Жизнь только начинается

      - Ничего особенного, - успокоил он воспитанников. - Садитесь по местам. Кто это сделал? - строго спросил мастер.
      Ребята молчали.
      - Никто не знает? И ты, Митя, не заметил?
      Полев отрицательно покачал головой.
      Мастер молча ходил по классу.
      - Плохи, ребята, наши дела. Знаем и молчим. Кто?
      - Если он не трус, пусть сам окажет, - произнес Вася.
      Петр Александрович подошел к Васе и требовательно сказал:
      - Но и тот трус, кто скрывает. Боитесь хулигана? Эх, вы... солдаты будущие.
      Вася опустил голову. Юра, зажимая рот ладонью, словно у него болели зубы, не мигая, смотрел на мастера. Иван Сергеевич сердито оглядывался на Яркова: "Если ты, признайся", - моргал он Косте.
      - Мы не продолжим урока, пока не найдем виновника, - категорически заявил мастер и взглянул на часы.
      Конечно, мастер уже знал виновника. Слишком выразительно смотрели ребята на Яркова. И даже кое-кто украдкой, как бы нечаянно, указывал глазами или кивком головы на Костю. Но мастеру нужно было признание открытое, во всеуслышание.
      - Ребята, что за безобразие, из-за одного человека урок срывается! с возмущением воскликнула Оля.
      Ярков, сидевший вначале невозмутимо, постепенно менялся в лице. Уши у него начали багроветь. Испытание было трудным даже для Яркова. Если бы кто-нибудь сказал, наверное, легче было бы.
      - Ну, чего ты сидишь? - вытянув обе руки в сторону Кости, вскочил с места Вася. - Почему ты молчишь?
      Ребята зашумели. Ярков покраснел и уцепился за парту, словно кто-то собрался его стащить.
      Мастер, прихрамывая сильнее обычного, подошел к Косте.
      - Встань! - сдерживая гнев, сказал он.
      Ярков усмехнулся, привстал, но вновь опустился.
      Мастер почувствовал, как кровь приливает у него к лицу. Костя поежился, ожидая сердитого окрика.
      - Встать надо, Костя, - тихо сказал мастер.
      Ярков поколебался и медленно поднялся.
      - Ты мешаешь нам заниматься, - так же тихо продолжал мастер. - Выйди из класса и доложи замполиту, что тебя выгнали.
      Костя обвел глазами притихший класс, пожал плечами и опустился на парту.
      - Ребята, что мы будем делать? - обратился мастер к группе. - Он отнимает у нас золотое время.
      Иван Сергеевич мелким быстрым шагом подошел к Яркову.
      - Надоел ты нам, Ярков, со своими фокусами. Выйди, тебе говорят!
      Костя не тронулся с места. Корнаков осторожно тронул товарища за рукав.
      - Удались, Костя, удались. Я бы сразу выскочил.
      - Не так надо! - Вася рывком соскочил с места, легонько оттолкнул Ивана Сергеевича и цепко ухватил Яркова одной рукой за шею, другой за ремень гимнастерки. Не успели ребята опомниться, как он выволок сопротивляющегося Костю за дверь и с видом победителя вернулся на свое место.
      - Выйди, Бугрин, из класса, - сказал Васе мастер. - Силой не переубедишь. Я бы тоже так мог, силы хватило бы: за ворот - да на солнышко.
      Вася насупился, вздохнул и торопливо, ни на кого не глядя, вышел в коридор. Ярков, как ни в чем не бывало, сидел на подоконнике. Щелкая семечки, он сплевывал их в открытое окно. Вася решительно подошел к Яркову. Зажав двумя пальцами пуговицу на его гимнастерке, он пригрозил:
      - Предупреждаю: по улице хоть на голове ходи, мне наплевать, а на уроке не мешай. А то по-настоящему получишь.
      Ярков злобно сморщился, отстранил Васину руку.
      - Я получу? Да я тебя в порошок... - Он ожесточенно потер ладони, показывая, что сделает с Васей. - А за то, что продал меня, отомщу.
      Вася покачал головой.
      - Дождешься, выгонят тебя из училища.
      - Ой, ой, - с деланым испугом завопил Костя. - Пропаду я без училища! Да я хоть сейчас... - Костя присвистнул, - на поезд - да поминай, как звали!
      Глава двадцатая
      "КАК БУДТО Я ХУЖЕ ВСЕХ"
      - Да не так, тяни в себя... затягивайся, не бойся... В себя, в себя...
      Два друга сидят на мягких листьях, поджав под себя ноги в укромном уголке школьного сада. Иногда они воровато оглядываются. Юра держит двумя вытянутыми пальцами дымящуюся папиросу. Рука его дрожит, глаза постепенно влажнеют. Он кашляет, смешно и беспомощно вытягивает шею, жалобно смотрит на Костю.
      - Меня тошнит... Голова кружится...
      - Еще разок... Так и за год не научишься.
      Юра отчаянно морщится, с отвращением косится то на папироску, то на Костю, подносит к вытянутым вздрагивающим пухлым губам папиросу и вдруг откидывает ее. Из груди вырывается кашель. Слезинки торопливо, словно стыдясь, сбегают по щекам.
      - Перерыв сделаем, отдохни пока.
      Костя ложится спиной на чуть влажные листья, с удовольствием затягивается, выпускает колечки дыма; они поднимаются вверх, медленно расползаются.
      - Едешь в поезде и покуриваешь, покуриваешь... Иначе пропадешь от скуки.
      - Давно научился?
      - С малых лет.
      - А зачем все-таки люди курят? Я вот, например, нисколько не хочу курить.
      - Чудак, привыкнешь.
      - А зачем привыкать?
      - Научишься - узнаешь.
      Костя щелчком отбрасывает папиросу, переворачивается на живот.
      - Бежать надо, Юрка. И чего ты не видел здесь?
      - Я согласен, я давно хочу...
      - Уедем на Черное море! Не хочу я клапаны изучать.
      - Лучше в горы! Там приключения всякие...
      - Эх, ты! А на море нет приключений? Утонуть можно. Шторм как закатит на двадцать баллов...
      - Сказанул! Самое большее бывает тайфун в тринадцать баллов.
      - Не придирайся, я к примеру. Красивее моря ничего нет. А на лето поедем в горы. Ладно?
      - Ладно, - быстро соглашается Юрка.
      - Надо бежать сейчас, - соображает Костя, - потому что через час начнется групповое собрание. Опять жевать мою фамилию начнут. - Костя встает. - Решено - сделано!
      - С ума ты сошел, что ли? Надо маршрут обдумать. - Юра вынимает из кармана сложенную вчетверо карту. - Изучим маршрут. Садись.
      Костя смеется.
      - Чего изучать-то? Поезд довезет.
      - Думаешь, Миклухо-Маклай или Пржевальский глупее тебя были? Однако без карты и компаса они никуда не ездили.
      - Дурак твой Маклай! Поезд куда хочешь довезет.
      - Он в Новую Гвинею ездил.
      - Где это Гвинея, зачем он туда убегал?
      Юра безнадежно вздыхает. Плохо человеку, если он совсем не читает книг. И все-таки с Костей ехать веселее. Только не сегодня и не завтра. Надо поговорить с Олей. Почему она перестала заниматься с ним? Хочет, чтобы он учился самостоятельно? Оля не понимает, что ему с ней легко домашние задания выполнять и учиться... Надо было все сказать ей, когда были вдвоем в кино. Она ведь ни за что не догадается, что он ее любит. Если Оля не станет с ним готовить уроки, тогда прости-прощай... Узнает, какой он, Юрка.
      - Ты смотри, не выступай против меня, без тебя найдутся, - перебивает Костя мысли Юрки.
      Да, Юра совсем забыл про собрание. Юра вообще никого не любит обижать. Он может даже похвалить, если Костя захочет.
      - Хвалить не надо, не поверят тебе. Не вмешивайся, сиди и молчи, как рыба. А с побегом, действительно, придется обождать, - решает Костя. Надо получше приготовиться, выждать удобный момент.
      На собрание Ярков явился, когда все уже собрались. Вошел он с привычной независимой усмешечкой. Хотел сесть на заднюю парту, но Оля указала на первую.
      - Поближе садись, - сказала она официальным тоном.
      Иван Сергеевич несколько раз выглядывал в окно: не идет ли Галина Афанасьевна? Но вместо замполита пришла вдруг тетя Ксения. Она уселась на задней скамейке рядом с Полевым, сложила на парте свои морщинистые загорелые руки и сказала:
      - Можно мне, товарищи, так сказать, вне очереди? Я коротко.
      - Выступайте, тетя Ксения, - наперебой закричали воспитанники.
      Тетя Ксения встала, прошла за учительский стол. Словно разыскивая кого-то, внимательно оглядела учащихся.
      - Труд надо уважать, - строго начала она. - Будь то труд уборщицы или инженера, кастелянши или токаря. Это вы не раз слышали. Мне стыдно об этом вам напоминать, честное слово, стыдно! А приходится... Ведь рядом урна, ну брось папироску туда. Так нет же, закидывают окурки под кровать, под тумбочку или растопчут на полу. - Тетя Ксения шумно вздохнула и повернулась к Яркову. - Рядом стул, а он сидит или, еще хуже, лежит в одежде на кровати, да еще книжечку в руках держит. Книгу читает культурным хочет быть, а на постель одевши валится. Говорю ему, а он хоть бы шевельнулся, ровно стенке говорю. "Ты что, глухой? - кричу. - Ведь постель грязнишь!" "А чего ей сделается", - отвечает. Такой вредный - пока меня не рассердит, не уйдет с кровати.
      Ярков слушает внимательно, нет-нет да усмехнется.
      - Так вот, я надеюсь на вас, ребята, и прежде всего на комсомольцев. Возьмите его в руки. Он портит культурный вид комнаты.
      Тетя Ксения, пытливо посмотрев на Костю, прошла на свое место.
      - У тебя мать есть? - с места спросил Иван Сергеевич. - Помнишь, как она после стирки не могла спину разогнуть?
      - У нас машина стирает, - вставил Саша.
      - А снимать белье с постелей, относить, вынимать из машины, гладить кто должен? Не все машина делает. Я, например, на одни брюки полчаса ухлопаю... Кто-нибудь видел, хоть раз, чтобы я бухнулся в одежде на постель? - Иван Сергеевич выждал. Ребята молчали. - Не видели. Потому что, кроме всего прочего, я не хочу спать на грязной постели.
      - Ну хватит, - замахал руками Костя. - Я ведь не нарочно. Сяду невзначай, а вставать неохота. - И, повернувшись к кастелянше, сказал: Не волнуйтесь, тетя Ксения, больше не буду. Слово даю.
      Оля, сидевшая за учительским столом, нетерпеливо поглядывала в окно. Увидев Петра Александровича, она обрадованно застучала карандашом по столу.
      - Начнем. Вопрос один: о возмутительном поведении Яркова.
      В класс вошел мастер, сел на свободную парту.
      - Товарищи воспитанники, мы собрались, чтобы обсудить поведение Яркова... - чересчур громко начала Оля. Она прижала ладони к столу. - Все мы приехали в школу для того, чтобы выучиться и стать хорошими трактористами. А некоторые товарищи мешают нам учиться, как например Костя. - Оля указала на Яркова карандашом. - Он хочет быть героем, а не понимает, в чем заключается геройство. На уроках он хулиганит. Разве это геройство? В комнате он курит. Разве это геройство? В "орлянку" он играет, обижает товарищей, которые послабее. Ну какое же это геройство!? Я сейчас читаю книгу о Ким Ир Сене. В наши годы он уже командовал армией. Вот это герой!
      Ребята ахнули и недоверчиво переглянулись.
      - Ему было семнадцать? - не поверил Вася.
      - После собрания вместе почитаем, - предложила Оля.
      - А может, командовать армией легче, чем учиться? - осторожно заметил Митя.
      - Не говори чепухи, - возмутился Иван Сергеевич.
      Вытянув под партой ноги, Костя сидел в непринужденной позе. Только на Васю он украдкой бросал тревожные взгляды и старался догадаться: "Скажет про Федьку или нет?"
      И когда Вася поднялся с места. Костя чуть побледнел, прикусил нижнюю губу и заерзал.
      - Сколько мы еще будем о ним канителиться? - мрачно спросил Вася. Мы ему и то и се, а он хоть бы хны. Смотри, Костя, выгоним тебя из школы, тогда будешь знать...
      - Ну и уйду, подумаешь, запугал, хоть сейчас уйду! - Ярков заморгал и вскочил.
      - Сядь, Ярков, - Петр Александрович подошел к Косте и положил ему руку на плечо. - Сядь.
      Ребята взволнованно перешептывались. Мастер обождал, пока вновь наступила тишина.
      - Так-то тебе училище дорого? А куда ты пойдешь? Люди у нас везде одинаковые - советские, везде от тебя потребуют дисциплины. Мы вот стареем. Не вечно же мы будем управлять государством. Вам управление передадим. Но как можно доверить советскую власть таким, как Ярков?
      Ребята переглянулись.
      - Может ли Ярков стать хорошим трактористом? Может. Потом, если захочет, закончит институт, замечательно будет работать - и, пожалуйста, назначат его министром, скажем, сельского хозяйства.
      Ребята рассмеялись: "Какой же из него министр?" Но Ярков не смеялся. Опустив голову, он задумался.
      - Это, конечно, мечта, - продолжал мастер, - и хорошо было бы, если бы за Костю не я мечтал, а он сам. Но я уверен, что он никогда об этом не мечтает.
      - И что вы на меня все набросились? - вдруг закричал Костя. - Как будто я хуже всех. У меня отец и братья на войне погибли. Я, может быть, больше вас натерпелся всякого. Уйду я, уйду из вашей школы! Не могу больше!
      Закрыв ладонями лицо, Костя вдруг всхлипнул. Потом выпрямился, зло оглядел изумленных товарищей и выбежал из класса.
      Глава двадцать первая
      СВОИХ СЛОВ НЕ НАШЕЛ
      "Голубой комбайн! Почему ребята не восхищаются? Это же голубой комбайн! На нем Панька прославился". Вася сердито оглядывает воспитанников, внимательно слушающих мастера, не выдерживает и взбирается на машину, крепко обхватывает пальцами руль. Петр Александрович прерывает объяснение, хмурится.
      - Он первый раз видит эту машину, он из России приехал, - торопливо говорит Оля. В блестящих больших глазах Васи такое удовольствие, что ребята улыбаются и просят мастера:
      - Пусть посидит.
      - И я тоже хочу, я тоже из России, - кричит Юра и неловко карабкается к товарищу. - Дай подержаться за руль, - толкает он в плечо друга.
      Если бы Панька не работал на голубом комбайне, Вася, пожалуй, разочаровался бы в этом агрегате. Не таким его представлял себе Вася. Комбайн должен быть огромным, как дом. А этот совсем маленький! Оказывается, инженеры добиваются того, чтобы машина была не громоздкой, а компактной. Чтобы как можно меньше было в ней узлов, деталей, поменьше затрачивалось на нее металла, а главное, чтобы машина хорошо, безотказно работала.
      - Голубой комбайн - машина сложная, - объясняет Петр Александрович. На долю голубого комбайна выпала нелегкая задача. Изо всех культур труднее всего собирать хлопок. У пшеницы, например, комбайн срезает колосья, а хлопчатник срезать нельзя, у него коробочки на кустах, на кусте их много и вверху, и у самого корня. Сложность не только в том, чтобы аппаратом охватить весь куст, но и в том, чтобы выбирать из коробочек все волокна до единого. Мы скоро поедем на завод сельскохозяйственных машин, посмотрим, как создается голубой комбайн.
      Звонок. Ребята уходят из-под навеса, только Юра с Васей остаются. Они осматривают машину, заглядывают в бункер, куда поступает собранное волокно. Потом вдвоем усаживаются за руль.
      - Вот бы сняться, и карточку послать домой!
      - Мне нельзя, мать приедет и - прощай училище...
      Неужели Юра не пишет матери?
      Десять дней назад Вася с бьющимся сердцем опустил первое письмо в почтовый ящик. Пять дней подряд он ходит каждый день на почту, а писем ему нет и нет. Или отец не хочет отвечать? Рассердился? А мать? Нет, мама сразу напишет.
      Девушка в окошечке улыбается:
      - Пишут вам.
      На почту бежал о надеждой, веселый, а выходил - словно терял самое важное, дорогое. И вот сегодня девушка посмотрела на него, странно улыбаясь:
      - Не хмурьтесь, Бугрин, вам два письма.
      Вася схватил конверты.
      "Милый мой сыночек, родной! Как ты мог столько времени не писать и мучить нас? Как далеко ты уехал! Почему так мало написал о себе? Пиши, ради бога, почаще обо всем..." Другое письмо было от Гриши. "Из России. Привет Узбекистану от Гриши. Добрый день или вечер, Вася. С приветом к тебе брат Гриша. Письмо твое получили. Мама плакала от радости, а папа тоже рад. Только, говорит, нехорошо из дома бегать без спроса. Ты, Вася, молодец, убежал, а теперь будешь трактористом. К нам сейчас едут и едут из города трактористы, механики и даже инженеры. Стало весело. Может, и мне убежать к тебе? Очень хочу. А пока я жив и здоров. Учусь маленько получше: арифметика - пять, русский - пять, пение - три, поведение - четыре: потому что Сенька со мной все время разговаривает. Вася, не сердись, я исправлюсь. Вася, за меня твои друзья заступаются. Живем пока ничего. Вася, учись хорошенько, старайся. Петя, Володя в МТС работают. Получают 600 - 700 рублей. Вася, я хочу кончить семь классов. Потом в техникум пойду. Вася, мы с Сеней живем дружно. Не деремся. Вася, еще жму руку. Остаюсь жив и здоров, того и тебе желаю. Опиши, как учишься и вообще свою жизнь. Жду ответа, как соловей лета. Гриша".
      Вася облегченно вздохнул.
      Как бы ни хорошо было в далекой стороне, но без родителей трудно. В полной мере оценил он это в разлуке. Какая мама теперь? Наверное, постарела. Думает часто о нем, Васе. Отец, должно быть, еще сердится.
      Вася прочитал письма Юре.
      - Убегу, все равно убегу... - послушав, сказал Юра.
      Вася пожал плечами. Помолчали. В конце сада они увидели. Олю с подругами, и Юра вдруг предложил:
      - Давай подслушаем?
      "Глупый человек"! - подумал Вася и сказал:
      - Иди, позови ее.
      - Лучше ты, я говорить не умею...
      - Эх, ты, Пржевальский!
      Вася решительно направился к девушкам, усевшимся неподалеку на скамейке.
      - Оля! - позвал он, махнув рукой.
      Сейчас Оля скажет: "Дорогой Вася, я получила твое письмо. Я не знала, что ты меня так сильно любишь. Я согласна с тобой дружить".
      - Чего же ты хотел мне сказать? - спросила Оля.
      Вася опустил голову.
      - Письмо получили?
      Оля вскинула удивленные, сердитые глаза.
      - Ваше? Даже не подписались. Вы всем такие глупые письма пишете? Девушка вытащила из кармана жакета конверт и протянула Васе. - Своих слов не нашли, из альбома выдрали...
      Повернулась и побежала.
      Глава двадцать вторая
      КУРЯТНИК
      Вася долго стоял, прислонившись к дереву, растерянный, готовый заплакать. Как же он теперь будет жить? Все мечты и надежды рухнули! Он со страхом перечитал письмо. Стишки... Вася заскрежетал зубами от невыносимого стыда и злости. "Кого я послушал? Яркова! Огорчил, обидел Олю!"
      Вася бродит по саду. Вот она, любимая орешина. Он карабкается на самую верхушку. Желтые свернувшиеся листочки дрожат от ветерка, срываются. Осенью деревья неприглядные, унылые. "Просижу до ночи", - решает грустно Вася. Он смотрит сквозь редкую листву в глубь аллей и видит Костю с Федькой.
      Друзья сворачивают с аллеи и направляются к орешине.
      - Плати! - злобно ворчит Федька. - Мне деньги вот так нужны! - Он проводит ладонью по горлу.
      - Нет у меня, понимаешь, сейчас нет, - горестно восклицает Костя. Завтра отдам.
      - Третий день завтраками кормишь. Захотел бы - достал.
      - В "орлянку" никто со мной не играет. - Костя помолчал и решительно добавил: - А воровать больше не буду.
      - Ничего не знаю, плати.
      Костя, ломая пальцы, ходит взад-вперед по аллее. На что-то решившись, он глухо выдавливает:
      - Жди меня на старом месте.
      По узенькой тропинке, озираясь по сторонам, Костя направился к белевшему меж деревьями домику. Из домика вышла Оля с большой чашкой в руках. Девушка ласково позвала:
      - Ти-ти-ти!
      С радостным кудахтаньем сбегались куры. Костя воровато выглядывал из-за толстой урючины. "За ней следит, - догадался Вася. - Не побить ли хочет?" Вася, как кошка, метнулся по ветвям вниз.
      Когда девушка ушла в дом, Ярков огляделся. Лицо у него побледнело, глаза лихорадочно заблестели. Вася видел Яркова таким впервые. Став почему-то на цыпочки, Костя подошел к курам, выгреб из кармана рис, смешанный с кукурузой, и щедро рассыпал зерна по земле. Потом он, что-то положив на траву, начал пятиться, разматывать тонкий шпагат.
      Присев за деревом, озираясь по сторонам, дрожащим от волнения голосом, Костя запищал, видимо подражая Оле:
      - Ти-ти-ти!
      Вася хотел было выскочить из засады наброситься на вора, но словно кто-то шепнул ему: "Обожди".
      - Ти-ти-ти!
      Петух, настороженно косясь на дерево, за которым притаился Ярков, что-то лопотал. Но вот натянулся шпагат в руках Кости. Разбегаясь, закудахтали испуганные куры, только одна рябушка осталась на месте. Вытянув шею, она отчаянно махала крыльями. Завернув птичью голову под крыло, Ярков спрятал курицу под полу пальто.
      Вася вышел из-за дерева и раскинул руки:
      - Стой!
      Глаза Кости заметались.
      - Пусти, - хрипло сказал он.
      - Бросай курицу, вор!
      Вася схватил Костю за полы пальто, но тот метнулся в сторону, кинулся бежать. Вася в два прыжка догнал вора и повалил на землю. Курица выскочила. Отпустив Костю, Вася отряхнул брюки. Но Костя бросился в драку.
      - Ах ты вор проклятый, на меня же нападаешь! Я тебе не курица! разозлился Вася и ловко подмял под себя Костю.
      - Ай-яй-яй! Большие, а дерутся!
      Драчуны разом вскочили.
      Оля, поджав губы, стояла возле яблони. В ее черных глазах металось негодование. Оля молчала, а говорила другая - маленькая девочка, лет шести, в зеленых байковых бриджах, в курточке с блестящим замочком "молнией". Девочка подошла к мальчикам.
      - Я скажу директору... - она погрозила пальчиком, - драться нельзя.
      Вася смущенно улыбался.
      - А мы, девочка, не деремся... Мы просто так.
      - Посмотрите на себя, на кого похожи, - сказала Оля. - Уходите поскорее, тетя Ксения увидит - не поздоровится вам.
      - Видела я, как они волтузили друг друга, - сердито сказала неизвестно откуда взявшаяся тетя Ксения. Она схватила парней за руки, исключить вас обоих - и только. Житья ни себе, ни другим не даете.
      Тетя Ксения повела их к Галине Афанасьевне.
      - Хоть руки отпустите, - озираясь по сторонам, смущенно проговорил Вася. - Сами дойдем.
      - Ничего, ничего. Я помогу вам. - Тетя Ксения втолкнула ребят в комнату. - Принимай меры, - обратилась она к замполиту. - Смертным боем бьются.
      Галина Афанасьевна остановилась перед ребятами:
      - Опять вы сцепились?
      - Мы боролись, - неуверенно начал Костя и просительно посмотрел на Васю.
      - Мы по-французски... - неожиданно охотно поддержал Вася.
      - А это что? - Галина Афанасьевна указала на гимнастерку Кости. Пуговицы отлетели, и рукав по шву лопнул. А у тебя почему нос в крови? Избил? - повернулась Галина Афанасьевна к Васе.
      - Меня? - удивился он, - да я...
      - Знаю, знаю, ты... - оборвала его Галина Афанасьевна. - Ладно, иди пока, мы с Костей поговорим.
      Вася не ушел, глянул Косте в глаза. Яркова словно жаром обдало. Он закрыл лицо руками, отвернулся. Вася тихо попросил:
      - Отпустите его. Он не виноват... - С языка готово было сорваться: "Федька, Федька виноват!" И Вася решительно попросил: - Отпустите его, Галина Афанасьевна, это я виноват... первым полез.
      Глава двадцать третья
      ЮРКА ОБЪЯСНЯЕТСЯ
      Четвертую партию проигрывает Иван Сергеевич в шахматы. Юрка торжествующе, как маленький, хлопает в ладоши, хватает партнера за руку, делает вид, что щупает пульс.
      - Уже сто двадцать!
      - Не зазнавайся, - многозначительно улыбаясь, спокойно говорит Иван Сергеевич.
      Юрка уверенно двигает фигуры. Мельком окидывая взглядом доску, он напевает: "Если хочешь быть здоров - закаляйся, обыграю я тебя - не сомневайся".
      Но пришлось усомниться. Юра проигрывает две партии подряд.
      - Как же так? Не может быть! - кипятится он.
      - Если хочешь выиграть - постарайся, будь внимательным всегда, не зазнавайся, - невозмутимо поет Иван Сергеевич, расставляя фигуры.
      С этого дня Юра "заболел" шахматами. Во сне видит движущиеся по доске шахматные фигуры, говорит только о шахматах. Если кому-нибудь проиграет, мучится так, что ребятам даже жалко его становится.
      Он купил "карманные" шахматы и не расставался с ними. Играл каждую свободную минуту и незаметно для самого себя стал чемпионом училища по шахматам. Но однажды он проиграл Корнакову все партии до одной. Такого жестокого поражения Юра не видел даже в самом страшном сне. Сунув под матрац свои "карманные" шахматы, он решил поставить на этом точку. Но трудно отказаться от любимой игры. А злые языки поговаривали: "Боится играть с Корнаковым".
      - В школе нет сильных шахматистов, вот ты и оказался лучшим. Но поверь мне, - Саша приложил руку к сердцу, - очень примитивно ты играешь. Не будешь ты чемпионом, если не подучишься всерьез. Без теории только малыши играют.
      Юра молча взял у Саши журналы. Он был поражен: оказывается, существует великое множество различных шахматных комбинаций: дебюты, миттельшпили, эндшпили, дебют двух коней, испанская партия, староиндийская защита, защита Тарраша...
      Однажды Корнаков повел его во Дворец культуры. За небольшими столиками с часами сидели по двое играющих. Они то и дело нажимали кнопки часов.
      Руководитель кружка провел ребят в другую комнату.
      - Чемпион? Любишь шахматы? - с улыбкой спросил он Юру.
      - Я вообще разные игры люблю.
      Руководитель нахмурился:
      - Ну, про "разные игры" я не знаю, а шахматы, как всякое искусство, любят большой труд и упорство.
      Юра стал одним из самых аккуратных членов кружка. Занятия проводились по субботам, и субботние вечера стали особенными для Юры. Никто из ребят не ждал подвыходного дня с таким нетерпением, с такой надеждой, как он. Но вдруг все изменилось.
      В седьмом часу он выходил со стопкой шахматных журналов и садился на скамейку вблизи домика, где жила тетя Ксения. Если шел дождь, книги он прятал под гимнастерку.
      Услышав постукивание каблучков, Юра впивался глазами в раскрытый журнал, потом, как бы невзначай, поднимал голову.
      - Добрый вечер... - произносил он дрогнувшим голосом.
      Оля, мельком взглянув на парня, равнодушно отвечала на приветствие. Равнодушно! Ах, если бы она только знала!..
      - Добрый вечер, тетя Ксения! - здоровался Юра, не сводя глаз с Оли.
      - Добрый, сынок, добрый.
      Тетя Ксения на секунду задерживалась.
      - И охота тебе в субботу дома сидеть?
      - Вообще-то неохота, - сконфуженно отвечал Юра. - А вы далеко идете?
      - В театр с племянницей собралась.
      В комнате Юра долго лежал с закрытыми глазами. "Оля, Оля, - шептал он, - ну почему ты такая?"
      И так каждую субботу. Юра стал опаздывать на занятия кружка, играл рассеянно и, разумеется, часто проигрывал. Руководитель хмуро поглядывал через очки на своего ученика.
      - Что с тобой? Разлюбил шахматы?
      После мучительных раздумий Юра решил: "Надо поговорить с тетей Ксенией". Он начал с того, что принялся усердно помогать ей в хозяйственных делах. Раз в декаду кастелянша меняла ребятам постельное белье. Юра до ее прихода снимал с постелей простыни, наволочки и, аккуратно свернув их, складывал стопочкой у двери.
      - Может, постираешь заодно? - ехидничал Ярков.
      - И постираю, - спокойно отвечал Юра.
      Однажды, когда кастелянша гладила белье, Юра приоткрыл дверь прачечной.
      - Можно?
      Он сел на стул и молча стал наблюдать, как легко и умело водит кастелянша утюгом.
      - Что-то ты печальный ходишь, как будто влюбленный... - Тетя Ксения испытующе посмотрела на Юру. - С матерью что-нибудь случилось или по учебе?
      Юра покраснел.
      - Так просто, - уклончиво ответил он.
      Тетя Ксения опустила утюг на подставку, подошла к парню. Глаза Юры потемнели, он опустил голову.
      - Я пойму, сынок, говори.
      - Никакой я не сынок, - вспыхнул Юра. - Я уже взрослый мужчина.
      Тетя Ксения рассмеялась тихим, ласковым смехом:
      - Ну и сказал!
      - Вы смеетесь, а у меня тоска... Эх, тетя Ксения, скучно жить одному на свете.
      Кастелянша в недоумении пожала плечами.
      - Какую глупость городишь! Да вас, озорных гавриков, сто двадцать в нашем училище. - Тетя Ксения помолчала. - Или ты друга не можешь выбрать?
      - И как вы не понимаете, не в друге дело... - Встретившись глазами со взглядом тети Ксении, Юра потупился. - Не в друге дело, - решился наконец он. - Друзей много. Дело не в этом... Скучно. Дружить не с кем. Я дружить хочу, понимаете?!
      Тетя Ксения, озадаченная недомолвками парня, наконец поняла его. Она свернула выглаженную простыню и положила ее на другой стол.
      - Не знаю, парень... Ничем помочь не могу. Конечно, лучше дружбы ничего нет... Только какая дружба тебе нужна, не знаю.
      Лицо у тети Ксении неожиданно стало таким сердитым, что Юра покосился на дверь: "Не лучше ли подобру-поздорову убраться?".
      - Постой, парень, уж не на Олю ли ты намекаешь? Да ты что, в уме? - с возмущением всплеснула руками женщина. - Белены объелся! Вот ты о чем, голубчик! Она у меня отличница и глупостей в голове не держит. Тебе учиться надо, а не скучать. Ишь, заскучал молодец!.. - Тетя Ксения подозрительно глянула на парня: "Так вот почему ты в помощники ко мне записался!"
      Наступило тягостное молчание. Парень сидел как на иголках. Уйти сразу неудобно. Наконец он встал, буркнул "до свидания" и побежал к двери.
      - Обожди-ка, парень. Подойди ближе, не бойся, не съем, - уже спокойным голосом сказала тетя Ксения. - Озадачил ты меня, парень. Уж больно неожиданно. Скажи-ка, почему ты об этом... ну, о скуке со мной заговорил? Это, конечно, тоже хорошо. Но об этом с Олей надо говорить.
      - Да... - обиженно протянул Юра. - С ней говорить невозможно! Она и не смотрит на меня.
      - Она серьезная девушка... И если не смотрит, то, конечно, плохи твои дела. А ты, Юра, подумай: она не смотрит, другая посмотрит.
      - Вам легко говорить...
      Юра выбежал из прачечной с одной мыслью: "Плохо в училище, скучно. Бежать надо!"
      Глава двадцать четвертая
      ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ
      Снег - редкий гость южного края. Ему радуются здесь все: и взрослые и дети.
      Вася зачарованно смотрит в окно. Весело у него на душе. Снежок падает и падает, и уже не видно земли, не видно слякотных луж. В этот первый день зимы впервые в жизни Вася назначил свидание. Он не мог удерживаться от того, чтобы не улыбаться, не шутить. Ребята удивленно таращили на него глаза.
      - Вид у тебя такой, - заметил Митя, - как будто двадцать пять тысяч выиграл.
      Вася рассмеялся:
      - Тебе бы только выиграть! Удивляюсь, Митя, почему ты глупый?
      Сегодня на практических занятиях разбирали трактор. Петр Александрович в комбинезоне лазил под машину, снимал то одну, то другую деталь. То же проделывали ребята.