Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Драконы Погибшего Солнца

ModernLib.Net / Уэйс Маргарет / Драконы Погибшего Солнца - Чтение (стр. 12)
Автор: Уэйс Маргарет
Жанр:

 

 


      Сильванеш ничего не сказал, но понял, что должен делать.
      – Вы клянетесь мне в своей верности. Но как я могу быть уверенным в том, что вы не оставите меня, как оставили моих родителей, едва сумрак поглотит тропинки в этом лесу?
      Ролан побледнел. Глаза Дринела засверкали гневом, он хотел что-то сказать, но его спутник успокаивающе положил руку ему на плечо.
      – Погоди, Дринел. Сильванеш прав, когда упрекает нас, друг мой. Его Величество имеет право задать нам такой вопрос. – Ролан обратился к Сильвану: – От всей души я клянусь в свей верности и верности моей семьи Вашему Величеству. И пусть моя душа навсегда останется в этом плане бытия, если я не сдержу своего слова.
      Сильван с серьезным видом кивнул. Клятва была страшной. Он перевел взгляд на Дринела и двух других киратов. Первый с мгновение колебался.
      – Вы еще очень молоды, принц, – хрипло произнес он. – Сколько вам? Тридцать? По меркам нашего народа вы еще несовершеннолетний.
      – Но не по меркам народа Квалинести, – возразил Сильван. – И я прошу вас подумать и об этом тоже, – добавил он, зная, как сильванестийцы не любят сравнений со своими более открытыми окружающему миру и, следовательно, более испорченными родственниками. – Я вырос не в уютном и безопасном доме в Сильванести. Мое детство прошло в лагерях, лачугах, пещерах – всюду, где моим родителям удавалось найти пристанище. Я могу по пальцам пересчитать ночи, которые мне удалось провести под крышей обычного дома в обычной постели. Дважды я был ранен в битвах. И шрамы на моем теле могут подтвердить эти слова.
      Сильван не стал уточнять, что эти шрамы были получены отнюдь не в боевых сражениях. Он был ранен, когда вместе со своими телохранителями пробирался в безопасное убежище. Он вполне мог бы участвовать в сражениях, сказал он себе, если б ему дали такую возможность вместо того, чтобы мешать. Сейчас он был готов сражаться.
      – Я тоже готов принести вам клятву верности, – гордо произнес он. – Своей душой я клянусь, что сделаю все возможное, чтобы сохранить трон, который по праву принадлежит мне. Я клянусь принести покой, мир и процветание моему народу. И пусть моя душа навсегда будет плененной в этом плане бытия, если я не сдержу этого слова.
      Глаза Дринела внимательно смотрели в самое его сердце. И то, что они видели, удовлетворило кирата.
      – Своей душой клянусь вам, Сильванеш, сын Портиоса и Эльханы, что буду хранить вам верность. И, помогая сыну, я надеюсь возместить обиды, нанесенные его родителям.
      – А теперь, – сказал Ролан, – мы должны кое-что обсудить. Нам надлежит подыскать удобное, надежное и уединенное жилище для Его Величества…
      – Нет, – с необычной для него твердостью возразил Сильван. – Время таиться миновало. Я – законный наследник престола. Мои притязания справедливы. Мне нечего скрывать. Если я начну таиться подобно преступнику, то меня и сочтут таковым. Если же я прибуду в Сильваност как король, я и принят буду как король.
      – Это так, но опасность велика… – начал Ролан.
      – Его Величество прав, мой друг. – Во время этой беседы уважение Дринела к Сильвану еще более возросло. – Он будет в меньшей опасности, если открыто заявит о своем прибытии, чем если станет скрываться. Коннал, отвечая на многочисленные вопросы о законности его правления, всегда заявлял, что будет счастлив увидеть, как сын Эльханы займет свое законное место на престоле. Он давал такие обещания с тем большей легкостью, что знал (или, вернее, думал, что знает): пока щит на месте, никакому сыну через него не проникнуть. Если Ваше Величество с триумфом войдет в столицу, люди, несомненно, будут приветствовать вас, и Конналу придется исполнить свои обещания. И в этом случае ему не удастся убрать наследника, так, как это удавалось с другими. Наш народ этого не допустит.
      – В том, что ты говоришь, есть немалая доля истины, – согласился Ролан. – Но ни в коем случае не следует недооценивать Коннала. Некоторые считают его безумцем, но, даже если это и так, это чрезвычайно коварный и расчетливый безумец. Он очень опасен.
      – Я тоже могу быть опасным, – сказал Сильван. – И он в этом скоро убедится.
      Он изложил им свой план, и эльфам, внимательно его выслушавшим, он понравился. Было лишь предложено несколько поправок, которые юноша принял, так как здешняя обстановка была известна его собеседникам лучше. Он молча выслушал перечисление всех возможных опасностей, которые ему грозили, но не придал этому большого значения.
      Сильванеш был молод, а молодость полагает, что она вечна.

9. Лоботрясничанье

      Ту самую ночь, когда Сильванеш принял нелегкое решение бороться за сильванестийский престол, Тассельхоф Непоседа проспал крепко и спокойно – к своему сильнейшему разочарованию.
      В целях безопасности кендера поместили в одно из внутренних помещений гарнизона соламнийцев в Утехе. Тас сказал, что может переночевать в их замечательной кендерозащищенной тюрьме, но это предложение было решительно отклонено. Комната, в которую его привели, была опрятной и чистой, но лишенной окон и даже мебели, не считая суровой железной койки с матрацем – таким твердым и плоским, что он мог бы стоять по стойке смирно не хуже многих Рыцарей Соламнии. Дверь не запиралась на замок, и это могло бы сулить небольшое послеобеденное развлечение, но снаружи на ней виднелся деревянный засов.
      – Должен признать, – горестно сказал самому себе Тас, усевшись на койку, постукивая ногами по ее железной спинке и безутешно оглядывая комнату, – что это одно из самых скучных помещений, в которых я побывал. За исключением Бездны, пожалуй.
      Герард унес даже свечу, оставив Таса в непроглядной тьме. Оставалось только лечь и заснуть.
      Тассельхофа давно занимала мысль о том, какую огромную услугу можно было бы оказать человечеству, избавив его от обычая предаваться ночному отдыху. Однажды Тас даже намекнул на это Рейстлину, сказав, что чародею такого ранга уладить этот вопрос было бы несложно, ибо сон отнимает уйму времени, не предлагая взамен никаких удовольствий (с точки зрения Таса). Ответ Рейстлина вкратце сводился к тому, что, по его мнению, сон – это, напротив, истинное благодеяние для человечества, ибо он каждые сутки на целых восемь часов делает кендера безопасным для окружающих, и это единственная причина, по которой Рейстлин пресловутого кендера еще не задушил.
      Конечно же, ночной отдых мог бы иметь одно большое преимущество – сны, но оно было почти сведено на нет тем обстоятельством, что стоило кое-кому проснуться, как этот кое-кто тут же с глубоким разочарованием понимает, что всего лишь видел сон. Что дракон, который только что преследовал кое-кого, чтобы откусить ему голову, был ненастоящим и что великаны, только что пытавшиеся стереть кое-кого в порошок, тоже были ненастоящими. Вдобавок кое-кто имел обыкновение просыпаться на самом интересном месте – например, когда дракон уже держал его голову в пасти или когда великаны занесли над ней дубину. Нет, все-таки ночной отдых был напрасной тратой времени, Тас в этом не сомневался. И каждую ночь он встречал с твердым намерением не спать, но тем не менее каждое утро заставало Таса крепко спящим. Просыпаясь, он обнаруживал, что коварный сон незаметно подкрался к нему для того, чтобы утром так же незаметно скрыться.
      В эту ночь Тас не стал долго сопротивляться сну. Устав как от тягот путешествия, так и от волнений и слез на похоронах Карамона, Тас сдался в сегодняшней битве без борьбы. Проснувшись, он обнаружил, что к нему незаметно подкрался не только сон, но и Герард, который уже стоял над ним со своим, как всегда, угрюмым выражением лица, которое в свете лампы казалось еще угрюмее.
      – Вставай, – произнес рыцарь, – и надевай это.
      Он протянул Тасу одежки, которые на вид были чистыми, аккуратно сшитыми, темными, унылыми и – тут кендер вздрогнул – прочными.
      – Спасибо большое, – сказал Тас, протирая глаза. – Я знаю, ты не хотел меня обидеть, но у меня есть собственная одежда и…
      – Я не могу путешествовать с субъектом, который выглядит так, будто участвовал в играх у Майского Дерева и всем проиграл, – нехотя объяснил Герард. – Кроме того, в них тебя любой сумеет разглядеть за шесть миль, даже слепой и тупой овражный гном. Словом, надевай, и поскорее.
      – Майское Дерево, – хихикнул Тас. – Один раз я и в самом деле его видел. Это было в Утехе во время майских праздников. Карамон надел парик и юбки и пустился плясать с девушками, тут парик у него съехал на один глаз, и он…
      Герард строго поднял вверх палец:
      – Правило номер один – не болтать!
      Тас открыл было рот, чтоб объяснить, что он вовсе не болтает, вернее, болтает не чтобы болтать, а чтобы что-нибудь рассказать, какую-нибудь интересную историю, а в таком случае это не называется болтать, это совсем иное дело и с болтовней не имеет ничего общего. Но, прежде чем он успел сказать хоть слово, Герард завязал ему рот платком.
      Тассельхоф вздохнул. Он предвкушал приключения во время предстоявшего путешествия, но с сожалением думал о том, что судьба могла бы послать ему более приятного спутника. Он с грустью снял свои живописные лохмотья, сложил их на койку, любовно погладил на прощание и стал облачаться в коричневые брючки, коричневые шерстяные носки, коричневую рубашку и такой же коричневый жилет, которые Герард выложил перед ним. Оглядев себя, Тас печально подумал, что стал похож на небольшой аккуратный пенек. Он попытался было засунуть руки в карманы, но ладони бесплодно скользили мимо. Ни одного кармашка на всех одежках!
      – И никаких таких сумочек, – сказал Герард, добавив ему огорчений. Он подхватил кошелечки кендера в охапку и хотел кинуть на кучу остальной одежды.
      – Но послушайте… – с достоинством начал было Тас.
      Тут одна из сумочек раскрылась. И в свете лампы радостно засверкали, переливаясь искрами, драгоценные камни, украшавшие устройство для перемещения во времени.
      – У-упс! – удивленно протянул Тас со своим обычным невиннейшим видом, не всегда оправданным, но сейчас вполне искренним.
      – Как ты ухитрился стащить это у меня? – строго спросил Герард.
      Тас пожал плечами и указал на завязанный рот.
      – Если тебя спрашивают, ты должен отвечать. – Рыцарь уже накалялся, но еще сдерживал себя. – Когда ты украл это у меня?
      – Я не крал это, – вознегодовал освобожденный Тас. – Красть – ужасно гадко. Я ведь объяснял тебе. Эта штука должна возвращаться ко мне. Это не моя вина. Я сам этого ужасно не хотел. И даже имел с ней серьезную беседу на этот счет. Прошлым вечером. Но она, видно, не послушалась.
      Герард покраснел от злости, пробормотал что-то себе под нос – что-то насчет того, что он не понимает, за что терпит такие мучения, – и сунул устройство в кожаный кошелек, который носил на бедре.
      – И будет лучше, если она останется здесь, – многозначительно произнес он.
      – Вот именно, слушай, пожалуйста, что говорит рыцарь! – громко добавил Тас, погрозив устройству пальцем. За свое содействие он не получил даже простого «спасибо», вместо этого ему снова завязали рот платком.
      Водворив кляп на место, Герард достал из кармана маленькие наручники и защелкнул их на запястьях Таса. От обычных наручников Тас избавился бы без труда, но эти имели специальную конструкцию и были приспособлены для тонких кендерских рук, поэтому Тасу пришлось сразу же начать трудиться над ними. Герард положил руку на его плечо, и они, выйдя из комнаты, пересекли большой зал.
      Утро едва забрезжило. В гарнизоне было еще тихо и темно. Герард отвел Таса умыться – кендеру пришлось делать это, не снимая платка, – и заняться другими неотложными делами, при этом ни на секунду не спуская с кендера глаз. Затем они вышли на плац.
      Герард был одет в длинный плащ, полностью скрывший латы, и об их существовании Тас мог догадаться только по легкому позвякиванию. Но ни шлема, ни меча у Герарда не было. Затем они прошли к помещениям, где жил рыцарь, и там Герард взял большой заплечный мешок и какой-то похожий на меч предмет, обернутый в одеяло и перевязанный веревкой.
      После этого они направились к воротам, Тас – по-прежнему оставаясь в наручниках и с платком на лице. Солнце уже надумало выглянуть из-за горизонта, но вдруг набежала дождевая тучка и спрятала его. Как будто солнышко проснулось и начало вставать, но потом передумало и отправилось спать дальше.
      Герард протянул какую-то бумагу капитану охраны:
      – Это личное разрешение Повелителя Уоррена покинуть на некоторое время гарнизон, господин. Я должен доставить этого заключенного по месту назначения.
      Капитан глянул на бумаги, затем на кендера. При этом Тас заметил, что Герард старается держаться подальше от света масляных факелов, укрепленных в деревянных гнездах по обеим сторонам ворот. Тас мгновенно догадался, что тот пытается что-то спрятать. Любопытство кендера взыграло, а оно было такого рода, что часто оказывалось роковым как для него самого, так и для его спутников. Сейчас Тас во все глаза уставился на Герарда, надеясь разглядеть, что рыцарь скрывает под плащом.
      И тут ему повезло. От легкого утреннего ветерка полы плаща распахнулись, и, хотя Герард мгновенно поймал их и запахнулся потуже, Тас успел разглядеть блеснувший доспех. Латы на рыцаре были совершенно черными.
      В других, более привычных обстоятельствах Тас тут же разразился бы громкими и взволнованными расспросами – почему у Соламнийского Рыцаря черные латы? Возможно, он попытался бы распахнуть плащ пошире и указать на этот странный и интересный факт капитану охраны. Но с завязанным ртом Тас не мог произнести ничего более вразумительного, чем «мм-фф-рр-сссс».
      Вторая мысль, возникшая у Таса исключительно благодаря платку, подсказала кендеру, что, возможно, Герард не хочет демонстрировать окружающим свои черные доспехи, отсюда и плащ.
      Совершенно очарованный этим новым поворотом своего приключения, Тассельхоф притих, стараясь лишь выразительным подмигиванием дать Герарду знать, что он разгадал его секрет.
      – Куда вы ведете этого маленького проныру? – спросил капитан, возвращая бумаги рыцарю. – И что у него с глазом? Это не заразно, надеюсь?
      – Насколько я знаю, нет, господин. Извините, господин, но я не могу сообщить, куда мы направляемся. Это секретная информация. – Герард говорил чрезвычайно серьезно и почтительно. Затем он понизил голос и добавил: – Это тот самый тип, который посягнул на наш мемориал, господин.
      Капитан понимающе закивал головой. Затем искоса глянул на свертки в руках рыцаря:
      – Что у вас здесь?
      – Вещественные доказательства, господин.
      Капитан насупился:
      – Подумать, сколько вреда от такой козявки. Надеюсь, его хотя бы примерно накажут.
      – Очень рассчитываю на это, господин, – бесстрастно поддакнул Герард.
      Капитан жестом велел им проходить, не обращая больше внимания ни на рыцаря, ни на кендера. Герард подтолкнул Таса к воротам, они вышли из гарнизона и зашагали к главной дороге. Хотя день еще не вполне начался, здесь уже было много народу. Фермеры торопились со своими товарами на рынок. Фургоны катили к хижинам, расположенным высоко в горах. Рыбаки направлялись к озеру Кристалмир. Прохожие с любопытством поглядывали на закутанного с ног до головы в плащ рыцаря – утро было довольно теплым. Но, занятые своими делами, проходили мимо. Если ему хочется париться, это его дело. На Тассельхофа никто не смотрел. Кендер в наручниках и с кляпом во рту был самым обычным явлением.
      Оба спутника, оставив Утеху, направились на юг, к дороге, которая после долгого серпантина в горах Сторожевые Пики должна была вывести их к Большому Южному Пути. Солнце наконец выбралось из-за туч и розовым цветом окрасило бледную палитру неба. Под его лучами листья на деревьях заблестели, в траве крохотными алмазами засверкали капельки росы. Чудесный был день для приключений, и Тас наслаждался бы им во все лопатки, если бы его только не понукали, не подталкивали и не запрещали глазеть по сторонам.
      Хотя и нагруженный тяжелым на вид заплечным мешком и еще мечом в одеяле, рыцарь шел скорым шагом. В одной руке он держал свою ношу, а другой то подталкивал Тассельхофа в спину, стоило тому замедлить шаги, то прихватывал за воротник, когда кендеру вздумывалось пробежаться, то рывком возвращал его назад, едва только маленький проныра устремлялся через дорогу.
      Хотя на вид Герард был среднего роста и не отличался крепким сложением, он обладал исключительной силой. Рыцарь был молчаливым и не слишком веселым спутником. Он не отвечал на пожелания доброго утра, исходившие от встречных прохожих, которые направлялись в город, и не удостоил ответом медника, следовавшего с ними в одну сторону и предложившего им место в своей телеге.
      Но, по крайней мере, он снял со рта Таса платок. Тот возликовал. Не такой молодой, как прежде (это Тас с легкостью признавал), кендер уже устал от предложенной рыцарем быстрой ходьбы, перемежавшейся с пробежками, подскоками и прыжками, которые он предпринимал по собственному желанию, и стал задыхаться. Без платка все-таки дышалось легче.
      Из уст кендера тут же посыпались обуревавшие его вопросы, начиная от давно заготовленного: «А почему у вас черные доспехи? Я раньше никогда не видел таких на рыцарях. То есть нет, один раз видел, но то был совсем не Соламнийский Рыцарь» – и кончая внезапно возникшим: «Мы будем идти пешком до самого Квалинести? Если так, то отпустите, пожалуйста, мой воротник, а то мне натерло шею».
      Через некоторое время обнаружилось, что он может спрашивать о чем угодно, – ответов на свои вопросы он не получал. От Герарда слышалось лишь неизменное «пошевеливайся».
      Но ведь, в конце концов, рыцарь был очень молод и, видимо, неопытен в том, что касалось путешествий. Тас почувствовал, что должен указать ему на некоторые ошибки.
      – Самое лучшее, что есть в путешествиях, – небрежно заметил кендер, – это разглядывать то, что встречается на дороге. Время летит совсем незаметно, если смотреть на все интересные штучки, которые попадаются на пути, и разговаривать со всеми встречными. Ведь если подумать, то сама цель путешествия – ну там, например, убийство дракона или спасение мамонта – достигается довольно быстро, хоть, конечно, это тоже страшно интересно, но зато какая прорва времени тратится до этого и после! Надо ведь сначала туда добраться, а потом прибыть обратно. Это может быть довольно скучно, если не заняться чем-нибудь стоящим.
      – Меня не слишком интересует то, что ты называешь «стоящим», – отозвался наконец Герард. – Мне просто нужно сначала разобраться со своим обещанием, а потом управиться с тобой. И чем раньше я сделаю это, тем скорее смогу приступить к достижению своей цели.
      – А какая у тебя цель? – Тас был в восторге от того, что ему удалось завязать такой захватывающий разговор.
      – Участвовать в сражении при обороне Оплота, – был ответ, – а потом, когда мы с этим справимся, освободить Палантас от гнета Неракских Рыцарей.
      – А кто это такие? – немедленно последовал новый вопрос.
      – Прежде они называли себя Рыцарями Такхизис, но они изменили имя, когда им стало ясно, что на возвращение Владычицы Тьмы надеяться нечего.
      – Что ты имеешь в виду, говоря о ее возвращении? А где она сейчас?
      Герард пожал плечами:
      – Наверное, там же, где и Паладайн с Мишакаль, если ты веришь в то, что болтают люди. Лично я думаю, что они жалуются на плохие времена, наставшие якобы потому, что от нас ушли Боги, вместо того чтобы поискать в этом собственную вину.
      – Ушли Боги? – поразился Тас. – А когда они ушли?
      – Я не собираюсь обсуждать такие глупости, – фыркнул Герард.
      Тас глубоко задумался над тем, о чем только что узнал.
      – Скажи, а ты часом ничего не напутал со всеми этими рыцарскими делами? – осведомился он после продолжительного молчания. – Может, это Оплот во власти Рыцарей Тьмы, а Палантас, наоборот, в руках твоих соламнийцев?
      – Нет, я не напутал. О чем сожалею.
      Тас глубоко вздохнул:
      – Ничего не понимаю.
      Герард усмехнулся и снова подтолкнул кендера, который начал было отставать, – его ноги были далеко не такими проворными, как когда-то.
      – Поторопись-ка, мы уже скоро придем.
      – Как, уже скоро? – кротко переспросил Тас. – А что, эти квалинестийцы тоже куда-нибудь переехали?
      – Если тебе обязательно нужно это знать, кендер, то могу сообщить, что у моста нас будут ждать две оседланные лошади. А прежде чем ты задашь мне следующий вопрос, объясню, что пешком мы отправились потому, что я не состою в кавалерии. Присутствие лошади могло бы вызвать ненужные расспросы.
      – У меня будет лошадь? Моя собственная? Ух, как здорово! Я так давно не катался верхом! – Тас опять остановился и, задрав голову, посмотрел на рыцаря. – Дико извиняюсь, но я поначалу подумал, что ты не разбираешься в путешествиях.
      – Пошевеливайся, – последовал стандартный ответ. Тут кендеру пришла в голову новая мысль, настолько странная, что у него даже перехватило дыхание и ему пришлось некоторое время помолчать, переваривая ее.
      – Я тебе совсем не нравлюсь, да? – В голосе кендера не было ни гнева, ни обиды, только безграничное удивление.
      – Совсем. Не нравишься. – Герард сделал глоток из кожаного бурдючка, который затем протянул Тасу. – Если это может послужить тебе некоторым утешением, то скажу, что в этом чувстве нет ничего личного. Я испытываю одинаковую неприязнь ко всем кендерам.
      Тас обдумывал услышанное, пока пил тепловатую и пахнувшую кожей воду.
      – Может, я не прав, но мне кажется, что лучше бы ты не любил меня лично, а не весь мой народ. Я бы мог попытаться сделать что-нибудь со своим характером, но то, что я кендер, уже никак не исправишь. Ведь и мама у меня была кендер, и папа тоже был кендер, так что здесь уж ничего не поделаешь.
      Он немного помолчал, но тут же заговорил снова, более взволнованно:
      – Я, может, тоже хотел бы быть рыцарем. Правда, я почти уверен, что хотел бы. Но Боги создали мою маму очень низкорослой, и конечно, она не смогла бы произвести на свет такую орясину, как ты. Поэтому я и родился кендером. Пожалуйста, не обижайся, я могу взять назад слова насчет орясины. Еще я хотел бы быть драконидом, точно-точно, они такие чешуйчатые и ужасно злые, и еще у них есть отличные крылья. Мне всегда хотелось иметь крылья. Но родить меня с крыльями моей бедной мамочке было бы совсем трудно.
      – Пошевеливайся.
      – Я могу помочь тебе нести этот мешок, если ты снимешь с меня наручники, – предложил Тас, подумав, что сможет завоевать любовь своего спутника, если станет ему полезен.
      – Нет, – последовал короткий ответ.
      – Но за чтоты не любишь кендеров? – настаивал Тас. – Флинт тоже всегда говорил, что он нас не любит, но я точно знаю, что на самом деле это было не так. Мне, правда, кажется, что Рейстлин тоже не очень любил кендеров. Я догадался об этом, когда он один раз попытался прикончить меня. Но я ему, конечно, простил это. Зато не простил того, что он сделал с бедным Гнимшем, но это совсем другая история, я тебе ее расскажу попозже. На чем я остановился? Ах да. Я хотел еще сказать про Стурма Светлого Меча. Он тоже был рыцарем, как ты, но он любил кендеров, поэтому я и удивился так, когда ты сказал, что не любишь нас.
      – Твои кендеры слишком беспечны и беззаботны. – Голос Герарда звучал очень строго. – Сейчас такие тяжелые времена. И жизнь – это не забава, относиться к ней надо серьезно. Мы не можем позволить себе роскошь быть легкомысленными. Радость и веселье в наши дни неуместны.
      – Если не будет радости и веселья, вот тогда, уж конечно, времена будут тяжелыми, – возразил кендер. – Чего другого тогда ожидать?
      – Ты очень радовался, когда узнал, что в твоем родном Кендерморе сотни несчастных были замучены во время нападения Малистрикс? – Рыцарь говорил очень сурово. – Или когда узнал о тех, кто выжил, но был изгнан из родных мест и подвергся своего рода проклятию? Их называют «сокрушенными», потому что они узнали, что такое страх и носят теперь мечи, а не такие сумочки, как твои. Ты смеялся, когда ты узнал от этом, кендер? Может, ты пел «тра-ля-ля, как весело живется»?
      Тассельхоф замер на месте и обернулся так быстро, что рыцарь чуть не споткнулся о него.
      – Сотни? Сотни кендеров, убитых драконом? – Он был поражен. – Что ты хочешь сказать? Что в Кендерморе убивали кендеров? Но я не знал об этом. Я никогда ни о чем подобном не слышал! Нет, это неправда… Ты обманываешь меня… Нет, – добавил он вдруг жалобно, – я не прав. Ты не можешь солгать. Ты же рыцарь. Хоть ты и не любишь меня, но честь не позволит тебе лгать.
      Герард ничего не отвечал. Положив руку на плечо Тасу, он повернул его лицом к дороге, и они зашагали дальше.
      Тас почувствовал где-то, около самого сердца, странное, прежде незнакомое удушье, будто он проглотил самого большого в мире ужа. Чувство было совсем неприятным и даже ужасно противным. Тас знал, что рыцарь сказал правду. Что сотни его соотечественников погибли, страшно и мучительно. Он не знал, как именно это случилось, но был уверен, что это правда. Такая же правда, как то, что по краям дороги растет трава, и что над головой тянутся ветви деревьев, и что за их зелеными листьями сияет солнце.
      То была правда этого мира, мира, в котором похороны Карамона так сильно отличались от тех, что он видел раньше. Но в том, другом, мире это было совсем не так, и похороны там были другие.
      – Я как-то странно себя чувствую, – тихонько сказал Тас. – Голова кружится, что ли. Я боюсь, что меня вырвет. Если ты не возражаешь, я немного помолчу. Хорошо? Можно?
      – Сделай одолжение, – сказал рыцарь и добавил свое неизменное «пошевеливайся».
      Они молча пошли дальше и примерно к полудню достигли моста. Он нависал над извилистой звонкой речушкой, которая распевала свои песни у подножия Сторожевых Пиков и затем бежала вдоль Большого Южного Пути до самой реки Белая Ярость. Мост был достаточно широк, чтобы по нему могли проехать фургоны, упряжки лошадей или пройти потоки людей.
      В прежние дни движение по мосту было бесплатным, но по мере того, как оно становилось интенсивнее, поддержание переправы в порядке требовало все более серьезных сумм. Власти в Утехе устали постоянно латать дыры в городском бюджете, возникавшие из-за ремонта моста, и учредили специальную мостовую подать. С этой целью у входа на мост поставили воротца, а рядом будку для сборщика пошлины. Плату установили очень скромную. Речка, над которой нависал мост, была мелкой, и во многих местах путешественники могли бы перейти ее вброд, но берега были крутыми и скользкими; и уже не один фургон сорвался с них в воду вместе с поклажей. Большинство путешественников предпочитали платить пошлину.
      В то утро рыцарь и кендер были единственными, кто оказался на берегу реки. Сборщик подати завтракал в своей будке, а рядом, привязанные к тополю, стояли две лошадки. Тут же на траве дремал молодой парень, по одежде и запаху которого можно было догадаться, что он конюх. Одна из лошадей была вороной масти (ее блестящая шкура так и лоснилась на солнце) и довольно норовистой – она беспрестанно фыркала и то и дело натягивала поводья, как будто хотела проверить их прочность. Другая лошадка оказалась чудесным пони, крохотным, серым в яблоках, с ясными глазками и торчащими ушками. Его густая шерсть доставала почти до копыт.
      При виде этой прелести странное удушье мгновенно испарилось из груди Таса. Пони тоже смотрел на него во все глаза, радостно и как будто лукаво.
      – Она моя? – выдохнул Тас.
      – Нет, – хладнокровно ответил Герард. – Я всего лишь нанял этих лошадей на время путешествия.
      Рыцарь подошел к конюху, толкнул его, и тот проснулся. Потягиваясь и зевая, он объяснил, что за лошадей, сбрую и одеяла полагается тридцать монет, из которых десять будут возвращены, если лошади вернутся целыми и невредимыми. Герард вынул кошелек и рассчитался. Парень, все время стараясь держаться подальше от кендера, взял монеты, тщательно пересчитал их и засунул куда-то под рубашку.
      – Как зовут пони? – восхищенно спросил Тас.
      – Малыш Серый.
      Тас чуть нахмурился:
      – Какое простое и неинтересное имя! Не много же нужно воображения, чтобы такое придумать. Можно было бы изобрести что-нибудь покрасивее. А как зовут вороного?
      – Черныш. – Парень невозмутимо ковырял в зубах соломинкой.
      Тассельхоф разочарованно вздохнул.
      Сборщик пошлины высунулся из своей будки и принял причитавшиеся ему деньги. Управившись, он принялся разглядывать рыцаря и кендера с таким живым любопытством, будто приготовился провести остаток утра, обсуждая, кто они такие и куда держат путь.
      Но отрывистые «угу» и «гмм» Герарда были единственным, чего он достиг. Рыцарь усадил Таса на пони, который тут же повернул к седоку головку и посмотрел на него с таким видом, словно они уже совершили вместе несколько великолепных путешествий и хранят много общих секретов. Сам Герард приторочил таинственный мешок и завернутый меч позади седла, надежно привязал их, затем, взяв в руку поводья пони, сел верхом на свою лошадь, и они направились к мосту, оставив сборщика пошлины в печальном одиночестве.
      Рыцарь скакал впереди, Тас позади, вцепившись скованными руками в поммель седла своей чудесной лошадки. Черныш, казалось, так же не любил пони, как Герард не любил Таса, – возможно, потому, что из-за Малыша ему приходилось двигаться таким недостойно медленным шагом, возможно, потому, что он вообще был животным строгих правил и слегка стыдился игривости пони. Как бы то ни было, если Серый из чистой забавы выкидывал один-два курбета или останавливался, чтобы попробовать на вкус придорожные лютики, вороной тут же поворачивал голову и окатывал пони холодным взглядом.
      Они проскакали пять миль, когда Герард дал команду остановиться. Он привстал в стременах и оглядел дорогу. Они не встретили ни единого путешественника с тех пор, как пересекли мост, да и сейчас дорога была совершенно пустынной. Спешившись, Герард скинул с себя плащ и, скатав, сунул во вьюк. Его черные доспехи сверкали, а нагрудник был украшен черепом и мертвой лилией – эмблемой Рыцарей Тьмы.
      Тас замер в восхищении.
      – Какой у тебя чудный костюмчик! Ты так и сказал Повелителю Уоррену, что будешь путешествовать как рыцарь, только не сказал какой. Можно, я тоже наряжусь рыцарем? То есть, конечно, Неракским Рыцарем? Ой, нет, нет, я все понял! Я буду твоим пленником! – Тассельхоф был ужасно горд, что так хорошо все вычислил. – Это будет еще забав… я хочу сказать, будет еще интересней, чем я думал.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39