Познать себя в бою

Немецко-фашистское командование, стремясь удержать оборону, задействовало дополнительные бомбардировочные эскадры с южной и восточной Украины, сосредоточив более тысячи четырехсот самолетов. Враг создал полуторное превосходство над советской авиационной группировкой на Кубани. Это в некоторой степени повлияло и на результаты действий наземных войск.

После взятия нескольких населенных пунктов наступление постепенно выдыхалось.

Вступивший в это время в командование фронтом талантливый военачальник генерал-полковник Иван Ефимович Петров разумно оценил обстановку и противостоящие силы. С разрешения Ставки Верховного Главнокомандования он решил прекратить наступление и начал готовить решительный разгром противника на Таманском полуострове.

Наступило относительное затишье в воздушных схватках. Не прекращая вылеты на боевые задания, старались использовать все возможности для совершенствования подготовки второй группы летчиков пополнения. Очередь дошла до прибывшего к нам Олиференко, бывшего кавалериста Сухова, Березкина и других пилотов, имеющих малый налет на боевых самолетах. Обучение в основном шло нормально. Лишь с Суховым вначале произошла неприятность.

Выполняя в зоне сложный пилотаж, на вертикальной горке Сухов завалил машину на спину. Истребитель потерял скорость, вошел в обратный штопор. Наблюдая за падающим к земле самолетом, я отсчитывал витки и понял, что единственное спасение — покинуть «кобру».

— Сухов! Сухов, прыгай! Прыгай немедленно! — приказал я по радио.

Самолет продолжал вращаться, падая к земле. Вот уже рядом земля. У меня сжалось сердце. Казалось, гибель неминуема. Я даже невольно отвернулся в сторону.

— Товарищ командир, напрасно кричите Сухову. Наш «солдат» уже на веревках выше болтается, — с усмешкой произнес Андрей Труд. Он стоял рядом со мной.

Глянул вверх, увидел парашютиста. От сердца отлегло. Спасся! Бросил микрофон на землю и ушел на командный пункт.

Через час Сухова привезли на автомашине на КП. Выглядел он плачевно. Позднее, вспоминая эти минуты, рассказывал, что тогда он уже решил, что это был его последний полет. Подошел к командиру полка и доложил о том, что случилось, ничего не утаивая. Тот решения принимать не стал.

— Вон твой учитель! — показал рукой на меня. — С ним и решайте, как дальше поступить.

Мы вышли из КП. У меня ушло волнение, улеглось недовольство за промах летчика.

— Ну что?.. Будешь летать или уйдешь в наземники? — спросил я. Вижу, Сухов с ходу не может ничего сообразить. — Здорово перепугался?

— Немножко испугался. Но летать хочу! — На лице его засветилась уверенность.

— Летать — это не на верблюде с пулеметом ездить. При пилотировании самолет надо чувствовать всем телом, даже мягким местом. По звуку мотора, шуму обтекающего воздуха, по напряжению рулей управления можно почувствовать скорость, не глядя на приборы. Иди, отдыхай. Готовься, завтра слетаем на спарке УТИ-4.

Я верил, что из Сухова получится хороший истребитель, требовалось лишь преодолеть разрыв в полетах, вызванный пребыванием в кавалерии.

И действительно, он встал на ноги. Освоил машину, ее боевое применение. Правда, в первом боевом вылете у него также произошел казус. При вылете на патрулирование он был назначен ведомым в среднюю пару шестерки, к Жердеву. При скоростном маятниковом снижении от Новороссийска вдоль линии фронта я увидел впереди, ниже нас, группу Ме-109. Истребители прямо-таки крались на Крымскую. Видать, собирались там подловить нас. Даю команду:

— Я — «сотый», двенадцать, ниже пятнадцать, «мессеры»! Атакую! Жердев, прикрой!

На скорости захожу в хвост ведущему верхней пары и открываю огонь. «Мессершмитт», прошитый очередью, переворачивается на спину. Не выпуская его из прицела, незаметно для себя я тоже переворачиваюсь на спину и второй очередью доканчиваю его. Перевожу самолет в нормальное положение и в поле моего зрения оказывается пара Жердева. Но что это? За самолетом Сухова струя черного дыма. Горит! Когда зажгли? Как я не усмотрел?

— Сухов, что с вами? — запросил я.

— Все в порядке! Перепутал сектора мотора!

Волнение спало, но время на погоню за группой противника было потеряно. Позднее узнали, как все произошло. Волнуясь, Сухов дал вперед сектор высотного корректора вместо газа. Мотор, естественно, забарахлил, выбрасывая недогоревшую смесь.

Ругать за это его не стал. Все бывает в первом боевом вылете. Больше будет думать, тренироваться…

К концу июня 1943 года все молодые летчики были хорошо подготовлены и введены в первые бои. Лишь Березкина я оберегал, тренировал в учебных полетах, а на боевые задания не пускал. Он оказался наиболее слабым в предварительной подготовке среди пополнения. Я считал, что надо дать ему больше влетаться, чтобы он себя чувствовал увереннее в бою.

В середине июня произошло знаменательное и радостное для нас событие — нашей дивизии присвоили гвардейское звание. Получил звание гвардейского и наш 45-й истребительный полк. Высокая оценка радовала нас, вызывала еще большее стремление оправдать ее в боях. Однако были и горести. Разбился опытный летчик полка Валентин Степанов. Заходя на посадку на поврежденном самолете, он на четвертом развороте сорвался в штопор и погиб.

У меня были и личные переживания. В Краснодаре, во время суда над предателями Родины, где я присутствовал по приглашению местных властей, ко мне подошел сержант-пехотинец и обратился:

— Как мне сказали, вы Покрышкин?

— Да! Слушаю вас.

— Вы знаете что-либо о судьбе вашего брата, Петра?

— Нет!.. Мать уже во многих письмах ко мне просит о нем сообщить, а я ничего не знаю.

— Я был там, где он, вероятно, погиб.

И сержант рассказал мне о последних днях моего брата.

Их часть воевала на Карельском перешейке и, отступая, вышла на берег Ладожского озера. Когда были построены плоты для переправы через озеро, командир дивизиона предложил выйти из строя тем, кто останется прикрывать от наседающего противника переправлявшиеся подразделения. Мой брат, сержант Петр Покрышкин, вышел первым. Рядом с ним стали еще семнадцать бойцов. Им передали все оставшиеся патроны и гранаты. Плоты отплыли. Бойцы гребли изо всех сил. А сзади еще долго слышны были выстрелы и взрывы гранат. Потом наступила тишина. Так погиб мой брат, самый сильный и крепкий в семье. Богатырского роста, отчаянный, он не мог поступить по-другому. Петр пошел на смерть ради своих товарищей.

Матери я не написал об этом. Пусть пока будет он для нее живым. А мы должны сполна расплатиться с врагом за погибших героев, за слезы матерей.

В этот период началась битва под Курском. Мы знали, что там развернулось одно из крупнейших сражений за всю войну. Радовались успехам нашей авиации и завидовали тем, кто в ожесточенных воздушных сражениях жег фашистские авиационные эскадры. Летчики переживали, что находятся в стороне от этой битвы и с нетерпением ждали перебазирования нашей дивизии на Украину. Но успокаивало то, что наш кубанский боевой опыт используется авиацией над Курской дугой.

Наступил день, когда, к нашей радости, была получена команда на перебазирование в состав Южного фронта. Мы поняли, что примем участие в прорыве обороны противника на реке Миус и в освобождении Донбасса.

Первой вылетела моя группа. В восьмерке все летчики, кроме меня, были из молодого пополнения, ведомым у меня шел Георгий Голубев, вторую пару в звене вел Жердев, а второе звено — Клубов. На этот состав я возлагал большие надежды в предстоящих боях.

Впереди показался Ростов. Прощай, Кубань! Над твоей землей пришлось провести много тяжелых боев. Здесь погибли наши боевые друзья. Кубань принесла славу полкам нашей дивизии. В боях над этой землей подтвердились и многие мои тактические замыслы. Летчики полка овладели новой совершенной тактикой, и мы используем ее в боях за Украину.

ОТ МИУСА ДО ДНЕПРА

Впереди показались терриконы Донбасса. Прошел год, как я их видел в последний раз. Сейчас треугольные силуэты вдали радовали меня. Отступая, верили и обещали, что вернемся сюда. И вот мы снова здесь.

Заруливая после посадки на аэродроме Любимое и наблюдая за приземлением самолетов моей группы, я не увидел на них подвесных баков для запасного горючего. А ведь было мое указание перелетать с ними. Собрал летчиков восьмерки.

— Почему на самолетах нет подвесных баков?

— Сбросили на маршруте после выработки из них горючего. А зачем они нам?

— А как же вы собираетесь ловить вражеские самолеты, когда отрежут Крым? Для охоты за ними без подвесных баков у вас горючего не хватит. И будут фашистские самолеты спокойно летать по трассам над Черным морем. Эх вы! Думаете лишь о сегодняшнем дне, не заглядывая вперед…

— Товарищ майор! Нам и над сушей войны хватит… У Жердева поджилки трясутся, когда он летит над морем, — усмехнулся Клубов, — плавать-то не умеет.

Из двух полков только я и мой ведомый Георгий Голубев прилетели с бачками.

К вечеру сообщили, что нашей главной задачей будет прикрытие сосредоточения войск Южного фронта севернее Таганрога.

В эти дни обстановка была сравнительно спокойная — шла подготовка к наступательной операции. Противник же, потерпев поражение под Орлом и Белгородом, лихорадочно сосредоточивал танковые и пехотные дивизии для переброски их в район Харькова. Нашему полку была поставлена задача сопровождать бомбардировщики, наносящие удары по скоплениям войск на станциях Иловайск, Харцызск, Горловка.

Утром следующего дня над нашим аэродромом появились две девятки Пе-2. На сопровождение взлетела шестерка Клубова. После них вылетела моя четверка, которая имела задачу блокировать вражеский аэродром около города Сталине. Неожиданно услышал по радио возгласы летчиков:

— Пару Клубова сбили!.. Где «мессеры»?..

Поглядев назад, увидел, как к земле падали, кувыркаясь, два самолета. В небе висели два парашютиста. Быстро осмотрев воздушное пространство, я не увидел вражеских истребителей. Стало ясно, что они столкнулись.

Понимая, что группа сопровождения осталась без командира и не сможет успешно защитить бомбардировщиков, принял решение изменить свою задачу. Даю команду:

— Я — «сотка»! Всем стать на свои места! Я своей группой иду с вами в непосредственном сопровождении. Четверка из группы Клубова идет ударной.

По-видимому, спокойный, твердый голос внес успокоение. Болтовня по радио сразу же прекратилась.

При подходе к Харцызску к бомбардировщикам попыталась пробиться группа «мессершмиттов». Но получила резкий отпор. «Мессеры» отошли в сторону и с высоты наблюдали за нашими действиями.

На этой станции и около нее было до десяти эшелонов, большое скопление танков и машин. Шла погрузка. Из бомбардировщиков посыпались бомбы. Над вагонами и техникой встала полоса взрывов.

При развороте домой я глянул на станцию. Десятки дымовых столбов поднимались вверх. А это значит, что не все танки и машины дойдут до Харькова.

После прилета мне не пришлось ругать Клубова и его ведомого. Это уже сделал Заев. Я провел со всеми летчиками разбор ошибок в паре Клубова, которые привели к столкновению самолетов по вине ведомого.

— Карпов, вас учили перестраиваться в паре с предварительным взмыванием и переходом сверху над ведущим. Вы же перестраивались с принижением, были ослеплены солнцем и врезались в самолет Клубова. Какая нужна вам еще учеба?

— Виноват, товарищ майор! Старая школьная привычка подвела. Больше это не повторится. Прошу не отстранять от боевых полетов!

— Летать будете! Но запомните, при энергичных маневрах пары ведомый всегда идет в остром растянутом пеленге. Помнить об этом надо и на земле, и в полете!

Удары бомбардировщиков по станциям погрузки, штурмовые действия истребителей на перегонах значительно потрепали дивизии противника. Дальше их передали, как эстафету, соседнему Юго-Западному фронту. Там их обрабатывала авиация 17-й воздушной армии. Части и соединения врага прибыли на место назначения значительно ослабленными. В этом была наша помощь наземным войскам, наступающим западнее Харькова.

Выполнив эту важную боевую задачу, полк переключился на прикрытие линии фронта. Там с первого боевого дня успешно действовал 100-й полк. Его летчики имели уже сбитые вражеские самолеты. Но встречи и бои в воздухе были редкими

— противник не проявлял активности.

В этой относительно спокойной обстановке командир эскадрильи Речкалов выпустил в первый боевой вылет Березкина. Он пошел ведомым у командира звена Цветкова. Пара вылетела на разведку.

Выполнив задачу, на обратном пути они встретили над линией фронта самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189», прикрытый четверкой «мессершмиттов». Цветков решил напасть на истребителей, а Березкину приказал атаковать «раму». Молодой летчик действовал отважно, но поторопился, открыв огонь на большой дистанции. «Рама», маневрируя, ускользала из прицела. Березкин был ранен в руку и ногу огнем стрелка. Стремясь не отпустить вражеского разведчика, советский летчик ударил крылом своего самолета по хвостовой части «рамы», и та, падая, развалилась на куски. Поврежденная машина Вячеслава тоже начала падать. Для спасения оставалось одно — парашют. К счастью, западный ветер снес Березкина на передний край наших войск. Ему оказали медицинскую помощь и отправили в госпиталь. Он вернулся в полк почти через три месяца.

В середине августа неожиданно поступило распоряжение о немедленном перелете в район Изюма. Юго-Западный фронт начал наступательную операцию с выходом в тыл донбасской группировке противника. Наша 9-я гвардейская дивизия резерва Главного Командования перебрасывалась на усиление 17-й воздушной армии. Времени на облет района боевых действий и на ознакомление со здешними условиями нам не дали. Да и местные авиационные части, по-видимому, не известили о нашем прибытии. Впоследствии это отрицательно сказывалось на боевых действиях. Летчики на «лаггах» и «яках» зачастую атаковали нас, принимая незнакомые им наши самолеты «аэрокобры» за вражеские.

На второй день после перелета первой вылетела шестерка Клубова. Южнее Изюма летчики обнаружили двух разведчиков-корректировщиков «Фокке-Вульф-189», сопровождаемых двумя парами истребителей. На высоте еще была обнаружена четверка истребителей. Клубов дал команду прикрыть его и сверху парой внезапно атаковал корректировщиков. Обе «рамы» были сбиты с первой же атаки. Прикрывая Клубова, Андрей Труд зажег «мессершмитт». Это было хорошее начало боевой работы на новом для нас фронте.

Вылетев после них шестеркой, мы прибыли в район прикрытия согласно графику. Там уже вела бой с вражескими истребителями группа «лаггов», на смену которой мы и пришли.

Бомбардировщики противника, к сожалению, успели отбомбиться и уходили на юг. Наша группа догнала их. С первой же атаки мне удалось сбить Ю-88. В последующих атаках было сбито и подбито еще несколько вражеских машин. Однако распоряжение с передового КП заставило нас прекратить бой и вернуться в район прорыва, где ожидался новый налет авиации противника.

При последующих вылетах я обратил внимание на то, что в наш тыл неоднократно ходит дальний разведчик противника. Летел он на большой высоте и почти всегда в одно и то же время. Созрело решение перехватить его методом «свободной охоты».

Мы вылетели четверкой. Такой состав группы предусмотрели на случай возможной встречи на высоте с истребителями противника.

Погода была отличная, видимость хорошая. При пересечении линии фронта обнаружил ниже нас четверку «фоккеров». Они гнались за «лаггом», уходившим в сторону солнца. Даю команду на атаку и сваливаю свой самолет в пикирование. В это время, по-видимому, приняв за противника, мою пару атаковали Ла-5 и сорвали наш замысел. «Фоккеры» использовав заминку, успели скрыться. Оторвавшись от «лавочкиных», с набором высоты вышли в тыл вражеской обороны.

Разведчика увидели выше нас на две тысячи метров.

— «Сотый», впереди выше самолет! — сообщил Виктор Жердев, ведущий второй пары.

— Вижу! Набираем высоту. Не разворачиваться! Пропустим его на нашу сторону фронта!

Понимал, что разворотом на него снизу мы бы напугали вражеского пилота, заставили его изменить курс. И тогда пришлось бы гнаться за ним над вражеской территорией. А это не выгодно.

Пропустив Ю-88 над собой, через некоторое время группа развернулась и с набором высоты пошла вдогон. После перелета линии фронта настигли разведчика на высоте более восьми тысяч метров. Он, уверенный в безнаказанности, летел беспечно. На короткой дистанции вписываю его в прицел. Даю очередь по стрелкам. Ю-88 круто разворачивается вправо, стремится уйти на юг. Вторая длинная очередь попала по левому мотору и центроплану, где расположены топливные баки. Заваливаясь на развороте, горящий разведчик закончил свой последний полет.

В этот день молодые летчики также открыли личный счет. А вечером торжественно отметили наш славный праздник — День авиации.

Утром стало известно о наступлении на реке Миус. Нашей дивизии приказано было вернуться в состав Южного фронта. Новое перебазирование не огорчило меня. На Миусс и юге Украины мне были знакомы местность и аэродромы. Хотелось летать по старым маршрутам.

Ведь отступая, мы верили в наше возвращение.

К вечеру прилетели к Миусу, а рано утром пошли четверкой на прикрытие ввода в прорыв механизированного и кавалерийского корпусов. Пришли в нужный район, пытаюсь связаться с «Тигром», но станция поиска и управления молчит. Наверное, думаю, после ночного переезда не успели развернуть. Решаю переходить на самостоятельный поиск противника — в этом у меня был довольно большой опыт.

Вскоре увидели подходящие с запада к фронту три девятки бомбардировщиков Ю-87, прикрытых истребителями.

— Я — «сотка», впереди «лапти»! Атакуем! Жердев, прикрой! — даю команду и устремляюсь со снижением, на большой скорости навстречу бомбардировщикам.

Противник, обнаружив нас, стал перестраиваться в оборонительный круг, сбрасывая бомбы на свои войска. Атака — и Ю-87 с завыванием перешел в отвесное пикирование к земле. Горка — и вторая атака. Очередь попадает в «спину» ближайшего Ю-87. Он переворачивается. Очередь по «животу» — и бомбардировщик разваливается на куски. Снова уход горкой вверх. Слышу по радио голос «Тигра»:

— «Сотка», атакуйте бомберов! Атакуйте! К вам с юга подходит помощь.

Глянул влево, к нам приближалась четверка истребителей.

— Братцы, есть работа! Быстрее сюда! — передаю по радио, а сам вглядываюсь в приближающиеся машины.

«Братцы» шли с дымом от форсажа моторов — это были «мессершмитты». Разворачиваюсь для лобовой атаки. Тут услышал:

— «Сотка», я — Сухов! Прикрываю вас! Голубева подбили, он ушел домой.

«Мессершмитты», не принимая лобовой, вытягиваются в колонну. Понимаю, пытаются обойти нас для атаки нашей растянутой в остром пеленге пары. Вдруг вижу в хвосте самолета Сухова «мессершмитт». По Сухову пошла трасса. Я кричу ему:

— Тяни! Сухов, тяни ручку на себя! Крути сильнее!..

Пули ударили по крылу самолета, и он резким переворотом ушел вниз. Подбили! Не дать добить! Я со злостью нападаю на четверку, сковываю ее боем. Вся вражеская группа набрасывается на меня. Перевожу бой в вертикальный маневр. Так меня не возьмешь! Кручусь и слышу голос Жердева:

— «Сотка»! Остался один. Выхожу из боя на сборный пункт Куйбышево.

Мне же было не до сборного пункта. «Мессершмитты», имея численное превосходство, ходили вокруг, пытаясь поймать в прицел мой самолет. Но как только я переходил в атаку — бежали.

В какой-то момент боя я удачно зашел в хвост «мессершмитту». Не успел открыть огонь, как над крылом моего самолета пронеслась трасса. Глянул назад

— в хвост пристроился другой «мессер». Энергичная управляемая бочка со снижением — и я ушел из-под огня. Надо мной проскочил атаковавший меня противник. Я приподнял нос самолета, вынес перекрестие прицела на упреждение и открыл огонь. Из крыла «мессершмитта» потянулась белая струя пара — пробит радиатор охлаждения мотора. Поврежденный «мессершмитт» уходил со снижением на запад. За ним потянулась и остальная тройка.

Сделал два пологих виража и, не обнаружив вокруг ни чужих, ни своих самолетов, облегченно вздохнул и взял курс домой.

При заруливании я не увидел на стоянке самолет Георгия Голубева. Охватило беспокойство, почему же Голубев не вернулся?

Ко мне подошли Виктор Жердев и Константин Сухов.

— Что случилось с Голубевым? Кто видел?

Сухов, жестикулируя, рассказал о событиях в бою.

В момент, когда я устремился ко второму бомбардировщику, меня атаковала пара «мессершмиттов». Они стреляли с дистанции более пятисот метров. Голубев, спасая меня, бросился им наперерез и принял удар на себя. На горящем самолете он потянул в район наших войск.

Это сообщение Сухова, дополненное Жердевым, меня еще более обеспокоило. Сумел ли Голубев дойти до нашей территории или же, выбросившись с парашютом, попал в лапы фашистам? Я сожалел, что вылетел на патрулирование четверкой. Для серьезного боя такая группа слабовата.

— Ну а ты как оказался у меня ведомым? — спросил я Сухова. — Ты же был с Жердевым?

— Когда отбил атаковавших «мессеров» от Голубева, то пристроился ведомым к вам.

— А почему слабо крутил вираж и позволил себя обстрелять? Много привез пробоин?..

— Боялся сорваться в штопор, а в самолет попало несколько пуль.

— Счастливо отделался. В следующий раз в бою на вираже подбирай на себя и триммер руля глубины, а то могут сбить…

Не стал упрекать его за то, что при незначительном повреждении самолета он вышел из боя и оставил меня одного с четверкой вражеских истребителей. В первых боях даже небольшие повреждения от пуль кажутся молодому летчику тяжелыми. Эта мнительность со временем, по мере приобретения боевого опыта, проходит.

Вылетевшая после нашего возвращения шестерка во главе с командиром эскадрильи Сергеем Лукьяновым провела два тяжелых боя. Молодежь показала себя смелыми бойцами. При подходе шестерки к району прикрытия «Тигр» сообщил:

— Лукьянов, на подходе группы бомбардировщиков! Быстрее атакуйте!

— Вас понял! Выполняю!

В это же время раздался голос ведущего верхней пары Трофимова:

— Впереди справа две группы бомберов с истребителями!

По команде Лукьянова пара Трофимова свалилась на «мессершмиттов» и сковала их боем. Действовали летчики активно и сбили Ме-109. Пары Лукьянова и Федорова атаковали со стороны солнца в лоб первую девятку бомбардировщиков. Сразу же подожгли два Ю-87. Гитлеровцы в панике заметались. Затем наша четверка ударила по второй девятке противника с задней полусферы. Еще два «юнкерса» врезались в землю. Бомбардировщики в беспорядке устремились в западном направлении. Преследуя их, наши летчики увидели подходящую к району прикрытия третью девятку бомбардировщиков и пошли на сближение с ней.

Первая атака — и горящий Ю-87 вывалился из строя. Сбрасывая бомбы на свою территорию, бомбардировщики, нарушив строй, круто разворачивались назад.

Преследовать их группа Лукьянова уже не могла, на нее навалились «мессершмитты». Их было более десяти. Пришлось вести бой с ними, имея на пределе запас горючего и небольшие остатки патронов и снарядов.

Весь день до наступления темноты летчики дивизии, заправив самолеты, находились в воздухе, прикрывая успешное наступление наших наземных войск.

В ходе этого напряженного боевого дня летчики только нашего полка сбили около десяти бомбардировщиков и почти столько же «мессершмиттов».

Вторые сутки нашего пребывания на Миус-фронте были не менее насыщенными боевыми вылетами. Противник стремился ликвидировать прорыв обороны и сорвать ввод подвижной группы войск фронта, механизированного и кавалерийского корпусов. Несмотря на большие потери в воздухе, руководство гитлеровских авиационных соединений интенсивно бросало в сражение группы бомбардировщиков под прикрытием истребителей.

Вечером подсчитали результаты двух дней боев, подвели итоги действий каждого летчика. Радовали успехи молодежи. С каждым боем молодые пилоты приобретали качества настоящих воздушных бойцов-гвардейцев. Особенно отличился Николай Трофимов. За эти два дня он добавил к своему счету сбитые бомбардировщик и истребитель.

При совместных полетах в группах этот летчик всегда удивлял меня своим спокойствием даже в самой сложной обстановке. Уверенно, смело и разумно вел он бои, был уникальным бойцом. Многие молодые летчики стремились подражать ему. Но трофимовского спокойствия при встрече с противником им все-таки не хватало. Увидя противника первыми, они возбужденно кричали по радио:

— Справа «мессеры»! Впереди бомберы!

После такого внезапного выкрика как-то непроизвольно возникало напряженное состояние, оно охватывало всю группу. Приходилось снимать психологическое напряжение командой:

— Спокойно! Группе прикрытия атаковать «мессеров», я четверкой иду на бомберов!

Трофимов, вылетая в моей шестерке, всегда возглавлял верхнюю пару, прикрывающую ударную четверку. При обнаружении противника он спокойно, даже как-то буднично сообщал:

— Справа ниже «мессеры». Иду в атаку!

Голос его был таким, словно он вступал не в смертельную схватку с врагом, а беседовал на земле со своими товарищами.

…Ликование молодежи от первых успешных боев и личных побед дополнилось возвращением в полк Георгия Голубева. Мы были ему несказанно рады. Все, что рассказывал о его действиях в бою Сухов, полностью подтвердилось. Я смотрел на Голубева с чувством благодарности за его отважный поступок.

— Почему ты подставил свой самолет под огонь «мессеров»?

— Другого выхода для спасения командира у меня не было.

«Понимал, что главная задача ведомого — прикрыть ведущего в бою. Спасибо тебе за этот подвиг», — думал я.

— Принимай новый самолет, Георгий, и завтра, во второй половине дня, снова пойдешь с нами в бой, если чувствуешь себя готовым к полетам.

Росла молодежь, набиралась боевого опыта. К безграничной отваге прибавлялось умение. Опытные летчики старались учить молодых, оберегали их в жарких схватках. Особое внимание приходилось уделять тем, кто выполнял первые боевые вылеты, действовал пока неуверенно и напряженно. К таким летчикам относился и закончивший переучивание с У-2 на истребитель Иван Олиференко.

В первом своем бою в составе группы он не смог сбить «фоккера». Вражеский истребитель удрал из боя.

Выйдя из самолета после заруливания на стоянку, Олиференко со злостью сорвал с головы шлемофон, бросил его на траву, горестно оперся на крыло самолета. Подошел к нему.

— Что с вами, Олиференко? Почему такой расстроенный?

— Не получается из меня истребитель, товарищ майор. Весь боекомплект расстрелял, а фашистского гада не сбил.

— А разобрался, в чем причина?

— Все делал вроде правильно, а «фоккера» упустил, — отмахнулся он рукой.

— «Вроде правильно» воевать нельзя. С какой же дистанции стрелял?

— Как вы учили — с близкой.

— Это могло показаться. В первых боях летчики всегда торопятся и стреляют с большой дальности. В этом, видимо, и ошибка. В следующий раз не спеши и подойди поближе, на сто метров. Тогда и бей.

— Учту это, товарищ майор!

— Вот даже я, опытный летчик, поймав самолет противника в прицел, чувствую, как рука тянется к спуску, а сознание подсказывает, что рано, надо подойти ближе. Поддашься чувству руки, и трасса пройдет мимо цели или будет мало попаданий. Главное иметь выдержку в стрельбе. Не переживай! Еще будет много боев.

Такие беседы с молодыми летчиками сразу же после боя, у самолетов, помогали им разобраться в ошибках, приобрести уверенность в себе. Вскоре и Олиференко начал свой счет сбитых самолетов. А позднее за умелые действия в боях, за высокие организаторские способности был назначен командиром звена.

Оборона противника прорвана. Наши войска устремились в глубокий тыл врага, громя его резервы. Мехкорпус держал направление на Сталине, а кавалерийский — в обход таганрогской группировки гитлеровцев. Немецко-фашистское командование, стремясь предотвратить назревающее окружение войск в районе Таганрога, задействовало против кавкорпуса основные силы своей авиации из Крыма.

Открытая степная местность, лишь кое-где прорезаемая лесопосадками, не позволяла укрыться конникам от наблюдения с воздуха. Против них и направляли свои удары вражеские бомбардировщики. В воздухе разгорелись ожесточенные бои. Встречались мы со «старыми знакомыми» по Таманскому полуострову, которых хорошо потрепали еще над «Голубой линией». Не забывали нас посылать и в район города Сталино. Здесь тоже шли упорные бои.

Однажды, выполнив боевую задачу и проведя тяжелый бой с крупной группой Ю-87 и «Хейнкелей-111», при заходе на посадку я увидел группу летчиков и техников на месте стоянки моего самолета. «По какой причине?» — подумал я, приземляясь. Провели мы бой как бой. Отличились в нем и молодые летчики, сбившие три бомбардировщика и один истребитель. Успешные их действия уже не новость.

На стоянке меня окружили однополчане и стали поздравлять с неожиданной приятной новостью: присвоением мне и Дмитрию Глинке звания дважды Героя Советского Союза. Мне не верилось в это — прошло только три месяца, как я стал Героем, а тут уже — дважды… Верно, по количеству сбитых самолетов противника по статусу награждения все было правильно. Звание дважды Героя Советского Союза присваивалось за тридцать сбитых самолетов противника, а мой официальный счет уже подошел к сорока.

Вечером на ужине Погребной официально поздравил меня, подтвердив сообщение летчиков и техников.

Вручение второй Золотой Звезды мне и Дмитрию состоялось несколько позже, в штабе фронта, переименованного в 4-й Украинский. Торжества, как всегда на войне, были короткими. Требовалось отдохнуть после трудного дня и утром быть готовым к новым боям, а техническому составу — за короткую ночь залатать пробоины в самолетах.

Только всходило солнце, а группа уже в воздухе. Я смотрел на «этажерку» пар и радовался, что мое стремление создать постоянную восьмерку из молодых летчиков осуществилось. Ведомым у меня идет Г. Голубев, вторая пара — В. Жердев и К. Сухов. Это ударное звено для действий против бомбардировщиков. Второе звено, охраняющее мое от атак истребителей, возглавляет А. Клубов. Все звено молодое, но уже отлично показавшее себя в боях.