Багровая луна

      Когда хозяин удалится, Люсьен проявит к себе не меньше щедрости, так как у него появилось ощущение, что сегодня будет повод для праздника. Этот вечер был дьявольски удачен для молодого хозяина. Успех этот был тем более приятен после нескольких недель бедности и неудач за карточным столом, настолько опустошивших их кошелек, что Люсьен уже начал волноваться и думать, как они смогут заплатить за те роскошные апартаменты, которые они снимали в Лондоне.
      Незаметная усмешка – ни один хороший слуга не выдает свои чувства, выполняя работу, – тронула уголки губ Люсьена. Вопрос платы за жилье, по крайней мере, больше не стоит, независимо от того, выиграет ли хозяин или проиграется в пух и прах. Плату за те комнаты, в которых они живут сейчас, хозяин вносит с завидным постоянством, Люсьен в этом был уверен.
      Рис, не глядя и даже не кивнув, взял бокал из рук слуги. Сделав несколько неторопливых глотков, он открыл свои карты и остался доволен и картами, и напитком. Накануне ночью этот американец, месье Геймбл, крупно выиграл у него и четырех других господ, решивших составить им компанию за карточным столом. Геймбл неплохо играл в карты, даже, пожалуй, искусно, но далеко не так хорошо, как сам Рис. Месье Геймбл и те другие джентльмены не догадывались, что Рис намеренно не показывал своих истинных способностей. И уж тем более не догадывался этот шумный, громкоголосый американец, что в сегодняшнем их поединке ему предстояло лишиться не только вчерашнего выигрыша, но и значительной доли своего капитала.
      Длинными, чувственными пальцами Рис, словно невзначай, прикоснулся к толстой пачке долговых расписок, уже перекочевавших с половины стола, принадлежавшей месье Геймблу, на его половину. Даже не пересчитывая, Рис знал, что общая сумма выигрыша уже приближается к десяти тысячам фунтов.
      Все эти приятные подсчеты он производил в голове в процессе игры. Если информация о состоянии месье Геймбла была верной, а в ней сомневаться не приходилось – Рис Делмар всегда прежде чем сесть за стол, тщательно выяснял платежеспособность своего противника, так вот, если его сведения верны, то американцу недолго оставалось делать ставки.
      А Зак Геймбл, в свою очередь, открыл свои карты, но увидел только мешанину цифр и рисунков, от которой закружилась голова.
      Пытаясь сосредоточиться, он поморгал, чувствуя, как отяжелели его веки, и глубоко вздохнул. В ту же секунду в груди пребольно кольнуло, а лицо ужасно побледнело.
      – Эй, там, как насчет того, чтобы открыть окно? – Зак слабо махнул Люсьену. – В этих чертовых курительных комнатах человек задохнется, а никто и не заметит.
      – Вы бы хотели, чтобы я потушил сигару, месье Геймбл? – осведомился Рис Делмар.
      – Хорошо бы, черт побери! – проворчал Зак. – Кто хочет курить, пусть идет на улицу!
      – Тысяча извинений, месье! Если бы я знал… – Рис торопливо затушил сигару, которую держал между пальцев, но его противник тут же воскликнул: – А, проклятье! – и замахал ему с виноватым видом руками, картами и всем, чем только мог. После того, как свежий прохладный воздух проник в комнату через шелковые шторы, на щеках Зака заиграл легкий бледный румянец, и теперь Геймблу стало совестно. Он не понял, что это на него накатило. В любое другое время он и сам бы с удовольствием покурил: обычно Зак любил хорошие сигары. Поэтому сейчас, пытаясь загладить собственную резкость, он примирительно произнес:
      – Не обращайте на меня внимания. Человек может курить, где ему нравится. К тому же, это ваш дом.
      – Но вы гость моего дома! – ответил хозяин, и мир, таким образом, был восстановлен.
      «Мой дом… Вот уж, едва ли», – подумал Рис.
      Комнаты, в которых он сейчас жил, на самом деле принадлежали французской графине Клеменс, эмигрировавшей в Лондон так же, как и он сам. Графиня была дамой далеко не первой молодости, и Рис Делмар заключил с нею достаточно выгодное соглашение, не очень, правда, красивое с точки зрения высокой нравственности, но крайне необходимое ему в тот момент.
      Дело в том, что графиня, несмотря на годы, сохранила весь темперамент молодости и очень любила, когда постель с нею делил какой-нибудь молодой проказник с горячей кровью. Зато за свои услуги Рис получил прекрасное жилье и рекомендации, помогавшие получить долгожданные приглашения на великосветские рауты.
      Но действовать следовало медленно и осмотрительно. Рису необходимо было позаботиться о собственной репутации. Слава о его страсти и умении побеждать пришла в Лондон раньше, чем он сам приехал сюда из Парижа. Оказавшись на берегах туманного Альбиона, он обнаружил, что ему закрыт доступ в респектабельные клубы и комнаты, где за карточными столами собираются богатые английские буржуа, которые любят, чтобы игра все-таки имела некоторый оттенок непредсказуемости. Рису пришлось пойти на большие жертвы, приходилось отдавать за карточными столами верные взятки, пока, наконец, эти чопорные англичане не пришли к выводу, что рассказы о его необычных способностях не что иное, как простое преувеличение, столь свойственное французам. Когда они отбросили осторожность, он оказался за самыми престижными столиками с самыми богатыми игроками, да еще в такой момент, когда ставки были назначены особенно высокие. Рис слегка улыбнулся, предвкушая удовольствие от своих будущих побед.
      Однако к тому времени ему понадобятся деньги, вот почему этому американцу сегодня и предстояло остаться без своих сбережений. Рис рассчитал все точно и знал, что англичане, не очень жаловавшие выходцев из своей бывшей колонии, не поставят ему в вину этот крупный выигрыш.
      – Итак, вы готовы начать, месье? – спросил он Зака.
      Зак Геймбл скосил глаза на красивого француза, сидящего напротив, вцепился руками в бархатную обивку подлокотника кресла и сказал:
      – Зак! Проклятье! Зовите меня просто – Зак! А то от всех этих «мусью» я могу подавиться. Я все время забываю, что это меня зовут!
      Рис расхохотался.
      – Ну, как хочешь, Зак, – вежливо согласился он.
      По правде говоря, ему нравился этот американец. У него не было изящных, хороших манер, и, может быть, поэтому он был симпатичен Рису. Самому Рису пришлось научиться этому всему, чтобы казаться своим среди золотой молодежи. Некоторые из них, великие кутилы и дебоширы, при необходимости становились надменными и изысканными.
      Благодаря своему дару перевоплощения, Рис теперь был принят в их общество. Его манеры были отточены и изящны, словно он был одним из самых знатных отпрысков знаменитых фамилий. Речь его была блестяща и остроумна, как у самых образованных людей. Он прекрасно поддерживал беседу как на английском, так и на родном французском языке, оставляя при этом впечатление рафинированного аристократа.
      – Вот именно, Зак, – эхом отозвался его партнер по игре и выпрямился в кресле, чувствуя себя теперь намного лучше. – Как насчет еще одной партии, чтобы я мог отыграть фунт-другой своих денег?
      Легкое улучшение, которое ощутил Зак Геймбл, было, конечно, недостаточным для того, чтобы победить в игре, где все зависело от везения. Не прошло и часа, как карманы американца истощились, словно дождевая туча, вылившая из себя всю воду без остатка. Он написал поручительство на каждый фунт и каждый золотой, еще оставшиеся у него дома. Теперь после того как он расплатится со своим карточным долгом, ему еще хватит денег на хороший обед.
      Ослабев, чувствуя, что его голова стала чугунной, словно после крепкого перепоя, Зак погрузился в размышления о превратностях судьбы и о пакостных обстоятельствах, в которых он оказался.
      Тем временем Рис встал из-за стола, извинился и оставил своего соперника на несколько минут.
      Странно, но Зак не особенно переживал по поводу своей неудачи в игре. Для него деньги значили не так уж много, а поэтому уходили и приходили с удивительной легкостью. Множество раз он проигрывался до того, что приходилось закладывать кольт, рукоятка которого была украшена жемчужинами. Однажды жизнь оставила его даже без сапог. Ему никогда не приходилось бедствовать долго. Никогда, за исключением одного раза. Тогда он так долго находился на мели, что ему пришлось пожертвовать частью своей доли в компании, принадлежавшей их семье. Черт побери! Он был уверен в себе и не мог проиграть. Однако в тот раз жизненные обстоятельства сложились так, что это стоило ему не только 10 % «Геймбл Стейдж Лайн», это стоило ему семьи. Черт побери! Он во всем обвинял Теодора. Способненький, благовоспитанный Теодор! Отцовский наследник, любимчик матери! Будь он проклят! Чтоб ему сгореть в аду! Способный, благовоспитанный, непогрешимый Теодор Геймбл!
      Все же Заку не хватало его, и он скучал по Тедди и по матери. И он устал. Устал так, словно весь мир свалился ему на спину, и он целый день таскал его у себя на закорках. Однажды мать назвала их Каином и Авелем. В тот раз ему удалось крепко поколотить Теодора.
      Но только в тот раз, и только с помощью кулаков. После той драки Теодор внимательно просмотрел бухгалтерские книги, которые велись компанией, и быстренько обнаружил, что его младший братец вытягивает деньги из семейного бизнеса и тратит их на азартные игры. Разъярившись, Теодор хотел вообще отлучить его от компании и предлагал выкупить долю брата, но Зак отказался ее продавать.
      – Я даю тебе обещание, дорогой братец! – поклялся тогда Зак. – Ты никогда меня больше не увидишь, но пока я жив, доли моей ты не получишь!
      На следующий день он уехал из Вишбона, пылая ненавистью к брату и все же понимая, что Теодор был прав. Но признаться себе в этом он не хотел. Зак уехал, с чувством злорадства думая о том, как старший брат будет волноваться и гадать, что его младший брат собирается сделать со своей долей в компании. Пусть Теодор знает, что может отлучить своего единственного брата от семьи, но никогда не сможет отлучить его от «Геймбл Лайн»! Никогда! По крайней мере, до тех пор пока сам Зак Геймбл не захочет выйти из доли.
      Зак даже застонал от желания выпить. Когда-то и он был похож на этого молодого француза: такой же задиристый и самоуверенный и такой же убежденный в том, что игра за карточным столом удается тому, у кого есть ум, а не тому, кому везет с картами.
      Двадцать лет назад он сам был Рисом Делмаром. Может, не таким красивым, не таким воспитанным, но бесстрашным. И сам черт был ему не брат. А теперь… Внезапно острая боль, зародившаяся где-то слева, пронзила его грудь. Он почувствовал сквозь боль, как немеет левая рука и словно тысячи иголок впились в напряженные мышцы. На мгновение, пока боль не отпустила, Зак забыл даже, о чем думал. Вся жизнь его может быть ставкой в карточной игре. Интересно, знает ли уже об этом Рис Делмар? Зак покачал головой. Может, и правда, он взвалил на свои плечи весь мир?! Может, с тех пор как он пять лет назад уехал из Аризоны, так и таскает у себя на плечах эту тяжесть?! И, может быть, настало время развязаться со всем этим? Эта мысль принесла Заку некоторое облегчение. Впервые за четыре месяца, которые он провел в Лондоне!
      Когда Рис Делмар вернулся за стол, Зак приветливо ему улыбнулся.
      – Ну что, Рис, давай еще одну партию! – не терпящим возражений тоном сказал он.
      – Месь…э… Зак! – сказал Рис, чувствуя, что должен отговорить американца.
      Зак Геймбл оказался даже более состоятельным человеком, чем он думал о нем вчера. Однако, у него было такое белое лицо и болезненный взгляд, что ему необходимо было отдохнуть сейчас. И поэтому Рис добавил:
      – Послушай, Зак, я не люблю выигрывать у человека больше, чем тот может позволить себе проиграть.
      – Я вовсе не разорен! – громко заявил Зак.
      С решительным взглядом лихорадочно горящих глаз он потянулся за своим пальто. Дрожащими пальцами обшарил все карманы, пока, наконец, не вытащил из одного тонкий кожаный бумажник. Бумажник содержал несколько пожелтевших бумаг, которые Зак разложил веером на столе.
      – Вот посмотри, – сказал он, тяжело ткнув пальцем в документы. – Мне принадлежит сорок процентов «Геймбл Стейдж Лайн» – лучшей в Аризоне компании, которая занимается перевозками пассажиров и грузов.
      – Зак, – снисходительно сказал Рис. – Транспортная компания в какой-то глуши… Зачем она мне?
      – Она стоит вчетверо больше твоего сегодняшнего выигрыша! Продай ее, если захочешь! Завтра можно будет обо всем договориться с лондонским агентом моего брата. Черт возьми! Да мой братец даст тебе даже больше. Он давно хотел прибрать к рукам мою долю!
      Рис покачал головой, чувствуя, что ему просто совестно. А надо сказать, что он редко испытывал такое чувство, когда выигрывал так много. Он вовсе не собирался обирать американца до последней нитки.
      – Завтра утром я приду к тебе, чтоб получить долг по распискам. И если ты договоришься с агентом своего брата насчет денег, то мы потом еще сыграем с тобой.
      Зак сердито отодвинул кресло от стола, тяжело оперся ладонями на столешницу с разбросанными на ней картами и, наклонившись вперед, с мрачной решимостью посмотрел в лицо Рису Делмару.
      – Ты дашь мне еще один шанс, француз! Ты обчистил меня так же хорошо, как гриф обчищает кости! Ты обязан мне дать шанс, чтобы я мог вернуть все, что потерял! Еще одна партия!
      Зак откинулся назад, не испытывая ни малейших угрызений совести из-за того, что солгал. У его брата не было агента в Лондоне.
      На то, чтобы получить деньги от Теодора Геймбла, потребуется много времени. Но Зак не собирался проигрывать. Он гневно посмотрел на Риса.
      – Ну, как хочешь, – ответил Рис.
      Он и раньше видел подобные взгляды. Именно так смотрит человек, отказывающийся признать свое поражение и играющий до тех пор, пока не лишится головы. Рис с сожалением разорвал свежую колоду карт и сдал Заку. Он сыграет и эту партию, хотя она уже не будет иметь никакого значения. У него не было ни малейшего интереса к тому, что ему предлагал противник, и он совсем не хотел разорять дотла Зака Геймбла. Но у Риса также не было ни малейшего желания отдавать свой выигрыш только для того, чтобы удовлетворить мужскую гордость этого американца. Да, он сыграет эту партию. Сейчас этот господин получит, чего так добивается, а затем от него надо будет избавиться. Иначе придется кого-нибудь позвать, чтобы этого упрямого американца вышвырнули из дома графини. Завтра, когда этот тип немного остынет, он и сам поймет, как глупо себя вел сегодня, и будет счастлив заплатить свой долг и получить назад бумаги своей компании.
      Не прошло и четверти часа, как Зак Геймбл бросил карты на стол, признавая свое поражение. Медленно, словно любое усилие причиняло ему боль, он встал с кресла, достал свой кожаный бумажник, шлепнул его на центр стола. Затем Зак потребовал перо и чернила. Люсьен поспешно выполнил его просьбу. Несмотря на горячие уверения Риса, что он может подождать и до завтра, Зак настоял на том, чтобы позвали еще одного слугу, который вместе с Люсьеном смог бы засвидетельствовать передачу его доли в руки Риса Делмара.
      Рис неохотно выполнил просьбу своего карточного партнера, зная, как досадно потом отыскивать свидетелей, чтобы аннулировать эту сделку.
      Раздраженный и все же обрадованный тем, что вечер заканчивается относительно спокойно, молодой француз положил бумажник к долговым распискам, с тем чтобы не забыть его взять завтра, когда он пойдет к американцу.
      – Приходите завтра к двум, – сказал Зак Рису, сохраняя хладнокровие, удивительное для человека, только что проигравшего все состояние. – Я приготовлю к этому времени деньги для уплаты долга.
      Рис настоял на том, чтобы Люсьен вызвал для гостя кэб и проводил до двери. Однако он не подозревал, что, покинув особняк, Зак Геймбл расхохотался, несмотря на жуткую боль, отдававшую в плечи, несмотря на тяжесть в ногах. Он расхохотался, несмотря на то, что каждый вздох давался ему с трудом. Ну, что ж, пускай этот французишка поищет Теодора, если хочет получить должок. Пусть Теодор поищет его потом, если ему не понравится то, что произошло с долей его младшего брата. Какое ему, Заку, дело до всего этого? Он сдержал свое обещание. Он никогда не вернется в Вишбон. Но Теодор, могущественный, благоразумный Теодор скоро крепко об этом пожалеет.

ГЛАВА 4

      Черная атласная маска, которую графиня одевала на глаза во время сна, съехала в одном месте, приоткрыв синеватые веки и сеточку глубоких морщин в уголке закрытого глаза. Когда-то у нее было красивое лицо, и даже сейчас, напудрившись и нарумянившись, она была такой привлекательной, что на нее оглядывались мужчины. Однако ее фигура, о которой когда-то говорили во всех парижских салонах, округлилась и располнела так, что теперь даже самый узкий и тесный корсет уже не мог стянуть ее до размеров осиной талии, некогда составлявшей особый предмет ее гордости. В конце концов ей пришлось с этой бедой смириться, и она частенько добродушно говаривала своим молодым поклонникам:
      – Это не страшно, cherami, зато есть за что подержаться.
      Рис спросонок посмотрел на спящую графиню, но стук в наружную дверь окончательно и быстро разбудил его. Он обнаружил, что, несмотря на съехавшую маску, графиня крепко спала, тихонько похрапывая.
      Рис осторожно откинул шелковые покрывала, тихо встал с кровати и взял свою пижаму. Отбросив пряди черных волос со лба, молодой человек направился к двери спальни, услышав знакомый стук Люсьена Бурже.
      – Поторопитесь! – донесся взволнованный шепот Люсьена. – Я внес ее в дом! Скорее же, она зовет вас!
      Остатки сна слетели с Риса, когда он увидел встревоженного слугу.
      – Сколько будет от этого беспокойства, – бормотал Люсьен, все порываясь бежать в прихожую. – Думаю, она долго не протянет!
      Совершенно не понимая, в чем дело, Рис бросился за ним в прихожую. Услышав, как там кто-то тихо стонет и зовет его по имени, Рис встревожился уже не на шутку и оказался совсем не готовым к тому, что его ждало: к беспомощно распростертой фигуре, крикам от боли, запаху крови.
      – Дженни! – закричал он в ужасе.
      Дженни лежала на кушетке. Лицо у нее было смертельно бледным, в глазах застыло выражение нестерпимой боли.
      Рис бросился к ней и, опустившись на колени, обхватил ее руками. Сразу же его пальцы стали липкими. Он обнаружил, что ее черный шерстяной жакет на груди пропитан насквозь теплой кровью.
      Женщина задрожала и, судорожно вздохнув, потянулась к нему.
      – Я допустила ошибку, – прошептала она. – Следовало сначала идти к тебе. Если бы я поступила так ради Мариетты!
      – Быстро за лекарем! – крикнул Рис Люсьену. – Да пошевеливайся же.
      Люсьен опрометью выскочил из прихожей, и его торопливые шаги громко простучали по мраморным плитам двора. За всем этим Люсьен совершенно забыл о том, что на другой стороне улицы видел хорошо одетого мужчину. И тот рыжеволосый незнакомец сунул что-то белое в свой карман и торопливо удалился сразу, как только Люсьен внес Дженни в дом.
      Рис прижался лицом к голове Дженни. Он целовал ее холодные щеки, лоб.
      – Уходи, мой мальчик! – шептала она. – Тебе небезопасно… Сейчас же беги! Он сделает с тобой то же, что и со мной!
      Ее голос совсем затих, так что Рис едва слышал ее слова. – Беги от…
      – Кто, Дженни, кто напал на тебя?
      Рис был слишком потрясен и не обратил внимания на слова Дженни. Он даже не понял, что она говорит об опасности для него самого.
      Он снова обнял ее, почувствовал, как ее тело напряглось от невыносимой боли, и, надеясь хоть немного облегчить ее страдания, Рис бережно опустил раненую на мягкие подушки кушетки. Затрудненно, хрипло дыша, Дженни сняла окровавленными руками длинную золотую цепочку.
      – Это принадлежало Мариетте, – тихо, с трудом сказала она, протягивая Рису медальон. Рис знал эту вещь. Его мать носила медальон все время, сколько он ее помнил. Ему казалось, что медальон остался на матери, когда она умерла. Оказывается, семейная реликвия уцелела, и он держал ее сейчас в своих руках, испачканную кровью Дженни.
      Рис молча забрал медальон из дрожащей руки, чувствуя, как из тела женщины, лежащей перед ним, медленно уходят силы. Рис подумал, что мать, наверное, отдала эту вещь Дженни перед своей смертью. Ведь Дженни была для его матери как сестра. Они были лучшими подругами. Внезапно женщина прошептала:
      – Письмо… У Алена есть…
      – Сейчас Ален придет сюда со своей матерью, – сказал Рис, вновь обнимая женщину. – Я отправлю за ним Люсьена, как только тот вернется с врачом.
      Дженни вскрикнула от боли.
      – Ален! – прошептала она. – Скажи Алену, что я люб…
      В следующее мгновение она вздрогнула, вытянулась, как бы пытаясь удержать остатки жизни в своем теле. Рис почувствовал себя маленьким и беспомощным перед неотвратимостью смерти, чувствуя, как бесконечная громада небытия заполняет ее тело, совсем недавно такое теплое и живое.
      Рис опустился на колени. Что привело ее к нему? Что заставило милую, добрую Дженни проделать весь этот путь с юга Франции? Рис точно знал, что она никогда не покидала своего дома даже для того, чтобы увидеться с Аленом. Что же произошло сейчас? Хотела ли она предупредить его о какой-то опасности или ее слова об угрозе ему были лишь бредом затухающего сознания?
      Рис был так потрясен, он испытывал такой ужас, что едва мог пошевелиться. И все-таки он исследовал карманы одежды Дженни. Она говорила о каком-то письме. Рис хотел найти его и передать Алену. Это было последнее, что он мог сделать для той, которая так много значила для его матери. Должно быть, письмо было важно для Дженни, раз она говорила о нем в минуту смерти.
      Однако его поиски ни к чему не привели. Если у Дженни и было письма к Алену, то Рис ничего не смог обнаружить. Он выпрямился, зажмурился, чувствуя, как глаза застилают слезы, и произнес краткую молитву над телом женщины, прося покоя ее душе.
      Бедная, дорогая Дженни! Она умерла! Что же случилось с ней?
      Снова обследовав ее тело, Рис обнаружил, что рана, от которой Дженни умерла, была нанесена ножом. Но чьим и почему? Кому могла помешать тихая, безобидная Дженни Перрол? Ни один грабитель не поднял бы на нее руку, потому что нельзя было даже представить, что у нее в кошельке лежит больше полпенса.
      Теряясь в догадках, Рис не отважился посмотреть в потухшие, мертвые глаза женщины. Наконец, он нашел в себе силы и накрыл черным простеньким плащом безжизненное лицо женщины. Рис любил Дженни почти так же, как собственную мать. Преданная дружба и помощь Дженни поддерживали Мариетту Делмар в течение тех долгих лет, когда она тяжело болела. Если бы не Дженни, то еще неизвестно, как бы удалось прожить последний год. Именно она следила за тем, чтобы на деньги, посылаемые Рисом матери, нанимали лучших врачей, чтобы она получала самое хорошее лечение. Однако, в конце концов, слабое сердце Мариетты Делмар не справилось с болезнью, и она умерла менее двух месяцев назад.
      Последние средства Риса ушли на похороны матери, а затем юноша уехал в Лондон, желая переменить обстановку и обрести покой на новом месте.
      Что он должен сказать Алену?
      Рис вернулся в будуар графини и начал одеваться, чтобы подготовиться к приходу Люсьена и доктора. Графиня безмятежно спала, по-прежнему забросив обнаженную руку на мягкие подушки за голову. Однако тревоги сегодняшнего утра не закончились. Резкий стук в дверь будуара разбудил графиню. Она сорвала атласную маску с глаз, растерянно моргая, посмотрела на Риса, затем досадливо поморщилась.
      – Что же он так расступался, этот твой слуга, cherami?! – воскликнула она капризно. – Останови его, а то у меня от этого грохота лопнет голова!
      Рис поспешил к двери. Он не мог понять, что заставило Люсьена так настойчиво и бесцеремонно барабанить в дверь. Несомненно, доктор и сам теперь мог определить, что пришел слишком поздно и больше ничем не может помочь бедной Дженни.
      – Люсьен, что слу…? – начал было Рис, открыв тяжелую дверь, и вдруг растерянно замолчал.
      Рядом с Люсьеном стояли два дюжих констебля, приготовившиеся своими широкими плечами задержать дверь, если Рису вздумается закрыть ее. За ними Рис увидел какого-то незнакомца, взволнованного и потрепанного.
      – Вот этот! – мужчина нацелил на Риса грязный палец. – Всадил свою финку в ту старуху, а потом сиганул сюда в окно!
      Выкрикивая эти обвинения, бродяга прошел мимо Риса и показал на оранжевые японские портьеры, закрывавшие окно, которое выходило на улицу.
      – Это он убил ее, не сомневайтесь! – продолжал обвинять Риса этот непривлекательный субъект.
      Неожиданное появление какого-то бродяги и тем более его гнусные, чудовищные обвинения на мгновение лишили Риса речи. Затем его охватила ярость. Он сгреб негодяя за грязный воротник и изо всей силы грохнул о стену.
      – Что ты лжешь! – закричал он. – Я никогда не видел тебя, а ты не знаешь меня!
      В ту же минуту к ним бросились констебли и, схватив Риса за руки, не без труда оттащили его от бродяги. Затем один из них угрожающе спросил:
      – Как ваше имя, сэр?
      – Рис Делмар! – ответил молодой француз, пытаясь освободить руку. – Марк Андре Рис Делмар! Я очень любил Дженни! Я бы не мог этого сделать!
      – Это он ее убил! – закричал незнакомец.
      Рис никогда не думал, что может лишить жизни другого человека. Однако, глядя на бродягу, ворвавшегося в его апартаменты, а теперь еще и обвинявшего в убийстве единственного человека, которого Рис любил, юноша понял, что плохо себя знает, и если это не закончится сейчас, сию минуту, то этого бродягу он точно убьет.
      – Смотри не ошибись, парень, – предостерег бродягу один из полисменов.
      – Нет, это он! – прошипел бродяга сквозь выбитые зубы. – Я узнал его!
      Стараясь не давать воли своему гневу, Рис с омерзением посмотрел на бессовестно врущего негодяя. И, видимо, столько ненависти было в его взгляде, что тот даже вздрогнул.
      – Кто этот тип? – воскликнул Рис, обращаясь к полисменам. – Как он смеет обвинять меня! Может быть, он сам убил ее!
      – Да-да, а потом сам позвал констебля! – злорадно захихикал оборванец. – Ты глуп, парень!
      Рис повернулся спиной к наглецу, чтобы опять не накинуться на него, и стал объяснять констеблям:
      – Я находился в постели, когда мой слуга внес в дом Дженни. Я спал. Спросите его сами!
      – Эй, он, правда, был в постели? – Один из констеблей повернулся к Люсьену.
      Люсьен Бурже этого, конечно, не видел. Однако он был убежден в невиновности хозяина точно так же, как в своей собственной. Кроме того, если б он сказал правду, то чувствовал бы себя виноватым перед Рисом Делмаром всю оставшуюся жизнь. Поэтому он сказал только часть правды.
      – Мой хозяин спал. Я разбудил его, сэр, – уверенно ответил Люсьен.
      – Врет! Он с ним заодно! – снова подал голос бродяга.
      Констебли уже недоверчиво посмотрели на незнакомца, затем снова на Риса. И когда Рис уже подумал, что дело закончится в его пользу, один из полисменов заметил появившуюся в дверях будуара графиню с распущенными соломенными волосами, рассыпавшимися по ее плечам. Набросив красноватый шелковый пеньюар, она вышла в комнату, услышав достаточно для того, чтобы понять, что назревает скандал.
      Внезапно покраснев, старший констебль подошел к графине и спросил:
      – Мадам, что вы можете сказать об этом человеке? – Тут он показал на Риса. – Этот джентльмен не выходил утром? Подумайте хорошенько!
      Графиня с сожалением посмотрела на любовника. Это был самый красивый молодой человек из числа всех ее друзей. И самый искусный в любви. Несомненно, в его жилах текла аристократическая кровь, даже несмотря на то, что, наверное, он был внебрачным ребенком. Уж она-то хорошо разбирается в вопросах крови. Даже сейчас ее сердце забилось сильнее при виде мужской красоты Риса Делмара. Как ей нравилось обнимать эти широкие, сильные плечи, ощущать упругую силу его бедер и восхищаться прекрасными линиями его аристократического лица. Рука графини прижалась к груди, когда она вспомнила, какой страстью и нежностью светились эти синие глаза.
      Жаль! Он нравился ей все больше, этот юноша! Однако нравился он ей не настолько, чтобы она по собственной воле согласилась подвергнуть опасности себя. Быть замешанной в скандале ей не хотелось.
      – Я… Я не могу сказать точно, где он был утром, – пробормотала она. – Я ведь только что проснулась.
      Рис подумал, что с таким же успехом она могла бы прямо набросить ему петлю на шею.
      Мнение констеблей резко изменилось, а беззубая, нервная усмешка незнакомца тут же превратилась в довольную ухмылку.
      Рис сделал глубокий вздох, чувствуя, как у него болезненно сжалось сердце. Его уже почти повесили. Он не понимал, в чем тут причина и что произошло этим утром. Да у него не было сейчас ни особого желания, ни времени разбираться в этом. Решение у него созрело мгновенно и неожиданно. Словно выпущенный из пушки снаряд, он бросился в будуар графини и впихнул туда саму графиню, толкнув ее так, что та, как подкошенная, упала на кровать, с которой недавно встала. Прежде чем констебли бросились за ним, Рис захлопнул дверь и запер ее прямо у них перед носом.
      Графиня, запутавшись в постельном белье, издала пронзительный вопль, значительно более громкий, чем тот, которым она несколько часов назад приветствовала его ласки.
      – Лежи и не двигайся! – крикнул он ей, бросаясь к окну.
      Прямо перед ним с грохотом ударился в стену и разбился на мелкие куски кувшин для воды, которым графиня запустила в него со страху. Оглянувшись назад, Рис увидел свою любовницу, которая сжалась на кровати с открытым от ужаса ртом, всем своим видом явно доказывая, что начинает верить, будто делила свою постель с убийцей.
      Рис с трудом отогнал от себя мысль, что следовало бы вернуться и доказать графине, что она права, придушив ее. Да жаль, времени не было.
      Вместо этого Рис послал воздушный поцелуй, затем отдернул шелковые занавеси и рывком, выдергивая задвижки, открыл оконные рамы.
      Когда констебли, наконец, взломали дверь и ворвались в спальню, они убедились в том, что истеричная графиня не убита, подобно несчастной Дженни.
      А Рис был уже на другой улице. Он был еще дальше, когда, наконец, остановился и осторожно оглянулся, чтобы убедиться в том, что его никто не преследует.
      Примерно с час Рис Делмар бродил по улицам, пытаясь принять решение, что ему теперь делать и каким образом ему выпутаться из этой скверной истории. Однако и через час решение принято не было. Далеко за полдень он все еще ничего не мог придумать, пока, наконец, внезапно не услышал, как продавец газет выкликает его имя.