Братство рун

Они заключили союз с демонами и произносят жуткие заклятия, чтобы всеми средствами помешать своему падению. Они знают, что их время проходит, но они не хотят мириться с этим. Поэтому друид и поклявшиеся ему в верности люди принялись уничтожать новый порядок и пытаются возвратить древние силы. Для этого им нужны добровольные помощники, подобные твоему брату. Легковерные патриоты, верящие, что они делают все во благо Шотландии, ради ее чести и свободы. Для братства же речь идет о том, чтобы усилить свою власть и сферу влияния. Друид и его приспешники хотят править, дитя мое. Твой брат только средство для достижения их цели, и он еще не догадывается, как с ним разделаются.

— Тогда я должна рассказать ему обо всем. Он должен узнать об этом, прежде чем станет слишком поздно.

— Уже слишком поздно, дитя мое. Он не послушает тебя и не поверит тебе. Дункан уже связался с темными силами, принял их знак и одеяние. Он так решил, для него нет больше будущего.

— Тогда мы должны предупредить Уильяма Уоллеса. Он должен узнать, что замышляет братство. Он — единственный, у кого достаточно сил, чтобы противостоять им.

— Умно сказано, дитя мое, — похвалила старуха. — В конце концов, мы знаем, откуда грозит опасность и что замышляют наши враги. Но Уоллес известен не только своей храбростью, но и упрямством. Ты действительно веришь, что он поверит молодой девушке клана и старой колдунье?

— Тогда я поговорю с отцом Дугалом, — решила Гвенн. — Наши враги и его враги, и словам человека церкви Храброе Сердце поверит скорее.

Кала улыбнулась таинственно.

— Я вижу, — сказала она, — что я не ошиблась в тебе. Но мы должны быть осторожными. Под масками братьев скрываются лица влиятельных людей, рыцарей и старейшин кланов. Мы никому не можем больше доверять, и нам не следует…

Вдруг она оборвала себя на полуслове и уставилась с широко раскрытыми глазами на дверь комнаты. Гвенн обернулась и затаила дыхание, когда заметила темные тени, которые падали через узкие щели между полом и досками двери.

Кто-то стоял перед дверью….

Мэри Эгтон сжалась от страха, когда вдруг кто-то громко постучал в дверь башенной комнаты.

— Мэри? — раздался энергичный голос. — Дитя, ты здесь? — Мэри тут же вернулась в реальность. Голос принадлежал Элеоноре Ратвен.

Снова постучали, на этот раз сильнее, и снова раздался резкий, повелительно звучащий голос.

— Поговори со мной! Какой смысл запираться, как глупая упрямая девчонка? Ты веришь, что мы тебя не найдем, если ты спрячешься здесь?

Мэри и не заметила, что между тем наступил день. Солнце взошло и посылало бледные лучи в башенную комнату, и впервые Мэри увидела место добровольной ссылки при дневном свете. Пергамент с записками Гвеннет Ратвен все еще лежал у нее на коленях.

— Если ты не откроешь, тогда я позову плотника, и он сломает замок, — заявила Элеонора. Ты веришь, что сумеешь убежать от нас с помощью таких детских штучек?

Неприкрытая угроза звучала в этих словах. Мэри задрожала всем телом, не от холода, а от страха. Ужас прошлой ночи глубоко засел у нее в душе. Она видела, на что был готов ее будущий супруг, и что произойдет с ней, если она никогда больше не покинет эту башенную комнату, уже полтысячелетия назад служившую убежищем.

— Ты хочешь выставить нас на посмешище? — спросила Элеонора едко. — Ты хочешь унизить нас перед слугами и всем домом?

Мэри по-прежнему не отвечала. Страх лишил ее голоса. Даже если бы она захотела ответить, она не могла.

— Как хочешь. Тогда я позову кузнеца и велю расколотить эту дверь. Но не жди ни милости, ни сочувствия.

Мэри сжималась при каждом слове еще сильнее, как под ударом плетки. Ее взгляд упал на рукопись, и ей стало ясно, что Элеонора ни при каких обстоятельствах не должна обнаружить ее. Эта чудовищная женщина не остановилась перед тем, чтобы сжечь книги Мэри. Она заберет и дневник Гвеннет.

Мэри быстро свернула рукопись, засунула обратно в кожаный колчан и положила в тайник в стене. Потом она снова закрыла отверстие камнем так, чтобы он не выступал наружу. Потом Мэри преодолела свою робость и поспешила к двери. Медленно она отодвинула засов, открыла дверь на щелочку и выглянула наружу с чувством страха и подозрения одновременно.

Элеонора, которая уже стояла на ступенях, обернулась.

— Ах, — сказала она с высокомерно поднятыми бровями, — значит, ты все-таки образумилась?

— Есть веская причина, почему я убежала сюда, — сказала Мэри через щель. Дальше она не открывала дверь. Она казалась себе несчастной и беззащитной и стыдилась того, что произошло.

— Веская причина? Какая причина могла бы оправдать такой ребячливый и капризный способ проводить день? Ты знаешь, что слуги говорят о тебе? Они смеются за спиной у тебя и говорят, что у тебя не все в порядке с головой.

— Мне это безразлично, — ответила Мэри упрямо. Значит, Элеонора не знала о ночной прогулке ее сыночка. И, пожалуй, не было никакого смысла рассказывать ей об этом. Хозяйка замка Ратвен все равно не поверила бы ей, и все стало бы еще хуже.

— Тебе, похоже, безразлично, дитя мое, но мне ни в коем случае не все равно, что чернь думает о нас. Уже не одно столетие этот замок — оплот клана, и никогда прежде не случалось, чтобы кто-то посмел запятнать наше имя, не поплатившись жестоко за это. Ты можешь говорить о счастье, что у моего сына такая нежная душа. Он заступился за тебя и смягчил твое наказание, поэтому вырази ему свою признательность. Если бы это касалось меня, то я бы сумела укротить твое упрямство и своенравие другими средствами.

— Да, — бесстрастно ответила Мэри. — Малькольм действительно ангел, не правда ли?

— Вижу, разговаривать с тобой по-хорошему — только тратить зря время. Я явно ошиблась в тебе. Возможно, и твоя мать так же преувеличила, когда хвалила твои достоинства. Во всяком случае, Малькольм и я сошлись на том, что лучше всего будет как можно скорее начать управлять твоей жизнью по упорядоченным правилам и обуздать твой бунтарский дух.

— Что вы намерены сделать? — спросила Мэри, подозревая явно что-то недоброе.

— Мы приняли тебя со всей приветливостью и любовью в нашем доме, но ты грубо отвергла и то, и другое. Несмотря на твою вопиющую неблагодарность, Малькольм все равно намерен жениться на тебе, и это произойдет в самое ближайшее время.

— Что? — Мэри подумала, что неверно расслышала.

— Мой сын придерживается моего мнения, что ты лишь став его супругой подчинишься обязанностям, которые накладывает данный союз. Как молодая хозяйка замка Ратвен ты научишься вести себя подобающим образом и быть послушной, чего от тебя и ожидают.

— Но…

— Ты можешь возражать сколько хочешь, но это не поможет тебе. День венчания уже назначен. Это будет маленькая, простая церемония, в конце концов, мы не хотим опозориться с тобой. Но после этого ты станешь Мэри Ратвен и тем самым женой моего сына. И если тебе еще раз придет в голову нарушать правила и хорошие обычаи нашего дома, то ты познакомишься уже со мной. Ты будешь моему сыну верной и послушной супругой, чего и ожидают от тебя. Ты будешь ему служить и станешь сговорчива, как его жена. И ты подаришь ему наследников, которые сохранят традиции Ратвенов и продолжат их.

— И меня при этом вообще даже не спрашивают? — поинтересовалась Мэри тихо.

— Зачем? Ты молодая женщина благородного происхождения. Это твое предназначение, к которому ты готовилась всю жизнь. Ты знаешь свои обязанности, так и выполняй их.

С этими словами Элеонора развернулась и спустилась вниз по лестнице и исчезла в узком коридоре. Мэри слышала шаги, раздающиеся по ступеням, и как в трансе она снова закрыла дверь и заперла засов, словно он мог защитить ее от печальной участи, ожидающей ее.

Отчаянье охватило всю ее душу Прислонившись спиной к двери, она опустилась на пол и зарыдала, не сдерживая себя.

Долгое время она владела собой и сдерживала слезы. Но теперь она не могла больше и дала волю своим страхам, печали и беспомощному гневу.

Как назвала ее Элеонора? Молодая женщина благородного происхождения? Почему тогда она обращается с ней как с крепостной? Почему ее унижают при каждой возможности, почему нарушают ее волю, почему за ней гоняются ночью по темным коридорам этого холодного ничтожного замка?

Когда Мэри покидала Эгтон, у нее были дурные предчувствия о ее предстоящем будущем. События во время путешествия — спасение на мосту и неожиданная встреча с Вальтером Скоттом — вдохнули в нее надежду, и какое-то время она действительно верила, что все сложится хорошо.

Какой глупой и наивной она была!

При этом ей должно было хватить одного знака, чтобы разобраться в том, что она никогда не сможет быть счастлива в Ратвене.

Сперва это были мелочи и намеки, которые еще не доставляли боли. Потом ее наказали за ее политические взгляды и отношение к подчиненным. Отослали Китти, ее верную камеристку и подругу, и забрали ее книги, которые она так любила. И словно всего этого было не достаточно, ее будущий супруг попытался прошлой ночью изнасиловать ее.

Если бы беспробудная оптимистка Китти была бы еще здесь, то она бы могла признать, что вряд ли могло быть хуже.

Мэри была пленницей, заточенной в тюрьму без выхода во внешний мир и лишенной всех вещей, которые ей доставляли радость. Ее будущий муж, которого она не любила и не уважала, был чудовищем, и единственный интерес его матери, казалось, заключался в том, чтобы сломить дух свободы Мэри и подчинить ее волю. Оба были только тем и заняты, чтобы сохранять славу и традиции дома Ратвенов, и у Мэри закралось подозрение, что она была совершенно безразлична как Малькольму, так и его матери. Она была только средством для достижения цели, необходимым злом, которое нужно принимать в расчет. Она должна всего лишь дать семье наследника.

В мире, который определяли жажда денег и стремление к власти, не было места для мечтаний и надежд, и Мэри поняла, что так же и ее мечты и надежды не устоят перед ними. Снова слезы выступили у нее на глазах и полились по нежным щекам. Она тяжело дышала, потому что отчаяние сжало ее грудь.

И бесконечно длящееся время она сидела на корточках на полу, жалкая и отчаявшаяся. Но тут она вспомнила о записках Гвеннет Ратвен. Разве не постигла молодую женщину та же участь? Не была ли она тоже пленницей, чужой среди людей, которые окружали ее?

Мысль придала Мэри новое мужество. Решительно она утерла слезы, вынула незакрепленный камень из стены и достала колчан со скрученной в свиток рукописью.

И потому, что это было единственное, что могло отвлечь ее от безутешного положения, она снова начала читать и окунулась в завещание Гвеннет Ратвен, которая жила более пятисот лет назад.

Здесь, на этом месте…

Глава 4

Уже в 1070 году было основано аббатство в Данфермлайне. По указу королевы Маргариты монахи бенедиктинского ордена устроили здесь обитель, которая уже в 1128 году приобрела статус аббатства и до позднего Средневековья оставалось оплотом веры, образования и культуры.

Западная часть большой церкви, построенной из светлого песчаника, сохранилась до времен Вальтера Скотта, а вот восточная часть была разрушена в беспорядке средневековых войн. Буквально несколько лет назад церковь начали возводить заново. Архитектор Уильям Бернс, личный друг сэра Вальтера, получил заказ восстановить церковную постройку по старым чертежам. — Эта работа заняла три года и была закончена лишь несколько месяцев назад. В ходе строительных работ в вытянутой засыпанной обломками комнате обнаружили могилу короля Роберта 1 Шотландского, который вошел в историю как Роберт Брюс.

— Впечатляюще, — сказал Квентин, когда он увидел заново возведенную колокольню и оборонительную прямоугольную постройку, украшенную каменной балюстрадой. Там была высечено: КОРОЛЬ РОБЕРТ БРЮС, так что издалека можно было прочитать, чей прах похоронен в аббатстве Данфермлайн.

— Правда? — Сэр Вальтер кивнул головой, соглашаясь с племянником. — В таких местах, как это, прошлое еще живо, мой мальчик. И возможно, оно даже желает поведать нам ту или иную тайну.

Они вошли в церковь не через главный вход, а через боковой неф, своды которого поддерживались мощными столбами. После реставрации церковь вновь предстала перед посетителями во всем своем былом блеске, и Квентин глубоко поразился совершенству создания старых мастеров и ремесленников. Алтарь церкви, самое сердце святилища, был когда-то создан мастерами из Дерхэма и считался единственным в своем роде. Его окружала аркада из шести арок, покоящихся на гладких круглых колоннах.

Квентин с удовольствием находился в церквях. На его взгляд, они излучали достоинство и спокойствие, которые едва можно найти где-то в другом месте, словно настоящие высшие силы позаботилось о том, чтобы среди этих стен не могло произойти ничего дурного. В Данфермлайне это ощущение было особенно сильным; возможно, потому что Маргарита, основательница монастыря, была святой, но возможно из-за значения, которое это место имело для шотландцев.

— Там, напротив, — шепнул сэр Вальтер и потянул Квентина за рукав сюртука. Со смиренно опущенными головами они прошли по главному нефу и подошли к узкой лестнице, ведущей в крипту. Сэр Вальтер шел впереди, и они добрались до узкого вытянутого помещения, на торцовой стене которого был устроен небольшой алтарь. Он был посвящен святому Андрею, покровителю шотландского народа. Перед ним стоял саркофаг короля, окруженный не одной дюжиной зажженных свечей.

Это была мощная деревянная конструкция, шириной и высотой в добрый ярд и в два ярда длиной. Несмотря на несколько веков, которые саркофаг простоял здесь, он прекрасно сохранился; вырезанные картины и украшения, которые покрывали его поверхности, можно было отлично разобрать.

На крышке был сделан рельеф, изображающий короля в полных доспехах с его мечом и со львом на гербовом щите. В дрожащем свете свечей все выглядело так, словно Брюс только что заснул и мог проснуться в любой момент.

— Здесь лежит король, — с дрожащим от ужаса голосом сказал Квентин. — Уже пятьсот лет.

— Сперва никто не был уверен, что действительно нашли могилу короля Роберта, — пояснил сэр Вальтер. — Но потом выяснили, что грудь трупа вскрыта, и вспомнили о преданиях, согласно которым последним желанием Брюса было, чтобы его сердце отравили в Святую землю. Как было сказано в источниках, на короле лежала вина, и он хотел понести за наказание. Первоначально он намеревался оправиться в обетованную землю. Но когда стало ясно, что здоровье не позволяет ему совершить это путешествие, он попросил своих верных людей выполнить его последнее желание, чтобы его душа обрела покой.

— Что это была за вина, дядя?

— Об этом ничего не сказано в хрониках. Но, видимо, это было нечто крайне тяжкое, потому что король нес бремя этой вины до самой смерти.

По лицу Квентина было видно, как впечатлили его слова Вальтера Скотта. Не желая пребывать в склепе больше, чем нужно, он достал листок бумаги, который они нашли у профессора Гэнсвика, и сравнил рисунок профессора с изображением на надгробии.

— Рисунки идентичны, — он сделал заключение. — С одним исключением.

— На крышке саркофага не хватает руны, — подвел итог сэр Вальтер, даже не посмотрев на изображение. — Я уже думал, что в противном случае она бы попалась бы мне на глаза. С другой стороны…

Он подошел ближе и склонился над крышкой, чтобы внимательнее рассмотреть ее.

— Свечу, быстро, — приказал он Квентину, который поторопился выполнить приказание. В пламени свечи он увидел, что привлекло внимание его дяди: на месте, где следовало находиться знаку руны, дубовая доска была выскоблена.

— Ты думаешь так же, как и я, мальчик? — поинтересовался сэр Вальтер.

— Думаю, да, дядя. Кто-то попытался уничтожить знак. Только спрашивается, с какой целью.

— Чтобы отвлечь от себя внимание, — с уверенностью сказал сэр Вальтер.

— Ты полагаешь, это могли быть сами братья руны, они сами удалили знак?

— Кто же иначе? Они совершали дела и похуже, чтобы замести свои следы.

— Ну, возможно, это был кто-то, кто хотел стереть воспоминания о сектантах.

— И эту вероятность тоже не следует исключать, — ответил сэр Вальтер. — К сожалению, ни первый, ни второй вариант не объясняет, какая взаимосвязь существует между королем Робертом и сектантами. Что их объединяет? Пожар в библиотеке в Келсо, нападение на Абботсфорд, убийство профессора Гэнсвика, предстоящий визит короля и теперь еще могила Роберта Брюса — как все это соединить воедино? Должен признать, мой мальчик, что эта загадка оказалась не по плечу моему скромному разуму.

— Должен существовать ответ, — убежденно ответил Квентин. — Профессор Гэнсвик явно нашел его, за это ему и пришлось умереть.

— Это и есть следующая загадка: откуда профессор знал, что меч выглядит точно так же, как руна? Насколько мне известно, современных изображений саркофага не существует. Но знак явно уничтожен задолго до настоящего времени. Итак, откуда об этом мог знать профессор Гэнсвик?

— Возможно, он сделал свои выводы, — предположил Квентин.

В пляшущем свете свечей он внимательно рассмотрел остальные стороны саркофага, которые тоже были украшены рельефными изображениями. Хотя время не пощадило его и в некоторых места дерево сгнило, сцены еще можно было хорошо разобрать: они изображали важные события жизни короля.

На правой стороне была представлена битва под Бэннокберном, в которой Роберт одержал легендарную победу. Противоположная сторона показывала сцену его коронации шотландской знатью во Дворце Скона, изображение на передней стенке саркофага — признание его правления папскими посланниками. На обратной стороне был представлен рыцарь, скачущий к странно выглядящему замку с высокими куполами. По другим картинам Квентин знал, что так многие художники в Средневековье изображали святую землю. При себе рыцарь держал шкатулку, на которой были написаны слова COR REGIS.

— Сердце короля, — перевел Квентин с почтением. — Это совпадает с тем, что говорят предания. Сердце короля Роберта его преданные друзья отвезли в Святую землю.

— Но вот на каком основании, как всегда, неизвестно, — добавил сэр Вальтер с мрачным выражением лица.

Квентин уже достаточно хорошо изучил своего дядю, чтобы правильно толковать выражение его лица, и он знал, когда сейчас сэр Вальтер размышлял над идеей, которую сам не одобрял.

— Дядя, — поэтому поинтересовался он с осторожностью, — ты считаешь возможным, что эта загадка, на которую мы вышли, как-то связана с торжественной клятвой короля? Вина, о которой ты говорил, имеет что-то общее с руной меча? Или вообще с тайным братством?

— Я должен признаться, что размышлял над этой возможностью, хотя сама мысль об этом кажется мне абсурдом. Вопрос в том, какая взаимосвязь существует между всем этим…

— Дядя! — громко закричал Квентин, который вдруг что-то обнаружил на фризе, обрамляющем сцену битвы под Бэннокберном.

Сэр Вальтер моментально был подле него, и с дрожащими от волнения руками Квентин показал на место в рельефе, где были изображены ряды английских лучников. Посередине филигранно вырезанных фигур находился необычный знак, не сразу бросающийся в глаза при первом взгляде.

Руна.

— Боже всемогущий, — вырвалось из груди сэра Вальтера. И он бросил на племянника удивленный взгляд. — Преклоняю пред тобой голову, юноша, у тебя действительно зоркие глаза. Этот знак так незаметно сделан, что его едва можно увидеть.

— Странно, — сказал Квентин, покрасневший от щедрой похвалы. — На первый взгляд, знак нельзя различить. Но если его лишь один раз вычленишь из рисунка, то на картину больше нельзя смотреть, не увидев знака.

— Тайное послание, — прошептал сэр Вальтер. — Ловко спрятанное от всех глаз.

— Что же должен обозначать этот знак?

— Я не очень разбираюсь в значении рун, — признался сэр Вальтер и протянул племяннику бумагу и уголь. — Сделай-ка его копию, тогда мы посмотрим внимательно в книгах дома.

Квентин кивнул, положил бумагу на знак и обвел углем, так чтобы проступили контуры знака. Потом, окрыленный своей находкой, он осмотрел другие стороны саркофага на предмет других скрытых знаков и нашел их в избытке.

Каждый раз скрывающиеся символы выступали среди замысловатого рисунка так, словно они раньше не были здесь. При свете свечей сэр Вальтер и Квентин изучили саркофаг. Чем дольше они смотрели на изображения, тем больше знаков проступало из запутанного рисунка и становилось видимым. После двух часов работы они обнаружили двенадцать различных знаков, которые Квентин старательно скопировал.

— Думаю, это все, — сказал сэр Вальтер.

— Почему ты так решил, дядя?

— Потому что тринадцать знаков, а это число имеет у рун особое значение.

— Тринадцать? Мы же нашли только двенадцать.

— Ты забыл про руну меча на крышке. Возможно, профессор Гэнсвик вычислил ее существование с помощью двенадцати остальных. Очевидно, он также обнаружил эти знаки.

— Конечно, — кивнул Квентин. — Поэтому он и указал на Абботсфорд. Профессор хотел сказать нам этим, что руна на настенном панно не знак ремесленника, а работа сектантов.

— Возможно. Это должно означать, что уже тогда братство оказывало огромное влияние, если у него были свои агенты при дворе. Предположения, однако, не слишком продвинут нас. Мы вернемся обратно в Эдинбург и попытаемся перевести эти знаки. Если действительно существует тайное послание, то мы сделаем все, чтобы расшифровать его. Возможно, вскоре тайна будет раскрыта нами.

— Этого я и боюсь, — пробормотал Квентин, но тихо, чтобы дядя не слышал его.

Глава 5

— И вы совершенно уверены, что это действительно произошло с вами? Что вам не приснился кошмарный сон?

— Это действительно было так, — заверила Гвеннет Ратвен. От одного только воспоминания о событиях, которые разыгрались в мрачных темницах замка, Гвенн начинала дрожать от страха. — Это было так же реально, как существуете вы и я, патер.

Патер Дугал, молодой премонстратенский монах, которого его монастырь направил в Ратвен, чтобы он оказывал духовную поддержку хозяевам замка и их домочадцам, внимательно посмотрел на Гвенн. По его виду было понятно, что рассказ молодой женщины шокировал его. Дункан Ратвен стал членом языческого братства? К тому же еще такого, которое поставило своей целью уничтожение христианской религии и восстановление языческих богов?

Дугал не был глупцом. Он прекрасно знал, что с введением христианского учения в Шотландии язычество не было искоренено полностью. Хотя большинство глав кланов и их семьи обратились в христианство, во многих областях еще упрямо сохранилась прежняя вера в духов природы, в черную и белую магию и в знаки рун, которым люди придавали таинственное значение. Да и сам Дугал когда-то верил во все это, и хотя он выбрал истинную веру, но все еще отдаленные уголки его души содрогались перед их могуществом. Друиды, тайные союзы и загадочные знаки — все это пугало его. И, как сейчас ему пришлось узнать, они действовали в непосредственной близи.

— Если вы правы, леди Гвеннет, тогда…

— Какая у меня может быть причина обманывать вас? Я сестра князя. Вы не можете поверить моим словам?

— Я бы хотел сделать это, — заверил монах и стыдливо опустил голову. — Но хочу быть совершенно откровенным с вами. Вас считают человеком, слова которого по крайней мере следует подвергать сомнению. Я не хочу сказать, что не верю вам, но факт, что вы сами занялись теми же вещами, в которых обвиняете Дункана Ратвена, не уменьшает моего сомнения.

— О чем вы говорите? — спросила Гвеннет, и потом ей стало ясно: старая Кала. Видимо ее видели вместе с ней, и молниеносно по округе разнеслось, с кем она встречалась за пределами стен замка.

— Я знаю, что говорят о той женщине, патер, — открыто сказала Гвенн, — но я могу заверить вас, что все это неверно. Она тоже знакома с тайнами рун и разбирается в вещах, знания которых другие давно утратили. Но она не стоит на стороне братства, и от нее не зависит, что кто-то пытается снова вернуть темные века. Она знает, что ее времени наступает конец, и считает вас и ваших собратьев теми, кто продолжит традицию белой магии.

— Белой магии? Как я должен это понимать?

— Кала говорит, что существует два вида посвященных в руны: одни связаны со светлыми рунами света, направленными на благо людей, но другие используют силу рун во вред, чтобы добиться силы и власти и свергнуть существующий порядок. Как таинственный друид, который завлек в сети своего братства моего брата.

— Вы пытались отговорить Дункана?

— Нет. В последние недели и месяцы я вынуждена признать, что он все больше отдалялся от меня. Я боялась, что он может предать меня своим заговорщикам, и тем самым я бы ничего не добилась.

— Итак, заговор, — тихо произнес Дугал. Гвеннет видела, что он задрожал от волнения под своей грубой серой сутаной. — Заговор с целью лишить Уильяма Уоллеса власти и предать врагам.

— И на этом братья рун явно не остановятся. Следующим их шагом будет передача проклятого меча во владение молодому эрлу Брюсу, которого выберут предводителем на собрании знати. Так они хотят обеспечить ему победу и короновать на трон, но Роберт всегда должен находиться под влиянием братьев рун. Он будет делать то, что они потребуют от него, и я сама слышала, как они сказали, что выжгут с этой земли крест.

Патер Дугал побледнел. С осунувшимся лицом, облысевшей головой и темными кругами под глазами, он выглядел и без того довольно болезненным. Но теперь он постарел еще на несколько лет. Склонив голову и качая ею, он стоял перед Гвеннет Ратвен и пытался переварить смысл ее слов.

— Теперь вы верите мне? — спросила молодая женщина почти испуганно. Патер Дугал был единственным, к кому она могла обратиться за помощью. Если он не поверит ей или выдаст ее брату, то все будет потеряно.

— Я верю вам, — заверил он к ее великой радости. — Конечно, я не уверен, что вы выбрали подходящего человека, леди Гвеннет. Я только лишь простой монах. Чем я могу помочь вам?

— Тем, что передадите предостережение Уильяму Уоллесу. Как я слышала, в настоящий момент он находится у монахов, чтобы оправиться от своих ранений. Вам не должно составить труда передать ему через своих братьев эту весть.

— Действительно, вы правы.

— Тогда я могу рассчитывать на вас, патер?

Дугал заглянул глубоко ей в душу, и на какой-то миг Гвенн показалось, что он смотрит на нее глазами не монаха, а молодого мужчины. Наконец он кивнул, и на его бледном и изнуренном лице появилась робкая улыбка.

— Я помогу вам, леди Гвеннет, — пообещал он. — За то время, которое я провел в замке Ратвен, вы всегда проявляли себя как верная дочь церкви, так что я не хочу верить во весь бред, который тут разносят. Я немедленно отправлюсь в дорогу к моим собратьям. Сэр Уильям должен узнать, какая опасность ему угрожает.

— Я благодарю вас, патер Дугал, — сказала Гвенн шепотом. — И прошу вас, будьте осторожны.

С этими словами она покинула исповедальню и домашнюю часовню в замке Ратвен и вернулась поспешно в свою женскую половину. Как обычно, она оглянулась по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не следовал за ней. Но хотя она никого не увидела, нашлись свидетели ее разговора с патером Дугалом.

С тех пор как Дункан Ратвен оказался под влиянием братства, замок Ратвен превратился в место недоверия, лжи и интриг. Шпионы, которые подчинялись друиду и его сектантам, следили за остальными в тени и нишах и превращались в глаза и уши стен, и вот один из таких шпионов подслушал разговор Гвеннет Ратвен с патером Дугалом.

И очень скоро Гвеннет навестили в ее комнате. Когда она открыла дверь и увидела своего брата, она обрадовалась, потому что уже очень давно они не разговаривали друг с другом. Но потом она увидела тех, кто сопровождали его: двоих вооруженных стражников и, кроме того, мужчину, возраст которого нельзя было определить. Волосы у него были седыми и длинными, спадающими до плеч, и густая длинная борода закрывала нижнюю часть лица.

Взгляд его глаз из-под черных бровей был холодным и страшным. Его горбатый нос был острым как нож, рот — тонкой полоской. Гвенн не могла припомнить, чтобы прежде видела этого мужчину, пока он не наклонился, чтобы войти в ее комнату вместе с Дунканом.

Сгорбленная осанка и немного шаркающая походка незнакомца тут же показалась Гвеннет знакомой: это был друид, предводитель братства. Она приложила усилие, чтобы не выдать своего замешательства. Заставляя себя сохранять спокойствие, она ждала, пока войдут Дункан и его спутник. За ними тихо закрылась дверь, и оба стражника остались снаружи.

— Как у тебя дела, сестра? — поинтересовался Дункан вкрадчивым голосом, и Гвеннет догадалась, что разговор принимает серьезным оборот.

— Какие у меня должны быть дела? — спросила она, пока спутник Дункана бесцеремонно уставился на нее. Присутствие этого человека было так ужасно, что невольно Гвеннет отступила назад.

— Но надеюсь, что у тебя все в порядке?

Гвенн довольно хорошо знала Дункана, чтобы понять, что ему никакого дела нет до ее благополучия.

— Чего ты хочешь, Дункан? — поэтому прямо спросила она. — И кто этот человек?

— Конечно же. — Дункан кивнул головой. — Мы соблюдем добрые традиции. Это, дорогая сестра, граф Милленкорт.

— Граф? — удивленно спросила Гвенн. — Из какого клана?

— Я не из клана, моя дорогая, — ответил Милленкорт, и Гвенн узнала голос, который бормотал таинственные заклятия той ночью и объявлял планы заговорщикам. — Я родом не из Шотландии, а из Франции, великой страны, расположенной за морем.

— Мне прекрасно известно, где находится Франция, — ответила Мэри, едва скрывая свое отвращение. — Только я не была в курсе, что там у моего брата есть друзья.

— Граф гораздо больше, чем друг, сестра, — резко осадил ее Дункан. — Он не только друг, но и верный союзник, который поможет мне победить врагов Ратвенов. Он не иностранец в нашей стране, потому что его предки кельты, точно так же, как и у нас.

— С тех пор прошло время, — сказал граф, и лживая улыбка заиграла на его узких губах. — Многое изменилось в этой стране. Но возможно, однажды все вернется на свои места, как было прежде.