Под сенью восьмиконечного креста (Мальтийский орден и его связи с Россией)

      Через два года Саграмозо вновь появляется в Петербурге, но находит обстановку неблагоприятной для выполнения своего поручения. Тем не менее он завязывает необходимые связи и производит хорошее впечатление на императрицу.
      Вряд ли стоит этому удивляться: бальи Мишель Саграмозо, выходец из Вероны, был одним из самых блестящих дипломатов Ордена в Европе. Отпрыск древней семьи, он получил великолепное образование, а по своему воспитанию стоял значительно выше остальных рыцарей. Он был представлен Фридриху Великому, королям Дании и Швеции, был коротко знаком с великим Линнеем, Тьеполо и Гольдони. Он имел широкие познания в минералогии и ботанике, изучал философию на берегах Женевского озера, явился одним из основателей первой в Италии сельскохозяйственной академии в Вероне. Саграмозо не только свободно, но и необыкновенно изящно изъяснялся по-французски, а во время церемонии принятия его в члены королевской Академии в Стокгольме произнес речь по-шведски. В 1772 году Саграмозо был уже опытным дипломатом, как нельзя лучше подходившим для выполнения порученного ему дела.
      На первых порах Екатерина II не была расположена помогать Ордену в Острожском деле. На письме, отправленном к ней Саграмозо 12 июня 1772 г. из Лондона, она написала для графа Н. И. Панина следующую резолюцию: "Прошу Вас дать Кавалеру Саграмозо очень вежливый и лестный ответ, поскольку это лично его касается, т. к. этот человек выказывал мне много привязанности в продолжение почти 30 лет; без сомнения, если б его Орден должен был прислать сюда кого-либо, то никто не мог бы мне быть приятнее его, но этот Орден такой walsch *, он так удалился от своих обетов и выказал нам так мало доброжелательства, что в этом Острожском деле, которое хотят провести при помощи нашего влияния, причем в случае успеха польские {82} командорства наполнятся walsch'скими тварями, - мне нет ни малейшей охоты беспокоиться для господ мальтийцев" 40. Несмотря на это, Саграмозо, прибывшему в Петербург в апреле 1773 года, удалось склонить Екатерину II поддержать права Ордена на Острожский майорат. Русскому посланнику в Варшаве графу Стакельбергу было предписано вступить в контакты с послами Австрии и Пруссии в Польше, "соблюдая всю справедливость и стараясь кончить сие дело дружественным и для обеих сторон наименее тягостным разом". По настоянию России, Австрии и Пруссии была создана особая комиссия для рассмотрения Острожского дела. 3 января 1774 г. комиссия представила свое заключение, на основании которого было учреждено великое приорство Польское с шестью командорствами. Из 300 000 злотых, приносившихся майоратом, 120 000 было определено на содержание учреждений Мальтийского ордена в Польше. В свою очередь, Орден отказался 2 февраля 1775 г. от всяких претензий на Острожский майорат. В 1785 году великое приорство Польское вошло в состав англо-баварского языка.
      Между тем Саграмозо сумел приобрести такое расположение Екатерины, что она предложила великому магистру через Кавалькабо назначить его постоянным посланником в Петербурге. Великий магистр, однако, отказался от этого предложения, сославшись на бедность орденской казны и высказав опасение, как бы лондонский и берлинский дворы не потребовали того же.
      17 июня 1776 г. Саграмозо имел прощальную аудиенцию у Екатерины, великого князя Павла Петровича и его супруги. На докладе о его отъезде рукой императрицы написано: "Обыкновенно сверх денег дается еще подарок; а как граф Саграмозо к тому поведением своим более имеет право, то выберите табакерку с бриллиантами" 41. Кроме того, по рекомендации Екатерины по возвращении на Мальту Саграмозо был сделан рыцарем Большого креста.
      ЗАГОВОР СВЯЩЕННИКОВ
      Великому магистру Пинто было не суждено поздравить Саграмозо с успешным окончанием Острожского дела. 24 января 1773 г. он скончался в возрасте 93 лет. Главой Ордена был избран 63-летний уроженец Наварры Хименес де Тексадо. Его {83} недолгое правление было отмечено жестокими кризисами, до основания потрясшими Орден и крайне обострившими его и без того непростые взаимоотношения с местным населением. В различных слоях мальтийского общества давно уже копилось недовольство порядками, установленными на острове рыцарями. Все более открытый характер принимала критика рыцарей, погрязших в праздности, самоизолировавшихся от внешнего мира и игнорировавших насущные потребности хозяйственного развития острова. Выразителем этих настроений стало мальтийское духовенство, прямо и нелицеприятно высказывавшее то, о чем думал и говорил народ. Противоречия между духовенством и Орденом все больше обострялись.
      Конфликт этот принял открытую форму ранней осенью 1775 года. 17 августа только что прибывший из Рима новый инквизитор обратился к духовенству и народу с призывом соблюдать законы и уважать своих правителей, скромно одеваться, а также воздержаться от охоты. Охота, к несчастью, была любимым развлечением мальтийцев. Образовалась группа недовольных во главе со священником из Флорианы Жозефом Захра и проповедником Гаэтано Маннерино, ранее уже подвергавшимся преследованиям со стороны архиепископа за свою смелую критику Ордена. Нарастанию народного недовольства, в конце концов обратившегося против управлявшего островом Ордена, способствовал и неурожай зерновых в Сицилии, в результате чего цены на хлеб на Мальте стремительно поднялись.
      Утром 9 сентября великий магистр Хименес, выглянув в окно своего дворца, увидел, что над фортом Сент-Эльмо развевается красно-белый флаг. Слуги объяснили ему, что форт захвачен мятежниками.
      И действительно, в 2 часа ночи 9 сентября группа мальтийских священников, подкупив капрала, проникла в форт Сент-Эльмо, разоружила его небольшой гарнизон и заперла коменданта в одном из донжонов. Это не составило большого труда, так как накануне в Валлетте по обыкновению широко отмечалась годовщина Великой осады 1565 года и большинство солдат были мертвецки пьяны. Одновременно другая группа заговорщиков с помощью поддельных ключей захватила важный опорный пункт в другой части Валлетты кордегардию Сент-Джеймс, находящуюся рядом с обержем Кастильи. Над кордегардией был также поднят мальтийский флаг.
      Была объявлена тревога. На сторону нескольких десятков рыцарей, оставшихся в Валлетте, встали французские коммерсанты, вооружившие сотню французов для штурма форта Сент-{84}Эльмо, а также местные аристократы, обеспокоенные за судьбу своих привилегий. Через два дня восстание было подавлено. Хименес повесил троих мальтийцев, участвовавших в штурме кордегардии. Маннерино был приговорен к пожизненному заключению. Он был освобожден Бонапартом в 1798 году и стал национальным героем Мальты.
      Кавалькабо, в подробностях описавший восстание священников в своих депешах с Мальты, отмечал, что после подавления восстания взаимное недоверие мальтийцев и рыцарей дошло до такой степени, что "кавалер не смел почти выходить за город, сельский житель боялся ночевать в городе" 42.
      Орденский капитул, расследовавший заговор, был убежден, что его подготовкой руководили знающие и расчетливые люди. Следствие показало, что восставшие полагались на поддержку России; некоторые из них ожидали в начале осени появления под стенами Валлетты русского флота. (Вскоре выяснилось, что этот провокационный слух был пущен в Неаполе не без помощи уже известного нам кавалера Саграмозо.) Французский поверенный в делах де Пен воспользовался этим, чтобы в присутствии великого магистра открыто заявить, что все случившееся - дело рук Кавалькабо. Тогда граф Мазен, только что вернувшийся на остров, заявил, что ручается за Кавалькабо и вызовет на дуэль всякого, кто позволит себе оскорбить Россию. Узнав об этой сцене, Кавалькабо потребовал объяснений от великого магистра. Хименес выразил сожаление по поводу случившегося и сделал внушение де Пену. Де Пен оправдывался тем, что не сам выдумал свое обвинение, а повторил услышанное.
      Ровно через два месяца после восстания священников, 9 ноября 1775 г., Хименес скончался. Великим магистром был провозглашен бальи Эммануил де Роган. Он начал с того, что отделался от Кавалькабо. Под предлогом поиска сбежавшего убийцы полиция произвела обыск в доме русского поверенного в делах во Флориане. Было найдено оружие, и Кавалькабо немедленно арестовали. Вскоре он был отозван. Последняя его депеша в Петербург была отправлена из Рима 14 сентября 1776 г. С Мальты Кавалькабо выехал уже больным и вскоре скончался.
      Обстоятельства ареста Кавалькабо остаются неясными. В Архиве внешней политики России не удалось найти никаких документов, которые проливали бы дополнительный свет на эту историю. Достоверно известно одно: инструкции, имевшиеся у Кавалькабо, предписывали ему ни в коем случае не вмешиваться во внутренние дела Мальты. Учитывая это, можно предполо-{85}жить, что Кавалькабо пал жертвой интриги со стороны враждебной ему французской партии.
      ПАЛЬМОВАЯ ВЕТВЬ КНЯЗЯ ПОТЕМКИНА
      История Мальтийского ордена в последней четверти XVIII века отмечена печатью упадка. Внутренние распри, анархия, постоянные конфликты с местным населением до предела обострили глубокий кризис, существовавший в Ордене. Он явно пережил свое время. В эпоху, когда Европу охватывало революционное брожение, он оставался оплотом консерватизма, смешным и ненужным рудиментом средневековья. Участь его была предрешена.
      Как нередко бывает на крутых поворотах истории, в эти смутные годы бразды правления взял в свои руки один из самых выдающихся деятелей Ордена Эммануил Мари де Неж граф де Роган-Полдю. Он родился в Мадриде в 1725 году, но всегда любил уточнять, что принадлежал к французскому языку. Отец Рогана, скомпрометированный участием в восстании бретонских дворян в 1715 году, бежал в Испанию и поступил на службу к Филиппу V, где вскоре женился на благородной фламандке. Эммануил, старший из его пяти детей, учился во Франции в колледже иезуитов, затем служил при дворе испанского короля. Поступив в Орден в 1766 году, он сделал быструю карьеру. Роган был адмиралом мальтийских галер, выполнял важные дипломатические поручения в Париже и Неаполе. Имея некрасивую наружность, он очаровывал всех прекрасным воспитанием и глубокой образованностью. Роган свободно говорил на трех или четырех языках, включая мальтийский. Элегантный и обаятельный, он имел много друзей.
      Роган всеми силами пытался приостановить процесс разложения Ордена, главной его заботой были финансы, находившиеся в крайне плачевном состоянии. В начале правления Рогана долги Ордена составляли 1 813 456 эскудо. В 1779 году баланс был сведен с дефицитом в 120 098 эскудо 43. По предложению Рогана был увеличен взнос зарубежных командорств в казну Ордена, однако эта мера натолкнулась на ожесточенное сопротивление французов, категорически отказывавшихся платить новые взносы.
      Роган предпринял попытку модернизировать Орден. Он пересмотрел и систематизировал старые уставы и разработал {86} кодекс, который носит его имя. В нем ощущается влияние Декларации прав человека.
      Роган был человеком новой эпохи. Он сам читал молодым рыцарям лекции по математике, построил обсерваторию, отремонтировал госпиталь. Веком раньше Роган составил бы славу Ордена, однако волей обстоятельств ему было суждено стать одним из последних великих магистров.
      Первые 14 лет своего правления Роган придерживался во внешних делах профранцузской ориентации. "Версаль - это Полярная звезда Ордена", говорил он.
      К России, как показала история с Кавалькабо, Роган сначала относился с нескрываемой неприязнью. Поэтому, когда в 1783 году на Мальте было получено известие о намерении Екатерины II назначить нового русского поверенного в делах, Роган попытался не допустить приезда русского представителя на остров. Через русского посланника в Неаполе графа Разумовского он просил Екатерину не назначать на Мальту не члена Ордена, ссылаясь на то, что "многие почести и преимущества поверенных в делах других государств тесно связаны с их принадлежностью к Ордену".
      Между тем к этому времени назначение нового поверенного в делах России на Мальте уже состоялось. Выбор пал на капитана второго ранга и кавалера ордена Георгия IV степени Антонио Псаро, грека, сражавшегося в русском флоте во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов.
      В данной Псаро инструкции Коллегии иностранных дел от 24 февраля 1783 г. говорится: "Как уже здесь, так сказать, в обыкновение вошло отправлять повсегодно, по Высочайшей Ея Императорского Величества воле, часть морских Ея Величества сил в Средиземном море, для экзерцирования морских служителей и для прикрытия и охранения по оному начинающегося беспосредственного кораблеплавания России, и, как опять легко статься может, что военные эскадры и торговые суда наши будут иметь случай заходить на остров Мальту, то Ея Императорское Величество из уважения к сим обстоятельствам изволила признать за нужное учредить своего поверенного в делах при Мальтийском Гран-Магистре и при всем тамошнем обществе". Инструкция предписывала Псаро "учтивым, ласковым и скромным поведением делать себя приятным" великому магистру и правительству Мальты, что необходимо для интересов русского мореплавания. В инструкции излагаются отношения России с основными средиземноморскими державами и система "вооруженного нейтралитета" 44. {87}
      Необходимо иметь в виду, что назначение нового русского поверенного в делах на Мальте было лишь частью широкой акции по расширению русского дипломатического присутствия в Средиземноморье. В 1782-1785 годах появились первые русские консулы в Сайде, Бейруте, Дамаске, Александрии, портах южной Италии (Триест, Ливорно, Венеция), Далмации, Греческого архипелага. В разработанном в 1782 году Коллегией иностранных дел "мнении касательно учреждений консулей" перечисляются "места, где нужно и полезно быть может учредить вновь консулей и вице-консулей". Под номером 26 в этом списке фигурирует Мальта, относительно которой говорится: "Положение сего острова требует не столько по коммерческим, сколько по политическим резонам содержать в нем всегда поверенного человека, как то опытом последней с турками войны доказано. Звание консуля делает меньше огласки, нежели всякий другой министерский характер, а сверх того может оно и само по себе в истинном своем разумении сделаться нужным и по мере умножения в Средиземном море торгового нашего кораблеплавания, а для того всенижайше представляется, не угодно ли будет определить и назначить на Мальту генерального консуля, который бы постоянным своим присутствием приучал тамошнее правительство к вящщей с нами связи. По такому образу служения не излишне будет определить на мальтийский пост жалования 1800 руб., почтовых денег 300 да одного канцелярского служителя на окладе 500 руб." 45.
      Возникает естественный вопрос: каковы же были "политические резоны", потребовавшие присутствия русского поверенного в делах на Мальте? Ответ очевиден: в Коллегии иностранных дел понимали, что присоединение к России Крымского полуострова, последовавшее в 1783 году, и связанное с этим расширение русского мореплавания в Черном море до предела обострят и без того остававшиеся непростыми отношения России с Османской империей. Стала реальной опасность новой русско-турецкой войны, на случай которой Россия, очевидно, хотела с учетом опыта боевых действий в Средиземноморье в 1769-1774 годах заранее обеспечить присутствие своих консулов в портах, в которые мог заходить русский флот.
      Псаро прибыл на Мальту 2 мая 1784 г. Принявший его вице-канцлер Альмейда начал с того, что предложил поверенному в делах не требовать своего формального признания, сославшись на то, что он не был кавалером Ордена Св. Иоанна. В ответ Псаро показал свой Георгиевский крест и сказал, что этот военный орден в последнее время затмевает славу мальтийского креста {88} в борьбе с неверными. Вице-канцлер вынужден был переменить тон.
      4 мая Псаро был принят великим магистром Роганом, который встретил его весьма радушно, ни словом не обмолвившись о препятствиях для его аккредитации. У Псаро - и на это указывают не только русские, но и западные источники - сразу же сложились доверительные отношения с Роганом, у которого он бывал дважды в неделю. О ловкости Псаро как дипломата свидетельствует следующий эпизод: в одно из своих посещений великого магистра он дал ему почитать свою депешу в Петербург с описанием радушного приема, оказанного ему на Мальте. Депеша тут же была запечатана и отдана Рогану для отправления в Петербург. "Это слишком честно!" - воскликнул Роган, не знавший, что, вернувшись домой, Псаро составил и направил в Иностранную коллегию другую депешу, в гораздо более критическом тоне по отношению к великому магистру. Поступок этот был вполне в духе времени.
      В течение всего своего пятилетнего пребывания на Мальте Псаро приходилось бороться с интригами "триумвирата" влиятельных сил в администрации Ордена, недоброжелательствовавших России. В "триумвират", оказывавший большое влияние на Рогана, входили вице-канцлер Альмейда, бальи овернского языка Лорас и Саграмозо, действовавший в интересах Неаполя. Немало неприятностей доставил Псаро и известный командор Доломье, распустивший, как уже говорилось, в конце 1784 года слух о том, что Россия якобы купила у короля обеих Сицилий сюзеренные права на Мальту. После протеста Псаро великий магистр был вынужден вызвать к себе Доломье для объяснения. В борьбе против "триумвирата" Псаро опирался на рыцарей, считавших опасным чрезмерное сближение Ордена с Неаполем или Францией. К ним прежде всего принадлежали бальи Фердинанд фон Гомпеш и его секретарь аббат Буайе. В записке, направленной "триумвиратом" русскому посланнику графу Разумовскому, полной клеветы на Псаро, Буайе был представлен почти "злодеем". Разумовский переслал эту записку Псаро, а тот обратился за разъяснениями к великому магистру, который заверил русского поверенного в делах, что не верит интригам Альмейды и Лораса. "С этих пор, - писал Псаро в Петербург, - гроссмейстер удвоил внимание и любезность со мной, чтобы тем лучше постоянно скрывать от меня страшные против меня козни".
      Анализ переписки Псаро с Коллегией иностранных дел показывает, что основным предметом его забот было обеспечение {89} русского торгового мореплавания в Средиземноморье. После того, как в 1764 году первый русский торговый корабль "Надежда благополучия" прошел Гибралтар, русская средиземноморская торговля заметно расширилась. Торговые корабли часто заходили на Мальту, чтобы запастись провиантом или произвести необходимый ремонт. С разрешения великого магистра Псаро договорился с начальником мальтийской таможни Формозо ди Формозо, бывшим одновременно и банкиром, чтобы последний открыл кредит русским купцам. Много усилий от Псаро требовали и имевшие место случаи ограбления русских торговых кораблей североафриканскими пиратами.
      В 1787 году Екатерина II предприняла свою знаменитую поездку в Крым. С Псаро, отправившимся ей навстречу, великий магистр Роган послал в подарок русской императрице вставленную в букет искусственных цветов натуральную пальмовую ветвь, как "символ ее бессмертной славы и побед". Сам Псаро получил при отъезде золотую табакерку с портретом Рогана.
      Аудиенция Псаро у императрицы состоялась в Херсоне. Приняв из рук поверенного в делах пальмовую ветвь, Екатерина вручила ее князю Г. А. Потемкину. "Я не могла лучше сделать, - писала императрица в письме, отправленном с Псаро Рогану, - как вручить ее князю Потемкину-Таврическому, фельдмаршалу моих армий и предводителю моих морских сил на Черном море, оказавшему важные услуги не только своему отечеству, но и всему Христианству. Он поставил ее на корабле, носящем мой собственный флаг; это место назначило ей мое уважение к Вам и к славной корпорации, которой Вы управляете с таким отличием. Она послужит, кроме того, хорошим предзнаменованием для моего оружия" 46.
      Начавшаяся вскоре вторая русско-турецкая война екатерининского царствования (1787-1791 гг.) застала Псаро в Петербурге. В записке на имя вице-канцлера А. А. Безбородко, посланной в феврале 1788 года, Псаро предлагал отправить в Средиземное море "по крайней мере три фрегата, чего было бы достаточно, чтобы прервать подвоз провианта из Египта". Подготовка такой экспедиции началась, но русская эскадра не смогла выйти из Балтийского моря из-за неожиданно начавшейся русско-шведской войны.
      В июле 1788 года Псаро вернулся на Мальту, где активно занимался заготовлением провианта на случай прихода русского флота и вербовкой опытных моряков на русскую службу. На встрече с великим магистром он передал Рогану послание императрицы и подарок, запакованный в большой деревянный {90} ящик. О содержимом ящика в русских архивах ничего не говорится, но можно предположить, что этот подарок представлял собой портрет Екатерины II кисти Д. Левицкого.
      Портрет этот и сегодня можно видеть в так называемом "посольском зале" Дворца великих магистров. История его появления на Мальте давно интересовала специалистов. Считалось, что он был подарен великому магистру Пинто маркизом Кавалькабо. Однако это не так. Даже поверхностное рассмотрение портрета показывает, что он датирован 1787 годом, то есть временем, когда Кавалькабо уже не было на Мальте. Композиция картины позволяет предположить, что она является одной из копий парадного портрета императрицы, выполненного Д. Г. Левицким в середине 70-х годов по заказу П. А. Демидова. Появление на ней кораблей, отсутствующих в оригинале, наводит на мысль, что копия была выполнена Левицким специально для отправки на Мальту. Кроме того, картина Левицкого зарегистрирована в архивах Дворца великих магистров как поступившая в эпоху Рогана.
      В конце августа 1788 года Псаро вновь получил приказ от императрицы подыскать на Мальте опытных моряков для "вступления в русскую службу". Выбор Псаро пал на графа Джулио Литта, которому впоследствии суждено было сыграть видную роль в развитии связей России с Мальтийским орденом. "Я видел, - писал Псаро Екатерине, - что граф с жаром ухватился за этот случай отличиться". Кстати, на этот раз у Псаро не было недостатка в желающих отправиться в Россию, однако поступившие предложения он отклонил, сомневаясь в познаниях и опытности кандидатов.
      Граф Джулио Литта происходил из древней миланской знати. Он был сыном генерального комиссара австрийской армии в Ломбардии и внуком неаполитанского вице-короля. Брат Литты, Лоренцо, был дипломатом Ватикана и служил в Париже. В Орден он поступил 19 лет, а через три года был уже капитаном галеры великого магистра. Литта приехал в Петербург в 1789 году и был хорошо принят при дворе. Он принял участие в военных действиях на Балтике в качестве генерал-майора легкой русской флотилии и за военные отличия был произведен в контр-адмиралы и награжден орденом Георгия III степени. В Россию графа влекло не только стремление отличиться на военном поприще, но и нежные чувства к графине Е. В. Скавронской, урожденной Энгельгардт, племяннице Потемкина и вдове русского посланника в Неаполе. Екатерина питала симпатии к Литте. "Если Орден, - писала она великому магистру в январе 1792 года, - {91} чувствует наклонность ко мне, то это не напрасно. Никто на свете не ставит так высоко и не любит более страстно, чем я, доблестных и благочестивых рыцарей. Каждый мальтийский рыцарь всегда был объектом поклонения, поэтому если я могу быть чем-то полезной ордену, я сделаю это от всего моего сердца" 47.
      Между тем первый приезд Литты в Россию закончился неудачно. В 1791 году он был уволен с русской службы из-за неудовольствия, которое вызвал в правительственных кругах неблагоприятный исход второй морской кампании против шведов. Неудачи были приписаны большому числу иностранцев, служивших на галерном флоте.
      Через четыре года Литта вернется в Россию, чтобы уже не уезжать из нее никогда. Он женится на Скавронской и умрет в Петербурге в 1840 году, будучи членом Государственного совета и оберкамергером. В России его называли Юлий Помпеевич Литта.
      ВЕТРЫ РЕВОЛЮЦИИ
      Первые подземные толчки приближавшейся французской революции достигли Мальты в середине 80-х годов XVIII века. Вся вторая половина правления великого магистра Эммануила де Рогана прошла под знаком распространения духа фронды в среде госпитальеров. Правда, в библиотеке Ордена не значилось ни одного тома произведений Гельвеция, Гольбаха, Дидро или Вольтера. Не было в ней и знаменитой Энциклопедии, зато в избытке имелись революционные памфлеты, наводнившие в то время Францию. Содержавшиеся в них разоблачения пороков королевского режима, скандального поведения Марии-Антуанетты подтачивали веру рыцарей, особенно молодого поколения, в монархические идеалы.
      С самого начала революции Роган предпочитал держаться подальше от французских дел. Когда в 1786 году встал вопрос об участии в выборах Генеральных Штатов, он настаивал на том, что за Орденом должен быть признан статус нейтрального государства и члены его в выборах участвовать не должны. Французские рыцари не согласились с этим. Лишь после длительных дискуссий было решено, что они будут голосовать вместе с духовенством; новички, проходящие испытательный срок, - как дворяне, а оруженосцы - в составе представителей "третьего сословия". {92}
      Несмотря на все усилия Рогана, логика событий неумолимо втягивала Орден в самый эпицентр политического скандала, поразившего Францию. Давая показания на знаменитом "процессе об ожерелье", Калиостро скомпрометировал не только великого магистра Пинто, но и всю деятельность Ордена. Выступая перед комиссией парламента, Калиостро заявил, что является незаконнорожденным сыном Пинто. Он действительно был на Мальте незадолго до смерти Пинто. Великий магистр, тайно занимавшийся алхимией, обласкал Калиостро и поселил его в здании Кордегардии, находившемся рядом с дворцом. Считают, что Калиостро завоевал расположение Пинто, поставив в его присутствии несколько удачных алхимических опытов.
      Во французских газетах началась враждебная госпитальерам кампания. Еще 15 июля 1780 г. газета "Меркюр де Франс" опубликовала статью, в которой Орден осуждался за то, что не платит налогов со своих обширных владений во Франции. Рогану, заявившему протест министру иностранных дел Франции Вержену, удалось добиться того, что "Меркюр де Франс" извинилась перед госпитальерами. После скандальных разоблачений Калиостро французские газетчики взяли реванш. В прессе появились многочисленные статьи, в которых перечислялись несметные богатства Ордена, указывалось на его бесполезность для Франции, давно уже поддерживающей нормальные отношения с Турцией.
      Не на пользу Ордену шли и появившиеся в газетах спекуляции о том, что многие из его членов входят в зарубежные масонские ложи. К появлению этих слухов был вновь причастен знаменитый авантюрист Жозеф Бальзамо, более известный под именем Калиостро. После высылки из Франции он обосновался в Риме, где основал собственную масонскую ложу египетского ритуала с отделениями во Франции, Швейцарии и Италии. Калиостро с женой жил на площади Испании, в двух шагах от посольства Ордена Св. Иоанна. Он быстро познакомился с уже известным нам де Лорасом, послом Ордена в Риме, и вовлек его в масонские дела. Будучи уверен в том, что Калиостро, живший в Риме на широкую ногу, разгадал секрет философского камня, Лорас не нашел ничего лучшего, как пригласить знаменитого мага и чародея на Мальту. "Этот необычный человек, устав от бродячей жизни, готов обосноваться на Мальте, писал он Рогану. - Если Ваше преосвященство соблаговолит обещать ему убежище и протекцию нашего правительства, его приезд на остров не потребует никаких расходов" 48. Роган воспринял предложение с вежливым интересом, но без энтузиазма. Связи Калиостро с его {93} дядей, кардиналом, все еще компрометировали великого магистра. К тому же Роган был слишком умен, чтобы верить в россказни о способности Калиостро превращать простые металлы в благородные и таким образом решить финансовые затруднения Ордена.
      Осторожность Рогана оказалась совсем нелишней. Калиостро проводил собрания своей ложи в Риме почти открыто в ателье художника Луи Белля. К тому же он имел глупость направить письмо в адрес Учредительного собрания, прося разрешения вернуться во Францию и описывая во всех деталях свою масонскую деятельность. Естественно, письмо было перехвачено Ватиканом. 27 декабря 1789 г. Калиостро был арестован и заключен в замок Сент-Анж. Аресту подверглись и члены его ложи, за исключением Лораса, причем дело это приобрело широкую огласку. Доломье, находившийся тогда в Риме, праздновал победу. Лорас действительно оказался в сложном положении: у него был произведен обыск, во время которого нашли компрометирующие посла документы. Переодевшись в чужое платье и без паспорта, де Лорас бежал в Неаполь, откуда на ближайшем корабле вернулся на Мальту. В Валлетте его ждал ледяной прием со стороны Рогана: он считал, что де Лорас скомпрометировал Орден больше, чем Калиостро.
      Лорас был не единственным масоном среди госпитальеров. Первая масонская ложа была основана на острове в 1750 году бальи де Коловратом. Члены ее собирались у шевалье де Шемезона. Сведения о деятельности масонов на Мальте отрывочны и недостаточны, однако несомненно, что глубоких корней идеи масонства пустить не могли.
      Летом 1789 года Роган сделал все, чтобы не допустить участия рыцарей в работе Генеральных Штатов. Он по-прежнему настойчиво добивался признания за Орденом нейтрального статуса, чему открыто противились французские рыцари, считавшие себя прежде всего подданными короля. Несмотря на формальный запрет великого магистра, немалое число рыцарей все же приняло участие в работе Генеральных Штатов в составе делегации французского дворянства.
      Тяжелый удар по интересам Ордена во Франции был нанесен в ночь с 4 на 5 августа 1789 г., когда Национальное собрание в обстановке всеобщего энтузиазма одобрило декрет о ликвидации всех феодальных привилегий, а король скрепил его своей подписью. Начавшаяся в сентябре дискуссия о секуляризации церковной собственности становится вторым звеном в цепи событий, в результате которых Орден потерял 580 тыс. ливров {94} дохода, которые ежегодно приносили французские командорства 49.
      Роган начинает отчаянную, но обреченную на провал борьбу. Разрабатываются планы подкупа членов Национального собрания. Посол Ордена в Париже Брийян идет на подлог. Использовав чистый бланк с подписью великого магистра, имевшийся в его распоряжении на экстренный случай, он направляет Людовику XVI от имени Рогана личное письмо, требуя исключения владений Ордена из числа церковных земель, подлежавших секуляризации. Обман раскрывается. 30 ноября подложное письмо Брийяна зачитывается в Национальном собрании, и один из его членов требует издания специального законодательного акта, запрещающего деятельность Мальтийского ордена во Франции. В Париже появляются новые памфлеты, направленные против госпитальеров. В Национальном собрании продолжаются бурные дебаты, показывающие, что французская буржуазия не видит для себя никаких выгод в продолжении деятельности Ордена.