Познать себя в бою

А по воскресеньям, выполняя комсомольскую нагрузку, вел занятия планерного кружка консервного завода. Сейчас Крымская находится на пути наступления войск фронта. По ней наверняка нанесут мощный удар. Что станет с этой красивой, большой станицей?

Мы летим, и скоро я снова увижу Крымскую и буду за нее драться. Правее нас быстротечная река Кубань. Становясь все шире и спокойнее, она вдали разлилась по своим плавням и протокам. Сплошное море воды поблескивает под лучами утреннего солнца. Слева от нашего маршрута виднелись предгорья Кавказских гор. Станицы в белых и розовых красках от цветущих яблонь, миндаля и вишен. Природа звала к радости. А мы летели, чтобы вступить в смертельную схватку с врагом. Может быть, кто-то из нас в последний раз видит эту красоту весны.

При подходе к линии фронта связался по радио с командным пунктом.

— «Тигр», я — Покрышкин. Иду на работу. Сообщите воздушную обстановку.

— В воздухе пока спокойно. Находитесь над Крымской и ждите указаний, — последовала команда.

Устаревший метод патрулирования, по большому кругу над объектом прикрытия, меня не устраивал. Взял направление на юг, к Черному морю, продолжая набирать высоту. Она нам очень нужна для выполнения нашего замысла

— патрулирования новым методом: высота — скорость, скорость — высота.

Над Новороссийском по моей команде группа развернулась вправо и взяла направление на станицу Крымскую. Пары на развороте быстро перестроились и заняли свои места в боевом порядке. Теперь они правее меня, со стороны солнца. Я перевел группу в пологое снижение. Набранная высота позволяла разогнать машины, достичь высокой скорости. В этом смысл маневра. Мы обеспечивали внезапность появления над районом прикрытия, стремительность удара по воздушному противнику, если он появится. При необходимости, за счет разогнанной на снижении скорости, мы могли быстро захватить превосходство и в высоте. А кто выше — тот и хозяин в воздухе.

Это был наш новый метод патрулирования по принципу движения маятника часов. Он был и тактически выгодным и обеспечивал экономный расход горючего в полете.

На большой скорости группа в пологом снижении шла на станицу. У меня, ведущего группы, мотор работал в режиме ниже максимального. Ведомые, имея запас мощности моторов, легко держались в боевом порядке «этажерки».

Под нами Крымская. В воздухе самолетов противника нет. Ниже нас патрулировало звено «лаггов». Они ходили над районом по большому кругу, на малой скорости, периодически подставляя хвосты своих самолетов под солнце. А ведь это наиболее опасное положение при внезапных атаках вражеских истребителей.

Наблюдая за ними сверху, невольно подумал, что до этого и в нашем полку так патрулировали. Крутили «карусель» над объектом. При встрече с истребителями противника она ставила нас в невыгодное, оборонительное положение. А ведь кто-то придумал, кто-то утвердил такую форму маневра, написал инструкцию. С целью экономии расхода горючего, для достижения продолжительности патрулирования были установлены скорости, соответствующие экономическому режиму работы мотора. Предписывалось патрулирование вести точно над объектом прикрытия. Вот мы и летали на малой скорости, жужжали, как комары. Снизу, с земли, конечно, создавалась видимость прикрытия, а на самом деле истребители были в самом невыгодном положении.

С этим должно быть покончено! Мы расходуем сейчас столько же горючего, как и прежде. Но проносимся метеорами над охраняемым объектом. Мы готовы нападать, а не обороняться. Да! Не позавидуешь группе «лаггов», если на них навалятся «мессершмитты». К сожалению, не во всех полках еще на вооружении новые приемы. Даже в нашей части только-только осваиваем.

Не долетая до реки Кубань, набрали за счет предыдущего разгона скорость и пошли на высоту. Развернулись уже влево, в сторону запада. Группа снова со снижением, наращивая скорость, пошла на Крымскую, как бы прочесывая воздух над линией фронта.

Наш метод маятникового полета при патрулировании и боевой порядок «этажерка» держали в этом полете первый экзамен. Боевой порядок группы, с рассредоточением пар по фронту и высоте, был схож со ступеньками крыльца, уходящего от ведущей пары в сторону и вверх. Такое построение группы обеспечивало большое пространство для поиска цели. В то же время затрудняло обнаружение противником группы. Размыкание пар по фронту и высоте не сковывало летчиков, предотвращало от столкновения в воздухе самолетов, в то же время позволяло уделять больше внимания круговому поиску.

Теперь не надо было каждому летчику постоянно следить за задней полусферой. Взаимный поиск пар позволял на большом удалении обнаруживать противника и предотвращать атаки с задней полусферы.

Маневренность пар и всей группы была так же высока, как и одиночного самолета. А это очень важно для стремительности выполнения атак нашими истребителями и срыва вражеских. В общем, и я, и мои боевые друзья жаждали встречи с противником. Нужна была проверка боем наших тактических задумок.

Вот мы снова над Крымской. Но обстановка там уже другая. Большая группа Ме-109Г клевала четверку ЛаГГ-3, вставших в оборонительный круг. Эта десятка «мессеров» наверняка послана для «очистки». Ее задача отогнать наших истребителей, освободить небо для бомбардировщиков.

— Я — Покрышкин! Одиннадцать часов, ниже тридцать градусов — «мессеры». Атакую! Прикройте!

Ввожу самолет в пикирование и наношу «соколиный удар» по ведущему. На большой скорости стреляю в упор. Из «мессера» вывалился сперва дым, потом огонь. Чуть не врезался в этот горящий факел. Рывок ручки управления на себя

— и резко ухожу вверх. От большой перегрузки потемнело в глазах. Скоро пришел в себя. Огляделся. Верхняя пара зажгла второго Ме-109Г при попытке вражеской группы уйти вверх. Сбитый Речкаловым самолет совсем деморализовал оставшуюся восьмерку. Круто пикируя к земле, они с дымом от форсажа моторов мчались в западном направлении. Преследовать не стали — наша задача перехватить бомбардировщиков.

Мы жаждали появления «юнкерсов», чтобы на них проверить новые тактические приемы и мощное вооружение самолетов. Около часа «прочесывали» передний край обороны, патрулируя маятниковым методом. Бомбардировщики и истребители в воздухе не появлялись. Видимо, наш внезапный удар по группе «очистки» спутал карты фашистов. Они отказались от нанесения бомбового удара. Горючее подходило к концу и мы взяли курс на Краснодар.

При возвращении, не отвлекаясь от наблюдения за воздушным пространством, еще раз мысленно проиграл динамику нашего боевого вылета, продумал, соответствовала ли она нашим разработкам. Сейчас на практике, в боевых условиях проверялось все, над чем мы думали и работали во время нашего переучивания на новую материальную часть. Родились эти формы не случайно. Мы понимали, что воевать так, как сражались в небе в прошлом, нельзя. Анализируя свой боевой опыт и опыт других летчиков за два годы войны, пришел к выводам, что мы зачастую действовали тактически неграмотно. А это приводило к неоправданным потерям. Подвиг требовал сочетания отваги и мысли, мастерства и поиска.

Раздумья, советы летчиков, имеющих большой боевой опыт, глубокое изучение боевых возможностей самолетов позволили разработать эти новые тактические приемы ведения боевых действий, отбросить в тактике все то, что мешало уверенно побеждать врага.

Альбом со схемами и расчетами, модели самолетов стали учебными пособиями по тактической подготовке летчиков сначала эскадрильи, а потом и полка. В работе по совершенствованию тактики истребителей и ее внедрению в обучение очень большой вклад внес Вадим Фадеев. Этот безгранично храбрый человек, большого роста и атлетического сложения, с характером волжского бунтаря, с восторгом воспринимал все новое в тактических приемах, активно внедрял их в обучение.

Сегодня наши поиски выдержали первый экзамен. Верно, в этом боевом вылете не все удалось проверить практически, что было задумано, начерчено в схемах альбома. Некоторые разработанные положения скоростного патрулирования, построения «этажерки» и поиска противника еще не в полной мере удовлетворяли меня. Необходимо было доработать приемы патрулирования и поиска противника при разных положениях солнца относительно линии фронта, на вероятных маршрутах подлета авиации противника. Понимал, что все это еще придется обдумать, отработать на земле.

Группа подошла к аэродрому. Как было установлено, верхняя пара прикрывала посадку моего звена от возможных атак вражеских истребителей. Приземлились благополучно. Сразу же направился на командный пункт для доклада о выполнении боевой задачи. Вдруг слышу за спиной голос Фадеева:

— Саша! Ты что же, отличился и перестал замечать своих друзей? Поздравляю тебя с первой победой на Кубани. Борман с КП передал о бое и подтвердил, что сбито два «мессера».

— Вадим! Ты за кого меня принимаешь? Зазнайство не в моем характере. Я рад, что у вас все обошлось благополучно. Вчера все переволновались. Особенно я за тебя.

— Я знаю, что ты рад. А вот Крюкову и мне досталось от командира.

Мы с Вадимом разговорились. Я и не заметил, как подошли летчики с «лаггов», которые мы встретили над Крымской.

— Спасибо вам, капитан, за помощь. Если бы не ваша группа, то посбивали бы нас гады.

— Могли бы. Вы патрулируете по старинке. Крутитесь на малой скорости, подставляете себя под трассы «мессеров». Если и дальше будете так летать, то посбивают вас, как куропаток. Надо патрулировать на скорости и не болтаться в одном районе. Вадим, расскажи им о нашем маятниковом методе и «этажерке». Я пойду доложу о вылете.

Я хотел было идти, да тут к нашей группе присоединился Крюков. Он тепло пожал мне руку.

— Комдив передал, что доволен вашей работой. Хорошо начали. Ну а мы дали маху, — с сожалением отметил он.

Через час подвели итоги вылета в группе. Все были довольны результатами боя. Правда, летчики средней пары немного замешкались еще до бегства «мессершмиттов» с поля боя. Можно было бы сбить больше. Но, как говорят в народе, — «первый блин». Ничего, в первом бою бывают ошибки и хуже. В остальном все действовали правильно.

После доклада, собрав летчиков полка, кроме второй эскадрильи, которая готовилась к облету линии фронта, я сделал обстоятельный разбор боевого вылета нашей шестерки, поделился своими мыслями о патрулировании и построении боевого порядка. Рекомендовал летному составу менять курсы маятникового патрулирования от параллельного линии фронта до перпендикулярного, в зависимости от положения солнца. Солнце должно быть всегда сбоку группы. Боевой порядок «этажерки» посоветовал строить уступом от ведущей пары в противоположную от солнца сторону, чтобы оно не мешало нижним парам вести наблюдение. Угол визирования между парами должен быть от тридцати до сорока пяти градусов. Летчикам так удобнее наблюдать друг за другом, не надо «перекручивать» шею. Все сводилось к тому, чтобы летчики излишне не утомлялись во время поиска противника, были, как говорят спортсмены, всегда в форме. При таком построении боевого порядка интервалы между парами должны быть больше превышения. Сегодня в бою средняя пара нашей группы при поиске противника держала большой угол визирования. Это ошибка. Она привела к тому, что летчики перенапрягались еще до боя, в последующем нерасторопно действовали при атаке «мессершмиттов».

После разбора летчики подразделения готовились к следующему боевому вылету. Вторая эскадрилья уходила на облет линии фронта. С трудом построились в плотный боевой порядок в составе четырнадцати самолетов. Фадеев стоял рядом со мной, наблюдая сбор в группу. Он не удержался от возгласа:

— Саша, ты посмотри, что они делают! Сколько самолетов в одну группу собрали! Они же столкнутся между собой в таком плотном строю!

— Это еще не так страшно, Вадим! Вот если встретятся с «мессерами», то кого-то мы сегодня недосчитаемся. Я был против этих облетов, но командира не смог убедить.

Эскадрилья вернулась без одного самолета. Над линией фронта строй атаковала всего одна пара Ме-109Г. Выскочив из облаков, «мессеры» дали очередь и сбили один самолет. Сделав свое дело, они нырнули в облака и скрылись. К счастью, летчик сумел опуститься на парашюте. Но полк потерял боевую машину. Летчики эскадрильи были обескуражены этим случаем. Их можно было понять: четырнадцать против двух — и потерять самолет!

После этой неудачи Заев отменил облет линии фронта эскадрильей Фадеева. Сказался, по-видимому, разговор Вадима с ним. Этим решением были довольны летчики.

Вылетали шестерками и четверками на прикрытие наших войск, готовящихся к наступлению. Авиация противника не проявляла активности. В воздухе встречались лишь пары и четверки истребителей-охотников. Они высматривали с большой высоты одиночек. Наши группы пытались атаковать их, но противник избегал открытого боя. Особенно после того, как из одной пары «мессершмиттов», решивших атаковать нашу четверку, летчиком Сутыриным был сбит Ме-109Г.

На другой день пребывания на Кубани первой начала боевую работу наша эскадрилья. Рано утром мы шестеркой вылетели в район патрулирования. Боевой порядок состоял из звена во главе с заместителем командира эскадрильи Паскеевым. В этом вылете он был назначен Заевым командиром всей группы. Моя пара обеспечивала действия звена Паскеева в бою с бомбардировщиками.

При подходе к Абинской Паскеев установил связь с «Тигром». Нам сообщили, что в воздухе противника нет. Группа начала патрулирование, применяя маятниковой прочесывание линии фронта от Новороссийска до станицы Киевской и обратно. Видимость отличная. Далеко на западе минут через тридцать показалась группа вражеских истребителей. Было ясно, что она шла, чтобы очистить поле боя или сковать нас и обеспечить свободу действий бомбардировщикам для нанесения удара. Значит, скоро должны появиться «юнкерсы». Решил предупредить «Тигра» и Паскеева об этом.

— С запада подходит группа истребителей. Скоро будут бомберы. Паскеев, я атакую истребителей.

С ведомым Сашей Голубевым пошли навстречу шестерке «мессершмиттов». Через несколько секунд завяжется бой. Но, не приняв нашей лобовой атаки, Ме-109 отвернули в сторону и, вытягиваясь в колонну пар, стали обходить нас. Мы левым разворотом со снижением устремились на последнюю пару. Да, видно, противник был опытен — резко вниз «мессеры» вышли из-под нашего удара. Превышение над ними было небольшое, и бой получился на косых переворотах и боевых разворотах. В один из моментов этой воздушной карусели я дал очередь из пулеметов по Ме-109. Он как раз с боевого разворота пытался зайти в хвост самолету Голубева. Трасса светящихся пуль ударила по спине вражеского истребителя. Он перевернулся и круто пошел к земле. Остальные «мессершмитты» сразу ушли в сторону. Через мгновение осознал, что стрелял с большой перегрузкой и не успел нажать кнопку пушки. Жаль. Снаряды разнесли бы вражеский самолет на куски. Осматриваюсь в воздухе. Вижу под нами две девятки Ю-88. Успели подойти, пока мы дрались с истребителями.

— Паскеев, атакуй бомберов! Паскеев, где ты? Бомберы на подходе к Крымской! — кричу по радио.

В ответ тишина. Тогда решаю атаковать бомбардировщиков своей парой, сделать все, чтобы заставить их сбросить бомбы на свои войска. Свалил самолет в крутое пикирование и нацелился на ведущего задней группы. Вот он в прицеле. Очередь прошивает его. Сразу же ухожу вверх, горкой. Снова пикирую, теперь на ведущего первой девятки. Голубев держится за мной. На выходе из атаки увидел в стороне четверку «мессеров». Они атаковали пару наших «кобр». Те стали в оборонительный круг, трудно, видать, им. Мельком глянул на бомбардировщиков, те разворачиваются на запад. Значит, основную задачу мы выполнили. Теперь — на помощь нашим истребителям. Делаю резкий маневр, сближаюсь с группой. С ходу обстрелял Ме-109 и вышел вперед нашей пары.

— Пристраивайтесь ко мне в правый пеленг и набираем высоту! — дал команду.

Прекратив преследование, «мессершмитты» отвалили в сторону. На развороте осмотрел заднюю полусферу. Вижу только двоих. Где же остальные наши самолеты? Где Голубев? Сколько ни крутил головой, никого не увидел. Не хватало трех самолетов. Противника в воздухе тоже не было. Горючее у нас уже на пределе, необходимо идти домой.

Возвращаемся на аэродром, а беспокойство за судьбу трех летчиков возрастает. Из звена Паскеева нет двух. Придется разбираться после посадки. А вот что случилось с Голубевым? Можно было только догадываться. Вероятнее всего, ведомый, увлеченный атакой по бомбардировщикам, не заметил моего энергичного разворота на выручку пары из звена Паскеева, оторвался от меня или продолжал атаки по Ю-88. В этом случае его могли прихватить «мессершмитты».

После посадки сразу же спросил у Вахненко, сел ли Голубев.

— Он и Козлов не садились, — развел руками техник. — По времени у них уже кончилось горючее.

На душе тяжело. Молодых летчиков могли сбить. Поэтому они и не отвечали на запросы по радио.

— А где Паскеев?

— Вон у своего самолета. Садился без круга, с прямой. Из самолета, как из паровозной трубы, валил дым.

Подошел к самолету Паскеева. Около него уже собралась группа техников.

— Что случилось? О чем споры?

— Вот, разбираемся с самолетом Паскеева. Видимо, гнал на форсаже и спалил мотор, — пояснил инженер эскадрильи Копылов.

— Неправда! Мотор начал барахлить еще над Крымской. Поэтому я и ушел на Краснодар, — оправдывался Паскеев.

Я внимательно смотрю на Паскеева. Почему же он бросил свое звено?

Паскеев стоял растерянный, глаза отводил. Я отозвал его в сторону.

— Товарищ капитан, почему вы ушли из боя и бросили звено? Где Козлов?

— Я уже говорил, что начала быстро расти температура воды и масла. Не мог же вести бой на неисправном самолете! Пришлось уйти на аэродром.

— А где Козлов?

— Не знаю! Когда я уходил, он оставался с ведомым.

Вижу, недалеко стоит ведомый Паскеева, Савин. Подозвал его.

— Расскажите подробно, как проходил бой.

Летчик отвечал обстоятельно. И все стало ясным. Когда две девятки Ю-88, прикрытые четверкой Ме-109, подходили к Крымской, Паскеев неожиданно сделал переворот и со снижением, с дымом от форсирования мотора, пошел на восток. Ведомые растерялись и неорганизованно начали атаку бомбардировщиков. Козлов, молодой ведущий пары, ринулся на заднюю девятку, ведомые отстали и не смогли его защитить. Пара «мессершмиттов», прикрывающая бомбардировщиков, атаковала Козлова и сбила. Он выбросился из самолета с парашютом.

После боя четверка «мессершмиттов», оставив без прикрытия бомбардировщиков, навалилась на молодых, еще необстрелянных летчиков, стремясь поживиться легкой добычей. Мое появление, удар по ведущему четверки спасли наших пилотов. А вот как погиб Саша Голубев, опытный летчик, осталось неизвестным. Хороший, ясной души был боец. Я чувствовал себя за ним, как за щитом. Знал, что он прикроет, не даст противнику ударить сзади, исподтишка. Глубокая боль в душе за боевого товарища отложилась навсегда.

Докладываю Заеву о нашем боевом вылете. Откровенно сказал, что Паскеев не оправдал себя в должности заместителя. Группой в бою руководить не может. Он психологически надломлен, загубит и себя, и других летчиков. Но командир полка не согласился с моими выводами. Мотивировал это тем, что известен пока единственный случай неудовлетворительной его работы и, возможно, мотор на самолете был действительно неисправен.

В общем, все осталось по-старому. Однако я решил не пускать Паскеева на боевые задания в ближайшие дни. Надо было дать возможность летчику отойти от полученной травмы, Горечь о погибших летчиках лежала на сердце. Она звала в бой, вызывала ярость, А боевая обстановка становилась все напряженнее. Вскоре полк потерял еще одного молодого летчика. В тяжелом бою с большой группой Ю-87, прикрытых истребителями Ме-109, шестерка под командованием Вадима Фадеева сбила три бомбардировщика и два истребителя. В схватке погиб младший лейтенант Маметов.

Победа над опытным врагом доставалась кровью. Однако с каждым вылетом и с каждым боем молодые летчики становились все опытнее, меньше делали ошибок, чаще одерживали победы.

В тот день на боевые задания четверка Фадеева вылетела ранним утром. В группе было двое молодых летчиков. При подлете к линии фронта Фадеев связался по радио с командным пунктом.

— «Тигр», я — «Борода»! Иду на работу! Сообщите воздушную обстановку.

— На подходе группа противника. Будьте внимательны!

Вадим Фадеев взял себе позывной «Борода». Этот позывной соответствовал и его внешнему виду. Услышав его, сразу же представляешь улыбающееся лицо Вадима с внушительной бородой-лопатой.

— «Тигр», я — «Борода», противника вижу. Атакуем! Группа Ю-88, прикрытая «мессершмиттами», была атакована сверху. Удар был удачным: загорелись две вражеские машины. Потеряв ведущего Ме-109 и ведущего группы бомбардировщиков, самолеты противника со снижением развернулись на запад. Ю-88 сбил один из молодых летчиков. Это была его первая победа.

Чуть позже на боевое задание вылетела и моя восьмерка. Патрулировали на больших скоростях, маятниковым методом. Вскоре столкнулись с десяткой Ме-109. В сложном бою — а в группе было несколько молодых летчиков — мы сбили трех «мессеров». Этим же составом вечером мы провели бой с восьмеркой немецких истребителей. Сбили пять Ме-109. В этих двух боях я уничтожил три вражеских самолета. Молодые летчики дрались смело, напористо. Так в боях рождались будущие асы.

Анализируя действия вражеских истребителей, пришел к выводу: они стали приходить к линии фронта на большей высоте, чем раньше. Стало труднее вести бой. Сказывалось и то, что мы летали без кислорода. Уже при небольшой перегрузке на маневре темнело в глазах. Это ставило нас в неравное положение относительно противника. И не только в бою, но и при поиске. На большой высоте, испытывая кислородное голодание, наши пилоты вступали в бой уже утомленными. Этого допускать в дальнейшем было нельзя. Ведь было все для обеспечения полетов на больших высотах. Сказывалась беспечность со стороны инженерного состава полка и командования батальона аэродромного обслуживания. Наши самолеты попросту не заряжали кислородом.

Продумав все это, я решил принять меры. Под вечер встретился с инженером полка по вооружению Жмудем. Разговор начал, как говорят, без дипломатии.

— Почему наши самолеты не заряжают кислородом? Противник стал летать выше, и вести с ними бои без кислорода мы уже не можем.

— Указаний о зарядке самолетов кислородом не было. Если это требуется, то примем меры.

— Если завтра в самолетах не будет кислорода, то летчики устроят вам лично… сабантуй.

— Договорились, Александр Иванович! Кислород будет.

Конечно, все было не так просто. Нужно было организовать доставку на аэродром баллонов с кислородом, тщательно выверить все этапы заправки, проверить и постоянно поддерживать в исправном состоянии систему в самолетах. Но к чести технического состава следует сказать, что и эту задачу решили успешно. На следующий день мы летали с кислородными масками. Самочувствие летчиков на больших высотах стало нормальным, а значит, и вести бой они способны более решительно.

Боевая жизнь ставила и другие проблемы. Боекомплект патронов и снарядов был рассчитан с учетом скорострельности каждого типа оружия на восемь секунд беспрерывной стрельбы. Опытный летчик, а это, как правило, хороший стрелок, воздушный снайпер, одновременно использовал все оружие — пулеметы и пушку. Он мог сбить до трех-четырех вражеских самолетов за один вылет.

Однако первые бои показали, что мощную пушку (калибра 37 мм) мы использовали плохо. Часто возвращались после продолжительного боя с неизрасходованным пушечным боекомплектом.

Главная причина — неудобное расположение кнопки спуска. Она была сверху ручки управления самолетом. Чтобы нажать ее, надо было несколько вывернуть ладонь руки. Это сбивало сам процесс прицеливания. Но особенно отрицательно сказывалось при стрельбе на пилотировании с перегрузками. Управление всем оружием необходимо было переделать, выводить спуск пушки на гашетку пулеметов. Разговор по этому вопросу у меня как-то состоялся с инженером Жмудем.

— Скоро вам придется складировать снаряды, — говорю ему.

— Как складировать? Я что-то вас не пойму.

— А вы поинтересуйтесь, почему летчики из боя привозят все или почти все снаряды, а пулеметные контейнеры пусты?

— Сам до сих пор понять не могу, почему летчики в бою слабо используют пушку? Да и оружейники докладывают об этом.

Я рассказал, что при стрельбе неудобно нажимать кнопку пушки. И посоветовал подумать, что можно сделать.

— В порядке эксперимента на моем самолете переделайте спуск всего оружия на пулеметную гашетку.

— Но по инструкции этого делать нельзя

— Мой дорогой инженер, летчики ведут бой, а не конструктор. Переделайте немедленно на моем самолете, а затем на истребителях нашей эскадрильи. За это вам спасибо скажем.

Видимо, я убедил инженера.

— Сейчас соберу технический состав, продумаем схему, определим объем работы. Полагаю, что сделать это можно. Но вы уж на себя возьмите разговор с начальством.

Вскоре я опробовал стрельбу с гашетки. Все действовало хорошо. В дальнейшем у нас не было забот с этим вопросом.

Через несколько дней, отработав задание по прикрытию войск на линии фронта, полк перебазировался на подсохший грунтовый аэродром у станицы Поповическая. Здесь уже стоял 45-й авиаполк нашей дивизии. А в станице обосновался штаб соединения. Тихая станица заполнилась военными с авиационными знаками различия.

Летчики разместились по хатам, утопающим в цветущих фруктовых деревьях. После Краснодара условия здесь были, как говорится, царские. Мы скоро забыли наше размещение в полуразрушенном складе. Там мерзли по ночам. Отдых утомленных в боях бойцов нарушался взрывами бомб. Их часто сбрасывали одиночные ночные бомбардировщики. Да и стрельба зенитчиков по ночам мешала. А здесь другое дело.

Вскоре после перебазирования я зашел в штаб батальона. На этот раз по сугубо личным делам: пытался выяснить, нет ли данных, где находится воинская часть, в которой должна служить Мария. Меня не покидала надежда, что она, как и я, тоже где-нибудь на Кубани. Но сообщения не обрадовали. Вблизи такой воинской части не было.

В свободное время между вылетами и по вечерам меня не покидали мысли о ее судьбе. Казался очень далеким тот день, когда, расставаясь, мы обещали оставаться верными нашим чувствам. И почему-то она не пишет, как мы условились? Сомнений во взаимной верности у меня не было. Я твердо знал, что Маша ждет нашей встречи. У нас возникло настоящее и серьезное чувство, и оно не боится разлук. Оставалось только верить и ждать.

Я был убежден и в том, что боевая обстановка с ее страданиями и кровью обостряла у воинов такие качества, как порядочность, чувство дружбы и верности. У меня всегда глубокую неприязнь вызывали те, кто наносил обиду, унижал достоинство и порядочность женщин-воинов. Надо верить в лучшие чувства.

На второй день после перелета в Поповическую погода не позволила утром вылетать на боевое задание, Многослойная низкая облачность и мелкий дождь прижали нас к аэродрому. К середине дня облака приподнялись и я получил задание на патрулирование в районе Крымской.

На этом направлении, как нас информировали, наземные части противника с раннего утра нанесли контрудар по нашей 56-й армии, изготовившейся к наступлению. С улучшением погоды ожидалось массированное применение воздушных сил противника. Нам было приказано сорвать удары авиации врага, помочь нашим наземным войскам.

Первой вылетела на истребителях «киттихаук» восьмерка 45-го авиаполка. Позже ушли в небо и мы шестеркой. Ведомым в свою пару взял молодого летчика Ивана Савина.

На маршруте полета связался с командным пунктом. «Тигр» среагировал тут же.

— На Краснодар идут три девятки Ю-87. Прикройте город!

Приказ принят, и мы взяли новый курс. На полпути обнаружили ниже нас восьмерку «мессершмиттов». Понял, что без боя они нас не пропустят дальше. Решение созрело мгновенно.

— Я — Покрышкин, десять часов, тридцать градусов ниже — «мессеры». Атакуем! Речкалов, прикрой!

Пройдя над группой «мессершмиттов», энергичным вводом в пикирование, методом «соколиного удара», атаковал. С близкой дистанции ударил по Ме-109 из всего оружия. Он сразу же вспыхнул. «Мессершмитты» заметались. Некоторые полезли вверх, но там по ним нанесла удар пара Речкалова и сбила вторую машину. Остальные, прижавшись к земле, в беспорядке рванули на запад.

При втором заходе я вдруг услышал голос моего ведомого:

— Я — Савин, атакую! Прикройте, прикройте!

Мне был понятен азарт молодого бойца, его стремление отличиться в бою, доказать, что он достоин быть истребителем. Прекратив свой маневр, я решил помочь Савину, сообщил, что прикрываю его. Первую очередь по Ме-109 он произвел с большой дистанции. Она прошла мимо цели — сказалась торопливость.

— Савин, спокойнее. Подойди ближе и стреляй!

Команда отрезвляюще подействовала на молодого бойца. Сблизившись на сто метров, он короткой очередью поджег Ме-109.

— Молодец, Савин! Пристраивайся ко мне.

Он действовал, как свойственно всем молодым истребителям. Даже опытные летчики допускают порой ошибки в определении дальности до вражеского самолета. В эти небольшие секунды атаки кажется, что цель совсем рядом. Вот когда крылья вражеского самолета впишутся в кольцо прицела, тогда можно открывать огонь. Противник на убойной дальности. Но все это приходит с опытом.

Готовясь к повторной атаке, услышал команду:

— Я — «Тигр», всем немедленно идти на Краснодар.

Удирающие «мессеры» — хорошая мишень, но приказ надо строго выполнять. Прекратив преследование, взяли направление на город. При подходе к Краснодару увидели в разрывах облаков группы бомбардировщиков. Они уходили на запад между ярусами облачности. Их преследовала группа соседнего полка, вылетевшая раньше нас. Мы были значительно ниже, еще не набрали высоту после схватки с «мессершмиттами». Гнаться за бомбардировщиками было нецелесообразно — все равно уйдут. Кроме того, мы были связаны распоряжением «Тигра».

Сделали несколько кругов. Противника в воздухе нет. Принимаю решение идти на Крымскую.