– Мне хотелось бы посмотреть, как вы творите ваши чары. – Граф сказал это так, будто речь шла о простеньком карточном фокусе. Он подался вперед, опираясь на подлокотники:
– Сделайте это снова. Я позову одного из кадавров. Каким из них мы можем пожертвовать, дочь моя…
– Я… я не смогу! – Альфред запнулся, не зная, как объяснить, с трудом подбирая слова. – Это было… какое-то мгновение. Я… понимаете, я действовал по обстоятельствам. Я посмотрел вверх, и… этот меч падал на меня. Руны… просто пришли мне в голову… если можно так сказать.
– И как пришли, так и ушли, а? – Граф ткнул острым пальцем под ребра Альфреду. Чувство было такое, словно весь он высечен из кости.
– Если так можно сказать, – слабо откликнулся Альфред.
Граф хихикнул и снова ткнул его пальцем. Альфред почти физически ощущал, как правда вытекает из него, словно кровь – там, где впивался в его тело старческий сухой палец. Но что было правдой? Действительно ли он не знал, что сделал? Или какая-то часть его сознания скрывала это – как он привык за все эти годы скрывать свою истинную суть?
Альфред провел дрожащей рукой по редким волосам.
– Отец, оставьте его. – Джера подошла к Альфреду и положила руки ему на плечи:
– Еще вина, сэр?
– Нет, благодарю вас, Ваша Милость. – Альфред так и не прикоснулся к своему вину. – Если вы простите меня, я очень устал и хотел бы лечь…
– Разумеется, сэр, – немедленно откликнулся Джонатан. – Мы вели себя совершенно бездумно – давно уже наступил час королевского сна, а этот цикл был для вас действительно ужасным…
Больше, чем вы думаете, печально сказал себе Альфред с невольной дрожью. Гораздо более страшным!
Он поднялся на ноги.
– Я провожу вас в вашу комнату, – сказала Джера.
Отдаленный звук колокольчика нарушил тишину комнаты. В комнате воцарилось молчание; трое из четверых обменялись понимающими взглядами.
– Я пойду, – проговорила Джера, – мы не можем полагаться на мертвых.
Мгновение – и она растворилась во мраке.
– Я уверен, сэр, вы захотите услышать это, – сказал граф; его черные глаза сверкнули. Он жестом предложил – или приказал – Альфреду сесть.
Выбора у Альфреда не было, а потому он снова опустился в кресло, прекрасно сознавая, что не хочет больше слышать никаких новостей, даже самых спешных и секретных.
Все трое ждали в молчании – Джонатан был бледен и озабочен, старый граф смотрел оживленно, глаза его горели, Альфред уныло и безнадежно разглядывал стену.
Граф жил в Старых Провинциях, в землях, бывших когда-то населенными и плодородными. Века назад земля эта была живой, ее обрабатывало бессчетное множество кадавров. Из окон дома видны были огромные поля травы-кэйрн и высокие деревья ланти, усыпанные голубыми цветами. Теперь и сам дом, казалось, стал трупом. Земли же, окружавшие его, были пустынны и безжизненны – моря грязи и пепла, сотворенные вечным дождем.
Обиталище графа было не пещерной структурой, как Некрополис: замок был построен из каменных блоков и напоминал Альфреду замки, построенные сартанами в пору расцвета их власти на Арианусе.
Замок был достаточно большим, но большинство комнат в нем было заперто или просто заброшено – некому было поддерживать здесь порядок. Все население замка состояло из старика графа и кадавров старых слуг. Но комнаты фасадной части замка содержались в необыкновенном порядке – сравнительно, конечно, с теми печальными и убогими жилищами, на которые Альфред насмотрелся вдосталь во время их поездки по Старым Провинциям.
– Древние руны, понимаете ли, – сообщил старый граф Альфреду, сопроводив свои слова проницательным коротким взглядом. – Люди в большинстве своем стирают их. Не могут их прочитать и полагают, что рунные надписи делают жилище старомодным. Но я оставил их и заботился о них. А они заботятся обо мне. И вот мой дом стоит, в то время как множество других рассыпались в прах.
Альфред мог прочесть руны, он ощущал магическую силу, века поддерживавшую эти стены, но не сказал ничего, страшась, что скажет слишком много.
Жилая часть замка состояла из комнат прислуги, располагавшихся в нижнем этаже кухни, жилых комнат, кладовой; к тому же там находились парадный и черный входы в замок и лаборатория графа, где он все еще продолжал эксперименты, надеясь вернуть жизненную силу земле Старых Провинций. Два верхних этажа предназначались для хозяев замка и их гостей.
Часы-король направились в свою опочивальню. Альфред с тоской подумал о постели, о сне, о благословенном забвении – пусть и на несколько часов, об отдыхе от этого живого кошмара.
Должно быть, он и на самом деле задремал, поскольку когда дверь распахнулась, он испытал весьма неприятное ощущение, как это бывает со внезапно разбуженным человеком. Он заморгал и уставился на Джеру и человека в черном плаще, появившихся в дверях в дальнем конце комнаты.
– Я подумала, что вы должны услышать новости от самого Томаса – на тот случай, если у вас будут вопросы, – сказала Джера.
Альфред понял, что новости были скверными, и обреченно склонил голову. Сколько еще он сможет выдержать?..
– Принц и чужестранец, чья кожа покрыта рунами, мертвы, – тихо проговорил Томас. Он вышел на свет и откинул с головы капюшон – молодой человек, должно быть, ровесник Джонатана. Его одежды были заляпаны грязью, словно ему пришлось проделать в спешке долгий и трудный путь. – Король казнил их обоих сегодня в комнате для игр.
– Ты присутствовал при этом? Видел, как это случилось? – спросил граф, резко подаваясь вперед.
– Нет, но я говорил с мертвым стражником, чей долг – доставлять тела в катакомбы. Он сказал мне, что хранитель сейчас работает над их телами.
– Мертвый сказал! – Старик фыркнул. – Мертвым нельзя доверять.
– Я хорошо знаю это, милорд. Я сделал вид, что не знал о том, что король окончил игру в рунные кости, и вломился прямо в залу. Кадавры как раз оттирали кровь с пола – большую лужу свежей крови. Рядом лежало копье с окровавленным наконечником. Сомнений быть не может. Они мертвы.
Джера покачала головой и вздохнула:
– Бедный принц. Бедный юноша, такой красивый, такой достойный… Но, как говорят, несчастье одних может обернуться удачей для других.
– Да, – с какой-то яростной радостью проговорил старик. – Нашей удачей!
– Нам нужно только спасти кадавров, добыть тела принца и вашего друга. – Джера стремительно обернулась к Альфреду:
– Это, конечно, будет опасно, но… дорогой сэр, с вами все в порядке? Джонатан, принеси ему сталагмы.
Альфред сидел, уставившись на герцогиню, не в силах сдвинуться с места, не в силах рассуждать хоть сколько-нибудь разумно. Он неловко поднялся, и слова полились потоком:
– Эпло, принц… мертвы. Убиты. Мой народ – убивает. А вы – вы так черствы и бессердечны… Вы смотрите на смерть как на недоразумение, как на мелкое неудобство вроде простуды!
– Вот, выпейте. – Джонатан подал ему кубок с отвратительно пахнущим пойлом. – Вам нужно было больше есть за обедом…
– Обед! – хрипло выкрикнул Альфред. Он оттолкнул кубок, отступая все назад и назад, пока не уперся спиной в стену. – Двое людей лишились жизни, а вы можете говорить об обеде! О том, чтобы… чтобы… добыть их тела!
– Сэр, я уверяю вас, о телах хорошо позаботятся, они будут в великолепной сохранности, – заговорил Томас. – Я знаю хранителя, работающего несколько последних циклов, знаю его лично. Он весьма искушен в этом мастерстве. Вы почти не заметите изменений в своем друге…
– Не замечу изменений! – Альфред провел дрожащей рукой по волосам. – Смерть дает смысл жизни. Смерть, уравнивающая всех. Мужчин, женщин, крестьян и королей, богатых и бедных: все мы идем по одной дороге, в конце которой – смерть. Жизнь священна, драгоценна, ее нужно ценить и оберегать, это не та вещь, с которой можно обращаться легко – прожил, и ладно! Вы утратили все уважение к смерти, а с ним и уважение к жизни. Похитить у человека жизнь для вас преступление не большее, чем… чем стащить у него кошелек!
– Преступление? – вмешалась Джера. – И вы говорите о преступлении? Это вы совершили преступление! Вы уничтожили тело, вы отправили призрака в небытие, в забвение, где он будет пребывать вечно, лишенный образа, лишенный облика…
– У него были и образ, и облик! – воскликнул Альфред. – И вы видели это! Он наконец стал свободен! Он умолк, озадаченный и изумленный тем, что сказал.
– Свободен? – ошеломленно проговорила Джера. – Свободен – для чего? Что он может сделать? Куда пойти?
Лицо Альфреда залила жаркая краска, но его тело била ледяная дрожь. «Сартаны, полубоги, сумевшие создать новые миры из мира обреченного. Способные творить. Но творение это было вызвано к жизни разрушением. Путь нашей магии вел к некромантии. Этот шаг был неизбежен. От власти над жизнью – к власти над смертью.
Но почему же тогда это столь ужасно? Почему от самой мысли об этом меня бросает в холодный пот?»
И снова он увидел мавзолей на Арианусе, где в саркофагах покоились тела его друзей. Когда он последний раз приходил туда – прежде, чем покинуть Арианус, – он ощущал печаль, но печаль эта была скорее не по ним, а по нему самому. Он остался один.
И еще он вспомнил смерть своих родителей в Лабиринте…
Нет, это просто воспоминания смешались. То были родители Эпло. Но он чувствовал невыносимую боль, ярость, страх… И снова – за себя. Вернее сказать, за Эпло. Он остался один. Те же, что сражались, были мертвы, их искалеченные тела обрели покой. Смерть научила Эпло ненавидеть, ненавидеть врага, который заточил его родителей в темницу, – врага, который убил их. Хотя Эпло мог и сам не подозревать об этом, смерть дала ему и другие уроки.
«Теперь Эпло мертв. А я уже начал было думать, что, быть может, он…»
Тут размышления Альфреда прервало жалобное поскуливание. Холодный мокрый нос ткнулся в его руку, по его пальцам проехался шершавый язык…
Альфред едва не подпрыгнул от неожиданности.
Черный неописуемый пес с тревогой смотрел на него, склонив голову набок. Он поднял лапу и положил ее на колено Альфреду. В карих глазах читалось сочувствие, словно пес ощущал беду, пусть даже и не понимая, что произошло.
Альфред уставился на пса, потом, придя в себя от первого потрясения, обнял зверя за шею, зарылся руками в шерсть. Он чувствовал, что вот-вот заплачет.
Пес приготовился посочувствовать сартану, но подобной фамильярности он не ожидал и терпеть не был намерен, а потому он высвободился из рук Альфреда и озадаченно воззрился на него: мол, что это ты?.. Я только приказ выполняю.
«Следи за ним», – было последнее распоряжение Эпло.
– Х-хороший мальчик, – проговорил Альфред и, протянув руку, погладил лохматую голову пса.
Пес это стерпел, явно демонстрируя всем своим видом, что поглаживание по голове принимает, и их отношения вполне могут дойти до почесывания за ухом, но что где-то нужно провести черту, и он, пес, надеется, что Альфред это понимает.
Альфред это понял.
– Эпло не умер! Он жив! – воскликнул сартан. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что все взгляды прикованы к нему.
– Как вы это сделали? – У Джеры даже губы побелели. – Тело животного было уничтожено! Мы видели это!
– Объясни же мне, дочь моя, о чем ты говоришь, – раздраженно потребовал граф.
– Этот… этот пес, отец! Это тот пес, которого стражник швырнул в кипящую грязь!
– Ты уверена? Быть может, он просто напоминает…
– Конечно, я уверена, отец! Посмотрите на Альфреда. Он знает этого пса. А пес знает его!
– Еще один фокус? А этот как вам удался? – спросил граф. – Что это за дивная магия? Если вы можете возрождать уничтоженные тела…
– Я же говорила вам, отец! – Джера задыхалась от волнения. – Пророчество!
Воцарилось молчание. Джонатан смотрел на Альфреда, широко распахнув глаза, с детским искренним восторгом и изумлением. Граф, его дочь и вестник разглядывали сартана задумчиво, словно бы прикидывая, как лучше его использовать.
– Это не фокус! И я ни при чем! Я ничего не делал, – оправдывался Альфред. – Пса вернула вовсе не моя магия. Это Эпло…
– Ваш друг? Но, уверяю вас, сэр, он мертв, – проговорил Джонатан. В его взгляде, адресованном жене, ясно читалось: «Бедняга сошел с ума».
– Нет-нет, он не мертв. Ваш друг, стоящий здесь, ошибается. Ведь вы же не видели само тело? – спросил Альфред Томаса.
– Нет, не видел. Но копье, кровь…
– Говорю вам, – настаивал Альфред, – что, если бы Эпло был мертв, пса бы здесь не было. Я не могу объяснить, откуда знаю это, потому что я даже не уверен, что мои мысли касательно этого зверя верны. Но одно я знаю. Простым копьем моего… э-э… друга не убить. Его магия могущественна – весьма могущественна.
– Что ж, ни к чему спорить об этом. Либо он жив, либо нет. Тем больше у нас причин вырвать из королевских когтей его самого или то, что от него осталось, – сказал граф и обернулся к Томасу:
– А теперь, сэр, скажите, когда будет совершено воскрешение принца?
– Если верить моим источникам, три цикла спустя, милорд.
– Значит, у нас есть время, – проговорила Джера, задумчиво сплетая пальцы. – Время составить план. И время предупредить его народ. Когда принц Эдмунд не вернется, они догадаются, что произошло. Нужно предупредить их, чтобы они не делали ничего, пока мы еще не готовы.
– Готовы? К чему? – озадаченно спросил Альфред.
– К войне, – коротко ответила Джера.
«Война. Сартаны против сартанов. За все века истории сартанов не случалось подобной трагедии. Мы разделили мир, чтобы спасти его от нападения врага, – и нам это удалось. Наш мир не был захвачен. Мы одержали великую победу.
И – проиграли».
Глава 26. НЕКРОПОЛИС, АБАРРАХ
В следующий цикл после смерти принца король отменил час аудиенций – чего не делалось никогда прежде. Лорд Канцлер объявил, что Его Величество устал от государственных забот В более узком кругу немногих доверенных лиц Понс сообщил, что Его Величество получил тревожные известия касательно вражеской армии, вставшей лагерем на том берегу Огненного Моря.
Как и предвидел Клейтус, тревожные вести немедленно распространились по всему Некрополису, создав атмосферу напряжения и паники, как нельзя больше отвечавшую его планам. Весь цикл он провел в дворцовой библиотеке в полном одиночестве, не считая, конечно, мертвых, которые его охраняли.
«Элин, Бог Единый, взглянул на Хаос, и не был он доволен. И простер он руку, и этим движением сотворил Первичную Волну. И стал Порядок, и принял он форму мира, благословенного в том, что была там жизнь разумная. И был Элин доволен своим творением, и создал он все вещи добрые, дабы поддерживать жизнь в мире. И, приведя Волну в движение, покинул Элин мир, ибо ведомо было ему, что Волна будет поддерживать мир, и более не нужен ему Хранитель Оберегающий. И три расы, созданные Волной, эльфы, люди и гномы, жили в гармонии и единении…»
– Менши, – презрительно объявил Клейтус и бегло проглядел следующие несколько абзацев, повествовавших о создании первых рас, теперь известных как меньшие, низшие народы. То, что он искал, здесь не найти, хотя он и помнил, что эта информация находится где-то в начале. Много времени прошло с тех пор, как он читал этот манускрипт: тогда он не обратил на эти строки особого внимания. Он искал тогда путей из этого мира, а не рассказов об ином мире, давно погибшем и забытом.
Но в бессонные часы ночной части цикла на ум Его Величеству пришла одна фраза, которую он запомнил, читая страницы этого манускрипта. Эта фраза заставила его сесть в постели. И открытие это было столь важным, что он решил пройти в библиотеку и заново перечитать текст.
«В стремлении сохранить равновесие и предотвратить вырождение, Первичная Волна постоянно поправляет самое себя. Так Волна вздымается и опадает; так приходит свет и так наступает тьма; так вершится добро и так вершится зло; так наступает время войне и время миру.
В начале мира, в те времена, которые ошибочно называют Темными Веками, люди верили в законы магии и в законы духа, уравновешиваемые физическими законами. Но с течением времени в мир пришли новые верования и религия, получившая имя «науки». Превознося физические законы, наука преуменьшала роль законов магических и духовных, именуя их «иллюзиями».
Людская раса в силу недолгого срока жизни своей увлеклась этой новой религией, которая лживо обещала людям бессмертие. Этот период они называли Возрождением. Раса эльфов продолжала верить в магию, а потому в эти времена подвергалась преследованиям и была изгнана из мира. Раса гномов, искусная в создании механизмов, пожелала работать рука об руку с людьми. Однако же людям нужны были рабы, а не союзники, а потому гномы также покинули мир и укрылись под землей. Впоследствии люди забыли об этих расах и вовсе перестали верить в магию. Волна утратила свой облик: с одной стороны – сила и мощь, с другой же – бессильный покой.
Но Волна всегда поправляет самое себя, даже если цена этих исправлений чудовищна. В конце XX века люди развязали меж собой страшную войну. Их оружие было чудом науки и технологии; оно уничтожило миллионы и миллионы живых существ. В тот день наука уничтожила себя».
Король недовольно нахмурился. В некоторых моментах эта работа целиком состояла из безумных предположений и бесполезной болтовни. Он никогда не видел меншей – все те, что жили в Кэйрн Некрос, умерли до его рождения, – но полагал, что навряд ли какая-либо раса способна намеренно уничтожить себя.
– Я действительно нашел тексты, подтверждающие это. – Клейтус часто говорил сам с собой – хотя бы для того, чтобы нарушить вечную тишину, царившую в библиотеке. – Но авторы этих писаний жили в тот же ранний период нашей истории и, должно быть, пользовались той же ошибочной информацией. Возможно, рассказанное ими неверно. Я запомню это.
«Выжившие вступили в эпоху, именуемую Веком Праха, во время которой им приходилось бороться за то, чтобы выжить. Именно в этой борьбе и возникло племя людей, которое было способно слышать колебания Волны вне себя и в себе самих. Они распознали мощь Волны и использовали ее, чтобы обрести магическую силу. Они создали руны, чтобы направлять магию. Чародеи, мужчины и женщины, держались вместе, и целью их было нести свет надежды душам, погруженным во мрак. Они называли себя сартанами, что на языке рун означало – „Те, Что Возвращают Свет“.
– Да, да, – король вздохнул. Прежде ему не слишком нужна была история – она была для него давно погибшим прошлым, телом, распад которого зашел слишком далеко, чтобы его можно было поднять.
Но, быть может, это было не так?..
«Задача эта оказалась невероятно сложной. Нас, сартанов, было мало; и, дабы ускорить и облегчить возрождение мира, мы пошли к людям, и учили мы их азам магии, но истинные знания о сути и силе Волны хранили в тайне от них, дабы могли мы поддерживать равновесие в мире и предотвратить возможную катастрофу.
Мы радовались, ибо веровали, что мы и есть Волна. Слишком поздно осознали мы, что являемся лишь частью Волны, что мы – горб на теле Волны и что Волна неизбежно восстановит равновесие. Слишком поздно мы поняли, что некоторые из нас забыли цель трудов наших, забыли, что все, что творим мы, творим во имя людей. Но эти чародеи возжелали власти, которую дает магия, и возжаждали править миром. И называли они себя патринами, что значит – «Те, Что Возвращаются Во Мрак».
– Ага!
Клейтус удовлетворенно вздохнул и принялся с еще большим вниманием изучать манускрипт.
«Патрины называли себя так в насмешку над нами, братьями их; а еще потому, что вначале принуждены они были работать в местах темных и потаенных, дабы деяния их были сокрыты от нас. Они держатся друг друга и преданы друг другу и цели, объединяющей их; цель же эта суть абсолютная и полная власть над миром».
– Абсолютная и полная власть, – повторил вслух король, потирая лоб в раздумье.
«Проникнуть в их закрытое сообщество и вызнать их тайны оказалось невозможным. Мы, сартаны, пытались сделать это, однако же те из нас, что оказывались среди патринов, исчезали бесследно; мы полагаем, что они были обнаружены и уничтожены. А потому мы и знаем так мало о патринах и их магии».
Клейтус разочарованно поморщился, но продолжал читать дальше:
«Мы предполагаем, что рунная магия патринов основана на использовании физического аспекта Волны, в то время как наша магия имеет под собою основу духовную. Мы поем руны, танцуем их и чертим их в воздухе и лишь изредка придаем им физическую форму – когда того требуют обстоятельства.
Патрины же, напротив, полагаются в основном на зримые изображения рун и заходят в этом так далеко, что рисуют руны на коже, дабы усилить их магию. Я привожу здесь…»
Король остановился и снова перечитал предыдущую фразу.
– «Рисуют руны на коже, дабы усилить их магию, – продолжил он читать уже вслух. – Я привожу здесь в качестве курьеза некоторые рунные вязи, которыми, как мне известно, пользуются патрины. Они подобны нашим рунам, но варварские способы, которыми создаются рунные вязи, совершенно меняют магию рун, создавая абсолютно новый язык грубой, но могучей магии».
Клейтус взял несколько рунных костей и поместил их на странице рядом с рисунками древнего сартанского автора. Соответствие было почти абсолютным.
– Проклятие, это же так очевидно. Почему же я раньше никогда этого не замечал?
Он покачал головой в явном недовольстве и вновь вернулся к чтению:
«В данный момент Волна, по всей вероятности, обрела равновесие. Но есть среди нас те, кто полагает, что патрины обретают все большую силу и что вновь Волна образует горб. Есть те, кто говорит, что мы должны начать войну и остановить патринов сейчас, пока еще не поздно. Есть и те – и я в их числе, – кто считает, что мы не должны делать ничего, могущего нарушить равновесие, дабы не вызвать еще более радикальных изменений в Волне…»
Текст на этом не кончался, однако король закрыл книгу: о патринах в ней больше ничего не было, а рассуждения о Волне и об изменениях, происходящих в ней, Клейтуса совершенно не интересовали. Он уже знал, что произойдет, если равновесие будет нарушено – вернее сказать, что уже произошло и привело к Разделению, а затем к жизни в этом каменном мире-склепе. Клейтус достаточно знал историю сартанов.
Но, однако, он забыл о патринах, о древнем враге, несущем мрак и обладающем «грубой, но могучей» магией.
– Абсолютная и полная власть, – тихо повторил Клейтус. – Какими же глупцами мы были! Безнадежными, беспросветными глупцами. Но ведь еще не поздно. Они полагают, что они умны и могут застать нас врасплох. Но это у них не пройдет.
После недолгого размышления король обернулся к одному из кадавров:
– Пошли за Лордом Канцлером.
Мертвец ушел и почти тут же вернулся с Пенсом. Одним из самых ценных качеств канцлера было то, что его всегда легко было найти, если он был нужен, а когда он не был нужен, исчезал и никому не попадался на глаза.
– Ваше Величество, – с поклоном приветствовал короля Понс.
– Томас уже вернулся?
– Насколько мне известно, только что.
– Приведи его к нам.
– Сюда, Ваше Величество?
Клейтус подумал, оглядел залу и кивнул:
– Да, сюда.
Поскольку дело было весьма серьезным, Понс отправился самолично исполнять королевское приказание. Конечно, можно было послать за молодым человеком и кадавра, но с мертвыми слугами временами возникали проблемы, и посланный за Томасом кадавр мог вместо этого принести корзину цветов-рец, совершенно забыв данный ему приказ.
Понс возвратился в один из залов, где находилось множество придворных и просителей. Появление здесь короля поразило бы их, как молния колосса, – они начали бы кланяться, лебезить и расшаркиваться; да и появление Лорда Канцлера оказало на них достаточно сильное действие. Кое-кто – из низшей знати – согнулся в низком поклоне, те, что были рангом повыше, оторвались от игры в рунные кости, умолкли и повернулись в его сторону. Те, кто хорошо знал Понса, приветствовали его; остальные, знакомые с канцлером не столь близко, тщетно пытались скрыть зависть.
– Что происходит, Понс? – спросил один из высших аристократов заискивающим тоном. Лорд Канцлер улыбнулся:
– Его Величеству нужен… Придворные поднялись на ноги.
– …живой посланник, – закончил Понс. Он оглядел залу с деланным равнодушием.
– Мальчишка-посыльный, да? – Барон зевнул.
Высокие аристократы, поняв, что поручение незначительно и навряд ли даст возможность увидеть короля, вернулись к игре и разговорам.
– Вот вы. – Понс жестом подозвал молодого человека, стоявшего в дальнем углу комнаты. – Как вас зовут?
– Томас, милорд.
– Томас. Вы подойдете. Следуйте за мной.
Томас почтительно поклонился и последовал за Лордом Канцлером в охраняемую часть дворца, где находились королевские апартаменты. Оба молчали
– только обменялись взглядами, покидая общую залу. Лорд Канцлер шел впереди, молодой человек держался в нескольких шагах сзади, следуя требованиям придворного этикета. Руки он прятал в широких рукавах своего черного облачения, его лицо скрывал низко надвинутый капюшон без рун и без отделки.
Лорд Канцлер остановился у дверей библиотеки и сделал знак молодому человеку подождать. Томас повиновался и замер в молчании. Один из мертвецов-стражей распахнул каменные двери. Понс заглянул внутрь. Клейтус снова вернулся к чтению. Услышав звук открывающейся двери, он поднял голову и, увидев своего советника, кивнул.
Понс жестом пригласил молодого человека войти; тот скользнул внутрь. Лорд Канцлер зашел следом и бесшумно закрыл двери. Кадавры, охранявшие Его Величество, заняли свои места по обе стороны от входа в библиотеку.
Король снова вернулся к лежащему перед ним тексту. Молодой человек и Понс терпеливо ждали.
– Вы были в жилище графа, Томас? – спросил Клейтус, не поднимая глаз.
– Я только что вернулся оттуда, сир, – с поклоном ответил молодой человек.
– И вы обнаружили их там – герцога, герцогиню и чужестранца?
– Да, Ваше Величество.
– И вы сделали все, что вам было приказано?
– Да, разумеется, сир.
– И каков же результат?
– Довольно… странный, я бы сказал, Ваше Величество. Если позволите мне объяснить… – Томас сделал шаг вперед.
Клейтус, не отрывая глаз от исписанной страницы перед ним, небрежно махнул рукой.
Томас сдвинул брови и растерянно взглянул на Понса, пытаясь понять, слушает его король или нет.
Канцлер поднял брови и слегка склонил голову, без слов говоря: «Его Величество слушает вас более внимательно, чем, быть может, вам хотелось бы».
Томас, явно чувствовавший себя весьма неуютно, продолжил свой доклад:
– Как известно Вашему Величеству, герцог и герцогиня считают, что я принадлежу к их партии и принимаю участие в их мятеже. – Молодой человек на мгновение умолк и поклонился, спеша выказать свои истинные чувства.
Король перевернул страницу.
Томас, не получив никакой поддержки со стороны государя, продолжил со все возрастающим неуютным чувством:
– Я рассказал им об убийстве принца.
– Об убийстве?.. – Клейтус чуть шевельнулся, рука его замерла над страницей.
Томас бросил на Понса умоляющий взгляд.
– Простите его, Ваше Величество, – мягко проговорил Лорд Канцлер, – но так в представлении бунтовщиков выглядит справедливая казнь принца. Томас должен делать вид, что он разделяет взгляды мятежников, чтобы убедить их, что он действительно принадлежит к их преступному сообществу. Только таким образом Томас может быть действительно полезен Вашему Величеству.
Король перевернул страницу и разгладил ее рукой.
Тихонько облегченно вздохнув, Томас продолжал:
– Я сказал им, что человек с кожей, покрытой рунами, тоже мертв…
Молодой человек заколебался, не зная, как продолжить.
– И каков же результат? – проговорил Клейтус, ведя пальцем по странице.
– Друг этого человека, тот, который убил мертвого, опроверг мои слова. Король поднял голову:
– Опроверг?
– Да, Ваше Величество. Он сказал, будто знает, что его друг, которого он называл «Эпло», жив.
– Он знает это, ты сказал? – Король обменялся взглядом с Лордом Канцлером.
– Да, сир. Он казался совершенно убежденным в этом. Это было как-то связано с собакой…
Его Величество намеревался было что-то сказать, но Лорд Канцлер почтительно поднес палец к губам, призывая короля к молчанию.
– Собака? – спросил Понс. – А что с собакой?
– Пока я был там, в комнату вошла собака. Она подошла к чужестранцу, которого зовут Альфредом. Этот Альфред был очень рад видеть собаку и сказал, что знает теперь: Эпло не умер.
– Как выглядела эта собака? Томас задумался, вспоминая:
– Большой зверь. Черный мех, белые брови. Очень умный. Или, по крайней мере, кажется умным. Он… прислушивается. К разговорам. Так, как будто понимает…
– Тот самый зверь, сир. – Понс повернулся к Клейтусу:
– Тот, которого бросили в кипящую грязь. Я видел, как он умер! Его тело затянуло в грязь!
– Да, совершенно справедливо! – Томас казался удивленным. – Именно это и сказала герцогиня, Ваше Величество! Она и герцог, они оба не могли поверить своим глазам. Герцогиня Джера что-то сказала о Пророчестве. Но чужестранец, Альфред, всячески отрицал, что имеет к этому какое-либо отношение.
– Что он сказал о собаке – как получилось, что пес жив?
– Он сказал, что не может объяснить этого, но если жив пес, то и Эпло должен быть жив.
– Чрезвычайно странно! – пробормотал Клейтус. – А выяснили вы, Томас, как эти два чужестранца сумели проникнуть в Кэйрн Некрос?
– На корабле, сир. Судя по тому, что говорил герцог, они прибыли на корабле, который оставили пришвартованным в Гавани Спасения. Корабль этот сделан из странного материала и, судя по отчету герцога, весь покрыт рунами, как и тело этого Эпло.
– И что же теперь собираются делать старый граф, герцог и герцогиня?
– В этом цикле они пошлют сообщение народу принца о том, что их правителя постигла безвременная смерть. Через три цикла, когда воскрешение будет окончено, герцог и герцогиня намереваются похитить принца и вернуть его народу, чтобы затем они объявили войну Вашему Величеству. Люди графа объединятся с народом Кэйрн Телест.
