Когда мы вернемся: Второе поколение

      Гил ничего не сказал, предоставляя родителям первыми сделать шаг навстречу. Наконец мать подняла глаза и улыбнулась ему.
      – С кем это ты разговаривал у дома, мапет? – спросила Лорана.
      Запутанный знакомый узел раздражения зашевелился в животе Гила.
      Мапет! Эльфийское нежное словечко, которым успокаивают малышей!
      Не дождавшись ответа, Лорана приобрела вид еще более смущенный и виноватый. Она поняла, что. совершила ошибку.
      – Мм... Ты ведь говорил с кем-то на улице? Я слышала лай собак...
      – Это был рыцарь, сэр Какеготам, – ответил Гил. – Я не запомнил его имя. Он сказал...
      Лорана отложила перо. Она старалась успокоить сына каждым своим движением, малейшим оттенком голоса.
      – Ты пригласил его зайти?
      – Конечно, пригласил, – резко вмешался Танис. – Гил достаточно образован, чтобы обращаться с Соламнийскими Рыцарями учтиво. Ну и где же он, сын?
      «Сейчас тебе. Ведь сам прекрасно видел, что рыцарь уехал, – огрызнулся Гил про себя. – Похоже, вы принимаете меня за законченного болвана!» Вслух же, потеряв самообладание, воскликнул:
      – Отец, будь добр, позволь мне договорить! Конечно, я пригласил рыцаря зайти, я же не дурак. И правила хорошего тона мне знакомы. Он сказал, что не может останавливаться. Спешит домой. А заехал, чтобы передать вам с матерью вот это. – И Гил вытащил свиток. – Это от Карамона. Рыцарь останавливался в гостинице «Последний Приют», и когда Карамон узнал, что сэр Вильям едет в этом направлении, он попросил передать вам это письмо.
      Гил холодно передал свиток отцу.
      Танис бросил на Гила встревоженный взгляд, потом взглянул на Лорану, которая пожала плечами и терпеливо улыбнулась, как будто говоря: «Ну вот, мы снова обидели его. Снова!..»
      Гил был «слишком чувствительным», как выражалась его мать, но он имел на это полное право. Слабый и болезненный ребенок, чье рождение было таким желанным и долгожданным, Гил был очень слаб здоровьем всю свою жизнь. В возрасте шести лет он был на грани гибели, и его перепуганные родители, души в нем не чаявшие, с тех пор держали его «запеленутым в шелк», как гласила пословица. То есть связанным по рукам и ногам.
      Он перерос свои болезни, но сейчас страдал от мучительных, изнуряющих головных болей. Они начинались со вспышки перед глазами и заканчивались ужасными страданиями, приводящими его в состояние, близкое к обмороку.
      Болезнь не поддавалась никакому лечению. Жрецы Мишакаль пытались что-нибудь сделать, но не смогли.
      Танис и Лорана слишком много времени проводили вне дома, занятые грандиозной задачей своей эпохи – сохранить слабые нити сотрудничества, объединившие разные народы после Войны Копья. Гила же, слишком слабого для путешествий, оставляли на попечение преданной прислуги, обожавшей его не многим меньше, чем родители. Для всех них Гил оставался тем слабеньким малюткой, что еще совсем недавно пылал в лихорадке.
      Из-за болезненности Гила ему не разрешалось играть с другими детьми, и, хотя у живущих поблизости людей были дети, они в их дом не допускались.
      Танис Полуэльф, любивший уединение, нарочно построил свой дом достаточно далеко от соседей. Одинокого, оставленного наедине со своими мыслями ребенка одолевали странные фантазии. Одной из них была идея, что головные боли вызваны человеческой кровью, текущей в его жилах. Постепенно в нем росла уверенность, порожденная ночным кошмаром, привидевшимся ему после особенно жестокой головной боли, что его мучения закончатся, если он вскроет вены и выпустит эту чуждую кровь. О фантазиях такого рода он никогда никому не говорил.
      Лорана не стыдилась того, что вышла замуж за получеловека. Она часто дразнила Таниса за его бороду – ни у одного эльфа борода не росла. Танис тоже никогда не стеснялся того, что он получеловек.
      А его сын мучительно переживал это.
      Гил мечтал об эльфийской стране, которую он никогда не видел и, возможно, никогда не увидит. Деревья Квалинести были для него более реальными, чем деревья в саду его отца. Он недоумевал, почему родители так редко ездят в Квалинести, а когда и едут, не берут его с собой. Он знал (или ему казалось, что он знал), что это отчуждение – вина его отца. И это являлось одной из причин, из-за которой Гил негодовал на отца с силой, порой пугающей его самого.
      – Во мне нет ничего от моего отца! – убеждая себя, говорил Гил сам себе каждый день перед зеркалом, опасаясь, что безобразные человеческие волосы могут прорасти и на его подбородке. – Ничего! – повторял он с удовлетворением, исследуя свою чистую, гладкую кожу.
      Ничего, кроме крови. Человеческой крови.
      И поскольку Гил боялся этого, он не мог ни говорить об этом, ни смириться с этим. Приходилось хранить молчание.
      Молчание между отцом и сыном нарастало год за годом, подобно со тщанием возводимой каменной кладке. И теперь это была стена нешуточного размера.
      – Ну что, отец, похоже, письмо читать ты не собираешься? – поинтересовался Гил. Танис нахмурился, ему не понравился высокомерный тон вопроса. Гил поджидал, когда отец отчитает его.
      Он сам не понимал, почему нарывается на ссору, на выяснение отношений. Что-то должно было прозвучать... Что-то, не произнесенное до сих пор...
      Но Танис надел терпеливую улыбку, предусмотренную исключительно для таких случаев, и вытащил свиток из футляра.
      Гил отвернулся. Подойдя к окну, он невидящими глазами уставился на буйную растительность искусно разбитого внизу сада. Ему одновременно хотелось уйти отсюда и послушать, что сообщает в своем письме Карамон.
      Гил не общался с большинством людей, с которыми был знаком, с теми, что приходили навестить его родителей. Он находил их шумными, грубыми и недалекими. Но он любил большого, веселого Карамона, любил его широкую, щедрую улыбку, бурный хохот. Гилу нравилось слушать истории о сыновьях Карамона, в особенности о похождениях старших, Стурма и Танина, путешествовавших повсюду в поисках приключений. Сейчас они пытались первыми из людей, рожденных не в Соламнии, стать Соламнийскими Рыцарями.
      Гил никогда не был знаком с сыновьями Карамона. Несколько лет назад, возвратившись из какой-то секретной поездки вместе с Танисом, Карамон предлагал взять с собой Гила посетить гостиницу. Танис и Лорана отказались даже говорить об этом. Гил был настолько огорчен, что неделю хандрил, не выходя из своей комнаты.
      Танис развернул свиток и быстро пробежал его глазами.
      – Я надеюсь, с Карамоном все в порядке? – спросила Лорана. Ее голос звучал тревожно. Она не вернулась к своей работе, с беспокойством глядя на лицо Таниса, читавшего послание.
      Гил тоже взглянул. Танис выглядел взволнованным, но, дойдя до конца, улыбнулся. Потом покачал головой и вздохнул.
      – Младший сын Карамона, Палин, проходил Испытание в Башне Высшего Волшебства – и успешно выдержал его. Теперь он Белый маг.
      – Храни нас, Паладайн! – воскликнула Лорана в изумлении. – Я знала, что мальчик изучает магию, но и предположить не могла, что дело зайдет так далеко. Карамон всегда уверял, что это мимолетное увлечение.
      – Он и надеялся, что это мимолетное увлечение, – заметил Танис.
      – Поражаюсь, как это Карамон такое допустил.
      – А он и не допускал. – Танис передал ей свиток. – Сейчас прочтешь: Даламар просто взял это дело в свой руки.
      – Но почему же Карамон должен был запрещать Палину проходить Испытание? – спросил Гил.
      – Потому что Испытание может привести к гибели испытуемого, – сухо ответил Танис.
      – Но ведь Карамон собирался позволить другим своим сыновьям участвовать в рыцарских испытаниях, – возразил Гил. – Они могут оказаться не менее опасными.
      – Рыцарские испытания различаются, сынок. Карамон знаком с поединками со щитом и мечом, а о поединках на лепестках розы и паутине знает немного.
      – И к тому же там был и Рейстлин, – добавила Лорана, как будто это была одна из причин.
      – При чем тут его дядя? – поинтересовался Гил, хотя прекрасно знал, что имеет в виду его мать. Но он был в эти дни в настроении спорить.
      – Совершенно естественно, что Карамон опасался, как бы его меньшенький не выбрал темный путь, по которому пошел Рейстлин. Однако все, к счастью, закончилось благополучно.
      "А какого пути, по которому пойду я, опасаетесь вы, милые родители?
      – еле сдержался, чтобы не крикнуть, Гил. – Наверное, всех, и темных, и светлых! Всех, ведущих прочь от этого дома... Ну погодите, когда-нибудь..."
      – А можно мне прочитать? – разобиженно спросил Гил.
      Молча мать передала ему свиток. Гил читал его медленно. Вообще-то он умел читать человеческие рукописи не хуже, чем эльфийские, но разбирать огромные, круглые, взволнованные каракули Карамона было нелегко.
      – Карамон пишет, что заблуждался. Он считает, что должен был уважать решение Палина изучать магию, вместо того чтобы пытаться принудить его быть тем, кем он не является. Он гордится, что Палин выдержал Испытание.
      – Он это сейчас говорит, – проворчал Танис. – И говорил бы совсем иное, если бы его мальчик погиб в Башне.
      – Во всяком случае, он дал ему возможность попробовать, что больше, чем вы позволяете мне, – парировал Гил. – Вы держите меня взаперти, как дорогого попугая!
      Лицо Таниса помрачнело.
      Лорана поспешно вмешалась:
      – Ну, Гил, пожалуйста, не заводись. Скоро обед. Если вы с папой отправитесь умываться, то я скажу повару, что...
      – Послушай, мама, не надо переводить разговор на другое! На этот раз не поможет! – Гил крепко сжал свиток, черпая в нем уверенность. – Палин не намного старше меня, но он отправляется в путешествие вместе с братьями. Они увидят мир, они будут участвовать в приключениях! А я никогда не отходил от дома дальше изгороди!
      – Но это же совершенно разные вещи, ты прекрасно знаешь, – попытался успокоить разошедшегося сына Танис. – Палин – человек...
      – А я – часть человека, – горько сказал Гил. Лорана побледнела и опустила глаза. Танис молчал, но губы его под бородой сжались. Он заговорил тоном, в котором ледяное спокойствие прикрывало ярость и который доводил Гила до бешенства:
      – Да, ты и Палин примерно одного возраста, но человеческие дети взрослеют быстрее, чем эльфийские...
      – Я не ребенок!
      Узел внутри Гила закручивался так стремительно, что он начал бояться, как бы его не вывернуло наизнанку.
      – И ты знаешь, мапет, что с твоими головными болями путешествие было бы...
      Узел наконец не выдержал.
      – Да прекратишь ты наконец называть меня так! – заорал на Лорану Гил.
      Глаза ее расширились от обиды и неожиданности. Гил сразу раскаялся – он не хотел обижать мать, но вместе с тем нельзя отрицать, что он испытал и некоторого рода удовлетворение.
      – Ты называешь меня так с того времени, когда я был младенцем, – закончил он, понижая голос.
      – Да, она делала так. – Лицо Таниса под бородой потемнело от гнева.
      – Потому что она любит тебя. Извинись перед матерью!
      – Нет, Танис, – вмешалась Лорана, – это я должна попросить у Гила прощения. Он прав. – Она слабо улыбнулась. – Это глупое имя для молодого человека, который выше меня ростом. Извини, сын! Я не буду так называть тебя больше.
      Гил не ожидал этой победы. Он не был готов к ней. Но необходимо было схватить быка за рога, использовав до конца преимущество перед ослабевшим противником.
      – И голова у меня уже месяц не болит. Скорее всего, я от этого уже избавился!
      – Но откуда же ты знаешь, Гил. – Танис изо всех сил старался держать себя в руках. – Подумай, что произойдет, если ты заболеешь в пути, далеко от дома.
      – Если это случится, я буду с этим бороться, – возразил Гил. – Я слышал, как ты сам рассказывал, что Рейстлин был настолько болен, что его брату приходилось ухаживать за ним! И это Рейстлина не остановило. Он был великим героем!
      Танис собирался что-то ответить, но Лорана послала ему предупреждающий взгляд, и он промолчал.
      – А куда бы ты хотел пойти, сынок? – спросила она.
      Гил колебался. Решающий момент наступил. Он не надеялся, что их спор будет развиваться в таком направлении, но это произошло, и он решил до конца использовать сложившуюся ситуацию.
      – В свою страну. В Квалинести.
      – Это не обсуждается.
      – Почему, отец? Назови хоть одну убедительную причину!
      – Я могу назвать их дюжину, только сомневаюсь, что ты поймешь.
      Первая из них – Квалинести не твоя страна.
      – Танис, пожалуйста! – Лорана повернулась к Гилу. – Каким образом эта мысль, мапет, то есть сын, пришла тебе в голову?
      – Я получил приглашение, очень красивое, очень любезное и вполне подобающее моему положению эльфийского принца.
      Отец и мать встревоженно переглянулись. Гил проигнорировал их тревогу и продолжал:
      – Это приглашение от одного из сенаторов Талас-Энтиа. Народ собирается устроить некий праздник по случаю возвращения дяди Портиоса из Сильванести, и этот сенатор считает, что мне необходимо присутствовать. Он говорит, что мой отказ по формальной причине, вроде этой, будет замечен.
      Начнутся разговоры, что я стыжусь своего эльфийского происхождения.
      – Как они посмели сделать это? – сказал Танис, едва сдерживаясь. – Какое право они имеют вмешиваться? Кто этот сенатор? Встрявший осел! Я...
      – Танталас, послушай. – Лорана называла его полным эльфийским именем только в очень серьезных ситуациях. – Тут есть кое-что еще...
      Она подошла к нему, и они тихо заговорили между собой.
      Шепчутся. Всегда шепчутся. Гил старался выглядеть равнодушным, но внимательно прислушивался к их разговору. Впрочем, кроме слов «политический» и «действуй осторожно», ничего не разобрал.
      – Это касается только меня, отец, – внезапно подал голос Гил. – Вы не приглашены.
      – Не разговаривай со мной в таком тоне, молодой человек!
      – Гил, дорогой, это слишком серьезное дело, – умиротворяющим голосом проговорила Лорана и успокаивающе положила руку на руку мужа. – Гил, когда ты получил это приглашение?
      – День или два назад, когда вы оба были в Палантасе. Если бы вы были дома, то знали бы об этом.
      Танис и Лорана снова переглянулись.
      – Было бы неплохо, если бы ты сообщил об этом пораньше. И как ты ответил?
      Мать явно нервничала, ее руки дрожали. Отец был разъярен, но хранил молчание. Ему приходилось его хранить.
      Гил впервые в жизни чувствовал, что владеет собой. Это было хорошее ощущение, как будто ослабел узел, затянутый в его животе.
      – Я не ответил ничего, – холодно сказал он. – Я понимаю, тут политика. Я ждал случая, чтобы обсудить это с вами.
      Он наслаждался, наблюдая за пристыженными родителями. Они опять недооценили его!
      – Ты сделал правильно, сын. Я извиняюсь перед тобой. Мы неверно оценили твое поведение. – Танис вздохнул и расстроенно поскреб заросший бородой подбородок. – Более того, я готов извиниться за то, что ты оказался вовлеченным в это дело. Пожалуй, мне следовало предусмотреть такую возможность!..
      – Нам обоим следовало! – добавила Лорана. – И следовало подготовить тебя к такой возможности, сынок.
      Ее голос сорвался. Она снова обратилась к Танису.
      – Подобные мысли никогда не приходили мне в голову. В конце концов, он частично человек. Я и подумать не могла, что они станут...
      – А почему бы и нет? Я не сомневаюсь, что потом они...
      – Что? – громко спросил Гил. – Что они потом? Казалось, Танис пропустил его вопрос мимо ушей, чтобы закончить разговор с Лораной.
      – Я надеюсь, что он сможет справиться с этим и ему не придется проходить через все то, через что пришлось пройти нам. Но если я скажу ему хоть что-нибудь об этом, он не сделает даже попытки справиться.
      Танис повернулся к Гилу:
      – Принеси приглашение, сын. Мама приготовит подобающий случаю отказ.
      – Решение созрело, – проговорил Гил, переводя взгляд с матери на отца. – Вы не собираетесь меня никуда отпускать!
      – Сын, ты не понимаешь. – Характер Таниса наконец взыграл, и он тоже завелся.
      – Это ты очень верно подметил, что я не понимаю! Я... – Гил остановился.
      Конечно, вспылить было очень легко, его просто понесло. Но он не собирался так просто сдать с трудом завоеванные позиции. Он не позволит себе взорваться.
      И он оборвал себя на половине фразы, чуть было не наговорив глупостей. И то, что он так внезапно остановился, тоже выглядит подозрительно. Они могут догадаться. Как бы исправить все эти оплошности?
      Дипломатично. Этому он имел возможность обучиться у матери.
      – Извини за резкость, отец, – сказал виновато Гил. – Я понимаю, тобой движут только мои интересы. Это просто неразумно с моей стороны требовать отправиться... навестить родину матери.
      – Когда-нибудь это непременно произойдет, сынок, – промолвил Танис, скребя в бороде. – Когда повзрослеешь...
      – Конечно. Если вы на меня не слишком сердитесь, я пойду к себе, позанимаюсь. – И Гил с независимым видом вышел из комнаты, притворив за собой двери.
      Замерев у закрытых дверей, он прислушался.
      – Ну вот оно и пришло, – говорила мать, – и мы узнали об этом. Это совершенно правильно, что он хочет поехать.
      – Да, и ты представь себе, что он почувствует, увидев полные ненависти взгляды, искривленные в ярости губы, услыхав утонченные оскорбления...
      – Но, возможно, этого и не произойдет, Танис. Эльфы изменились.
      – Изменились ли, любимая моя? – печально отозвался Танис. – В самом деле изменились?
      Лорана не отвечала, по крайней мере ее ответа не было слышно.
      Гил заколебался в своем решении. Они, похоже, просто хотят его защитить.
      Защитить его! Да, как Карамон хотел защитить Палина. Палин хотел выдержать Испытание – и справился. И он хотел доказать, чего стоит, доказать им обоим!
      Утвердившись в своем решении, он, прыгая через две ступеньки, сбежал вниз. Оказавшись у себя, он запер двери и вытащил приглашение из потайного места, где его прятал. Гил пробежал по приглашению глазами, отыскивая нужное место. Наконец оно нашлось.
      "...Я буду ожидать тебя в гостинице «Черный Лебедь», находящейся примерно в дне езды от дома твоих родителей. Если ты изволишь встретиться со мной в указанном месте, путешествие до Квалинести мы можем совершить вдвоем. Прими мои искреннейшие уверения в том, что мне крайне лестно сопровождать тебя, принц Гилтас, на этом пути. Особенную же радость мне принесет возможность представить тебя в самых высоких кругах эльфийского общества.
      Твой преданный слуга Рашас из рода Аронтулас".
      Это имя ничего не говорило Гилу, но оно и не было для него важно. Он уронил приглашение и пристально посмотрел на виднеющийся из окна затянутый туманной дымкой путь, ведущий на юг.
      Ведущий к «Черному Лебедю».

Глава 4

      Завернувшись в плащ, Танис Полуэльф лежал на твердой холодной земле.
      Он крепко, мирно спал. Но рука Карамона легла на его плечо и решительно затрясла: «Танис, ты нужен нам! Танис, вставай!»
      Уходя, уворачиваясь от его цепких пальцев, сворачиваясь в комок, Танис умолял: "Я не хочу вставать. Я устал от всего этого, ужасно устал.
      Почему вы не хотите оставить меня в покое? Дайте поспать..."
      – Танис!
      Вздрогнув, он проснулся. Он проспал дольше обычного. Но сон не принес ему отдыха – он проснулся с тяжестью в голове и в теле. Открыв глаза, он почти не сомневался, что увидит Карамона.
      Но увидел Лорану.
      – Гил ушел, – сказала она.
      Танис потряс головой, отгоняя сон и тяжесть.
      – Ушел? – тупо повторил он. – Куда ушел?
      – Я точно не знаю, но думаю... – Ее голос сорвался. Она молча протянула Танису золотистый лист бумаги.
      Протерев глаза, Танис переместил непослушное тело в сидячее положение. Лорана скользнула на кровать рядом с ним и обвила рукой его плечи. Он читал приглашение.
      – Где ты нашла это?
      – В... в его комнате. Я, конечно, не рылась в его вещах, просто...
      Он просто не спустился к завтраку, и я подумала, не заболел ли он. И пошла проверить.
      Ее голова поникла, по щекам покатились слезы.
      – Он не спал в своей постели. Его одежды нет на месте. И это... это... было на полу... у окна.
      Она не выдержала. После недолгой молчаливой борьбы она вновь овладела собой.
      – Тогда я пошла на конюшню. Его лошадь исчезла тоже. Конюх ничего не видел и не слышал...
      – Старый Хастингс глух как тетерев. Он может не услышать грохота Катаклизма. Карамон пытался предупредить меня, что это может произойти, а я не понял.
      Танис вздохнул. Подсознание его все услышало. Это и обозначал его сон. «Дайте мне поспать...»
      – Все будет хорошо, любимая, – жизнерадостно объявил он и притянул ее поближе к себе, чтобы поцеловать. – Гил оставил это здесь, зная, что мы найдем это. Он хочет, чтобы мы пришли за ним и остановили. Это петушиный крик его самостоятельности, ничего более. Я найду его в «Черном Лебеде» – измученного, но слишком гордого, чтобы в этом признаться, с виду готового тронуться в путь, а на деле мечтающего, чтобы я уговорил его вернуться домой...
      – Только не ругай его, – тревожно попросила Лорана.
      – Ну конечно, не буду. У нас будет мужской разговор, а это долгая вещь. Возможно, мы проговорим всю ночь и вернемся только к утру.
      Эта мысль согрела Таниса. Теперь он понял, что еще ни разу не провел ни дня наедине с сыном. Теперь они поговорят, как следует поговорят. Танис даст Гилу знать, что отец прекрасно знает о его проблемах.
      – Может, и мне следует поехать...
      – Нет, Лорана, – твердо сказал Танис. – Это касается только меня и Гила. – Танис вылез из кровати и принялся одеваться для путешествия. – Кто знает, может быть, это окажется неплохим уроком для мальчика, моя дорогая. Слушай, а ты что, и правда не понимаешь, почему он такое выкинул?
      – Ожидая ответа, Танис даже на секунду приостановил сборы.
      – Ни один эльфийский юноша никогда не сделает такого, – тихо сказала Лорана. В глазах ее стояли слезы.
      Танис склонился и поцеловал ее блестящие волосы. Он вспоминал юного полуэльфа, сбегавшего от своего народа, из своего дома, того самого полуэльфа, который убегал даже от нее. Ему казалось, что и она не должна забыть это.
      Жажда перемен – проклятие рода человеческого.
      Или благословение.
      – Не переживай, – сказал он. – Я доставлю его домой в целости и сохранности.
      – Только бы он все понял! Мы готовы жертвовать ради него всем, чем угодно!..
      Лорана продолжала говорить, но Танис не слышал ее голоса. В его голове раздавался голос другой женщины, другой матери: «Чем ты пожертвуешь для своего родного сына? Своим благосостоянием? Своей честью? Своим добрым именем?»
      Это были слова Сары – Сары, заменившей мать Стилу Светлому Мечу.
      Похолодев от ужаса, Танис припоминал видение. Он не вспоминал о нем годами, сумел выкинуть это из головы. Но вот он снова остановился в проклятой крепости Лорда Ариакаса, Рыцаря Такхизис. Расступились темные облака. Сквозь трепещущий разрыв в облачной завесе пролился серебристый свет Солинари, и Танис успел увидеть опасности и несчастья, вьющиеся вокруг его хрупкого сына, словно управляемый кем-то дождь. Тут Солинари снова поглотили темные облака, и видение пропало. И он забыл его.
      До поры до времени.
      – Что случилось? – Лорана, не на шутку перепуганная, пристально смотрела на него. Как же хорошо она его знала! Даже слишком...
      – Ничего страшного. – Танис через силу выдавил успокаивающую улыбку. – Просто ночью мне приснился плохой сон. Наверно, он до сих пор на меня действует. Ну, тот, о войне, ты знаешь...
      Лорана знала. Она тоже видела эти сны. И понимала, что он не говорит ей правды не потому, что не любит ее, и не потому, что не доверяет или не уважает ее, а просто потому, что не может сказать. С раннего детства он привык держать при себе и свои переживания, и обиды, и страхи. Выдавать слабости значило давать кому-то преимущество над собой. Она не могла упрекнуть его. Она видела, как он был всеми отринут. Получеловек в эльфийском обществе, он жил в Квалинести изгоем, не зная ни милосердия, ни жалости. Эльфы всегда давали ему понять, что он был – и будет – отверженным.
      – Что скажешь о Рашасе? – тактично переменила она тему.
      – А вот с Рашасом мне тоже неплохо бы выяснить отношения, – сказал Танис со злостью. – Чувствую, его это рук дело. Интриги, всегда интриги!
      Удивляюсь, как это Портиос оказался с ним заодно.
      – У Портиоса другие заботы, дорогой. Но теперь, когда Сильванести свободна от снов Лорака, Портиос наконец сможет вернуться домой и заняться делами своей страны.
      Сны Лорака... Лорак был эльфийским королем, правителем Сильванести до Войны Копья. Видя, что его страна близка к гибели от руки вторгшихся в нее армий Владычицы Тьмы, Лорак попытался использовать один из могущественных волшебных Глаз Дракона, чтобы защитить свой народ, свою страну. Но вместо этого произошла трагедия: Лорак сам пал жертвой Глаза. Злой Дракон, Циан Кровавый Губитель, воцарился над Сильванести, наведя на Лорака темные сны.
      Сны становились реальностью. Сильванести была заколдованной опустошенной страной, кишащей злобными тварями, которые являлись одновременно и реально существующими, и бредовыми видениями.
      Даже после смерти Лорака и поражения Владычицы Тьмы Сильванести не была полностью освобождена от темноты. В течение многих лет эльфы боролись с пережитками сновидений, сражались с тьмой и злыми созданиями, которые продолжали скитаться по стране. Только теперь наконец эльфы избавились от них полностью.
      Танис думал об истории, происшедшей с Лораком, и думал со злостью, что было вполне уместно в сложившейся ситуации. Опять какие-то эльфы действовали неразумно, не опасаясь возможных дурных последствий. Какие-то старые, идущие-своими-путями эльфы вроде сенатора Рашаса.
      – По крайней мере теперь у Портиоса есть кое-что, что отвлечет его внимание от многочисленных неприятностей, – я имею в виду их с Эльханой будущего ребенка, – с самым жизнерадостным лицом, которое он только смог изобразить, вел Танис светскую беседу, шнуруя между тем свои кожаные латы.
      Лорана смотрела на его доспехи, которые он никогда не надевал, кроме как в крайних, грозящих серьезными неприятностями, случаях. Она прикусила губу, но ничего не сказала, продолжая, по его примеру, разговор о политике.
      – Я знаю, Эльхана очень довольна. Она так давно хотела ребенка. И не сомневаюсь, что Портиос тоже счастлив, хотя и старается делать вид, что его отцовство – не больше чем исполнение долга перед своим народом. Я вижу теплоту в их отношениях, которой не было никогда раньше, и начинаю надеяться, что теперь они будут заботиться друг о друге.
      – Главное, вовремя, – пробормотал Танис. Он не слишком любил свояка. Завязав дорожный плащ, он взял вещмешок и наклонился поцеловать жену.
      – До свидания, любимая. Не терзайся слишком сильно, если мы вернемся не тотчас же.
      – О Танис! – Взгляд Лораны проникал в самую его душу.
      – Не бойся. Мы с мальчиком нуждаемся в длинном разговоре. Теперь я это вижу, а должен был увидеть давно. Но я надеялся... – Он запнулся и не стал продолжать. Потом добавил:
      – Словом, если что – пришлю тебе весточку.
      Пристегнув меч, он еще раз чмокнул ее в щеку и вышел.
      Следы его сына найти было несложно. Весенние дожди поливали Солантус целый месяц, и следы лошадиных копыт глубоко и четко отпечатались на грязной дороге. Единственный, кто, кроме Гила, проезжал этим путем за последнее время, был сэр Вильям, доставивший письмо от Карамона, но он ехал в противоположном направлении, следуя в Соламнию, тогда как «Черный Лебедь» был расположен на пути, ведущем в Квалинести, на юг.
      Танис ехал спокойным шагом. Восходящее солнце сверкало в небе огненным серпом, в траве блестела роса. Утро выдалось ясным и достаточно свежим, так что плащ оказался весьма кстати.
      «Гилу должна понравиться такая прогулка», – сказал сам себе Танис. С преступным удовольствием он предался воспоминаниям о другом сбежавшем юноше и его ночном путешествии. – У меня-то лошади не было, когда я решил уйти. И я ушел пешком из Квалинести на поиски Флинта. У меня не было ни денег, ни цели, ни головы на плечах. Удивительно, как я остался в живых.
      Танис горько рассмеялся, покачав головой. "Но я был одет достаточно бедно, чтобы не привлечь внимание грабителей, не имел средств на гостиницу и поэтому избежал стычек и драк. Ночи я проводил, бродя под звездами, и мог дышать полной грудью.
      Ах, Гил, – вздохнул Танис, – я постоянно совершал одну и ту же ошибку, которую я сотни раз запрещал себе делать. Я ограничивал тебя, стеснял твою свободу. Узы были сотканы из шелка, созданы с любовью, но от этого они не перестали быть узами. А как иначе я мог поступить? Ты так дорог мне, сынок! Я так тебя люблю! Я не хотел, чтобы с тобой произошло какое-нибудь несчастье...
      Прекрати ныть, Танис! – оборвал он сам себя. – Так только накличешь беду, и можно себе представить, во что все это выльется. Сегодня прекрасный день, Гил на чудесной верховой прогулке. А потом мы проговорим всю ночь, и это будет настоящий, откровенный разговор по душам. То есть твой разговор, сынок. Я буду только слушать и стараться понять. Обещаю тебе".
      Танис продолжал ехать по следам лошади Гила. Он увидел, как юноша, отпустив поводья, предоставил лошади свободу, увидел следы бешеного галопа – и у лошади, и у всадника закружилась от свободы голова. Но потом Гил успокоил лошадь, и дальше они вполне разумно ехали ровным шагом, чтобы не утомить коня.
      – Ну что же, совсем неплохо, малыш, – одобрительно пробормотал Танис. Гордость за сына согрела его.
      Выкинув из головы беспокойство, он начал придумывать, что скажет Рашасу из Талас-Энтиа. Танис хорошо знал этого эльфа. Примерно того же возраста, что и Портиос, Рашас обожал власть и ничего более политических интриг не любил. Он был самым молодым эльфом из тех, что когда-либо заседали в Сенате. Говорили, что он выживал своего отца до тех пор, пока старый эльф не пал духом под его давлением и не уступил сыну свое место.