Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хроники Рейстлина (№2) - Братья по оружию

ModernLib.Net / Фэнтези / Уэйс Маргарет / Братья по оружию - Чтение (стр. 2)
Автор: Уэйс Маргарет
Жанр: Фэнтези
Серия: Хроники Рейстлина

 

 


И тут неожиданно на Испытании появился Карамон и спас его. Спас Рейстлина, своего брата-близнеца, но не мечом или копьём, а его, Рейстлина, магической силой! Удар был слишком велик – исполненный ревнивой ярости, Рейстлин вырвался из погребальных объятий и уничтожил своего брата… Ну, или то, что, должно быть, было его иллюзией. Главное, что настоящий Карамон все прекрасно видел. Пар-Салиан разрешил ему наблюдать за Испытанием, за его последней частью. И теперь брат знает, какая густая тьма клубится и извивается в его душе.

Карамон должен был возненавидеть Рейстлина за то, что он, любимый брат, с ним сотворил. Насколько легче было бы Рейстлину, если бы близнец ненавидел его, – жалость брата была во сто крат горше, чем самая лютая ненависть. «Я сделал то, что хотел…» – горько бросил он тогда Карамону. Но Карамон не смог ненавидеть! В ответ он только пробурчал себе под нос что-то вроде «я понимаю» – и все.

Рейстлин снова и снова возвращался к Испытанию, и всё же одна его часть никак не хотела всплывать в памяти. В ней всё было расплывчато и размыто, словно он находился глубоко под водой. Маг помнил, что оборачивался назад и видел каких-то людей, но лица их были неясны, словно холст с картиной залили чернилами и грязью. Будто специально кто-то замазал их в его памяти, превратив в безликие фигурки…

И самое главное, он мог бы поклясться, что ощущал за собой незримое присутствие кого-то ещё. Этот неизвестный крался за ним, всегда оставаясь за спиной, но Рейстлин почти чувствовал прикосновение незримой руки к плечу, и шею холодило чьё-то ледяное дыхание. Ему казалось, что стоит только быстро обернуться, и он сможет увидеть этого невидимого попутчика. Но сколько он ни дёргался, как бы быстро ни поворачивался, единственным, что удавалось увидеть, была пустота. Рейстлин несколько раз ловил себя на том, что и в реальной жизни старается иногда обернуться, стремясь поймать призрака… И только Карамон стоял за ним, глядя на брата грустными и внимательными глазами.

Рейстлин вздохнул и постарался отогнать от себя мысли, которые лишь глубже заводили в пучины неизвестности. Маг слишком мало знал, чтоб дать ответ на мучащие его вопросы. Он углубился в древнюю книгу, написанную хронистом армии Хумы, где иногда в тексте упоминался Магиус и его удивительный посох. Магиус, один из самых сильных архимагов, когда-либо живших на Кринне, был другом легендарного Соламнийского Рыцаря Хумы, и именно он помог рыцарю в битве с Королевой Тьмы и её армией драконов.

В своё время Магиус наложил сеть заклятий на посох, но, к сожалению, не оставил никаких записей о его использовании, что было нормальной привычкой обладателей сильных магических артефактов. Чем большей магической силой обладает предмет, тем больше был страх, что он попадёт в неверные руки. Обычно маг передавал подобную вещь любимому ученику, которому доверял как себе – целиком и полностью. Но Магиус умер, не успев сделать этого, и теперь любой, кто захотел бы использовать посох, должен был разгадать его магические головоломки.

После нескольких дней изучения книги Рейстлин уже знал, что посох дарует владельцу возможность парить в воздухе, как пушинка, а если использовать его в бою, то даже он, больной, измождённый юноша, сможет нанести противнику серьёзный урон – такое свойство у посоха тоже было. Всё это было полезно, но Рейстлин, уверенный, что посох Магиуса в сотни раз мощнее и таит в своих глубинах великую силу, продолжал искать обрывочные сведения.

Чтение летописи продвигалось слишком медленно, книга была написана на смеси соламнийского, которому Рейстлина обучил Стурм Светлый Меч, и всеобщего и вдобавок пересыпана крепкими словечками и сленгом солдат-наёмников. Бывало, у него уходил не один час, чтобы понять одно-единственное выражение на странице. Однако юноша не сдавался, раз за разом перечитывая непонятное место, стремясь добиться одного-единственного верного толкования.

«…Мы знали, чёрный дракон где-то рядом, хотя и не видели его. Но шипение скал, плавящихся от его ядовитого дыхания, выдавало присутствие врага. Мы слышали скрип его крыльев и скрежет когтей, приближающейся к стенам замка. Огромная тварь искала нас. Мы не видели его – дракон успел наложить заклятие тьмы, затушившее все огни и обрушившее на нас полный мрак, возможно, такой же, что живёт в сердце гигантского червя. Он хотел добраться до нас раньше, чем мы сможем приготовиться к битве.

Хума послал за факелами, но, когда их принесли, ни один не мог разгореться в липком воздухе, пресыщенном испарениями драконьего дыхания. Ужас охватил нас, мы поняли, что нам суждено умереть в этой проклятой темноте. Но тут Магиус шагнул вперёд, и свет охватил его! Я не знаю, как он сделал это, но верхушка его посоха ярко засияла, разгоняя колдовской мрак. Тьма отступила, и мы увидели ужасное создание, подбирающееся к нам. Теперь лучники смогли взять его на прицел, и Хума отдал приказ готовиться к атаке…»

Следующие несколько страниц были посвящены детальному описанию битвы с драконом, и Рейстлин нетерпеливо пролистнул их, считая, что они содержат ненужную для него информацию. Со времён Хумы на Кринне не было замечено ни одного дракона, а кое-кто всерьёз полагал, что даже в те годы они были скорее мифом, чем правдой. Просто Хума всегда умел ловко преувеличить собственные заслуги, мастерски пуская пыль в глаза простофилям. Впрочем, были и те, кто считал рыцаря обыкновенным бессовестным лгуном.

«…И тогда я спросил своего друга, который стоял рядом с Магиусом в тот момент, когда чародею удалось сотворить чудо и зажечь свет. Как он это сделал? Он ответил мне, что тот произнёс короткое заклинание и посох засиял светом. Даже не заклинание, а одно короткое слово. Я немедленно поинтересовался, что это за слово, подумав о том, что знать такое будет небесполезно. Мой друг ответил мне, что Магиус сказал слово „акула“ и это есть название морского монстра, что нападает на моряков, упавших в воду. Так, дескать, он сам слышал рассказы о ней в портовых тавернах. Думаю, что он мне соврал или ему померещилось. В одну из последующих ночей, когда Магиус уснул, неосторожно оставив посох в углу у кровати, я прокрался к нему и произнёс магическое слово. Ничего не случилось, мне так и не удалось заставить кристалл зажечься. Могу только предположить, что слово это надо говорить на другом языке, возможно древнеэльфийском, ведь всем известно, что Магиус в своих странствиях частенько общался с эльфами…»

«Акула! – Рейстлин зафыркал от возмущения – Эльфийский! Вот же идиот! Неужели непонятно, что это слово надо произносить на магическом языке, и только на нём!» Сколько бесполезных часов провёл юный маг в Башне, пытаясь произнести фразу на разный манер, подбирая любые слова, что хоть отдалённо напоминали бы слово «акула»! Он использовал все свои знания языков, включая тайный, составил длинный список выражений – и все безрезультатно. Шансов разгадать загадку у юноши было не намного больше, чем у того самого, давно умершего солдата-летописца.

Снизу, из общей залы гостиницы, донёсся громкий взрыв смеха. Рейстлин без труда различил громовой хохот Карамона среди пронзительных женских голосов. «Что ж, по крайней мере, брат сейчас приятно развлекается и ему не придёт в голову помешать мне в исследованиях», – решил Рейстлин, повернулся и вновь воззрился на свой посох.

– Элем шардиш! – негромко произнёс он. «Повинуйся приказу!» – слова, обычно использующиеся в начале стандартного заклинания для активации магического предмета. Но не в отношении посоха Магиуса. Кристалл в золотых драконьих когтях, венчающих его, остался тёмным.

Нахмурившись, Рейстлин нашёл в своём свитке следующую отмеченную фразу: «Шаркум пас эдиктус», не менее известную магическую команду, означавшую «делай, как я велю». Полное отсутствие результата. Кристалл вспыхнул, но это был всего лишь солнечный зайчик, преломлённый его гранями. Рейстлин продолжал методично изучать список, попробовав все отмеченные комбинации от «омус шэрпак дэрли», означавшее «я хочу, чтоб было так», до «ширкит муан» – известной формулы «повинуйся мне». Время летело, но никакого отклика от посоха так и не пришло.

Раздражённый бесполезными поисками, Рейстлин вскричал:

– Эух Лунитарис илдиш, ширак дамен ду!

Кристалл навершия взорвался бриллиантовым сиянием, разбрызгивая лучи света по комнате. Рейстлин замер, не веря собственным глазам, лихорадочно вспоминая, что конкретно он сейчас произнёс. Фраза! Нужна последняя фраза! Его руки предательски дрожали, пока глаза метались от горящего магического света к собственным записям и обратно. «Эух Лунитарис илдиш, ширак дамен ду» – предложение, записанное им в самом конце и означающее в переводе «Божественной силой света, проклинаю тебя»…

Ответ в ней.

Рейстлин ощущал, как горит кожа в предвкушении разгадки. Он был счастлив, что остался с ней один на один и никто посторонний не может вмешаться, особенно Антимодес с его умными советами. Ещё немного – и он поймёт…

«Какой же я глупец! – вдруг сказал он себе. – Столько времени искал сложное построение в простых словах! Как просто! „Акула“ на одном из самых известных наречий всеобщего языка звучит как „Шарк“. „Шарк“ – „Ширак“. Вот и вся команда. Значит, и всё остальное можно перевести по тому же закону. Теперь посох нужно погасить, призвав темноту. На всеобщем её называют „Дарк“, а значит…» Рейстлин усмехнулся и произнёс:

– Дулак!

Свет в посохе, мигнув, погас.

Торжествующий Рейстлин снова уселся за стол, достав приготовленные принадлежности для письма. Проверив, остро ли заточен кончик пера, он окунул его в чернильницу и начал заносить в дневник только что происшедшее с ним.

Не успел юноша углубиться в записи, как внезапно, словно невидимая рука сжала его горло, полностью перекрыв приток воздуха в лёгкие. Рука с пером заметалась по пергаменту, разбрызгивая чернильные кляксы. Судорожно кашляя, Рейстлин теперь уже привычно пережидал, когда приступ болезни отпустит его. Как только ему полегчало, маг ощутил себя полностью истощённым, руки налились тяжестью, даже перо в руке превратилось в неподатливый валун. Он с трудом дополз до кровати, без сил замерев на ней, ожидая, когда пройдёт головокружение и слабость.

Снизу раздался ещё один взрыв смеха, – видно, Карамон сегодня в ударе. Из коридора послышались шаги, и приглушённый голос Антимодеса произнёс

– Да, карта у меня здесь, в моём номере. Давай сюда, покажи, где эта невероятная армия гоблинов… Вот тебе за твои труды…

Рейстлин лежал на кровати, изо всех сил стараясь дышать, а жизнь кипела и бурлила вокруг него, солнце двигалось по небу, отбрасывая через окно на потолок причудливые тени. Неподвижный маг следил за ними, больше всего на свете сейчас желая простую чашку чая из трав, который унёс бы с собою боль, и удивлялся, почему Карамон так долго не заходит проведать, не случилось ли с ним чего.

Карамон вошёл в комнату ближе к вечеру, стараясь двигаться бесшумно, чтоб не разбудить спящего брата. Но огромные размеры сыграли с ним дурную шутку: неосторожно повернувшись, силач толкнул походную сумку с котелком и прочей посудой. Все это с грохотом раскатилось, и сон Рейстлина – первый мирный сон за все последнее время – был безжалостно прерван. Карамон получил от потревоженного брата такую гневную тираду, что стрелой вылетел из комнаты, забыв закрыть за собой дверь.

«Десять миль проделано за день. Всего десять миль. И тысячи миль до моей цели лежат впереди. Это путешествие обещает быть долгим», – думал Рейстлин, глядя в тёмный потолок и безнадёжно пытаясь уснуть вновь.

3

Все следующие дни Рейстлин чувствовал себя гораздо лучше – это позволило отряду без промедления отправиться в путь и проходить за сутки большие расстояния.

Двигаясь с такой скоростью, они достигли лесных окраин Квалинести к запланированному заранее сроку, хотя Антимодес беспрестанно уверял братьев, что в спешке нет никакой нужды, поскольку барон не будет собирать армию до весны. Несмотря на это, близнецы не теряли надежды прибыть в главную цитадель барона до первых зимних холодов.

Владения барона Лэнгтри раскинулись по берегам пролива Нового Моря, далеко на восток от Утехи. Братья надеялись быть внесёнными в списки его дружины, что могло принести в их кошелёк хоть какие-то деньги, а в них близнецы с каждым днём нуждались все сильней. Планы рухнули в один миг, когда перед закатом солнца отряд переправлялся через Эльфстрим.

Конь Рейстлина, соскользнув копытом по мокрому окатышу, оступился и отправил своего всадника в реку. К счастью, к середине осени река мелеет, устав от весеннего и летнего полноводья, поэтому маг не получил никаких серьёзных травм, если не считать уязвлённого достоинства, связанного с длительным купанием в реке. Карамон поймал лошадь и помог брату взобраться в седло, но через час у Рейстлина начался очередной приступ кашля, на этот раз затяжной и тяжёлый. Сумерки сгущались, стремительно холодало, юный маг продрог до костей и никак не мог согреться.

На следующее утро у Рейстлина началась лихорадка. Яркое солнце не согревало его, и к вечеру юноша свалился без сил в глубоком обмороке. Антимодес, крайне редко болевший сам и не привыкший лечить других, лишь беспомощно разводил руками.

– Лучше всех сейчас твоему брату помог бы он сам, – сказал архимаг Карамону. – Ведь он столько времени провёл, торгуя целебными травами!

Но лихорадка слишком стремительно завладела юношей, его мозг погрузился в пучину мрачного безумия. Рейстлин не приходил в себя, лишь метался и стонал в бреду.

Карамон не находил себе места. Не зная, чем ещё помочь больному брату, он решил пойти в лес, просить помощи у эльфов Квалинести.

– Может быть, кто-нибудь из известных лесных целителей сможет помочь Рейсту, – сказал силач Антимодесу и быстрым шагом направился к опушке.

Но не успел Карамон углубиться в чащу, как у его ног в землю вонзились, затрепетав, стрелы с жёлтым, как спелые колосья, оперением. Это не смутило юношу. Он повернулся в сторону невидимых лучников и заорал:

– Я друг! Я друг Таниса Полуэльфа! Дайте мне только поговорить с ним, он поручится за меня! Мой брат умирает, ему нужна помощь!

Возможно, упоминание о Танисе было совсем не к месту, потому что следующая стрела пробила навылет шляпу Карамона, а ещё одна чиркнула его по руке. Поняв, наконец, что ничего не добьётся, силач поспешил обратно, проклиная себе под нос всех эльфов сразу и каждого по отдельности.

На следующее утро лихорадка немного спала, и Рейстлин смог произнести пару слов. Судорожно вцепившись в руку брата, он шептал:

– Гавань! Вези меня в Гавань! Лемюэль знает, что нужно делать…

Через полчаса Карамон был в седле. Брата он усадил впереди себя, бережно оберегая от падения, а Антимодес потрусил сзади, ведя лошадь Рейстлина в поводу. Они направились в Гавань со всей быстротой, какую только мог выдержать больной маг.

Лемюэль тоже был магом. Магом очень слабым, казалось тяготившимся родом своих занятий, но всё же он им был. Рейстлин познакомился с ним во время предыдущей злополучной поездки в Гавань. Лемюэль с тех пор относился к Рейстлину с искренней симпатией и обрадовался, когда братья и архимаг появились на пороге его дома. Он сразу же велел уложить юношу в лучшей спальне, сказав Карамону и Антимодесу, что те вольны выбрать любую комнату, какая им понравится. После этого он немедленно осмотрел Рейстлина.

– Он серьёзно болен, и боюсь, что… – сказал Лемюэль Карамону, закончив осмотр, но, заметив безумный взгляд силача, быстро закончил: – Хорошо, что вы вовремя привезли его ко мне, – теперь уже нет причин беспокоиться. Холод реки поселился у него в груди, но это дело поправимое. – Он подошёл к замершему Карамону. – Вот список лекарств, которые мне нужны для лечения. Помнишь, где лавки травников? Превосходно. Лети туда, да не забудь прихватить побольше рвотного корня!

Шатаясь от усталости, Карамон взял лист и поспешил к выходу, зная, что не будет способен ни спать, ни отдыхать, пока не удостоверится, что с братом все в порядке. Лемюэль, ещё раз убедившись, что Рейстлин устроен с максимальным комфортом, отправился на кухню набрать холодной воды. Первым делом необходимо было унять жар, сжигающий тело юноши, сделав ему холодный компресс.

На кухне Лемюэль натолкнулся на Антимодеса, удобно расположившегося за столом с большой чашкой чая.

Архимаг уже скинул походный плащ, вновь щеголяя своей прекрасной мантией ручной работы. Он всегда очень трепетно относился к чистоте своих одежд, но, даже будучи одним из сильнейших магов, не любил выставлять свои способности на всеобщее обозрение.

Облик Лемюэля резко контрастировал с внешним видом архимага – он был плотно, по-крестьянски, сбит, одевался просто и больше всего на свете любил ухаживать за своим садом. Магией Лемюэль не интересовался, а если и использовал её, то только по мелочам, например, быстро вскипятить чайник.

– Прекрасный напиток! – произнёс архимаг, отхлёбывая из дымящейся чашки. – Что это?

– В основном ромашка и чуточку мяты, – ответил Лемюэль. – Я собрал их сегодня утром.

– Как там наш парень?

– Плохо, – тяжело сказал маг. – Я не хотел говорить, пока его брат был рядом… У него серьёзное воспаление лёгких – они просто забиты мокротой.

– Ты сможешь ему помочь?

– Я сделаю, что смогу, но он едва жив. Боюсь, что… – Лемюэль умолк, покачивая головой.

Антимодес медленно потягивал чай, мрачно разглядывая заварной чайник. Повисла гнетущая тишина.

– Что ж… Возможно, это лучший путь… – наконец протянул он.

– Только не это! – воскликнул потрясённый Лемюэль, – Он такой молодой…

– Ты же видишь, как он изменился, и, скорее всего, слышал, как он проходил Испытание…

– Его брат сказал мне… Оно было весьма… примечательным. – Лемюэль вдруг задрожал, бросая на архимага робкие взгляды. – Однако я полагаю, что Конклав знает, что делает…

Лемюэль прислушался к звукам из спальни, где лежал Рейстлин, забывшись в тревожном, лихорадочном сне.

– Тебе бы очень хотелось в это верить, не так ли? – тихо спросил Антимодес.

Лемюэль на мгновение замялся – ему совсем не улыбалось беседовать на такую тему. Неловко наполнив таз водой, он с деловитым видом направился к дверям.

– Я уверен, ты хорошо знал Рейстлина… раньше? – резко бросил Антимодес.

Лемюэль замер.

– Да. Он заезжал ко мне несколько раз… – Неприметный маг медленно повернулся к архимагу-щёголю.

– И что ты думаешь о нём?

– Он оказал мне неоценимую услугу в прошлом, я до сих пор считаю себя у него в долгу.

Антимодес вопросительно поднял брови.

– Ну, наверное, все слышали эту историю. Я попал под сильное влияние сектантов, поклонявшихся, как они утверждали, змеиному Богу Бельзору. Рейстлин провёл маленькое расследование и смог доказать, что на самом деле эта толпа фанатиков управлялась не Богом, а обычной наложенной «марионеточной магией». Он едва не погиб, помогая мне.

Антимодес резко дёрнул ложечкой для сахара, словно эти слова причинили ему боль.

– Да, я слышал что-то подобное. Ну а кроме этого? Что ещё ты можешь сказать о Рейстлине?

– Он по душе мне, – просто ответил Лемюэль. – Да, конечно, он не безгрешен и совершил много ошибок, но кто без них? Он честолюбив и увлечён магической наукой; так в его возрасте я был точно таким же, что в этом плохого?

– Некоторые говорят, не просто увлечён, а одержим… – мрачно заметил Антимодес.

– Ну, тогда так можно сказать про любого, хоть про моего отца. Ты же его знал, Антимодес, не так ли?

– Да, я имел честь быть знакомым с твоим батюшкой. – Антимодес слегка поклонился. – Прекрасный человек и искусный маг.

– Тогда ты можешь представить, как я его разочаровал в один замечательный день. – Лемюэль грустно улыбнулся. – Рухнули все его мечты. Когда я увидел Рейстлина в первый раз, то сразу сказал себе: «Вот сын, которого бы мечтал иметь мой отец». Мне он понравился, я привязался к нему как к брату, которого у меня никогда не было…

– Брат! Будь благодарен, что ты не его брат! – вдруг серьёзно воскликнул Антимодес. Он неожиданно замолчал и нахохлился.

Ничего не понявший из последней фразы, Лемюэль лишь переминался с ноги на ногу, но Антимодес по-прежнему не произносил ни слова. Наконец гаванский маг пробормотал, что ему необходимо проведать своего пациента, и бочком выскользнул из кухни.

Антимодес остался сидеть за столом, не отрывая взгляда от своей чашки, но он давно забыл про чай, погрузившись в глубокие раздумья: «Как близко он подошёл к грани, за которой нет возврата? Я мог бы биться об заклад, что он выберется… – Антимодес с негодованием посмотрел на колышущийся пар перед ним, словно тот мог ответить. – Я позволю ему умереть? Буду просто сидеть и ничего не делать, наблюдая за всем со стороны? Но если умрёт он, умрёт многое и во мне… Да и кто я такой, чтобы осуждать Рейстлина после всего, что с ним случилось? Кто имеет право решать или предсказывать ту роль, которую сможет обрести он в будущие ужасные времена? Уж точно не я. И уж конечно, не Пар-Салиан, как бы ему ни хотелось строить из себя провидца и полубога!»

Архимаг продолжал смотреть в чашку, словно листья заварки могли расступиться, показав на самом дне будущее, потом тяжело вздохнул и выпрямился.

– Что ж, юный Рейстлин, – проговорил он медленно, – я, наверное, должен извиниться перед тобой. Перед тобой и Карамоном за то, что мог бы сказать или подумать. Боги, если они это видят, обязаны помочь и излечить тебя. – Произнеся это, Антимодес отсалютовал кружкой и сделал большой глоток. Найдя, что чай холодный, он немедленно выплюнул его обратно.

Рейстлин не умер. Помогли ли тут травы Лемюэля, терпеливый уход Карамона, или Боги услышали тираду Антимодеса – трудно было сказать. Возможно, о нём позаботился кто-то из другого плана бытия, кто-то, чья жизнь была неразрывно связана с жизнью молодого мага. А может быть, ничто из этого не имело ни малейшего влияния на его выздоровление – просто в один из дней, когда дух Рейстлина парил между жизнью и смертью, жизнь одержала победу в долгом сражении с лихорадкой. Юноша очнулся от забытья и в тот же миг погрузился в спокойный, здоровый сон.

После болезни Рейстлин был невероятно слаб, так слаб, что даже не мог оторвать голову от подушки без помощи брата, который не отходил от него ни на шаг. Антимодес даже отложил собственную поездку, выжидая, пока Рейстлин не встанет на ноги. Он написал и отдал Карамону верительное письмо к барону Лэнгтри. Теперь, уже уверенный, что молодой маг выживет, Антимодес понял безнадёжность планов достигнуть Балифора до того, как зимние штормы перекроют все дороги.

– Постарайтесь не угробить себя там по-глупому, – сказал он в день своего отъезда. – Как я и боялся, мы опоздали. Теперь барон не сильно обрадуется вашему появлению. Ему и его наёмникам всю зиму будет нечего делать, а вы для него всего лишь два лишних рта, которые надо прокормить. Зато весной народ в его армию просто повалит, и тогда дела пойдут в гору. Будьте уверены, тогда уж без работы вы не останетесь, а наёмников Лэнгтри знают и уважают по всему Ансалону.

– Огромное спасибо тебе, – сердечно поблагодарил Антимодеса Карамон, помогая архимагу снарядить упрямую Дженни, которая за последнее время пристрастилась к сладким яблокам из сада Лемюэля и не горела желанием отправляться в путь. – Спасибо за всё, что ты уже сделал и делаешь для нас. – Тут Карамон вдруг покраснел до корней волос. – Слушай, насчёт того, что я сказал тебе там, по дороге из леса – я прошу прощения. Я совсем не то имел в виду… То есть… В общем, если бы не ты, Рейст никогда не смог бы исполнить свою заветную мечту.

– Тут ты прав, мой молодой друг, – вздохнул Антимодес и хлопнул Карамона по плечу. – И этим взял на себя такое бремя… – Потом он щёлкнул Дженни по широкому крупу, побуждая трогаться, чем нисколько не улучшил её характер.

Ослица неожиданно резво рванулась вперёд, оставив Карамона стоять посреди дороги, в недоумении почёсывая затылок.

Здоровье Рейстлина между тем поправлялось медленно. Карамон весь извёлся, терзаемый мыслью, что они стали для Лемюэля тяжёлой обузой, и даже отважился однажды предложить брату отправиться в Утеху, где он смог бы спокойно и не спеша долечиться. Но Рейстлин даже слышать не захотел об этом. Теперь, когда его внешность была так ужасно изменена, он и мысли не мог допустить, что можно явиться к друзьям в таком виде. Перед его внутренним взором сразу представали сочувствующий Танис, поражённый Флинт, настырно лезущий за подробностями Тассельхоф, презрительный Стурм – он корчился и извивался от этих видений, поклявшись всеми Богами, всеми тремя Богами магии, что никогда не вернётся в Утеху, пока не сможет этого сделать с гордостью, окутанный сиянием собственной силы и славы.

Что касается Лемюэля, то он твёрдо заявил молодым людям, чтобы те оставались у него столько, сколько потребуется. Скромный и нелюдимый, маг наслаждался неожиданно появившейся у него компанией. Он и Рейстлин разделяли любовь к разного рода травам, и, когда юному магу стало лучше, они проводили вдвоём немало времени за ступкой и пестиком, составляя различные мази и перебирая всевозможные ингредиенты бальзамов. Казалось, ничто не заботит их, кроме наиболее верного рецепта избавления роз от тли или хризантем от паутинного клеща. Рейстлин чувствовал себя настолько уютно, что даже пытался шутить. В присутствии Лемюэля он прикусывал свой язвительный язык и был гораздо спокойнее и добрее, чем с собственным братом.

Склонный к самоанализу, Рейстлин и сам замечал это, он спрашивал себя, почему так происходит, и не находил прямого ответа. С одной стороны, он искренне любил незадачливого и весёлого мага, но с другой – испытывал перед ним странное чувство вины. Это ставило Рейстлина в тупик. Как юноша ни старался, он не мог вспомнить, чтобы делал Лемюэлю что-то плохое. Он никогда не обижал его, не совершал ничего, за что следовало бы тотчас извиниться. И в то же время внутренний голос подсказывал Рейстлину, что не все так безоблачно. Со временем юный маг обнаружил, что не может просто так пойти в кухню, где колдовал Лемюэль, его охватывал страх, который теперь навсегда поселился в его подсознании, страх, связанный с образом некоего тёмного эльфа и с Испытанием. Теперь, чтобы поговорить с магом, юноше приходилось делать над собой усилие. Он не мог найти связь между Лемюэлем и Испытанием, но упорно, раз за разом перетряхивал все уголки своей памяти, стремясь найти хоть кроху новых воспоминаний. По крайней мере, Рейстлин был уверен, что опасности от Лемюэля не исходит, он действительно рад их времяпрепровождению и хочет, чтобы братья оставались у него подольше.

Карамон, глядя на них, потихоньку успокоился и начал наслаждаться зимой в Гавани. Он подрабатывал колкой дров, починкой крыш и прочими несложными работами, в которых могла пригодиться его сила. Кроме того, братья настояли на том, что будут помогать Лемюэлю по хозяйству и оплачивать хотя бы часть расходов.

Потихоньку Карамона узнали и начали уважать в Гавани, точно так же как в Утехе, особенно девушки, которые просто души не чаяли в огромном воине. Он влюблялся по нескольку раз в неделю, каждый раз теряя голову и твёрдо намереваясь жениться на своей избраннице, но все как-то не складывалось. В последний момент девушки всегда находили другого, кто побогаче или у кого нет брата-колдуна… Сердце Карамона разбивалось по многу раз, он часто заходил к Лемюэлю и, присаживаясь в сторонке, болезненным голосом поведывал свои любовные похождения. Как он был бы счастлив оказаться в объятиях мягких и тёплых рук и не покидать их ночи напролёт. Но опять что-то помешало!

После Карамон открыл для себя местную гостиницу «Оружие Гавани» и немедленно сделал её своим вторым домом. Эль там был почти так же хорош, как и в таверне Отика, а свинина, хорошо потушенная, нарезанная ломтями и запечённая в пироге, была во много раз лучше – Карамону пришлось отведать немало и первого и второго, чтоб окончательно убедиться в этом. Однако сидел ли силач в таверне, работал ли в поле или просто шёл по улице, его никогда не оставляла мысль об оставленном без присмотра брате. Он по многу раз в день заглядывал к Рейстлину и, лишь убедившись, что тот ни в чём не нуждается, мог отправляться по своим делам.

Отношения между двумя братьями, находившиеся в точке кипения после страшных событий в Башне, потихоньку остыли с приходом зимы. Рейстлин запретил брату вспоминать события того дня или как-то обсуждать их. Карамон не особо и упрямился, потихоньку начав считать для себя, что брат, когда убивал его, либо знал, что это морок, либо просто не разглядел, на кого нападает. Рейстлин с ним не спорил. Где-то на задворках души Карамона жила уверенность в том, что если брат и убил его, так он, несомненно, заслужил это. Он совсем не обвинял своего близнеца, а когда на него вдруг накатывала тоска, становилось совсем плохо и мрачно, то юноша всеми силами стремился сохранить своё убеждение в неприкосновенности. Пусть уж будет как будет, слишком хрупок ещё паритет их отношений. А если совсем становилось невмоготу, так к его услугам всегда была превосходная «гномья водка», так хорошо врачующая душу.

«В конце концов, я сильный и здоровый, – рассуждал Карамон, – а Рейст слабый и больной. Значит, я обязан его защищать».

Рейстлин и сам чувствовал себя не лучше, испытывая глубокий стыд за убийство брата, да ещё совершенное в порыве безумной ревности. И он тоже всеми силами старался подавить эти воспоминания, закопать их в глубинах памяти раз и навсегда. Закопать так, чтоб никто никогда даже предположить не смог, что здесь что-то спрятано. Маг уверил себя, что убил всего лишь иллюзию, морок, посланный его испытать. Потихоньку это начало давать свои плоды, и к празднику зимы отношения братьев стали почти такими же, какими были до злополучного Испытания в Вайретской Башне Высшего Волшебства.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26