Неприрожденные убийцы

       О том, что Псих бил шилом, расклад давали все. Но сам Псих это полностью отрицал. И тут адво­кат зачесался уже всерьез:
      — А знаешь что, Паша? Придется нам это призна­вать. Потому как показания, что бил именно ты, у них есть. И что там было на самом деле, уже не важно— это, считай, эпизод доказанный. Что остается? Либо ты признаешь, что бил, но без умысла на убийство, просто с целью причинить страдание. Либо можно не признавать— но тогда судья вправе считать, что ты своего китайца и на самом деле собирался убить. Как бы, Паша, не впаяла она тебе лет этак семь! Паша надо всем этом подумал и согласился: да, он бил. Но разумеется, безо всякого умысла. Убивать китайца у него и в мыслях не было!
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       Это, в общем-то, всех устраивало. Вину он при­знал, а на что-то большее мы и не рассчитывали. Потом, уже после того как все закончилось, я как-то с ним разговаривал.
      — Блин!— говорил мне Паша.— Самое обидное, что все это я уже год назад к ебеням закинул и зани­маться стал совсем другими вещами. Я заканчивал вуз, впереди была взрослая жизнь. Думать нужно было о том, где я теперь стану работать и как там все дальше сложится. А тут вылезает эта хрень! О тех китайцах я и думать-то давно перестал. Но то, что было, все равно меня достало. Аж через несколько лет. Не представляете, как обидно!
      В детстве жизнь всегда кажется немножко волшеб­ной. Ты учишься ходить... а потом читать... а потом читать уже порножурнальчики... но даже на этой стадии у тебя все равно сохраняется вера, что ничего совсем уж страшного не произойдет. Потому что где-то есть сила, которая тебя защитит. И только позже ты понимаешь: на самом-то деле жизнь похожа не на чу­десную сказку, а на расставленные в длинный ряд квадратики домино. Тронь первый — и по цепочке посыплются все. Простая причинно-следственная связь. Ты бьешь шилом незнакомого китайца, а мир бьет в лицо тебе. Где есть удар, там будет и отдача.
      Обидно не это. Обидно то, что китайца бил один парень, а отдача настигла совсем другого. За прошедшее время ты повзрослел, изменился и перестал быть тем, кто шилом бьет незнакомых китайцев. Пусть с этим предыдущим парнем у тебя одинаковое имя и одинаковый адрес, но ты уже не он! Ты давно забыл, что когда-то был им... и именно в этот момент отда­ча все-таки проявляется.
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       Думаю, он не врал. После эпизода с китайцами Психу меня действительно нигде не проходил и ни в одной акции не участвовал. К тому времени он за­канчивал юридический факультет Северо-Западной Академии госслужбы при Президенте России. Дальше путь у него был ясный: либо государственный чинов­ник, либо юрисконсульт в очень приличной компании. В любом случае перспективы неплохие. А вместо этого— такая фигня, что Паша по скинхедской ста­тье поехал на поселение.
       6
       Рассказывает сотрудник одного из антиэкс­тремистских подразделений, просивший не на­зывать его фамилии:
       Полгода весь наш отдел пахал что есть мочи. За­то к осени 2004-го дело было полностью готово к отправке в суд. Все члены «Mad Crowd» были у меня на подписке, а Психа удалось даже закрыть. Все здорово.Газеты писали, что очередное экстремистское сообщество скоро получит по заслугам.
       Взять тогда не удалось только самую верхушку бригады. Лидер «Mad Crowd» Руслан Мельник сбежал сразу, как только мы начали прихватывать его ре­бят. Его объявили в федеральный розыск. Прятались и двое их идеологов— Леша СВР и Кислый. Вернее, СВР иногда все-таки приходил по повестке, а вот Кис­лый всерьез решил лечь на дно. Где их всех теперь ис­кать, было непонятно, но никто по этому поводу осо­бенно и не парился.
       Если бы этих троих тогда удалось приземлить, то скорее всего дальше ничего бы и не было. Куча на­роду осталась бы в живых... Но после того как мы определили в суд почти весь основной состав «Mad Crowd», не скрою, появилась небольшая эйфория. На этом фоне трое беглецов особенной проблемой не вы­глядели. Казалось, что история, в принципе, подхо­дит к концу. Вот сейчас мы разгребем текущие дела и этих троих тоже закроем. Кто знал, что все полу­чится так, как получилось? Тогда, в 2004-м, никому и в голову не могло прийти, что дело не окончено, а только начинается...

8

Переулок Бойцова, дом 4

      (февраль 2004-го)
       9 февраля 2004 года в 21:16 на пульт дежурного «03» поступило сообщение: во дворе дома № 4 в переулке Бойцова неизвестные напали на муж­чину и двоих детей. Жертвы избиты и ранены но­жами. Преступники скрылись.
       Через девять минут реанимационно-хирургиче­ская бригада была на месте. Врачи обнаружили троих пострадавших: уроженца Таджикистана Юнуса Султонова, его племянника и дочь Хуршеду.
       Пострадавшие были в очень плохом состоянии. А девочка к моменту приезда «скорой» уже умерла.
       1
      Суд по делу «Шульц-88» все тянулся... и тянул­ся... и никак не мог кончиться. А с осени к нему до­бавился еще и процесс «Mad Crowd». Иногда засе­дания шли прямо в один день. На Красноармейской судили тех, кого накрыли прошлой осенью, а на на­бережной Фонтанки — тех, кого вычислили к нынеш­ней весне. И там и там — тощие лысые двадцатилет­ние подсудимые.
      Шульц сидел уже больше двух лет и конца всему этому видно не было. Ни с того ни с сего было приня­то решение о его психиатрическом освидетельствова­нии. Врачи долго изучали психику подсудимого, но все же признали ее вполне в рамках. Ко времени сле­дующего заседания заболела судья. Слушание пере­несли аж на два месяца. Потом, в тот момент, когда вынесению приговора ничто вроде бы уже не меша­ло, вдруг обнаружилось, что у «шульцевского» адво­ката фальшивая лицензия.принял решение в этом вопросе разобраться. Выяснилось, что лицензия на­стоящая, но за это время истек срок давности каких-то там экспертиз. И все началось по новой.
      Когда-то, в прошлой жизни, казалось, будто не­нависть даст им крылья. Поможет жить подлинной жизнью. Обострит нюх, и опасность они почувству­ют заранее. Но ненависть ничего не дала и ничего не обострила. Они не знали, что сядут, не собирались и не хотели садиться. А потом все-таки сели. Из бес­страшных белых воинов превратились в тощих бри­тых подсудимых.
      У них была цель, и все (черт возьми!) должно было получиться. А теперь они просто сидели по камерам, и каждый новый день ничем не отличался от преды­дущего. Жить теперь было трудно и неинтересно. А впереди скорее всего была еще колония. Где еще труднее, еще неинтереснее и главное — очень долго.
      По делу «Mad Crowd» к ответственности было при­влечено шесть человек. Причем Пашу Психа опера­тивники 18-го отдела УБОП отправили в «Кресты», и надежды, что он выйдет оттуда до суда, не было ни­какой. А по делу «Шульц-88» обвинение было предъ­явлено только пятерым обвиняемым, зато арестован­ных было целых двое. Помимо самого Шульца в изо­ляторе содержался еще и парень по кличке Алекс.
      Почти каждое судебное заседание начиналось с то­го, что адвокаты интересовались: нельзя ли отпустить Алекса под подписку о невыезде?
       Нельзя, — отвеча­ла судья. Но почему? — удивлялись адвокаты. Осталь­ные обвиняемые находятся под подпиской и аккурат­но приходят в суд. Почему нельзя отпустить так же и Алекса? Разговор окончен, — стучала молотком по столу судья и переходила к следующему вопросу. В из­менении меры пресечения Алексу было в очередной раз отказано.
      На судебном заседании 9 февраля 2004 года весь этот диалог повторился опять. Все было, как и в про­шлые разы, даже в деталях. Алекс будет сидеть и даль­ше, — опять постановила судья. А через три часа по­сле того, как заседание было окончено, на пульт дежур­ного «03» поступило сообщение: прямо под окнами 18-го отдела группа неизвестных атаковала таджикс­кую семью. Есть убитые.
       2
      То, что газеты обожают писать о нападениях на детей, выяснилось почти случайно. Можно сколько угодно лупить взрослых негритосов — и всем будет наплевать. Но если пострадает ребенок, об этом на­пишут все и на первых полосах. Так уж устроена ны­нешняя пресса.
      Выяснилось это случайно... но запомнилось крепко.
      Сперва, еще в 2003-м, в Петербург из Германии при­ехала делегация курдских беженцев. Члены делегации собирались поучаствовать в Российско-Германском культурном диалоге. Патронировали мероприятие Президент РФ и Федеральный канцлер Германии.
 

 
      В состав курдской делегации входило и несколько детей. Утром 20 апреля они решили съездить погулять: Петропавловская крепость, набережные Невы, Зоо­парк... Откуда им было знать, что 20 апреля — непод­ходящий день для таких прогулок? Доехать им удалось только до станции метро «Горьковская». Там они встре­тили нескольких молодых людей, а те в честь дня рож­дения Гитлера хлопнули пива уже сутра... и теперь ис­кали, чем бы развлечься... а тут как раз курды...
      Инцидент имел резонанс. О событии отписали все городские газеты и несколько федеральных. Парни, избившие курдских детей, были задержаны уже через неделю. И все это не могло не казаться странным. По­следние лет двадцать на гитлеровский день рождения по носу получают десятки пассажиров метро. Никто и никогда не пишет об этом в газетах. Но как только пострадали дети, газеты встрепенулись и журналисты наточили свои острые перья... Эту их слабую сторону просто нельзя было не использовать.
      Спустя месяц в Петербург из Таджикистана при­был огромный табор профессиональных нищих «лю-ли». Несколько сотен не говорящих по-русски людей в экзотических одеждах. Чтобы было понятнее, газе­ты потом называли этот народ «узбекскими цыгана­ми», но на самом деле люли — не совсем цыгане. Эт­нографы уточняли: это члены одной из низших ин­дийских каст, бежавших черт знает когда из Индии в Среднюю Азию, принявших там ислам и приблизи­тельно со времен Тамерлана занимающихся профес­сиональным нищенством.Появление люли вызвало в городе шок. За одно ут­ро женщины в пестрых паранджах вдруг появились у каждой станции метро. И не только метро. Ты идешь где-нибудь возле Адмиралтейства и вдруг упираешься взглядом в совершенно голого и почти чернокожего какающего ребенка, рядом с которым прямо на земле сидит его мать с сережкой в носу и с вытянутой рукой.
      В 2002-м люли приехали в город на разведку. Ме­сячный рейд показал, что петербуржцы платят куда лучше ташкентцев и лишь немного хуже москвичей. Зато и такой дикой милиции, как в Москве, здесь тоже нет. В 2003-м табор перебрался в город целиком и Пе­тербург вдруг стал напоминать Дели.
      Люли обосновались неподалеку от железнодорож­ной станции Дачное. Зрелище было настолько экзо­тичным, что экскурсионные автобусы, едущие в Петер­гоф, специально делали здесь небольшую остановоч­ку. Депутаты городского Законодательного собрания провели срочное заседание на тему, что со всей этой «тысячью и одной ночью» делать?
      Решение принято так и не было. В Дачное, к та­мошним цыганским баронам, хотели было отправить уполномоченных для ведения переговоров, но найти добровольцев, готовых съездить к не говорящим по-русски азиатским нищим, тоже не удалось.
      Запаниковавших депутатов можно понять. Россия всегда была очень однородной страной. У нас любые меньшинства — это временное недоразумение.
       Аме­риканцы, слепившие свое государство из тысячи мень­шинств, могут сколько угодно кричать о политкоррект-ности и о том, что меньшинства тоже имеют право на существование. В России ценность политкорректно­го равна нулю. Наша страна — это одно огромное большинство.
      Всего век назад 98 % русских жили в деревнях. А там правила просты: если ты не хочешь становить­ся таким, как все, то придется тебе, дружище, поис­кать другое место жительства. К началу XXI столетия русские деревни давно опустели, но никуда не делся склад мысли. Люли должны уехать... этот город не их, а наш... так считали журналисты... так считали депутаты Законодательного собрания... могли ли счи­тать иначе те, кто жил неподалеку от железнодорож­ной станции Дачное?
       3
      Самое удобное место проведения досуга в любом окраинном микрорайоне — это детский садик. Фаса­дом на проспект выходят девятиэтажные блочные до­ма. А у них в тылу обязательно прячется огороженная забором, заросшая чахлыми кустами территория дет­ского садика. Часам к шести детей разберут и на тер­ритории можно выпить пивка. Или просто посидеть с приятелями. Соседи не вызовут милицию, да и по­писать в кустах, допив пиво, по-любому удобнее, чем тыркаться по парадным.21 сентября около 18:00 в детском садике № 11 на проспекте Народного Ополчения несколько несовер­шеннолетних жителей прилегающих домов распива­ли алкогольные напитки. Вернее, к 18:00 все свои на­питки парни уже допили. Денег продолжить не было, а просто так сидеть тоже не хотелось. Дойдя до ма­газина «Пятерочка», молодые люди заметили там двух совсем молоденьких женщин-люли. Те покупа­ли продукты. К спинам у обоих женщин были привя­заны дети: пяти и шести лет.
      Молодые люди вооружились кольями, железными палками, ножом и топором. Женщины вышли из мага­зина и направились в сторону табора. Нападающие, спрятавшись в кустах, подождали, пока те подойдут поближе, выскочили и начали их избивать. Бить топо­ром и прутьями старались по головам и спинам, к ко­торым были привязаны дети. Когда вмешались прохо­жие, парни побросали колья и убежали.
      Позже следователи спросят одного из задер­жанных:
      —  Ты же вроде из приличной семьи. Зачем по­
      перся в табор-то?
      Парень ответит:
      —  Мы уже допили и сидеть в садике было скуч­
      но. Все пошли мочить хачей — ну и я пошел.
      «Скорая» развезла женщин по больницам. Те вы­жили, а дети — нет. Пятилетняя Нилуфар Сангбоева скончалась на месте: перелом основания черепа. Ше­стилетняя Сахина Явонова, по слухам, умерла позже, уже после того, как люли уехали из Петербурга.
      Вычислить убийц было несложно. Первые задер­жанные появились уже через пару дней. Трое парней: двоим по семнадцать лет, один на год младше. Идей­ными националистами никто из них не был. Так, дво­ровая шпана. Шесть классов образования на всех, на учете в милиции: грабежи, кражи, драки район на рай­он... Парень, который рассматривался как главный по­дозреваемый, как-то повздорил с пьяным милицио­нером, и тот из пистолета ранил его в живот, за что вроде бы получил пять лет условно, а парень месяц пролежал в больнице.
      Жители петербургского центра редко интересуют­ся тем, что творится на окраинах. Так же, как жители московского, парижского и нью-йоркского центров. Люди, получившие худо-бедно приличное образова­ние и имеющие зарплату втрое выше прожиточного минимума, предпочитают не знать о том, как живут все остальные. И разумеется, их не интересовали подроб­ности происходящих на окраине города драк. Такие драки там происходят ежедневно, с утра до вечера, и газеты никогда о них не пишут... но теперь в Дачном погиб ребенок. Горожане очень плохо отреагировали на появление люли, но убивать детей?..
      Чем более жестоким будет преступление, тем охот­нее о нем напишут газеты. Те, кто следил за публика­циями в прессе, могли делать свои собственные вы­воды. Спустя полгода после убийства детей в Дачном на пульт дежурного «03» поступил звонок: практиче­ски прямо под окнами 18-го отдела УБОП нападению подверглись тридцатипятилетний таджик, его дочь и племянник.
 
       4
       Рассказывает оперативник 18-го («экстре­мистского») отдела УБОП:
       В тот день мы проводили рейды по общежитиям. Ходили, вычисляли незаконных мигрантов. Длилось все это до поздней ночи, а потом я вдруг почувство­вал, что заболеваю. Мне даже ребята сказали: шел бы ты домой, а то хреново выглядишь. Я сел в ме­тро, еду— голова раскалывается, все суставы лома­ет. Но только отъехал, звонит шеф:
      —  В переулке Бойцова только что убили пяти­летнюю девочку.
      —  А мы-то при чем?
      —  Девочка— таджичка. Многочисленные ноже­вые ранения и удары арматурой.
      —  Ясно. Мне приезжать?
      —  Сам-то как думаешь?
       Я приехал, а сам уже вообще никакой. Посмот­рел, что там, на Бойцова, творится, и сразу понял: домой сегодня доехать не светит.
      Работа на месте происшествия шла всю ночь и за­кончилась только к полудню следующего дня. На экс­пертизу было увезено вообще все, что удалось найти во дворе. Пластиковый стаканчик... Старые битые бу­тылки... Несколько мешков мусора... Картина проис­шествия была ясна. Да только что толку, если и на этот раз опять не было никаких соображений насчет того, кто и зачем ножом убил ребенка?
      Тем вечером рабочий рынка Юнус Султонов водил детей на каток. Коньков у таджиков не было, да и ка­таться они не умели. Дети просто смотрели на то, как катаются другие, а потом Юнус повел их домой. Они вышли из Юсуповского садика, прошли по Садовой и свернули во дворы. Детей Юнус держал за руки.
      В Петербург семья Султоновых перебралась не­сколько лет назад. Юнус устроился рабочим на рынок, получил официальную регистрацию, снял для семьи комнату. Небольшую, зато в центре. Располагалась она совсем рядом с катком. Чтобы срезать угол, он решил пройти не по Садовой, а через проходной двор. Там-то все и произошло.
      Его без предупреждения ударили бейсбольной би­той по голове. Он выпустил ладони детей и, оседая, схватился за затылок. Когда он упал, его ударили по голове еще несколько раз. Подняться Юнус больше не смог. Мальчика тоже начали бить, и он тоже упал, но когда стало понятно, что дядя больше не поднимется и не сможет их защитить, одиннадцатилетний Алабир, словно маленькое животное, извернулся, запереби-рал руками, сумел прокатиться между топчущимися взрослыми ботинками и закатился под припаркован­ную машину. Его пытались, как крысу, выгнать оттуда железной палкой, но он замер и отлежался. Пальца­ми держался за асфальт и ждал... Скоро наверху все стало тихо. Те, кто на них напал, ушли. Он все еще ле­жал. Закрыв глаза и впившись в черный асфальт. Он слышал только свое оглушительное дыхание: вдох... небольшая пауза... выдох.
 

 
      Его девятилетнюю двоюродную сестру звали Хурше-да. Сперва она кричала, но когда ее папа очнулся, — уже нет. Юнус взял ее на руки. У дочки были закрытые глаза. Больше она не дышала. Отец отнес ее домой — когда на них напали, до дому им оставалось дойти от силы метров пятнадцать. Как вызвал «скорую», он не помнит. Врачи приехали через девять минут и увезли племянника в детскую больницу имени Раухфуса. А ос­мотрев девочку, констатировали смерть.
      На теле девятилетней Хуршеды медики насчитали одиннадцать ножевых ранений. Вся грудь, весь жи­вот, несколько ран в правую руку, которой она спер­ва пыталась защищаться, а также синяки от ударов но­гами, цепями и битами. Даже если бы медики приеха­ли не через девять минут, а спустя мгновение, делать им тут все равно было бы нечего.
       5
      Первые публикации об убийстве ребенка успели появиться прямо вечером 9 февраля. А уже на следу­ющий день портреты Хуршеды Султоновой появились на первых полосах всех газет. Если тот, кто ее убил, хо­тел стать звездой, то своей цели он добился.
      Среднеазиатские люли все-таки очень неприят­ные типы. Кроме того, никто и никогда не видел фо­тографий убитых в Дачном девочек. А фотографию Хуршеды в течение следующих нескольких меся­цев успели увидеть все. Черноголовый улыбчивый ребенок. Видно, что снимали на каком-то семейном празднике, Хуршеда в малиновом национальном пла­тье стоит и улыбается в камеру.
      Рядом видна ее мама, тоже улыбающаяся. У обеих на щеках ямочки, У мамы ямочки почти не видны, зато у дочери видны отлич­но! Белые зубы, аккуратно причесанные волосы, ма­линовое платье и главное — эти ямочки на щеках... Рассмотрев фотографию в газете, губернатор города Валентина Матвиенко распорядилась коротко: «До­стать из-под земли. Поймать и показательно судить».
      Пожилой профессор Гиренкобыл, как в дурацком боевике, застрелен прямо через запертую дверь. Си­рийский студент встретил жуткую гибель под визжащи­миметаллическими колесами метро. Но первым по-на­стоящему громким убийством стала смерть Хуршеды.Когда убивают девочку с такими ямочками на щеках, кто останется равнодушным?
      Равнодушным не остался никто, К вечеру полно­мочный представительПрезидента РФ по Северо-За­падному федеральному округу провел закрытое сове­щание с представителями силовых структур региона. С совещания представители выходили бледными,а чтобы бледность эта подольше зафиксировалась на их лицах, еще через день петербургские милиционеры были вызваны в Москву непосредственно к и. о, ми­нистра внутренних дел России Рашиду Нургалиеву.Во­прос об убитом ребенке былвзят в министерстве на особый контроль.
      — Активизировать оперативно-разыскные меро­приятия. В случае необходимости — привлекать сотрудниковдругих правоохранительных органов. Но убийц ребенка найти. Все ясно?
      —   Так точно, товарищ и. о. министра внутрен­них дел!
      —   Есть какие-нибудь вопросы? Уточнения?
      —   Никак нет, товарищ и. о. министра внутрен­них дел!
      Долгий взгляд темных глаз. Долгая пауза. И, о, ми­нистра внутренних дел России Рашиду Нургалиеву не нужно было объяснять, почему неизвестные подрост­ки решили убить девочку по имени Хуршеда Султано­ва, Петербургское милицейское начальство сидело за столом с максимально выпрямленной осанкой. Так, чтобы было ясно: в каком-то смысле они даже и не сидят за столом, а все-таки немного стоят.
      —   Ну тогда действуйте. Отчитываться по данно­му делу будете лично.
      —   Разрешите идти, товарищ министр внутрен­них дел?
      —   Идите.
      Теперь не найти убийц было просто невозможно.

9

Скверик за площадью Льва Толстого

      (февраль 2004-го – май 2005-го)
       Между убийством Хуршеды и моментом, когда убийцы предстали перед судом, прошло пятна­дцать месяцев. Это были самые трудные, самые сумасшедшие месяцы во всей этой истории.
       Никто не понимал, чем же все закончится. По­тому что закончиться могло действительно чем угодно.
       1
      До убийства Хуршеды представители власти ни разу не комментировали преступления против ино­странцев. Выходки окраинных хулиганов того не за­служивали. Достаточно было, что этим занималась милиция. А теперь на тему высказались и губернатор, и городской прокурор, и дюжина депутатов, и даже представитель Президента Российской Федерации. Казалось, что уж после этого-то с уличной преступ­ностью будет покончено... Правда, казалось так со­всем недолго.
      После того как погибла Хуршеда, работать опера­тивникам стало легче. Раньше каждую санкцию на арест следователям приходилось вытаскивать из су­дей клещами. Чтобы арестовать всего одного подо­зреваемого, они исписывали чуть ли не центнер бу­маг. Теперь подозреваемых закрывали сразу по пят­надцать человек... а ситуация все равно не менялась. На окраине города девушка зашла в 24-часовой магазин купить себе баночку джин-тоника, повздо­рила со стоящим в очереди китайцем, расплакалась и пожаловалась на обидчика проходившим мимо па­ренькам. Китайцу вправили мозги и всей компанией отправились в «Кресты». Но уже на следующий день газеты писали: «В метро избит очередной иностранец. Десять ножевых ранений. Подозреваемых нет».
      По тихой улочке в центре студент из Конго шел с русской подружкой. На скамейке в скверике пили пиво молодые люди из прилегающего двора.
      — Ты чего, сука, с русской бабой ходишь?
      Вспышка по ту сторону век. Словно замедленный кадр — летящий прямо в лицо ботинок. Стук пульса в ушах. Конголезец очнулся в реанимации, а недопив­шие пиво обидчики — в следственном изоляторе. Но уже на следующий день газеты писали: «В метро избит очередной иностранец. Десять ножевых ране­ний. Подозреваемых нет».
      Это было все равно что бороться с агентом Смитом во второй «Матрице»: чем сильнее ты бьешь, тем боль­ше получаешь в ответ. Милиционеры не успевали до­кладывать о задержанных по одному делу, как им уже приходилось открывать три новых. Тот год был дейст­вительно сумасшедшим.
      Сперва всем казалось, что проблема не очень серь­езная. Да, иногда у нас дерутся на улицах, но ведь спра­виться с этим можно, не так ли? Однако просто врезать нерусскому прохожему по носу к середине двухтысяч­ных это уже был давно пройденный этап. Иностранцев теперь убивали. И что самое неприятное — чем даль­ше, тем чаще.
      Почти сразу после убийства Хуршеды в двух шагах от станции метро «Площадь Восстания» посреди бе­ла дня были атакованы двое африканских студентов. У одного на теле потом насчитали больше дюжины дырок от ножа. Второму (выжившему) нападающие пытались отрезать уши:
      — Они хотели меня изуродовать. Они били меня в двух шагах от Невского проспекта. И никто не вме­шался. Все боялись, и только эти парни не боялись ничего. Они били меня не торопясь и совершенно спокойно. Если бы они хотели, то запросто могли бы меня добить, но этого им было мало. Они хотели изувечить меня, отрезать мне уши, надругаться... Им хотелось показать свою власть.
      Спустя еще неделю, 16 февраля 2004 года, возле сту­денческого общежития Медицинской академии имени Мечникова был убит студент из Маврикия. Его звали Атиш Кумар Рамгулам. Он возвращался домой, но не­много не дошел до дверей общежития: дюжина ноже­вых ранений. В горло, грудь, спину и вообще везде, где только возможно.
      Особого внимания к случившемуся постарались не привлекать. Не та была в городе обстановка, чтобы кричать еще об одном убитом чернокожем, а кроме того, возможно, это и в самом деле было банальное ограбление. Приятели убитого говорили потом, что вся общага слышала, как, стоя над трупом, нападаю­щие скандировали: «России — русский порядок!», но по-русски все эти студенты говорили не очень, могли и ослышаться, так что внимания к происшествию по­старались все-таки не привлекать.
       Времена, когда бригада «Шульц-88» объединяла чуть ли не всех опасных парней города, теперь казались рождественской сказкой. Если в городе творится что-то не то — всегда знаешь, где искать концы. Но Шульца посадили... а потом взялись и за его приятелей из «Mad Crowd»... и парни разбежались. Вместо одной большой бригады по городу теперь бродит несколько десятков крошечных. Как со всеми ними управишься? Чтобы вне­дрить информаторов в каждую, не хватит ни сотрудни­ков, ни денег.
      Впервые в истории милиция почти официально признала: справиться с ситуацией она не в состоянии. В городе происходило что-то, с чем привычными ме­тодами было вообще не совладать. И иностранным студентам было предложено перейти на казарменное положение. Городская администрация пообещала бла­гоустроить территории студенческих городков таким образом, чтобы за окружающую решетку студентам вы­ходить бы и не пришлось.
      — Там будут концертные залы, кафе и кинотеат­ры. А охранять периметр будут специальные мили­цейские подразделения.
      Через три недели после того, как был презенто­ван этот проект, возле дома № 18 по улице Марата было найдено тело гражданина Северной Кореи Ким Хен Ика. Следы долгих избиений, десять ножевых ды­рок в теле. Утром горожане пошли на работу, а по­среди тротуара лежит зарезанный сорокадвухлетний мужчина. В центре города. Прямо поперек тротуара.
       Кореец жил в Москве, а в Петербург заскочил на па­ру дней: погулять по городу, полюбоваться на за­мерзшую Неву и Дворцовую площадь. Потом купил билет обратно, пешком по плохо освещенной улице Марата отправился к Московскому вокзалу — и не дошел. Патологоанатомы потом объясняли: били Ким Хен Ика долго, а резать начали, уже когда он больше не мог подняться.
      —   Может, все-таки ограбление? — с надеждой спрашивало у экспертов начальство.
      —   Во внутреннем кармане у убитого лежало око­ло одиннадцати тысяч долларов США. Никто даже не поленился его обыскать. Какое тут на фиг ограб­ление...
      Специальные милицейские подразделения не по­могли и тут. Похоже, те, кто в этой игре двигал белы­ми фигурами, были уверены: нужно просто немного поднажать — и все получится! Проявить твердость и уверенно идти к поставленной цели — и мир они пе­ределают на свой лад.
       2
      К осени дела стали совсем плохи. Вечером 13 ок­тября 2004 года на углу улиц Рентгена и Льва Тол­стого был зарезан вьетнамский студент By Ань Туан. На здании напротив висела камера наружного на­блюдения. Как все происходило, на этот раз мили ционерам удалось посмотреть в режиме реального времени. Приблизительно без пяти десять вечера. По улице Льва Толстого шагает двадцатилетний вьетнамец. Он приехал в Петербург всего несколько месяцев назад. В тот вечер By Ань Туана пригласили на день рожде­ния в общежитие, где жил его товарищ. Вечеринка за­кончилась, и молодой человек шел по направлению к станции метро «Петроградская».
      Приблизительно без четырех минут десять. По про­тивоположной стороне улицы навстречу студенту дви­гается большая компания молодых людей. Один из них видит вьетнамца и, вскинув руку, показывает на него остальным. Все вместе бегом переходят на другую сто­рону. Завидев их, By Ань Туан разворачивается и на­чинает убегать. Настигнув его, первый из нападающих в прыжке бьет вьетнамца ногой по спине. Тот удержи­вает равновесие, продолжает бежать — и исчезает за границами кадра.
      О дальнейшем оперативникам рассказывала свиде­тельница, проходившая мимо. By Ань Туан пронес­ся мимо нее приблизительно без трех минут десять. Он бежал по направлению к общежитию. Может быть, надеялся укрыться за дверями... или что там ему кто-нибудь поможет... возможно, уже в этот момент вьет­намец был ранен. За ним молча неслись одетые в чер­ное подростки. Женщине они показались совсем де­тьми: лет по четырнадцать. Все происходящее видело довольно много прохожих. Но вмешаться никто из них не рискнул.
       Возле пересечения с улицей Рентгена толпа до­гнала вьетнамца.