Гусарские страсти эпохи застоя

      - Дядя! Дядя! Это я Рустам! - Прокричал солдат, что есть сил. - Дядя!
      Видимо вскоре их услышали, потому что занавеска на маленьком подслеповатом окошке слегка шевельнулась, и за ней мелькнуло женское лицо.
      - Тетя Фатима! Это я, племянник Рустам! - воскликнул, обрадовано Мерабов. - Товарищ лейтенант, сейчас нам откроют, меня услышали!
      Лицо солдата светилось радостью. Наконец-то он у родственников! Пусть и не в родном доме, но и не в армейской среде, которая за полгода обрыдла. Боец предвкушал сытную, домашнюю пищу, отдых, тепло и покой.
      - Салам Рустам! Салам командир! - заверещала выбежавшая на стук женщина. - О, Рустам! Как ты подрос! Возмужал! Но до чего ж ты похудел! Пойдем скорее в дом. Заходите товарищ офицер! Пожалуйста.
      Далее она много бурчала и трещала на родном, непонятном россиянину языке. Из всего потока слов Никита уловил только аллах, шурпа и бешбармак. Более он ни бельмеса не понял, сурдо перевод отсутствовал.
      "Ага, значит, аллах послал сегодня шурпу и бешбармак. Это хорошо. Значит, голодными не уйдем. Не плохо бы посмотреть телевизор. Сегодня большой хоккей: ЦСКА-Спартак".
      Дяди в доме не оказалось, но остальная семья была вся в сборе. Огромная старуха-мать, тощая, не красивая (на вкус Никиты) жена, пятеро детишек, мал-мала меньше, от трех до двенадцати лет. Детки выглядывали из проема в маленькую комнату, прикрываясь занавеской. Их черные и коричневые глазенки любопытно сверкали, дети перешептывались, не решаясь выбраться на свет. Они опасались постороннего русского.
      "Молодая" хозяйка пригласила войти в большую комнату, а старая внимательно и недобро разглядывала офицера. Никита с удивлением озирался по сторонам. На свежевыбеленных саманных стенах висели какие-то национальные картинки, узорчатые, большие, красивые ковры и маленькие коврики с орнаментами. Утрамбованные глиняные полы тоже были устланы коврами. В центре комнаты лежало несколько толстых одеял, а на них стоял низкий деревянный помост, игравший роль стола. В углу высилась стопа одеял и подушек, которые упирались в потолок. Телевизор не обнаружился.
      Хозяйка пригласила к столу, мигом принесла пиалы с чаем, сахар, конфеты, лепешки. Перекусив с дороги, лейтенант задремал на мягких подушках в углу, а солдат болтал с родственницами и, шаля, барахтался с ребятишками.
      Тепло и уют мягких и лежбища из ковров и одеял сморили Ромашкина, и он чуть задремал.
      Сколько Никита проспал? Может час, может полтора, но вскоре лейтенант проснулся от громкого и веселого щебетания детей, и сладкого, тягучего и одновременно мурлыкающего голоса мужчины. Ага, дядя пришел! Кот, как есть кот - мурлыка. Широкое восточное лицо, раскосые глаза, реденькая, короткая бороденка на подбородке и щеках. Человек протянул маленькие, узенькие, мягкие ладошки, пожал ладонь лейтенанта и пригласил к столу. Никита обрадовался, увидев, что на постаменте стояли тарелки с едой, зеленью, восточными сладостями: халвой, сладкими орешками, пастилой. В центре этого столика чайник с заварным чайничком. Зеленый душистый, свежий чай, и его аромат хорошо улавливался в воздухе.
      - Извините, дорогой товарищ, в моем доме не пьют водку. Я сам не пьющий.
      - Ничего, я все понимаю, и так хорошо, спасибо за теплый прием, произнес Ромашкин и представился: - Никита. Лейтенант Ромашкин.
      - Очень приятно. Ахмед. Я журналист. Заместитель главного редактора журнала "Проблемы религии и атеизма". Не читали?
      - М-м-м.... Извините, не помню, - смутился лейтенант. - А проблем больше у религии или атеизма?
      - А Вы шутник, милейший. Конечно у атеизма! Религия вечна! То, что не знакомы с нашим изданием понимаю, он специализированный философский журнал.
      Церемония приветствия и знакомство окончилась, и гости направились к тому месту, где были расставлены закуски и уселись на подушки. Чудно есть на полу. Этого Никита конечно не ожидал. Он уже бывал в домах простых туркменов: торгашей, водителей, кладовщиков. Но то были малообразованные простые аборигены. А вот этот культурный азиат с двумя высшими образованиями, партиец, журналист, представитель местной интеллигенции! Но обстановка настолько же убогая, как и у других, ни кроватей, ни кресел, ни шкафов, ни столов. Даже телевизор и радио, атрибуты почти каждого местного дома, отсутствуют. Странный какой-то мужчина, хитрый и не понятный. Что-то бормочет себе под нос, и ехидно улыбается. Съели шурпу, лагман, попили чай и хозяин начал рассказывать о себе, о журнале, и отвечать на вопросы гостя.
      - А почему нет в доме мебели? - поинтересовался Никита.
      - Зачем, нам и так удобно. Телевизор пока не купили, потому как что денег нет. А радио, зачем оно нам?
      Никита ухмыльнулся, сектанты какие-то. Религиозность, благостность и святость, Ахмеда буквально распирали. Диалог плавно перешел в монолог. Хозяин дома принялся рассказывать о работе.
      - Понимаете, друг мой, заместитель главного редактора - это фигура, величина! Почти политическая! Журнал ведь не "Мурзилка", не "Юный натуралист". Это общественно-политическое издание! Утверждает его содержание целый отдел в ЦК партии республики! Постоянный контроль, цензура, ответственные товарищи печатаются: ученые, философы, политики, деятели культуры. Мое общественное положение позволяет посещать культурные всевозможные мероприятия. Я несколько раз выезжал за рубеж: в качестве члена делегации республики, бывал в Египте, Сирии, Йемене, Ираке, Алжире.
      - А всего в скольких странах бывали? - удивился Никита.
      - В двенадцати. В Саудовской Аравии, Марокко, Тунисе и в других арабских странах, туристом и по делам.
      - А Европе бывали? - осведомился Никита.
      - Нет, в Европе не бывал, - скривился Ахмед. - Что там интересного? Я не люблю Запад. Суета, безбожие и разврат! Вся мудрость человечества заключена на Востоке. Ибн-Сина, Фирдоуси, Низами и многие другие мыслители! Вот столпы мудрости! А какие прекрасные творения человечества в Ираке! А Мекка, а Медина! Жаль, пока не имею возможность посетить Иерусалим! Но на все воля Аллаха, вернутся святыни палестинскому народу.
      Его глаза злобно сверкнули при этих словах. Никита задумчиво посмотрел в глаза редактора и спросил:
      - Что-то я не могу понять милейший хозяин, Вы партийный или религиозный деятель, или известный теолог? Вы специалист по атеизму или религии?
      - Атеизм? О нет увольте. Конечно же, я веду разделы, посвященные религии. История ислама, его благотворное влияние на развитие тюркских народов. Ислам и туркмены. О, это такой глубочайший пласт нашей истории...
      - А как же марксистская идеология, партийное руководство? - вновь удивился Никита.
      - Да так же, как и у христиан, многие православные священники, члены КПСС, по принуждению. Они вынуждены приспосабливаться к реалиям современного общества. Принужден был вступить в партию и я. А как иначе я можно выехать за рубеж? Не только в Алжир или Сирию, я даже в Монголии никогда бы не побывал. Я, между прочим, и в Афганистане бывал, дорогой мой!
      - Эх, да кто в Афгане сейчас не бывал! Почти пол миллиона военных через него прошли! - воскликнул Никита.
      - Молодой человек, я его посещал задолго до всех этих переворотов и войн! Я даже имел аудиенцию у самого короля Афганистана! Я осмотрел Герат, Кандагар, Кабул, древнейшие города Востока! Тогда никакой войны не было, мир и благость были. Большая, тихая и спокойная страна. Дороги строили наши рабочие, возводили мосты, электростанции. А как интересны в этой стране вкрапления чуждых цивилизаций! Статуи Будды в Бамиане, пусть и не наша религия, но любопытно, крепости в Кабуле и Алихейле, построенные, чуть ли не во времена Александра Великого Македонского! Тогда народ жил спокойной, тихой, размеренной жизнью. В полной гармонии с душой, в истинной вере! О, Аллах, что сейчас творится в Афганистане!
      - Стоп! Но вы же просвещенный человек! Какой бог! Я могу, понять какого ни будь, малообразованного хлопкороба, с его слепой верой в Аллаха. Человек мало читал, постоянно занят тяжелым трудом, незначителен в своей сущности, бедствует, но вы то! Вы интеллигент! - воскликнул Никита, - как можно в наш век выхода человека в космос, достижений в области физики, астрономии быть настолько религиозным?
      - Молодой человек! Повторяю, в вашу партию я вступил вынужденно, по обстоятельствам, что б стать членом редколлегии и иметь возможность посещать святые места за рубежом. А ваш атеизм - это заблуждение, скажу больше, преступная ересь.
      - Смешно слышать, как раз от вас, речи о религии! А я не хочу принимать на веру того, что человек создан из грязи! Землю создал Бог за неделю? Ха-ха! Женщину из ребра Адама? Таксидермист какой-то! Бред! И такого бреда множество.
      - Юноша, не богохульствуйте! Вы Коран читали? Нет? А библию? Нет? А языки вы знаете? Тоже нет? А я вот знаю арабский, могу читать древние книги. Могу читать на персидском! Напрасно вы смеетесь над умозрениями множества людей. Религия - это не бред, не мракобесие! Это история человечества, его знания. Как христианская, так и мусульманская. Не говоря уж о древнейшей религии, буддизме. Но истинная вера и истинные знания - это ислам! Закончим наши прения, все одно для споров нужны равные познания и равные понятия строения Вселенной!
      - Это точно! В споре всегда один дурак, а другой подлец, потому что подлец знает истину, а второй спорщик - дурак, потому что ее не знает.
      - Я Вас решительно не понимаю! Вы намекаете на то, что мы мусульмане глупцы?
      - Нет, вы меня не поняли. Я хочу все объяснить по порядку.
      - Молодой человек, чтоб не ссориться, вновь предлагаю, давайте прекратим нашу дискуссию. Мне бы не хотелось, чтоб вечер так хорошо начавшийся закончился плачевно. А народы нашей страны, я уверен, еще возвратятся каждый к своим богам.
      - Хорошо! - согласился Никита. - Давайте допьем чай, и будем прощаться. Нам в принципе пора на вокзал. Не то на ночной поезд опоздаем. Очень было приятно познакомиться с таким умным и столь разносторонне и широко образованным человеком. Надеюсь, еще встретимся и подискутируем. Не серчайте.
      - И мне приятно познакомиться. Не обижайтесь, на мою излишнюю резкость. Вы русские, на нас, представителей народов Азии смотрите с высока. Считаете почему-то себя старшими братьями! Хотя наша государственность насчитывает три тысячелетия, а ваша гораздо моложе, чуть более тысячи лет! У нас сотни лет была письменность, а вы тогда в шкурах по лесам бродили. Впредь заходите в гости, не стесняйтесь, если будете в наших краях! - напутствовал хозяин дома.
      Далее он наскоро попрощался с племянником, что-то быстро и сердито ему выговорил на родном языке. Когда Ромашкин и солдат выбрались к троллейбусной остановке, Никита усмехнулся, и спросил:
      - Ну что досталось из-за меня от дяди? За то, что привел такого нахального, скептичного спорщика?
      - Нет, что вы? Он только сердито мне сказал, что я должен был заранее предупредить о приезде. Вот и все. Он больше ни на что не ругался.
      - Вот и славно. Не хотел бы я испортить тебе отношения с родней из-за меня, случайного гостя, - усмехнулся грустно Никита. - Ну, давай дружище, поторапливаться к поезду. Не то еще сутки будем тут куковать.
      ***
      - Вот- вот! От этих просвященных азиатов весь вред! Ваххабиты какие то объявились! - воскликнул Кирпич. - Поставить бы их всех к стенке и из пулемета! Замутили разум простым работягам, теперь они по горам с автоматами бегают, не унять!
      - Это точно! Помню, у меня был замкомвзвода Гасан Муталибов, золотой парень! И где он теперь? По какую сторону на воюющем Кавказе? - задумчиво произнес Большеногин.
      - Точно, отличный хлопчик был Гасан. Мы с ним в одном СПСе два месяца жили, и в зеленке от духов вместе отбивались! - согласился Никита. Надеюсь, он выбрал правильный путь, не задурили ему мозги! Ладно, слушайте далее.
      Глава 19. Пьяный наряд.
      Командование полка встретило Никиту не ласково. Ромашкин, не успел войти в казарму, как его загребли в наряд. В гарнизоне ночью произошло ЧП. Дежурный по полку Миронюк, нажрался до поросячьего визга, вместе с остальными офицерами из состава наряда по части. Не поймали только Вовку Хлюдова, дежурного по столовой. Да и то, лишь потому, что он сам по вызову командования на освидетельствование состояния трезвости не явился.
      Никите, не успел он войти в роту, комбат отдал распоряжение заступить начальником караула. Этот факт, особенно бесил Ромашкина. Обычно он ходил в наряд помощником дежурного по полку, изредка дежурным по столовой. А начкаром нести службу и напряженно и ответственно. А тут с чужими солдатами, да еще и не в свою очередь.
      - Что произошло, объясни мне! Как мог оперативный дежурный в дивизии, из Ашхабада, определить, что пьян наш начальник караула? Влас-то, как попался? - вопрошал Ромашкин у Ахмедки Бешимова. - Объясни! Он ведь начкар!
      Ахмед оставался со своим взводом самоходчиков в полку, а ночью ответственным за батальон, и был в курсе хода событий.
      - Да офицеры, этой роты, как один чудаки! Пить начали еще позавчера, по возвращению с полигона,- усмехнулся Ахмедка. - На плац к разводу караула вышли качаясь. Прохождение, дежурный Миронюк отменил, ибо дежурный по парку идти не мог, а помдеж еле переставлял ноги. Сразу разбрелись по объектам. Власьев как принял караул, так пришел доложить дежурному об этом, и целый час из дежурки выползти не мог. Покуда еще один пузырь водяры на троих не оприходовали. Показалось, что мало. Дежурный Миронюк, заслал помошника Хлюдова вновь за пузырем на дежурной машине, тот вернулся с бутылкой, созвали вновь остальную компанию. Гуляцкий и Власьев сбежались по первому свисту. Пять минут, а пить уже нечего. Хлюдов пошел в казарму, достал из сейфа заначку, флакон коньяку, вот тут уже всех окончательно проняло. Гуляцкий завел песняк про "Черноглазую казачку" и побрел на свой объект, в автопарк. Хлюдов следом за ними, отправился спать домой. Ночью ведь по распорядку, его время отдыхать. Ну, а Влас с Миронюком принялись за игру в нарды.
      Думая над очередным ходом, Миронюк задремал. Влас по началу не огорчился этому факту, а продолжил курить и пить. Наступило время доклада оперативному в штаб дивизии. Власьев сумел растолкать и разбудить дежурного. Майор собрал последние силы в кулак, и с трудом сумел сконцентрироваться, чтобы снять трубку, и велеть телефонисту соединить с оперативным. На этом концентрация и сила воли окончилась. Вновь сморил сон, и Миронюк захрапел. Теперь окончательно. Влас в ужасе увидел, что приятель отключился в ходе доклада. Олежка дернул Миронюка за ухо, дал ему пощечину, потеребил усы, ничего не помогало! А оперативный уже орет на проводе.
      - Подполковник Федорчук! Слушаю! - оперативный разъярился и рычит. Ну, дежурный? Что вы молчите? Докладывайте!
      Влас решил выручить друга и взял из руки спящего друга трубку.
      - Докладывает начальник караула старший лейтенант Власьев! - произнес заплетающимся голосом Олег. - В Педженском гарнизоне без происшествий! Все в порядке. Никаких проблем.
      - Не понял? Кто говорит со мной? - вновь разозлился оперативный. Доложить по форме!
      - Докладывает дежурный, - поправился Влас, сообразив, что оговорился.
      - Как фамилия ваша? - вновь уточняет подполковник. - Ваша должность?
      - Командир роты. Дежурный по полку майор Миронюк! - догадался Олег, что нес какую-то чушь в предыдущем докладе.
      - Повторите свою фамилию, товарищ старший лейтенант! Я не расслышал! настойчиво повторил оперативный дежурный.
      Олег бросил трубку и помчался, что есть духу в караулку. Подполковник перезвонил из Ашхабада в полк, но теперь дежурка не ответила. Миронюк не услышал звонков и не проснулся. Оперативный позвонил командиру полка и вызвал в часть, что б навел порядок. Переполошилось все начальство. Командир и его заместители примчались в полк и увидели шокирующую картину: ключи от сейфов с пистолетами и документацией валяются на столе, а дежурный храпел, источая ужасный водочный перегар.
      Зампотех полка побежал в автопарк, а там Гуляцкий спал таким же крепким пьяным сном. Парк без охраны, выгоняй хоть танк, хоть автомобиль. Один начальник караула не спал, он пытался из последних сил держаться. Сказать не мог даже "му", тупо смотрел на начальство посоловелыми глазами, и почти ничего не соображал.
      Вот его-то Ромашкину и предстояло теперь сменить. На свою неудачу, прейдя в казарму, попался комбату. Не хватало как раз начкара. Не сменили лишь дежурного по столовой, и помдежа Хлюдова, так как тот отдыхал, запершись квартире. Чего мужики нажрались, не могли объяснить ни один из них. Просто так получилось, без причины и повода. Спонтанно начали, а остановиться не смогли.
      Пьянка дорого обошлась приятелям. Позднее Миронюка понизили в звании до капитана и сняли с должности. Олегу Власьеву объявили пять суток ареста, а Гуляцкого поставили "на лист ожидания", для отправки в Афган в первую очередь. Партийным был только Миронюк, им занялся партком.
      Вначале срочно собрали партсобрание батальона, где рассмотрели его персональное дело. К этому времени батальон уже вернулся с полевого выхода. Офицеры собрались в ленинской комнате, кроме секретаря парткома полка, явились еще командир, начштаба и замполит. Все они злобно посматривали на коллектив батальона, а на Миронюка с особой ненавистью. Еще бы, начальник штаба получил строгий выговор за упущения по службе, а замполит полка строгий выговор: за низкий уровень воспитательной работы.
      - Коммунист Миронюк! Объясните свое поведение своим товарищам! воскликнул партийный босс, обращаясь к стоящему перед трибуной пока еще не разжалованному майору. - О чем вы думали, когда пили?
      Миронюк избрал оригинальную линию поведения и защищался неожиданно изобретательно:
      - О победе коммунизма во всем мире!
      - Вы что, издеваетесь? Взвизгнул замполит.
      - Нет. А вы о чем думаете, когда пьете, товарищ подполковник? О победе империализма? Я как настоящий коммунист пил за нашу победу над "темными силами" империализма! И за нашу славную Советскую Армию!
      - Вы дурак, коммунист Миронюк? Вы что тут концерт устраиваете? Цирк? Клоуном решил поработать, майор? - рявкнул комполка Хомутецкий.
      - Никак нет, товарищ полковник! - ответил Миронюк. - А чего вы меня оскорбляете? Тут у нас партсобрание. Мы все товарищи и в равных правах.
      - Товарищ майор! Прекратите паясничать! Не стройте из себя шута горохового! - возмутился секретарь парткома Козленко.
      - Почему я паясничаю? Пить за коммунизм - это шутовство?
      Миронюк внимательно посмотрел суровым и тяжелым взглядом на партийного лидера.
      - Прекратить балаган! Не надо прикрываться высокими идеалами и красивыми фразами! - Поддержал Козленко замполит Бердымурадов, громко завизжав фальцетом.
      - Для вас может и балаган, а для меня святое. Мой дедушка Перекоп штурмовал, а отец Кенигсберг.
      В зале наступила напряженная тишина. Что дальше предпринять руководители не знали и несколько растерялись. В недоумении идеологическое начальство переглянулось, и их взгляды устремились за поддержкой к командиру полка. Но тот задумчиво молчал и багровел лицом. Пауза затянулась.
      - Товарищ майор, вы бы тогда вместо пьянства изучали руководящие документы партии и занялись укреплениями воинской дисциплины, - наконец выдавил из себя командир полка.
      - Ею я и занимался. Мы и за укрепления дисциплины, - согласился с этим предложением Миронюк.
      - Товарищ майор, не пить, а укреплять нужно! - Продолжил уже твердо, с нотками металла в голосе командир.
      - А я на партсобрании не майор, а коммунист! Напоминаю, мы все тут товарищи по партии! - сказал, как отрезал Миронюк, прерывая командира.
      - Хорошо, коммунист Миронюк. Пока коммунист...
      - Угрожаете? - с вызовом в голосе поинтересовался Миронюк. - Оказываете давление на рядовых коммунистов?
      - Честное слово, он над нами издевается, прикрывается идеалами нашего общества! Алкаш! - воскликнул Козленко.
      - А за алкаша в суде ответите! - пообещал Миронюк, глядя в упор и не мигая на Козленко. - И не переизберем в партком на следующий срок! Можете быть уверены!
      - Товарищ! Это чистая, правда. Коммунист Миронюк всегда первый тост произносит за победу коммунизма! - поддержал собутыльника, привставая из-за стола Хлюдов. - И за "победу мира во всем мире", и за "полную и окончательную победу социализма в Советском Союзе", и за "Торжество Советской власти"!
      - Хлюдов! Не выгораживайте сослуживца. Это вам может дорого обойтись! рыкнул Хомутецкий.
      - Дорого?! Аполитично рассуждаете! Меня за попытку восстановления справедливости и принципиальности сошлют? Куда? На этот раз обратно в Москву? В Арбатский округ?
      Хлюдов явно издевался над начальством, поддерживая приятеля. Но в этот момент вдруг поднялся Чекушкин и сообщил:
      - Если коммуниста Миронюка накажут, это будет вопиющая несправедливость! Ну, выпил человек, так ведь за идеалы! Он постоянно только за них пьет. А перебрал от обиды!
      - От какой обиды! - ошалев, спросил парткомовец.
      - От такой! Мы в прифронтовой полосе, а фронтовые сто грамм зажимают! Это я вам как ветеран обманутый войны говорю. В Афгане с этим делом тоже проблема, нет никакой нормы, кругом обман! Выдавали бы по сто грамм, как в Отечественную войну было, выпил положенную норму и все! А так приходится покупать. А ни кто по сто грамм не продает, в магазинах только пол литра! продолжил тираду Чекушкин. - И я тоже вынужден мучаться. Так бы один тост и порядок. А за бутылкой чего только не наговоришь: за коммунизм, за победу, за дисциплину. Подтверждаю слова Хлюдова, коммунист Миронюк поднимает тосты с коммунистической идейностью. Пошлости типа: "за баб", "что б стоял", "за здоровье", никогда не допускает!
      - И все-таки это какая-то ерунда! Они нас уводят в сторону от сути дела! - возмутился Бердымурадов.
      - Это совсем не ерунда! - подал голос с галерки Мишка Шмер. - Совсем не все равно за что человек пьет! Он показывает нам пример настоящего партийца!
      Раздались легкие смешки лейтенантов. Все прекрасно понимали, что собутыльники не дадут просто так утопить своего приятеля. Собрание постепенно направляли в нужное русло.
      - Ну, что я говорю! Партийная организация берет его на поруки! воскликнул Хлюдов.
      - Капитан, с вами будет отдельный разговор! - попытался оборвать взводного командир полка. - Сядьте и не высовывайтесь, пока не спросили: "Чем вы сами как помощник дежурного занимались в ту ночь?!"
      - Известно чем! Проверял караул и несение службы внутренним нарядом! огрызнулся Володя. - А вы что думали? И вообще товарищи коммунисты, мы на собрании или на совещании? Почему нам рот затыкают? Мы здесь все равны!
      Командование, явно не ожидало бунта и сопротивления. А это сопротивление было заранее хорошо подготовлено и спланировано. Никому не хотелось топить друга, да и следом за ним могли пострадать остальные.
      - Моему долготерпению приходит конец! Всем сесть и не болтать! Не допущу анархию! Слушать меня! Говорить буду я и парторг Козленко!- взорвался истошным воплем взбесившийся Хомутецкий.
      - Козленко или парторг? - задал глупый вопрос Хлюдов. - Какой -то Козленко, пусть и парторг, решит судьбу нашего товарища? Надо же, Козленко!
      - Ну, нет! Я не согласен! Произвол! - подняв опухшую физиономию, произнес Гуляцкий. - Мы не пешки.
      Командир полка в неуемном бешенстве начал судорожно глотать воздух. Создалось впечатление, что его сейчас либо хватит удар, либо он бросится с кулаками на офицеров.
      В этот момент встал замполит батальона, и спас командование в этой сложной ситуации.
      - Прекратить! Разрешите мне сказать! - обратился он к председателю собрания. Коля Миронюк был его другом, и он тоже не хотел его наказывать, поэтому придумал тактический ход.
      - Да, да, пожалуйста! - кивнул головой председательствующий на собрании Давыденко.
      - Что ж, можно каждый день пить за Родину, и за коммунизм. В итоге навредить и тому и другому. Предлагаю наказать коммуниста Миронюка и объявить строгий выговор! Без занесения в карточку. - Предложил Рахимов строгим голосом, одновременно, как бы протягивая спасительную соломинку.
      - А я не согласен! - уже куражась, протяжно промолвил Миронюк. - И в Политбюро ЦК буду жаловаться, что вы за империализм и не любите Советскую власть.
      - Верно! Надо пожаловаться! - поддержал его Шкребус. - Я бы так не оставил.
      - Глобус! Хватит болтать! Я внес предложение! - воскликнул Рахимов.
      - И я внесу свое предложение: Просто выговор, не строгий. И попрошу не обзываться на собрании обидными кличками! - промямлил Глобус- Шкребус.
      - А я считаю, и настаиваю, надо его исключить из партии! - взвизгнул парткомовец Козленко, глядя со злобой, на сидевшего в первом ряду Шкрябуса.
      - Кого? Меня? - удивился Шкребус.
      - Сядь, черт тебя подери! - прикрикнул Рахимов.
      Давыденко поставил на голосование все три предложения, и в результате победило предложение Рахимова: "строгий выговор".
      Командир вскочил, оттолкнул стул и выбежал из аудитории, хлопнув дверью.
      - Я вам всем покажу! - крикнул он, покидая помещение, нервы не выдержали, закипел, и взбесился.
      - А чего покажет, не сказал, оставил в неведении! - иронически произнес Хлюдов.
      В зале наступила тишина. Через пару минут молчание прервал скрипучий голос Бердымурадова:
      - Что ж товарищи коммунисты! Вы свое решение вынесли, мнения высказали. Теперь очередь за нами. С батальоном нужно что-то делать! Будем спасать коллектив.
      Он и секретарь парткома вышли за дверь, а комбат вскочил из-за своего стола, и грозно спросил у начальника штаба:
      - Собрание закончилось?
      Тот кивнул в знак согласия.
      - Прекрасно! Демократия на этом закончилась! Я с вами чикаться не буду! П-панят-тна?
      - П-панят-тна! - словно эхо ответил юморист Хлюдов.
      - Молчать! Ладно, я тоже займусь воспитанием! Порядка сама не приходит! Ее нужно наводить ежедневно и ежечасно! П-панят-тна?
      - Так точно! П-панят-тна! - в унисон поддержали иронию Хлюдова, и так же с насмешкой хором гаркнули Власьев, Миронюк и Колчаков.
      - Замордую! На гауптвахте сгною! В Афган! Всех к чертовой матери! взвизгнул Алсын.
      - Не понял?! Так в Афган или к чертовой матери?! Уточните, пожалуйста! А тех, кто там был, отправите по второму заходу? - нагло поинтересовался Чекушкин.
      - Чекушкин! Строгий выговор за пререкания. Тебе Власьев тоже строгий выговор. И тебе Хлюдов. Миронюку строгий выговор за..., за..., за...
      Комбат искал мысленно формулировку, подыскивая правильную фразу, и вслух повторялся.
      - Заело? Закончил? Запьем? Зальем это дело? - насмехнулся Миронюк
      - За, за, за..., за хамство! - нашелся, наконец, Алсын. - Строгий выговор! "За хамство!"
      - Спасибо! - ответил Миронюк.
      - Прекратить паясничать! Вон отсюда все! - закончил Алсын свое выступление и выгнал офицеров из ленкомнаты.
      Почему была такая обстановка в полку и батальоне? Да потому, что повторюсь, гарнизон находился в диком и убогом месте, и офицерам нечего было терять. Что-то худшее трудно подыскать для дальнейшей службы. Половина командиров даже в Афганской компании отметилась, теперь им предстояла служба в этой "дыре", еще лет десять. Замен не ожидалось, перспективы ни какой. А молодые лейтенанты и старлеи стояли на листе ожидания для отправки на эту войну. Это было неминуемо. За себя дрожали только начальник штаба Давыденко и Алсын. Им было что терять. Один желал в академию, другой ее недавно окончил, и хотел стать замом командира полка.
      Офицеры гарнизона, обычно на визг командира полка для себя отвечали: "Вам тут служить, а нам здесь жить!" Начальство менялось, а основной контингент командиров взводов и рот, медленно гнил и спивался. Тоска и безвыходность... Ни кто, ни кого не боялся.
      В итоге никого из партии не исключили, провинившемуся майору объявили выговор, но с занесением в карточку. А по служебной линии, за пьянку участникам "банкета" вкатили по пять суток ареста. Миронюк, Влас и Гуляцкий отсидели эти пять суток в Ашхабаде, и обстановка успокоилась. Хотели снять со всех по звездочки, снизить в должностях, но не вышло. Дважды за один и тот же проступок не наказывают!
      Но Хомутецкий все же изыскивал возможность протолкнуть обходной вариант избавления от Миронюка. Его вскоре, сплавили в городишко Мары в горвоенкомат. Должность без понижения, без личного состава, но из этих Маров не выберешься уже никуда. Разве что на кладбище...
      ***
      - Никита, помнишь как Пасмурцева начпо из партии велел исключить?
      - Помню. А Вадик и Глущюк комсомольцы! Вот потеха. Водка, конечно, самое главное зло в этой жизни!
      - Верно! - рявкнул Димка-художник. - Наливай!
      Глава 20. Родительский день.
      - Мишка! Вонь твоих носок меня скоро выживет из мансарды! Так жить нельзя! - воскликнул субботним утром Никита, проснувшись в плохом расположении духа.
      Голова гудела после вчерашнего застолья. А вместо того чтобы поспать в единственный выходной, комбат вызывал на ПХД (парко-хозяйственный день). Комбату дома со сварливой женой не сидится, вот и вызывает всех. А завтра предстоит быть ответственным по роте! Да тут еще этот Шмер со своим барахлом валяющимся по всем комнатам.
      - Ты что субботник решил затеять?! - хмыкнул Шмер.
      - Надоел бардак! Либо выбрасывай тряпье в мусор, либо стирай, либо выметайся в месте с ними ко всем чертям!
      Носки стоят по веем углам. Самому не противно?
      - Нет! - почесал и разгладил усы Мишка. - Они еще не достигли пятой стадии загрязнения. - Только после этого принимается решение стирать или выбрасывать.
      - Ну-ка, расскажи про свои стадии. Интересно послушать!
      - Первый день ношу нормально одетыми. Можно не один день, а два или три, пока пальцы не начинают скользить внутри. Вторая стадия, это вывернуть их наоборот и вновь носить. Третья - правый одеть на левую ногу, левый на правую. Четвертая - опять вывернуть после смены ног. Пятая - носки встали колом, ударить их об дверной косяк несколько раз, чтобы размягчить. Тогда они вновь наденутся. Пятой стадии пока еще не было.
      - Ум, - ухмыльнулся Никита. - Я не собираюсь ждать наступления пятой стадии. Сегодня смету все в кучу и запалю во дворе! Заодно крысы под фундаментом подохнут от запаха.