Неприрожденные убийцы

        А потом одно за другим произошли два события, после которых история вырулила-таки на фи­нишную прямую.
       Сперва 14 декабря 2005 года суд вынес приговор по делу «Mad Crowd». Все подсудимые получили ре­альные сроки. Даже те, кто находились под подпи­ской, отправились в колонию-поселение. А всего через три месяца после этого, б апреля 2006 года, неизвестный стрелок убил сенегальского студента Ланмпсара Самбу на 5-й Красноармейской. Ружье со свастикой и надписью «Власть белым!» круглые сутки показывали по телевизору, а для оперативни­ков началась вообще круглосуточная работа.
       1
      Ланмпсар Самба был застрелен из помпового ру­жья ТОЗ-194. Эта модель была разработана лет десять назад для лесников и охотников. Рукоятка, как у ре­вольвера, приклада нет. Ружье не самозарядное: что­бы перезарядить, нужно щелкнуть расположенным под стволом цевьем. Впрочем, из пяти заряженных в ружье патронов израсходован был один. Тот, что пробил череп парню из Сенегала.
      Номер на ружье был забит, но кое-какие цифры разглядеть было возможно. Из особых примет на ру­жье имелись несколько надписей и треснувшая скоба, скрепленная двумя болтами. Надписи были нанесены буквально за день до выстрела, а вот трещина вполне прокатывала за особую примету. Ружье было единственной зацепкой. И, потянув за эту ниточку, следствие все-таки вышло на стрелка.
       Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
       Когда убили сенегальца, для всех отделов нача­лась круглосуточная работа без отгулов и выход­ных. В тот день я тоже ушел с работы как обычно: в 23:30. Но едва отъехал от конторы, мне перезво­нил начальник.
      — Давай обратно. Установили, кому принадлежит ружье.
       Я разворачиваюсь и еду обратно. В отделе сидит задержанный. Парня зовут Слава. Какое-то время то­му назад он работал охранником в магазине детско­го питания «Здоровый малыш». А его сменщиком ра­ботал Леша по кличке СВР. Ребята подружились, и в результате Слава продал ствол новому знакомому.
      —  Слава, ты точно помнишь? Это точно был СВР?
      —  Да говорю вам: он!
       К тому времени Леша уже сидел в Выборгской пе­ресыльной тюрьме и ждал отправки в колонию-посе­ление. Он получил срок по делу группировки «Mad Crowd». Пока шел суд, Леша аккуратно являлся на за­седания. Его приятели Мельник и Кислый предпочли скрыться, пустились в бега и были объявлены в меж­дународный розыск. А СВР прятаться не стал. Посе­щал все заседания, отвечал на вопросы судьи, получил свои три года и спокойно уехал в Выборг. На следующий день после беседы со Славой с са­мого утра я еду в Выборг. К нам выводят Лежу. Вы­глядел он теперь, как герой боевика категории «Би»: отрастил бороду, весь в татуировках «Арийское Братство»...
      —  01— говорит,— какими судьбами?
      —  Здорово, Лежа! Я тебе новый срок привез! Он не спросил «За что?», он спросил «Зачем?».
      —  Как это, Леха, «зачем»? Ты ведь слышал, что сенегальца застрелили?
      —  Слышал. Телевизор у нас здесь есть.
      —  А о том, что нашли человека, которому при­надлежит ружье, тоже слышал?
      —  Нет. Об этом по телевизору не говорили.
      —  Ну так я тебе вместо телевизора все расска­жу. Ля-ля тополя... Жил да был паренек. Работал охранником в магазине «Здоровый малыш». Там он познакомился с еще одним охранником по имени Сла­ва. И купил у него ружье. Понимаешь, о ком речь? Он сидит, слушает. Отвечать мне не собирается.
      —  А я ведь, Леха, тебя имею в виду. Это из тво­его ружья сенегальца застрелили.
      —  Ну и что? Я к тому времени уже сидел.
      —  А вот это, Леха,— фигня. Соучастие мы те­бе вчинить все равно сможем.
      —  Какое соучастие? Я же в тот момент в «Кре­стах» был!
      —  Ну и что? Ружье-то по-любому твое. Где га­рантия, что все это не с твоей подачи случилось?
      —   Нет такой гарантии.
      —   Сам все понимаешь. Так что собирайся, по­едешь обратно в «Кресты».
       А нужно сказать, что в следственном изоляторе ему сиделось очень нелегко. В хате Леха сразу не очень правильно себя поставил и потом за это стра­дал. Бандосы ведь идейных не любят. Тем более та­ких, как СВР,— у него же вся кожа в свастиках. Так что ехать назад, туда, где его так сильно плющили, Леше очень не хотелось. Сразу было понятно: сидеть ему предстоит в то же самой камере и на этот раз плющить его будут еще сильнее.
      —   Слушайте,— засуетился он,— не надо «Кре­стов»...
      —   Не надо?
      —   Продал я ружье...
      —   Кому?
       Уж как не хотелось ему признаваться, но при­шлось:
      —  Ну да, все верно. Ружье я продал Кислому.
       Я знал, что именно ему. Но все равно очень обра­довался. К Кислому сходились все ниточки. Хуршеду Султонову убили ровно в том дворе, где он был про­писан. Практически под его окнами. И арестованные по делу о нападениях на почты указывали тоже на него. А теперь мы еще и точно знали, кто стрелял в сенегальца.
 
       2
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Кислый и СВР были ближайшими приятелями. Но когда мы прихватили основной состав «Mad Crowd», Леха предпочел получить свои три года, отсидеть и потом выйти чистым, а Кислый пустился в бега. Он не являлся по повестке, не жил дома, и где его искать, было совершенно непонятно.
       Вместе с ним скрывался и сам лидер «краудов» Рус­лан Мельник. По этим двоим дело было выделено в особое производство. Приземлить обоих активистов мы пытались еще пока шел суд. Иногда появлялась ин­формация: парни будут там-то и там-то... Однако взять их нам так и не удалось.
       Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
       А где-то за неделю до вынесения приговора, мне звонят:
      —   Слушай, ты ведь интересуешься остатками «краудов»?
      —   Есть такая фигня.
      —   Приезжай. Тут для тебя есть интересная ин­формация.
 
       Я приезжаю. Там сидит человек, который расска­зывает действительно интересные штуки.
      —   Ты ищешь Кислого?
      —   Ищу
      —  Твой Кислый позавчера похитил девушку.
      —  Похитил?
      —  Они требовали выкуп, отправили девочку за деньгами, и та сбежала.
      —  Это точно был Кислый?
      —  Точно! Кроме него в похищении участвовал Руслан Мельник, а также Бен-Шерман, Комар, Петя и Кефир. Знаешь таких?
      —  Ха! Конечно знаю! Это все, что после задер­жаний осталось от «Mad Crowd». Петю привлечь не удалось— до сих пор, засранец, бегает на свободе. Бен-Шермана я перевел в свидетели. Остальные у меня на подписке.
      —  Ну так займись.
       Получить от Пети хоть какие-то показания я пы­тался еще до того, как дело «Mad Crowd» было пере­дано в суд. Но он только повторял: вы не тех лови­те! Не с тем боретесь!
       Под конец я ему тогда сказал:
      —  Знаешь, Петя, Земля-то круглая. Думаю, нам еще предстоит пересечься. Тогда у меня на него ничего не было. Притянуть его вместе с остальными я не смог. А теперь оказывает­ся, что этот парень участвовал в похищении. Ну что ж? Значит, есть на свете высшая справедливость.
      —  Как девочку зовут?— спросил я.
       Мне были даны координаты, и я поехал к ней. Си­туация, по ее словам, была вот какая. Девочка шла с учебы. Рядом остановилась машина, из которой вы­скочили парни и запихали ее вовнутрь. Сперва с ней разговаривали просто на лестничной площадке близ лежащего дома.
       Один из похитителей достал шприц и говорил, что заразит ее неизлечимой болезнью. Кислый угрожал ей ножом и требовал бабки. Забрал сумочку, вытряхнул оттуда все на пол.
       После этого разговора ее отвезли на хату. Адрес или хотя бы район города она назвать не может. Была в состоянии шока, ничего не видела. На хате ее какое-то время держали взаперти. Помимо нее там находился парень, которого похитители пиз-дили так, что страшно вспомнить. Называли они его Огурец.
       Всей этой публикой я занимался уже несколько лет подряд. Картинка в мозгу сложилась почти сра­зу. Огурец— это один из двух братьев, ранее входив­ших в бригаду «Шульц-88». Да и с остальными мне все было более или менее понятно. Непонятно одно: зачем им весь этот балаган понадобился прямо в то время, когда «крауды» ходят под судом?
      —  Ты слышала, что они требовали с Огурца?
       С Огурца, по словам девочки, они требовали двад­цать тысяч рублей. С нее самой— четыреста дол­ларов. Вроде бы немного, но она не знала, где взять и эту сумму. Поэтому, когда похитители отправи­ли ее за деньгами, она просто сбежала.
      —  Ты точно не можешь показать квартиру?
      —  Не могу. Действительно не помню. На обрат­ной дороге они мне еще и шапку на глаза натянули.
      —  Ладно.
       Она рассказала, я записал. Но что со всем этим делать— совершенно непонятно. С точки зрения Процессуального кодекса, полученная информация ничего не стоила. Хрен знает кто, хрен знает куда и хрен знает зачем привез девочку— не могли бы вы возбудить дело?
 

 
        Прокуратура с такими основания­ми только рассмеялась бы нам в лицо. А раз уголов­ного дела нет, значит, никаких следственных дей­ствий произвести я не могу. Ни опознаний, ни задер­жаний— ничего!
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Чтобы человек признался по-настоящему, его не­обходимо задержать. Чтобы заставить признаться— нужна долгая и тяжелая работа, проводить кото­рую нужно в «Крестах» и так, чтобы никто не ме­шал. Потому просто привести человека в отделение и сказать: «Мы все про тебя знаем! Сейчас же, сука, колись!»— затея бесперспективная. Настоящие преступники в жизни не расколются— не та публи­ка. Тем более что преступление тяжкое: какой дурак сам станет на себя вешать похищение человека?
       Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
       Первое, что пришло мне на ум,— дать девочке денег и попробовать задержать ребят в момент передачи. Но там, очевидно, что-то заподозрили, и до окончания суда насчет денег никто к ней не об­ращался.
       Ладно. Приговор по делу «Mad Crowd» должны были вынести 14 декабря. На заседание должны были явиться двое из четырех похитителей: Кефир и Ко­мар.
        Не много, но хоть что-то. Ясно, что брать их нужно именно в этот день. Потому что если не возь­мем их сразу, то потом вообще никогда не найдем. Дома эти парни давно уже не жили. Заскочат иногда, переоденутся, а потом ищи-свищи.
       Но как брать? На основании чего? Мы приехали на суд и выставили засаду. Единственное, о чем я думал: условно они получат или реально? Если условно, то о расследовании похищения можно забыть. Если сего­дня мы их не возьмем, то потом они никогда в жизни уже не признаются. А вот если дадут реально... На наше счастье, им дают поселение и арестовывают прямо в зале суда.
       Узнав об этом, я от радости так треснул кула­ком в стену, что чуть не сломал руку. Вот теперь мы их точно расколем! Я тут же беру бригаду, мчусь в «Кресты» и начинаю работать с Кефиром и Комаром.
       Очень нехотя, очень не сразу, но протечку они все-таки дали. И через несколько дней я узнаю адрес квар­тиры, где ребята держали похищенных.
       3
       Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
       Когда мы пришли на квартиру, там уже было пу­сто. Причем если совсем уж честно, то это был наш прокольчик. В мероприятиях помимо нас была задействована еще одна милицейская служба— и они засветились.
 

 
       Консьержка стала звонить хозя­евам квартиры:
      —  А что это вашими жильцами милиция инте­ресуется?
       Те удивились и отзвонились парням:
      —   А что это вами милиция интересуется? На что парни только пожали плечами:
      —   Какая милиция? Ничего не знаем!
       Через секунду после этого звонка они покидали ве­щи в чемоданы и растворились. Единственная ниточ­ка, которая могла привести меня к Кислому, порвалась.
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Комар и Кефир сидят в «Крестах», да только тол­ку от этого немного. Мельник, как и раньше, в бегах, Кислый— тоже в бегах, и как их ловить— совер­шенно непонятно. Вечный федеральный розыск. А те­перь кроме них бегать начали еще и Петя с Бен-Шер-маном. Руководство начинает хмуриться и задает во­просы типа того, что стоило ли и дело открывать, если теперь из всей преступной группы только двое задержанных? И вообще: когда же появятся хоть ка­кие-то результаты?
       Весь отдел имеет бледный вид, скрипит зубами и пытается нащупать хоть какие-то ниточки. Но у каждого из оперативников помимо этого есть и еще какие-то дела. Так что все это постепенно ста­новится рутиной.
       Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
       С квартирой у нас ничего не вышло, зато я смог установить машину, на которой парни катались, со­вершая свои похищения: красная «ауди-80». Я узнал даже номер, но где искать эту машину— тоже во­прос. Таких «ауди» у нас в городе почти тысяча штук. Проверять все подряд— потрачу несколько лет.
       И вдруг мне звонит человек:
      —  В четверг на хату приедет Петя.
       Сегодня среда. Я смотрю на часы— почти пол­ночь. Значит, спать опять не придется. Единст­венное, что я у информатора смог спросить:
      —  Зачем он туда попрется-то?
      —  Заселяясь в квартиру, они привезли туда сти­ральную машину. Теперь Петя должен ее из кварти­ры забрать.
       Стиральная машина! Какой бред! Но сама новость была просто отличной. Рано сутра мы выдвигаемся в засаду. Квартира располагалась в районе Автова. Экипажем из трех человек мы ехали по проспек­ту Стачек, и я все не мог успокоиться. Сам ли Петя приедет за машиной? А вдруг приедут грузчики? Тогда наверняка придется следить, куда они эту машину повезут. Поймать Петю было необходимо, причем этот шанс был явно последним. От всего этого голова просто разрывалась.
       Когда мы проезжали мост, между станцией мет­ро «Нарвская» и Кировским заводом в потоке машин я заметил красную «ауди-80». Эти машины довели меня почти до психоза.
       Они даже снились мне по но­чам. Теперь, увидев эту тачку, я сразу стал дергать нашего водителя за рукав:
      —  Номер! Какой номер?!
       «Ауди» мы уже обогнали, но я говорю напарнику:
      —  Стой! Надо вернуться! Пусть «ауди» нас об­гонит.
      —  Заколебал! У каждой встречной «ауди» номер разглядываешь!
       Я объясняю: машина той марки и того цвета, что мы ищем. Плюс приблизительно в то же время и в том районе, где должен быть Петя. Ну что им сложно притормозить и посмотреть номер?
       «Ауди» нас обгоняет, мы все втроем смотрим на номер, и напарник шепчет:
      —  Твою мать!
       Это был их номер. И тачка— их! Я не мог пове­рить, что наконец нашел эту машину.
      —  Давай за ними. Только медленно.
       Нужно было быстро сообразить, что теперь. Ту­да они едут или не туда? Стоит ли дать им доехать до квартиры или попробовать брать прямо здесь?
      —  Ну его на хер,— говорю я.— Станем брать в квартире, еще сбегут. Соседи, погоня, крики— за­чем все это? Крепить будем на светофоре.
       Понимаешь, что бы там ни показывали в кино, де­вяносто девять процентов времени нормальный опер проводит сидя за письменным столом и копаясь в бумажках. Собственно, кроме бумажек, мы почти ни­чего и не видим. Входящий номер такой-то, исходящий такой-то...
 

 
       Чтобы провести всего одно задер­жание, мне приходится исписать минимум три кило­метра бумаги. А тут...
       На красном светофоре их машина останавливает­ся. Мы с разгона бьем ее сзади. Распахиваем дверцы, выбегаем с пистолетами— я с одной стороны, напар­ник с другой. Краем глаза успеваю различить, что на сиденьи пассажира сидит здоровый такой кабанище. Я распахиваю дверцу водителя, за шиворот вытаски­ваю парня, тычу ему в затылок пистолетом и ору:
      —  Фамилия! Я сказал, фамилия, сука! Застрелю!
       Мне нужен был Петя. Но этот парень был явно не Петей. Со спины я его не узнал,— ору, а сам аж холо­дею: не того взяли! Это не он!
       Он лег на асфальт мордой, трясется весь. Я над­саживаюсь:
      —  Фамилия!
       Он называет свою фамилию, и я аж выдохнул: он! Петя! Все верно!
      —  Фу, блядь!
       А пассажир пытается кулаками махать. Как потом выяснилось, это был шурин Руслана Мельника— муж его сестры. Напарник ему стволом в рожу тычет:
      —  Милиция! Ты не понял? Дернешься— прист­релю нахуй и глазом не моргну! Лег быстро!
       Короче, его тоже повалили. Прохожие были в пол­ном шоке. Сперва, когда мы протаранили их тачку, кто-то пытался орать и сигналить. А когда увидели людей со стволами, все быстро заткнулись и объез­жали место столкновения аж по тротуару.
        Особенно смешно было то, что, когда мы въехали им в зад, «ауди» дернулась и ткнула стоящую впереди ма­шину. Плюс, когда я вытаскивал водилу, тот сдуру дал по газам. Короче, впередистоящую тачку раскурочили мы довольно здорово. А там ехал тоже милиционер, со­трудник районного отделения. Как выяснилось, эту машину ему только недавно дали за хорошую работу.
       Три вмятые машины в ряд, вокруг пробка, на зем­ле лежат люди с заломанными руками, мы стоим со стволами наперевес. А этот милиционер бегает во­круг и причитает:
      —  Ах, моя машина! Ах, моя машина!
      —  Ладно тебе,— сказал я ему.— Ты же тоже работаешь в органах. Должен понимать, что про­исходит, а?
       4
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Все это произошло в самом конце марта. А 6 ап­реля застрелили сенегальца и все завертелось с бе­шеной скоростью. Из Москвы приехала спецбригада, начальство стояло на ушах, и все теперь требова­ли результатов.
       Шурина, сидевшего в машине, пришлось отпус­тить. А вот Петю мы закрываем. Основной подозре­ваемый у нас есть, следственные действия прово­дятся, люди дают показания.
       Мы постепенно устанавливаем остальных, подозреваемых в похищении, следователь выписывает нам обыски.
       Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
       Выйти на Кислого мы так и не сумели. Зато по­лучили расклад по остальным членам банды.
       Я отправился крепить Бен-Шермана. Входить в квартиры договорились в семь утра. В семь все на месте, стоим прямо в парадной, но нет следака. Мы ему звоним: ты вообще где?
      — Заблудился в этих чертовых новостройках. Сейчас буду.
       Мы топчемся перед дверью. Вдруг я слышу с той стороны мужские голоса. И первая мысль: а вдруг там Кислый?
       К тому времени этого парня искала уже вся мили­ция города. Все уже знали, что переполох последних нескольких лет— его рук дело. Взять Кислого было первоочередной задачей. Теперь я стоял под дверью и думал. Дома парень не живет. Но ведь должен же он где-то скрываться, не так ли? Ясно, что он прячет­ся по приятелям, и почему бы не у Бен-Шермана? Если бы мы взяли его прямо сегодня, то весь сумасшедший дом последних недель сразу бы кончился.
       На всякий случай я достаю пистолет. Патрон загоняю в ствол. И вдруг слышу— с той стороны начинает поворачиваться ключ. Следака по-преж­нему нет. Обыска на руках нет. Что делать? Пря­мо передо мной резко открывается дверь— на по­роге Бен-Шерман.
       До этого парень несколько лет занимался кик­боксингом. Лампочка на лестнице еле горит, и спер­ва он меня не узнал. Но, увидев перед собой мужской силуэт, тут же на автомате принял стойку.
       Я ему пистолет в рыло сую и ору:
      — Лечь! Быстро лечь! Ебалом в пол! Пристрелю!
       Про себя думаю: дернется— и ведь действи­тельно придется стрелять. Потому что если он въебет мне ногой, то я тут и останусь, а он сбе­жит. Но он испугался, лег и стал кричать, чтобы я не стрелял.
       Из глубины квартиры выскочила мать:
      —  Что такое?
      —  Все нормально. Милиция.
       И только тут подходит следак. Мы проводим обыск, находим какую-то ерунду. Бен-Шермана увозим с собой. И очень скоро у нас появляется информация, где именно ближайшим вечером будет Мельник. Воз­ле станции метро «Фрунзенская» он должен был пе­редать приятелю кое-какие вещи.
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Никаких сомнений в том, что к ночи я смогу пого­ворить с Русланом, у меня не было. Группа выехала на задержание, а потом мне звонит шеф, который, над­рываясь, орет:
      —  Блядь! Твой Мельник ушел!
      —  Как это?
      —  Супермен хуев! Положил пол-экипажа и скрылся!
        Журналисты потом писали, что дело было в ме­тро. Мол, Мельник голыми руками положил шестерых спецназовцев и спокойно ушел наверх по эскалатору. На самом деле все происходило не внизу, а на улице, рядом со станцией. Хотя все равно в голове не укла­дывается: шестеро сотрудников не смогли взять двадцатилетнего пацана! Я не мог в это поверить.
       В ориентировке я писал: вооружен и особо опасен. Занимался единоборствами, постоянно на стреме и никогда не выходит из дому без ножа или баллончи­ка. Те, кто выехал на задержание, не могли не пони­мать, к кому едут. И что они сделали? Имея на руках такую ориентировку, просто положили ему руку на плечо и ласково сказали:
      — Спокойно, сынок, милиция! Дергаться не со­ветую!
       Думаю, он ударил еще до того, как успел поду­мать, правильно ли поступает. С разворота ногой рубанул тому, кто положил руку. На него бросился опер— и он сломал оперу руку. У остальных— хи­мический ожог глаз: Мельник залил их газом из бал­лончика. И пока они все валяются, он спокойно ушел через дворы. Нормально, а?
       Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
       Итог: все хуево. Мы имеем жалкий вид, начальст­во орет, а где искать Мельника и Кислого, теперь непонятно совершенно.
      Так начиналось лето 2006-го года.
 

12

Детский садик В самом конце Васильевского острова

      (май 2006-го)
 
       Эта история тянулась уже несколько лет. Когда-то она должна была закончиться. И вот 20 мая 2006 года все-таки закончилась.
       Не сразу и даже не очень быстро, но все встало-таки на свои места. В финале этой истории кто-то получил очередное звание и денежную премию, кто-то — тюремный срок... а главный подозрева­емый получил пулю в голову.
       1
       Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
       Ко мне подходят и говорят:
      —   Поедешь выкапывать трупы. Я удивился и спросил:
      —   Чьи хоть трупы-то?
      —   Как чьи? Ты не в курсе? Гофмана и Головченко.
      —   Вот это да! А что, выяснилось, где закопали их трупы?
      —   Поезжай. По дороге тебе все расскажут.
      Двое приятелей: Ростислав Гофман и Алексей Голов­ченко. Обоим по девятнадцать лет. Почти два года на­зад оба одновременно пропали без вести: с утра ушли из дому и больше о них никто не слышал.
      Родители подавали заявление в милицию. Сестра Головченко пыталась искать брата даже через теле­визионную программу «Жди меня». Но все было

      бесполезно. Восемнадцать месяцев подряд о парнях никто не слышал.
      Милиционеры расспрашивали насчет исчезнувших приятелей их знакомых. Например, Лешу по кличке СВР и других членов бригады «Mad Crowd». Но те толь­ко пожимали плечами: сами не в курсе. Просто исчез­ли ребята, и все. Никому ничего не сказали и пропа­ли. Без понятия, куда они делись...
      А потом у следствия появилась ниточка.
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Конечно, приятнее было бы сказать, что раскры­тие этого преступления— наша заслуга. Но реаль­но это сделали совсем другие люди.
       Понимаешь, Кислый и его приятели успели отме­титься в таком количестве дерьма, что занимались ими сотрудники сразу нескольких отделов. Кто-то су­мел распутать эпизод с нападениями на почты. Кто-то копал убийство профессора Гиренко. Нам вот луч­ше удавалось раскрывать нападения на иностранцев. А эпизод с Гофманом и Головченко распутали оперу­полномоченные убойного отдела. Фамилий я назы­вать не стану. И как им это удалось, тоже не буду го­ворить. Но это целиком их заслуга.
       У убойщиков есть парень— аналитик от Бога. Четыре месяца подряд он собирал материалы и вы­страивал события в жесткую цепочку. Ну а когда общая картина ясна— остальное уже дело техники. У моего отдела подойти к этим людям не вышло, а у убойщиков— получилось. Что могу сказать? Они— молодцы.
       Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
       На раскопки мы отправились вместе с убойщика­ми. Приехали в лес. Место там сырое, почти болото. Человек говорит:
      —  Вроде где-то здесь.
       Начали копать. И очень быстро поняли: не опер-ское это дело, лопатой махать. Мы плюнули, съезди­ли в ближайший поселок, нашли нескольких таджи­ков-нелегалов. Дали им по лопате и поразились: вот он, профессионализм! Копали таджики бойчее, чем экскаватор. Яма— метров пять в диаметре и такой глубины, что человека с головой скрывало. Да толь­ко на дне ямы ничего нет. Ни трупов, никаких сле­дов— ничего!
       Пиздец! Что делать?
       Пока мы возились, начало смеркаться. Еще часа три, и можно будет уже не копать. Мы отпустили таджиков и начинаем трясти человека: где трупы? Трупы, спрашиваем, где?
      —   Не знаю. Были где-то здесь.
      —   Чего ты не знаешь? Вспоминай давай! Как дело-то было?
      —   Я же сто раз уже рассказывал.
      —   Еще раз расскажи!
      —   Мы их убили. И закопали.
       —   Где?! Где конкретно?!
      —   Где-то здесь. А сверху еще ветками, помню, закидали.
      —   Ветками? И где теперь твои ветки?
      —   Не знаю!
      —   А вот, смотри, здесь палки какие-то лежат. Это не они?
      —   Не знаю. Может, и они.
       Мы растащили палки и начали копать уже сами. Запах начал чувствоваться почти сразу. Через два­дцать минут вонища стояла уже страшная. Ну что: это были они. Два трупа позапрошлогодней давности. Мы их выкопали, погрузили в машину и увезли.
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Ну и все. Теперь у нас были и трупы, и свидетель­ские показания. Человек давал четкий расклад: уби­вали те-то и те-то. Произошло это так-то и так-то. А раз есть картина преступления и подозрева­емые, то можно проводить аресты и передавать дело в суд.
       Той весной у всех было ощущение, что конец не за горами. «Шульц-88» и «Mad Crowd» уже отправи­лись на зону. Если теперь мы приземлим еще и этих ребят, то можно считать, что дело закрыто пол­ностью.
 

 
       2
      Эта история началась три года назад, в 2003-м. Теперь она должна была наконец закончиться.
      Приблизительно пятнадцать трупов девяти раз­ных национальностей. Больше ста пострадавших, которые отделались больницей. Трое убитых среди самих членов движения. И вот теперь дело должно было закончиться.
      Первым на скамью подсудимых сели Дима Шульц и члены его бригады. По сравнению с тем, что нача­лось позже, «Шульц-88» сегодня воспринимаются как безобидные скауты. Никого не убили. Не пытались из­менить государственный строй. Но те, кто стали дей­ствовать дальше, впервые перезнакомились между со­бой именно в шульцевской бригаде.
      В 2004-м эти ребята влились в фанатскую группи­ровку «Mad Crowd». С этого момента все стало серьез­нее. Никаких хаотичных телодвижений: каждая акция теперь долго планировалась и была рассчитана на то, чтобы попасть в газеты. Попасть туда было важно: граждане должны понимать, что национальная рево­люция не за горами.
      «Mad Crowd» провели несколько действительно громких акций. Но потом сели и они. После них боль­ших бригад создано уже не было. Парни понимали: в большую мишень и попасть проще. Систему нужно бить исподтишка, разделившись на множество мо­бильных отрядов. То, что происходило в городе даль­ше, часто было делом инициативных одиночек. Дело о погибшем сирийце, дело о насмерть забитом конго­лезце Ролане Эпоссаке, дело об убитых в Дачном де­тях... все это не имело прямого отношения к парням из «Шульц-88» или из «Mad Crowd». Но и эти дела то­же были раскрыты. Обвиняемые получили реальные сроки, материалы сданы в архив.