Мудрость песков. Беседы о суфизме

Возможности бесконечны. Итак, прыгайте! Рискните. Всё, что вы можете потерять, — это ваше эго, ваши игры, ваши ложные отождествления. На другой стороне — реальность, открытость, радость жизни. Прыгайте — прыгайте в эту книгу, в Бхагавана Шри Раджниша. Может быть кто-нибудь спасёт вас...

Ма Дэва РитамбхараАпрель 1980 года

1. Человек необъяснимой жизни

2 марта 1978 г.

Однажды жил человек по имени Моджуд. Он жил в одном городе, где занимал пост маленького чиновника, и казалось весьма вероятным, что он окончит свои дни как инспектор палаты мер и весов.

Как-то раз, когда он прогуливался по садам, окружавшим старинное здание около его дома, пред ним предстал Кхидр, таинственный наставник суфиев, одетый в мерцающе зелёное. Кхидр сказал: «Человек с блестящими перспективами! Оставь свою работу и через три дня приходи на встречу со мной на берегу реки». Затем он исчез.

Моджуд в волнении пошёл к своему начальнику и сказал ему, что должен уйти. Вскоре все в городе услыхали об этом и стали говорить: «Бедный Моджуд! Он сошёл с ума». Но поскольку было много кандидатов на его работу, все вскоре забыли о нём.

В назначенный день Моджуд встретился с Кхидром, который сказал ему: «Порви свои одежды и бросься в поток. Может быть, кто-нибудь спасёт тебя».

Моджуд так и сделал, хотя и удивлялся, не сошёл ли он с ума.

Он умел плавать и поэтому не утонул, но плыл с потоком долгое время, пока один рыбак не вытянул его в свою лодку, говоря: «Глупый человек! Течение очень сильно. Что ты пытаешься сделать?» Моджуд ответил: «Сам не знаю».

«Ты сумасшедший, — сказал рыбак, — но я возьму тебя в свою тростниковую хижину вон там на берегу, и мы посмотрим, что для тебя можно сделать».

Когда он узнал, что Моджуд — грамотный человек, он стал учиться от него читать и писать. Взамен Моджуд получал еду и помогал рыбаку в его работе. Через несколько месяцев Кхидр появился снова, на этот раз в ногах постели Моджуда, и сказал: «Вставай сейчас же и оставь этого рыбака. О тебе позаботятся».

Моджуд немедленно покинул хижину, оделся как рыбак и, удивляясь всему этому, вышел на дорогу. На рассвете он увидел крестьянина на осле, ехавшего на рынок. «Ты ищешь работу? — спросил крестьянин. — Мне нужен человек, чтобы помочь принести назад мои покупки».

Моджуд последовал за ним.

Он работал на крестьянина около двух лет и за это время узнал многое о сельском хозяйстве, но мало о чём-нибудь ещё.

Однажды в полдень, когда он укладывал в тюки шерсть, Кхидр предстал перед ним и сказал: «Оставь эту работу, иди в город Мосул и используй свои сбережения, чтобы стать торговцем кожами».

Моджуд подчинился.

В Мосуле он стал известен как торговец кожами и ни разу не видел Кхидра, пока в течение трёх лет усердно занимался своей торговлей. Он скопил достаточно большую сумму денег и уже подумывал о приобретении дома, когда Кхидр появился и сказал: «Дай мне свои деньги, уходи из этого города в далёкий Самарканд, и работай там у бакалейщика».

Моджуд так и сделал.

Вскоре он стал проявлять несомненные признаки просветления. Он лечил больных, помогал своему напарнику в магазине в своё свободное время, и его познания в таинственном становились всё глубже и глубже.

Духовные лица, философы и другие посещали его и спрашивали: «У кого вы учились?»

«Это трудно сказать», — отвечал Моджуд.

Его ученики спрашивали: «Как вы начали свою карьеру?»

Он говорил: «Маленьким чиновником». «И вы отказались от этого, чтобы посвятить себя самоукрощению?»

«Нет, я просто отказался от этого». Они не понимали его.

К нему приходили люди, чтобы записать историю его жизни.

«Кем вы были в своей жизни?» — спрашивали они.

«Я прыгнул в реку, стал жить с рыбаком, затем среди ночи ушёл из его тростниковой хижины. После этого я стал подручным у крестьянина. Когда я укладывал в тюки шерсть, я изменился и пошёл в Мосул, где стал торговцем кожами. Там я скопил некоторые деньги, но оставил их. Затем я пошёл в Самарканд, где работал у бакалейщика. Это то место, где я нахожусь теперь».

«Но это необъяснимое поведение не проливает свет на ваши странные таланты и замечательные поступки», — говорили биографы.

«Это так», — говорил Моджуд.

Поэтому биографы сочинили для Моджуда замечательную и волнующую историю: ведь каждый святой должен иметь свою историю и эта история должна соответствовать аппетитам слушателей, но не реальностям жизни.

Но никому не разрешено говорить о Кхидре непосредственно. Вот почему эта история не является правдивой. Она есть представление жизни. Это реальная жизнь одного из величайших суфиев.

История, в которую мы собираемся погрузиться сегодня, является одной из величайших историй. Она имеет тот особый вкус, который имеют только суфийские истории. Она не сравнима ни с чем. Если вы поймёте эту историю, вы поймёте самый секрет религии. Если вы не поймёте эту историю, вы не будете способны понять религию вообще.

Это принадлежит к самым основаниям религиозного сознания. Без этого не может быть религиозной трансформации. Поэтому слушайте эту историю так внимательно, насколько это возможно. Пусть эта история погрузится в ваше существо. Эта история может открыть дверь, эта история может стать таким радикальным изменением в вашей жизни, которое вы можете не встретить никогда снова. Но история эта должна быть понята очень точно, очень тщательно, очень любовно, потому что это странная история.

Это не просто история; суфийские истории — это не просто истории. Они не предназначены для того, чтобы развлекать вас. Они не предназначены для того, чтобы лишь занять вас. Они являются средствами обучения. Они свидетельствуют о чём-то, они нечто показывают, они указывают на что-то. Они являются указателями, они являются стрелками в направлении неизвестного, пальцами, указывающими на луну. И запомните это, говоря о суфиях: не кусай мой палец, посмотри, куда я указываю.

Очень легко развлечься такими историями, но их цель не в этом. Вы упустите смысл. Они являются отражением запредельного. Они говорят то, что не может быть сказано, и они пытаются выразить то, что невыразимо. Они не относятся к обычной жизни, они не относятся к земному миру. Они принадлежат внутреннему поиску истины, они принадлежат центру вашего существования. Они являются прекрасными инструментами. Если вы просто уделяете внимание истории, если вы медитируете над ней, параллельно истории ещё нечто начинает открываться в вашем существовании. История находится в одной плоскости, а это откровение — в другой, параллельной первой. Пока вы не начнёте чувствовать этого параллельного откровения, запомните, — вы упустили смысл. А упустить смысл очень просто. Чтобы упустить смысл, не требуется разума; любой глупец может сделать это. Но понять — это требует большого разума. Поэтому вытаскивайте друг друга вместе. Будьте собраны на этих нескольких моментах. Слушайте так сосредоточенно, насколько это возможно, просто превратитесь в свои уши. Будьте там. В этой истории есть нечто, имеющее безмерное значение.

В книге Льюиса Кэрролла «В Зазеркалье» есть такой прекрасный пассаж:

Королева говорит Алисе, попавшей в мир, в который она не может поверить: «Осмелюсь сказать, что у тебя нет достаточной практики. Что касается меня, то иногда до завтрака я успеваю поверить в целых шесть невозможных вещей!»

Да, в этом секрет этой истории. Льюис Кэрролл придал ей нечто, имеющее безмерное значение. Секрет истории в искусстве верить, в искусстве доверять, в искусстве говорить «да» существованию. Когда веришь в невозможное, невозможное становится возможным. Как это случается?

На самом деле вещи являются невозможными только потому, что вы не имеете смелости верить. Каждая мысль может стать вещью, и всё, что происходит внутри сознания, может создать свою реальность снаружи. Всё, что происходит снаружи, должно сначала произойти внутри. Зерно насыщается внутри, а дерево показывается снаружи. Если у вас верящее сердце, — нет ничего невозможного, даже Бог не является невозможным.

Но нужно иметь верящее сердце. Верящий ум не подходит, поскольку ум в основном не может верить. Он не способен верить. Ум может только сомневаться: сомнение естественно для ума, сомнение присуще уму. Голова не может породить ничего, кроме сомнения. Поэтому, если вы силой внедряете веру в свою голову, то эта вера только спрячет ваши сомнения. С ними ничего не случится. И вот в этом существуют и мусульмане, и христиане, и индуисты, и джайны: их вера идёт от ума, а ум не способен верить. Верить — невозможно для ума, ум может только сомневаться. Сомнения растут из ума, как листья растут из дерева.

Вера произрастает из сердца. Сердце не может сомневаться, оно может только верить. Итак, вера от ума, — то, что я верю в Библию, то, что я верю в Коран, то, что я верю в «Капитал», то, что я верю в Махавиру, или в Моисея, или в Мао Цзэдуна, — это всего лишь ложное явление. Голова может создавать только ложные вещи, подделки. Вы можете продолжать заниматься ими, но ваша жизнь будет напрасна. Вы останетесь в стране напрасного, в пустыне. Вы никогда не зацветёте, вы никогда не узнаете, что есть оазис. Вы никогда не узнаете какой-либо радости, какого-либо праздника.

Поэтому, когда я говорю, что вера может делать невозможные вещи возможными, я имею в виду веру в сердце — в невинном сердце, в сердце ребёнка, которое не знает, как говорить «нет», которое знает только «да», но это «да» не против «нет». Ребёнок не может говорить «нет» внутри и «да» снаружи; тогда это идёт от головы. Это путь головы: «да» вовне, «нет» внутри, «нет» вовне, «да» внутри. Голова шизофренична. Она никогда не является целостной и единой. Когда сердце говорит «да», оно просто говорит «да». Нет конфликта, нет разделения. Сердце целостно в своём «да»; это истинная вера, доверие. Это явление сердца. Это не мысль, но чувство, и, в конечном итоге, это даже не чувство, а само существование.

В самом начале доверие — это чувство, в своём предельном расцвете оно есть существование.

Так называемая вера остаётся в голове, она никогда не станет вашим чувством и она не может стать вашим существованием. А если что-нибудь не становится вашим существованием, то это просто идеальная мечта. Это напрасная трата энергии.

Но вере требуется риск. Вы удивитесь, узнав это: что сомнение весьма трусливо. Вы должны были слышать обычно, что храбрые люди сомневаются, а трусы верят. Это тоже верно, в определённом смысле. Вера от ума труслива, а вы знаете только верящих от ума, так что это соответствует действительности. Если вы пойдёте в мечети, церкви, храмы, вы найдёте, что они полны трусов. Но истинная вера не труслива, истинная вера — это великая смелость; это героизм.

Сомнение вырастает из страха; как оно может быть храбрым? Сомнение коренится в страхе. Сомнение вырастает, поскольку имеется сильное желание защититься, оборониться, быть в безопасности. Доверять же вы можете, если только вы готовы идти в небезопасное, если вы готовы идти в непредначертанное, если вы готовы плыть на своей лодке в неизвестное без карты. Доверие означает огромную смелость, и только смелые люди могут быть религиозными, потому что только смелые люди могут говорить «да».

Сомнение — это оборона. И если даже вы обороняетесь таким образом, вы остаетесь пригвожденными, вы не можете двигаться — поскольку каждое движение приносит страх, поскольку каждое движение — это движение в неизвестное, незнакомое. Сомнение есть побочный продукт страха, запомните это.

Тогда что же есть вера? Вера — это побочный продукт любви. Только те, кто знает как любить, знают как верить. Любовь вырастает из сердца, то же самое относится и к вере. Сомнение вырастает из головы, то же самое относится и к страху. Человек, живущий головой, остаётся трусом. На самом деле, он живёт головой, поскольку является трусом. Он боится двигаться в направлении сердца, поскольку никто не знает, где сердце овладеет вами.

Сердце — это искатель приключений, исследователь таинственного, открыватель всего того, что спрятано. Сердце всегда в паломничестве. Оно никогда не удовлетворено, ему присуще внутреннее недовольство, духовное недовольство. Оно никогда не останавливается где-нибудь. Оно влюблено в движение, в динамизм.

Сердце удовлетворяется только тогда, когда оно приходит к предельному, за которым «некуда идти». Земное не может удовлетворить его. Сердце никогда не соглашается, сердце всегда в революции. Оно всегда перескакивает из одного состояния в другое. Оно всегда идёт ощупью, оно всегда рискует. Чем бы оно ни обладало, оно всегда готово поставить это на карту ради неизвестного. Его желание — это знать то, что истинно существует; то есть что есть Бог вокруг.

Сердце страстно желает приключения, оно страстно желает опасности, оно тоскует по непредначертанному, неизвестному, небезопасному. Оно страстно желает океанического переживания; оно хочет раствориться. Оно хочет исчезнуть во всеобщности, в тотальности. Голова же боится, боится умирания, боится исчезновения.

Когда река подошла к пустыне, встретилась с пустыней, голова говорила: «Не испаряйся. В противном случае, кто знает, где ты приземлишься? Кем ты будешь тогда? Твоя индивидуальность может стереться навсегда. Ты можешь оказаться не в состоянии стать снова тем, что ты есть сейчас». Это была голова. Но сердце поняло шепот пустыни. Нечто глубоко внутри почувствовало убеждение: «Да, это не моё предназначение — быть просто рекой, потерявшейся в пустыне. Я должна пройти на ту сторону, я должна рискнуть. Это опасно и нет гарантии». Но в тот момент, когда река начала думать о риске, где-то глубоко в подсознании она начала чувствовать, начали вырастать проблески, воспоминания. Она начала чувствовать: «Да, это есть где-то, какой-то опыт, какие-то переживания. Я до этого тоже была в руках ветров».

Когда вы доверяете, ваше подсознание начинает открывать вам многие вещи. Это открывается только доверяющему уму, только доверяющему существу, только доверяющему сознанию. Религия — это аромат такого доверия, безупречного, абсолютного. Атеизм — это акт слабости, бессилия. Он упадочен. Общество становится атеистическим только тогда, когда оно умирает, когда оно потеряло свою силу и молодость. Когда общество молодо, живо, энергично, оно страстно желает неизвестного, оно тоскует по опасности. Оно старается жить в опасности, поскольку это единственный способ жить.

Я хотел бы, чтобы вы послушали одну историю:

Однажды атеист, прогуливавшийся вдоль обрыва, поскользнулся и упал вниз. Пока он падал, ему удалось схватиться за ветку маленького дерева, росшего из расщелины в скале. Вися на ветке, раскачиваясь на холодном ветру, он понял всю безнадёжность своего положения, поскольку внизу были замшелые валуны, а способа подняться наверх не было. Его руки, держащиеся за ветку, ослабевали.

«Ну, — подумал он, — только Бог может спасти меня сейчас. Я никогда не верил в Бога, но я должно быть ошибался. Что я теряю?» Поэтому он позвал: «Бог! Если ты существуешь, спаси меня и я буду верить в тебя!» Ответа не было.

Он позвал снова: «Пожалуйста, Бог. Я никогда не верил в тебя, но если ты спасёшь меня сейчас, я с сего момента буду верить в тебя».

Вдруг великий глас раздался с облаков: «О нет, ты не будешь! Я знаю таких, как ты!»

Человек так удивился, что чуть было не выпустил ветку. «Пожалуйста, Бог! Ты ошибаешься! Я на самом деле думаю так! Я буду верить!»

«О нет, ты не будешь! Все они так говорят!»

Человек умолял и убеждал.

Наконец Бог сказал: «Ну хорошо. Я спасу тебя... Отпусти ветку». «Отпустить ветку?! — воскликнул человек. — Не думаешь ли ты, что я сумасшедший?»

Атеизм всегда труслив. Действительно храбрый человек обязан стать религиозным, и религиозный человек по необходимости храбрый. Поэтому, если вы найдёте трусливого человека, который является религиозным, то знайте — что-то не так. Трусливый человек не может быть религиозным. Его религия — не что иное, как оборона, панцирь. Его «да» исходит не из любви и смелости, его «да» исходит из страха. Если бы было возможно говорить «нет», он говорил бы «нет». Его «да» исходит из того, что смерть рядом, болезнь рядом, опасность рядом. Поэтому он думает: «Что я потеряю? Почему бы и не верить? Почему бы и не помолиться?» Его молитва поддельна, его молитва — не что иное, как выражение страха. В страхе он идёт в храм, и в церковь, и к священнику.

Действительно смелый человек идёт к Учителю, а не к священнику. Он не идёт в мёртвый храм или в мертвую церковь. Он начинает испытывать и искать какое-нибудь живое явление. Он идёт к Христу, или к Будде, или к Кришне, но он не идёт в церковь. Он не идёт к ортодоксам. Он не живёт прошлым, он движется в настоящее. И что бы он ни делал, это исходит из смелости. Если он говорит: «Да!», — он говорит это из смелости, из любви к существованию, из глубокого понимания, что он является частью целого, что он не отделён. Сказать «нет» — это сказать «нет» своим собственным корням. Если дерево скажет «нет» земле, каков будет удел дерева? Оно совершит самоубийство. Если дерево скажет «нет» солнцу, каков будет удел дерева? Оно совершит самоубийство. Дерево не может говорить «нет» солнцу, дерево не может говорить «нет» земле. Дерево должно говорить «да» солнцу, земле, ветрам, облакам. Дерево должно оставаться в положении говорящего «да» постоянно, день за днём. Только тогда дерево может цвести, может оставаться зелёным и живым, может расти.

Человек укоренён в существовании. Говорить «нет» — это отравлять свою собственную систему. Кому вы говорите «нет»? Вашей собственной земле, вашему собственному небу, вашему собственному солнцу. Вы парализуете себя. Действительно смелый человек смотрит вокруг, чувствует, видит, что он часть этой всеобщности. Видя это, он расслабляется в «да», его позиция «пусть всё идёт само по себе». И он готов рисковать чем-либо, что потребуется для его «да».

Сорен Кайркегаар написал притчу:

Однажды жил король, который полюбил девицу низкого происхождения. Этот король был так могуч и благополучен, что не мог жениться на ней без того, чтобы не быть принуждённым к отречению от престола. Король знал, что если бы он женился на ней, то навсегда сделал бы её благодарной. Ему пришло на ум, однако, что было бы что-то принуждённое в её счастье: она всегда восхищалась бы им и благодарила бы его, но она не могла бы любить его, поскольку неравенство между ними было слишком велико и она никогда не смогла бы забыть своё низкое происхождение и свой долг благодарности.

Поэтому он решил поступить по другому: вместо того, чтобы сделать её королевой, он отрёкся бы от королевства. Он стал бы обычным человеком и затем предложил бы ей свою любовь. Поступая так, он осознавал, что шёл на большой риск. Он делал нечто, что было глупым в глазах большинства людей в его королевстве и, кроме того, он мог оказаться отвергнутым ею, особенно в том случае, если бы она была разочарована тем, что не стала королевой. Тем не менее, он решил рискнуть. Это лучше, верил он, рискнуть всем, чтобы сделать возможной любовь.

В искании, в поиске Бога, истины, блаженства снова и снова приходит этот момент — момент готовности к риску. Все знания будут против этого. Весь ум будет против этого. Ум всегда говорит: «Что ты собираешься делать? Ты можешь быть отвергнут даже женщиной, ради которой ты отрёкся от королевства. Если на самом деле она заинтересована только в том, чтобы стать королевой, она никогда не посмотрит на тебя снова. И всё королевство будет думать, что ты дурак; и кто знает, даже она может подумать, что ты дурак». Но король решил рискнуть.

Это лучше — рисковать всем. Если есть лишь очень, очень слабая возможность приобрести любовь, даже тогда следует рисковать всем. И следует рисковать всем снова и снова, много раз, пока не будет достигнута предельная любовь, Бог.

Обычно мы ищем Бога лишь в определённых пределах: в том, что разрешено нашими условиями, не рискуя чем-либо. Вы зарабатываете деньги, вы имеете успех в жизни; вы можете выделить один час для храма или для медитации. В это время вы можете также помолиться. Или, по крайней мере, вечером, перед сном, в течение двух минут вы можете повторить ту же молитву, затем уснуть и чувствовать себя очень хорошо, потому что вы «делаете религию».

Религия — это не делание, это существование. Или она здесь все двадцать четыре часа, во всём вашем существовании, распространённая повсюду, или её здесь нет совсем. Просто вечерняя молитва перед сном — это род обмана, в который вы играете с самим собой.

Этот вид частичной религии не поможет. Человек должен быть целиком в этом, и те, кто не может так поступать, трусы. Поэтому позвольте мне напомнить вам: религия — только для храбрых, для энергичных, для сильных духом. Она — не для слабых, она — не для тех, кто всегда торгуется. Она — не для делового ума, она — для азартных игроков, способных рискнуть.

Теперь эта история. Её нужно смаковать, вкушать, впитывать медленно-медленно.

Название истории: Человек необъяснимой жизни.

Жизнь всегда необъяснима, если она у вас есть. Если вы действительно живёте, имеется что-то столь таинственное в этом, что не может быть объяснено никаким способом. Нет объяснения этому. Если вы можете объяснить свою жизнь, то это означает, что вы умерли и не живёте. Если вы можете найти человека, который может объяснить свою жизнь с начала и до конца, логически, вы можете быть уверены, что это, должно быть, компьютер, машина, но не живой человек. Только мёртвые вещи могут быть объяснены с начала и до конца. Жизнь есть тайна, поэтому всякий живущий является таинственным. Всякий раз, когда вы сходитесь с живым человеком, вы чувствуете некоторую тайну, некоторое необъяснимое явление. Вас касается нечто, что вы не можете выразить совсем. Нельзя иметь какой-либо математики жизни; жизнь остаётся в сути своей поэтической. Это красота, на которую надо смотреть, но не факт, который надо объяснять.

Однажды жил человек по имени Моджуд...

Слово «моджуд» красивое; оно означает две вещи. Буквально оно означает того, кто является настоящим. Моджуд означает того, кто имеет внутреннее настоящее, кто является осознающим, кто бдителен, кто сознателен. А второе значение, которое вытекает из первого, — тот, кто живёт в настоящем, кто является настоящим для настоящего. Эти две вещи — два аспекта одного и того же явления. Если вы являетесь настоящим внутри, если в вас присутствует сознание, эти две вещи случаются автоматически — вы будете настоящим для настоящего. У вас не будет какого-либо прошлого, у вас не будет какого-либо будущего, у вас будет только этот момент. И этот момент обширен, этот момент огромен, этот момент вмещает в себя бесконечность. Только те, кто живёт в настоящем, только те, кто является настоящим для настоящего, знают, что такое бесконечность, знают, что такое бессмертная жизнь, знают тайну, необъяснимую тайну.

Но даже зная, вы не можете объяснить это кому-либо ещё. Вы можете указать, вы можете сказать, как достигнуть этого, но вы не можете сказать, что это такое. И вы не можете сказать, почему это так. Здесь нет «почему», это просто есть. Без всякого объяснения жизнь существует. Для неё нет «почему». Философы продолжают думать: «Почему? Почему? Почему?» И они продолжают фабриковать системы, чтобы ответить почему, но ни один ответ не является истинным и не будет истинным, потому что с самого начала вы задаёте неверный вопрос. Когда вы задаёте неверный вопрос, вы никогда не придёте к правильному ответу. Неверный вопрос приведёт вас к неверным ответам. «Почему?» — это неверный вопрос.

Наука не спрашивает «почему». Религия тоже не спрашивает «почему». Религия — это наука о внутреннем; наука — это религия внешнего. Между этими двумя находится философия, просто стоящая между этими двумя. Она спрашивает «почему» и становится весьма запутанной и очень сильно смущённой. Нельзя спрашивать: «Почему», не нужно спрашивать. Если даже вы найдёте некоторое объяснение на это «почему», вопрос должен быть задан снова. «Почему этот мир существует?» Кто-то скажет: «Бог создал его». Тогда приходит вопрос: «Почему Бог создал его?» Тогда кто-то может ответить: «Он создал для того-то и того-то». Затем вопрос продолжает возникать снова и снова. Каждый ответ просто подталкивает вопрос немного глубже, но сам вопрос не разрешается.

«Почему?» — это не относящийся к делу вопрос. Вместе с «почему» вы движетесь в философию. Религия не спрашивает «почему». Она даже не спрашивает «что». Она спрашивает только одну вещь: «как». Наука тоже спрашивает «как» и, таким образом, наука становится технологией, а религия становится йогой, тантрой, суфизмом, дзэном. Всё это технологии внутреннего мира.

Однажды жил человек по имени Моджуд. Он жил в одном городе, где занимал пост маленького чиновника, и казалось весьма вероятным, что он окончит свои дни как инспектор палаты мер и весов.

Так миллионы людей кончают свои жизни, как инспекторы палаты мер и весов. Кто-то кончит главным клерком в каком-нибудь отвратительном учреждении, кто-то кончит начальником станции, кто-то кончит бизнесменом, кто-то кончит профессором; и все эти вещи совершенно бессмысленны. И я не призываю не становиться начальником станции, но не кончайте на этом. Даже если вы стали инспектором палаты мер и весов, что вы приобрели? Что вы имеете от жизни? В чём ваша реализация? Вы живёте без действительной жизни. Вы можете иметь жизненные стандарты, не имея какой-либо жизни в этом. Итак, люди думали, что Моджуд окончит как инспектор палаты мер и весов. Но Моджуд был человеком другого рода, поскольку в нём было присутствие. Он был настоящим, он был присутствующим. Глубоко внизу, неведомо никому, он должен был медитировать. Его внешняя жизнь — это была одна вещь, его внутренняя жизнь — другая вещь. Он должен был погружаться всё глубже и глубже в тишину, он должен был становиться всё более и более бездумным — только тогда вы являетесь настоящим.

Мысли оттаскивают вас от настоящего. Мысли омрачают ваше существование и вы теряете контакт, вы становитесь отсоединёнными от настоящего. Мысли никогда не относятся к настоящему, они не могут быть о настоящем; они или о прошлом, или о будущем.

Если этот человек действительно был человеком настоящего, это просто означает, что глубоко внизу, в тёмной ночи, когда всё засыпает, он должен был медитировать, не говоря никому. Он должен был наблюдать. Он двигался в обычном мире, но должен был присутствовать свидетель, наблюдатель, обозреватель. Этот обозреватель мало-помалу создавал присутствие в нём. Он становился светлым присутствием, поэтому он назывался Моджуд.

Как-то раз, когда он прогуливался по садам, окружавшим старинное здание около его дома, пред ним предстал Кхидр, таинственный наставник суфиев...

Теперь вы должны понять следующее: Кхидр — это просто имя, имя вашего внутреннего ядра. Когда ваш центр начинает нашептывать нечто вашей периферии, это и есть Кхидр. Когда ваше фундаментальное существо начинает говорить вашему нефундаментальному существу, когда ваша существенная душа разговаривает с несущественной, то это Кхидр говорит с вами. Это просто метафора; Кхидр — это не кто-то вовне. Когда вы становитесь молчащим, когда вы становитесь настоящим, когда вы становитесь моджудом, приходит момент, когда внутренний советчик начинает разговаривать с вами. Этот внутренний советчик и известен как Кхидр.

...пред ним предстал Кхидр, одетый в мерцающе зелёное.

Зелёный — это цвет суфиев. Он представляет жизнь: зелёные деревья, растительность. Он представляет свежесть, оживлённость; он представляет тишину, мир. Суфии выбрали зелёный как свой символический цвет. Только взглянув на зелёное, вы чувствуете род умиротворения вокруг вас. Вот почему так волнующе идти в горы. Так безмерно важно просто сидеть на краю леса, будучи окружённым загадочными деревьями. Это делает вас снова первобытным, изначальным. Это напоминает вам изначальную тишину джунглей. Это напоминает вам, что вы однажды тоже были деревом, таким тихим, как деревья, и таким укоренённым, как деревья.

Одетый в мерцающе зелёное предстал Кхидр.

Кхидр сказал: «Человек с блестящими перспективами!»

И запомните, всякий раз, когда ваше внутреннее ядро будет говорить с вами, оно будет говорить таким образом: «Человек с блестящими перспективами», — поскольку никогда ещё не было человека, который не был бы человеком с блестящими перспективами. Вы можете не реализовать их — это другое дело, — но это ваше предназначение. Вы можете достичь их. Если вы упустите их, ответственность целиком лежит на вас. Зерно было там, вы не помогли ему вырасти. Иначе оно стало бы огромным деревом, и тысячи птиц вили бы свои гнёзда на нём, и тысячи путешественников отдыхали бы в его тени, и цветы расцвели бы, и существование праздновало бы с вами.

Если вы не стали деревом, то только вы ответственны за это. Природа обеспечила всё, что необходимо. Каждый человек — это человек с блестящими перспективами, потому что каждый человек имеет Бога в качестве своего предельного цветения.

Кхидр сказал: «Человек с блестящими перспективами! Оставь свою работу и через три дня приходи на встречу со мной на берегу реки». Затем он исчез.

Когда вы погружаетесь глубоко в медитацию, это будет случаться снова и снова. Наступит момент, когда ваша периферия и центр станут очень близки и не будет барьера между ними — не будет даже занавески, — и вы будете слышать центр громко, ясно.