В конце концов воспитание принца взяло верх над его чувствами. Он подошел к столу и, заняв место напротив короля, начал расставлять кости в начальном положении – они должны были располагаться наподобие стен крепости.
Эпло некоторое время колебался, но, возможно, это было продиктовано всего лишь нежеланием выходить из тени на яркий свет. Наконец он тоже пошел к столу и сел. Руки он держал под столом. Понс сел напротив него.
– Начинать, сударь, – проговорил канцлер, заметив, как король приподнимает бровь, и разгадав этот знак, – нужно с расстановки костей следующим образом: те, что отмечены голубыми рунами, должны лежать в основании, отмеченные красными рунами ставятся на них, а те кости, на которых и голубые и красные руны, служат укреплениями.
Король окончил строительство своей стены. Принц, охваченный гневом и отчаянием, не мог сосредоточиться на том, чтобы правильно построить свою стену. Понс делал вид, что увлечен расстановкой костей, но сам тем временем разглядывал сидящего напротив него Эпло. Тот в это время поднял одну из костей и поставил ее на место, показав-таки свою руку.
– Замечательно, – проговорил король.
Все глаза обратились к Эпло – вернее сказать, к его руке.
Не могло быть никаких сомнений: хотя руны на игральных костях были гораздо грубее, чем те, что покрывали руку Эпло, – словно детские каракули в сравнении с изящным почерком взрослого человека, – это были те же руны.
Принц отвлекся только на мгновение и тут же вернулся к постройке своей стены. Клейтус протянул руку к руке Эпло, явно намереваясь рассмотреть рунную татуировку поближе.
– Я бы не стал этого делать, сир, – тихо сказал Эпло, не убирая руки. Он не угрожал, но что-то в его тоне заставило короля остановиться. – Возможно, ваш человек уже сказал вам, – Эпло бросил короткий взгляд на Понса, – я не люблю, когда до меня дотрагиваются.
– Он сказал, что, когда вы бросились на стражей, знаки на вашей коже начали светиться. Кстати, вы позволите извиниться за это трагическое недоразумение? Мы глубоко сожалеем об этом. Мы не имели намерения причинять вред вашему зверю. Мертвые иногда… слишком категоричны в своих действиях.
Приглядевшись, Понс заметил, как сжались губы Эпло, как на его скулах заиграли желваки. Однако же выражение лица патрина не изменилось.
– Вы напали на солдата, как нам сообщили, – продолжал тем временем король, – без оружия, но при этом были совершенно уверены, что сможете справиться с вооруженным противником. Но ведь вы же не собирались драться с ним голыми руками, не так ли. сэр?
Эти знаки, – король не коснулся руки Эпло, только указал пальцем, – эти узоры несут в себе магию. И вы намеревались воспользоваться этим оружием. Магией. Я уверен, вы понимаете, насколько это занимает и восхищает нас. Где вы разыскали эти руны? Как они действуют?
Эпло поднял еще одну кость, поставил ее рядом с первой. Потом взялся за третью.
– Мы задали вам вопрос, – сказал король.
– Мы слышали вас, – ответил Эпло. Его губы дрогнули в улыбке.
Король вспыхнул, оскорбленный насмешкой. Понс сжался. Принц оторвал взгляд от построенной им стены.
– Оскорбление! – прорычал Клейтус. – Вы отказываетесь отвечать?
– Дело не в отказе, сир. Я дал клятву. Я не могу рассказать вам, как действует моя магия, как и вы, – он бросил короткий взгляд на короля и снова занялся игрой, – не можете рассказать мне, каким образом воскрешаете мертвых.
Король откинулся назад в кресле, вертя в руках игральную кость. Понс расслабился и глубоко вздохнул, осознав, что до сих пор сидел, затаив дыхание.
– Что ж, – наконец проговорил Клейтус. – Канцлер, вы задерживаете игру. Его Высочество почти окончил свою стену, и даже новичок вас опережает.
– Прошу простить меня, сир, – виновато проговорил Понс, прекрасно знавший свою роль в этом спектакле.
– Это старый дворец, не так ли? – спросил Эпло, оглядывая залу.
– Понс, делавший вид, что полностью поглощен сооружением стены, бросил на него короткий взгляд из-под полуопущенных век. Вопрос, казалось, был задан просто затем, чтобы поддержать светскую беседу, но Эпло вовсе не был человеком, который тратит время на бесполезную болтовню. Что он имеет в виду? Канцлер заметил, что взгляд Эпло остановился на полустертых рунах, еще заметных на стенах.
Клейтус решил ответить на вопрос сам:
– Старая часть дворца была построена на основе естественного образования
– что-то вроде пещеры в пещере, если так можно выразиться. Дворец находится в самой высокой точке Кэйрн Некрос. Когда-то из комнат верхнего яруса открывался великолепный вид на Огненное Море – по крайней мере, если верить старинным летописям. Разумеется, это было еще в те времена, когда Море не отступило.
Он умолк, отпил глоток сталагмы и посмотрел на канцлера.
– Изначально дворец был крепостью, – послушно подхватил нить разговора Понс, – и есть свидетельства того, что некогда через него прошло множество людей, направлявшихся, по всей вероятности, в более подходящие для жизни и более прохладные регионы – там, наверху.
Принц сдвинул брови. Его рука дрогнула, и он сбил несколько верхних костей со своей почти совсем уже готовой стены.
– Как вы могли догадаться, – продолжал Понс, – эта комната – одна из старейших в замке. Хотя, разумеется, мы произвели здесь кое-какие изменения. Здесь же находятся жилые апартаменты королевской семьи. Воздух здесь чище, вы не находите? В передней части дворца, там, где главный вход, находятся парадные покои, бальные и приемные залы…
– Запутанная планировка, – настаивал Эпло. – Больше похоже на пчелиный улей, чем на дворец.
– Пчелиный улей? – повторил король, недоуменно поднимая бровь и с трудом подавляя зевок. – Мне незнаком этот термин.
Эпло пожал плечами:
– Я имел в виду, что здесь очень легко заблудиться. Это замечание, похоже, позабавило короля:
– Ну, к этому привыкаешь со временем. Впрочем, если вам захочется осмотреть место, в котором действительно легко заблудиться, мы можем показать вам катакомбы.
– Или, как мы их называем, подземелья, – вставил канцлер.
– Займитесь наконец своей стеной, Понс, иначе нам грозит просидеть здесь всю ночь.
– Да, сир.
Больше никто не проронил ни слова. Стены были возведены. Понс заметил, что Эпло, который утверждал, что никогда не играл, построил свою стену с редкостной правильностью, хотя многих начинающих игроков сбивают с толку рунные знаки на костях. Похоже было, подумалось канцлеру, что руны говорят этому татуированному чужаку больше, чем кому бы то ни было.
– Прошу простить меня, дорогой сэр, – суетливо зашептал Понс, наклонившись к Эпло, – но, мне кажется, вы сделали ошибку. Вот эта руна должна быть не в верхней части укреплений, а внизу, в основании стены.
– Но ее истинное место здесь, – так же тихо проговорил Эпло.
– Он прав, Понс, – заметил Клейтус.
– Действительно, сир? – Пристыженный канцлер рассмеялся над самим собой.
– Я… должно быть, я перепутал. Я никогда не был слишком хорош в этой игре. Сознаюсь, для меня все эти кости на одно лицо. И знаки на них для меня ничего не значат.
– Они ничего не значат ни для кого из нас, канцлер, – сурово проговорил король. – По крайней мере, не значили – до сегодняшнего дня.
Он бросил взгляд на Эпло:
– Вам нужно запомнить их, Понс. Я не раз говорил вам об этом прежде.
– Да, Ваше Величество. Это прекрасно, что у Вашего Величества хватает на меня терпения.
Эдмунд беспокойно шевельнулся в своем кресле:
– Один красный шестиугольник. Король покачал головой:
– Боюсь, Ваше Высочество, красный шестиугольник не слишком удачный ход для начала партии. Принц вскочил на ноги:
– Ваше Величество, меня арестовали, меня били, меня оскорбляли. Если бы я был один, если бы на мне не лежала ответственность за других, я восстал бы против подобного обращения! Ни один сартан не может вести себя так по отношению к другому, а тем более король по отношению к королю! Но я – принц. Мой народ вверился мне. И я не могу сосредоточиваться на… на игре, – он презрительно махнул рукой в сторону игральной доски, – когда народ мой страдает от голода и холода!
– Ваши люди напали на мирное селение…
– Мы не нападали, сир! – Эдмунд явно терял власть над собой. – Мы хотели купить пищу, вино… мы намеревались заплатить, но эти люди напали на нас прежде, чем мы успели сказать хотя бы слово! Теперь мне это кажется странным – словно бы они ждали, что мы нападем на них!
Король взглянул на Эпло, ожидая, не прибавит ли он чего-нибудь. Эпло вертел в пальцах игральную кость со скучающим, утомленным выражением лица.
– Совершенно естественная мера предосторожности, – вновь повернувшись к принцу, проговорил король. – Наши разведчики донесли, что большое войско варваров движется к нашему городу. Что бы подумали вы на их месте?
– Варвары! – Эдмунд побледнел так, что даже губы его стали белыми. – Варвары! Мы не более варвары, чем… чем этот фат-канцлер! Наша цивилизация более древняя, чем ваша, наше государство было одним из первых, возникших после Разделения! Наш прекрасный открытый город делает этот похожим на смрадную крысиную нору – чем, по сути, ваш Некрополис и является!
– И, однако же, полагаю, вы пришли умолять о том, чтобы вас пустили жить в этой «смрадной крысиной норе», как вы выразились, – заметил Клейтус, откидываясь назад в кресле и следя за принцем из-под опущенных век.
Лицо принца вспыхнуло.
– Я пришел не затем, чтобы умолять! Работать! Мы будем работать, чтобы оплатить кров! Мы просим только о том, чтобы нам позволили укрыться от этого смертоносного дождя и дали пищу нашим детям. Наши мертвые и живые, если вы того пожелаете, будут обрабатывать ваши поля, служить в вашей армии. Мы… – Эдмунд сглотнул вставший в горле комок, – мы признаем вас нашим сюзереном…
– Как это благородно с вашей стороны, – пробормотал король.
Эдмунд услышал проскользнувшую в этих словах нотку сарказма. Он стиснул руками спинку кресла так, что побелели костяшки пальцев. Казалось, в усилии сдержать гнев он разорвет прочные волокна травы-кэйрн.
– Я не собирался этого говорить. Вы меня до этого довели.
Эпло шевельнулся в кресле, словно собираясь вмешаться, но передумал и снова принял позу стороннего наблюдателя.
– Вы должны дать нам это! Вы уничтожили наши дома! Вы иссушили наши реки, вы украли наше тепло и использовали все это сами. Вы превратили нашу прекрасную цветущую землю в ледяную пустыню! Вы убивали наших детей, стариков и больных! Я говорил своему народу, что вы сделали это не по злому умыслу, что вы не знали о существовании Кэйрн Телест. Мы пришли не требовать возмездия. И не мстить, хотя у нас было на это право. Мы пришли просить наших братьев исправить то зло, которое они совершили по недомыслию и по неведению. И я буду уверять их в этом, хотя теперь я знаю, знаю наверное, что это ложь.
– Эдмунд вышел из-за кресла. Его пальцы, изрезанные жесткими стеблями, кровоточили, но он не замечал этого. Обойдя вокруг стола, он преклонил колено и простер руки:
– Примите мой народ, Ваше Величество, и я даю вам слово чести, что скрою от него правду. Примите мой народ, и я буду работать плечом к плечу с ними. Примите мой народ, сир, и я преклоню пред вами колена, как вы того и желали.
«Хотя в сердце своем я презираю вас». – Он не произнес последних слов вслух, но в этом и не было нужды. Они просвистели в воздухе, как газ, вырывающийся из погасшей лампы.
– Как видите, мы были правы, Понс, – заметил Клейтус. – Нищий попрошайка.
Канцлер невольно вздохнул. Принц, юный и прекрасный, умеющий столь глубоко чувствовать и преисполненный сострадания к своему народу, не мог не вызывать восхищения. Его преданность и верность народу Кэйрн Телест возвышали его даже над королями, а уж о нищих и говорить было нечего.
Король подался вперед, сплетя кончики пальцев:
– Ни помощи, ни спасения ты не найдешь в Некрополисе, Эдмунд, принц нищих.
Принц поднялся. Лицо его горело, словно от пощечины.
– Тогда мне больше нечего говорить. Я вернусь к моему народу. Эпло тоже встал:
– Мне очень жаль прерывать игру, но я с ним, – сказал он, указывая на принца.
– Да, конечно, – мягко, но с угрозой проговорил король. – Я полагаю, это означает войну, Ваше Высочество?
Принц не остановился. Он прошел уже половину пути до дверей. Эпло шагал рядом с ним.
– Я говорил вам, сир: мой народ не хочет сражаться. Мы продолжим наш путь, быть может, пойдем дальше по берегу. Если бы у нас были корабли…
– Корабли! – Клейтус со свистом втянул воздух. – Вот оно! Вот в чем истина. Вот что было вашей целью все это время! Корабли, чтобы найти Врата Смерти! Глупец! Ничего ты не найдешь, кроме смерти!
Король подал знак одному из стражей, который кивнул, поднял копье и бросил его в принца.
Эдмунд почувствовал угрозу. Он успел развернуться и вскинуть руку, пытаясь предотвратить удар, но тщетно. Копье впилось ему в грудь с такой силой, что пробило тело несчастного насквозь и пригвоздило его к полу. Принц умер мгновенно, без крика, без стона. Острое железо вошло в сердце.
Судя по выражению глубокой печали, застывшему на его лице, в последний миг он сожалел не о своей ранней и трагической смерти, но лишь о том, что так и не сумел помочь своему народу.
Клейтус сделал еще один жест, указывая на Эпло. Второй кадавр также поднял копье.
– Остановите его, – коротко бросил патрин, – или вы никогда и ничего не узнаете о Вратах Смерти!
– Врата Смерти! – тихо повторил Клейтус, внимательно взглянув на Эпло. – Стойте!
Кадавр, которого приказ короля застал как раз в тот момент, когда он собирался метнуть копье, попросту выпустил оружие из рук. Со стуком и звоном копье ударилось об пол – единственный звук в мертвой тишине залы.
– Что, – спросил наконец король, – ты знаешь о Вратах Смерти?
– Что вам никогда не пройти через них, если вы убьете меня, – ответил Эпло.
Глава 24. НЕКРОПОЛИС, АБАРРАХ
– Конечно, заговорив о Вратах Смерти, Эпло рисковал. В конце концов, это могло ничего не дать. Король мог оправиться от изумления, пожать плечами и отдать приказ – и кадавр, подняв копье, довершил бы начатое.
Эпло вовсе не рисковал своей жизнью. Магия защитила бы его от смертоносного острия – в отличие от бедняги принца, который был распростерт на каменном полу у ног патрина. Эпло пытался только избежать демонстрации своей магической мощи – именно поэтому он и прикинулся потерявшим сознание там, на дороге, когда на него напал кадавр.
К несчастью, он не рассчитывал на то, что Альфред бросится ему на помощь. Бездна его забери! Единственный раз, когда ему действительно стоило свалиться в обморок, проклятый сартан творит какое-то невероятно сложное и могущественное заклятие, от которого у всех волосы встают дыбом. Эпло всегда считал, что лучше будет, если враг недооценит твою силу, чем если он переоценит ее. Так его легче застать врасплох.
Но, по крайней мере, в этот раз ему повезло. Клейтус не стал пожимать плечами. Он знал о Вратах Смерти – и странно было бы, если бы было иначе. Чрезвычайно умный человек, могущественный некромант, он и должен был искать – и, несомненно, нашел – древние записи сартанов.
Эпло обдумал стратегию своего первого хода, пока кровь принца, забрызгавшая его кожу, еще не успела остыть.
Король уже успел взять себя в руки и придать лицу выражение полнейшего безразличия:
– Твое тело предоставит мне всю информацию, какая только может мне понадобиться, включая и то, что касается так называемых Врат Смерти.
– Может быть, – возразил Эпло. – А может быть, и нет. Моя магия сродни вашей, это верно, и все же отличается от нее. Сильно отличается. Мой народ никогда не применял некромантию – и, возможно, тому есть причина. Едва только мозг, управляющий этими знаками, – он поднял руку, – умирает, с ним умирает и магия. В отличие от вашей моя магия неразрывно связана с моим бытием. Отделите одно от другого, и вы получите кадавра, который не может даже вспомнить свое имя, не говоря уж обо всем прочем.
– А почему ты полагаешь, что нам есть до этого дело? До того, что ты будешь помнить?
– Корабли, чтобы найти Врата Смерти. Вы сказали эти слова – едва ли не последние слова, которые услышал этот несчастный глупец. – Эпло кивнул на тело Эдмунда. – Ваш мир умирает. Но вы знаете, что это еще не конец. Вы знаете о существовании других миров. И вы правы. Они существуют. Я бывал в них. И я могу взять вас с собой.
Кадавр поднял упавшее копье и держал его наготове – наконечник был направлен прямо в сердце Эпло. Король резко махнул ему рукой, и мертвый страж опустил копье, уперев его древком в пол, и замер так, ожидая дальнейших приказаний.
– Не причинять ему вреда. Отвести его в подземелье, – приказал Клейтус. – Понс, отправь их обоих в подземелье. Мы должны обдумать это дело.
– Тело принца, сир, нужно предать его забвению?
– Ты что, совсем разум утратил? – раздраженно спросил король. – Разумеется, нет! Его народ объявит нам войну. Но тело расскажет нам все, что нужно, чтобы мы сумели защититься. Кэйрн Телест, разумеется, будет окончательно уничтожен. Потом ты сможешь предать этого попрошайку забвению вместе с его кланом. Никто не должен знать о его смерти еще несколько дней – столько, сколько потребуется, чтобы снова вернуть его к жизни. Мы вовсе не хотим, чтобы эти бродяги напали на нас, пока мы еще не готовы к этому.
– Сколько же нужно ждать до воскрешения, сир? Клейтус оценивающе взглянул на тело: – Человек его лет, молодой и сильный, крепко держащийся за жизнь… три дня нужно для того, чтобы его призрак покорился. Разумеется, мы совершим ритуал сами. Похоже, он будет на этот раз несколько сложнее.
Кто-нибудь из некромантов подземелья может сделать все необходимое, чтобы сохранить тело.
Король покинул залу и стремительно зашагал по коридору – по каменным плитам зашуршали черные одежды, украшенные пурпурными и золотыми рунами.
Должно быть, внутренне усмехнувшись, подумал Эпло, в библиотеку спешит – или где он там держит старинные рукописи…
По команде Понса к ним поспешили кадавры-охранники. Двое вырвали копье из тела принца, подняли труп и унесли его из залы. Мертвые слуги принесли воду и мыло, принялись отмывать от крови пол и стены. Эпло терпеливо стоял в стороне: наблюдал. Как он заметил, канцлер избегал смотреть на него. Понс суетливо бегал по комнате, возмущенно вскрикивал, замечая кровавые пятна на старинных гобеленах, кричал на слуг, посылая их за порошком травы-кэйрн, чтобы отчистить пятна, – словом, всячески проявлял расторопность.
– Что ж, полагаю, больше ничего здесь сделать нельзя, – наконец вздохнул он. – Даже и не знаю, что мне сказать Ее Величеству, когда она это увидит!
– Вы могли бы предложить ее супругу менее кровавый способ убийства, – заметил Эпло.
Канцлер замер и боязливо оглянулся на патрина.
– О, это вы! – В его голосе звучало облегчение. – Я не понял… прошу простить меня. У нас так мало живых пленников. Я совершенно забыл, что вы не кадавр. Я сам отведу вас вниз. Стража!
Понс подал знак. Двое мертвецов поспешили к нему, и все они – канцлер и Эпло впереди, стражи позади, – покинули залу.
– Вы кажетесь мне человеком действия, – проговорил канцлер, глядя на Эпло. – Вы ни мгновения не колебались, когда напали на солдата, убившего вашу собаку. Смерть принца вас оскорбила?
Оскорбила? Один сартан, спокойно и хладнокровно убивающий другого, – такое может позабавить. Но – оскорбить?.. Эпло говорил себе, что именно так он и должен думать и чувствовать. Но он с отвращением смотрел на пятнавшую его одежду кровь и даже попытался стереть ее тыльной стороной руки.
– Принц делал то, что, по его представлениям, должен был сделать. Он не заслужил смерти.
– Это не было убийством, – резковато возразил Понс. – Жизнь принца Эдмунда принадлежала Наследному Государю, как и жизни всех подданных Его Величества. Король решил, что этот молодой человек будет ему нужнее мертвым, чем живым.
– Он мог бы позволить молодому человеку высказать свою точку зрения по этому вопросу, – сухо заметил Эпло.
Патрин пытался запомнить дорогу, но почти тут же запутался в сплетении совершенно одинаковых туннелей. Только по уклону гладкого каменного пола он и понял, что они спускаются вниз. Вскоре светильники остались позади, теперь коридоры освещали укрепленные на стенах факелы. У самого пола, напрягая зрение, Эпло сумел различить остатки рунных надписей. Впереди раздавался звук тяжелых шагов, словно идущие несли какую-то ношу. Тело принца, понял Эпло.
Канцлер хмурился:
– Мне очень сложно понять вас, сударь. Ваши слова идут словно бы из черной тучи, прорезанной вспышками молний. Я вижу в вас ярость, от которой меня бросает в дрожь, и кровь стынет в моих жилах. Я вижу в вас высокие притязания, жажду власти и стремление любыми средствами достичь этой власти. И смерть вам не в новинку. Однако же я чувствую, что вас сильно задевает и тревожит то, что, по сути, было всего лишь казнью преступника и мятежника.
– Мы не убиваем своих, – тихо ответил Эпло.
– Прошу прощения? – Понс сделал шаг к патрину. – Что вы сказали?
– Я сказал, что мы не убиваем своих, – резко бросил Эпло и умолк. Канцлер был прав: он был встревожен, происшедшее задело его – он понимал это и злился на себя за подобную чувствительность. К тому же ему вовсе не нравилась здешняя манера – а вернее сказать, всеобщая способность – заглядывать в самую душу человека.
«Похоже, я буду рад темнице, – подумал он. – Мне будет хорошо в прохладной успокаивающей темноте, в тишине, в молчании». Ему нужны были темнота и тишина. Ему нужно было время, чтобы обдумать все и разработать план действий. Ему нужно было время, чтобы избавиться от этих тревожащих ненужных чувств и мыслей, чтобы разобраться…
Это напомнило ему о вопросе, который он так и не успел задать:
– Я слышал о каком-то Пророчестве. Что это?
– Пророчество? – Понс искоса взглянул на Эпло и тут же отвел глаза. – Когда вы успели услышать о Пророчестве?
– Как раз после того, как ваш солдат попытался меня убить.
– О, но вы же тогда едва успели прийти в себя. Вы были в шоке…
– Но со слухом у меня все было в порядке. Герцогиня сказала что-то о пророчестве. И мне захотелось узнать, что это значит.
– Пророчество… – Канцлер задумчиво потер подбородок. – Постойте-ка, я попытаюсь припомнить… Должен признать, я тогда был в достаточной мере удивлен тем, что она об этом заговорила. Не могу даже представить себе, о чем она думала! В прошедшие века было столько пророчеств и столько пророков, что, понимаете… У нас пророчества рассказывают детям, как сказки.
Эпло видел лицо канцлера, когда Джера упомянула о Пророчестве. Понс явно не воспринял это как детскую сказочку.
Прежде чем патрин успел еще что-нибудь сказать, канцлер самым невинным тоном начал обсуждать руны на игральных костях, явно пытаясь выудить у Эпло информацию. Теперь настала очередь Эпло уходить от ответов. Вскоре, впрочем, канцлер оставил и эту тему. Дальше они шли по бесконечным коридорам в молчании.
В катакомбах было сыро, зябко, тяжело дышалось. К тому же в воздухе пахло тлением, и запах этот был почти физически ощутимым, налипал на язык, забивался в горло, как тяжелая маслянистая жидкость. Единственным звуком, раздававшимся в тишине подземных коридоров, были шаги сопровождавших их мертвецов.
– Что это? – внезапно раздался рядом новый голос.
Канцлер вздрогнул и невольно вцепился в руку Эпло – живой жался к живому в царстве мертвых. Сам Эпло почувствовал, что у него екнуло сердце. Он понимал, что чувствует Понс, а потому не стал упрекать канцлера за то, что тот дотронулся до патрина, хотя почти мгновенно стряхнул его руку.
Из тени в свет факелов вышла призрачная фигура.
– Пламя и пепел, ты меня напугал, хранитель! – Понс тяжко вздохнул и рукавом черного с зелеными рунами одеяния отер выступившую на лбу испарину.
– Никогда такого больше не делай!
– Прошу простить меня, милорд, но мы здесь внизу не привыкли видеть живых.
Человек поклонился. Эпло с немалым облегчением, в котором сам не желал себе признаваться, осознал, что перед ним живой.
– Лучше бы тебе к этому привыкнуть, – сурово проговорил Понс, явно желавший изгладить впечатление о своем недавнем испуге. – Здесь со мной – живой пленник, и Его Величество повелел хорошо с ним обращаться.
– Живые пленники, – проговорил хранитель, смерив Эпло холодным взглядом, – это чушь.
– Я знаю, знаю, но с этим ничего поделать нельзя. Этот…
Тут Понс подозвал хранителя и зашептал ему что-то на ухо.
Оба обернулись и взглянули на покрытые рунами руки Эпло. От этих взглядов холодок пробежал у него по спине, но он совладал с собой и даже не пошевелился. Будь он проклят, если позволит им увидеть его чувства!
На хранителя рассказ канцлера, похоже, не произвел большого впечатления:
– Каким бы странным он ни был, его нужно кормить, поить и следить за ним, не так ли? А я здесь один в ночную часть цикла, у меня нет помощников, хотя я не раз просил о том, чтобы мне прислали кого-нибудь…
– Его Величество знает… очень сожалеет, в настоящее время ничего нельзя сделать… – бормотал Понс.
Хранитель фыркнул, махнул рукой в сторону Эпло и отдал приказ одному из мертвых стражей:
– Отведите этого живого в камеру рядом с тем мертвым, которого доставили сегодня. Я смогу работать над мертвым и в то же время следить за живым.
– Я уверен, что Его Величество пожелает поговорить с вами утром, – вместо прощания сказал канцлер, обращаясь к Эпло.
«Я тоже в этом уверен», – подумал Эпло, но вслух этого не сказал. Он отодвинулся подальше от стражника:
– Скажите этой штуке, чтобы она не тянула ко мне лапы!
– Ну, что я говорил? – вопросил хранитель в пространство. – Тогда иди со мной.
Эпло и хранитель прошли мимо ряда камер, занятых мертвыми: некоторые неподвижно лежали на холодных каменных ложах, некоторые бесцельно расхаживали по камерам. В сумраке можно было разглядеть призраков, витавших возле своих тел; слабый бледный свет, исходивший от них, немного рассеивал мрак тюрьмы. Железные решетки с запертыми дверями позволяли видеть пленников, но не давали им покинуть их крохотные пещеры-камеры.
– Вы запираете мертвых на замок? – спросил Эпло, с трудом сдерживая смех
– настолько нелепым ему это показалось.
Хранитель остановился и принялся отпирать дверь еще пустующей камеры. Взглянув в камеру напротив, Эпло увидел тело принца с зияющей в груди раной. Его как раз укладывали на каменное ложе два кадавра.
– Разумеется, мы их запираем! Или вы полагаете, что я позволю им бродить повсюду и путаться у меня под ногами? Мне и так тут дел хватает. Поторопитесь. У меня времени мало. Покойники, знаете ли, свежее не становятся. Полагаю, вы захотите что-нибудь съесть и выпить?
Хранитель захлопнул решетчатую дверь и посмотрел сквозь прутья на патрина.
– Только воды.
Эпло вовсе не хотелось есть.
Хранитель принес кружку, просунул ее сквозь прутья и налил в нее воды из кувшина. Эпло глотнул – и тут же сплюнул. У воды был гнилостный привкус. Остатками воды Эпло решил распорядиться по-другому: смыл со своих рук и ног кровь принца.
Хранитель проворчал что-то, явно осуждая такой расход хорошей воды, но говорить ничего не стал. Он явно спешил начать работу с телом принца. Эпло улегся на жесткий камень – подстилка из травы-кэйрн не делала ложе мягче.
Сартан запел высоким голосом. Казалось, голосу хранителя вторили призрачные стоны, полные невыразимой скорби, но, может быть, это просто эхо отдавалось в коридорах. Призраки, сказал себе Эпло. Но эти звуки напомнили ему о псе, о его жалобном предсмертном вое, о взгляде, в котором читалась безграничная вера в то, что хозяин придет на помощь и спасет его, как это бывало не раз… Пес был верен ему и верил в него до конца.
Эпло стиснул зубы и отогнал горькие мысли. Сунув руку в карман, он вытащил оттуда рунную кость – прихватил ее во время игры. Во мраке он не мог разглядеть вырезанную на ней руну – просто вертел кость в пальцах, пытаясь распознать знак на ощупь…
Глава 25. СТАРЫЕ ПРОВИНЦИИ, АБАРРАХ
– А потом, отец, – сказала Джера, – призрак начал обретать образ, облик…
– Он стал материальным, дочь моя?
– Нет. – Джера задумалась, сдвинув брови, пытаясь подобрать верные слова.
– Он оставался бесплотным призраком. Если бы я попыталась коснуться его, то ничего не ощутила бы. Но я видела… черты, детали. Знак на нагрудной пластине его доспехов, очерк лица, линия носа, шрамы на его руках… Отец, я видела его глаза! Да, глаза! Он посмотрел на меня, на всех нас. Казалось, он одержал великую победу – такой у него был взгляд. А потом он… исчез.
Джера развела руками. Ее жесты и слова были настолько красноречивы, что Альфред словно увидел снова, как бесплотная фигура идет прочь и исчезает, как утренняя дымка тумана под лучами солнца.
– Это надо было видеть, – прибавил Джонатан, рассмеявшись ясным мальчишеским смехом, – Ох, какое стало лицо у старины Понса!
– М-мда, – протянул граф. Джера слегка покраснела:
– Милый мой супруг, это все действительно очень серьезно.
– Я знаю, дорогая, знаю. – Джонатан попытался придать своему лицу соответствующее выражение. – Но ты должна признать, что это действительно было смешно…
Уголки губ Джеры дрогнули в улыбке.
– Еще. вина, папа? – спросила она и, не дожидаясь ответа, поспешно поднялась, чтобы наполнить кубок.
Решив, что граф не смотрит на нее, Джера покачала головой с ласковым, насмешливым упреком, на что ее супруг широко ухмыльнулся и подмигнул.
Граф, однако же, все видел – только вот его это не развеселило. У Альфреда возникло весьма неуютное чувство, что граф видит и слышит все, что происходит вокруг него. Высохший от старости граф внимательно следил черными, глубоко запавшими глазами за герцогом и герцогиней; потом его взгляд впился в Альфреда.
