Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Королевский корсар

ModernLib.Net / Морские приключения / Поуп Майкл / Королевский корсар - Чтение (стр. 7)
Автор: Поуп Майкл
Жанр: Морские приключения

 

 


— Нет, вы скажите, кто я такой, дьявол вас всех побери?!

Офицеры переглянулись.

Их подмывало, Берджесса в особенности, сказать всю правду, но они предпочли обычное:

— Вы капитан, сэр.

— Билли, наливай еще.

Выпит был и четвертый стакан.

— Так, значит, вы признаете меня своим капитаном?

Пожатие плеч, кривые ухмылки в сторону.

— Признаем, конечно.

— Значит, вы должны выполнять все мои приказания?

Каллифорд, самый сосредоточенный из всех, кивнул:

— Все, любые и когда угодно. Вот вы приказали нам пить, и мы пьем, хотя этого не надо бы делать.

— Почему? — удивился Кидд. — Полковник не разрешает?

— Не разрешает, сэр.

— А я плевать хотел на полковника. Я здесь капитан! Я ил и кто?!

И началось яростное пение дифирамбов. Каллифорд, как самый хитрый, первым сообразил, что это настроение Кидда можно использовать.

Как именно, он пока не знал, но продолжал усиленно подливать масла славословий в огонь алкогольного тщеславия. Берджесс и Мэй помогали ему.

— Мы выполним любое ваше приказание, но не о мелочах ведь речь.

— Не понимаю.

— А что тут понимать! Настоящий капитан должен отдавать настоящие приказы.

— Я умею отдавать настоящие приказы!

Помощник ехидно развел длинными руками:

— Простите, сэр, не приходилось видеть.

— И слышать, — просипел штурман.

Кидд остолбенел от возмущения:

— Так вы что, считаете, что я не способен отдать настоящий приказ?!

— Нет, вы способны, но просто нам видеть не приходилось, как вы их отдаете.

Кидд тряхнул головой:

— Какой отдать приказ?

Офицеры в который уже раз переглянулись. И Каллифорд сказал негромким, равнодушным голосом:

— Отдайте, например, приказ завтра с рассветом выйти из гавани.

— Зачем?

— Как — зачем, а французы?! Мы атакуем их. Не полковник Маллин и не этот его «Повелитель морей». Капитан Кидд и его «Блаженный Уильям» — вот кто будет настоящим героем.

Взгляд Кидда загорелся.

— Я отдаю такой приказ!

— Надо позвать кого-нибудь.

— Зачем?

— Надо, чтобы все убедились, что это ваша воля, что именно вы герой, а не какой-то там полковник.

Все уже понявший Билли кинулся на нижнюю палубу и мгновенно привел боцмана и троих канониров, которые и стали свидетелями того, что приказ о тайном бегстве из эскадры полковника Маллина был отдал именно капитаном Киддом, а не кем-либо иным. Отдание приказа было тут же отмечено еще одним стаканом рома, и это было последнее великое дело, совершенное Уильямом в этот день.

Он со спокойной душой отправился спать.

Рассвет подал лишь первые признаки своего приближения, а якорь «Блаженного Уильяма» был уже поднят. По вантам поползли десятки матросов. Команды отдавались вполголоса. Никаких боцманских дудок и горнов.

Каллифорд (именно он распоряжался при спящем капитане) следил не столько за тем, как идет установка парусов, сколько за тем, что происходит на берегу и на «Саутгемптоне».

Там ничего не происходило. И чем дольше это продолжалось, тем отчетливее вырисовывались контуры успеха. Пока люди Маллина поднимут паруса, выдерут якоря из дна да, Господи, пока они глаза продерут, «Блаженный» уже выйдет из бухты.

В запасе у него будет не менее двух часов. За это время, при свежем утреннем бризе, можно будет уйти на безопасное расстояние.

Можно было бы тронуться с места ночью, но только в том случае, если бы бухта была хотя бы отчасти знакомой. В темноте слишком велик риск сесть на донный камень или горб отмели,

С каждой секундой уверенность Каллифорда в успешном завершении операции крепла.

На берегу, правда, оставалось около сотни его людей. Но что поделаешь, философски заключил Рваная Ноздря, люди — это то, чем чаще всего приходится жертвовать в жизни. Тем более сомнительно, чтобы полковник повесил их всех в наказание бежавшим. Это слишком даже для закоренелого строителя военных тюрем.

Берджесс сообщил, что все готово.

— Кладите руль к ветру. Будем потихоньку выбираться.

Смелость, с которой действовал Каллифорд, объяснялась еще и тем, что на случай неудачи у него было алиби. Все можно было свалить на этого полоумного Кидда. Приказ он отдавал при свидетелях.

Каллифорд снова подошел к фальшборту и стал вглядываться в очертания флагмана — до него было не более двух кабельтовых. Утренняя дымка быстро рассеивалась.

Кажется, они до сих пор ничего не заметили.

Нет, дьявол, заметили! Над бортом замелькали треуголки. Кто-то начал карабкаться на фок-мачту, в гнездо впередсмотрящего.

Не-ет, опоздали.

«Блаженный» уже набрал вполне ощутимый ход. Войдя в облако утреннего тумана, он громко хлопнул парусом, как бы прощаясь с товарищами по эскадре.

Неприятность для остающихся заключалась еще и в том, что сам полковник находился на берегу.

Пока он проснется, пока он доберется до «Саутгемптона», пока он…

Каллифорд самодовольно осклабился:

— Эй, там, на носу, воду смотреть!

Выход из бухты — две песчаные косы, густо поросшие наклоненными в сторону моря пальмами, — быстро приближался.

Юмор ситуации заключался в том, что в тот самый момент, когда «Блаженный Уильям» стремился покинуть бухту, кое-кто собирался в нее проникнуть.

Два десятка длинных индейских пирог, набитых французами до предела.

Вчерашние буканьеры, скрывшиеся при появлении английской эскадры, попали в лапы французского патруля. Дело в том, что в одной из соседних бухт укрывались от любопытных глаз два рейдера, плавающих под белолилейным флагом. Капитан Делез, взвесив все обстоятельства, решил, что у него есть шансы разгромить англичан.

Первое — фактор неожиданности. Судя по тому, что британцы высадились на берег и даже устроили пикник, никакого нападения ни с суши, ни с моря они не ждут.

Второе — если ударить сразу с двух сторон, это сведет на нет некоторое преимущество противника в численности.

В совокупности этих двух обстоятельств должно было хватить для победы.

Поскольку с моря невозможно подойти незамеченным, ставку надо сделать не на артиллерийскую дуэль, а на абордаж. Его легче всего провести с помощью пирог. Пока англичане будут продирать глаза и раздувать фитили своих пушек, пироги пересекут бухту и пришвартуются к обреченным английским посудинам.

А там уж начнется…

В общем, расчеты капитана Делеза следует признать верными. Все вышло бы так, как он задумал. Когда бы не одно обстоятельство.

Едва «Блаженный Уильям» вошел в самое узкое место между двумя отмелями, как оказался в самой гуще стремительно несущихся сквозь утренний туман пирог.

Французы оказались просто парализованы, когда увидели, что на них вываливается из воздушного молока черная громадина.

Человеку, который собирался застать кого-то врасплох, очень трудно перестроиться, если он обнаруживает, что сам стал жертвою неожиданного нападения.

С точки зрения французских солдат, «Блаженный» вел себя как дикий зверь. Он крушил, давил, ломал пополам оказавшиеся такими хрупкими пироги. Люди падали в воду с криками и стонами. Поскольку крики и стоны были произносимы на ненавистном в данный момент языке, англичане очень скоро сообразили, что происходит, и волей-неволей ввязались в совершенно не планировавшийся бой.

Выстрелы у выхода из бухты разбудили не только тех, кто оставался на кораблях, но и тех, кто еще блаженствовал на берегу. Человек, услышавший непонятные выстрелы, тянет руку к оружию.

Французы, засевшие в зарослях неподалеку от берега и ожидавшие только того момента, когда начнется атака пирог на корабли, растерялись.

Они не могли понять, что же все-таки там происходит, у входа в бухту. Неизвестность гасит боевой азарт. И без того было ясно, что драка предстоит жестокая, а теперь было непонятно, что и думать. Одно дело — резать спящих англичан, другое — нарваться на них, на бодрствующих и злых.

Капитан Делез находился на одной из пирог. Офицер, назначенный командовать атакой с суши, получил совершенно точные указания — выступать только после того, как начнется абордаж. Сердце его разрывалось от противоречивых чувств. С одной стороны, он знал, что приказы надо выполнять, с другой стороны, он видел, что выполнение приказа ведет к потере стратегического преимущества.

Атаковать, не дожидаясь абордажа?

А если у Делеза возникли сложности и абордажа не будет вообще? Тогда он останется с двумя неполными ротами мушкетеров против трех с половиной сотен разъяренных англичан.

От терзаний офицера избавил молодой стрелок, он не выдержал напряжения и выстрелил из своего мушкета прямо в туман на голоса противника.

Полковник Маллин, уже вполне проснувшийся, но еще не вполне разобравшийся в ситуации, принял единственно верное решение. Он велел всем только вставшим ото сна солдатам немедленно лечь на песок.

Так что невольный французский залп из зарослей принес минимальный вред.

— А теперь, пока они перезаряжают мушкеты, за мной!

Красномордый полковник оказался смелым человеком. И не дураком. Он правильно рассудил, что у противника, кто бы он ни был, людей не так много, как у него, иначе бы он действовал энергичнее.

Англичане и французы столкнулись на краю зарослей.

Кровопролитной битвы не получилось. Десять-двенадцать заколотых и раненых с обеих сторон. Французы не захотели выходить на пляж, англичане не стали соваться в заросли.

Тем временем «Саутгемптон» и «Повелитель морей» кое-как подняли паруса и направились на шум боя. Впрочем, туман уже к этому моменту рассеялся, и было отчетливо видно, что «Блаженный Уильям» ведет сражение с какими-то лодками. И в сражении этом, кажется, берет верх.

Сомнения все рассеялись, когда корабль капитана Кидда пустил в ход пушки. Стоило подняться в воздух двум фонтанам, состоящим из орущих людей и исковерканных обломков вперемешку с водой, как все было кончено.

Когда корабли эскадры подошли вплотную к месту боя, им осталась только приятная работа. Расстреливать из мушкетов и пушек мокрых, несчастных, тяжело выбирающихся на берег французов. Некоторые из них падали в изнеможении, другие оттого, что были ранены или убиты.

Уйти удалось всего лишь четырем пирогам. Да и то их экипажам пришлось изрядно понервничать, пока над их головами свистели ядра победителей.

Столь замечательно задуманная операция завершилась столь плачевно.

И все почему?

Капитан Кидд был разбужен грохотом пушечной пальбы. Разбужен, но ненадолго. Решив почему-то, что это не имеет к нему никакого отношения, он снова бросил голову на подушку и погрузился в путаный похмельный сон.

Билли, много повидавший на своем пиратском веку, смотрел на своего капитана не без некоторого странного восхищения. Редко встретишь человека, столь свободного в своих поступках.

Победоносный бой уже затихал, когда Уильям Кидд потребовал воды.

Билли выдавил в большую кружку с водой пол-лимона и подал ему.

— Что это там за грохот, Билли?

— Бой, сэр.

— С кем, Билли?

— С французами, надо понимать, сэр.

— С чего ты решил, что они французы?

— А они ругаются по-французски, сэр.

— А ты знаешь французские ругательства, Билли? Капитан прихлебывал холодную воду и после каждого глотка переживал короткий миг блаженства.

— Я знаю много всяких ругательств, сэр, но когда приспичит, ругаюсь по-английски. Думаю, у этих ребят та же история.

— Когда же эти негодяи на нас напали?

— Правильнее было бы сказать, что это мы на них напали!

— Когда?

— Да не так давно, и двух склянок не отбить.

— А кто приказал?

— Вы, сэр.

— Я?

Тут Уильяму стало по-настоящему плохо. Несколько химерических по своей омерзительности воспоминаний всплыло в его измученном мозгу.

А ведь он и правда отдавал вчера какие-то безумные команды!!!

Что же делать?!

Сделалось капитану Кидду так тоскливо-тоскливо. Что он скажет полковнику? Что он скажет губернатору Вудфорду? Не говоря уже о лорде Хардуэе.

Отдал приказ о нападении, а сам нападение проспал!

Раздался стук в дверь каюты. Уильяму показалось, что это явился лично полковник, чтобы тащить его на виселицу.

Оказалось, что это явились Каллифорд с Берджессом. Вид у них был сияющий.

— Полная победа, сэр!

Перекошенная в нескольких направлениях конопатая физиономия капитана начала медленно расправляться.

— Победа?

Он спросил очень осторожно, чуть-чуть спросил, в любой момент ожидая, что на него обрушат град насмешек и самых грубых издевательств.

— Да, сэр.

Каллифорд являл собой сплошную уверенность, он просто отчеканивал каждое слово, невозможно было усомниться в том, что он говорит.

— Мы потопили полтора десятка французских пирог, мы спасли эскадру. В конце концов, мы спасли самого полковника Маллина. Думаю, мы заслуживаем поощрения. И теперь не может быть никаких сомнений в нашей верности.

— На «Саутгемптоне» выбросили красный и белый флаги, — сказал Билли.

— Что это значит? — поинтересовался капитан Кидд, и никто не посмел улыбнуться.

— Это значит, что флагман приглашает вас к себе на борт, сэр, — пояснил Каллифорд.

Уильям Кидд потрогал свой подбородок:

— Но мне же нужно побриться!

Спустя некоторое время полковник Маллин расточал комплименты капитану «Блаженного». По его словам, выходило, что своим неожиданным и решительным маневром Кидд действительно спас эскадру. И принес первую убедительную победу флоту его величества над смертельным противником.

— Я рад, дружище, что мы с лордом Хардуэем не ошиблись в вас.

— Я тоже рад.

— Послушайте, а что это от вас разит, как из пивной бочки? Вы что, уже начали праздновать победу?

Капитан Кидд стыдливо опустил глаза.

Возвращение «Блаженного Уильяма» в Порт-Элизабет можно было признать триумфальным. В тавернах, в богатых домах и даже на сахарных плантациях рассуждали только о храбрости и воинском искусстве капитана Кидда.

Губернатор Вудфорд удостоил героя формальной аудиенции. Приступ подагры у него миновал, поэтому он мог облачиться в парадный мундир.

В разговоре его превосходительство признался, что первое впечатление от их знакомства было не великолепным, но теперь он готов признать, что посрамлен.

— Как говорят в Ирландии, те, кто умеют себя подать, не всегда умеют себя вести.

Поговорка не совсем точно выражала суть ситуации, но это ничуть не смутило победителя при Сан-Хуане.

Не все были столь однозначны и единодушны в оценке подвига, совершенного капитаном «Блаженного»! Например, полковник Маллин, отойдя от первых восторгов, внимательно рассмотрев все обстоятельства этой истории, пришел к выводу, что в ней есть несколько темноватых пятен.

Хорошо, конечно, что корабль Кидда оказался у выхода из бухты именно тогда, когда было нужно, но вот почему это произошло?

По приказу Кидда?

Но что толкнуло его к отдаче такого приказа?

Сверхъестественное чутье?

А может быть, у него были свои шпионы, вовремя сообщившие о готовящейся атаке?

А может быть, удачливость Кидда — всего лишь удачное стечение обстоятельств? Он хотел бежать из гавани тайком, а тут французы?

Нет, это было бы слишком, таких совпадений в жизни не бывает. К такому трезвому выводу пришел полковник после трех больших стаканов мальвазии, которой он угощался в обществе лорда Хардуэя, вернувшегося со второй частью своей эскадры из инспекционного рейда на Барбадос.

— Что ж, Маллин, поздравляю вас. Об этом успехе не стыдно доложить не только лорду адмиралтейства, но и самому его величеству.

Полковник покраснел сверх обычного и промолчал. Долг офицера требовал от него сообщить своему непосредственному начальнику о сомнениях, роившихся в голове, но ему не хотелось портить впечатление от несомненной победы.

Да и сомнения были слишком зыбкими.

— А не кажется ли вам, Маллин, что мы отнеслись к этому Кидду слишком пренебрежительно. Он посрамил наше неверие, не правда ли?

Полковник пробурчал что-то невнятное.

— Не доказал ли он, что не нуждается в няньках? Маллин посмотрел на лорда Хардуэя, на полковника Керра, также присутствовавшего за столом, и тяжело вздохнул. Его превосходительство не понял, как ему истолковывать этот полковничий вздох.

— Через неделю я собираюсь посетить Ямайку, для этого мне понадобятся все наши силы. Меня бы очень устроило, если бы капитан Кидд смог взять на себя задачу патрулирования вод вокруг острова Невис.

— Без сопровождения?

— Ну, можно ему придать пару шлюпов для солидности. После разгрома у Сан-Хуана французы не посмеют больше наглеть в наших водах. Мне так кажется.

Пока шли эти обсуждения, капитану Кидду не давали терять времени даром.

Он оказался под усиленным вниманием женщин. Причем внимание это обрушилось на него с самых разных направлений. О сестрах Плант здесь уже упоминалось. Следуя правилам хорошего тона, он не мог не посетить их дом после триумфального возвращения с морских фронтов.

В его честь был устроен настоящий спектакль.

Звучали виолончели, лиры изливали лирические мечты, им вторили не слишком звучные, но приятные голоса девиц Плант.

Героя все это трогало мало, но он твердо знал, что настоящий джентльмен должен терпеть, когда настоящие леди занимаются в его присутствии искусством.

Помимо пятерых дочерей были и приглашенные дамы. Их специально выбирали с таким расчетом, чтобы на их фоне дочки майора выглядели хорошенькими. Легко представить себе, что представляли собой эти дамы. Да и было их немного. Дочери майора собственными силами могли создать ощущение, что дам на вечере полно.

После концерта само собой открылись танцы. Майор добыл откуда-то пару шотландских волынщиков, думая, что этим размягчит сердце героя. Надо сказать, что Уильям, увидев соотечественников, скорее удивился, чем пришел в восторг.

Впрочем, он был не прочь потанцевать.

Конечно, не новомодные парижские контрдансы были близки его сердцу, а простые деревенские переплясы. В контексте кровопролитной войны это воспринималось не как недостаток светскости, а как патриотическое поведение.

Капитану пришлось потрудиться. Дочерей у майора было все же пятеро, и все на что-то претендовали, поскольку ни одну из них герой-победитель явно не выделял.

Можно сказать, праздник встречи удался.

За обедом Кидд был сдержан в потреблении напитков и посему вернулся домой на своих ногах, лишь слегка поддерживаемый с двух сторон двумя молчаливыми мулатами, специально выделенными майором для его сопровождения.

Домом его в Порт-Элизабет стала большая темноватая комната с зарешеченными окнами на втором этаже трактира «Жемчужный попугай». Жилище было выбрано, прямо скажем, не слишком удачно, ибо на первом этаже весь вечер и большую часть ночи стоял такой грохот, что заснуть казалось совершенно немыслимо.

Не успел Кидд войти к себе и рухнуть на застеленную постель, как в дверь комнаты постучали.

Не буду открывать, решил он, и дверь тут же распахнулась, на пороге стоял слуга из дома Плантов (Уильям смутно припоминал его внешность) с белым конвертом в руках.

— Что это, — осторожно поинтересовался Уильям, — приказ? Мы выступаем?

— Прошу прощения, сэр. Я не знаю, что это такое. Мне было велено передать, вот и все.

Капитан взял пакет.

Слуга исчез, как умеют исчезать только умные слуги.

Капитан почувствовал, что от конверта исходит сильный запах духов, и ему пришло в голову, что внутри его не приказ о немедленном выступлении.

И вообще там что-то совершенно не военное.

Подчиняясь не столько любопытству, сколько чувству долга, он надорвал надушенную бумагу, вытащил тонкий листок с золотистым вензелем в углу.

И прочел.

«Сожгите это послание сразу по прочтении, сударь.

Знаю, я не должна Вам писать. Девушка, которая решается на подобную отчаянность, вручает и свою честь, и самое жизнь прихотливой воле случая.

Но у меня нет иного выхода, и вот я пишу к Вам.

Первое, что надобно сказать: мир, приютивший на краткое время наши души, есть, несомненно, обитель горестей, несчастий, где почти невозможно встретиться двум сердцам, предназначенным друг для друга.

Ужели так будет всегда?!

Ужели нет выхода из круга роковых предназначений?!

Ответ на эти страшные вопросы Вы можете узнать на рассвете, в дальней аллее нашего сада.

Теперь Вы знаете все.

Теперь Вы хранитель роковой тайны.

Помните, судьба и честь невинного существа находятся в Ваших руках.

Вас ждут, счастливец.

А теперь бросьте послание в огонь!

Известная Вам и неизвестная».

Уильям огляделся и испытал неловкость оттого, что не может исполнить просьбу известной-неизвестной. В комнате не было ничего, напоминающего камин или костер.

Может быть, воспользоваться свечой?

Огонек ее готовно подрагивал в нескольких дюймах от края надушенной бумаги. Уильям было потянулся к нему, но тот рванулся в сторону, рванулся обратно, как будто впав в сомнение, стоит ли ему участвовать в таком деле.

Виновата была дверь, самовольно распахнувшаяся за спиной.

Нет, не самовольно.

Обернувшись, Уильям увидел в дверном проеме высокую статную мулатку, могучий торс которой был обмотан сенегальским платком, небрежно завязанным на левом бедре, а увесистая грудь свободно располагалась внутри белой шелковой рубахи с готовым на все вырезом.

Белые зрачки.

Белые зубы.

От тела исходит сексуальный жар, ощутимый даже на расстоянии семи шагов.

В первый момент капитан Кидд слегка растерялся, а потом остроумно нашелся.

— Здравствуйте, — с достоинством сказал он.

— Значит, этот негодник Кидд — ты? — влажно произнесла мулатка, входя в комнату.

— Я, — ответил капитан, чувствуя, что громкая фамилия в данном случае ему не защита: Гостья плавно приближалась.

— А меня зовут Либа. Слышал?

— Нет.

— Ну и к лучшему. Ты меня увидел, значит, не будешь верить тому, что обо мне услышишь.

Кидд встал с табурета, неловко держа в руке только что прочитанное письмо. Роскошная гостья тут же обратила внимание на этот листок бумаги. Он показался ей подозрительным.

— Тебе пишут письма? Уж не женщины ли? Мне бы это не понравилось.

Она говорила с характерным островным акцентом, чуть растягивая гласные. Уильяма, однако, насторожил не акцент, а тон. Либа говорила так, словно имела на него, капитана Кидда, какие-то права. Какие, право?!

Герой просто не знал, что такова была манера всех местных проституток. Наигранная агрессивность являлась частью предлюбовной игры. Морским разбойникам нравилось, чтобы их тоже иногда брали на абордаж. Особенно приятно, когда это делает привлекательная женщина.

Проститутки появились на островах Карибского моря лет за тридцать до описываемых событий. Губернатор Тортуги господин Д'Ожерон, пользовавшийся большим уважением среди членов Берегового братства, ведший финансовые дела многих морских разбойников, однажды озаботился тем, что вернувшиеся из похода джентльмены удачи ведут слишком буйный образ жизни. Крушат все подряд, устраивают дуэли и поджоги, слишком уж откровенно измываются над мирными местными жителями.

Он пришел к выводу, что причиной подобного поведения является отсутствие женщин в тех портах, где они обычно квартируют в сезон дождей или в другое, неудобное для основного промысла время.

Этот благороднейший и мудрейший человек за свой счет снарядил корабль и отправил его во Францию. Когда корабль вернулся, на его борту было до полутора сотен женщин.

Женщин особого сорта.

И даже не первосортных среди них.

Но пираты, корсары, флибустьеры и охотно примыкавшие к ним буканьеры и лесорубы были в восторге.

Они по достоинству оценили подарок.

Губернатор Тортуги стал фигурой легендарной и неприкосновенной.

Жизнь морских воинов на суше стала намного интереснее и приятнее.

Первое время этим жрицам платной любви было запрещено выходить замуж, что понятно. Замужняя женщина обслуживает одного мужчину, на ней женатого. Изредка еще двоих-троих, если она любвеобильна или лишена высоких моральных устоев. Женщина свободная может доставлять приятные минуты многим десяткам мужчин. Второй вариант, в отличие от первого, проблему решал.

Пиратов, несмотря на подарок Д'Ожерона, было во много раз больше, чем женщин, с которыми можно было спать, не испытывая непреодолимого отвращения.

С гостеприимной Тортуги женщины начали перебираться на другие острова.

Из Европы стали приходить и другие корабли, груженные покупными невестами.

Постепенно перестали обращать внимание на закон, запрещающий замужество для особ женского пола, занимающихся торговлей собственным телом.

Кстати, сколько удивительных, трогательных и комических историй оставили в назидание потомкам хроникеры, которые взяли на себя труд описать те пути, что выбирали влюбленные пары, дабы обойти злосчастный закон!

Сколько водевилей и трагедий произошло на этих путях!

Дети, народившиеся во множестве от браков проституток и разбойников, очень часто шли в разбойники и проститутки. И не одна лишь дурная наследственность тому была виною, как может показаться. Просто сам Новый Свет был еще к тому времени не слишком приспособлен для занятия какими-то другими, более пристойными делами.

Однако мы отвлеклись. Пока совершался этот экскурс в пикантное прошлое, первая красавица Порт-Элизабет, пышногрудая и неутомимая Либа (происходившая как раз из семьи, о которых говорилось чуть выше), вырвала из рук Уильяма листок с замысловатым посланием и начала его уничтожение путем превращения в мелкие, мельчайшие и совсем крохотные кусочки.

Герой битвы у Сан-Хуана смотрел на нее с неподдельным ужасом.

Само собой разумеется, что в глазах мулатки горели роковые огни.

При этом она прекрасно понимала, что взяла на себя чуть многовато. Неграмотный человек должен уважительно относиться к написанному.

Бумага вполне могла оказаться не любовным письмецом, а долговой распиской или военным приказом.

Либа ничуть не удивилась бы, закричи на нее Кидд страшным голосом, набросься с кулаками. Но что-то ей подсказывало, что этот рыжий парень так не поступит.

И она продолжала измельчать письмо.

Капитан с ужасом думал о том, что будет после того, как она покончит с бумагой окончательно.

Свершилось.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Нужно было что-то сделать, чтобы перейти из этого эпизода в следующий.

Мулатка сообразила первой. Она вдруг подбросила созданные собственными руками конфетти вверх, так что капитан оказался осыпан ими с ног до головы.

Посмотрев на него такого, Либа поняла, что с ним можно не церемониться. У нее бывали подобные случаи. Самые матерые и свирепые морские волки иногда робели, как мальчишки, когда доходило до ЭТОГО.

Не часто, но бывало.

— Надеюсь, перед тем, как мы бухнемся в твою капитанскую койку, ты меня покормишь?

Кидд коротко кивнул.

Дальше мулатка распоряжалась сама.

В комнату доставили свечи, пять разномастных канделябров. Посуду, настоящую фаянсовую посуду. Несколько бутылок вина. Либа сама пила ром и джин, но посчитала, что свидание с самым известным капитаном острова Невис должно пройти в присутствии самого дорогого вина из погребов этого острова.

Наконец, телячья нога. Она была приготовлена местным способом. На переносной жаровне. Жаровню Либа приказала также доставить в капитанскую комнату и водрузить на край стола.

Собравшиеся на первом этаже таверны забулдыги, отлично осведомленные о достоинствах Либы и сами не способные оплатить ее самые дорогие на острове услуги, всячески подбадривали мулатку, предлагая как следует разобраться с «этим шотландцем».

Либа, разумеется, нимало не смущаясь, продолжая заведовать пышными кулинарными приготовлениями, давала бодрые заверения, что «рыжий парень сегодня ночью будет на небесах, но вряд ли сможет оттуда спуститься».

После того как было доставлено блюдо с устрицами и моллюсками, залитыми густо-желтым, сделанным на черепаховых яйцах майонезом, Либа объявила, что двери запираются. Ничего не будет видно, но, наверное, кое-что удастся услышать.

Внизу подняли тост за Либу.

Заключались какие-то пари, хотя затруднительно представить, какой бы они могли носить характер. Впрочем, англичане такой народ, они готовы биться об заклад, даже если это заведомо больно.

Уильям наблюдал за этими приготовлениями, как будто это были приготовления к его казни. Он сидел на своей койке и закусывал то левый, то правый уголок губы.

Не то чтобы он слишком уж робел перед женским полом. Он робел перед ТАКИМ женским полом. Это тебе не поселянка с потупленным взором. Может статься, что и собственно женская часть устроена у нее каким-нибудь особенным, заковыристым способом. Может статься, что попадет он в большой просак в этих темных объятиях.

И что тогда станет с его неожиданной, такой мужественной славой?

Но до койки было еще пока далеко.

Сели к столу.

Либа, отчетливо чувствуя свое лидирующее положение в этой ситуации, наполнила бокалы.

Выпили, продолжая вести молчаливые переговоры глазами.

После этого уверенная в себе мулатка достала из кармана кисет и трубку и начала эту трубку набивать.

Живя между пиратами, деля с ними ложе, женщины Карибских островов делили с ними и их привычки.

Уильяму был странен вид курящей женщины, и это только увеличивало власть Либы над ним. Власти непонятной, неприятной, но власти.

Закончив набивать трубку, мулатка попросила жестом поухаживать за ней. То есть доставить огоньку ее табачку. Действующий огонь имелся на свечах. Уильям потянулся было к одной из них, чем вызвал насмешливую улыбку.

— Капитан, возьми уголек в жаровне.

На краю жаровни лежали закопченные до черноты щипцы. Действовать предстояло ими.

Уильям нашел подходящий кусок затаенно полыхающего дерева, поднял, подул на него, заставляя разгореться, и понес к трубке своей гостьи.

Она наклонилась к нему, открывая взору все богатства, хранившиеся в вырезе ее рубахи.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22