Гусарские страсти эпохи застоя

      - Ну прости киска! Я ошибся. Погорячился. Извини, чего не бывает с пьяных глаз! Дай я поцалую твои ангельские губки. Прости дурака, пьяного!
      Капитан крепко поцеловал Нину. Затем чуть отстранился, понюхал ее лицо, что -то ему не понравилось в запахах, от чего он попытался задуматься. Жена поняла его сомнения, тотчас налила фужер водки, вновь крепко поцеловала и заставила выпить, чтоб не принюхивался и не задумывался над посторонними подозрительными запахами.
      Вылакав водку, хозяин квартиры бессильно повалился на спинку стула, уронив голову на грудь. Нина с трудом подняла тело мужа, и выволокла его в спальню. Вернувшись, она переключилась на Лебедя, теперь он стал ее кумиром, кавалером и рыцарем. В кои веки за нее заступились и защитили. Женщина влюблено глядела на Белого, ласково шептала ему в ухо, и улыбалась.
      По дороге обратно в общагу Лебедь беспрестанно возмущался наглости Ромашкина.
      - Ну, вы посмотрите на этого тихоню! То он мямлит, ни рыба, ни мясо, а то девку сразу в ванной охмурил!
      - Это еще кто кого охмурил, - рассмеялся Шмер. По-моему она ему в штаны сама залезла, и вставить помогла. Черт бы побрал этих замполитов! Вечно от них неприятности. Не мог, как люди посидеть, водки попить, с девчатами потанцевать? Конечно! Зачем ему это? Сразу подавай разврат!
      - Ты мне еще аморалку припиши! Не на партсобрание чай ходили. Если вам ни кому не обломилось, попытайтесь не лопнуть от зависти.
      - Это кому не повезло? - возмутился Лебедь. - Очень даже повезло. Я друг мой Ромашкин, как лысому в череп дал, так его жена оставшееся время ко мне как кошка ластилась. Заметил, самец? Заметил, как к тебе охладела Нинель? Действовать буду завтра. Теперь моя очередь, ее...! Так что замполит, ты свободен как муха в полете. А будешь мешаться под ногами, так врежу, что у тебя тоже чубчик отвалится!
      Белый, многообещающе покрутил пред лицом Никиты огромным кулачищем, и громко заржал.
      Что ж, придется уступить этот объект без боя. Битва с Лебедем бессмысленна и не уместна. Победитель ясен заранее, разве что колом врезать по башке. Но и это бесполезно. Этой безмозглой башке ничего не будет, разве что кость слегка прогнется...
      ***
      - Тебя послушать, вокруг одни шалавы! Не гарнизон - публичный дом! возмутился Котов. - Что не было порядочных приличных семей? Ни кто не любил друг друга?
      - Вася! Я тоже над этим вопросом мучался и переживал, как же так? Пьянство, разврат! А мне приятель Шмер популярно объяснил, с кем поведешься, от того, как говориться и забеременеешь! Ну, с кем еще могут молодые, беспутные холостяки общаются? В какую приличную семью позовут в гости? И зачем? Какой у нас был общий интерес? Мешаться под ногами?
      - В принципе ты прав! - согласился Котиков. - Интересы у вас шалопаев, были не семейные. Продолжай.
      Глава 15. Полевой выход.
      Завершился Новогодний праздник, прошла первая неделя января, за ней другая и, наконец, настал тот период, когда по плану занятий предстояло совершить полевой выход. Солдаты уже немного научились водить танки, стрелять, и настала пора их обкатывать по настоящему, в обстановке максимально приближенной к боевой, в условиях горно -пустынной местности. Ведь большинству из них придется воевать "за речкой". Тем, кому не повезет с распределением.
      Батальон собирал пожитки обстоятельно, и не торопясь. В учебные ящики складывали материальную базу, тетради, конспекты, пособия. Старшина роты укомплектовывал вещевые мешки курсантов фляжками, котелками, кружками, ложками, майками, портянками, и прочим необходимым барахлишком. В полночь учебный батальон рота за ротой выдвинулся пешком на вокзал. Через час шествия по ночному городку солдаты прибыли на место и плотно заполнили пространство железнодорожного перрона. Затем обычная суета с посадкой в общие вагоны, где служивых набилось плотнее, чем килек в банке. Еще бы, на каждую роту лишь один вагон! И, наконец, поехали!
      Пять часов тряски в душном переполненном помещении Никита перенес легко, он ведь не пьянствовал с вечера как другие офицеры. На душе было весело, легко и хорошо. Наконец-то Ромашкин ожидал увидеть что-то новое, какой -то просвет, в унылой и монотонной жизни армейского гарнизона. Новый взводный Васька Чекушкин ночь напролет бегал блевать к унитазу, потому что накануне перебрал спиртного, а едва устроившись в вагоне добавил лишку. Отвык парень пить дрянную водку. Этот старший лейтенант прибыл вместо Мурыгина, по замене, из Афгана, в роту попал перед началом полевого выхода, и никак не мог насладиться удовольствиями и соблазнами мирной обстановки в Союзе. Брал от жизни все что мог, а чего не мог, тоже брал, превозмогая себя.
      В закупоренном вагоне стоял ужасный смрад. Запахи прелых портянок смешивались с запахом дегтя пота и пыли. Через некоторое время сквозь этот тяжелый дух начал пробиваться аромат тушенки и баночной пшенки из солдатских пайков, самые голодные и нетерпеливые поглощали утреннюю норму. А от офицерского кубрика разило водкой, луком, салом и чесноком. За час поездки нос Никиты привык к самым резким и неприятным ощущениям, а чуть пригубленное спиртное сглаживало бытовые трудности. Сержанты быстро угомонили и уложили бойцов спать, да и офицеры, проглотив два "флакона" тоже задремали. Сновидений почти не было, в мозгу Никиты крутились и витали какие -то кошмары, от духоты ломило в висках, сохло горло, и распух язык.
      Тревожный сон прервал резкий вопль дежурного по вагону о прибытии в Келиту:
      - Рота подъем! Выгружаться! Прибываем! Бегом! Бегом!
      - Военные! Стоянка поезда десять минута! - сонно пробубнил туркмен-проводник и скрылся досыпать в служебное купе.
      Торопливая суета с высадкой на вокзал завершилась в строго отведенное время. Никто не отстал, не потерялся, не исчез. Поезд протяжно загудел, состав дернулся и исчез в сумерках, постукивая колесными парами на стыках рельс. По правую сторону от "железки", простиралась бескрайняя пустыня. По левую, не вдалеке, в сероватом тумане, виднелись высокие горы, далекие вершины которых выделялись заснеженными пирамидами. Туда и придется двигаться. Не в снега конечно, а лишь в ближайшее предгорье.
      Батальон ожидал крытый тентом "Урал", и в него загрузили имущество, а курсанты по-взводно, помчались по пересеченной местности, с задачей обогнать технику. Машине предстояло сделать большой крюк по разбитой грунтовой дороге, а бойцам совершить тренировочный марш-бросок по прямой. Итак, кто быстрее, человек или автомобиль?
      Быстрее конечно, оказался "Урал". Часть роты в тумане заплутала, и прибыла в полевой лагерь вместо полудня только к обеду. Офицеры смущенно посмеивались, друг над другом, как они неумело сориентировались на местности, а те взвода, что пришли первыми, радостно поглотили завтрак и обед. Некоторым не досталось ни того, ни другого, нечего блуждать вокруг да около! Давно пора лейтенантам и сержантам выучить кратчайший путь.
      Началось размещение по конурам. Комбат распределил старших от управления батальона в подчиненные роты. Восьмой роте достался зампотех Антонюк. Все мечтали заполучить замполита Рахимова, но и Антонюк не самый худший вариант. Паршивее всех оказалось девятой роте. С ними разместился начальник штаба Давыденко. Зампотех батальона был тоже не подарок. Антонюка меньше всего интересовали дисциплина и учебный процесс, но с ним тяжело в питании, водился такой грешок, жуткий халявщик и проглот! Все знали: пьет как верблюд впрок, а ест как слон, так, что не прокормить. Но по сравнению с Мироном, золото, а не человек.
      Почему место для жилья обзывалось конурами, да потому что по-другому их не назвать. Помещения, в которых предстояло жить командирам, были не единой казармой, а представляли собой несколько слепленных друг к другу каптерок-кубриков. Размер каждого кубрика три метра на три, с почему-то напрочь отсутствующими дверьми. (Двери, скорее всего местные аборигены систематически воровали, поэтому их и не было). Над дверным проемом зияла дыра, в которую вывели колено от трубы, и присоединили к чугунной буржуйке, развели огонь, а затем двумя плащ-палатками, временно, завесили проход. В каптерках ютились командиры. Солдатам поставили просторные лагерные палатки.
      Из офицерских комнатушек вымели сор оставленный предшественниками пехотинцами, прибили пыль водой, закидали в печурку-буржуйку дров, растопили. Заволокли внутрь привезенные панцирные койки, установив их в два яруса, застелили постелями, еле-еле втиснули между ними старый обшарпанный стол. В результате обустройства не осталось ни сантиметра свободного пространства. У входа, у очага, посадили бойца кочегарить, и на этом закончили создание уюта в конуре. Истинно походный быт.
      Никита облюбовал себе койку на втором ярусе, там по ночам должно было быть гораздо теплее, чем внизу. Шмер лег на нижнюю. Еще две койки первого яруса заняли Недумающий и зампотех. Шурка Пелько долго пререкался со Шмером за овладение нижней кроватью, для него задрать ногу даже выше полуметра огромная проблема, грыжа мешает, а тут придется каждый день сновать вверх и вниз! Мишка тряс ушами, и доказывал, что у него боязнь высоты, и в результате победил в этом споре. День и вечер прошли в бытовой суете по размещению, наведению порядка и подготовке к занятиям. Наконец пришла вечерняя проверка и отбой. Бойцы, уморившись, быстро уснули и только истопники-дневальные подтапливали печи. Кулешов раскалил буржуйку, до красна, и вскоре был выставлен в палатку к взводу, с указанием вернуться через три часа. Успешное начало занятий предстояло "обмыть", а лишние глаза и уши ни к чему.
      Незнающий уселся за столом что-то писать в ротном журнале боевой подготовки, но был тотчас же прерван Чекушкиным:
      - Командир! Мы собрались пить или походные дневники вести? Садись у печки и пиши сколько душе угодно. Заодно дровец подбросишь. Верно, говорю, товарищ майор?
      Взводный устремил взор за поддержкой к зампотеху.
      - Да-да! Капитан, давай отложим эту писанину на завтра. Надо поужинать, как следует, кушать хочется! - обрадовался Антонюк тому, что его хоть о чем-то спросили за день и обратили внимание.
      - Хорошо товарищи офицеры, я не буду мешать, - засуетился Витька. Сейчас, сейчас, не обращайте внимания. Наливайте, режьте, открывайте.
      Чекушкин криво усмехнулся, молча отодвинул в сторону стопку тетрадей и поставил на центр поллитровку, несколько банок сухпайка, хлеб, кружки.
      Васька был хлюст еще тот! Мы с ротным совсем не обрадовались новому взводному. Этот старший лейтенант прибыл в полк в ноябре, и командиры долго не могли с ним определиться. Парню не повезло по службе: воевал два года в Афганистане и по окончанию положенного срока, по замене попал в Туркво, вместо "приличного", цивилизованного западного округа. Говорили, что всему виной служебные нарекания. Короче говоря: "залетчик", нарушитель дисциплины, разгильдяй. Раньше в роте был один ветеран войны, ротный, теперь их стало двое. Но Витька Неслышащий воевал три месяца, точнее не воевал, а участвовал во вводе войск (если не врал, то и несколько раз стрелял). Ротный рассказывал, что однажды даже лично обстрелял какой-то мятежный кишлак из танка. Скорее всего, врал, посвящая нас в свои героические фантазии.
      А Васька Чекушкин был парень конкретный, задиристый, очень наглый и с гнусным характером. Он с первого дня подмял под себя Незнающего, и стал практически руководить ротой. И если раньше Витек еще мог давить на взводных капитанским званием, то теперь он беспомощно махнул на все рукой и по каждому пустяку советовался со старшим лейтенантом Чекушкиным. Один бестолковый ротный - беда для роты, а два бестолковых офицера- настоящая катастрофа. Васька обладал огненно-рыжей кучерявой шевелюрой, такого же цвета усами, нахальными голубыми глазами, был высокого роста, до невозможного самоуверен и бесконечно глуп.
      Витька Незнающий был "удивленный" жизнью, а Чекушкин видимо с рожденья, без "царя в голове". Едва приехал, как подцепил триппер, о чем гордо объявил. Либо эта инфекция с ним приехал из Ташкента, либо, что было правдоподобнее, он с ней перемещался по службе. Вначале нашего бестолкового Василия назначили в лучший батальон, и в лучшую роту - первую роту. Командир полка пообещал дать вскоре роту, как никак боевой офицер! Но затем после нескольких дисциплинарных проступков и "художеств" в гарнизоне, его перекинули к нам, вместо внезапно убывшего в Германию Мурыгина.
      Шаболда Лилька, кому-то хорошо дала, скорее всего, полковому кадровику, и семья Мурыгиных в спешном порядке почти экстренно отправилась за границу. А нам в качестве подарка достался этот Чекушкин.
      Не фамилия красит человека, а человек фамилию. И наоборот. Часто случается так, что фамилия, данная предкам за какие-то деяния, полностью соответствует характеру ее обладателя, отображает его наклонности. И, Козлов - обладает гнусным козлиным характером, Сонин - действительно соня, Плаксин - плакса, Угрюмов - угрюмый, а Веселов - веселый. И так далее...
      Васька Чекушкин был истинно "чекушкиным". Пил практически каждый день и помногу. Но мало того, что пил, так еще и оказался ужасный бабник-лавелас. И как умудрялся соединять, дав несовместимых дела? Несколько раз ему били физиономию чьи-то мужья, застав со своими пассиями, несколько раз он сам кого-то бил. Триппер же, расползался по гарнизону в геометрической прогрессии, создавая угрозу здоровью любвеобильной части молодых офицеров. Вот такой он был веселый парень!
      Чекушкин продолжал доставать из дипломата сало, колбасу, консервы и наконец вопросительно посмотрел на остальной примолкший коллектив.
      - Вы что, так и будете чесать затылки, ждать особого приглашения?
      Офицеры дружно уселись за стол, и взялись за ложки. Кулешов принес сковороду с горячей жареной картошкой, тарелку зеленых маринованных помидорчиков, да банку тушенки и опять отправился в палатку к взводу. Бутылка водки по-прежнему стояла в гордом одиночестве в центре стола.
      - Не понял! - возмутился Васька. - Вы что, все нахлебники? Где водка, жлобы?
      Антонюк с невозмутимым видом, деловито накладывал еду в свою тарелку, словно это его не касалось. Шмер виновато отвернул физиономию в сторону, семафоря зеленым ухом, Непомнящий почесал затылок и закатил глаза, и глупо ухмыльнулся. Ромашкин открыл пустой портфель, и изобразил, что ищет что -то ценное, что взял, но потерял.
      Ситуацию смягчил зампотех роты Шурка Пелько, положив на стол алюминиевую фляжку:
      - Тут спирт. Водку я не взял.
      - Сойдет и спирт, - обрадовался Чекушкин. - Очень даже хорошо, Шурка ты молодец! А замполит чего молчит?
      - А кто предупредил, что нужно пойло с собой брать? - смутился Никита. - Я думал, что мы на занятия едем. Виноват, исправлюсь, завтра куплю, обязательно.
      - Салабон! Где ты купишь? Что купишь? До ближайшей лавки десять верст! Если конечно товарищ майор авто выделит тогда, сумеешь раздобыть горячительных напитков. Верно товарищ майор?
      Чекушкин нахально посмотрел на жлобствующего халявщика Антонюка, тот в ответ утвердительно кивнул:
      - Ладно, живи замполит и пользуйся моей щедростью. Тебя Шмер это тоже касается, завтра дружно бежите в магазин.
      Мишка кивнул головой в знак согласия и шустро придвинулся к столу.
      Офицеры достали из чемоданов и портфелей маринованные огурцы, банки с кильками в томате и шпроты. Неловкость развеялась. На край стола поставили тарелку с маслом и сахаром из полевого пайка.
      Единственную бутылку водки разлили по стопкам на один заход и тотчас принялись за спирт.
      - За успехи в боевой и политической подготовке! - шутя, произнес тост Чекушкин и стоя выпил.
      Шумно выдохнув, выпили и остальные офицеры. Майор Антонюк не стал запивать спирт водой как остальные, а взял кухонный ножик отхватил большой кусок масла, нанизал его на вилку, съел и облизнулся. Следом за маслом он забросил в необъятную пасть солидный шмат сала в пол-ладошки. Рожа зампотеха при этом, из обычной ярко-красной стала пунцово-багровой. Собутыльники, молча и ошалело посмотрели, как майор пережевал этот невероятный набор закуски, закашлялись и дружно вышли перекурить на свежий воздух.
      - Уф-ф-ф! - Шумно вдохнул и выдохнул Шмер. - Я думал меня сейчас стошнит за столом! Возможно ли, жрать масло такими огромными кусками? И как у него получается, вдобавок, масло заесть салом и без хлеба?
      - Свинья! Настоящий боров. И глазки у него поросячьи. - Согласился с ним Никита. - Сам свинья и свинину трескает. Выходит он каннибал!
      Ромашкину понравилась придуманная шутка и он громко рассмеялся. Шмер и Чекушкин нервно курили, громко матерясь, и только зампотех роты дипломатично не высказывался по адресу своего начальника. Какой ни есть, а начальство. Ну и что с того, что свинской породы?
      - Возвращаемся? - спросил Пелько с надеждой в голосе, не желая обострять конфликт.
      - Конечно! - угрюмо ответил Чекушкин. - Быстро допьем и ляжем спать. Хоть с Антонюком мне противно за одним столом сидеть, но придется. Целых две недели эта рожа будет нахлебничать! Кошмар!
      Незнающий глупо улыбался, было заметно, что спиртное его быстро пробрало. Тщедушному организму командира роты много не надо: две рюмки хлоп, и готов! Вот и сейчас масленые глазки косили в разные стороны, тонкие губы блестели, и он глупо посмеивался всякому матерку, и над каждой шуткой. Витьку качало из стороны в сторону, словно штормило. Как же мало надо человеку.
      Чекушкин обнял ротного за плечи и повел обратно в каморку. Там Васька шустро наполнил стаканы второй порцией спирта. Собутыльники с шумом заглотили "огненный продукт", быстренько смели закуску, выключили свет и повалились спать. Через некоторое время тихо объявился Кулешов, чтобы продолжать топить ночью печь. Чекушкин пообещал солдату, если проспит и застудит каптерку, намылить шею и намять физиономию.
      Вскоре коллектив угомонился и захрапел. Никита сквозь сон слышал какой-то бред, вскрики, ругань, а затем сознание перестало реагировать на эти посторонние звуки. И зачем опять так нажрался? Ведь не хотел пить...
      С подъема рота пришла в движение, началась бестолковая суета. В восемь часов начало занятий по вождению, и Ромашкину предстояло быть старшим на препятствии, контролировать правильность выполнения упражнения. Вставать не хотелось, но делать нечего - долг требует повиновения.
      Никита натянул галифе, надел носки и потянулся к сапогам. Отчего-то они не стояли возле табурета, а лежали в сторонке и были какими-то сырыми.
      - Кулешов! Ты что воду ночью разлил? - рявкнул лейтенант.
      - Никак нет, я ничего не разливал! - возразил солдат, ухмыляясь, и отводя глаза в сторону.
      - А кто? Почему сапоги у меня сырые?
      - А вы у ротного спросите, - виноватым голосом ответил боец и выскользнул из каморки.
      - Быстро строиться! К людям! Товарищи командиры, хватит на койках сидеть! - прокричал скороговоркой Незнающий, и выскочил из сарая- ночлежки.
      Кулешов вернулся обратно, огляделся по сторонам и пробормотал, наклонившись к офицеру:
      - Это он вам в сапоги нассал.
      - Что?! Кто?- вскричал опешивший от вероломства Никита. - Как так!
      - А запросто! Ротный среди ночи вскочил и к Вашей койке устремился, штаны расстегнул и напрудил. Снайпер! Не промазал, точнехонько в правый сапог попал. Я их перевернул и мочу слил за дверь. Чтоб не воняло.
      - Ха-ха-ха! - рассмеялся услышавший этот рассказ Чекушкин.
      - Зря смеетесь. Он Вам сумку тоже испоганил, она возле койки лежала.
      Чекушкин подбежал к кровати, схватил полевую сумку, приподнял, и из нее полилась пахучая жидкость.
      - Убью ублюдка! Ах, недоносок! - рассвирепел Чекушкин.
      - Брось, уйми пыл, убогий он. Как напьется, себя не помнит, - сквозь смех произнес лежащий под одеялом, и не желающий подниматься Шмер. - Даже если морду ему набьешь, он забудет и не вспомнит назавтра: кто, когда, за что, и почему. Контуженный! Удивленный жизнью!
      - Как так контуженный? Ну не до такой же степени, что нассать в сапог и не помнить? - удивился Чекушкин.
      - А это у него не в первый раз. Пьяным он и на тумбочку дневального струю пускал и на дневального, и в угол каптерки. Мы уже не удивляемся, подтвердил слова приятеля Никита. - Но я тоже крайне возмущен этим. Надо-бы, Забывчивому, физиомордию, однако, подрихтовать, для порядка! Несмотря на то, что Витька капитан, не потерплю.
      - Я и генералу не позволю гадить себе в сумку, не то, что в сапог! воскликнул Чекушкин, и умчался из каптерки наружу, разбираться с напакостившим ротным.
      За дверью раздался крики взводного и взвизгивания Недумающего. Никита обрадовался тому, что он не один со своим несчастьем, хотел выскочить, да помочь Чекушкину, но остановился. А что одеть на ноги? Тапочки куда-то запропастились, а сапоги мокрые! Кеды в чемодане. Не босиком же по грязи шлепать?
      Визг во дворе сменился истошным воплем, послышался удаляющийся топот сапожков, и все стихло.
      Чекушкин вернулся, обратно сияя самодовольной улыбкой.
      - Ты чего не вышел бить ротного? - удивился он. - Когда еще такой шанс представится? А тут по делу, заслужил, паскуда!
      - Не в чем ходить! Босым по грязи бегать не удобно как-то. Где после разбирательства ноги помою? Воды- то нет!
      - Помыться тут действительно негде. А как ты на занятия пойдешь? полюбопытствовал Чекушкин. - В тапочках?
      - А никак! Не пойду вовсе. Пусть сам на препятствия становится! Нечего на вышке вместе с зампотехом сидеть, - решил Никита.
      - Поехали купаться? - неожиданно предложил Чекушкин.
      - Куда? - удивился Никита.
      - В Бахарден! В озере подземном! Настоящее чудо света!
      - И я не пойду на занятия в знак солидарности с вами! - воскликнул Шмер. - На мою койку тоже брызги летели! Да и башка гудит как трансформатор. Хочу купаться.
      - Э-э! Нет уж! Ты не пострадал никак. Вот если б тебе в фуражку прыснули, тогда другое дело! А так без всех нас занятия наверняка сорвутся. Топай на учебное место, сачок! - рассмеялся Чекушкин, выталкивая Мишку из конуры. - Купаться едут лишь обмоченные!
      Никита подошел к столу налил в стакан прохладной водички и утолил жажду. Во рту стояла сухость, было ужасно противно после вчерашнего застолья. Он заглянул на полку под столешницей, там было почему -то пусто. Поесть к сожалению не чего. "Куда делись масло с сахаром? - размышлял лейтенант. - Так бы сейчас бутерброд сделал и чайку попил. Завтрак ведь уже пропустил..."
      Кулешов вновь ввалился в каморку с охапкой дров и сбросил их к печи.
      - Кулешов! А где масло? Сожрал ночью? - с подозрением посмотрел на бойца Ромашкин.
      - Что вы, товарищ лейтенант! Как можно? Мне и картошки хватило!
      - А где оно тогда? Вечером полная тарелка стояла? И где сахар?
      - Дык, это ваш майор стрескал. Зампотех...
      - Ох! Когда? - охнул Никита. - Ночью?
      - Угу! Все подъел, - огорченно ответил солдат. - Там и моя утренняя порция лежала...
      - И как он умудрился, столько переварить? - удивился вернувшийся в каморку Чекушкин. - Тарелку с закусоном, я в стол сам лично перед отбоем прятал.
      - Это произошло, когда Непомнящий среди ночи проснулся, и вдруг как заорет: "Масло на стол! Не прятать!" Я его вынул из ниши и поставил обратно на стол. На вопли ротного проснулся товарищ майор Антонюк. Пока товарищ капитан вокруг себя облегчался, зампотех молча наблюдал за ним, а как Непомнящий угомонился и заснул, принялся поедать. Включил фонарик, уселся на табурет, ложкой зачерпывал маслице, на кусочки сахара намазывал и проглатывал, один за другим, запивая, холодным чаем. Четверть часа и нет нашего завтрака.
      - Сволота! - Воскликнул Чекушкин. - Вот так компашка подобралась! Зассанец и живоглот! Нет, я в такой обстановке находиться более ни минуты не могу. Нужно успокоить нервы. Никита, купаться поедешь в Бахарден?
      - А куда, далеко? И что за Бахарден такой?- засыпал вопросами товарища по несчастью, Ромашкин. - И на чем отправимся?
      - Я по молодости, до Афгана, служил в этих местах. Рядом в горах находится замечательное подземное озеро, жемчужина Туркмении. Отсюда, лишь несколько километров. Сегодня старшим на дежурной машине катается Колчаков. Берем его с собой и едем! Заодно для лагеря наберем дров и воды. Никита, иди, договаривайся со своим дружком-приятелем.
      Ромашкин быстро отыскал Вадима, рассказал об идее с купанием, Колчаков обрадовался, и тотчас согласился. Для загрузки дров и воды взяли с собой пройдоху Кулешова. Пять минут на сборы, и машина тронулась в путь. По пути заскочили в сельмаг за водкой и продуктами, разве можно без дополнительного подогрева купаться! Ящик водки поставили в кабину "Урала", в вещмешок накидали консервов. Продавец-туркмен с радостью пробил на кассе стоимость закупки. План торговли на сегодняшний день он явно перевыполнил. Чтобы тут делала местная потребкооперация, без русских офицеров?
      Грузовик трясся на ухабах, пересекая безлюдную местность, но Чекушкин уверенно указывал водителю маршрут движения и вскоре машина, пропетляв по горной дороге, остановилась перед одноэтажным домиком среди чахлых деревьев. На вывеске было начертано "Ресторан", на дальнем конце двора стоял еще домик, где виднелась надпись: "Гостиница". На просторной площадке не было ни одного автомобиля.
      Васька устремился в ресторан разведать обстановку, а приятелилейтенанты выбрались из машины размять ноги. От дорожного тупика в окружении колючего кустарника тянулась вереница крутых ступенек в сторону пика остроконечной горы. У подножия вершины они терялись за гигантскими валунами.
      - Наверное, там и есть пещера? - начал размышлять в слух Колчаков. Может быть, туда лифт спускается? Ну, не тоннель же в подземелье прорыт через ресторан! Не дай бог Чекушкин, каким-нибудь потайным ходом через стойку бара уйдет в подземелье купаться и нас тут бросит. Убью гада! Что-то его долго нет. Сколько можно уточнять обстановку?
      Взводный появился по истечении получаса, с бутылкой коньяка в одной руке и стаканами в другой. Сзади семенил на толстых, кривых ногах держа в руках дымящиеся шампура с шашлыком, местный повар. Лоснящееся от жира лицо источало радушие и счастье от приезда гостей. Еще бы, очевидно мы первые клиенты за несколько дней.
      - Мужики пьем, и быстро едим, а после Арам, смотритель озера, нам отопрет вход в пещеру, - произнес Чекушкин тоном завсегдатая местного заведения.
      - А что вход под землю запирается? - удивился Никита.
      - Конышно! Конышно дарагой! Как не закривать, обязательно закривать нада. Иначе кто-нибудь пьяный забредет и утонет. Или какое зверье нагадит.
      - Под зверьем он имеет в виду, животных, или местных аборигенов? громко прохрипел Колчаков на ухо Никите.
      Армянин-шашлычник расслышал, что сказал офицер и ласково улыбнулся:
      - И тех и этих дорогой! Всем им нечего делать в культурном заведении. Пусть моются в арыках! Вас я тоже попрошу только купаться, и не мыться с мылом или шампунем. Для этих целей, имеется душевая кабина в гостинице.
      - Без проблем, хозяин! - произнес с усмешкой Колчаков. - Мыться в душе, какать и писать в туалете, кушать за столом. Просветил, спасибо дорогой!
      Лицо повара расплылось в еще более радушной улыбке, он пожелал приятного аппетита и засеменил обратно.
      Чекушкин налил коньяк, произнес тост за дружбу между народами и быстро осушил в три глотка полный стакан. Никита и Вадим отхлебнули по половине и принялись за сочный шашлык. Мясо на косточках было замечательно прожарено и ароматно, запах специй витал вокруг шампуров, а пучки зелени высившиеся горкой над картонной тарелкой, сами просились в рот.
      - Эх, как хорошо! - с надрывом произнес Чекушкин. - Век бы тут сидел и смотрел на заснеженные вершины. А какое замечательное небо на Востоке по ночам! Безоблачное, высокое! Звезды мириадами усеяны по всему своду, мигают, блестят холодным светом. Сказка! Фантастика! Лежишь порой на спине и разглядываешь знакомые и незнакомые созвездия. Замечательно! Романтика! Скажу вам братцы, в Афганистане небо самое большущее.
      - И что с этой романтикой делать: на хлеб вместо масла намазывать? ухмыльнулся Вадим.
      - Скучный ты мужик Колчаков, унылый!- отмахнулся Васька. - Хоть и поешь хорошие белогвардейские песни, но не гусар.
      - Что ты получил за риск в Афгане? - спросил Никита, меняя тему, и с усмешкой глядя на Чекушкина. - Сколько платила Родина за героизм?
      - Не так что бы очень много, но на жизнь хватало. Если водку и коньяк не покупать, то вполне даже прилично. Двести шестьдесят семь чеков и на книжку пятьсот рублей переводили. Приезжаешь в Ташкент, а там кругленький счет в полевом банке. Снимаешь деньги, и вперед, гулять по девочкам. Отрыв на полную катушку! На неделю хватало по ресторанам помотаться до полного истощения сил и средств. А в Афгане чеки тратил на шмотки, да магнитофон "Sony" купил. Там сильно не покутишь, в Кабуле бутылка водки стоит 20 чеков, а в Джелалабаде 50. Пять бутылок, и нет получки. Поэтому я в основном пил спирт, и самогон из винограда, "Шароп" называется. Вкуснейшая вещь! Конечно, если сравнивать с простой сивухой, то это божественный напиток, а если честно, настоящее дерьмо. Но и то, что вы тут пьете под названием "Водка" сделанная в Дэнау или Чарджоу, это тоже настоящий яд. Шароп был ароматнее и полезнее. По крайней мере, менее вредный организму. Я ведь его лично изготавливал, и знал, на чем основан продукт, на каких ингредиентах. Честное слово, мне уже хочется вернуться обратно "за речку". Там была воля, нормальная жизнь, боевая настоящая служба. Не то, что тут. Мозгомойство, долбодубизм.
      ***
      - Э! Шароп, действительно дрянь! - выкрикнул запьяневший Смирницкий. Самая вкусная вещь была в Афгане - армянский коньяк!
      - Совершенно справедливо! - согласился Кирпич и опрокинул в огромную глотку содержимое очередной рюмки. - Его особенно любил наш друг Сашка Мандретов, командир героической первой роты! За его здоровье!
      - И долгих ему лет! - поддержал Серж тост товарища. - Продолжай дорогой!
      Глава 16. Пещера Али Бабы.
      Чекушкин втянул в себя сигаретный дым и мечтательно заулыбался, вспомнив что-то приятное из военных приключений. Взводный слегка опьянел, он вновь стал нахален, развязен и болтлив.