеки ввалились, лицо белое, почти как наволочка, кожа туго натянута на скулах и похожа на пергамент. Тело холодное, как у мертвого.
      Вернувшись из гимназии, Варя присоединилась к нам. Мы просто сидели у постели отца, то и дело подтыкая одеяло, как будто это могло его согреть.
      Телефон зазвонил, когда я как раз сокрушалась, что Александра Федоровна не задержала отца.
      Звонила царица.
      Ей только что сообщили, что отцу сделалось плохо, и она хотела узнать, не надо ли чего. Я поблагодарила. Но, очевидно, в моем тоне прорвались ноты обиды. Александра Федоровна все поняла. Она сказала:
      -- Все мы, сбитые с толку, допускали ошибки, не
      верные суждения. Но сейчас важно, чтобы твой отец
      Поправился.
      Александра Федоровна сказала, что послала цветы, и попросила уверить отца в ее глубокой к нему привязанности.
      Скоро цветы прибыли, это оказался огромный букет, а с ним -- большая корзина с фруктами, такая тяжелая, что одному из переодетых полицейских, вышагивавших целыми днями у нас под окнами, пришлось помочь посыльному втащить ее вверх по лестнице.
      Отношения с царской семьей были восстановлены, но чего это стоило отцу...
      Позже отец говорил, что, входя в комнату, где лежала Анна Александровна, он не знал, способен ли вылечить порез на пальце, не то, что сломанные ноги и разбитую голову. Но уже поднимаясь с колен у постели больной, отец почувствовал, как сила возвращается к нему. Так и было.
      Глава 27
      ПОИСКИ ВИНОВАТОГО
      Кто кем вертит ? -- Разница между советом
      и руководством -- Случай или закон ? -- -- "Бессмертные штаны" -Каверзы и поклепы
      Кто кем вертит?
      Война складывалась для России неудачно. Завсегдатаи салонов стали искать козлов отпущения. Первыми подняли крик, как водится, именно истинные виновники: тыловые генералы, армейские поставщики, зем-гусары, чиновники высших классов, советчики царя в Ставке и во дворце.
      Искусно возбуждаемая толпа, казалось, только того и ждала.
      Петроград узнал, что такое погромы магазинов и лавок, чьими хозяевами значились люди с немецкими фамилиями. При этом никто не думал о действительном отношении их к России.
      Надо ли объяснять, что целью этих действий была Александра Федоровна. К тому, о чем говорили еще в самом начале войны, добавились совсем уж нелепые слухи: якобы Александра Федоровна -- немецкая шпионка; у нее в Царском Селе построен секретный радиопередатчик, с помощью которого она посылает шифром подробные планы военных действий России кайзеру. Не оставлен был без внимания и отец -- его записали в платные агенты Германии.
      При дворе были хорошо осведомлены, что Вильгельм через своих агентов пытался привлечь Александру Федоровну к проведению германских интересов. Но всякий раз царица (и в мирное время отстранявшаяся от слишком назойливых приветов своих немецких родственников) не просто отказывалась, а с возмущением объясняла невозможность предлагаемого. Но кто из представлявшихся друзьями Александры Федоровны защитил ее в мнении общества? В лучшем случае они молчали, а если и говорили, то очень тихо.
      Когда Николай отстранил от должности главнокомандующего -патологически-эгоистичного и бесталанного великого князя Николая Николаевича, это сочли победой Александры Федоровны, которая "вертит царем, как хочет".
      Вообще же этот вопрос очень трудный для толкования.
      Между Александрой Федоровной и Николаем существовали отношения, которые в силу особенностей их личностей могли при известном освещении показаться именно такими -- царица диктует, а царь исполняет. Но с жизнью это не имеет ничего общего.
      Действительно, когда царь встал во главе действующей армии, царица сочла необходимым, насколько это возможно, заменить его. Но заменить, а не подменить собой.
      Воейков: "Можно думать, что государыня, под влиянием Распутина, распоряжалась всеми назначениями и разрешала важные государственные вопросы. На самом же деле это было далеко не так: если судить по результатам, число лиц, кандидатуру которых поддерживала императрица, было прямо ничтожно. Ярким подтверждением сказанного могут служить напечатанные ныне письма императрицы: если кто-нибудь даст себе труд ознакомиться с именами лиц, упомянутых в ее письмах за время войны, когда государь отсутствовал, то убедится, что число их столь незначительно по сравнению с количеством лиц, получивших за этот период назначения, что математически будет выражаться не процентом, а лишь дробью процента.
      Что же касается вмешательства ее величества в управление государственными делами, я лично могу констатировать, что его не было. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог эту клевету подтвердить документальными данными. Конечно, как и в каждой семье, между их величествами не могли не затрагиваться в частной переписке и разговорах темы, имевшие отношение к текущим делам".
      Разница между советом и руководством
      Александру Федоровну много упрекали за ее письма Николаю, в которых содержались советы по текущим делам. При этом особые упреки раздавались по поводу упоминания в этих письмах имени моего отца. Отмечу, что Руднев, располагая всеми возможными документами, доказал, что отец не имел никакого влияния на ведение внутренней и внешней политики и во время войны тоже.
      В записках Гурко читаем: "При этом Распутин утверждал, что он обладает даром безошибочно определять степень преданности тех или иных лиц царствующему дому. Вера государыни в божественную силу Распутина была безгранична. Усматривая в его безграмотных и нарочито затуманенных телеграммах какой-то глубокий, сокровенный смысл, она их тщательно переписывала на отдельном листе и снабжала ими своего супруга. Ему же она сообщает все вновь получаемые ею от Распутина телеграммы, причем неизменно настаивает на исполнении всех его советов. Само собой разумеется, что и доверие ее к Распутину также было безгранично. Получив секретный маршрут путешествия государя по фронту, она пишет: "Я, конечно, никому ни слова об этом не скажу, только нашему Другу, чтобы он тебя всюду охранял".
      Предлагая государю на ту или иную должность своего кандидата, она неизменно сообщает об его отношении к Распутину. Так о князе Урусове, которого она прочит на пост обер-прокурора Св. Синода, она поясняет в скобках: "Познакомился с нашим Другом". Говоря о кандидатуре на ту же должность Гурьева, она пишет: "Любит нашего Друга". Относительно Петроградского градоначальника кн. Оболенского она утверждает: "Он стал лучше с тех пор, как слушается советов нашего Друга". Про А.Н.Хвостова и его кандидатуру на пост министра внутренних дел она решительно заявляет: "С тех пор, как и наш Друг за него высказался, я окончательно уверовала, что это лучшее назначение". Передает Александра Федоровна государю и указания Распутина, касающиеся способа ведения войны и направления наших усилий на ту или иную часть фронта. Мало того, с очевидной непоколебимой верой в чудотворную силу Распутина Александра Федоровна сообщает государю, что, узнав о наших каких-то военных операциях, успеху которых помешал туман, Распутин "выразил сожаление, что не знал об этих операциях раньше, ибо в таком случае тумана бы не было, но что, во всяком случае, туман впредь мешать нам не будет". Надо, однако, признать, что Распутин, проводя своего кандидата, сперва тщательно старался выяснить степень приемлемости его самой государыней и лиц, ей неугодных, поддерживать не решался, хотя бы это и входило в его расчеты. Так, например, он состоял в близких сношениях с Витте, но, зная отношение к нему царской четы, и заикнуться о нем не смел".
      Конечно, Гурко не верит в то, что отец мог распознавать людей. Но при этом было известно, как много давал отец подтверждений именно этой своей способности. Ведь многие из знакомых Гурко поплатились карьерой именно потому, что отец смог предупредить их дурные намерения. (За каждым человеком числятся грехи. За кем -- большие, за кем -- меньшие. На то и раскаяние дается. Сам Владимир Иосифович Гурко был отмечен доверием царя и имел чин камергера. Но после назначения на должность в Министерство внутренних дел не удержался и попользовался казенными деньгами. В тот год разразился голод, и Гурко заключил сделку с неким купцом о поставке хлеба в бедствующие губернии. Сумма доходила до миллиона. Нуждающимся же хлеба попало очень мало. Мошенничество вышло наружу, Гурко отставили.)
      Он же пишет, что в телеграммах отца не было смысла. Соглашусь, не было -- для тех, кто не мог их понять. Впрочем, об этом я уже говорила.
      Гурко попрекает Александру Федоровну в ссылках на отца. Но что же делать, если при дворе не нашлось честного человека, кроме отца, мнением которого можно было мерить других.
      И другое. Александру Федоровну ругали за то, что она прислушивалась к советам отца по всякому поводу. Но есть очень много свидетельств того, как она поступала по собственному усмотрению и в противоположность мнению отца. И тот же Гурко пишет, что представляется весьма сомнительным, мог ли бы Распутин, невзирая на все свое влияние, заставить царицу отказаться от осуществления какого-либо намерения, которое она горячо желала исполнить. Она осознавала себя царицей, и правила самодержавия были ею усвоены вполне. Надо понимать разницу между советом и руководством.
      Случай или закон?
      Еще один важный пункт. Иногда Александра Федоровна, чтобы придать больший вес своим предложениям, ссылалась на отца, который часто и не принимал участия в обсуждениях.
      В тех же случаях, когда исполнялись советы отца, получалось почти всегда хорошо. И Гурко вынужден это признать: "Увеличилась у Николая Второго и Александры Федоровны вера в правильность советов Распутина и после того, как принятие государем верховного командования армией не только не имело тех дурных результатов, которых опасались министры, а наоборот, вызвало заметное улучшение нашего положения на фронте. Между тем в той упорной борьбе, которую вынес государь по поводу задуманного им личного воз-главления армии, его усиленно поддерживал Распутин, и государыня это впоследствии неоднократно напоминала царю".
      Подчеркну: "Увеличилась вера и после того..." Значит, это не единственные примеры, если вера увеличилась.
      Конечно, Гурко называет это случайным стечением обстоятельств. Но при иных обстоятельствах он назвал бы это законом.
      "Бессмертные штаны"
      Гурко явно с осуждением приводит слова Александры Федоровны из одного ее письма Николаю в Ставку: "Уверяю, я жажду показать всем этим трусам свои бессмертные штаны, я вижу, что присутствие моих черных брюк в Ставке необходимо, такие там идиоты". (Поясню, что Александра Федоровна иногда, подтрунивая над Николаем, видя его нерешительность в чем-либо, говорила: "Я ношу штаны, а не ты".) Гурко усмотрел в словах царицы претензию на руководство, в частности, войной. Но это не так. "Такие там идиоты" -- вот ключ к тому, что в действительности сказала Александра Федоровна. Даже ее слабые возможности способны повлиять на положение там, где находятся люди, подобные обретавшимся тогда возле царя. Александра Федоровна только это "штанами" и сказала.
      Но даже недоброжелатели не могли не замечать усилий, которые прилагала Александра Федоровна, чтобы помочь раненым. При этом важно, что делала это она по наставлению отца. Александра Федоровна говорила Анне Александровне: "Я замечаю, что в моем присутствии больные действительно держатся спокойнее, когда я держу их за руку, они говорят, что боль утихает. Я думаю, это от того, что все мои мысли сосредоточены на нашем Друге. Я стараюсь поступать, как он".
      Гурко: "Осенью 1915 года во дворец прибыла депутация от Св. Синода, привезшая государыне благословенную грамоту за ее деятельность на пользу раненых; государыня была столь смущена, что заявила о невозможности для нее выйти к прибывшим архипастырям, так как чувствует, что горловая спазма лишит ее способности промолвить хотя бы несколько слов. Надо было употребить много усилий, чтобы убедить ее выйти к иерархам церкви, причем маленький наследник принимал в этих уговорах очень деятельное участие".
      Каверзы и поклепы
      Однако это не мешало врагам трона продолжать плести интригу.
      Здесь приведу свидетельство Руднева относительно того, к каким уловкам прибегал "честнейший молитвенник" Труфанов: "Года за полтора до переворота 1917 года известный бывший монах Илиодор Труфанов прислал в Петроград из Христиании свою жену с поручением предложить царской семье купить у него в рукописи написанную им книгу, выпущенную впоследствии под названием "Святой черт", где он описывает отношение Распутина к царской семье, набрасывая на эти отношения тени скабрезности. Этим вопросом заинтересовался Департамент полиции, и на свой риск и страх вступил в переговоры с женою Илиодора о приобретении этой книги, за которую Илиодор просил, насколько помню, 60 000 руб. В конце концов дело это было представлено на усмотрение императрицы Александры Федоровны, которая с негодованием отвергла гнусное предложение Илиодора, заявив, что "белое не сделаешь черным, а чистого человека не очернишь".
      Кстати, отец часто повторял: "Все минется, одна правда останется".
      По соображениям Труфанова и его покровителей, подлинным правителем России был мой отец. Дальше рисовалась леденящая картина: "безумный монах" (так прозвал отца Труфанов, хотя тот ни монахом, ни безумным не был) и Анна Александровна Вырубова вступили в сговор с немецкой шпионкой, царицей. Их цель -- гибель России.
      Трезвой мысли в поклепах искать трудно. Зато можно одним замечанием разрушить и без того шаткий домик наговора.
      В ряд заговорщиков поставлена Анна Александровна. Ей в вину кроме любви к царской семье и привязанности к отцу недоброжелатели трона поставить не смогли ничего. Но и этого оказалось достаточно: зачем любит?
      На какие каверзы, какое шпионство она при своем простодушии была способна? Какие секреты выведывать? Какие тайны хранить? Она, сделавшая достоянием света потаенные страницы личной жизни...
      На руку врагам трона были и "невинные" забавы молодых аристократов. Анна Александровна как-то рассказала, как ее невестка, придя на чай, смеясь, сообщила:
      -- Мы распустили новые слухи о Николае. Это так весело!
      Глава 28 СМЕРТЬ РЯДОМ
      Диета Феликса -- "Ему нужен я" -
      "Афедроны помешали" -- Попытка совращения -
      -- Ожидание ужаса -- Прощание с царской семьей -
      -- Печать гибели -- Утро последнего дня -
      -- Последний ужин -- Круг замкнулся
      Диета Феликса
      Участь России не сказывалась на судьбе Феликса Юсупова, который старался, не слишком, впрочем, усердно, стать нормальным мужем.
      В марте 1915 года Ирина Александровна родила ему дочь. Царь принял на себя хлопоты крестного отца, а вдовствующая императрица, прабабушка ребенка, -- крестной матери.
      Вскоре после этого отец Феликса был назначен генерал-губернатором Москвы, но там он вскоре попал в затруднительное положение из-за своих диктаторских замашек.
      Выставляя идейные начала в разговорах о причинах участия в убийстве моего отца, Феликс никогда, разумеется, и не заикался об истории отставки в 1915 году Юсупова-старшего с поста начальника Московского военного округа. Не в силах мстить царю, он мстил моему отцу. Уверена, что он складывал свою месть из камешков, представлявшихся ему глыбами. Но это было так мелко!
      Феликс Сумароков-Эльстон не был надежным человеком для такой должности. Сказалось то, что, получив
      через женитьбу титул князя Юсупова, он старался утвердиться в новом "сиятельном" положении. Но делал это слишком напористо. Он считал любое противодействие личным вызовом и следствием предательства и был убежден, что несогласные с ним действуют заодно с партией сторонников Германии, относя к последним царицу и моего отца. Сумароков-Эльстон с готовностью присоединился к заговору, преследовавшему цель свергнуть царя, заточить царицу в монастырь и сослать моего отца обратно в Сибирь.
      Мой отец (вернее, его смерть) превратился для Феликса в навязчивую идею. Но Феликс не был бы самим собой, если бы не нагромоздил вокруг пошлого уголовного убийства "роковые страсти", сообразные его противоестественным наклонностям.
      Семейную жизнь с Ириной Александровной Феликс называл "диетой". Опыт порочной страсти никогда не оставлял его. (При этом не стану отрицать -Феликс любит жену и живет с ней до сих пор. Хотя кто заглядывал в их спальню?) Отношения с Дмитрием, то возобновлявшиеся, то затухавшие, не слишком привлекали Феликса. С полным подчинением Дмитрия для Феликса исчезла острота, а значит, притягательность связи.
      "Ему нужен я"
      Подчинить себе Распутина, подавить и раздавить -- вот цель, достойная артиста, каким, без сомнения, воображал себя Юсупов.
      По Петербургу ходили слухи, похожие на сказку. Будто бы Феликс закрывается в особой комнате своего огромного дворца и часами смотрит на бесценную жемчужину "Перегрину" -- гордость ювелирной коллекции рода Юсуповых. Эта жемчужина -- по преданию -- одна из двух, принадлежавших некогда египетской царице Клеопатре. Вторую великая грешница растворила в уксусе на пиру, данном ею в честь Антония. Так вот, Феликс будто бы впадал в мистический транс от созерцания огромной жемчужины и, выходя из комнаты после сеанса, воображал себя самой Повелительницей Египта. Не знаю, правда ли и другое: будто Феликс в память своего кумира Уайльда устраивал тайные представления пьесы "Суламифь", где роли и Суламифи, и Иоанна Крестителя исполняли мальчики из балетных. В главный же момент действия проливалась настоящая кровь. Подробности передавались самые отвратительные.
      Нуждаясь в доверенном лице, Феликс отправился навестить Марию Евгеньевну Головину. Он изложил ей свои желания, напустив поэзии ровно столько, сколько понадобилось, чтобы сбить с толку добрую душу, полную сочувствия. В подобных делах Мария Евгеньевна была невежественна и поняла все так, будто бедный Феликс наконец-то захотел излечиться. Она с жаром принялась уговаривать его повидаться с человеком, которого считала воскресшим Иисусом Христом. Как бы там ни было, их цели сошлись.
      Местом встречи был назначен снова дом Головиных. Там, перемолвившись парой слов, Феликс и отец договорились о следующей встрече -- у нас дома.
      Как-то мы с Варей, вернувшись с прогулки, увидели красивого изысканно одетого молодого человека, беседовавшего с отцом в столовой. Это и был князь Юсупов. Мы пробыли в столовой не больше пяти минут, обменявшись ничего не значащими фразами. Я обратила внимание только, что на столе стоял один бокал с вином. При нас отец отпил из него один раз, а потом Феликс не выпускал бокал из рук, то и дело прикасаясь губами к краю в том месте, где оставались следы губ отца.
      После ухода Феликса я спросила отца, зачем тот приходил. Отец ответил, что за помощью. И добавил:
      -- Ему нужен я.
      С того дня молодой Юсупов стал у нас в доме постоянным гостем.
      "Афедроны помешали"
      Несмотря на то, что война продолжалась уже более двух лет, Юсупов ни разу не выказал желания отправиться на фронт.
      Тогда существовал закон, принятый в интересах крестьянских семей, по которому единственного сына нельзя было призвать в армию. Однако в законе не уточнялось, что он применим только к крестьянским семьям. Этой лазейкой и воспользовался Феликс. Он действительно остался единственным сыном после смерти старшего брата -- Николая, но его никак нельзя было отнести к числу "незаменимых кормильцев семьи". Тем не менее, он прикрывался этим законом до тех пор, пока царица выговорила ему за нежелание служить.
      Деваться было некуда. Феликс записался в Пажеский корпус (там готовили офицеров). 29-летний Феликс оказался самым старшим среди однокашников, в большинстве почти подростков. Будь на месте Феликса нормальный мужчина, он стал бы опекуном младших, подавая хороший пример. Другой, но -- не Феликс. Он усмотрел в своем новом положении приятные возможности. Говорили: "У Феликса закружилась голова в цветнике". Военные науки Феликс "не превзошел", -- "афедроны помешали". Это правда, да и сам Феликс не скрывался.
      Попытка совращения
      Отец не обманывался относительно порочности Феликса и его намерений. Но он был уверен, что сумеет переломить волю князя. Была и еще причина, по которой отец взвалил на себя эту ношу.
      Зная, что мать Феликса близка с великой княгиней Елизаветой Федоровной и что они обе возглавляют одну из самых деятельных оппозиционных царице групп, отец надеялся, что, помогая Феликсу, завоюет их дружбу или, по крайней мере, добьется их непротивления, сможет погасить ненависть и прекратить заговоры, убивавшие Россию.
      Визиты князя держались в тайне, но Анна Александровна о них все-таки узнала. Она, думая предупредить отца, принялась уговаривать его прекратить встречи с Феликсом. Она говорила:
      -- Феликс погиб. Он способен за собой потянуть всех.
      Отец отвечал:
      -- Пока пакостит, не погиб.
      Думал, что успеет остановить и остановиться на краю.
      Феликс же прилежно исполнял свою роль. Он делал вид, что поддается лечению, в то же время пытаясь вовлечь отца в игру на роль любовника.
      Стараясь избежать огласки, Феликс всегда приходил к нам в дом по черной лестнице. Но в доме не считал нужным стеснять себя -- говорил громко и откровенно. Слуги или те, кого он считал таковыми, в расчет не брались.
      Дуня говорила:
      -- Он смотрел на меня незрячими глазами.
      Однако Дуня была там и слышала их разговоры. От
      нее я и знаю о многом, что тогда происходило.
      Однажды Феликс пришел пьяным. Не стал дожидаться отца в столовой, сразу проследовал в кабинет. Когда отец через несколько минут вошел туда, он увидел на кушетке голого Феликса. Не оставалось сомнений в том, что у Юсупова на уме.
      Отец ударил Феликса и приказал убираться. Мгновенно протрезвевший Юсупов кое-как оделся и выбежал прочь.
      Ожидание ужаса
      Зима 1916 года даже для России была суровой. Приходилось туго всем. Хуже всех -- солдатам на фронте от западной границы до самого Урала. Плохо одетые, плохо накормленные и плохо вооруженные, они совсем пали духом. Началось повальное дезертирство.
      В Петрограде и Москве женщины выстраивались в очереди у хлебных лавок и стояли на морозе целый день. Подойдя к заветной двери могли узнать, что хлеба нет. Ввели нормы на уголь и дрова.
      Отец впал в глубокое уныние.
      Все сорок пять лет своей жизни, за исключением очень коротких периодов, мой отец был оптимистом. Он всегда считал, что на всякое зло найдется добро, которое победит это зло; на всякое страдание всегда
      найдется утешение; милостивый Господь всегда рядом с теми, кто обращается к Нему в нужде. Но все-таки нужно, чтобы люди к Нему обратились. Русские же, за редкими исключениями, вовсе не спешили поклониться Ему в ноги. А раз так, то им не на что надеяться; им уготованы уничтожение и гибель.
      В своих мыслях он называл это "их" судьбой, но не своей собственной. Он почему-то знал, что его уже не будет, и ему не придется пережить последнего мучительного поражения и хаоса.
      Обрывки видений являли отцу картину ужасающих несчастий. Он бродил по квартире, придавленный грузом своих предвидений.
      Из-за небывалых холодов работы по хозяйству в Покровском замерли. Мама разрешила Дмитрию поехать навестить нас. После приезда Дмитрия отец немного повеселел. Но когда настала пора Дмитрию возвращаться в деревню, отец, предвидя будущее, попросил его остаться на Рождество. Сказал: